"Сиреневый туман" - читать интересную книгу автора (Черненок Михаил Яковлевич)

Глава 3

В медицинском вытрезвителе, по словам дежурного, Спартак Казаринов ни разу не был. Чтобы убедиться в этом собственными глазами, Слава Голубев взял журнал учета клиентов, обслуженных за последние полгода милицейским оздоровительным спецучреждением, и, ведя указательным пальцем по столбцу фамилий, сосредоточенно стал листать страницу за страницей. Занятие было утомительным, но Слава упорно добрался до вчерашних суток и здесь внезапно увидел фамилию Гурьяна Собачкина. От неожиданности даже оторопел и удивленно спросил дежурного:

— Как этот могильщик к вам попал?!

— Как все граждане попадают. У нас запрета ни на профессии, ни на партийность нет, — пошутил дежурный.

— Раньше он до состояния спецобслуживания не напивался.

— А вчерашним вечером упился так, что плашмя рухнул на асфальт у железнодорожного вокзала. Представляешь, поллитровку сорокапятиградусного коньяка без закуски за два приема из горла выпил, — дежурный, наклонившись, сунул руку под стол и показал темную бутылку с золотистой импортной наклейкой: — Вот, ребята со спецмашины вместе с невменяемым Гурьяном подобрали.

— Ого-го!.. — разглядывая этикетку, воскликнул Голубев. — Такой нарядный бутылек в коммерческом магазине четыреста пятьдесят рэ стоит.

— Там, у вокзала, Собачкин его и купил. Продавщица, вызывавшая спецмашину, рассказывала: достал пачку двадцатипятирублевок в банковской упаковке, отсчитал восемнадцать штук и, выйдя из магазина, приложился к бутылке.

— Ну, Гурьян… — Слава покачал головой. — Сколько у него денег было при оформлении на ночлег?

— Две тысячи пятьдесят.

— Значит, со стоимостью коньяка две с половиной…

— Угу. И все новенькими двадцатипятирублевками.

— Недурно! Где могильщик такой сиреневый куш сорвал?

Дежурный усмехнулся:

— Деньги теперь, наверное, только для нас с тобой проблема. Знаешь, сколько сейчас за рытье могилы платят?

— Знаю, не две с половиной тысячи.

— Две с половиной — пустяк. На прошлой неделе кооператор новосибирский у нас заночевал. Так у него в портфеле около двухсот тысяч было. Утром мне и врачу по тысяче предлагал в благодарность за то, что не обшмонали.

— Вы, разумеется, отказались…

Дежурный отвел глаза:

— Само собой.

— Молодцы! Пусть знает наших, правда?.. — Голубев лукаво подмигнул. — Будь моя воля, представил бы вас к государственной награде за бескорыстную службу России.

— Не хохми, — обиделся дежурный.

— Ничего себе хохмочка — от дармовой тысячи отказаться.

— Да брось ты…

Слава глянул на часы:

— Все, бросаю. Прокурор меня ждет.

— Слушай, что там, на кладбище, вчера случилось?

— Японский холодильник в упаковке из могилы отрыли.

— Ворованный спрятали, что ли?

— Ага. Местная мафия орудует.

— А Собачкин сегодня утром перед «выпускным балом» из вытрезвителя о каком-то мертвеце, завернутом в пленку, бухтел…

— Это Гурьяну с пьяна приснилось, — Голубев прощально махнул рукой. — Пока! От благодарности кооператоров больше не отказывайся. Грабь награбленное!

Дежурный схватился за коньячную бутылку:

— Уходи, пока в спину не запустил!

Слава, чуть не запнувшись о порог, резко обернулся:

— Благодарю за подсказку. Одному, вот так же, метили в спину, а попали в затылок и — каюк мужику…

К приходу Голубева в прокурорском кабинете собрались все участники следственно-оперативной группы. Кроме тех, кто был вчера на кладбище при обнаружении странного захоронения, присутствовала одетая в форму капитана милиции эксперт-криминалист Тимохина — худощавая шатенка с темно-русой косой, уложенной спиралью на затылке. Она исследовала осколки стекла, извлеченные из травмированной головы Казаринова, и упаковочную коробку с полиэтиленовой пленкой, в которых был упрятан труп потерпевшего.

По заключению судмедэксперта, травма была настолько велика, что не вызывала ни малейших сомнений в причине смерти. Вскрытие трупа показало: в момент убийства Казаринов находился в средней степени алкогольного опьянения, вызванного самым примитивным самогоном. Сильное истощение организма и изменение внутренних органов показывали, что потерпевший длительное время страдал хроническим алкоголизмом. Смерть от удара наступила мгновенно. Случилось это около трех суток назад, в течение которых убитый не был погребен.

Выслушав Бориса Медникова, Антон Бирюков посмотрел на эксперта-криминалиста Тимохину:

— Лена, анализ осколков подтвердил, что стекло бутылочное?

Тимохина утвердительно наклонила голову:

— Да, Антон Игнатьевич, Казаринова ударили удлиненной водочной бутылкой, в каких обычно продается «Столичная». Бутылка была пустая, а удар нанесен с большой силой — стекло не только треснуло, но даже раскрошилось на мелкие осколочки.

— Травма сокрушительная, — поддержал Тимохину судмедэксперт.

— Значит, можно предполагать, что ударил физически сильный мужчина? — вклинился в разговор Голубев.

Медников укоризненно посмотрел на него:

— Слава, ты плохо в школе учился. Поэт Некрасов писал, что есть женщины в русских селеньях, которые коня на скаку остановят. Если такой отважной гражданке дать в руки поллитровку, она башню с танка сшибет.

Стараясь не отвлекаться на никчемные разговоры, Бирюков снова обратился к Тимохиной:

— На упаковочной коробке и полиэтиленовой пленке есть характерные особенности?

— Пленка чистая, словно из магазина. Перепачкана только кровью, соответствующей по группе и резус-фактору крови Казаринова. На коробке — обычные транспортные повреждения. Во вмятинах картона попадаются следы птичьего помета, вроде бы коробка с грузом лежала в каком-то курятнике.

— Горы куриного помета — на пригородной птицефабрике, — опять вставил Голубев. — Не оттуда ли потянулся след?..

Бирюков задумался:

— Возле поселка птичников есть свое кладбище. Не вижу смысла, чтобы оттуда везти труп в райцентр. — И посмотрел на следователя, который торопливо делал пометки в блокноте. — Надо, Петр, узнать в райпо: кому и сколько было в райцентре продано японских холодильников. Может, упаковочная коробка на след выведет.

Следователь отложил блокнот:

— Этим, Антон Игнатьевич, я уже интересовался. Через магазин «Домашнее хозяйство» в прошлом месяце продано пятнадцать таких агрегатов. Предназначались они для встречной торговли колхозникам по чекам за сданную государству сельхозпродукцию. Цена сейчас на них бешеная, и крестьяне отвернулись от дорогостоящих покупок. Райпо напечатало в областной газете рекламу. В ответ сразу, как воронье, кооператоры из Новосибирска налетели. Сколько туда уплыло холодильников и сколько осело в районе, никто сказать не может.

Слава Голубев, словно школьник, напрашивающийся на ответ, высоко вскинул руку:

— Антон Игнатьевич! На прошлой неделе какой-то новосибирский кооператор с полным портфелем денег ночевал в нашем медвытрезвителе. Не за холодильником ли он сюда приезжал?

— За холодильником, — спокойно ответил Бирюков. — Но на прошлой неделе их уже не было в продаже.

— А кто он, этот кооператор?.. — опешил от внезапного ответа Слава.

— О нем после совещания поговорим. Сейчас рассказывай, что в медвытрезвителе узнал о Казаринове.

— Ровным счетом — ничего. А вот о Гурьяне Собачкине любопытные сведения откопал… — Голубев скороговоркой принялся пересказывать услышанное от дежурного по вытрезвителю. Когда он замолчал, Бирюков, нахмурившись, проговорил:

— Действительно, сведения любопытные… Не за рытье ли второй могилы Гурьян получил пачку двадцатипятирублевок? Интересно, кому та могила предназначена…

— Пока яма стоит в первозданном виде. И признаков, что она кому-то нужна, никаких нет, — ответил Слава. — Наблюдение установлено круглосуточное.

— Смотрите, не провороньте.

После уточняющих вопросов Медникову и Тимохиной Антон поблагодарил экспертов. Оставшись с Голубевым и Лимакиным, стал обсуждать предполагаемые версии убийства. На основе имеющихся скудных фактов трудно было сделать определенные выводы. Проговорив более получаса, никто из троих ничего толкового предложить не смог. Чтобы не тратить попусту время, Антон прекратил бесполезные дебаты и посоветовал следователю в первую очередь заняться выяснением «семейных отношений» между Казариновым и Галактионовой.

— Ой, Антон Игнатьевич, не люблю я с женщинами на семейные темы говорить, — следователь поморщился. — Сегодня, например, мучительно долго толковал с Юлей и, считай, ничего путного не узнал. На все вопросы мямлила, будто во сне. Только ты вошел в кабинет, сразу проснулась. Даже глазенки заблестели. И застрекотала, как электрическая швейная машинка.

— После опознания трупа Галактионова, видимо, была в шоке. А к концу допроса, когда я у тебя появился, успокоилась, пришла в себя… — Бирюков недолго подумал. — Вообще-то Юлия Николаевна, по-моему, не столь простая женщина, какой хочет себя показать. Вертится в ней лукавый бесенок…

— А мне, Игнатьич, чем заняться? — нетерпеливо спросил Голубев.

— Сбором информации о потерпевшем. И к Гурьяну Собачкину попробуй найти подход. Его умственные способности значительно слабее физических. Узнать у него правду будет легче, чем, скажем, у Галактионовой.

— Понял, Игнатьич. Начну с выяснения обстоятельств судимости Казаринова. Хотя Галактионова и защищает сожителя, но, по моему мнению, после водки не такой уж он смиренный слюнтяй, каким Юля его представила.

— Правильно, Слава, начинай с этого. — Бирюков достал из сейфа небольшой листок. — Теперь поговорим о кооператоре, приезжавшем за японским холодильником. Асултанов Магомет Саидович — то ли чеченец, то ли осетин. В общем, из современных деловых людей. Работает в Новосибирском кооперативном предприятии «Автосервис». И вот этот кооператор после вытрезвителя принес мне официальную жалобу на одного из ваших оперуполномоченных БХСС. Взятку тот у него вымогает.

— Не может быть! — возмутился Голубев.

— Я тоже не верю, что в нашем районе сотрудники милиции до вымогательства докатились. Однако поступившую официально в прокуратуру жалобу, хочешь не хочешь — проверять надо.

— А кто из обэхээсников рэкетир?

— Сергей Полегшаев.

— Да он у нас в отделе без году неделя! Еще работать толком не научился. О каких взятках может идти разговор…

— До милиции Полегшаев, кажется, в общепите работал?

— Там. Вообще-то, когда Сережу оформляли в РОВД, я говорил начальнику: пользы от него мало будет. По общепиту было видно, что работает парень на показуху.

— Ты опрометчивых выводов не делай. Разбираться по жалобе будем досконально. И у себя на службе никому — ни слова!

— Игнатьич, на эту тему мог бы и не предупреждать.

— Знаешь, Слава, береженого бог бережет. Рассказал об этом, чтобы ты был в курсе.