""Полдень, XXI век", 2010, № 08" - читать интересную книгу автора

Наталья Резанова Сашими
Рассказ

В наше время рабочие записи почти повсеместно делаются в ноутбуке. Но Елизавете казалось, что это лишнее. Что можно записать в ежедневник, там и записано. На сегодняшний день там значились:

встреча с возможным зарубежным инвестором — представителем «Селки инкорпорейтед»;

выступление в городской думе в связи с присуждением премии «Деловой человек года»;

и — если успеет — поездка в Приреченск, осмотр приобретаемых объектов. Последнее под вопросом, так как после думы вряд ли удастся быстро отвязаться от журналистов, а совсем не контактировать с этой братией в наше время нельзя.

Еще было два непонятных слова, обведенных зеленым маркером, — «Цубаки Санздюро».

Елизавета Никитична вздохнула и вызвала секретаршу.

Большая ошибка представлять современную секретаршу типовой дурой-блондинкой. Маша, офис-менеджер генерального директора группы компаний «Берегиня», не была ни блондинкой, ни тем паче дурой. Молодая женщина с двумя высшими образованиями (мехмат, отделение информатики, и экономический факультет гуманитарной академии), рыжеволосая, веснушчатая и при том вполне привлекательная, могла бы даже в наше тяжкое время найти более выскооплачиваемую должность. Она, однако, не спешила увольняться, не без оснований полагая, что у госпожи Амелиной есть чему поучиться. Женщина, управляющая группой компаний, зверь в России редкий, а в пресловутые тяжкие времена, когда частные предприятия, не связанные с госструктурами, пошли ко дну, как пассажиры «Титаника», — и вовсе фантастический. Собственно говоря, представление о том, что женщина может занять руководящий пост в любой сфере только через койку, в последние годы только утвердилось, и неважно, является владелец койки законным мужем бизнес-леди или нет. Разумеется, бывают исключения. Например, дама может быть не чьей-то женой, а чьей-нибудь дочерью.

Об отце начальницы Маша никогда не слышала, и, каким бы ни был старт Елизаветы Никитичны в бизнесе, в настоящее время она не имела ни влиятельного мужа, ни любовника — это Маша знала точно. Хотя могла бы. Женщина она была привлекательная и ухоженная. Определенно не первой молодости, так что же? Это среди попсы выглядеть надобно вечноюной, а для бизнес-дамы чрезмерно молодой вид скорее недостаток. Несолидно. Деловой партнер решит, что просто очередной папик прикупил своей кисе игрушку. Шубу, машину, фирму…

О партнерах, собственно, и зашла речь, когда Маша принесла кофе.

— Из «Лемута» не было факса? — спросила гендиректорша.

— Что вы, Елизавета Никитична, я бы вам сказала…

Концерн «Лемут» был вполне себе олигархичен, до него провинциальной «Берегине» было как до луны пешком, и Елизавета Никитична была весьма заинтересована в переговорах. Но столичные воротилы, как водится, разворачиваться не спешили. Поэтому «Берегине», хоть ее бюджет и пребывал в плюсе по итогам финансового года, приходилось из всех сил бить лапами, как лягушке в молоке. И хвостом, подумала Маша, вспомнив символ компании. Искать инвесторов и вкладываться самим… Ах, да!

— А вот от господина Мермана было сообщение. Он просит перенести сегодняшнюю встречу на другое удобное вам время.

— Вот как, — Елизавета Никитична допила кофе, на гладком ее лице не отразилось неудовольствия, но Маша подозревала — хозяйка просчитывает варианты действий на случай, если «Селки» пойдет на попятный. — Тогда у меня есть время съездить в Приреченск. Вызови Костю.

— Елизавета Нититична, вы можете опоздать в гордуму.

— Ничего. Не думаю, что я сегодня там задержусь. Все равно, даже в случае положительного решения, придется ездить туда не один раз.

Приреченск был одним из городов-спутников, расположенным за Волгой. Вместе с дорогой часа за четыре можно было уложиться. Правда, пробки, в особенности на мосту… но Костя — отличный водитель, умудряется просачиваться через любые заторы.

Пока Маша звонила ему, Елизавета также достала мобильник и просмотрела поступившие сообщения и пропущенные звонки. И не сказала ничего. Само по себе это могло ничего не означать, но Маша догадывалась, что связано это с неприятностями, которые сулит «Берегине» отмена сегодняшней встречи. А также — кто эти неприятности обеспечивает.

— Вы не сказали, что передать господину Мерману.

— Я сообщу о времени попозже. После брифинга.

Так и есть, решила Маша. Розка гадит. Розалия Пак со своим «Фараоном». Но, не будучи ни дурой, ни блондинкой, эти мысли не озвучила. Ей, и не только ей, было известно, что две наиболее влиятельные бизнес-дамы города пребывают в контрах. Маша, конечно, была на стороне родного начальства, хотя с чисто человеческой стороны Роза Пак была ей понятнее. Может, как раз именно поэтому.

Елизавета накинула пальто и, прежде чем выйти на улицу, достала из сумочки темные очки. Не анонимности ради — весеннее солнце сияло, а у реки просто слепило.

У подъезда на принадлежавшей «Берегине» стоянке, хозяйку дожидался серебристый «ауди» при водителе — добродушного вида, округлом, средних лет.

— В «Мир кожи»? — уточнил он.

Елизавета Никитична кивнула и загрузилась в машину.

Приреченск, куда направлялась госпожа Амелина, как и другие города-спутники, возник на месте старой промышленной слободы. В других слободах работали по железу, плели кружева, а здесь население с незапамятных времен занималось шорным ремеслом. После революции приреченские мастерские, естественно, национализировали и объединили в обрабатывающий комбинат. После смены исторических формаций он столь же естественно перешел в частные руки и, что удивительно, вплоть до последнего десятилетия занимался тем же, что и при царе Горохе и прочих царях. Изготовлением седел, уздечек и всего, потребного для конных заводов, школ верховой езды, киностудий и тому подобного. Но то ли коневодство и конный спорт пришли в упадок, то ли дешевле стало закупаться за границей, чем у отечественного производителя, но ООО «Мир кожи» — так к этому времени именовалось предприятие — сменило профиль. То, что стоило дорого, должно было и выглядеть дорого. «Мир кожи» принялся изготовлять эксклюзивную обивку для мебели, тисненые обои, футляры и переплеты для коллекционных изданий. Некоторое время на такой продукции комбинат даже процветал. Но «жирным годам» нежданно-негаданно пришел конец, спрос на продукцию «Мира кожи» резко упал, затем заказы и вовсе перестали поступать. Доследовала волна сокращений, тех, кого нельзя было уволить, отправили в неоплачиваемые отпуска. Последние месяцы комбинат не работал вообще, и владелец, отчаявшись, выставил его на продажу.

Елизавета Никитична рассматривала приобретение «Мира кожи» как возможный вариант. Состояние финансов «Берегини» это позволяло, но прежде следовало тщательней изучить, какого кота в мешке (кожаном) ей пытаются продать.

По крайней мере, не следовало опасаться наездов со стороны «зеленых» и санитарной инспекции — и те, и другие изрядно донимали комбинат в прежние годы за то, что, мол, отравляют экологическую среду. Что верно, то верно — отходы производства спокон веку сливались в реку. И, в отличие от радиоактивных отходов предприятий ВПК, в ту же реку сливаемых и вреда приносящих в разы больше, изрядно воняли.

Но сейчас из-за остановки производства не воняло ничего, а одичавшие от безденежья безработные жители Приреченска погнали бы отсюда всех, кто помешал бы вновь пустить комбинат.

Пока машина стояла в пробке на мосту, Елизавета успела созвониться с главным менеджером «Мира кожи», который подтвердил, что ее с нетерпением ждут. Ждать пришлось не долго, ибо пробка была для буднего дня вполне гуманная и быстро рассосалась. Но все же за это время Елизавета успела отметить, что темные очки оказались не лишними. В городе снег уже успел растаять, но лед на Волге упорно держался, несмотря на то, что перед началом навигации по реке пустили ледокол. Теперь по воде плавали огромные граненые глыбы, способные пустить ко дну если не «Титаник», то какую-нибудь грузовую баржу. И льдины, и темная речная гладь сверкали под солнцем различными оттенками полированного металла, и металл этот словно бы резал сетчатку.

Выскользнув из пробки, Костя резво направил хозяйскую машину в сторону Приреченска — там движение было поменьше, а дороги не настолько разбиты, чтобы застрять по пути.

На комбинате Елизавета провела ровно столько времени, сколько рассчитывала, предупредив, что для более тщательного осмотра предприятия вернется после, и к назначенному сроку оказалась под сумрачными конструктивистскими сводами городской думы. Перекусить она не успела, но чтобы заниматься делами в наше время, нужна железная выносливость, а ею госпожа Амелина обладала. Это могли подтвердить собравшиеся на брифинг журналисты. Некоторым было известно о прошлом лауреатки немного побольше, чем Маше.

Она появилась на сцене в далекие, теперь уже вспоминаемые с ностальгической слезой умиления времена, когда бизнесмены носили малиновые пиджаки и золотые цепи с «гимнастом», в качестве сожительницы одного из таких. Занимался он… никто уж точно не мог сказать, чем он занимался, наверное, как и все тогда, экспортом цветных металлов, ввозом китайских пуховиков и тайваньских компьютеров, изданием кинороманов и перепродажей гуманитарной помощи. В придачу к быстрым и легким деньгам полагался постоянный стресс, и новоявленный капиталист лечил его проверенным веками способом. Запои становились все более продолжительными. Вынырнув из очередного, длившегося примерно полгода, он обнаружил, что подруга жизни полностью переоформила на себя фирму, а он вроде как ни при чем. А когда бывший новый русский попытался было заикнуться о своих правах, шустро, как двое из ларца, одинаковы с лица, появились братки, крышевавшие фирму, и провели с ним разъяснительную беседу. Нет, его не закатали в асфальт и не утопили в Волге — здесь не Чикаго, я вас умоляю. Просто вскоре недавний носитель малинового пиджака разгружал ящики с водкой в ближайшем гастрономе, а еще через полгода скончал живот свой от цирроза печени.

Никто и не думал осуждать Елизавету Никитичну: дело житейское, по тем временам обычное, большинство присутствующих в зале могли припомнить десятки подобных историй.

С тех пор она несколько раз разорялась, поднималась, а в нулевые годы укрепилась настолько, что ее не смог подкосить даже кризис.

И вот теперь она получала из благосклонных рук мэра некую хрустальную загогулину, обозначавшую ее успехи в бизнесе.

Сама по себе загогулина нужна была госпоже Амелиной, как рыбе зонтик, но ее наличие обеспечивало некоторые налоговые льготы, и потому Елизавета согласилась участвовать в этом цирковом представлении.

Журналистов в зале собралось не так чтоб много, время было раннее, а мероприятие вполне официальное, горячую новость из него не сделаешь. Разумеется, награждение снимали для пары-тройки местных каналов. Амелину нередко показывали по ТВ — она неплохо смотрелась на экране. И сейчас тоже выглядела вполне себе. В строгом, но элегантном костюме, сером с искрой, туфлях на низком каблуке, с гладким лицом и светлыми волосами ниже лопаток. Напрасно все же смеются над блондинками. Что-то в них есть такое… успокаивающее. Надежное. И говорила она тоже вещи вполне обнадеживающие.

— Никто из нас не станет отрицать, что в период мирового финансового кризиса все мы столкнулись с определенными финансовыми трудностями. Не избежала их и группа компаний «Берегиня». Однако мы в «Берегине» не пошли на то, чтоб решать свои трудности, подобно многим другим компаниям, за счет повышения цен на нашу продукцию и сокращения штатов. Проанализировав сложившуюся ситуацию, мы пришли к выводу, что одной из проблем и даже, не побоюсь этого слова, бедой нашего рынка сбыта является вымывание с него дешевых товаров, что ведет к падению потребительского спроса, и, как следствие, углублению кризиса. Поэтому в качестве контрмер мы предприняли все, чтобы предоставить нашим согражданам добротные, но доступные по ценам товары широкого потребления…

Она в отличие от многих экономистов говорила о вещах вполне понятных — о косметике, бытовой химии и прочих не слишком важных вроде бы бытовых мелочах, без которых, однако, повседневная жизнь современного человека оказывается невозможной. Никто из собравшихся в зале не признался, что пользуется дешевой отечественной продукцией: патриотизм патриотизмом, а престиж следовало блюсти, — но судя по тому, что «Берегиня» выстояла в кризисные годы, на отсутствие спроса предприятия госпожи Амелиной пожаловаться не могли. Кроме того, «Берегиня» не перебегала дорогу действительно крупным хищникам и не совалась в серьезные и опасные сферы, что очень мило, женственно и не вызывает раздражения ни у журналистов, ни у читателей и зрителей.

— …устойчивый спрос на продукцию «Берегини», — продолжала Елизавета, — не позволил производству простаивать, а следовательно, не последовало и увольнений и сокращения рабочих вакансий. За это, в первую очередь, следует благодарить наших сограждан. Именно они, а не пресловутые эффективные менеджеры и системные аналитики, способны спасти нашу экономику, и я горжусь, что сумела оправдать их надежды и чаяния, о чем свидетельствует данная премия…

Мэр пару раз хлопнул пухлыми ладошками, его примеру последовали другие представители администрации. До сих пор Амелина ничего хвалебного не сказала в адрес местных властей. Они, правда, не поддерживали «Берегиню» на плаву, но все равного было невежливо. Власти надо уважать. Но, слава Богу, она не забыла упомянуть премию.

— Более того, — госпожа Амелина сделала паузу для пущего эффекта, — в настоящее время группа компаний «Берегиня» планирует расширить ассортимент выпускаемых товаров. А это означает расширение производства и, разумеется, увеличение числа рабочих мест, так необходимых нашей области.

Она не сказала ничего конкретного о покупке и реструктуризации «Мира кожи», а ее об этом не спросили, хотя, разумеется, слухи в городе уже ходили. Но так не делается в приличном обществе. Если сделка еще не свершилась, не следует слишком громко о ней заявлять.

Кто-то из чиновников пробубнил ответную речь о «положительной динамике в экономических процессах в нашем городе», дама из главного областного издания прочувствованно произнесла нечто о символичности названия «Берегиня» — в честь исконно славянского божества, призванного беречь и охранять домашний очаг, что так пристало женщине, и не случайно женщина возглавляет это предприятие (ясно было, что на аудитории отрабатывается текст завтрашней статьи). Прочими журналистами был задан ряд вопросов — как ни странно, не совсем глупых, о пресловутым ассортименте товаров — Елизавета Никитична дала понять, что речь идет об обуви и верхней одежде, и мероприятие тихо подошло к концу. Не те времена, когда вручение подобной премии оборачивалось непременным фуршетом. Собравшиеся знали, что халявы не будет, и потому расточились в положенные регламентом сроки. И только тогда Елизавета получила возможность подкрепиться. Она вовсе не была склонна к посещению пафосных заведений, обедала на европейский манер — после завершения рабочего дня, но не совсем по-европейски — дома, а днем, если была не в офисе, заезжала в «Декамерон». Игривое название объяснялось тем, что первоначально этот небольшой ресторанчик практиковал средиземноморскую кухню, но когда выяснилось, что она кассы не делает, добавил в меню также блюда русские и японские, что нынче модно. Тоже расширил ассортимент, да.

Туда Елизавета и велела ехать Косте, который, пока хозяйка витийствовала перед журналистами, успел пообедать в ближайшей блинной.

Уже в машине вспомнила, что собиралась позвонить Маше — распорядиться о встрече с представителем «Селки». Взялась за мобильник, который в здании думы отключала. Но прежде чем звонить, из какого-то дурного любопытства просмотрела поступившие сообщения.

Она прекрасно знала, что там увидит. И не ошиблась. «Хрен тебе в зубы, а не „Мир кожи“, сука. Селки поддержат своих. А ты только подделка, фальшивка, зомби ходячая».

Неходячий зомби — это просто мертвец, Роза. Впрочем, логикой ты никогда не блистала.

Но вслух Елизавета этого не сказала. Она думала — Розалия хочет получить поддержку «Селки» любой ценой и ради этого будет жать на солидарность. Перенос переговоров — кажется, следствие ее действий. Что ж, надо проиграть любые варианты.

Она также ничего не сказала на брифинге о возможных инвестициях. И правильно сделала. Тем более что ничего еще не было по-настоящему решено.

С Ричардом Мерманом она все же встретилась. Но, учитывая его недавний маневр, решила перенести встречу на нейтральную территорию. В тот же «Декамерон». Маша ненавязчиво намекала, что хотела бы сопровождать хозяйку, хотя знала — в переводчике с английского Елизавета Никитична не нуждается. Прежде Елизавета иногда брала Машу на подобные встречи — пусть опыта набирается. Но тут был не тот случай.

Они сидели за столом, отгороженным от общего зала перегородкой. Не отдельный кабинет, что намекало бы на совершенно излишний интим, но все-таки беседе обеспечена определенная степень приватности.

Мерман читал меню. И от усмешки вокруг глаз резче обозначились морщинки. Вероятно, его веселил уровень английского местных рестораторов. Вообще же его внешность отличала та типичная для иностранцев моложавость, из-за которой большинство из них кажутся жителям России слегка подмороженными подростками. Взлохмаченные русые волосы, здоровый румянец, веснушки, простодушная улыбка. Елизавета знала, что ни в коем случае не стоит доверять этому простодушию. «Селки» могут действовать крайне жестко, не зря же они захватили западноевропейский и североамериканский сектор рынка. Сделав заказ, Мерман сказал:

— Вчера я виделся с госпожой Пак.

Очевидно, он склонен был сразу обозначить свои претензии.

— Я поняла. — Елизавета едва заметно улыбнулась.

Но Мерман был серьезен.

— Как вам известно, в настоящее время политика «Селки инкорпорейтед» включает поддержку представителей водного народа в разных странах мира. Но госпожа Пак утверждает, что вы не принадлежите к водным девам и по большому счету являетесь зомби.

— По большому счету, — ответила Елизавета, — селки тоже могут проходить по разряду оборотней. Ведь вы меняете облик с тюленьего на человеческий.

— Да, — в голосе Мермана послышалось некое самодовольство. — Мы были первыми из водного народа, кто научился выходить на сушу. Еще до того, как это стало насущной необходимостью.

«И это тоже одна из причин, по которой корпорация „Селки“ получила приоритет в Европе».

— И вам прекрасно известно, что водный народ, как и род человеческий, включает разные племена.

— Вы имеете в виду разделение на морских и речных?

— И это тоже, но не только. Я не знаю, насколько вы в курсе, господин Мерман, но славянские водные девы все могут проходить по разряду «зомби». Ни одна из нас не рождается русалкой. Мы все — утопленницы.

— Да, я знаю, это отражено у наиболее авторитетных авторов, писавших о русских русалках…

— Кстати, термин «русалка» довольно позднего происхождения. Он пришел сюда с Запада, из тех краев, где чувствовалось влияние католицизма. Когда посвященные водным девам обряды искусственно прикрепили к розалиям, или в русском произношении русалиям. А ранее использовались другие. Среди них наиболее известным был «фараонка». Знаете, откуда он взялся?

— Увы, нет.

— Считалось, что фараон и его воинство, утонувшие в Красном море, превратились в mermen. — Елизавета вновь улыбнулась, на сей раз над человеческим невежеством, а Мерман несколько оживился.

— О, мне известна другая история, связанная с этим инцидентом. Якобы часть фараонова воинства отказалась последовать за ним и избежала утопления, но отправилась в изгнание. От них произошли нынешние ирландцы. Не уверен, что превращение в ирландцев лучше, чем в русалок, но такая версия есть.

— Ирландцы? Что ж, будем иметь в виду. Но мы отвлеклись, и по моей вине. Так вот, господин Мерман, существует и внутривидовое различие. Среди нас есть те, которые переродились в русалок, покончив жизнь самоубийством, и те, которые утонули случайно либо были утоплены. Между этими подвидами существует… исконная неприязнь.

— И это объясняет враждебное отношение госпожи Пак.

— Вот именно. Она — из первых, я из вторых. Первый разряд всегда полагал себя несколько более аристократичным, чем второй. Якобы они сознательно стремились к переходу в иную форму существования, а остальные попали туда по недоразумению. Улавливаете?

— Значит, суть конфликта между вами и Розой Пак сводится к тому, что она считает вас выскочкой?

— Это я и пытаюсь вам объяснить.

— Как у вас, в России, все сложно… никогда не слышал ни о чем подобном.

— Однако у людей происходили те же процессы. Дворянство так же относилось к преуспевшим выходцам из простонародья.

— Но мы не люди, Елизавета. — Он впервые назвал ее по имени. — Мы просто очень на них похожи.

Тут наконец принесли заказ, и Мерман не стал развивать эту тему. Елизавету не удивило, что он выбрал из меню преимущественно рыбные блюда — в своей истинной ипостаси селки только рыбу и едят, и это отличает их, например, от фараонок, которые способны питаться чем угодно.

— Вы любите русскую кухню, Ричард? — спросила она, когда перед ним поставили тарелку с ухой.

— Просто любопытствую. Откровенно говоря, я бы предпочел японскую, — но, не обижайтесь, в ваших краях она ужасна. Суши и роллы, которые я здесь пробовал, даже хуже, чем в Калифорнии. И вообще здесь нет ни одного рыбного ресторана. Довольно странно для приречного города.

— О, когда-то речная рыба составляла большую часть рациона местных жителей. Но промышленную рыбную ловлю уничтожили те же процессы, что заставили нас выйти на сушу. Плотины, построенные вдоль всего течения, химическое загрязнение воды… В результате почти вся рыба, которой здесь питаются, — морская, привозная. И она либо слишком низкого качества, либо стоит слишком дорого, чтоб рыбные рестораны могли оправдать себя. Так что не удивляйтесь, что вам не понравились суши и сашими, которые вы здесь пробовали. Их явно готовят не из аутентичных продуктов.

— Благодарю вас, Елизавета, вы очень хорошо все объясняете. — Покончив с первым блюдом и пригубив рислинга (сразу видно, что иностранец, ну кто же совмещает с ухой белое вино?), он продолжил: — А теперь вернемся к непосредственному предмету наших переговоров. Как вы знаете, нас интересует предприятие под названием «Мир кожи», и мы готовы инвестировать некоторые средства в его реконструкцию.

Однако столь же хорошо Елизавете было известно, что «Селки» не намереваются афишировать свое участие в этом проекте. Иначе они бы они просто купили прогоревший комбинат и поставили там своего управляющего. В этом случае налоги с предприятия выросли бы в разы и уничтожили всякую прибыль. Но дело не только в этом.

Всякий, кто в теме, знает: для превращения нужно накинуть шкуру того существа, в которое превращаешься. Во всяком случае, такова традиция, а дирекция «Селки» — сугубые традиционалисты. Однако они совмещают верность традициям со своим ноу-хау — обработкой кож и шкур до такой степени, чтоб они выглядели обычной верхней одеждой или обувью и не вызывали подозрения у окружающих прямоходящих. Но в последнее десятилетие возникли проблемы. Технологии, используемые при данной обработке, во многих странах запретили, как наносящие вред окружающей среде. Да и в любом случае работать с натуральными кожей и мехом в Западной Европе стало неудобно из-за протестов «зеленых» — с амплитудой от запросов в парламенты стран, где располагались предприятия «Селки», до террористических атак. Совет директоров обратил было взгляды на Азию, но тамошние представители водного народа либо имели свои традиции, в корне отличные от европейских, а то и враждебные им, либо вообще повымерли. Естественным выбором стали страны Восточной Европы, в первую очередь Украина и Россия, где на охрану окружающей среды обращают внимание только тогда, когда это кому-то выгодно, а «зеленых» любят немногим больше, чем «голубых». Однако если бы предприятия, выполняющие заказы «Селки», официально ей принадлежали, то репутации фирмы был бы нанесен заметный урон. Поэтому в «Селки инкорпорейтед» предпочитали ограничиваться инвестициями и очень осторожно подходили к выбору деловых партнеров. С «днепровскими» они вроде бы уже нашли общий язык и теперь продвигались дальше на восток. И по ходу открывали для себя кое-что новое и не всегда приятное.

А что делать? Это Поволжье, господа. Казалось бы, окружающая среда благоприятствует водному народу, а если приглядеться — наоборот, она издавна ему враждебна. Здесь издавна было развито речное судоходство, задолго до изобретения пароходов. И пиратство было не морское, а речное. А потом уже добавилась развивающаяся промышленность. Уйти в моря, как сделали представители водных племен в иных странах, не представлялось возможным — слишком далеко. Чтобы не попасть под стрелы ушкуйников, под колеса пароходов, не потравиться, приходилось более чем где-либо скрывать свое существование, прятаться в малых реках и озерах или окапываться в пещерах под берегами. Постоянная борьба за существование должна была сформировать особый тип русалок. К концу прошлого тысячелетия, когда жить в отравленных морях и реках стало уже совсем невозможно и в большинстве развитых стран водный народ выбрался на сушу, так или иначе маскируясь под людей, здесь многие оказались к этому готовы. Да только борьба не прекращалась. Среда изменилась, условия — нет.

— Насколько мне известно, — сказал Мерман, — комбинат, о котором мы говорим, — предприятие в техническом отношении крайне отсталое. Эксперты утверждают, что оборудование полностью изношено, и приспособить его к современным требованиям невозможно.

— Совершенно верно. И я нахожу, что это к лучшему. Ремонт оборудования обошелся бы дороже, чем полная его замена. Я уже сообщала об этом в направленном вам предложении.

— Да, наши аналитики рассматривали подобную ситуацию. И все равно требуются очень большие вложения, отдача же возможна в лучшем случае года через три-четыре.

— Я готова выслушать встречное предложение.

— Россия — страна с крайне нестабильной экономикой. Нам нужны гарантии, что в том случае, если ваше предприятие… потерпит неудачу (это был вежливый эвфемизм «банкротства», поняла Елизавета), убытки «Селки» будут возмещены. Бизнес госпожи Пак связан с золотом. Он, правда, невелик по местным масштабам, но золото есть золото, даже в пору экономического кризиса. Вы владеете рядом предприятий легкой и пищевой промышленности. С точки зрения наших экспертов, это не вполне надежная база.

— По-моему, ваши эксперты должны бы понять, что если я занимаюсь легкой промышленностью, а не торговлей побрякушками, это позволит освоить ваши средства с большей гарантией надежности. А золото — всего лишь один из цветных металлов.

— Вы находите, что не к лицу водному народу им увлекаться? Что это привилегия гномов?

— Ни в коем случае. Так каковы ваши предложения, господин Мерман?

— Насколько я понял, вы действительно собираетесь производить изделия из кожи, которые будут поступать в свободную продажу.

— Естественно. Если цеха комбината будут производить продукцию только для «Селки», это, может быть, и будет выгоднее, но привлечет к себе нежелательное внимание налоговиков и властей.

— Согласен. Но как мы будем знать, что наши инвестиции не расходуются на цели, противоречащие нашим интересам? Мы дадим свое согласие лишь в том случае, если будем контролировать происходящее на комбинате с самого начала перестройки цехов.

— И кто будет осуществлять этот контроль?

— На первом этапе — я, а там, возможно, прибудет другой специалист.

— Что ж, я подумаю над вашим предложением. Но помните, Ричард, — комбинат находится в отчаянном положении, и пока мы тут обсуждаем условия, нынешний владелец может продать его по бросовой цене какому-нибудь стороннему покупателю.

Мерман кивнул, поднялся из-за стола.

— Я учту это обстоятельство.

После его ухода Елизавета сделала несколько звонков — в офис, Косте и еще по одному телефону, который не значился ни в ежедневнике, ни в ноутбуке.

Она не солгала Мерману ни о своем происхождении, ни о причине своей вражды с Розалией Пак. Но инстинктивно чувствовала — селки, как истый традиционалист, на стороне ее противницы, и это, возможно, не связано напрямую с материальными интересами. Розу, пожалуй, тоже можно было причислить к сторонницам традиций водного народа, — а сообразно им, русалка должна обольщать мужчин, выжимать из них всю жизненную силу, а затем убивать. Елизавета не знала, когда именно Розалия сумела приспособиться к существованию на суше, но в этом существовании Роза окрутила одного из самых солидных местных коммерсантов, благополучно спровадила его в мир иной и унаследовала его сеть ювелирных магазинов. Забавно, что, хотя по традиции — относительно недавней — водные обозначали свою видовую принадлежность в названии предприятий, покойный Светозар Пак сам нарек фирму «Фараон», задолго до встречи с Розой. Может, это и привлекло к нему внимание фараонки. Елизавета не видела никакой принципиальной разницы между тем, как Роза поступила с Паком, и обстоятельствами, при которых она сама заполучила свою первую фирму. И тем не менее, без всяких оснований, Роза считала, что Елизавета стоит на иерархической лестнице гораздо ниже ее.

То есть, с точки зрения Розы, основания, конечно, были. Не только потому, что Роза принадлежала к русалкам «первого разряда», то есть самоубийцам. Но — русалки уверены, что они представляют собой, по сравнению с людьми, высшую форму жизни. Способность к мимикрии, возможность пребывать как в водной, так и в воздушной среде, долголетие, замедление старения — вот преимущества, которые дает перерождение. А то, что русалки теряют душу… Она, как выяснилось, вовсе не предмет первой необходимости. Правда, некоторые люди — особенно те, кто также придерживались традиционных взглядов, — считали по-иному. Именно для них было важно различие между бывшими самоубийцами и теми, кто стали русалками не по своей воле. Они верили — этих русалок поневоле, в первые годы после превращения, пока оно не стало окончательным и девушки не совсем забыли свое прежнее бытие, можно призвать назад. Вернуть им душу.

Елизавета не знала, на что пошли родители девчонки из рабочего поселка Приволжский Затон, чтоб вернуть свою погибшую дочь. Они отказывались рассказывать. Из поселка она вскоре уехала — хотя, как выяснилось, не стоило беспокоиться. В те годы повсюду царила такая неразбериха — что в умах, что в документах, — что на исчезновение и последующее возвращение Лизы Амелиной никто не обратил внимания. Но вот Роза каким-то образом прознала, что факт вызова имел место. И теперь всячески тыкала Лизе в глаза, что та даже не второсортная русалка, утопленница по недоразумению. Она вообще не имеет права относить себя к русалочьему племени. Она — жалкий восстановленный человек, оживленный мертвец! Теперь вот Розка еще взлюбила словечко «зомби» — ужастиков, что ли, насмотрелась? Какие еще зомби в Средней полосе России?

По правде говоря, Елизавета Никитична сама не была в точности уверена, к какому разряду существ себя относить. Существовали доводы «за» и «против» того, что она осталась русалкой, хотя и несколько модифицированной. Но Елизавета не склонна была забивать голову рефлексиями по этому поводу. Сказано же — на воде и на суше одни законы, везде царит борьба за выживание, и в ней все средства хороши. Но одно дело — обычная бабская грызня, хоть и в масштабах города, а вот когда твой бизнес пытаются уничтожить с помощью более сильного партнера — совсем другое.

Розалия настаивает, что между ней и Елизаветой существуют принципиальные различия?

И в некоторых отношениях она права.

Этим и надо воспользоваться.

Ледоходу, кажется, не будет конца. Каждый день по местным вещательным каналам передают предупреждения любителям экстремальной рыбной ловли, каждый день любители их игнорируют. Иногда их спасают, чаще — нет. То же самое относится и к водителям, которых напрягают объездные дороги и пробки на мостах. Кое-где на притоках и затонах лед еще держится, и периодически находятся желающие пересечь водную преграду напрямик. Попадают они чаще всего не туда, куда стремились.

Елизавете было известно об этом отнюдь не из новостных выпусков. Сохраняя приличные отношения с телевизионщиками, она крайне редко смотрела телевизор. Некогда и неинтересно. А происшествия с гибелью рыболовов и автомобилистов повторялись в здешних краях каждый год, и непохоже было, что когда-нибудь это изменится. И, главное, это не грозило нарушить баланс в русалочьем сообществе Средней полосы. И рыболовы, и автомобилисты — по преимуществу мужчины, а они после утопления не перерождаются. Кто его знает, почему здешняя природа так распорядилась и отчего такая дискриминация по половому признаку. Вон у морских племен особи мужского пола встречаются почти столь же часто, как самки. Впрочем, mermaids, кажется, там живородящие… А у нас — уверяют, что только водяные не из утопленников произошли: якобы они — автохтоны. Водяные по части консерватизма дадут сто очков вперед любому селки, приспосабливаться к жизни на суше они не пожелали или оказались неспособны, и кто их знает, сохранилась ли по нынешним временам популяция вообще.

Впрочем, прямого отношения к проблемам гендиректора группы компаний «Берегиня» это не имело. Весна вступала в свои права, по Волге шел лед, и нужно было что-то решать с «Миром кожи». Владелец комбината, практически уже бывший владелец, намекнул Елизавете, что ему уже сделали более выгодное предложение. Какое — не уточнил, но Елизавета догадывалась. Собственно, не так уж ей и хотелось приобретать этот комбинат и связываться с новой отраслью промышленности, но не в ее правилах было отступать. Дашь слабину, не только водные сестры и братья, все, кому представится возможность — конкуренты, партнеры, подчиненные, сожители, — тебя съедят. Она это поняла еще с тех давних пор, почти два десятилетия назад, когда вернулась по вызову родителей и стала устраивать свою новую жизнь.

«Большие рыбы пожирают маленьких». Кто-то из тогдашних любовников Елизаветы подарил ей альбом Брейгеля, и на нее произвела сильное впечатление эта гравюра. Любовник давно забылся, а гравюра помнилась.

Бывший собственник в своих владениях практически не появлялся, он проводил время в краях, значительно удаленных от Поволжья к югу. Можно его понять, здешний климат не из самых приятных, дней триста в году не оставляет желание податься туда, где теплее. Но кто из настоящих собственников поддается этому желанию, те и становятся собственниками бывшими. Ведение текущих дел он предоставил менеджеру и технологу, с ними Елизавета и общалась. Еще при предварительном визите она заметила, что более никого на производстве нет. Ну да, конечно, кого не сократили — отправили в административные отпуска. Так оно пока и к лучшему. Если «Мир кожи» перейдет во владение «Берегини», действительно придется перестраивать цеха, и до открытия пройдет немало времени.

Теперь следовало осмотреть эти цеха основательно, а не мимоглядом, как в прошлый раз. И Елизавета договорилась о новом визите.

Теперь на осмотр должен был уйти целый день — а может, и не один. И одеваться-обуваться следовало соответственно, без оглядки на дресс-код предпринимательницы. Елизавета не слишком любила носить брюки, предпочитала более женственный стиль, однако личные предпочтения следовало принести в жертву удобству. То же касалось и туфель. Она терпеть не могла ботинок — по ее мнению, такая обувь пристала либо юным девицам, либо дамам нетрадиционной ориентации, — но не разгуливать же по тамошней грязи на каблуках.

Что в цехах будет грязно, Елизавета не сомневалась. Даже если они давно простаивают и все успело подсохнуть. Обработка кожи, да еще на оборудовании, которое установлено, если верить документации, в 1896 году, имеет свою специфику.

Технолог, небольшой по всем параметрам мужчинка с бегающим взглядом, встретил ее у въезда. Боится за свое место, ясно как день. Неизвестно, оставят ли его на месте новые хозяева, кто бы эти хозяева ни были, а он уже не в том возрасте, чтобы без труда найти работу, особенно в провинции. Охраны у комбината почти не было. Тоже сократили до минимума. У входа дремал какой-то тип в камуфляже, по виду — отставной мент, из них обычно по нынешним временам охрану и комплектуют. На Елизавету он даже не взглянул, впрочем, по правде говоря и смотреть было не на что — женщина в клеенчатой куртке с капюшоном, немарких брюках и ботинках на толстой подошве не выглядела потенциальной владелицей завода. Зато не испачкаешься.

Не все с оборудованием было так ужасно, как представляла себе Елизавета. При комбинате имелась даже почти современная лаборатория. И холодильные установки работают — это сообщили еще в прошлый раз.

В лаборатории никого не было — здешний персонал никаких преимуществ перед рабочим классом не имел, тоже сидел в административном отпуске. Так что пока госпоже Амелиной пришлось на глаз удостовериться, что все здесь на месте, не разворовано.

Оттуда прошли в цеха, и вот там зрелище предстало жутковатое. Не из-за грязи и разрухи. Но пустующие фабричные цеха создают атмосферу, до которой каким-нибудь готическим развалинам далеко. Освещение было отключено (энергию экономят?), но света из окон было достаточно, чтобы разглядеть угрожающего вида трубы, тянущиеся вдоль обшарпанных стен, гроздья проводки, котлы, простаивающие конвейерные линии, наводящие на самые мрачные мысли. И пояснения технолога не могли от этих представлений отвлечь.

В какой-то миг пояснения смолкли, потому что технолог отступил куда-то в тень от огромного котла. И Елизавета поняла, что на самом деле представления были предчувствиями.

Она так и не сняла темных очков, хотя в сумраке цехов ничто не слепило глаза. Но и сквозь дымчатый пластик она отчетливо видела две обрисовавшиеся из темноты фигуры.

Мерман был таким же, каким она видела его в «Декамероне», — в практичном костюме из хорошего твида с кожаными заплатами на локтях, которые ставят вовсе не от того, что костюм протерся.

Женщина, стоявшая рядом с ним, до «практичного» никогда бы не снизошла. Даже здесь и сейчас, где никого обольщать не требовалось по определению, все в ее прикиде должно было подчеркнуть внешние достоинства. Уж такова была Роза. Курточка из тончайшей — рыбьей? — кожи, белой, для контраста с распущенными по плечам черными волосами, короткая, в обтяжку, юбка из какой-то переливчатой ткани и высокие сапоги на шпильках. Вот из-за таких шпилек и идут слухи о том, будто русалкам, чтоб заменить хвост ногами, приходится ходить как по ножам. А на самом деле у здешних русалок нету хвоста. Чем от морских и отличаются.

И голос у нее был такой, каким доклады в городской администрации не делаются. Высокий, но чуть хрипловатый, от которого, в идеале, по коже бегут сладостные мурашки. Но то, что она говорит, от сладости далеко.

— Что, мертвячка, не ожидала?

Ответ должен быть отрицательный. Даже дважды отрицательный. Елизавета была готова к чему-то подобному, и она не считает обращение «мертвячка» корректным. Как и «зомби». Но она говорит совсем другое.

— Роза, на таких каблучищах тебе будет неудобно убегать.

— Обратите внимание, господин Мерман, — фыркает Розалия, — она и рассуждает-то как человечица. Убегать, надо же!

— Это еще ничего не доказывает, — отвечает селки. Он спокоен, как обычно.

— Вам нужны доказательства? Будут! — Роза обольстительно хохочет. — Затем я вас сюда и позвала. Мы — водный народ. Испытаем ее! Если она пройдет испытание и сможет дышать под водой, то она из наших. Если нет — какое нам дело до человеков?

Глупо. Если Елизавета, как стремится доказать Роза, — зомби, а не русалка, ей вообще не нужно дышать. Но логика никогда не была сильной стороной фараонки. Странно, что Мерман с ней согласен. Видимо, видовая солидарность берет верх над разумом. Но рассуждать об этом некогда. Елизавета в общем-то догадалась, куда и зачем исчез технолог. И прежде чем повернулся проржавевший вентиль на трубе вдоль стены и мощная струя воды хлынула в огромный котел, Елизавета бросилась в сторону. План Розы был ей совершенно ясен. Затолкать противницу в котел, заполненный водой. Если та не русалка — захлебнется. Примитивно, но из подручных средств. Как у нас привыкли.

Но в ботинках, при всей нелюбви к ним владелицы «Берегини», убегать было легко. И прыгать тоже. Мерман не успел схватить её, как намеревался. Что поделать — тюлени, они только в воде ловкие и быстрые, а на суше скорость у них значительно понижается. Она вскочила на конвейер и побежала. Если б конвейер работал, он бы двигался в противоположную сторону, это напоминало бы сцену из немой комической фильмы. Но и от простоя в производстве может быть практическая польза. Рука ее в кармане сжимала мобильник еще до прыжка, и сигнал ушел как раз вовремя.

— Держи ее! — завизжала Роза. — Не давай уйти!

Она кричала по-русски, но тут перевода и не требовалось. Но выхода у цеха было два, один Мерман перекрыть пути к отступлению не мог. Роза, очевидно, рассчитывала, что к делу подключится технолог, но тот, врубив воду, куда-то пропал. Вряд ли тут сыграла роль видовая солидарность, мешающая ему сгубить Елизавету, если та вдруг окажется человеком. Скорее всего, он счел, что полученных денег явно недостаточно для непосредственного участия в криминале.

А вот Елизавета не была скупой. Во многих отношениях. И выстрел раздался как раз тогда, когда надо. И в кого надо.

Водный народ, независимо от происхождения, обычно отличается долголетием. Но не бессмертием. Даже те, кто уже умирали один раз. А тем более — селки. Будь он в истинном облике, возможно, пришлось бы повозиться. Но селки, как было сказано, в истинном облике по суше передвигаться не могут. А с человеческим обликом гораздо проще. Не нужна даже серебряная пуля. Хватит и обычной. Только точно в затылок.

Звук был негромкий — хлопок, приглушенный глушителем. Если бы не хороший слух, Елизавета пропустила бы его из-за воплей Розы. Роза — та и не услышала, увлеченная погоней. Обернувшись, Елизавета увидела, как осел Мерман — сперва на колени. Потом упал навзничь между столов. Она заметила знакомую фигуру в дверях. Но не остановилась. Мермана можно было просто убрать, для того она и вызвала специалиста. С фараонкой все сложнее, и тут надо действовать самой.

Котел тяжелый, а оттого, что наполнился водой, стал еще тяжелее, будь Елизавета в самом деле обычным человеческим существом, она не сумела бы его перевернуть. Да и теперь приходится приложить немало усилий. Хорошо, что еще в прошлый раз она успела рассмотреть, где тут крепления, с помощью которых котел можно опрокинуть. А затем — уже под тяжестью воды — котел переворачивается. Прямо над Розалией.

Вода фараонке нипочем, это ее естественная стихия. Но Елизавета и не собиралась ее топить, да и выльется сейчас вода. Нужно было только поймать и оглушить противницу, а дальше… дальше зависит от заказчика.

Но пока что заказчицей выступала она сама.

Человек, стоявший у входа, приблизился к ней. Сейчас такие уже не носили спортивные штаны и черные косухи. На нем был приличный цивильный костюм и плащ цвета мокрого асфальта. О прежних временах напоминала только короткая стрижка с бритыми висками.

Оружие он успел спрятать.

— Что с этим? — спросил он, кивнув сторону убитого.

Елизавета чуть заметно поморщилась. Как будто сам не знает.

— В воду.

Естественно, куда ж еще. Ледоход. Тело долго не найдут, а когда найдут, то оно будет в таком виде, что никто не опознает.

Правда, бывают случаи, что водные жители после смерти меняют облик.

Но вот как раз этот исполнитель не удивится. А тюлень… что тюлень, — по нынешним временам в Волге и крокодила выловить можно. Заведет какой-нибудь экстремал крокодильчика, а потом прокормить не сможет. А концы у нас завсегда в одном направлении…

Она знала это лучше, чем кто-либо.

Хотя иногда это становится началом.

Он подошел, постучал ботинком по котлу. Оттуда никто не отозвался.

— Девка-то задохнулась, наверное.

— Не насмерть. Вот, что, Геннадий, — пусть твоя бригада пока никого сюда не пропускает… кроме одного клиента. Я сообщу. И кого-нибудь пришли, мне надо будет ее в лабораторию перенести.

Он не возразил ни словом. Для делового подчиняться бабе — позорище, но клиент есть клиент. Так это выглядело со стороны, так считала ходившая под Генычем братва.

Только Елизавета знала правду. Он боится — и едва сдерживается, чтоб не заорать от ужаса. Как орал в тот день, когда к нему явилась девчонка из Затона, которую он когда-то изнасиловал и утопил в реке. Орал в полной уверенности, что покойница явилась по его душу.

Елизавета не собиралась ему мстить — всегда полезней иметь при себе карманного киллера. Но сообщать об этом Геннадию тоже не собиралась. Он, как и Розка, считает ее ожившей мертвячкой и совершенно не знает, на что она еще способна. И постоянно пребывает в ожидании.

Это хорошо, это полезно.

Клиент приехал к вечеру. Как раз тогда, когда Роза, которой вкололи изрядную дозу седатива, спала на столе в лаборатории. Елизавета поджидала рядом.

Говорил клиент также по-английски, лексически совершенно правильно, но с интонациями, от которых покойного Мермана передернуло бы. Он повышал или понижал голос так, что произносимые слова могли принять совершенно иной смысл. Елизавете было все равно, это не ее родной язык, возможно, для европейца ее английский звучит немногим лучше.

— Убедитесь, господин Цубаки, что это именно тот объект, о котором шла речь.

Или следовало сказать «господин Сандзюро»? Черт их разберет, что у этих японцев имя, а что фамилия. Тот не поправил, вероятно, она произнесла правильно, а может, ему все равно, чего ждать от варваров?

Он подошел к столу, склонился. Если не видеть морщинистого лица, со спины его можно было принять за подростка — такой же невысокий и худой.

Розу пришлось полностью раздеть, чтоб клиент мог ее тщательно осмотреть. И Цубаки Сандзюро действительно изучал ее тщательно, сверяя с фотографиями. Ничего эротического в этом зрелище — старик, склонившийся над спящей ню, — не было.

Да, господа. Это не «Спящая красавица». Это совсем другая сказка.

Роза всегда гордилась тем, что она настоящая русалка, а не возвращенная в человеки, как Елизавета. Это ее и подвело. Елизавета, кем бы она сейчас ни являлась, существовала на суше без проблем. А сможет ли дышать под водой — от такой проверки она уклонилась.

Роза, будучи русалкой, вынужденной выйти на сушу волею обстоятельств, должна была несколько часов в день обязательно проводить под водой. Иначе бы задохнулась. Так ее и выследили агенты господина Цубаки (или все же господина Сандзюро?). Доложили своему шефу. А уже после вышли на Елизавету Амелину, памятуя о том, что она — деловой конкурент Розалии Пак.

Статистика показывает: японцы — самая долгоживущая нация в мире. Медики объясняют: это потому, что они питаются морепродуктами. А японская народная мудрость на сей счет высказывается недвусмысленно: кто поест мяса русалки, обретет неограниченно долгую жизнь.

Но вот в чем проблема — не осталось русалок в морях вокруг Японских островов. Всех поели. А жить-то хочется. Потому и приходится переходить на импортный продукт. Особенно — если ты стар, болен и у тебя много денег.

— Да, Америна-сан. Этот то самое существо, о котором мне докладывали. — Он произнес еще одно слово, которое Елизавета произвольно истолковала как «двоякодышащее». — Но прежде чем выписать чек, я хотел бы… снять пробу.

— Как вам будет угодно.

Цубаки извлек из принесенного с собой кейса скальпель, пакет и перчатки. Ловко и осторожно срезал кусок плоти с тела Розы, умудрившись совсем не запачкаться. Наркоз действовал — она не пошевелилась.

Затем отделил узкую полоску от куска, отправил в рот. Прожевал, прислушиваясь к ощущениям.

Глянул на Елизавету.

— Я вас шокирую, Америна-сан?

— Ну, что вы, — спокойно ответила она. — С точки зрения человека, это всего лишь порция сашими.

Цубаки нахмурился. Мясо русалки никак нельзя определять как сашими. Потому что сашими — непременно из рыбы, а русалка, хоть и водоплавающее существо, все же скорее млекопитающее.

Впрочем, что взять с варваров.

Кусок плоти отправился в пакет, а пакет в кейс. Затем Цубаки Сандзюро выписал чек и передал Елизавете. Предупредил:

— Я сегодня же опробую всю порцию. Если произойдут положительные изменения, то куплю и все остальное.

— Благодарю вас, господин Цубаки. Есть ли у вас еще какие-нибудь пожелания?

— Нет. — Он вежливо наклонил голову.

— В таком случае я сейчас предупрежу, чтоб вас проводили и помогли покинуть комбинат. Здесь, к сожалению, не слишком хорошие дороги.

Когда японец покинул лабораторию, Елизавета снова достала шприц и снова сделала Розе укол. После этого фараонка уже не проснется. А тело отправится в холодильник. Пока. Главный менеджер в доле, а о технологе позаботились.

Ну что ж. В городе знали, что в последнее время дела «Фараона» шли не слишком хорошо, и Роза Пак отчаянно искала иностранных инвесторов. И когда она исчезнет, нетрудно будет предположить — владелица ювелирной фирмы сбежала с остатками капитала за границу.

Кстати, отчасти это будет правдой. Роза и в самом деле отправится за границу. В расфасованном виде.

Елизавета была не настолько наивна, чтоб предполагать — японец покупает тело Розы, чтоб съесть его лично. Ему хватит и одной порции. А остальные он распродаст. И сколько бы он ни заплатил Елизавете Никитичне, он все равно останется в выигрыше.

Впрочем, неважно. Сделка с Цубаки была выгодна, но Елизавета никак не рассматривала ее как определяющую при нынешнем раскладе.

Она посмотрела сообщения — и не зря. Маша докладывала, что долгожданный факс из «Лемута» пришел. Вот чем следует заняться в первую очередь. Завтра же, с утра. А пока можно немного отдохнуть.

Снаружи было очень холодно, весна чувствовалась лишь днем, когда пригревало. А сейчас даже луны не было видно. Приреченск совсем погрузился во тьму, но вдалеке, за мостом, слабо мигали городские огни.

Костя, который благоразумно не вмешивался в происходившие события, дремал за рулем, но при появлении хозяйки взбодрился. Можно было ехать домой.

Елизавета жила одна. В настоящее время она была слишком занята, чтоб тратить время на сожителей. А что касается родственников… Мать по-прежнему живет в Затоне и категорически отказывается переехать, хотя совсем уже одряхлела. Сколько ж они не встречались? Кажется, с похорон отца. По правде говоря, это не слишком хорошо. Со стороны матери. Да и отца тоже. Уж она ли не заботилась о родителях, когда дела ее пошли в гору. Хотя по тогдашним диким временам выживать было куда как непросто. Впрочем, оно всегда непросто… а отец стал пить… попрекать ее тем, что у нее ни души, ни сердца, что она только с виду человек… вот еще тоже — все эти «чистокровные» русалки попрекали ее тем, что она вновь стала человеком, а родители — тем, что не стала… А потом эта дурацкая выходка… зачем он кинулся под электричку? Но Елизавета исполнила все, что требовал от нее долг, похоронила отца по первому разряду… а мать не желает с ней общаться. Не глупо ли?

Какая вообще принципиальная разница между людьми и нелюдьми? Всем приходится бороться за выживание. Это было ведомо еще тем, кто с древних времен находил приют в омутах и пещерах, под высокими речными берегами. За что их и звали берегинями.

Остался ли кто в тех пещерах, омываемых отравленными речными водами, неведомо. Да и неважно. Теперь нет необходимости душить припозднившихся рыбаков, теперь методы выживания другие. Елизавета давно это поняла, оттого и искала выход на концерн «Лемут». Сильнейшие летальные мутанты концентрируются там, в столице… Елизавета не представляла, кем — или чем — является господин Лемут, владеющий концерном, но это тоже не было важно. Важно другое. Если она войдет в этот эксклюзивный клуб, ее бизнесу ничто не будет угрожать.

Серебристая машина миновала мост, свернула на темную, как ночная река, ночную улицу и исчезла за поворотом.