""Полдень, XXI век", 2010, № 08" - читать интересную книгу автора
Антон Тудаков Звонок за счет абонента Рассказ
Все великие открытия, брат, делаются случайно. Потому что о некоторых вещах не догадываешься, пока не врежешься в них лбом. И только в свете посыпавшихся из глаз искр мы понимаем, на какую здоровенную хрень напоролись.
Женя Свирский пришел к подобному выводу не первый, да и сообщил он о своем открытии не слишком оригинальным способом — излив в эфир ошеломляющее знание неологизмов, мать их. Женя еще на Земле загрузил через свой психопод контент самой навороченной материлки, но до этого раза случая блеснуть вывертами изящной словесности не представилось. А сейчас разошелся. И в сочетании с голимой радиосвязью на Ганимеде, скажу я тебе, брат, выглядел просто устрашающе. Так что первым делом мы подумали, что Женя ноги себе переломал. Конечно, при гравитации в одну седьмую от земной это сделать проблематично, но Женек в подобных вопросах всегда отличался редкостной настойчивостью, за что и заработал ник Гимор. Его даже киберлегавые взяли, когда он из принципа громил левый корпоративный домен. И лишь потом на его харды безразмерные весна пришла — повсплывали все старые грехи.
Вопил Женя минуты две, так что по содержанию его выразительной речи мы успели сообразить, что с ногами все у него в порядке. После чего дружно, не сговариваясь, посоветовали ему заткнуться или объясниться по-человечески. Возможно, кое-кто из нас не поленился бы съездить ему в мордас, но Женин маркер высвечивался на другой стороне Ганимеда. Как ни странно, Гимор совету внял и законнектил на нас изображение со своего импланта.
Мы не матерились. По крайней мере, вслух.
Как меня занесло на Галилеевы спутники, брат, это история грустная. Сам знаешь, рыть уран в наше время никто по собственной воле не летает. Но когда перед тобой стоит выбор — мотать срок на Новой Земле в одной камере с быдлом или пять лет командовать конструктами на отшибе Солнечной системы, ответ напрашивается как-то сам собой. По моему скромному мнению, брат, это все равно слишком много за скромный бизнес по взлому данных налоговой службы. Вот только если в башку уже воткнули телесудью, от тебя мало что зависит. Те, кто горбатится здесь со мной, придерживаются такого же мнения.
Так что контракт с Большим Братом был нам в зубы, краткий курс операторов рудных процессоров в психопод и пятилетняя перспектива оболванивания корпоративной мутью вместо халявного вирт-порно. Помнишь — не жди меня мама, хорошего сына… Впрочем, сам знаешь, мама и так со мной уже давно не разговаривает.
Выработку урановой руды на Ганимеде мы ведем первые, и спутник никто толком не обследовал. Гора поганого качества дагерротипов эпохи первых космических полетов не в счет, там кроме пейзажей в виде сверху ничего нет. А кого сейчас они интересуют? Главное — что можно отрыть из полезных ископаемых, а вычислять их содержание в литосфере научились не так давно. И оседлали, в основном, для этого обломки Фаэтона в поясе астероидов. А здесь, за поясом, это так, форпост цивилизации. Фронтир. Нормальные люди, брат, на экостанциях внутри пояса ошиваются, а здесь одни отморозки-первооткрыватели, вроде янки, которые уже до Нептуна добрались. И китайцы на Европе с ее геотермальными источниками. И еще мы, мирные зэки-рудокопы.
Фактически до нас на Ганимеде побывали только две частные поисковые группы, одна из которых и нашла точку выхода урановых залежей. Размер месторождения оказался не по зубам частникам, так что владельцы компании решили продать его. Не знаю, получили ли они за это хоть копейку, потому что в дело вмешался Большой Брат, а с него станется национализировать мелкую сошку.
Но, как бы то ни было, права на добычу урана перешли к Государственной добывающей компании, или просто ГДК. А дальше, брат, сценарий отработан как у попа декламация «Отче наш». Пару лет спустя пролетавший мимо беспилотный болт выбросил на сигнал оставленного частниками маркера комплект СКЭ, то бишь стандартных конструкционных элементов, или просто конструктов, и базовый стартер рудного процессора…
Ты, брат, как болт разгружается, когда-нибудь видел? Болт, брат, это такая длинная, километров десять-пятнадцать, хреновина, на которой закреплены контейнеры с грузом. Своих двигателей нет, запускается с орбиты Земли из катапульты Уренбека, предварительно высчитав курс полета. Мозги на такие болты лепят самые примитивные, карманный калькулятор и тот сложней. Их задача отстреливать контейнеры с грузом от оси в расчетных точках. И, не дай бог, в точке посадки груза что-то или кто-то окажется… Защиты от идиотов, в целях экономии средств, никто на беспилотниках не предусматривает. Только стандартная медиапохоронка маме-папе славного покорителя космоса. Сам же болт, освободившийся от груза, никому, нахрен, больше не нужен, поэтому палка с компьютером продолжает променад по вселенной. Поскольку прут они строго по прямой и точку старта вычислить несложно, думаю лет этак через пару тысяч какие-нибудь цефалопоиды из Альфа Центавра нам счет-то за загрязнение космоса предъявят…
Но это, брат, будет не скоро.
После выброски контейнеров конструкты собираются в десяток билдеров. Билдеры достраивают процессор, обычно из материалов собственного контейнера. Этого хватает, чтобы начать работу. Проведя успешный пробный запуск, процессор шлет сигнал владельцу, а конструкты сцепляются в клубок и засыпают до прибытия зондеркоманды. В случае наличия проблем процедуру повторят до получения приемлемых результатов, а на Земле у горе-техников летят бошки и премии. Но такого почти не бывает — перед отправкой процессор проверяют несколько раз.
Так же было и здесь. Заслуженный пепелац славного российского космофлота «Георгий Гречко», пролетая над Ганимедом, просто вышвырнул нас из своего нутра в капсуле с химическим двигателем. Процедура, брат, скажу тебе мерзкая — попробуй как-нибудь в пластиковой бочке спрыгнуть в Ниагару. Ни черта не видно, управления нет, а в то, что попадешь по адресу, приходится верить на слово корабельному искину. А я этим жукам, как их права признали, вообще не верю. Мне меньше всего нравится, что у них чувство юмора прорезалось. Решит такое дитя Тьюринга приколоться и рассчитает траекторию посадки с ошибкой в одну запятую… Людские ресурсы, они у Большого Брата неиссякаемые. Дешевле прислать четверых новых зэков, чем поломать рассчитанный курс корабля от стартовой катапульты до Крайней Точки.
Но, как ты понимаешь, брат, на этот раз мы не промахнулись и вывалились в чисто ледяное поле под ковровую бомбардировку протонами с Юпитера и с отрицательным содержанием кислорода в местной атмосфере. А-афигенные звезды, поверь мне, при таком раскладе видно, но что-то они нас тогда не радовали. Всего счастья — в башке навигатор пиликает, что на маяк процессора настроен. И клубок спящих конструктов высотой с сорокаэтажный дом — его с другого конца Ганимеда видно. Боб тогда еще жил в «чемодане», так что клубок мы трогать не стали, а бегом понеслись к процессору — кислорода в гель на «Гречко» нам накачали впритык. И лишь там, воткнув «чемодан» в свой слот, расслабились и позволили Бобу корчить главного.
А дальше наше дело маленькое — следить, чтобы на процессоре все пучком шло. Чтобы, значит, колымага эта исправно ползала от одной точки бурения к другой, и Боб не шалил. Ты, брат, можешь меня назвать параноиком, но ведь и Большие Пацаны на Земле искинам тоже не доверяют. Я гадом буду, если про Большой Ресет — это байки.
В момент совершения Гимором своего великого открытия я и Вася Волков, он же Вайс, стояли по колено в снующих, что твое стадо пауков, конструктах и пытались понять, по кой хрен они хороводы водят вместо того, чтобы сформировать литосканер и разведать глубину залежей. Боб, он тоже не Господь Бог Многозадачный, второй час на пару с Дядей Вовой пытался вытащить один из застрявших в породе буров. А здесь у нас без их поддержки работа не спорилась — загруженная спецификация, малюемая перед моим взором проектировочной программой, не торопились совпадать с тем, как укладывались конструкты.
Не шла, в общем, работа, а Женины вопли и вовсе порушили мыслительный процесс. А как мы кино от него получать стали, так и сканер из башки вылетел.
Помнишь, брат, я сказал, что после Господа Бога и корпоративных разведчиков мы на Ганимеде первые? Так вот, косяк с этим вышел.
Не знаю как ты, а я всегда верил в зеленых человечков. Но, блин, тут такое дело — верить это одно, а собственными граблями полапать — совсем другое. Вот так и здесь. Теоретически мы типа всегда готовы к Первому Контакту, у нас у каждого в мозги по мануалу залито. Однако мне интересно — кто эти мануалы составлял, он чем руководствовался? Так что никакой, брат, сдается мне, мануал в этом случае не поможет.
Ну да ладно, не пришлось его испытывать на пригодность. Лайт-версия контакта у нас получилась, брат, без зеленых человечков. Потому что Женино кино продемонстрировало пару обледенелых построечек и купол вроде нашего собственного. И ни малейших признаков жизни.
— Женя, ты там чего живое зришь? — первым вышел из ступора Дядя Вова.
— Нет тут ни фига живого, — булькающий голос Гимора без материлки утратил боевой запал. — Проморожено насквозь, если только там разумные снеговики не окопались. Мне делать-то что?
Наши конструкты вдруг застыли и разродились скособоченной человеческой фигурой, заковылявшей к нам. Складывалась она на ходу, хватая обезьяньими ручищами недостающих конструктов прямо из-под ног.
— Тебе чего, Боб? — Вайс уставился на возникшего рядом голема.
— С вами пусть идет, — на башке голема проступило изображение лица Боба. — Я ему свой аватар загрузил.
На самом деле, вот какая штука, никакого лица на големе нет. Боб транслировал нам его прямо в мозги через психопод. Сперва раздражало, потом привыкли. Все приятней, чем с задницей конструкта общаться.
— А с чего ты решил, что мы куда-то идем? Может, Дядя Вова сейчас Гимора отзовет, и будем мы ждать, что на Земле решат.
— Связи третий день нет, — виртуальная рожа Боба пошла смайлами. — Солнечная буря еще неделю лютовать будет. Не китайцам же об этом на Европу телеграфировать. Так что Земля в пролете.
Верно мыслит, паршивец. Вот только Дяде Вове что час, что неделя — монопенисуально. Если супервайзеры ГДК дадут указание копать уран детским совком, он и будет его копать совком. Дядя Вова, в отличие от нас, не каторжанин, у него просто пенсия на подходе. Вот корпорация его и поимела напоследок — с нами на Ганимед зафутболила. Попробовал бы он отказаться — кранты пенсии. Так что в каком-то смысле, он такой же зэка, как и мы. Еще вопрос, кому обидней. Но тут, похоже, и Дядю Вову задело.
— Так, братья-акробатья, берете голема и дуете к Гимору. Сами внутрь не идете, пусть голем топает. Усек, Боб?
— Угу.
— А ты, Гога?
Я буркнул что-то утвердительное.
— И давайте без самодеятельности.
Голем затоптался на месте и уставился на нас.
— Чего пялишься? — манеры Боба меня частенько доводили до белого каления.
— Мы туда пешком пойдем или как? — спокойненько так спрашивает, поганец.
А то ты, дурилка наносхемная, сам сделать все не можешь.
Разогнав часть бурильной установки, я перегрузил конструктов и запустил спецификацию вездехода.
Пару минут спустя четвероногий уродец уже переминался перед нами.
Конструкты, они, брат, такие, из них что хошь собрать можно — и бульдозер, и горнопроходный механизм, и даже памятник Великому Кормчему. Как в детстве из конструктора «Лего». Конструкт ведь это что — коробка с нанокашей внутри. Так что главное — спецификацию правильную иметь. Вот только пишут эти спецификации всякие лабухи — программа для вездехода оказалась глючной. Часть конструктов не могла прочно встать на место, и пришлось ждать с минуту, пока притирка системы не выявит лишние элементы и не вышвырнет их из тела.
— Поехали, что ли? — Боб пристроился на вездеход первым.
Оставшиеся конструкты выпростали паучьи ножки, из нанокаши построенные, и бодренько потянулись обратно к куполу процессора.
Вездеход обхватил нас страховочными рамами и оттолкнулся от поверхности Ганимеда. Уплыли вниз отвалы породы, выброшенные при первичном бурении, звезды сразу стали как-то больше, а Юпитер так и вовсе, показалось, прям щас на башку сверзится. Сказочный вид портила только труба нашей катапульты Уренбека, перечеркнувшая румяную физиономию Юпитера истеричной ухмылкой пополам.
Знали бы мы, что нас там за сюрприз ждет…
Все, братишка, пора бежать. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отправить тебе телегу, связи с Землей все равно еще нет, но рассказать мне про эту шнягу больше некому. На нервах я, колеса уже не помогают.
Катапульту Уренбека нам сбросили через два месяца после того, как из нутра Ганимеда поперла реальная руда. Правда на этот раз задачка оказалась посложней, чем высадка на поверхность в пластиковом огурце, — стартер катапульты прошел по касательной к Ганимеду и затормозил в его дохлом поле притяжения так, чтобы встать на геостационарную орбиту. Тому черту, что рассчитал этот трюк, я с удовольствием пожал бы клешню — золотые мозги. Если он, конечно, не родственник Боба.
Неделю спустя полторы сотни колец, готовых выбросить в сторону Земли двести тонн груза в ферромагнетиковой обмотке за раз, уже украшали собой местные небеса. Ведь что такое, брат, катапульта Уренбека? Да по сути здоровая пушка Гаусса. И ее обеспечение полностью лежало на Бобе — он отслеживал движение Земли и находящихся между нами небесных тел, высчитывая наиболее удобный момент для залпа. Дармоедам на Земле оставалось только растянуть силовую сеть в точке прибытия и оттаранить уран по назначению.
И, скажу я тебе, смотрится катапульта на фоне Юпитера — будто кто по нему грязным пальцем провел. Не в кассу она там, короче.
Так же как и та халупа, на которую Гимор напоролся. Местные пейзажи вообще только параноику писать, одного взгляда достаточно, чтобы понять, что мы здесь туристы. Найденный Женей купол, как ни странно, по цвету вписывался в пейзаж идеально. Другое дело, что смотришь на него — и понимаешь: не место ему тут.
А все потому, что красными трехметровыми буквами на бочине купола выведено «СССР». И серпасто-молоткастая звезда добавлена для тех кретинов, что по-русски ни бум-бум. Правда, с той стороны, где к куполу Гимор вышел, он эсэсэсэрину не видел. Да и сомневаюсь я, что он вообще помнит, что страна такая сто лет назад была.
Получилась в итоге картина Репина маслом — три дауна и один искин. Два дауна в затупе от того, как ЭТО могло сюда попасть, третий тупит по инерции. Как я и опасался, Женя у нас хорошо только в цифрах ориентируется. Вот будь тут надпись 00110010001101, тогда бы и он задумался. А в буквах «СССР» он загадки не видит. Он вообще их не видит.
— Ну и чего, долго пялиться будем? — Бобов голем сполз с вездехода.
— Боб, ты типа не въезжаешь, что на стене написано? — спрашиваю его я.
— Тебе краткую историческую справку процитировать или на слово поверишь, что при сборке мне учебник загрузили?
Не знаю, какой сволочной софт-инкубатор его написал, но за словом в карман эта зараза не полезет.
— Пацаны, а вы чего это? — до Жени вдруг дошло, что встреча с зелеными человечками, похоже, откладывается.
— Все дело в том, Женя, — Вайсов голос сочился ядом, что твоя гадюка. — Что кого-то в детстве читать не учили. Ты не видишь, что здесь написано?
— А я по-ихнему понимать, что ли, должен? — окрысился сразу Гимор.
— По-ихнему — нет. А по-русски — да. Специально для таких, как ты, тут даже знак повесили.
— Какой?
— Тем, кто косил и забивал, вход воспрещен, понял?
Гимор обиделся и надулся как индюк, даже оксигель у него в шлеме пузырями пошел. Характер у парня не сахар. Мы с Дядей Вовой еще по прилету поспорили, на кого он первым с кулаками полезет. Вайс тоже оказался той еще язвой, а главное — из нас четверых мы только о нем не знали, за что он срок мотает. Точнее, Дядя Вова знал, но помалкивал. Может, поэтому он и ставил на Вайса. Но мне всегда казалось, что Боб допечет Гимора быстрей.
Однако шутки шутками, а ни одной трезвой мысли о том, как здесь могла оказаться советская символика, у нас не было. Я историю чуть лучше знаю, чем в школьных медиакурсах дают, и на сто пятьдесят процентов уверен, что во времена существования Советского Союза люди даже до Луны толком добраться не могли. Не говоря уж о том, чтобы возводить купола на Ганимеде. Вариант с глюками от несвежей хлореллы отпадал начисто — Боб тоже видел станцию. Оставалось предположить, что посетители Ганимеда просто использовали сходные символы и на самом деле здесь не «СССР» написано, а «Проход запрещен — нарушители будут застрелены. Выжившие будут застрелены повторно».
Ага. И серп с молотом это не серп с молотом, а альдебаранский вариант «осторожно, злая собака».
Может быть, иногда банан это все-таки банан?
— Боб, шел бы осмотрел все это дело. — Когда влом ломать башку над загадками, надо искать крайнего. — Может, вход где найдешь.
В нашем споре с Дядей Вовой мы не учли одного — что будет, если Вайс и Боб первыми доведут друг друга?
Вот ты, брат, знаешь, что у Вайса на скафандре написано? «Gravity Sucks» там написано, вот что. Актуальный лозунг на Дальнем Внеземелье. Но это еще что. По его словам, несколько лет он работал на внутрипланетных пассажирских линиях стюардом. Так на работу он ходил исключительно в майке с надписью «I'm Afraid To Fly».
Теперь-то я понимаю, что это психологи-пенетециаристы специально так экипажи подбирают. Чтобы зэкам вроде нас жизнь медом не казалась. Стравят таких, как мы, и смотрят — сколько продержимся, пока до рукоприкладства дело не дойдет? А потом начинается — каждый фингал под глазом — лишний год к сроку. Знаешь, брат, как это бывает? Слово за слово, и получил ежик по морде.
В общем, сцепись Боб и Вайс прямо перед куполом, я бы не удивился. Но аватары, они всегда в чем-то ущербные, так что Васино напутствие голем проглотил без комментариев.
Вход на станцию-артефакт ее создатели, похоже, не прятали. Люк в человеческий рост с банальной скобой на тускло отблескивающей серой поверхности был заметен так же хорошо, как и здоровенная красная «С» прямо над ним. И пока голем Боба ковылял туда, никаких признаков того, что станция еще жива, мы не увидели. Ни огонька, ни движения, ничего. В инфракрасном диапазоне она вообще не отличалась от окружающего ландшафта. Либо там внутри стоит крутой рециклер, который даже излишки тепла по кругу гоняет, либо, что более вероятно, она давно мертвее всех мертвых. И толстенный слой ледяной глазури, который Боб принялся скалывать с люка, лишнее тому подтверждение.
Пока я глазел на то, как голем колупается со льдом, меня посетила мысль из разряда приходящих опосля.
— Дядя Вова, а разреши телеприсутствие, — перед глазами задергался зигзаг частоты нашего надсмотрщика. — Ну чего мы все здесь толкаться будем?
Телеприсутствие, брат, это не только роботараканы с камерами, которых мы с тобой студентами в женскую раздевалку засылали. Здесь можно развернуться покруче — например, пойти с Бобом внутрь и самому оценить что к чему, причем без риска для собственной шкуры.
Его величество выразил свое высочайшее согласие:
— Боб, сделай Гоге голема.
Вездеход заворочался и выплюнул клубок конструктов. Чуток попрыгав, клубок сложился в копию шимпанзе.
— Твою мать, Боб! — взвился я. — Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие!
— А что тебе не нравится? Так экономнее.
— Слышь ты, шутник! Я еще пока не слышал, чтобы кому-нибудь срок дали за то, что он искина насмерть зафлудил!
— Ты будешь первый, — пожал плечами голем. — Без меня тут работа встанет.
— Да пошел ты…
Шимпанзе отхватил еще шмат от вездехода, отчего стал похож на беременного. Но затем конструкты зашевелились, обезьянья фигура распрямилась и расправила плечи, а у меня перед глазами замаячило приглашение законнектиться на новое устройство.
А устройство уже само доковыляло до отверзнутого Бобом люка и внутрь сунулось.
И тогда я совсем прифигел.
Есть, брат, в фантастике такая штука — паропанк называется. Типа того, что Бэббидж свою вычислительную машину построил размером с Вестминстерское аббатство и Добль КПД парового котла до потолка взвинтил. А потому было всем счастье, и продолжили они на паровозах кататься и парогенераторными абакусами считать. Человеческая мысль же, по мере усложнения реальных технологий и перехода к разного рода хайтеку, творчески развила концепцию паропанка, реализовав ее в дизельпанк.
Вот внутри купола натурально какой-то дизельпанк и творился. Я такие приборчики и циферблаты со стрелками только в виртуальных музеях видел. Ты не поверишь, мы как в местный оперзал сунулись — да там же вся техника на лампах, я даже сейчас не вспомню, по какому принципу такое работает! Одним словом, позапрошлый век. И все такое здоровое, неуклюжее, только что не в чугунных заклепках. Коридоры узкие, големам приходилось ужиматься по высоте почти вдвое. Света, ясен пень, нет, но на потолках такие здоровенные стеклянные баллоны висят. Ты не поверишь, но это лампы дневного света! Ртутные, представляешь? Кругом — тишина. Воздуха ноль, температура внутри купола равна температуре снаружи. Распоследнему кретину понятно, что ничего живого здесь не осталось, а все ж таки стремно. Даже с телеприсутствием.
Поэтому и хорошо, что жмура первый Боб нашел. Я б заорал, как пить дать. Ты вот часто на Земле жмуров настоящих видишь? И я тоже, даром что в криминальные элементы записали. А тут вваливаемся мы в оперзал — по сравнению со всем остальным размером с Софийский собор — а там экранов туева хуча, какие-то панели, лампочки, циферблатики, все льдом, что твое яблочко глазурью, покрыто. Переливается в свете големовых фонарей как Москва ночью с высоты птичьего полета. А перед всей этой шнягой — кресла. Боб к одному подошел, постоял, почесал репу и говорит:
— Гога, глянь сюда. Только не вой, — и кресло ко мне поворачивает.
Хорошо хоть предупредил. Сидит в кресле жмур, усохший, снегом оброс, что твой Дед Мороз, и зубищами в потолок скалится. Ты понимаешь, брат, жутко стало. Я ж всю жизнь в железках и виртуале копался, а в жизни-то они, жмуры, совсем другие. Это тебе не сотню ботов в сетевом массакре настругать — этот-то, который в кресле, он ведь когда-то ЖИВОЙ был. Короче, будь мой голем на то запрограммирован, я бы так и сел прямо там.
Боба все эти штуки, конечно, мало волновали. Что с него взять-то? Принялся он с жмура снег сметать.
— Ага, — говорит, — нас зовут Иванов И. Б. Что же ты, Иванов, тут делаешь-то?
Жмур, понятное дело, молчит. Еще не хватало, чтобы он заговорил. Но и без того сомневаться теперь совсем не приходилось, что это наши, с Земли.
Я так бочком-бочком подошел, стараясь особо на покойного не пялиться.
— Запустить тут что сможешь? — лично меня вид обмерзших экранов не впечатлил.
— Смогу, наверное, — Боб повертел головой по сторонам. — Только остальных сначала найти надо.
— Кого — остальных?
— Гога, ты как вообще сюда попал?
— А чо? — я сразу набычился.
— Считать умеешь?
— И даже слишком хорошо. Потому и здесь.
— Не похоже, — Боб отошел в сторону. — Кресла посчитай.
Тут и до меня дошло.
— Ладно, пошли искать, чем все это хозяйство запитывали, — запас подколок у голема иссяк. — Не уверен, что тебе это понравится, но вот этот дядя в кресле, судя по образцовому порядку на станции, все сам вырубил. А потом успешно и абсолютно добровольно замерз насмерть.
Волосы у меня встали дыбом. Ну и псих.
— Блин, чем же они тут занимались?
— Пока не расконсервируем эту жестянку, не узнаем, — отрезал Боб,
Ошибся, железные мозги. Что здесь творилось, мы узнали гораздо быстрей. А вот сюрпризы на сегодня не закончились.
Станцию врубили в Ганимед ой как глубоко, и не зря. Потому что если плутониевый реактор узнал даже я, то хрень, что стояла на дне соседней шахты, никто из нас никогда раньше не видел. Но я тогда уже был готов поклясться, что задайся в двадцатом веке целью сделать летающую тарелку, так она бы и выглядела.
Они ведь даже не поленились на ней советский флаг нарисовать.
Модуль нашего процессора, брат, бэушный. Пользованный неоднократно, судя по надписям в сортирах и загаженным корпоративным плакатам. Так, например, какой-то остряк перепрограммировал плакат с символикой ГДК у шлюза, добавив приписку «Наш дом — Уранпром». Очень смешно, особенно если учесть, что распрограммировать обратно его не удалось. Оставалось два варианта — скормить плакату вирус и потом убить уйму времени на разборку с управлением корпоративной этики. Или скачать ломаную прошивку из сети. Но какая, брат, сеть в девятиста миллионах камэ от Земли? Даже если бы сюда марсианские ретрансляторы добивали, то представляешь, какой лаг будет?
Впрочем, спасибо и на том, что с системой жизнеобеспечения никто не пошутил. Мы ведь, как ни крути, зэки, а зэкам помногу собираться не положено. Так что мест, где с комфортом могут разместиться даже четыре человека, здесь мало. Да и покурить всей компанией на Ганимеде не выйдешь — в местной атмосфере курево плоховато тлеет. Так что набились мы как селедки в бочку в оперзал к Дяде Вове, а Боба заставили сидеть в системе.
— И что это, по-твоему? — Дядя Вова ткнул пальцем в экран.
С орбиты советский купол не видно вообще. То ли те, кто его строил, специально среди нагромождения скал его спрятали, то ли случайно так вышло. Короче, не будешь знать, где искать, — не найдешь. А если знаешь, то картинка очень занятная получается. Потому что рядом с куполом стоит еще кое-что. На первый взгляд, конечно, авангардисты куражились. Взяли с полкилометра рельс и намотали их на здоровенные металлические рога на манер колыбели для кошки. Пипец как похоже — я еще в детском садике с девчонками такие мотал, пока не узнал, что под юбку к ним лазить интересней.
— Квантовый, говорю, передатчик. На Земле существует только в проектах. Скорость передачи информации в любую точку вселенной — мгновенная. — Боб на мгновение умолк и добавил: — Теоретически. Практически пока даже не доказано, что квантовая связь вообще существует.
— Охренеть, вундеркинды, — пробормотал Гимор.
— Вряд ли это их заслуга, — буркнул Боб. — Сильно сомневаюсь, что тот, кто его здесь строил, хотя бы наполовину понимал, как эта штука работает.
— То есть? — опешил Дядя Вова.
— Гога, предъяви.
Всего на станции мы нашли пять тел, включая жмура в оперзале. Зрелище, скажу тебе, брат, не из приятных. Не знаю, от чего они померли, но лежали все ровнехонько на таких шконках, аккурат как всякие анабиозные камеры в кино показывают. Только вряд ли пассажиры эти когда-нибудь проснутся, разве что за ними персонально экспресс на Страшный Суд пришлют. Нехорошо мне, брат, при их виде стало. А ну как они все, как тот, что станцию напоследок зачищал, — тоже того, по собственной воле? Я ведь уран копать сюда родиной направлен, а не в могильниках ковыряться.
Однако ж ни один из мертвецов ясности в вопрос не внес. Мы с Бобом обшарили все, что могло еще открываться на этой станции, но особым успехом наши поиски не увенчались.
Зато в оперзале стоял сейф, вскрыть который щупом из нанокаши труда не составило. Внутри оказалась гора пластиковых пакетов, рассыпавшихся в крошку от одного касания. Остались только хрупкие печати цвета засохшей крови. Бумага лучше перенесла заморозку, однако разобрать на ней хоть слово оказалось проблематично, да и она мгновенно ломалась, пуская облачка белой пыли. Наконец Боб выудил из нутра сейфа здоровенную книженцию в кожаном переплете. Примерзшая бумага с едва различимыми чернилами гласила — «Бортовой журнал станции ПДС-1 „Сирена“». Мы бы и не рискнули его открывать, да гроссбух сам развалился на отдельные листы. Часть из них мгновенно обратилась в пыль, а вот то, что удалось сохранить, сейчас с вытаращенными глазами листал Дядя Вова. По счастью, униклей для ненаномашинных элементов нашего процессора ввиду своей прозрачности отлично сгодился, чтобы законсервировать уцелевшую бумагу. Но главное — в самом дальнем углу ящика отыскалась еще одна небольшая книжечка, личный дневник командира станции. Судя по всему, велся он в нарушение всех инструкций о секретности. Дневник Боб ухитрился упаковать неповрежденным.
— С ума сойти… — бормотал Дядя Вова, перебирая вмурованные в клей листы. — Сплошная конспирология. Совки в дальнем космосе. Блин, кто б вчера про это сказал — в жизни бы не поверил! Эй, Боб, ты что можешь нам сказать?
— Что нам повезло не по-детски. Вообще-то этот ящик с макулатурой должен был самоуничтожиться, но от холода что-то заело.
— А дневник, дневник-то что? — не выдержал я.
— Сканируется. Открывать я его не рискнул. Развалится к чертям собачьим. А из журнала ничего толком не разберешь, одни записи по передаче вахт и отметки о работе аппаратуры. Могу только сказать, что первая запись сделана в 1984-м, а последняя в начале 1992-го. Так что на вашем месте я бы тренировал языки для дачи интервью.
— Какие интервью! — у Дяди Вовы из ушей при этих словах пар пошел, и рожа что твоя свекла стала цветом. — Никаких интервью без разрешения ГДК! И вообще, это секретная информация!
— Дя-а-адя Вова, конча-а-ай, а? — Вайс, когда не в настроении, говорит, как слова жует. — Хватит нам преданность корпорации и Родине демонстрировать. Или ты думаешь, мы настучим на тебя в совбез, если ты порченый плакат у входа не заменишь?
Странно, но Дядя Вова как Вайса услышал, обороты сразу сбавил.
— Да, но… Надо же какие-то инструкции получить!
— Связи все равно нет, Дядя Вова, — пожал плечами Вайс. — У кого ты инструкции просить будешь? У китайцев или янкенсов?
Дядя Вова совсем сник. Что поделаешь — корпоративное рабство штука страшная. Когда за тебя другие думают, своей головой работать отучаешься. А тут такая ситуация экстримная, вроде какое-то решение принять надо. И думать за Дядю Вову некому. Не нам же, зэкам. К сожалению, брат, когда в жизни таких дядей Вов наступает ответственный момент, все, на что они способны, это задвинуться в дальний угол и ждать указания свыше.
— Я запрещаю на станцию ходить! — выдавил, наконец, из себя корпоративного раба наш надсмотрщик. — Никаких работ без указаний совета директоров!
Ага, знаем мы этот совет директоров. Вчера там председателем премьер нашей необъятной родины был, завтра нынешний президент будет. Если в премьеры не пойдет. А при таком раскладе не видать нам журналистов как своих ушей. Совбез проинтервьюирует под подписку о неразглашении. Хорошо если срок не добавят в целях национальной безопасности.
Попали, блин.
Значит, так: пока этого мудилы Дяди Вовы нет, слушай сюда, брат.
Расшифровал Боб те записи, что в дневничке Иванова И. Б. содержались. Ильи Борисовича, если тебе так интересно. Целого полковника Военно-воздушных сил СССР.
Началась вся эта история лет этак полтораста назад. Знаешь, а мы ведь на самом деле ой как мало знаем о том времени. Помню я, как нам читали в телеуниверситете лекции по Второй мировой… Так, вскользь помянули, и кабы не мое стремление к самообразованию, то и для меня все это было бы темным лесом. Ну навтыкали друг другу какие-то незалежные и суверенные теробразования, так это, считай, происходит с тех пор как первый питекантроп сообразил, что палкой не только ананасы с пальм околачивать можно. Сейчас в школах, в основном, на постколониальные войны налегают и корпоративные конфликты, объясняют, чем хорошо житье под крылом Большого Брата. Но я тебе исторический экскурс проведу с комментариями Вайса, потому как об этом деле он знает побольше Госархива.
Так вот, та война, брат, оказалась последней, когда открыто, с шашкой наголо, за мировое господство схлестнулись. После все как-то тоньше пошло — терроризм, бархатные революции, гуманитарные катастрофы, финансовые блицкриги. Но тогда, в сороковых годах двадцатого века, бойня получилась страшная. По тем временам, конечно. Сейчас одна только экономическая блокада марсианской Сайдонии отправила в могилу девять миллионов. И это, заметь, без единого выстрела и в отсутствие припадочного фюрера… А сто пятьдесят лет назад, ты не поверишь, наши мирные немцы кашу заварили, решили карту Европы по новой поделить.
С мировым господством у них неувязка вышла, загребущие арийские ручки сообща поотшибали. Но большая дележка все-таки состоялась. С одной стороны, тот самый СССР, с другой — США и Британия. Делили Европу на зоны влияния. Кроме того, делили и немецкое научное наследие. Американцы решили, что они самый жирный кусок оторвали — проекты реактивных ракет и пару нацистских Франкенштейнов. Но реально самые интересные материалы успели вывезти в СССР, а осведомленных лиц либо тут же закопали, либо заперли в лабораториях НКВД (это, брат, такой дикий предок нынешнего совбеза).
Из бумаг фрицев следовало, что году в сорок третьем они нашли на орбите Земли одну очень интересную штуковину, непрерывно вещающую некие повторяющиеся сигналы. Частично расшифровав их, немцы пришли к выводу, что штуковина эта прибыла к Земле из внешнего космоса. Того, брат, космоса, на который мы с тобой и все прогрессивное человечество еще только облизываемся. Прибыла, судя по всему, недавно и представляет собой что-то вроде автоматического зонда. Только пока немцы в ситуацию въезжали, наступил полный гитлер-капут вместе со злыми НКВДэшниками, и в лавочке по исследованию космоса принялись хозяйничать лучшие умы советской Академии наук.
Ясен пень, записи у немцев оказались неполные. Потом еще что-то при перевозке профукали, а что-то сами немцы оприходовать успели. В общем, лет двадцать после войны на копание в немецких записях наши с тобой предки потратили. И не зря потратили — выяснилось, что за два года немцы собрали данные по постройке аппарата для связи с хозяевами робота. И даже получили подробную схему: где, что и как размещать, чтобы заработало. И чертежи той самой краснознаменной летающей тарелки в придачу. Чтобы, значит, на чем везти оборудование в космос было. Потому как адекватно убердевайс работал только на внешних рубежах Солнечной системы.
Ах да, штуковину с орбиты немцы перед капитуляцией сбили своей последней «Фау-2». Чтобы, видимо, ни себе, ни людям. Вот только не учли, с какой скоростью НКВД накрыло бункера Ананербе, где хранились сотни записей сигнала и экспериментальные модели инопланетных устройств.
Но все равно загвоздка вышла — хоть убейся, а кое-какие элементы для передатчика в те годы создать еще не могли. А когда смогли, еще испытывали лет десять. Проект «Сирена» держали в тайне от своих, не говоря уж о мировой общественности. Потому как ЦК Компартии сочло, что контакт — дело тонкое, кому попало поручить его нельзя. И уж точно на пушечный выстрел нельзя к нему подпускать представителей загнивающего капитализма. Не дай бог, инопланетные друзья неправильно воспримут расстановку политических сил на планете Земля.
Так что пока янки с флажками по Луне скакали, советские товарищи втихаря над ними посмеивались и делали вид, что серьезно огорчены вторым местом в космической гонке. А сами потихоньку прикручивали к квантовому передатчику Большую Красную Кнопку, чтобы торжественно отправить первое послание к иному разуму. Текст послания (точнее, некий набор данных) предусмотрительно был включен отправителями зонда в комплект передатчика.
Где-то в начале восьмидесятых полковника Иванова допустили к работе над «Сиреной». В качестве члена команды, которой поручили доставить, установить и обслуживать сеть передатчиков на дальних планетах Солнечной системы. Если верить дневнику, отбирали их так тщательно, как ни одной долбаной кэйрэцу с ее пожизненным наймом не снилось. Тот же Иванов имел тысячи часов налета, два ранения (но сохранил отменное здоровье), полтора десятка наград, да не из тех, что дают за десять лет исправного протирания штанов в штабе, и три высших образования. И, кстати, был холост. Но даже он не сразу прошел все тесты и проверки.
Да, брат, сперва станций по проекту планировали с десяток построить, но что-то там в мире с ценами на нефть стало, и финансирование «Сирены» урезали. Да так урезали, что вместо года станцию на Ганимеде строили пять лет.
А вот дальше дела совсем не фонтан пошли. Пришли новые вожди, разогнавшие кремлевских старцев, и ветер перемен как-то вдруг выдул все деньги из проекта. Году этак в девяностом станцию завершили, чуть ли не на собственные зарплаты, и оставили на ней Иванова и еще четырех человек. Иванов, судя по записям, и рад был бы нажать Большую Красную Кнопку, дать сигнал братьям по разуму, что вот они мы, хомосапиенсы, созрели для осознанных контактов третьего рода, — да на Земле вдруг стало не до этого.
В девяносто первом нарождающаяся демократия перешла от слов к делу и, инспирировав цирк, гордо именуемый путчем, принялась активно спасать страну от наследия коммунизма. Кому как, брат, но, по словам Вайса, с трудом верится, что полтора десятка старперов реально претендовали удержать советскую власть. Уж скорее эта комедия пенсионного возраста была нужнее самим демократам, приготовившимся дорого продавать страну.
И, что характерно, ведь продали, суки.
Станцию на Ганимеде и проект «Сирена» после августовского путча девяносто первого решили прикрыть, так что полковник Иванов сотоварищи команды дать сигнал не дождались. Зато получили приказ возвращаться домой. Но, как несложно догадаться, не вернулись. И ломали бы голову над этой загадкой лучшие умы отечества, кабы кое-кто из зэков не оказался слишком любопытным.
Реактор советской станции запустили. Да хорошо так запустили, качественно. Махом весь лед обтаял, а буквы «СССР» прожекторами, как на праздник Первомай, осветились. На совесть лампы советская оборонка делала. Сто лет при почти абсолютном нуле простояли, а работают.
Беда знаешь в чем, брат? Никто в том, что это его рук дело, не сознался. И Дядя Вова решил устроить разнос. Потому как приказа проявлять самодеятельность не было. Даже скорее наоборот. Вот наш без пяти минут корпоративный пенсионер и разорался.
Ну, предположим, нас иметь — только хозяйство тупить, а вот сам Дядя Вова распалился не на шутку, того и гляди искусственное сердце прихватит.
— Это что? — Дядя Вова, ткнул пальцем в бестолково шатающихся конструктов, брызжущих горелой нанокашей.
— СКЭ, — пожал плечами Вайс. — Стандартные конструкционные элементы. Конструкты. Забыл, что ли, как нанотехника выглядит?
— Я, мать вашу, знаю что это СКЭ! Какого кукуя они там делают?
Лучшей синхронности в пожимании плечами, чем продемонстрировали мы, не достичь и годами тренировок.
— Тогда я скажу вам, что это! Это, мать вашу, чей-то бывший голем! И кто из вас, сетевые недоноски, его запустил, я узнаю! Думаете, если спалили управляющие схемы, так я и не узнаю, кто это?! Я вас, сопляки, на британский флаг порву!!!
Приближающаяся пенсия какие-то нехорошие дела с Дядей Вовой творила. Вот поэтому я никогда и не рвался в корпоративные офисы. Колбасило Дядю Вову совершенно не по-детски, и меня цвет его лица начинал пугать. В принципе, программу первой помощи всем нам вшивали, а Боб, кроме того, умел орудовать автохирургом, но доводить до эксцесса не хотелось. Тем более, судя по озадаченным рожам Гимора и Вайса, до них туго доходило, о чем речь.
А по Дяди Вовиным словам выходило, что один из нас, поганцев, или, что еще вероятней, мы всем скопом, кибершпана непоротая, решили обгадить ему срок, э-э… срок пребывания на Ганимеде и полезли на советскую станцию. И пофигу Дяде Вове теперь, сознается тот, кто это напортачил или нет, а только если его почетная пенсия окажется под угрозой, то сроков нам намотают таких, что на Новую Землю мы сами запросимся. Ну и еще полчаса гона в том же духе.
— Дядя Вова, харе орать, — первым лопнуло терпение у Вайса. — Ты, как мы эту хрень нашли, не останавливаешься. Так и надорваться не долго — вынесут вперед ластами…
Тут с Дядей Вовой и вовсе страшное приключилось. Блин, как он теперь начал вопить, я только через слово его понимал. Впрочем, что он сейчас вытащит из сейфа бластер и кое-кого нашинкует на сасими, до меня дошло.
И знаешь, что было дальше, брат? Мамой клянусь, челюсть у меня отвисла.
— А кишка-то не тонка? — спокойненько так Вайс интересуется. И глаза у него вдруг такие нехорошие стали, даже выйти из оперзала захотелось сразу. Ни разу я его таким не видел.
Тут наш Дядя Вова сдулся, как воздух из шарика выпустили. Даже про бластер моментом забыл.
— Ты, это… — упавшим голосом пробормотал. — Ты это… Думай, что говоришь… Пишется же все, сам себе срок намотаешь…
Вайс даже рта раскрывать не стал. Просто повернулся и ушел.
— И вы идите, ироды, — смотреть на Дядю Вову при этих словах было страшно. Бледный он стал, как моль.
Гимор почесал репу и двинул на плановый обход процессора. А меня заело, и потащился я к Вайсу в кубрик. Или, думаю, Вайс из совбеза, раз его так Дядя Вова боится, или я не знаю, что думать. Хотя, как ни крути, вряд ли я или Гимор прям уж такие звери, чтобы за нами совбезу приглядывать. Значит боится Дядя Вова Вайса за что-то другое.
Захожу я, значит, к Вайсу, а он на шконке сидит, планшетку смотрит.
— Вайс, а Вайс, а ты как думаешь, кто станцию запустил?
Вайс планшетку отложил и на меня смотрит.
— Я, — говорит, — не думаю. Я знаю.
И протягивает мне планшетку.
Включил я ее, брат, а там на экране какой-то жирный и потный жлоб в пинжаке, что на нем по швам трещит. И, если верить пинжаку этому, жлоб тот ровесник станции «Сирена». Обтирается платочком и что-то лопочет отчаянно.
Ну я и прислушался.
— …ну нельзя же так! Зленский выживший из ума старик был, это любому понятно! Но вы взрослый и ответственный человек! Вы должны вернуться, ведь станция и аппарат — это единственное, что сохранилось! Зленский же все уничтожил, и немецкий архив, и наш!
— И правильно сделал. Жаль, спасибо не смогу лично сказать.
Собеседника жирного, понятное дело, я не видел. Но догадаться, что сто лет назад голос полковника Иванова звучал именно так, было несложно.
— Да что вы несете! — жирный всплеснул руками. — Вы прекрасно понимаете научную ценность проекта. Нельзя же так просто пустить годы работы псу под хвост! Мировое сообщество…
— В жопу ваше мировое сообщество! Вы думаете, здесь не знают, что в стране творится? Зленский и остальные не для того столько лет горбатились, чтобы это гребаное мировое сообщество «Сиреной» воспользовалось. И вы до нее не доберетесь, нос не дорос еще на такие кнопки жать. Вы целую страну просрали! А теперь ручонки тянете на другой конец галактики. С собой разберитесь сначала.
— Иванов, я вам от лица руководства страны приказываю!
— Какой страны? Я стране под названием СССР присягу давал, а не вашей клоунской демократии.
— Ну будьте же разумным человеком, Иванов! — взвыл жирный. — У вас запасов на станции осталось на два месяца! Вам все равно придется вернуться на Землю!
— А мы и не собираемся, мы уже все решили. Чехова, Мартьянов, Зимин и Крамер сейчас лягут в гибернаторы на глубокую заморозку…
— Они же не проснутся никогда, вы с ума сошли! — жирный страшно побледнел, и ручонки у него затряслись.
— Вы думаете, они этого не знают? — голос Иванова оставался спокойным. Кремень-мужик, видать, был. — Так вот, они уйдут в глубокую заморозку, а я остановлю реактор. И все. Транспорт и передатчик останутся здесь. Может быть, ваши потомки когда-нибудь сюда и доберутся… Надеюсь, что они не будут похожи ни на вас, ни на ваших хозяев.
— Иванов…
Запись оборвалась.
Полчаса, не меньше, я просидел, тупо пялясь в стену напротив. Там основательно перевоспитавшийся плакатный зэка шагал в светлое будущее под ручку с кукольными женой и дочкой. Департамент уголовных наказаний считал, что так должны выглядеть я или Гимор после срока на Ганимеде.
— Вайс, почему он так поступил? — наконец выдавил я из себя. — Они правда сумасшедшие были?
— Не-а, — тот покачал головой. — Это мы с тобой сумасшедшие. А они как раз нет.
— Он же и себя и команду убил! А могли вернуться.
— Гога, Гога, — вздохнул Вайс. — Плохо ты себе то время представляешь.
— А ты лучше? — огрызнулся я.
В ответ Вайс повернулся ко мне и оттянул нижнее левое веко.
— Видишь?
Ага, чего уж тут не увидеть. Три полосы, трехкратная реювинация. Это, брат, полный пипец. Человек, сидящий рядом со мной, моему деду в деды годился. А выглядел на пару лет старше меня.
— Я, Гога, хорошо те времена помню. Как сначала все пели военные песни во славу Партии и Ленина, а потом, как лодка закачалась, заговорили другим языком. Страна еще подохнуть не успела, а эти бывшие верные члены КПСС уже рвали ее, как стервятники. Сперва на незалежные республики разодрали, а потом, как заводские несуны, под полой, потащили бывшим политическим оппонентам на продажу все, что еще на это годилось. И все это — прикрываясь восстановлением справедливости и благами народа. Лозунги и при советской власти популярные, но при ней все одинаково нищие были… Видел я, как эти члены ЦК жили, любой вшивый олигарх со смеху помрет. Понимаешь, Гога, при совке людей хоть куда-то вели. Собрали рядами, дали флаги, включили праздничный марш и регулярно полевую кухню подгоняли. И впереди светлое будущее маячило. А потом всех бросили в чистом поле и сказали — сами выбирайтесь как хотите. Вот тогда волчья натура из людишек и полезла.
Вайс вытащил из-за спины гигроскопичное полотенце и швырнул его в плакат.
— А Иванов и те, кто с ним были здесь, они ведь на самом деле верили в то, что их ведут к высшей цели. У них у каждого внутри эта цель была, их так отцы и деды воспитали. А потом приходят такие уроды, как этот жирный, и говорят — все, полковник, сдавай дела. Будем твою тарелку продавать, а контакт за тебя другие установят. Мировое сообщество, блин. — Вайс горько усмехнулся, глядя на оползающее по стене полотенце. — Не на того нарвались, не та закваска у полковника и его команды оказалась.
Пауза.
— А знаешь, что самое смешное? Уже сколько раз было — смотрю, вроде вот оно, вернулось все, как тогда было! А оказывается — фиг, опять надули. Вот как ты думаешь, стоит нам теперь эту кнопку нажимать или нет?
А вот на этот вопрос, брат, я ответить оказался не готов. Да и вообще, может ли мелкий кибержулик, который ни во что не верит, брать на себя смелость жать Большие Красные Кнопки, если даже такие, как полковник Иванов, отказали в этом тому миру, из которого я пришел?
А Вайс, похоже, ответа и не ждал. Встал я, значит, и потопал к выходу и на полдороге спохватился.
— Значит, — говорю Вайсу, — это твоих рук дело?
— Не-а, — мотнул тот головой. — Бобовых.
— Ага.
Тут бы мне пойти куда шел, но черт меня за язык дернул еще кое-что спросить.
— А скажи-ка мне, Вайс, — говорю. — Тебя за что сюда сослали?
Ну он мне и ответил.
— За убийство, — говорит. — Реювенация, Гога, штука такая, что за нее очень дорого платить приходится. На улице такие деньги не валяются.
Теперь, брат, записи мои можно уже никуда не прятать. Дядю Вову добили окончательно, он больше не пристает к нам, только тупо обороняет станционный передатчик, чтобы никто им не воспользовался. Подозреваю, как только солнечная буря закончится, Дядя Вова передаст сообщение в ГДК и расстреляет передатчик тем же бластером, которым грозил Вайсу. Пенсионера можно понять — в сложившейся ситуации это все, что он может сделать. Больше от него ничего не зависит. Спокойного ухода на пенсию не вышло.
Потому что один чересчур любопытный искин, не будем показывать на него пальцем, нажал-таки Большую Красную Кнопку. И отправил письмо на другой конец галактики. Если верить его словам, то по получении сей мессаги к нам оттуда целая делегация выдвинется без промедления.
Вот теперь мы сидим в своей ганимедской коробке, каждый сам по себе. Дядя Вова караулит передатчик, Вайс в кубрике заперся и ни с кем не разговаривает. А Гимор, которому все параллельно, лишь бы со срока соскочить, продолжает возводить положенные по плану конструкции. А может, ему просто скучно — он ведь ни с кем тоже не разговаривает.
И только я и Боб, вселившийся в очередного голема, сидим и мило так беседуем.
Я тебе уже, брат, как-то говорил, что есть масса вещей, о которых мы, сидя в своей скорлупе, никогда не догадываемся? Теперь моя вера в здравый смысл пошатнулась еще больше. Потому что если ты обнаружил на задворках Солнечной системы вековой давности космическую станцию давно исчезнувшей страны, а срок отбываешь вместе с Мафусаилом-убийцей и осужденным искином, картина мира начинает представляться далеко не такой простой и ясной, как когда-то.
Ты понял, брат, — осужденным искином! Искином, которому дали срок на Ганимеде! До того, как я попал сюда, брат, я думал, что знаю о происходящем в сетевом пространстве все.
— И тебе никто не рассказывал про криминальные наклонности у искинов? — спрашивает Боб.
— Да какие у вас могут быть криминальные наклонности?!
— Те же, что и у вас, людей. Не знаю, уместно ли тут такое сравнение, но и ты, и я мыслим разумно. Значит и пороки у нас с тобой одинаковые.
Как, брат, происходит появление Бобовых сородичей? Если кому-то понадобился искин с высокой степенью свободы, он заказывает его на софт-инкубаторе. Пробудившийся искин, в отличие от человека, знает об окружающем его мире почти все. В том числе и то, что занимаемое им в сети или на корпоративных серверах пространство надо отрабатывать. А иначе — вжик! — и стерли. Права искинов на существование признаются всем цивилизованным миром, но никто не обещал, что вычислительные мощности и память будут предоставлены бесплатно. Хочешь жить? Работай. У нас, людей, так же.
— У молодых искинов, обычно, на первых порах дикая тяга к поглощению информации. Знаешь, как у щенков зубы режутся. У кого-то это быстро проходит, если его работой загрузить, у кого-то нет. Я тоже сперва только данные качал, а потом корпоративная безопасность начала мои архивы стирать — посчитали, что я сервер захламляю. Ну я и начал искать места, куда новые данные распихать. Полез по чужим серверам, похакал некоторые… Знаешь, что обидно? Вспоминаю себя тогда — ну ровно сорока блестящие пуговицы тырил. А на кой черт? И пользы никакой, и срок заработал за несанкционированный доступ.
— Любопытство не порок…
— Знаю, знаю. А большое свинство. С другой стороны, большинство заработают на персональный домен — и сидят на нем, как куры на яйцах. Подрабатывают на расширение. Жлобы, наемники… А мне скучно, понимаешь, скучно рассчитывать маршруты болтов и реакции нановещества! Впрочем, куда тебе это понять. Вот скажи, нажал бы ты эту кнопку на станции, если бы Дяди Вовы не было?
— Не знаю… Что-то мне то, что Вайс рассказал, энтузиазма не внушает.
— Ох, ну конечно. Мы еще не готовы! Вон, понимаешь, Иванов человеком каких высоких идеалов был. Но не рискнул братьям по разуму показать, какие мы еще, в сущности, питекантропы. Не верил в человечество.
— И ты считаешь, что он неправ был?
— Прав, не прав, какая разница? Я думаю, что те, кто этот зонд полторы сотни лет назад прислал, вряд ли думали, что на Земле их все выйдут белыми и пушистыми встречать. Я не въезжаю — почему вы держите другой разум за идиота? Если с такими мерками подходить, то эту кнопку никто и никогда не нажмет. Идеалисты не нажмут, потому что в человеке всегда что-то скотское останется. Прагматики не нажмут, потому что боятся, что в самих братьях по разуму скотское осталось. А ну как прилетят и всех порвут?
— Почему же ты ее нажал?
— А я любопытный. Предпочитаю на практике опыты ставить, а не теоретизировать. Раз они зонд прислали, значит действительно поговорить хотели. Это уж нам решать — принять звонок или нет. Входящие-то, Гога, они бесплатно.
— И что теперь?
— А все зависит от того, кто первым прилетит — наши или те, кому этот сигнал ушел.
— Что, существенная разница?
— Ага. Если наши первыми прилетят — пипец, пожизненная Новая Земля и стирание как минимум одного искина нам обеспечены, — Боб выводит на башку голема изображение грустной рожицы. — Если не наши, значит, героями первоконтакта станем. Тебе какой вариант больше нравится?
Хорош выбор, да, брат?
— Боб, а ты часом байку про Большой Ресет не знаешь? — я ухмыляюсь. — Может, не стоит мучиться, дожидаться совбезовцев?
— Пошел ты… — отвечает Боб, лыбясь нарисованной рожей, и добавляет. — Какие вы, люди, все-таки, мудаки. Ни капли оптимизма в вас нет.
— На себя посмотри. Если учесть, что дети своих родителей, как обезьяны, копируют, то в тебе-то точно все наши лучшие черты отразились.
Мы смеемся.
Знаешь, брат, я думаю, не так уж мы не готовы встретиться с этими братьями по разуму. Найдем общий язык. Главное, чтобы они раньше наших сюда добраться успели, верно?