8.

Наутро я узнал, что жена в знак протеста вместе с сыном усвистала жить к теще. Даже завтрак не сготовила. Вот еще один вид ущерба. Пожалуй, зря я хотел отличиться. Миллионов в десять мне уже обошелся интерес к справедливости. Мелькнула любопытная мысль, а не поставить ли точку на этом, не выйти ли из игры, пока мне не выщипали все перья и не свернули шею? Сейчас ведь очень подходящий момент для отвала в сторону. Да что ж мне в каждой дырке затычкой быть?

Но я, даже толком не перекусив, стал как заведенный собираться, чтобы ехать в "Уралтранзит".

Председателем правления "Уралтранзита", то есть главным пайщиком и фактически владельцем был полковник Трофимов, вернее полковник в отставке, бывший летун. В Афгане я служил именно в его полку, впрочем, тогда мы лично не пересекались, и это было правильно. Трофимов числился в жестких начальниках. И при встрече с ним можно было наложить в штаны скорее, чем при борьбе с врагом. Сейчас в "Уралтранзите" работало немало пилотов из трофимовского полка, в том числе и мой непосредственный командир, тот, что "катал" меня в Афганистане на своей машине.

Я ввалился в кабинет Трофимова, когда у него ошивался какой-то посетитель.

— Выйди и зайди через пять минут,— приказал председатель правления.

Ноги рефлекторно вынесли меня в предбанник, к секретарше Асе. Она отреагировала хихиксом и подмигиванием.

— Ну, что, Леня, съел?

— Между прочим, друг Ася, я изменяю жене только пять раз в год, и лимит тайных свиданий подходит к концу. Но ты еще можешь успеть.

Ася сооблазнительно потянулась в своем кресло, выпятив вперед свои "яблочки" и растянув на них джемперок.

— Леня, если будешь такой наглый, то пролетишь и в моем случае.

— Честно говоря, люблю пролетать, не попадая под огонь — я же вертолетчик.

Тут вымелся посетитель, и полковник скомандовал по селектору:

— Эй, вертолетчик, ко мне.

Я уже на законных основаниях вступил в кабинет.

— Ну что, Леня, явился с очередной бредовой идеей? В прошлый раз это ты неплохо придумал — выращивать отечественных крокодилов на базе теплоэлектроцентрали. Ну, давай, рассказывай, только ртом, а не маханием рук.

Преодолев легкое смущение, я в течение трех минут обрисовал ситуевину, сложившуюся в Свердовске-66, умолчав только об убийствах, похищениях, взрывах, драках и прочих происшествиях, в которых был замешан лично.

— Короче, господин полковник, коли эта кодла организовала такой шухер, то ей понадобится транспорт повышенной проходимости и вертолеты для эвакуации населения и имущества. Надо дать факс насчет наших услуг. У меня записан нужный номер.

— Так ты, Леня, утверждаешь, что Тархов возглавляет фирму "Новое рождение" и даже всю махинацию с метеоритом?

— Я откопал этот материальчик в надежном месте.

— Да, по твоей физиономии видно, что копал ты старательно. Но как ты ко всему этому относишься?

— Отношусь так, что на этом можно заработать.— бесцветным голосом отрапортовал я.

— Ай-яй-яй, Леня, я был о тебе лучшего мнения. Неужели мораль твоя настолько похудела?

— Вы задели меня, господин полковник. Когда-нибудь я рассчитаюсь с Тарховым сполна и не только за метеорит. Но сейчас вам стоит получить этот крупный заказ, иначе его просто огребет другая компания.

Полковник поскреб мне душу пронзительным взглядом.

— Ты, конечно, не говоришь мне всего и, наверное, правильно поступаешь. Впрочем, заказ есть заказ, и если будет предоплата, тогда я ничем не рискую. Даже если метеорит свалится по настоящему, то у меня весь транспорт прилично застрахован… Ладно, дам я факс.

— Этого мало, полковник. Мы должны ухватить самую крупную долю в перевозках. А потом, в самый решающий момент, убрать всех конкурентов — запугать их, дать отступного и так далее. Короче, сделать так, чтобы все остальные транспортники отвалили в сторону, и Тархов остался наедине с нами. Вот тогда наша очередь провернуть тот же фокус-покус, какой Филипп Николаевич показал горожанам. Поставим его перед неизбежностью и вскрутим свои цены в десять раз. Деваться ему будет некуда, иначе обитатели Свердловска-66 рассвирепеют и растерзают все начальство, включая его. Тархов заплатит любую цену, потому что ведет очень крупную игру и надеется на огроменные доходы. Короче, на всякую хитрую задницу найдется болт с винтом… Операция-то нехитрая, она и пенсионеру по плечу.

— Ты знаешь, ты не дави на меня. Я должен как следует поработать головой,— скупо откликнулся Трофимов.

Выходя от полковника, я бросил Асе.

— Ну как, хочешь поймать со мной миг удачи?

— Рядовой Шварц, не приставай к девушке,— донесся по селектору голос Трофимова.

— Если не пристану я, пристанут другие,— многозначительно прозвучал мой ответ.

Полковник все-таки, по своему обыкновению, решил повоевать и влез в это дело. Конечно, я опасался, что Тархов разгадает мои происки и поймет, кто наслал на него "Уралтранзит", но обошлось. Видимо, Филипп посчитал меня тем жмуром, который испекся в "хонде". Он торопился и уже через два дня дал положительный ответ, захотев получить и грузовики "Магирус", и фраерские "лендроверы", и транспортные вертаки "МИ-8". Согласился он и на довольно высокую стоимость услуг, и на стопроцентную предоплату.

Эти два дня, вернее две ночи я не терял даром, содержательно проводя время с секретаршей Асей. Жену я, естественно, не слишком старательно высвистывал от тещи, однако лимит по изменам исчерпал полностью.

На третий день я стал получать дополнительную информацию. Ася занялась шпионажем в мою пользу и соообщала, когда и в каком количестве в сторону Свердловска-66 направляется от "Уралтранзита" грузовой транспорт. Автомобили не очень подходили мне для возвращения, поскольку пришлось бы в этом случае пересекать контрольно-пропускные пункты, установленные тарховской кодлой.

Да, я твердо решил вернуться, потому что знал — когда дело будет подходить к развязке, Тархов уберет под шумок и моего отца, и Крутихина, и бывшего мэра Беленкова, и его дочь, если она, конечно, еще житель этого света. Свидетели Филиппу Тархову не нужны, ведь после того, как выяснится, что падение метеорита нам не грозит, начнутся судебные разбирательства с возмущенными беженцами. Тогда-то Тархову и понадобится, чтобы никто не заикнулся насчет спланированной с его стороны акции.

В конце недели улетел первый "Ми-8". Но обеими пилотами были практически неведомые мне товарищи, с которыми бы я не сварил ухи. В воскресенье позвонил сам полковник и рассказал, что конкурентов в перевозках не стало, все они благополучно улетучились, и Тархову пришлось согласиться с пятикратным увеличением цен за транспортные услуги.

Итак, активисту-капиталисту слегка сжали трепетную выю. Поэтому он может запсиховать и раньше срока приступить к ликвидациям. А я так еще и не выбрался в Свердловск-66. Что будет, если Тархов не закажет больше ни одной единицы летной техники?

В понедельник утром Ася, уже устав от шпионства, довольно ленивым голосом сообщила, что в течение нескольких часов вертолет "МИ-8" со своим командиром Плотицыным должен направиться в Свердловск-66. А Плотицын — это тоже летчик из моего вертолетного полка, экс-майор. Мы с ним в Афгане даже в шашки-шахматы играли, но непосредственно на его борту летал братан Серега.

Ася еще настойчиво поинтересовалась, когда мы сходим в ресторан или казино. На это я сообщил, что некачественная пища и азартные игры портят человека. Затем созвонился я с майором в отставке и, скрывая волнение в горле, попросил подбросить к родному папаше в Свердовск-66, поскольку моя собственная сухопутная машина каюкнулась. Плотицын мне в ответ — Леня, будь спок, подбросим, второй пилот не будет возражать. Только не опаздывай к шестнадцати часам на аэродром.

На этот раз я напялил на себя футболку со светлым образом Шварцнэггера. Авось мне это поможет избежать лишних побоев.

Пролетали мы над родными горами-долами, развлекая друг друга рассказами из предыдущей военной жизни. Поскольку экс-майор завсегда был игрок, то по пути мы сражались в "балду" и даже в шашки. Причем пилот доверял мне двигать своими фишками.

Пролетали мы над шоссе. Там, где надо, его завалило метров на сто камнями, как будто обрушилось полгоры. За километр перед этим местом были в аккурат устроены заградительные посты. Курсировали мы и над бывшей коровьей тропинкой, а нынче тропою жизни. Из Свердловска-66 мощные грузовики везли в кузовах людей вперемешку со шкафами, телевизорами, холодильниками и прочим скарбом. В обратную сторону шел порожняк. Там, где автомобили повышенной проходимости съезжали с шоссе на тропу, работали контрольно-пропускные пункты, которые, очевидно, следили, чтобы в городок не пробрались прохиндеи, предлагающие те же услуги, что и фирма "Новое рождение".

Приземлиться мы были обязаны там, где хочет заказчик. Когда начали заходить на посадку, я заметил, что нас встречает несколько крепко сбитых парней в камуфляжке и с автоматами. Я сразу опознал среди них злодея Сашу Львова. Мы как раз доигрывали в майором в словесные ребусы:

— Леня, а теперь назови слово из трех букв, являющееся синонимом слова "стул".

— Кал. Точно? Похоже я сейчас в него и вляпаюсь, судя по составу встречающей делегации. Я лучше пока схоронюсь где-нибудь на борту, а вылезу попозже, когда вокруг вертолета начнется давка.

— Да где ж ты спрячешься, Ленчик?— несколько рассеянно отозвался Плотицын. Он явно не осознавал трагизма-бабаягизма и воспринимал мои метания как продолжение игры.— Или погоди, по левому борту лежат рулоны парусины. Можно там.

Я напоследок глянул в иллюминатор. Мы садились на поле стадиона "Динамо", который был построен когда-то для спортивных милиционеров. На трибунах сейчас хватало народа, только там теснились не болельщики, а эвакуирующиеся. Очевидно те, кто уже сдал свою недвижимость юркой фирме "Новое рождение". Милиции, наводившей порядок, тоже хватало, потому что толпы людей бросались из одного конца футбольного поля в другой — наверное, в ту сторону, где циркулировали слухи о следующем рейсе на "большую землю". Как я впоследствии узнал, все граждане, обработанные "Новым рождением", имели на руках бирки, подтверждавшие право на эвакуацию. На очередной рейс попадали те, чьи номера бирок прозвучали по стадионным мегафонам. Мегафоны фонили, мешали друг другу эхом и многие граждане долбили своих раздраженных соседей вопросами:

— Какой сейчас сказали номер?

— Да не мешай ты слушать…

— Ну какой все-таки произнесли номер?

— Да отвяжись ты… вот козел, я сам не расслышал из-за тебя надоеды… Эй, народ, какой сейчас номер?

Номера бирок, похоже отбирались идиотом или генератором случайных чисел, потому что разлучались даже дети с родителями. Там и сям раздавались верещания и стенания. Мамки-тятьки, конечно, оставались вместе с детками, однако не знали кому пожаловаться, что они не улетели и не представляли, когда они снова попадут в число отобранных…

Я сховался за парусиновые рулоны и накрылся сверху еще упаковочной бумагой. Плотицына и второго пилота помимо автоматчиков встречал какой-то дерганый тип, представившийся Рувимским. Похоже, исполнительный директор фирмы "Новое рождение". Впрочем директор и пилоты вскоре куда-то слиняли.

Я собрался выбраться из своего блиндажа, чтобы произвести рекогносцировку местности хотя бы из иллюминатора. Тут опять скрипнула дверка, и я вынужден был затихариться. Похоже, что вернулись оба пилота и с ними еще кто-то. По игре инерционных сил, тряске и гулу можно было догадаться, что вертолет снова взмывает в воздух. Без загрузки, без пассажиров, похоже кто-то из начальства решил покататься, реализуя принцип "мне сверху видно все". Во всяком случае мне лучше не высовываться.

Однако меня высунул сам вертолет. Он стал закладывать один вираж за другим, и я не смог удержать рулоны упаковочной бумаги. Очевидно, первым делом обозрению открылся мой локоть или носок ботинка. Упаковочная бумага куда-то резко улетела, и надо мной возникла фигура незнакомца. Я сразу заметил, какая она кряжистая, поперек себя шире. Впрочем, незнакомец был одет не в камуфляж, а в нормальную джинсуру и повел себя не агрессивно.

— Да здэсь заяц,— прононс и наружность были кавказскими.

— Здравствуйте, где это я?— стал выдавать я наивняк.

Кавказоид помог мне подняться. Помимо него в салоне были другие знакомцы и незнакомцы. Еще один здоровяк-"параллелипипед", только славянский наружности, тот самый Саша Львов, плюс нестарый мужчина довольно элегантного телосложения и в добротном прикиде.

— Что с ним дэлать, Филипп Николаэвич?— беззлобно и почти шутливо спросил про меня детина-кавказоид. Ага, теперь понятно, воздушную прогулку решил совершить сам Тархов. Вид у него, между прочим, не злодея, а скорее уж преуспевающего предпринимателя. Этот пиджачок в полоску особенно придает ему джентльменский вид. Мутация активиста в капиталиста произошла без затруднений. Ну, как нам известно из истории пираты и работорговцы легко превращались не только в капиталистов, но даже в аристократов и лордов.

— Что с ним делать? Что с ним делать,— довольно лениво пожевал слова Тархов.— Свяжись для начала с Остапенко и сличи словесный портрет с описаниями интересных нам лиц.

Кавказоид устремился к пилотской кабине, оттуда высунулась физиономия… которая не имела никакого отношения к Плотицыну. А второго пилота, как я приметил, там не было вовсе. Черт, Тархов всю "уралтранзитовскую" команду поменял на собственного летуна, так боиться за свою ценную задницу. У меня в горлышке все засохло, но я еще выдавил:

— А, решили покататься, Филипп Николаевич, погодка-то и в самом деле классная. Чайки в воду садятся.

Тархов не особо на меня отреагировал. Вернувшийся здоровяк что-то прошептал ему на ухо, и тут вполне презентабельные щеки господина украсились какой-то кривой пиратской ухмылкой. Ну чистый Френсис Дрейк.

— А, сам Шварц пожаловал. Сам Шварц. Со Шварцнэггером на футболке — это что-то вроде знамени. Значит, в "хонде" были не вы. Оригинально, оригинально. А мы ведь вас уже помянули.

— На то и было рассчитано. Надеюсь, помянули добрым словом?

— Конечно, добрым. А вот каким вас сейчас встречать, не знаю. Какой процент акций принадлежит вам в "Уралтранзите"?

— Всего лишь два,— совершенно искренне поведал я.

— Как я раньше не догадался проверить список акционеров. Информация вообще-то открытая.

— Не переживайте, Филипп Николаевич, никакого упущения с вашей стороны, вы ведь считали меня жмуриком.

— И что интересно, даже сейчас считаю.— Нехорошая, конечно, прозвучала фраза, но надо привыкать к грозным намекам.— Двух процентов, конечно, же мало, чтобы все это разыграть как сплошной спектакль, но вполне достаточно, чтобы нам подгадить. Это вы, конечно, надоумили Трофимова насчет того, чтобы припереть нас к стенке ценовым шантажом.

— Филипп Николаевич, справедливости ради напомню, что насчет "подгадить" не вам говорить. Вы подгадили всем жителям этого города, не считая редких исключений.

— Я забочусь об их жизни и имуществе.

Мне, наверное, надо было сдержаться, но эта почти что непорочная брехня меня взбесила.

— Вы, действительно, так уж позаботились о Неелове, Цокотухине и Хоке, что у них теперь никаких проблем. Мы с Крутихиным столь были тронуты вашей заботой, что чуть дуба не врезали с такого счастья… Может вы спасаете не тело, но душу?

— Вы все-таки вредный человек, Леня Шварц. Это наследственное?

— Вы поставили интересный, я бы даже сказал теоретический вопрос о наследственности, учитывая, что ваш дедушка записался Тарховым только на революционной работе – про это в нашем местном музее сообщается. Видимо, товарищ Свердлов предложил такой псевдо взять, у него там тоже в семье чехарда с фамилиями была; сам он Яков Свердлов вроде бы, а его братан, что на французский генштаб работал и следил, чтобы золото Российской империи из Сибири попало куда надо – уже Зиновий Пешков. Дедушке вашему, бывшему пану парикмахеру из Лодзи, еще повезло, что он стал владельцем такого красивого псевдонима. А то мог бы стать каким-нибудь товарищем Артемом… Что ж ваша парикмахерская династия революции всё устраивает, после которых в европах становится гуще, а у нас жиже?

— Наш друг разгорячился. Кажется, он нуждается в проветривании.— Тархов что-то шепнул кавказоиду и тот передал начальские слова летчику.

— Не советую возбуждаться и вам.— я старался сохранять плавность речи, хотя адреналин заставлял метаться и сердечную мышцу, и мыслишки.

— У меня, Шварц, все в полном ажуре. Сейчас я именно тот, кто лучше думает, по крайней мере, лучше чем вы. Вы прилетели сюда как крыса, зарывшаяся в шмотье, а не как представитель "Уралтранзита", де-юре вас не было на борту. Я собираюсь сделать из де-юре де-факто. Если кто-то и видел вас садящимся в вертолет, то тогда придется отвечать пилоту Плотицыну. С него спросят за ваше полное исчезновение. Мог же он вас случайно оборонить по пути в Свердловск-66? Или высадить где-нибудь в дремучем лесу.

Хлопцы и абреки подхалимски заржали, делая приятное хозяину. Тот продолжал.

— Думаете, Шварц, я не подозреваю, из-за кого вы явились сюда. Не из-за расследования нееловского дела, не из-за папаши-старика, а из-за беленковской самочки. Так вот, девушка будет использована по прямому назначению, и станет радостно ерзать подо мной через полчаса после того, как вы превратитесь в кисель… А теперь,— хозяин торжественно обратился к прислужникам,— выкиньте эту крысу вон.

Ого, да это, кажется, про меня. Дверца распахнулась и кавказоид любезно, с "горским" гостеприимством, пригласил меня пожаловать в бурный воздушный поток.

Душа уже стала отслаиваться от тела, когда я вспомнил — сумка! Моя сумка. Она лежит под одним из сидений. Причем в боковом кармане отдыхает газовый револьвер. Ну так, под первым, вторым или третьим сидением?

— Послушайте, человек имеет право хотя бы на красивый вид после смерти,— напомнил я, пытаясь потянуть время.

— Шварц, вид у вас будет красивый вплоть до соприкосновения с нашей планетой. И вообще извините меня за "крысу". Я хотел сказать — отправьте в полет эту гордую птицу,— издевнулся напоследок бизнесмен.

— Пажалуста, пажалуста,— кавказоид еще раз широким жестом пригласил меня войти в атмосферу. Сумка точно под третьим стульчаком. Я встал на колени. Стыдно, но что делать. Не хочу отдавать свою жизнь на благо Тархова.

— Тело оказалось слабее духа, господа. А все потому, что мне не нравятся сквозняки.

— Сопли пустил. Сейчас еще обоссытся, щенок,— Филипп Николаевич сплюнул. Мне показалось, что в глазах Львова мелькнуло сожаление, словно он ожидал от меня другого.

Что ж, спрос рождает предложение, попробуем другое. Я прыгнул с колен и, вытянувшись в струнку, как футбольный вратарь, достающий мяч, забросил руку в боковой карман сумки. Львов подскочил ко мне, но я сделал ногами удачные "ножницы", двинув ему по голени и под коленку. Пока он укладывался на палубу, я выхватил свой газовый револьвер и пальнул в лицо подоспевшему кавказоиду. Львов вышиб ударом своего пудового башмака мою "вонявку", но, когда стал подниматься, я лягнул его каблуком в кадык и снова уложил.

Наступила какая-то пауза. Кавказоид хныкал, царапая физиономию, Саша Львов только болтал головой и производил булькающие звуки. Я чуть было не успокоился, но тут заметил, что рука Тархова расстегивает пуговицу пиджака и ныряет куда-то подмышку.

Пистолет? Я распрямил свои тело и, швырнув себя вперед, звезданул головой в тарховское брюхо. Товарищ капиталист ойкнул и обмяк, я же потянулся к его подмышке, желая выдернуть оружие. И тут какая-то сила ухватила меня за воротник и швырнула в сторону дверцы. Саша Львов очухался. Голова моя уже оказалась снаружи и заболталась на ветру.

Я при всем страхе-ужасе заметил второй вертолет — неужели Плотицын летит мне на помощь? Однако вскоре пришлось мне отвлечься от наблюдений. Львов не смог меня выпихнуть сразу, потому что я уцепился ногой за какую-то приваренную деталь. Поэтому он склонился, чтобы оглушить меня ударом в висок.

Однако поблизости друг от друга маневрировало в воздухе уже два вертолета. Пилот нашей машины, пытаясь уклониться от преследующей, заложил горизонтальный маневр, отчего центробежная сила увела траекторию пудового сашиного кулака в сторону и вообще отжала противника от меня. Она же пособила мне приподняться и врезать противнику ногой в пах. А массивность Львова сейчас только помогла ему врезаться в противоположный борт.

Я подоспел к Тархову вовремя, ведь он уже почти нацелил на меня "пээмку". По сравнению со Львовым поединок с ним показался мне разминкой. Я отклонил дуло в сторону кабины и тут… то ли я прижал палец Филиппа Николаевича, то ли он сам дернул спусковой крючок с натуги, но только пистолет пальнул. Из кабины послышался жалобный вопль, и через открытую дверцу стало видно, что пилот бессильно завалился набок.

Я стал выдирать оружие из пальцев Тархова, но когда это дело почти удалось, пришлось мне рухнуть на палубу после подсечки, а пистолет перекочевал в руки Львова.

— Пристрели его,— спешно приказал Филипп Николаевич.

— Самостоятельно господин Тархов умеет попадать только в своих, дедушка-портной и то лучше стрелял, — надерзил я и собирался еще продолжить предсмертное хамство. Несмотря на то, что момент был из самых ужасных в моей биографии, сейчас я почти не чувствовал беспокойства.

— Пилот испекся,— спокойно доложил Львов и вертолет откликнулся серией беспокойных толчков и все возрастающей амплитудой раскачивания из крена в крен, с носа на хвост.

— Охотно могу посадить машину,— напомнил я.— Львов, если не собираешься превратиться в омлет с жареной ветчиной, то не стреляй.

— Убей его,— повторил Тархов.

— Вы прямо какой-то пират Дрейк,— высказался я. — Современный приватизатор должен вести себя элегантнее.

— Филипп Николаевич, вы грохнули пилота. Машина падает. Похоже, вам хочется, чтобы мы все стали жахнутой об землю дохлятиной. А Шварц служил в вертолетных частях…— обрисовал ситуацию Львов.— Брат, иди-ка в пилотское кресло. И если ты наврал насчет своего умения, то следующим трупом станешь ты.

— Не беспокойся, Саша. Я много раз наблюдал, как летчики управляют винтокрылой машиной.

Я не без удовольствия выкинул из пилотного кресла незнакомца с аккуратной дырочкой в спине, потом связался со вторым вертолетом. Так и есть, ответил мне Плотицын.

— Майор, произошла небольшая смена ролей, и в роли командира вертушки почти случайно оказался я.

— Пока что не поздравляю с этим,— отозвался Плотицын.— Давай, перетащу тебя по стропу с парашютиком на конце. Я такое видел в одном учебном фильме.

— Как же, отпустят они меня.

— Тогда постарайся выровнять машину. У тебя очень сильный дифферент на хвост, того и гляди, завалишься вниз. Берись за ручку, отдавай ее к приборной доске, и гляди за показателем горизонта…

Я сунул ручку вперед, но аппарат продолжал валиться на хвост. И только когда она была отдана до отказа, машина внезапно спохватилась и перевалилась на нос. Зеленые острия елок словно впились в меня, все тело заелдырило. Только полностью отдернутой назад ручки хватило, чтобы прекратить нехороший курбет.

Я лихорадочно вспоминал то, чему был свидетелем в афганских вылетах, использовал также силу интуиции и указания Плотицына. Но максимум, чего мне удалось избежать — это немедленного обвала вниз. Скажем так, мы плавно снижались над лесисто-каменистой местностью, похоже что Юхновского заказника. Ничего большего добиться не удалось, наверное потому, что пуля не только продырявила пилота, но и нырнула внутрь приборной панели. Да впрочем и я не слишком соображал в делах на приборной доске.

Высота сто семьдесят, сто пятьдесят… машина катается из стороны в сторону как комок теста в умелых кухаркиных руках… сто, семьдесят… Никак не удается передать большую мощность на винт… Пятьдесят, тридцать, десять… ложимся на бок.

— Мы все-таки не падаем. Друзья, сядьте на палубу и прикройте голову руками…

Какой-то утес разбухал и занимал весь обзор. Выписываемый виток упирался именно в эту каменюку. Каким-то непонятным макаром я бросил машину вправо… И словно растекся от удара. Все жидкости, казалось, брызнули из меня вместе с мозгами, кишками и прочей дребеденью. Винт визжал как зарезанный, машина металась в конвульсиях — в аду, наверное, и то житуха легче. Когда я большим усилием воли чуть-чуть устаканился, то понял, что перед "поцелуем" успел убрать газ. Сейчас оставалось перекрыть бензопитание и выключить зажигание. Мотор к превеликой радости не успел загореться или развалиться. Победа, один-ноль в нашу пользу? Я отстегнул ремни и встал. Но сразу заскользил в сторону. Мы сильно накренились, градусов на сорок. Злобно скрежетнула обшивка, сдираемая о камни. Похоже, пока что не победа, а лишь ничья.

Какая-то жижа капала на темечко. Кавказоид валялся без движения. Львов сжимал голову и между его пальцев сочилась кровь. Впрочем левой рукой он держался за пистолет. Гадина Тархов выглядел полностью выключенным. Я открыл дверцу и отшатнулся. За ней было десять пустых метров до каменистого дна оврага.

Я боковым зрением фиксанул, что Тархов внезапно ожил и вырвал пистолет из рук Львова. Ничего бы я не успел предпринять для спасения от расстрела, но из-за резких движений кабина покачнулась и Филипп Николаевич снова смазал. Тем временем я взял его руку на захват и швырнул дорогое тело капиталиста в сторону выхода. Он едва не вылетел наружу, но отчаянным рывком зацепился за комингс двери. Пистолет ему пришлось бросить, чтобы как-то хвататься. И взгляд его сразу стал как у мелкого звереныша.

Я аккуратно подобрался и взял бизнесмена за мизинчики.

— Что ж вам больше не стреляется, уважаемый? Спешу вас успокоить, студнем вы не станете, в худшем случае — аккуратной лепешечкой. Ее и на похоронах нестыдно показать… Где Анна Беленкова?

— На пятой грунтовой дороге, после мостика через речку Бурую, в дачном домике номер пятнадцать,— бодро рапортовал Тархов, несмотря на неудобную позу.

Я хотел сыграть по правилам и уже протягивал капиталисту руку, но тут вертолет резко качнулся и стал сваливаться в овраг. Наступал каюк всем, и правым и виноватым. Наверное, в самый последний момент я ухватился за строп, который бросили люди со второй вертушки. Я полетел вверх, а все остальное вниз. Затем меня еще подпихнул взрыв.

В кабине второго вертолета я встретился не только с Плотицыным, но и с Серегой. Подсуетился, оказывается, братан. Прибежал по первому звонку майора. Плотицын сейчас торопливо рассказывал о моем спасении, и было видно, что удачные приключения ему по душе.

— Леня, я сумел сообщить Трофимову, что меня заменили и Тархов улетел с тобой — через офис одной фирмочки, связанной с "Уралтранзитом". Полковник сразу велел начать преследование на втором нашем вертолете. Кинул даже факс о временном выводе этого борта из эксплуатации. Правда на охранников, выставленных Тарховым, сей документ не слишком подействовал, пришлось Сереже наезжать на них самосвалом.

— Майор, всё в кайф, но надо торопится к моcтику через речку Бурую. Там в садоводстве спрятана заложница… Однако у нас из оружия — только плевательные аппараты. Сережа, придумай что-нибудь вместо бомб и пулеметов, ты же мастер на разные безделушки.

Теперь страх и ужас перестали корябать меня изнутри, но зато родился какой-то азарт. Успеем ли добраться до пленницы, прежде чем ее охранники получат команду "убрать"? А какие все-таки у Анки замечательные…

По-моему, охранный персонал в домике номер пятнадцать мы застали почти врасплох. По крайней мере, они не ожидали нападения с воздуха. Двое человек выскочило из дверей во двор, и тут их приголубила парочка сброшенных мешков муки. Кажется, было только одно точное попадание, но второму бойцу мы настолько запоршили зенки и легкие, что он вышел из строя. Правда, я сам чуть не смайнал вниз, когда бодрый ветер неожиданно поддал машине в бок, и она ощутимо качнулась. Но это мелочи.

Какой-то агрессивный гражданин высунулся из чердачного окна и разок стрельнул из пистолета. Мы тут с Сережей кинули по бутылке пепси-колы. По "тыкве" не попали, но отлетевшим осколком ему порезало руку и он бросился улепетывать. Затем прочистил очи товарищ, обсыпанный мукой, он уже дал очередь из "акаэма". Но удачно спущенное на тросе ведро угомонило его надолго. Можно было снижаться над крышей.

Анна нашлась, причем живая, без кляпа во рту и даже не связанная. Я же ожидал увидеть нечто жутковатое. Наверное, бравые охраннички были уверены, что от них дамочка не смоется. Они обеспечили ей довольно комфортные условия, а в ответ экс-мэр ходил у гуняковской кодлы на коротком поводке. Казалось, сама Аннушка не очень ожидала явки спасателей. По-крайней мере, заулыбалась она не сразу и даже слегка одеревенела. Впрочем, после небольшой паузы гражданка Беленкова нашла силы облобызать меня (много раз) и поцеловать Сережу и Плотицына (по разику).

— Я ведь заметила, что ты шальной, Леня,— промурлыкала она, повиснув на моей шее.— Поэтому нет ничего удивительного, что ты вытащил меня отсюда. Как ты теперь будешь меня защищать?

— Я знаю один способ, Аннушка, но, честно говоря, лимит по изменам у меня исчерпан.

— А что тебе мешает использовать лимит на следующий год и на следующую пятилетку?

— В самом деле, что мешает?— и я, подтолкнув даму в круглую попку, помог взобраться на борт вертолета "МИ-8".

Тут вышел на связь Трофимов.

— Я рад, Шварц, что ты общаешься со мной через эфир, но как там обстоит с моей техникой?

— Борт номер 20123, я извиняюсь, накрылся. Господин полковник, недоразумение началось из-за различия во мнениях — кому надо покинуть вертушку на высоте двести метров.

— Расшалился понимаешь. Дорого мне ваш плюрализм мнений обходится,— полковник еще с минуту словесно пачкал всех участников недавнего "прогулочного" полета, а потом уточнил:— Ты, надо полагать, уцелел, а как остальные?

— Тархов, его пилот и двое хранителей тела, к сожалению, канули в Лету. Летопись сомнительных свершений Филиппа Николаевича подошла к концу. Зато со мной украденная дочка мэра. Операция по спасению заложницы успешно завершена.

— Что ж ты раньше не сказал. Сам Тархов каюкнулся. Увы, но это, действительно, самое доброе дело, которое он сделал. Без него Гуняков и Сердоболько против нас не сдюжат. Устрою-ка я им "стрелку". Теперь дай сюда Плотицина.

И после дополнительных указаний наш вертолет взял курс на ячменное поле у развилки двух дорог, шоссе и грунтовки, ведущей на озеро Долгое.

По дороге я у Анны выведал, почему все-таки Тархов ее умыкнул. Суть была не в одном лишь желании накинуть удавку на мэра. Дамочка Беленкова, оказывается, всю кашу и заварила.

Она первой измыслила идею падающего на головы метеорита. Аня просто хотела помочь своему папе-мэру, который имел свои виды на то, кто должен командовать в городе и распоряжаться редкоземом. Думала, что папаша твердой рукой остановит панику, восстановит порядок в Свердловске-66 и снискает любовь горожан. Она поделилась с двумя своими друзьями, Степой Нееловым и Леной Тарховой. А также с известным английским шутником Джейсоном Хоком. (Тот и должен был объявить в конце концов, что юморнул.) Первый сразу использовал идею в своем замечательном романе, вторая поделилась свежой мыслью со своим братцем. И пошло-поехало. Идея, использованная аморальными мозгами, реализовала свой отрицательный потенциал. И глупому ежику понятно, что Елена Тархова, как сотрудник редакционно-издательского комплекса, быстро прознала, о чем написал в своей книжице Неелов, поэтому она и стала его лебединой песней. Тарховская кодла, естественно, стала приглядывать за первоисточником идеи, Аннушкой, и, конечно же, не позволила ей звякнуть Хоку и отменить шутку. Короче, девица Беленкова начала выдавать себя за другого человека, мадам Тархову, используя при этом цвет ее волос и даже речевые обороты. Анна пыталась дернуть в Свердловск, чтобы оттуда связаться с Хоком, но тут Филипп Тархов изъял ее из обращения…

А вот сейчас Трофимов, похоже, решил устроить капитальную "стрелку". Едва мы сели — правда, не заглушив мотор — как на поле выехало три джипа. Вороненые стволы я сразу засек. Однако джипы вежливо остановились метрах в пятидесяти от нас. Кажется, это те самые участники переговорного процесса, которых высвистал полковник.

С помощью плотицынского бинокля я высмотрел за ветровым стеклом одной из машин жирную афишу Сердоболько. А за другим стеклом еще одну важную персону. Уж не ряха ли Гунякова-Бессерглика маячит? Вдобавок я заметил снайперскую винтовку, которая смотрела прямо на мой котелок.

— Послушайте, давайте взлетим,— обратился я к другим членам команды.— Что-то у меня на земле голова чешется. Вон стекляшка оптического прицела сверкает.

— Да это чья-то сопля на солнце блестит. И вообще, шеф разрешил улететь только при явной угрозе.— кратко отозвался обычно словоохотливый Плотицын. Первой жертвой такой исполнительности, кажется, станет мой труп.

— Значит, вы считаете, что моей голове ничего угрожать не может, поскольку мозги в заднице?— обиделся я на старого знакомого.

Все-таки мне полегчало, когда показался "Ка-22" с Трофимовым. Эта вертушка тоже присела, переведя мотор на холостые обороты.

— Леня, вертолетным хулиганом ты уже был, сейчас станешь дипломатом и отправишься со мной на переговоры. Как товарищ, лучше других разбирающийся в местной обстановке,— велел полковник. Хочешь не хочешь, а слушаться надо. Толковище началось где-то посредине между винтокрылыми машинами и джипами. Тут я впервые познакомился с Гуняковым-Бессергликом.

— Где Тархов?— начал он.

— Его бренное тело взорвалось вместе с геликоптером где-то на скалах Юхновского заказника. Что поделать, авария. У самого еле-еле душа в теле.— скромно отозвался я.

— Вы убили его!— багровея, стал взвиваться Гуняков.

— По-моему, разговор движется не в ту степь. Сейчас не время называть черное белым, а горькое сладким. Тархов и трое его подручных хотели покончить со мной, поэтому им не повезло. Еще на вашей совести Неелов и Цокотухин. И Крутихин едва не стал пускать пузыри благодаря вам. Тархов-то перед смертью расскаялся и все рассказал мне. Вдобавок он девушку умыкнул… Эй, Аня, покажи личико, только ненадолго.

Я, конечно, блефанул насчет раскаяния, но мои собеседники этого не уловили.

— Ну что, мне вызывать следственную группу из Свердловска?— поинтересовался Трофимов.

Момент был самый напряженный, в воздухе запахло гормонами страха, бздения и ненависти. Я услышал, как щелкнул некий курок и приметил, как прижались пальцы гуняковских холуев к спусковым крючкам.

Тут Трофимов внес определенные коррективы.

— Господин Гуняков-Бессерглик, в одном из наших вертолетов сидит человек с авиационным пулеметом. Сколько у вас тут народа? Пятнадцать голов. Может, звякнете по радиотелефону в похоронный магазин и закажешь пятнадцать штук дорогих белых гробов? С грошиками-то у вас сейчас полный порядок.

Опять игра в покер. Даже если бы Трофимов вытащил бы следственную группу из Свердловска, многое бы она тут сумела накопать, когда все потенциальные свидетели, поджав хвосты, в панике чешут из города? Показаний одной лишь Анны явно недостаточно будет. Остановить же сейчас панику и массовый отвал не под силу даже десятку колдунов и волшебников — очумевшее народонаселение просто сметет их. Тем не менее в отсутствии энергетически мощного Тархова воля гуняковской кодлы явно ослабела.

— Чего тебе еще от нас надо, Трофимов?— голосом осипшего петуха произнес Сердоболько. Ты и так ухватил все перевозки в свои руки.

— Надо долю от каждой сделки по покупке недвижимости в городе. Если точнее, половину.

Жизнь наша заколыхалась на волоске. Трофимов сделал какое-то неуловимое движение, по этому сигналу "Ка-22" подпрыгнул и завис в воздухе, сдувая чепчики со всех собравшихся внизу. Из кабины действительно показался мощный ствол.

— Вы что в голову раненный, Трофимов?— немного посерев лицом, стал возмущаться Гуняков-Бессерглик.— Мы же оплачиваем перевозку граждан на новое место жительства. Между прочим, по вздутым ценам и, кстати, эти деньги текут к вам.

— Меня деньги не так портят как вас. Ладно, сорок процентов. Но в качестве большого одолжения,— отозвался повеселевший Трофимов.

Гуняков-Бессерглик и Сердоболько метнули друг на друга безумные взоры, на физиономиях важных персон было выписано почти что физическое страдание, а также нерешительность. Наконец Сердоболько через силу тихо но проникновенно.

— Мы согласны.

— Таким голосом только из туалета говорить "занято".

— Согласны, мать вашу, согласны,— заорал Гуняков-Бессерглик базарным голосом, не зря ж он тут первый негоциант.

— Вы точно нервный какой-то. Слушайте, лечитесь мочой. В вашем случае это обязательно поможет.— Трофимов покончил с деловым партнером и обратился ко мне.— А ты дрейфил, Леня. Учитывая твой могучий вклад, увеличим твой пай до десяти процентов… Помогла тебе все-таки футболка со Шварцнэггером.

Сейчас, когда отступила угроза моему пребыванию в этом мире, я стал, наконец, соображать и прикидывать.

Итак, одна акула отъела кусок у другой акулы. Сорок процентов от хапнутой недвижимости… это, должно быть, миллиарда четыре или пять. Нет, поскромничал. Все десять, если учитывать заводы и лаборатории. Значит, лично я смогу заработать вплоть до миллиарда.

Получается, что я встану с этими откровенными злодеями, убийцами и грабителями на одну широкую доску! Впрочем, моя моральная чистота продана отнюдь не за дешево. Кроме того, в случае моего отказа все бабки достанутся акулам. Некоторые из них потратят капиталец именно на то, чтобы организовать новую бучу и грабануть кого-нибудь на еще более серьезную сумму. Они будут расходовать эти бабки на укрепление своего "авторитета", на хоромы в районе Лазурного Берега и Пальма-ди-Майорка, на красивых мулаток с задиками-шоколадками, на яхты размером с приличный теплоход. Я же зафигачу денежки в производство дешевого пива и вкусного борща, я оснащу протезами всех, у кого отсутствуют ноги, руки и половые принадлежности, я куплю каждому дураку по электронному мозгу, я… В общем, не стоит отказываться.