"Интеллидженсер" - читать интересную книгу автора (Силберт Лесли)

4

Увы, ученый я, где золото мне взять? Расмус в «Парижской резне» Марло

САУТУОРК — СУМЕРКИ, МАЙ 1593

Проталкиваясь через шумные толпы, кишащие на южном берегу Темзы, Марло остановился перед Лондонским мостом. Арку увенчивала дюжина с лишним насаженных на пики отрубленных голов. Он узнал лица: так как видел их там не один месяц. Некоторые почти год. Вымоченные в рассоле, они сохранялись неплохо.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал он с легким поклоном. — Никто не желает поиграть в кости?

Юная проститутка с обнаженной грудью подергала Марло за рукав. Он было начал отдирать ее грязные пальцы, но вдруг нахмурился, увидев на ее плече багряную каплю. Ища рану, он приподнял волосы с ее шеи, но ничего не нашел. Усмотрев в его жесте интерес потенциального клиента, она закрыла глаза и неуклюже надула губы.

Марло прикоснулся к капле и поднес палец к ее носу.

— Твои губы пахнут медью, — сказала она ему. Ее тихий голос почти заглушали крики торговцев овощами, рыбой и ругань пары уличных оборвышей, которые на все корки поносили иностранную пару.

— Я удивлен.

— Мой отец был кузнецом, — объяснила она, открывая глаза. — Что это?

— Кровь. — Он показал рубиновый мазок на кончике пальца.

Заметив ее испуг, он добавил с улыбкой:

— Не пугайтесь, мисс, она не ваша. Либо ангел в небесах поцарапал коленку, либо городской декоратор вновь принялся за работу.

Она проследила его взгляд до вершины арки. Там как раз установили только что отрубленную голову.

— Бедняга, — сказала она, словно бы с искренней печалью, — я помолюсь за тебя.

Марло понял, что в Лондоне она совсем недавно. Его жителей почти без исключения это жуткое зрелище никак не трогало. Когда она отошла, он прикинул, какой срок понадобится лондонским улицам, чтобы умертвить в ней жалость.

Шлепнув пронырливую руку карманника, он вновь посмотрел на новую голову, единственную еще сохранявшую глаза. Некоторых осужденных изменников просто обезглавливали. И очень часто лица таких выглядели спокойными, смирившимися с судьбой. Участь других оказывалась не такой легкой. А этого, решил Марло, скорее всего кастрировали заживо, прежде чем топор опустился на его шею. Лицо было искажено мукой, оглашая воздух безмолвными воплями.

— Ты прятал попа у себя под полом, друг мой? — спросил он вполголоса. — Ты выглядишь достаточно умным, чтобы не подготовлять покушение на королеву.

Кто-то столкнулся с ним, и сиплый голос выругался. Марло посмотрел на продавца воды, который побрел дальше с привязанным к спине бочонком, и снова взглянул вверх.

— Но где ты теперь?

Пройдя под аркой, он поднялся на Лондонский мост. По обеим сторонам тянулись высокие дома с бревенчатыми верхними этажами, принадлежащие богатым торговцам. На уровне моста были лавки, а владельцы жили на верхних этажах. Заходящее солнце еще светило, но в узком ухабистом проезде царила полутьма: каждый следующий этаж выступал над тем, что под ним, так что самые верхние почти смыкались через улицу, и развешенное между ними сушащееся белье позволяло увидеть лишь крохотные лоскутки неба.

На полпути Марло спустился по деревянной лестнице к воде, сошел в лодку, повернутую носом к востоку, и вручил лодочнику три пенни.

— Гринвичский дворец, — сказал он, опускаясь на подушку. Лодка начала разрезать бурую гущу на поверхности реки. Опираясь локтями о планшир, он следил, как шпили лондонских церквей отступают все дальше.

Высокие здания, теснившие берега, уступили место редким пристаням, деревьям и лугам — тонущий в грязи чумной город остался позади. Новое поручение, размышлял он. Вновь мир станет его тайным театром — подмостками, на которых драма реальна, опасность действительна, финальная сцена еще не написана. «Действие I. Сцена I. Входит Марло».

В Гринвиче на краю пристани стояла субтильная фигурка — Томас Фелиппес следил за Марло сквозь маленькие очки в проволочной оправе. Рыжевато-каштановые волосы Фелиппеса были заложены за уши, а жиденькая борода почти не маскировала глубокие рябины, изрывшие его лицо.

Лодочник вопросительно посмотрел на Фелиппеса, а затем на часового на берегу. Оба кивнули. После этого официального подтверждения Марло покинул лодку и пошел за Фелиппесом мимо дворца. Кочующий двор королевы пока пребывал здесь, и здание в изящных башенках полнилось музыкой, смехом и сорочьей болтовней. Пропущенные еще одним часовым, они на полминуты оказались в тени конного стражника, а затем направились в глубину ухоженных садов, и звуки вечернего дворцового веселья постепенно замерли позади.

Марло безмолвно следовал за Фелиппесом. Он давно успел узнать, что фитюлька не был любителем пустых разговоров. Они познакомились в 1585 году, когда Марло был студентом Кембриджа и писал «Тамерлана Великого», пьесу, имевшую безумный успех, ворвавшись в лондонские театры два года спустя. В ту зиму Фелиппес как-то подошел к нему и спросил, слышал ли он о сэре Фрэнсисе Уолсингеме, статс-секретаре. Марло кивнул. Университет полнился благоговейно-боязливыми шепотками о дурнопрославленном мастере шпионажа, человеке, чьи хитрые махинации снова и снова спасали королеву от убийц.

Представившись помощником Уолсингема, Фелиппес сообщил Марло, что он может заработать порядочно деньжат, если будет не прочь шпионить для только что созданной Уолсингемом секретной службы. Это его привлекает? О да!

Католические враги Англии невидимо присутствуют в Кембридже, объяснил Фелиппес. Скрытые ассасины, прошипел он. Патер, прикидывающийся протестантским студентом при деньгах, сманивает других студентов в католическую семинарию по ту сторону Ла-Манша в Реймсе. И именно в Реймсе, гнезде беглых английских католиков, герцог Гиз высиживает заговор с целью убить Елизавету, чтобы на английский трон могла воссесть его племянница, шотландская королева Мария. Английские шпионы, уже проникшие в семинарию, прилагают все усилия, чтобы вызнать подробности замыслов герцога. Уолсингему требуется студент, чтобы проникнуть в среду кембриджских заговорщиков и разоблачить их. Так как, по мнению Марло, он мог бы справиться с таким заданием?

Воняет ли Лондон в жару? Он не только способен с ним справиться, но и без всякого труда. Подрастая в родном Кентербери, он играл во многих спектаклях в Королевской школе, но для этой задачи вряд ли понадобятся таланты, которые он отточил на подмостках. Сыграть недовольного бунтовщика, сочувствующего католикам? Да Фелиппес словно предлагал ему деньги зато, чтобы он носил собственные башмаки!

Задумчиво кивнув, Марло сказал, что это ему вполне по силам, если бы не одна мелочь: «Моя истинная, абсолютная и неколебимая преданность Святейшему Отцу в Риме».

Предупрежденный, что его новый рекрут склонен шутить в самые неподходящие моменты, Фелиппес улыбнулся.

Марло остался серьезен.

Наступило молчание, лицо Фелилпеса потемнело. И тут Марло, ухмыльнувшись до ушей, протянул ему руку, Фелиппес ее потряс, и началась тайная жизнь Марло как интеллидженсера.

Разумеется, обещанные деньги были соблазнительны сами по себе — Марло, сын сапожника, был бедным стипендиатом, к тому же помышлявшим только о сочинении стихов. Но, не сомневаясь в своем таланте, он отдавал себе полный отчет, что ум, полный чеканных строк, мало подходит для набивания карманов.

Чаровала его и возможность рисовать себя в воображении тайным рыцарем, доблестно защищающим свою августейшую госпожу. Он много лет оценивал правительство крайне скептично — еще не научившись читать, видел, как вешали невинных людей, — но тем не менее предпочел предаваться идеалистическим мечтаниям. В конце-то концов, какой толк от жизни без упоительных грез, как бы глупы эти грезы ни были?

Капиталовложение Фелиппеса себя оправдало. Марло с легкостью проник в университетскую сеть тайных католиков, чего прежде не удалось добиться десятку агентов. Известие о его успехе незамедлительно достигло ушей Уолсингема, и к неожиданному восторгу Марло старый мастер шпионажа пожелал встретиться со своим многообещающим новобранцем. В своем лондонском доме, выходившем окнами на Темзу, Уолсингем поблагодарил Марло за его превосходную службу их королеве. Не хочет ли он продолжать, готовясь к получению ученой степени?

Марло кивнул.

— Мудрый выбор, — сказал Уолсингем. — Видишь ли, книги лишь печатная мертвечина. Путешествия и опыт — проникновение в двуличность людей тут и за границей, — вот что вдохнет в них жизнь, а тебе подарит новые знания.

— И хорошие пьесы, — ответил Марло. — Я начал мою вторую.

— Ах да, банксайдский поэт… — припомнил Уолсингем, наливая себе и Марло по кружке превосходной мадеры. — Это может оказаться полезным.

Марло потягивал вино с наслаждением. Не так уж часто его хвалил и подбодрял один из самых могущественных людей в Англии.

— Потратить жизнь на раскапывание спрятанных тайн — занятие наиблагороднейшее, — докончил Уолсингем. — Подобный искатель всегда будет располагать властью.

Под воздействием этих слов Марло с такой истовостью посвятил себя агентурной работе, что она чуть было не обошлась ему в его магистерскую степень. Его личина тайного католика оказалась настолько убедительной, что университетская администрация, заподозрив в нем изменника, собралась его исключить. Однако Тайный совет поспешил вмешаться, и он покинул Кембридж в 1578 году не только с завершенным «Тамерланом», но и с магистерской степенью.

Фелиппес остановился в кругу скамей на таком расстоянии от дворца, что сюда вряд ли могли забрести опившиеся пьяницы или влюбленные в поисках краткого уединения. Марло сел и только тут заметил в нескольких шагах от них так называемый Дуб королевы, дерево с глубоким дуплом, в котором, как говорили, королева Елизавета пряталась в детстве.

— Сегодня переночуешь в гостевом доме, ближайшем к реке, — начал Фелиппес. — И вот тебе для начала… — Он сунул руку в кожаный кошель и извлек несколько монет.

Марло опустил в карман приятно тяжелую горсть. Деньги эти были уже не от Уолсингема. Уолсингем два года как умер, и королева с тех пор держала его пост вакантным — пост, который был равносилен тому, чтобы владеть ключами от королевства. Умная монархиня любила разжигать соперничество среди своих придворных — стратегия очень действенная. Два заклятых соперника яростно боролись за заветный титул, а в результате скаредная королева получала первоклассную секретную информацию от двух конкурирующих агентурных сетей почти без финансовых затрат со своей стороны.

Одним из этих соперников (новый патрон Фелиппеса) был Роберт Деверё, блистательный и неимоверно популярный граф Эссекс, любимый лондонской голытьбой не менее, чем придворными дамами. Всякий раз, когда Марло бывал в «Розе» и туда входил Эссекс, театр оглашали приветственные крики. Говорили, что королева Елизавета очарована им не меньше. Ему исполнилось двадцать семь, и он был моложе ее на тридцать с лишним лет, но она пожаловала ему в Гринвичском дворце апартаменты, смежные с ее собственными, и все знали, что это означает. К шпионским играм Эссекс приобщился совсем недавно, когда понял, что обеспечивать королеву тайными сведениями — надежное средство сохранять ее милость, быть может, даже более надежное, чем согревать ее постель, хотя и там, Марло не сомневался, любвеобильный граф показывал себя во всем блеске. Весь Лондон сплетничал о сексуальных подвигах молодого вельможи. По-видимому, он был очень щедр — и умел — на любовном поприще.

Соперничал с Эссексом за пост статс-секретаря сэр Роберт Сесиль, сын самого доверенного советчика королевы. Угрюмый горбатый коротышка Сесиль с многолетним опытом агентурной работы был во всем полярной противоположностью Эссекса. Эссекс импульсивный, несдержанный на язык, Сесиль проницательный, терпеливый, замкнутый. Эссекс был эмоционален и нередко искренне добросердечен, а Сесиль — неизменно безжалостен и беспощаден. Со времени смерти Уолсингема Марло играл по обе стороны забора, выполняя задания для обеих сетей. Он знал, что это опасно, но другие соглядатаи поступали точно так же, и — что было важнее — он никак не мог устоять перед соблазном наблюдать за свирепым соперничеством придворных из первого ряда.

— Ну так что у тебя есть для меня… Том? — спросил Марло, зная, что Фелиппес не терпит, когда подчиненные называют его по имени.

Фелиппес крепко сжал губы, очевидно, с трудом удержавшись от выговора.

Отлично. Значит, я все еще тебе нужен.

— Возникло одно щекотливое дело, и, по-моему, ты для него особенно подходишь. Идут разговоры о некой новой твоей публикации…

Марло принял вид невинного недоумения.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Еще как имеешь! Книжонка гнусного похабства! — брезгливо воскликнул Фелиппес.

Марло перевел сборник эротических элегий римского поэта Овидия. В Англии эротические произведения такого рода были запрещены, и он напечатал элегии в подпольной типографии в Нидерландах.

— Я, конечно, мог бы сообщить о тебе надлежащим властям…

— Если бы сумел связать ее со мной.

— …но поскольку ты, несомненно, доставил сюда эту грязь контрабандой, мне пришло в голову, что у тебя имеются непотребные посредники и связи, которые могут пригодиться нам в крайне важном деле.

— А если я соглашусь помочь вам?

— Если преуспеешь, я заплачу тебе больше, чем когда-либо раньше. По меньшей мере вдвое, чем ты получаешь за свои глупые пьески.

Марло поднял брови. Больше двадцати фунтов!

— Ну а мои так называемые непотребные посредники? Откуда мне знать, не используешь ли ты меня, чтобы переловить их?

— Дело несравненно важнее поимки контрабандистов, промышляющих книгами.

— И все-таки…

— Арест твоих паршивых друзей меня совершенно не интересует — они могут пригодиться мне и в этом деле, и потом. Тебе придется положиться тут на мое слово. И опять-таки твое вознаграждение будет велико. Договорились?

— Да. (Пока.)

Наклонившись поближе, Фелиппес прошептал:

— Ты слышал про Московскую компанию?

— Почти ничего, — солгал Марло.

— Названа так из-за ее монополии на торговлю с «Московией». Ее сорок лет назад основало товарищество богатых купцов и королевских придворных, решивших отыскать Северо-Восточный морской путь в страны Дальнего Востока — путь, который в Европе пока еще никто не нашел и который был бы под управлением и контролем англичан. Путь, который откроет нам прямой доступ к богатствам Востока, безопасный от пиратов Средиземноморья.

Фелиппес потеребил свою жидкую бороду.

— Совершенно очевидно, что купцы «Московии» не преуспели в этих поисках, но, меняя английские товары на русские меха, пеньку и ворвань, они установили выгодные отношения с царем. И за долю в доходах царь много раз разрешал им ездить из Москвы в Персию: по Волге до Астрахани, через Каспийское море и дальше до Бухары, обменивать английскую шерсть на драгоценные камни, шелка и пряности. Затем, двадцать лет назад, завоевания турок перекрыли этот путь, и с тех пор через руки «Московии» эти восточные товары не проходили.

Фелиппес умолк, еще раз посмотрел по сторонам и продолжал вполголоса:

— Однако недавно на Королевской Бирже в Лондоне дважды появлялись драгоценные камни с Дальнего Востока — вскоре после того, как судно «Московии» причалило к пристани Депфорта ниже по реке. Рубины, алмазы, жемчуг… но только они не показаны в книгах Компании, и вкладчики, а среди них и наша королева, не видели никакой прибыли.

— Торгуют под флагом королевы и крадут у нее из-под носа — какая дерзость! То есть прежний торговый путь «Московии» из Москвы в Персию вновь открыт? Тот, который ты описал?

Фелиппес покачал головой.

— Нет, он по-прежнему перехвачен турками.

— Так каким образом купцы «Московии» получили доступ к драгоценным камням? Не вернее ли предположить, что английские каперы забрали их с португальских кораблей, а затем забыли упомянуть о них таможенникам? Или тут приложила руку английская Левантийская компания с ее монополией на торговлю с восточным побережьем Средиземного моря?

Марло заметил необычный блеск в глазах Фелиппеса. Он всегда обсуждал дела, связанные со шпионажем, с большим смаком, но сейчас его глаза буквально горели огнем. Так что же он мог… А!

— Ты подозреваешь, что некие купцы «Московии» наконец открыли Северо-Восточный проход, хранят это в секрете и торгуют исподтишка?

— Одна из возможностей, но которой стоит заняться, как ты понимаешь.

Да, Марло понимал. Такое открытие имело бы колоссальные последствия для Англии и в смысле международного престижа, а не только финансовых выгод. До сих пор испанцы и португальцы куда больше преуспевали в исследованиях и колонизировании Нового Света, и национальная гордость Англии была уязвлена. Впрочем, Марло знал, что благо их родины для Фелиппеса главным отнюдь не было.

— Эссекс — вкладчик?

— Да.

— Значит, он получит хорошую прибыль, если эта контрабанда выплывет на поверхность?

— Само собой, — невозмутимо ответил Фелиппес.

— И если ему достанется честь разоблачить контрабандистов и сообщить королеве о существовании тайного морского пути на Дальний Восток…

Фелиппес улыбнулся, будто кот, зажавший в лапах мышь.

Ага! Если подозрения Фелиппеса верны и дело увенчается успехом, влияние Эссекса неимоверно возрастет, и, возможно, пост статс-секретаря наконец достанется ему. А Фелиппес, естественно, окажется рядом с ним.

— Твой агент на Королевской Бирже видел, кто их продавал? — спросил Марло.

— Представитель какой-то неизвестной компании. Подозреваю какую-то подтасовку. Ловко сфабрикованный щит, чтобы скрыть истинный источник, который, надеюсь, ты найдешь.

Марло кивнул.

— И, Кит, — очень серьезно сказал Фелиппес. — Сугубая осторожность и секретность.

— Само собой.

Фелиппес поднялся со скамьи.

— Надеюсь, вскоре я что-то от тебя услышу.

Непременно, — отозвался Марло, откидываясь на спинку скамьи. Глядя вслед фитюльке, исчезающему среди деревьев, он докончил: —…услышишь то, что я сочту нужным тебе сообщить.