"Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)" - читать интересную книгу автора (Казаков Анатолий Михайлович)Часть 8. «Белые колготки»Так уж устроен человек, что он ко многому привыкает. Как ни странно, даже к войне. В Бендерах тоже. И воюющие, и оставшиеся в городе жители. Привыкли… Привыкли жить умирая. Жить, убивая. И постепенно начали забывать, что можно жить иначе. В первый же день пребывания в Бендерах не только Вадима, но и всю группу, как они признавались потом, это поразило. Привыкли все. Война стала буднями. Ложатся к пулемету, как будто к станку встают. В МТЛБ — как за рычаги трактора. Работать. Да, именно этим словом — «работать» — многое называли здесь. Идти в рейд или в разведку — «идем работать»… Пойти в ночной дозор — «работать ночью»… Начался обстрел — «минометы заработали»… Защелкали редкие выстрелы — «где-то работает снайпер»… Привыкли. И уже особо не думали, каковы же плоды этой «работы». И к убитым привыкли, и к раненым. Война стала будничной работой. Убийство — отштампованной деталью машины с названием война… …Молодой бендерский казак, напевавший под гитару «Есть только миг между прошлым и будущим…», только головой повел, когда у вокзала рванула мина и осколком, недалеко от него, ранило товарища. Нет, не безразлично, но как-то совсем уж буднично. Спросил лишь: «Сам дойдешь?» И продолжал напевать. …Женщина с улицы Пушкина, прислушиваясь к звукам очередного, ставшего чуть ли не традиционным, вечернего артобстрела, залихватски улыбнулась возвращавшимся с задания казакам: — Сегодня еще ничего. А вот вчера они тут понатворили!.. — и, прикрикнув на детей, пошла загонять их в подвал. Это слово «понатворили», которым мы привыкли оценивать шалости детей, здесь означало несколько разрушенных и сгоревших квартир, около десятка убитых жителей. Еще недавно оставшиеся в городе жители вздрагивали от неожиданно раздавшейся очереди. Сразу же бросались в укрытие. Но вскоре устали бояться. И вот уже фронтовая привычка, так сказать, «не кланяться каждой отдельной пуле», стала частью характера многих из них. Привыкли. Да, ко многому привыкли в этом городе. Привыкли к тому, что каждый вечер в полвосьмого, часа на полтора-два обстрелы и перестрелки в основном прекращались — и те, и другие спешили к телеэкранам посмотреть очередную часть сериала «Богатые тоже плачут»… Бендерские мальчишки привыкли в это время пополнять свои коллекции, а потом хвастались и обменивались на своей «толкучке», как филателисты или собиратели значков, найденными на улицах разнокалиберными гильзами, снарядными осколками причудливой формы и хвостовиками — стабилизаторами разорвавшихся мин… Люди привыкли, что каждый день на газонах и у обочины дорог, в скверах и во дворах появляются свежие холмики земли с воткнутыми в них крестами из штакетника… Всё из-за того, что хоронить на кладбище нет возможности. Район занят ОПОНом, дорожки погоста заминированы, малолюдные похоронные процессии обстреливали еще на подходе — такого не позволяли себе даже фашисты пятидесятилетней давности… — то пулеметная очередь прошьет, то прозвучит подлый выстрел снайпера. Снайперы… Вот к ним привыкнуть — невозможно! Они стали настоящим бедствием для города. Притаившийся в густой листве или на крыше многоэтажки стрелок вселял ужас неизмеримо больший, чем не знающий пощады батальон ОПОНа. Снайпер в Бендерах — кто он? Человек или нелюдь — исчадие ада? Всякого из них так называли. И одуревшего от националистической «мамалыги» фанатика-волонтера с «Калашником» в руках и расчетливого «профессионала» — члена олимпийской сборной СССР по пулевой стрельбе, хладнокровно нажимающего спусковой крючок своей спортивной «ТОЗ» овки… Выстрел — и эхом отзывается в его кармане еще одна звонкая монета. По какому тарифу, сколько платили снайперу? Об этом в Бендерах ходило много расхожих версий, но то, что им платили, и платили хорошо — факт! Выстрел снайпера мог прозвучать в любой миг, в любом районе города, с «румынской» стороны или с тыла… Его пуля не щадила никого — ни гвардейца или казака на позициях, ни пацаненка, выскочившего на улицу, ни женщину, в своей квартире подошедшую к окну, ни старушку, склонившуюся над грядкой… А сколько было расстрелянных ими машин «скорой помощи»! Снайперы не ретировались, как их коллеги, в панике побросавшие бронемашины. У этих иная «работа» — террор города. Цель одна — побольше истребить непокорных бендерчан, вставших на сторону Приднестровья, залить тротуары их кровью. И расчет прост: посеять панику среди населения, вселив страх, заставить людей бросить все и бежать. Из города, за пределы республики, куда глаза глядят… Свою смертоносную «работу» в Бендерах снайперы начали 19 июня еще до вхождения в город бронированных колонн молдавской военщины. Засев на высотных домах — с крыш и из окон квартир девятиэтажек, «сразу и все», как по взмаху палочки дирижера, начали обстреливать посты гвардии, наряды милиции, идущих с работы домой горожан, играющих во дворах детей… Так, видимо, было заранее спланировано в, казалось бы, безупречно отлаженном механизме вторжения. Еще в Тирасполе, в штабе ЧКВ перед отправкой в Бендеры, вилимские казаки услышали от прибывших в помощь с других участков фронта о снайперах, досаждавших им еще с начала морозного и ветреного марта. — …Жарко было. Снайпера не давали прохлаждаться. Латышские спортсменки тренировались… — рассказывали казаки из-под Рыбницы. Не поняли, причем тут латышские спортсменки. Объяснили, что довелось им как-то услышать переговоры по рации на латышском языке. Волну засекли. Местный житель, давно осевший здесь латыш, после подтвердил, что разговоры ведутся не о дамских нарядах, а на предмет охоты… на людей. Сейчас уже не выяснить, кто первым снайперам-женщинам, этим «феям смерти», приклеил ярлык — «Белые колготки»… Снайперы буквально наводнили Бендеры. В первые же дни они нанесли огромный урон жителям, защитникам города, бойцам прорвавшим блокаду. Это угнетало, заставляло пребывать в постоянном напряжении. Ворвавшиеся 20 июня в город гвардейцы и казаки, «вычисляя», стали отстреливать и отлавливать снайперов. Но с трудом. Заблаговременно прибыв в город, и хорошо изучив его кварталы, снайперы активно использовали дворы и переулки, знали все лазейки и пути отхода. — Утром 22 июня мы с задания возвращались, — рассказывал прибывшим землякам нижнеудинский казак Валера Липов, — были в районе крепости. Стрельба только стихла. Видим, у моста творится невообразимое столкновение. Из города шел непрерывный поток — люди покидали Бендеры, шли в Тирасполь. Это была большая людская лента, конца и края которой не было видно. Люди шли и бежали, уповая лишь на случай — в это время были слышны одиночные выстрелы. Снайперы огонь вели. Откуда — непонятно. Но стреляли-то эти суки по беженцам! Возле последнего дома, перед поворотом на мост, лежали убитые пожилая женщина и мужчина, чуть подальше под деревом — старик, женщина и мальчик лет двенадцати. Они так и не добрались до спасительного левого берега… Гвардейцы сказали, что стреляют откуда-то с девятиэтажек. Из укрытия стали всматриваться, и все же засекли одного! Он стрелял с восьмого этажа через сливное отверстие, что внизу балкона. Вместе с гвардейцами перебежками, прикрываясь кустами и листвой деревьев, бросились туда. Поднялись на этаж, но видимо, пока стреляли в замок да ломами дверь в квартиру, он, бросив оружие, успел «слинять» через соседей по балконной пожарной лестнице. На полу валялась СВД и россыпь стреляных гильз… Но уже вечером почти в центре города другого мы все же взяли. Было тихо и вдруг с крыши дома, что у книжного магазина, раздались редкие сухие щелчки выстрелов. Теперь, наученные горьким опытом, ребята блокировали дом, взяв на мушку подъезды, двор, улицу. Поднялись на крышу. У вентиляционной трубы спиной к нам на коленях сидел мужик, одетый по-«гражданке». Метров десять до него было. Видимо, услышав какой-то шум, обернулся, увидел нас и тут же что-то сбросил с крыши. Держа его на мушке, подошли. Не дожидаясь вопросов, — а мы даже рта еще не успели открыть! — он начал кричать, что он не снайпер. Какой ты, черт, «не снайпер», если вокруг свежие гильзы валяются! Глянули вниз — на земле СКС лежит. Разбираться не стали. Спросили только: «Ты уронил? Иди подними…». Ну и отправили его вслед за карабином… С этими никто не церемонится — на месте, по законам военного времени… Потом узнали еще, что в этот день из Тирасполя в помощь прислали двух спортсменов-пулевиков, чтоб хоть немного очистить от снайперов центр города — они из своих винтовок быстро «сняли» еще нескольких… Валерка рассказывал об этом сразу же после того, как услышали сообщение приднестровского радио, что вчера — 24 июня, в Бендерах задержали наемную «спортсменку» — снайпера из Литвы, на кровавом счету которой было 33 жертвы. Зарубки на прикладе она делала… пилочкой для ногтей. А вилимцы, продолжив тему, рассказали ему о своем «свежем приключении». — Сегодня у меня срочный вызов в штаб был. Недалеко гвардейца тяжело ранило. Сквозное пулевое… Видимо снайпер. Со мной Саша Ивашко пошел. Когда уже обратно возвращались, а шли задворками со стороны мебельной фабрики, но чуть-чуть до «базы» не дошли, как рядом с головой — т-ь-юк! Пуля ударила в плиту бетонного заборчика. Присели «Может шальная?» Только шевельнулись — рядом в землю еще одна впилась. Упали. Поняли — снайпер. За нами охотится. И, примерно, откуда он бьет, поняли. Нам ни вперед нельзя, ни назад. Мы как на ладони у него. Только этот заборчик и укрывает нас. Я свистнул нашим парням — мы же рядом были, метров двадцать не дошли. Ребята посмотрели из окна, смеются: «Чего улеглись?» Мы в ответ: «Накрыли нас. Снайпер». Они не верят: «Какой снайпер?» Тогда я свою фуражку вешаю на ствол автомата и чуть-чуть выдвигаю ее из-за забора у самой земли. Выстрел. Лежащая на земле как раз под фуражкой консервная банка подскочила, загремела по камушкам… — …Тут-то мы быстро уже всё поняли, — рассказ Лекарева перехватил Михайлов, — Я прикинул, откуда снайпер мог стрелять. Ребята кричат Славке с Саней: «Лежите, сейчас прикроем!..» А у меня в это время на связи с вокзалом Влад был. Я ему быстро сказал, что рядом с ним, где-то у памятника — паровоза, снайпер сидит, помоги с огнем, он наших прижал… Мы из окон в ту сторону очередями в шесть стволов, а с вокзала вообще был какой-то шквал огня!.. Ну, а парни — рывком вперед и уже «дома». На снайперов, этих «охотников на людей», действовавших в Бендерах, гвардейцы, казаки, ополченцы и жители города развернули тоже самую настоящую охоту. Как на волков. Со всеми соответствующими атрибутами: выследить, обнаружить «лёжку», обложить «флажками», загнать на «номер» или уничтожить прямо в «норе»… Через несколько дней после начала своей «командировки» в Бендеры, вилимскую группу уже бросили в первую для них «облаву» на снайпера. Сбор, как аврал. Подняли чуть ли не всю сотню. Приказ был коротким, задача предельно ясна: дозор обнаружили снайпера, он «работает» с группой прикрытия недалеко от вокзала, обложить вот этот квартал, чтоб ни одна сволочь не ушла!.. Действовали очень быстро. Основная группа стягивала кольцо вокруг участка, где был замечен снайпер, остальные блокировали квартал — растянулись вторым кольцом. Вот раздались автоматные очереди — началось! Как ни выходили осторожней, но всё же напоролись казаки на заслон. Скоротечный бой стал затихать, унося слабый и редкий огонь в сторону, ага, значит, выбили прикрытие с позиции, преследуют… Но сильный огонь вспыхнул вновь. Очаг его только чуть в стороне. И тут автоматные очереди ударили с противоположной стороны — это уже ведут бой казаки, блокировавшие квартал. Огонь усилился — автоматы работали взахлёб! Это полицаи своим на выручку бросились. И напоролись! Бой резко закончился, когда «румыны» пустили в ход минометы… Не зря их называли здесь «успокоителями»… В итоге операции: трое казаков получили незначительные ранения против пяти гарантированно убитых «румын», в их числе уничтоженный снайпер, и одного, что многих удивило, взятого в плен полицейского — молодой парень, совсем пацан… Но ещё больше поразило казаков, что снайпером была девушка. И не только это… Не успела она уйти со своей позиции — взяли ее в доме, откуда вела огонь. Принесли её автомат с оптикой. Рассказали, что это была молодая, очень симпатичная чернявая дивчина. Сильно плакала — жалко было ей себя любимую, ведь сразу поняла, что её сейчас ждет… Но самое интересное рассказал о ней тот пленный полицай. Прибыла она в Бендеры несколько дней назад. Поздно вечером возвращалась с «работы» в горотдел полиции. Звонила себе домой… Была общительной, весёлой. Студентка университета. Училась то ли в Днепропетровске, то ли в Днепродзержинске… Спортсменка-разрядница. А папа у неё какой-то полицейский чин в Кишиневе. Вот он, видимо, и устроил её на такую «подработку». Раньше студенты на время «третьего трудового семестра» уезжали в стройотряды, а сейчас… Ранним утром Вадим, переговорив с пришедшим Владом, оставил его чаевничать со Славкой, сменил Бориса и заступил на пост наблюдателя. Удобно расположился у оконного простенка на третьем этаже и стал не спеша сквозь тюлевую штору просматривать взглядом свой сектор. Вдруг боковым зрением уловил какое-то движение. Резко повернув голову, увидел лишь, как в густой листве большого раскидистого дерева — грецкого ореха, неуловимой тенью быстро исчезли ноги, подтянувшегося на ветвях человека — только светлая обувка мелькнула. До дерева, растущего в саду рядом стоящего частного дома, было метров семьдесят. В доме жили супруги-старички, у них уже явно нет такой прыти. Сомнений быть не могло, кто это. — Сашки, сюда! — Вадим громко позвал стоявших в коридоре Ивашко и Шляхова. — Дерево видите? Снайпер… только что влез, — взволнованно сказал он враз подлетевшим к нему казакам, — Давай с того окна!.. Огонь!.. Почти одновременно по густой кроне ореха ударили из трех автоматов. Листва с дерева сыпалась как конфетти. На грохот очередей выскочили Борис, Иосиф и Виталий, сразу поняв, в чём дело: — Мы вниз!.. Возьмём его! Магазин в АК-74 у Вадима вмиг опустел. Выхватил из «лифчика» другой. Лязгнул затвором. Вновь ударил очередью. «Фейерверк!!!» — такое сравнение мелькнуло в голове, когда увидел, как трассирующие пули — а один магазин он всегда держал заряженным именно такими! — чуть коснувшись листвы, разлетались в стороны!.. Чего-чего, а вот такого он никак не ожидал! Это было что-то невероятное! — Влад! Скорее!!! Подбежавший со своим АКМом Смолин, уже заметил через плечо Вадима этот «бенгальский огонь» и был поражен увиденным не меньше… От очереди его 7,62-миллиметрового «Калашникова» с дерева стали сыпаться ветки и крупные сучья. Огонь прекратили, когда увидели подбегавших к саду казаков. Минуты через две стало ясно, что снайпер успел «слинять». Из окон увидели, как из-за орехового дерева, забросив автомат на плечо, вышел Тумаков, посмотрел в сторону «базы» и, пожав плечами, развел руки… А когда парни вернулись, то Борис, подойдя к Владу, хмуро сказал: — Дай руку, — и шлёпнул ему на ладонь заряженный магазин от АКМ, — Это тебе. Нечаянный подарок… от снайпера. Недалеко от ореха лежал, видать уронил, когда удирал… С этого дня, как поняли это несколько позднее, у группы появился ещё один враг — «собственный» снайпер. Такого позорного «облома» он, видимо, не мог простить. Хоть изредка, но каждый день с разных сторон в окна стали залетать 7,62… И «засечь» его никак не могли! Выходить на улицу стали уже с большой опаской. Передвигались с интервалом в несколько метров, ощетинившись стволами. И всё же однажды чуть не подставились. У себя в тылу, на голом месте. Позиция у него была — весь район, как на ладони, а «база» группы — вот она… И все стёжки-дорожки, по которым ходили «его» казаки, он, видимо, «вычислил»… Но там везде были укрытия. А тут… Большая асфальтированная площадка метров пятьдесят на семьдесят, широкая улица, а до канавы или кустов — попробуй, добеги!.. Да и кто подумает, что «работать» будет не только и не просто с тыла, а ещё и рядом со штабом сотни! Дерзости не занимать. Другие ему были не нужны. Это поняли потом. Не хотел «светиться» — он ждал «своих»… …В этот день собрались пойти на обед в «Тигину». На кухне чего-нибудь горячего поесть — несколько дней уж на сухом пайке сидели. Одни казаки после «ночной смены» отдыхали, другие стояли на постах. Первыми на обед пошли трое. Вышли через разбаррикадированную дверь запасного выхода, которой стали пользоваться недавно. Так безопасней. Прошли вдоль бетонного забора, на улицу вынырнули через сады-огороды частных домов. Первым шёл Лекарев, за ним, с интервалом в 5–7 метров, шагали Михайлов и Брагинович. Он и сам не мог бы объяснить из-за чего, почему и что это, но Вадим Михайлов вдруг ощутил тревогу, чувство какой-то опасности. Близкой опасности. Но чего тревожиться? Вон на площадке стоит БТР «Атаманская сотня», люки его открыты, рядом балагурят три казака. За БТРом стоит «РАФ» ик «скорой помощи», там водитель с казаком, задрав капот, ковыряются в движке. Распахнув дверь машины, на ступеньке сидит врач в белом халате. Стреляют где-то уж очень далеко. Но чувство тревоги не проходило. Оно даже давило. Давило откуда-то слева. Слева и сверху. Слева через дорогу — мебельная фабрика. На ходу, просмотрев взглядом постройки фабрики, Вадим пальцем снял с предохранителя свой АК-74 и поставил его на автоматический огонь. И тут, как будто толкнуло, будто кто подсказал: на башню смотри! Над фабрикой и ближайшей округой возвышалась кирпичная водонапорная башня с маленькими окошками-бойницами под самой крышей. Но ведь на фабрике «наши»! Не отрывая взора от башни, совершенно автоматически, Вадим приподнял ствол автомата висевшего на уровне поясного ремня — ему было так удобнее, он привык стрелять «от пуза», да и свободы действий автоматом — в любую сторону! — было больше… Мельком он посмотрел на Лекарева: Славка шёл, смотря направо — коллегу всё же увидел в «скорой помощи» и отвлёкся… Автомат он держал по-уставному: за ремень через плечо, стволом вверх, как на марше… И тут, — как будто кто-то толкнул! — Вадим броском рванул вперёд, в ту же секунду нажал на спусковой крючок — чередующиеся в магазине «трассеры» жёлтыми осами ринулись к башне. Что-то заметил? Почувствовал? Вадим этого не знал. И сам понять не мог. Это всё за секунду, как с башни ударила короткая очередь — три-четыре выстрела!.. Лишь услышал, как просвистевшие за его спиной пули впились в асфальт. Лекарев в три скачка уже достиг спасительного укрытия — стоящего у обочины дороги мусорного контейнера — и, сорвав с плеча автомат, плюхнулся за него прямо под ноги подлетевшего следом Вадима. Посмотреть со стороны, так прыжок «ласточкой с поворотом» над Славкой, с одновременно выпущенной в «полёте» длинной очередью «трассеров», вонзающихся в башню, Вадимом были исполнены на уровне виртуоза. Синяки и царапины после приземления — не в счёт. Пока он менял магазин, Лекарев уже посылал в окошки водонапорной башни очередь за очередью. Взглянув в сторону, Вадим аж матюгнулся — Иосифу деваться было некуда, и он, ведя огонь, лежал на асфальте посреди площадки. Казаки, до этого беспечно стоявшие у «скорой помощи», уже успели нырнуть в люк бронетранспортёра. Его башня резко крутанулась, подняв ствол пулемёта. Крупнокалиберный шквал оставил зависшее у крыши башни облако рыжей пыли… А со стороны штаба к фабрике, стреляя, уже бежали казаки… Минут через пятнадцать к штабу подошли, вернувшиеся с фабрики, казаки. — …Ушёл, гад. Успел. Бросил всё… Вон трофеи…, - кивнули на казака, который нёс в руках десантный АКМС и небольшой термос, — … Не один час, видимо, на этой «лёжке» провёл. Кофе пил. Там ещё обёртка из-под печенья и куча «бычков». До-о-ро-гу-ущие сигареты курит, гад…, - цокнув языком и покачивая головой протянул один, — «Данхилл»… После этого случая казаки всерьёз заговорили о везучести Вадима, его удивительном чувстве опасности…, и, что Господь бережет его, мол, Ангел-хранитель за плечами!.. «Вычислить» и уничтожить снайпера — целая наука. Это очень сложно. Тем более, если это профессионал. Снайпер с большой буквы. Были и такие. Спортсмены или военные, уж не знаю как, но настоящие асы своего дела. Иногда они «работали» с напарником. Он и наблюдатель, как «второй номер», и сам же снайпер. Заодно и прикрывали друг-друга. Были и снайперы-одиночки. Эдакие «свободные охотники». Это тоже «профи». Фанатики — волонтёры — это уже не снайперы, а стрелки. Стрелять умеют, но знаний и навыков в «этом деле» маловато, зато злобы и хитрости — хоть отбавляй. От них тоже очень сильно доставалось. Некоторые выходили «на охоту» только под прикрытием — с двумя-тремя бойцами охраны… И всю эту «науку» группе, как и всей сотне, тоже пришлось осваивать. Так сказать, по ходу дела. Узнавали методы «работы» снайперов, кварталы района и характерные места, откуда и как те могли бы вести огонь. Долгие и долгие часы, а то и дни, приходилось, притаившись в укрытии, незаметно вести наблюдение за предполагаемым участком действия снайпера. Но ведь и он в этих кирпично-бетонных «джунглях» не сидел на одном месте — один-два выстрела и надо менять «лёжку». Иначе, знает: опасно, могут и «засветить»… Знакомились и с местными жителями — от них казаки черпали очень много информации. Они и только они в первую очередь были заинтересованы в скорейшем очищении города от этой «заразы» И помощь оставшихся в городе жителей была бесценна! День за днём к группе приходил опыт. И получилось так, что вилимская группа скоро, вроде как, стала считаться «специализированной». По снайперам… некоей антиснайперской группой «Филин». Конечно, о её высокой «результативности» в «работе», тем более о профессиональном уровне, говорить никак нельзя. Но, обучаясь и часто ошибаясь, они делали все, что было в их силах. Очень сильно переживали каждый свой «промах», прекрасно понимая, что снайпер, перехитривший их сегодня — не обнаруженный или упущенный, уже завтра будет хитрее, осторожнее, и соответственно — опаснее. Парням даже вспоминать, а не то что рассказывать, не хотелось о своих «обломах». Ведь обидно, когда вся группа, превратившаяся одновременно в «Зоркого Сокола» и «Большое Ухо», в напряжении затаившаяся сжатой пружиной, после многих и многих часов возвращалась на «базу» ни с чем, раздраженная и злая. Кстати, на себя же!.. Всякое было. Почти неделю Михайлов маялся бездельем, на пару со Шляховым став «дежурным» по «базе»: наблюдателем, «котловым», на связи сидел, батареи для радиостанций заряжал… Группой руководил Будунов. Парни, меняя друг — друга, ходили в дозор, а Вадим на несколько дней фактически «выбыл из строя». Очень болели ноги. По «базе» передвигался с трудом. Как жив только остался — и сам, и другие понять не могли… Под мины группа — их пятеро было — попала в каком-то дворе на Дзержинского недалеко от улицы Лазо, когда выходили «домой» из рейда. Огонь минометов на них явно кто-то навел. Или засевший в каком-то доме разведчик-корректировщик, либо кто-то из жителей. Были и такие, чего скрывать… …Несколько мин поочередно рванули позади их. В предутренней тишине их взрыв был неожиданным. Где шли там и залегли. Затихли. Больше ни взрыва, ни выстрела. Броском вперед — скорей из двора! Сзади опять грохнули взрывы — мины легли точно туда, где только что лежали!.. Бежали — рвали! — оттуда изо всех сил. Вадим бежал чуть впереди. Он только завернул за угол дома, как впереди — взрыв!.. Кому парни потом ни рассказывали об этом — мало кто верил. Мина грохнула перед ним метрах в пяти-шести… Вадим говорил, что в доли секунды: резкая маленькая вспышка, тут же резью бахнуло по ушам, сильнейшей болью хлестнуло по ногам, и, ударив тугой горячей волной, запрокинуло и отбросило назад, плашмя брякнув на асфальт… Казаки ползком затащили его обратно за угол в крайний подъезд — «румыны» перенесли огонь, и мины уже ложились аккурат на их бы пути… — Ранен?.. — Н-нет… вроде, — мотнул головой Вадим, — Ноги вот только… Лекарев приподнял ему штанины. Увидев, присвистнул — обе голени были избиты — иссине-багрового цвета, в буграх и шишках… Крови было мало — царапины, ссадины, немного стесало кожу… По берцовой кости камушками от асфальта сильно побило, поняли. Обстрел быстро закончился. Когда уходили, то, оглянувшись на угол, поразились — стена от взрыва той мины была густо выщерблена, кусты срезаны чуть ли не под корень. Как будто кто перед Вадимом развёл осколки в стороны… «Спасибо тебе, Господи!» «Бездельем» в те дни маялся не он один. В Бендерах стало тише и «работы» было мало. Говорили, что вновь какие-то комиссии то ли работают уже, то ли ожидают их… Когда же, наконец, эта бойня закончится? Скорей бы уж!.. Конечно, постреливали ещё, и миномётные обстрелы были. Но всё же стало поспокойнее. Даже ночью стало тихо. Непривычно и пугающе. Ощущение такое, как природа, предчувствуя ужас, на миг в оцепенении замирает перед сейсмоударом. После грохота боёв — жутко… Но для отдыха и «зализывания ран», подготовки и накапливания сил — время хорошее. …В то утро, из группы казаков ушедших в штаб, вернулись только двое. Сказали, что остальные уехали. С Рабочего комитета пришел грузовик — ЗИЛ, вот от нечего делать и напросились они у Притулы. Нужно было в крепость съездить за боеприпасами и ещё за чем-то…, «Лекарь» тоже поехал, мотивируя, что медикаменты заканчиваются — нужно получить… Прошло, может, чуть больше часа, как они неожиданно вернулись на «базу» — ввалились с радостным шумом, возбужденные… Загадочно улыбаясь, Слава протянул бордовую пачку с золочеными буквами на квадратной крышке и, величаво-наигранно открыв ее, стал угощать казаков сигаретами. — Закуривай, господа! «Данхилл»! Привыкшие уже за это время к «Дойне» — выдаваемым им здесь молдавским сигаретам, парни, благостно затягиваясь, удивленно спросили: откуда мол такое богатство?.. — Да это мы, видимо, у нашего «старого знакомого» угостились, — и, увидев несколько недоуменные взгляды, пояснил: — Ну, помните, как мы где-то неделю назад у башни чуть не влипли? Только что опять встретились. А гвардия помогла сразу и попрощаться с ним. Вобщем…, - и Лекарев рассказал. …Отъехали-то они совсем недалеко — только проскочили перекрёсток с Пушкина, как по машине ударила очередь, и тут же вторая, короткая, выбив щепки из борта, прошлась по кузову. Славка сидел в кабине. Свистнув перед носом, две пули звездочками оставили отметины на лобовом стекле. «Жми!.. — крикнул он «водиле». Но куда там? — чихнув, движок замолк. Проехав ещё немного, машина остановилась, зашипев паром из-под капота. Все выскочили, укрылись за стеной дома. — С чердака били…, из слухового окна, — сказал, ехавший в кузове Ивашко, — Вон с того…, - заглядывая за угол, показал стволом автомата на покатую крышу. Тут же обернулись, услышав гул и лязганье траков по асфальту — по дороге к ним приближался МТЛБ с несколькими гвардейцами на броне. Славка громко свистнул, замахал им рукой. Увидав казаков, настороженно заглядывающих за угол дома, парящий капотом ЗИЛ посреди дороги, гвардейцы в момент всё поняли. Натренировано спрыгнув с брони, подбежали. Их «броник» остановился, пулемёт в башенке, подняв ствол, будто нервно принюхиваясь, пару раз дёрнулся в их сторону. — Слышь, браток…, подсоби огоньком, — обращаясь к офицеру-гвардейцу, сказал Лекарев, — Там одиночка какой-то… Во-о-н ту крышу видишь? «Запечатай» окошки на чердаке… Прикрой нас… — Во, бля… Чуть не влипли!.. — и, добавив ещё пару крепких слов, быстрыми жестами офицер отдал своим бойцам распоряжения. Один сразу побежал обратно к «броне», двое, огибая дом, рванули во двор… «Броник», вырулив на улицу, ударил из пулемёта, одновременно в чердак дома стрелами влетели гранаты, выпущенные из двух «Мух» гвардейцами — шифер, вздыбившись и шелестя, осыпался… Прикрываясь шквалом огня пулемёта и автоматов солдат гвардии, бьющих из-за брони, казаки со всех ног кинулись к дому… На чердаке увидели умирающего. Одна граната взорвалась рядом, разнесла автомат и смертельно ранила стрелка, разорвав ему бок и брюшину. Он был в белых кроссовках, модном летнем костюме в стиле а-ля «милитари» и, что возмутило — с красной повязкой на рукаве!.. Молодой светловолосый парень. Как профессионал — медик, Лекарев, сразу обратив внимание на раны, понял какие страдания и боль тот испытывает, и что уже не жилец… Хрипя сквозь стон, на чисто русском языке, характерно акая, умолял добить его… — Русский, значит?.. — презрительно спросил Славка, — Что, студент, много заработал? Жил паскудой и сдохнешь тут… сам… чердачной крысой… Без рода, без племени… Тьпфу! — сплюнув в его сторону, повёл всех вниз. Документов у стрелка, естественно, не было. В кармашке батника нашли лишь фирменную зажигалку «Зиппо» да пачку дорогих сигарет «Данхилл»… Принесли тяжелораненого казака. Их группа возвращалась с задания и в районе магазина N 10 и попала под странный обстрел. Били короткими очередями из непонятного оружия. Его боеприпасы с треском взрывались над головой. Снайпер? Откуда, кто и из чего стрелял — никто понять не мог. Сколько раз ребят — и гвардейцев, и казаков, и ополченцев — предупреждали об опасности, подстерегающей в этом районе — улице Кавриаго. Простреливалась и сама дорога. Забывчивость ли, безрассудная храбрость или пренебрежение опасностью, но многим защитникам и жителям города это стоило жизни. Где-то в дальней стороне парка Горького «румыны» поставили, насколько поняли, безоткатное орудие. Оно расстреливало все попадавшие в её прицел машины. Иногда пушка стреляла и по отдельным, показавшимся на улице, людям. Вот у поворота на улицу стоит обгоревший остов дома, бывший когда-то магазином «Овощи-фрукты». В него всадили снаряд полицейские, удерживающие недалеко отсюда всем известное здание на улице Дзержинского. Возле магазина N 10 застыл изуродованный «КАМАЗ», недалеко — сгоревший «Москвич». Вот, отбуксированный с дороги в проулок по улице Котовского, стоит БТР, тоже сгоревший. Казаки, по несчастью, повернули на улицу Кавриаго, и их бронетранспортёр был подбит. Раненных было много, а двое не смогли выбраться — сгорели заживо. Всё это знали и ещё раз увидели казаки группы, которую вёл Будунов, чтоб всё же попытаться «разгадать» тот «странный» обстрел… Вышли в этот район перед рассветом, пробирались скрытно, потому и долго. Зато прошли аккуратно и тихо. Подходя к школе N 1, Борис машинально прошарил взглядом темные окна её этажей. Ещё неделю назад оттуда в течение нескольких дней снайпер трепал нервы всей округе. Долго не удавалось, но всё же гвардейцы его «успокоили». На следующий день появился второй. Но «засвеченное» место оказалось беспокойным, и он переместился на соседнюю улицу, в строящийся двухэтажный дом. Его «вычислили». Под теми развалинами гранатомётчики гвардии и похоронили снайпера… Предупрежденные накануне, у школы, в ранее условленном месте и встретились с группой бойцов гвардии. Десяти минут хватило, чтоб определить позиции парных наблюдателей — гвардейцы знали здесь каждый бугорок и кустик… Разошлись — просто растворились в предрассветном «молоке». Тихо. Светает… Не знал он, что его позиция уже давно, примерно! — определена — один из двух домов, и к этому месту стали подтягиваться приднестровцы. Быстро, но очень осторожно. Нужно наверняка блокировать пути его возможного отхода. Оставалось неизвестным: из какого конкретно дома он стреляет, в каком подъезде, какой этаж?.. — «Дёшево» же он «купился» на наш трюк со шторкой, — рассказывал Борис, — Но только за-полдень он наконец-то «засветился».. — …Чтоб обезопасить себя, — мало ли что там могло нас ждать: «растяжка», или ещё какая хрень… — продолжал рассказывать Будунов, — Сашка вторым выстрелом из «Мухи» вышиб дверь в подъезд, вход «очистил»… Парни рывком туда. А тот с другой стороны дома на балкон второго этажа выскочил, спрыгнуть хотел. Тут его гвардейцы сразу из нескольких стволов и «сняли». Конечно же, никаких документов… Но зато какая у него «пушка» была!.. — покачивая головой, Борис восхищенно закатил глаза, — О-обал-деть!.. Я такие только на видео в боевиках видел!.. Мы вместе с гвардейцами к их штабу выходили, а там на этот ствол сразу республиканская контрразведка «лапу наложила»… Видимо, с подобным «забугорным» «чудо-оружием» вскоре пришлось столкнуться и Михайлову с Тумаковым. … Последние разведанные нужны были позарез. Их ждали все. Около полуночи поступил долгожданный звонок из штаба: разведчики вернулись, приходите… Михайлов пошёл сам — в группе, кроме него и Будунова, мало кто мог «читать» военную карту с нанесёнными на неё Мясиным значками условных обозначений. Да ещё это всё нужно было, за неимением карты, перенести себе на схему. С собой Вадим взял Виталия Тумакова. Темень — хоть глаз выколи! И непривычная тишина — полная глушь. На сегодня, видимо, все уже настрелялись… Уже подходили к «Тигине» — оставалось-то сотня метров! — как вдруг перед идущим впереди Михайловым, коротко свистнув, что-то торкнуло по газону. — Виталя, стой! Слышал? — резко остановившись, спросил Вадим. Быстро присел и снял автомат с предохранителя. Беспокойно озираясь, — но что можно увидать во мраке? — весь превратился в «слух»… — Да это… кошка…, наверное…, - в полголоса проговорил озадаченный Виталий. И тут, дернув кустик и одновременно выбив из асфальта искру, с характерным визгом рикошета в полуметре от Вадима ударила пуля. То, что это пуля — сомнений нет. Но ведь тишина! Выстрела-то ведь не было слышно! Шальная?.. Издалека прилетела?… Глушитель? Следующая пуля щёлкнула позади Вадима, уже у ног Виталия. Оба разом распластались на асфальте. Поползли вперёд. Назад нельзя — там вообще открытое место, а здесь этот тротуарчик хоть под защитой кустиков. Ползли почти полсотни метров. А пули всё звякали и звякали вокруг и рядом с ними. Цепочка кустарника, растущего на газоне, была явно слабой защитой от пуль. Но хоть с виду скрывала. И снайпер, видимо, стрелял наугад… Одна цзынькнула, задев ствол виталькиного автомата. Другая впилась в асфальт буквально в десяти сантиметрах от лица Вадима. «Очень страшно было», — признались потом парни, — «Когда в полной темноте и абсолютной тишине перед носом пули прыгают…» На следущий день Вадим, взглянув в зеркало, с изумлением увидел в отпущенной им «альковской» бородке пробившийся клочок седины, чуб тоже был слегка подёрнут «серебром»… Но еще большее изумление у всех, кто видел, вызвало другое. Под вечер дела вновь позвали в штаб. По пути Михайлов и показал казакам то место, где ночью они с Виталей животом «шлифовали» асфальт… На ходу, осматривая участок тротуарчика, Вадим увидел что-то тускло блеснувшее металлом у бордюрного камня. Нагнулся — интересно, что за странная штучка? Впившись, из асфальта на полсантиметра торчал какой-то стальной… пруток?… деталька?.. Как поначалу показалось с зубчиками на конце… Или это… оперение?! Как стабилизатор на хвосте мины?! Через пару минут выковыряли из асфальта — сильно деформированное «это» оказалось… пулей! Стальная, как сердечник, заостренная (была когда-то), диаметром три-четыре миллиметра и длиной где-то сантиметра три, а на конце четыре маленьких скошенных пёрышка стабилизатора!!! Эту невидаль Вадим отдал атаману сотни, собиравшемуся в горисполком — штаб обороны города, мол, покажи там, кому надо, чем стали Бендеры расстреливать… Только года через два в каком-то популярном оружейном журнале Вадим увидел на одной из фотографий пулю, очень похожую на ту… Но в статье-то речь шла об экспериментальных (!!!) разработках безгильзовых боеприпасов к стрелковому оружию НАТО! А «чудо-пушку» — может, ту самую? — удалось увидеть в Тирасполе совсем случайно, буквально перед самым отъездом домой. В штаб ЧКВ её только что доставили из Бендер. Вроде бы ничего особенного — очень красивая импортная «игрушка». Итальянская автоматическая винтовка. Толстый ствол — глушитель, сошки, удобный приклад. Но вот прицел!.. Это был даже не прицел, а оптико-электронный шедевр! Большая, с устройством антиблика, мощная с виду трубка (труба!) оптического прицела, и заедино с ней установлена какая-то коробка… Блок?.. Кнопочки, переключатели… — компьютер, да и только! …Ну, никак одного снайпера не могли «вычислить»! Судя по почерку — один и тот же. Одиночный выстрел, нет — просто глухой хлопок слышан, и всё — тишина на многие часы… Так изо дня в день. И ведь стреляет где-то рядом! Отметили: с разных точек, но с упорным постоянством «работает» в одном месте — облюбовал он район вокзала, как прописался… Каждый день узнавали: то казак погиб, то гвардеец недалеко, а то старик у крыльца своего дома падёт от его пули. Дважды, казалось, в тот день удача улыбалась казакам. Но… В первый раз полностью были уверены, что выстрел снайпера хлопнул с этого дома, вот с этого этажа! «Засекли»! Тут уж было не до осторожности — «достал» он! — блокируя, к «засвеченному» дому казаки бежали, как угорелые, на ходу очередями обстреляв те окна… Но как были вновь до жути разозлены и раздосадованы, когда ни в той квартире, ни в подъезде никого подозрительного не нашли. «Зачистка» блокированного дома — подвала, чердака, всех его квартир — тоже ничего не дала. Никаких следов! Только оставшихся в доме жильцов, в основном пожилых людей, перепугали… Да зря выбили несколько дверей в квартиры ушедших от войны за Днестр хозяев… Досадно! Ошиблись? Или успели улизнуть? И всё же, нет — не ошиблись. Из долгого и нудного рассказа, шамкающей губами сухонькой старушки — из тех, кому всё интересно, которые всё видят, слышат и испытывают острый дефицит общения, — узнали о странных для неё каких-то хлопках из соседней квартиры — той самой! Соседи, сказала, уехали ещё в мае, их она не видела… «Уехали, а окна оставили открытыми?!» Но на днях слышала, как щёлкнул замок в двери и в окно увидела выходящую из подъезда молодую светловолосую женщину с сумкой в руке. Бабулька оказалась настолько говорливой, что даже не пришлось задавать уточняющих вопросов — весьма живописала внешность и приметы той блондинки. Повторный осмотр квартиры, но уже более внимательный, попадающий под категорию «шмона» — тщательного обыска, дал интересный «вещдок» — обыкновенной картонный тубус, в которых студенты носят свои чертежи, курсовые… Но донышко у края изнутри пробито… пулями — порохом пахнет! Вот и вся разгадка глухих хлопков! И к тому же — мебель сдвинута, а на стоящем у стены платяном шкафу нет… пыли! А ведь наверху серванта, на книжных полках — её полно! Яснее ясного — стреляла из глубины комнаты через открытое окно, лёжа на шкафу… Но самое главное, что старушка, заприметив из своего окна, дала казакам «наводку» ещё на один дом, стоящий чуть поодаль… И за этим домом тоже установили наблюдение. Сразу же. Из двух других домов. И уже к вечеру, прикрываясь грохотом близкого миномётного обстрела, оттуда прозвучал выстрел. «Она! Блондинка!..» — были уверены казаки, — «Быстрей!».. Со стороны улицы Лазо к ним бежала ещё одна группа. Только что пулей был убит мальчишка лет четырнадцати — в город хлеб привезли, он бежал к фургону… И тут же в штаб позвонила женщина, сказала, что стреляли из их дома… Всё сошлось!.. …Услышав в подъезде топот, на площадку из приоткрытой двери выглянула женщина-инвалид на костылях и, показывая пальцем наверх, в полголоса сказала: — На четвёртом этаже, ребята… Квартира (такая-то)… Оттуда стреляли, — и, назвав фамилию хозяина, добавила: — К нему полицейские ходили… Он с ними заодно. Каково же было удивление казаков, когда, ввалившись в тяжёлую, обитую красным дерматином входную дверь, открытую ими с помощью «универсального ключа Калашникова», увидели в комнате пожилого, но ещё довольно крепкого мужика лет за шестьдесят… Не только удивило, но и сильно смутило! И не столько возраст… — небрежно наброшенный, на спинке стула висел пиджак… с широкой колодкой орденских лент! Потребовав документы и, опередив шаг ветерана к стулу, Вадим перехватил его пиджак, успев отметить, что среди кучи ленточек юбилейных, за выслугу и каких-то ещё медалей, были и боевые награды… Во внутреннем кармане пиджака были паспорт и удостоверение пенсионера МВД СССР. Документы в порядке, прописан по этому адресу. В квартире гулял лёгкий сквознячок… А казаки в это время в квартире устроили «шмон по полной программе». — Михалыч, посмотри-ка там…, - подошедший Иосиф, держа автомат наперевес и наведя ствол на ветерана, кивнул в сторону другой комнаты, — …Там «Лекарь» нашел кое-что… Славка, придерживая тюлевую штору перед открытым окном, носком сапога показал на находку. На полу под подоконником лежала гильза. 7,62… От АКМ или СКС… Ещё «свежая»!.. Ветеран ни на какой разговор не шёл, на вопросы отвечать не желал. Держался он спокойно и гордо, всем видом и холодным, чуть с прищуром взглядом, выказывал казакам полное к ним призрение… «О-о, а вот ухмылка — это уже вызов. Зря ты так»… По поводу гильзы — даже глазом не повёл, лишь высокомерно выдал какую-то ахинею, что «сами подбросили»… «Странный какой-то — у него смерть перед носом «пляшет», а он ведёт себя…, как специально напрашивается. Маразматик, что-ли?..» …Обыск шёл с удвоенной силой — оружия-то нигде нет! Смотрели и внизу под окнами, и… везде! Так и не нашли. Вернувшиеся с осмотра дома казаки сказали, что в подъезде ещё в двух квартирах живут — они тоже слышали выстрел, подвала и люка на чердак нет… Вот, правда, здесь у дома деревья большие… «Так всё-таки, кто же стрелял? Дед? Куда тогда «пушку» девал? В вентиляцию?.. — там, на кухне отверстие большое… Или кто-то от него стрелял? Кто? Кого он пустил к себе? И как тогда тот «смылся»?.. Опять «облом»?» С улицы в квартиру поднялись двое казаков. На ладони одного из них лежало несколько гильз. Тоже 7,62… Старые. Нашли у отмостки дома почти под окном… — «Дома» с той сличим…, - сказал Вадим и, уже ветерану, подавая пиджак: — Собирайся, дед. На «разбор полётов» пойдём… Там узнаем, что ты за «птица»… В штабе, куда привели задержанного, бендерские казаки сразу же признали его: «Ба! Какие люди! Попался, паскуда!..» И тут уже пришлось прикрыть старика — не смог, при виде его, Костя сдержаться — бросился с кулаками… …Мало кто знал его фамилию — просто Костя и всё. Молдаванин. Бендерчанин. Пришёл к казакам. В бой ходил, закрыв красным платком, как маской, пол-лица — на «той стороне» у него остались родственники… Крепкий, кряжистый, выглядел лет на пятьдесят. Белый, как лунь. Поседел враз… Он мало с кем общался, замкнувшись в своём горе. Был у него дом и большая дружная семья — пятеро детей. Но пришла война… Пришли те, которые, как в Нюрнберге, оправдывали себя: «Я выполнял приказ…» Две маленькие девчушки погибли, жена стала инвалидом, когда в их дом влетела ракета. Со старшим сыном ушёл воевать. Сын погиб в бою на его глазах. Он мстил. И сам смерти искал. Лез на рожон, в самое пекло. Но, казалось, что сама Смерть боялась и избегала его — воевал так, что аж чертям было страшно!.. Старик стоял гордо, и, казалось, невозмутимо — ни страха, ни волнения на лице, лишь глаза его горели ненавистью и призрением… …Был он когда-то в городе видным человеком: ветеран войны, ветеран труда — молодым парнем ушёл на фронт, после победы над Германией пришёл в милицию, где и проработал до пенсии, будучи уже в большом чине и на высокой должности. Двое сыновей пошли по его стопам. Пенсионер дома не сидел. Стал активистом, с головой погрузившись в общественную работу — весомый авторитет, почет, известность в городе! Но тут пришла горбачевская перестройка с её «плюрализмом», «консенсусом», «новым политическим мышлением», «национальным самосознанием»… Господи, а с людьми-то что случилось? Как же получилось, что они, как Егор Гайдар от «большого ума» исковерковавший неологизмами русскую речь, до уродства вывернули своё сознание, извратили мышление?.. Поганая волна подхватила и этого «перевёртыша». Активист, коммунист и фронтовик вдруг стал активистом-националистом, ярым приверженцем иного фронта — Народного фронта Молдовы. Его знания и жизненный опыт фронтистами ценились очень высоко. Ветеран милиции стал консультантом и наставником полиции кишинёвского режима, одним из лидеров НФМ в Бендерах…, фактически — пособником убийц. Муть националистического угара «Великой Румынии» и его превратила в убийцу — детоубийцу… — …Так, куда его сейчас? — Только подальше отсюда… Чтоб не вонял тут…, - ответил сотник. И, перехватив недоумение в глазах Вадима, уже раздраженно спросил: — Что-то непонятное сказал? Или предлагаешь передать его на поруки каким-нибудь «боннэр-ковалёвым»?.. — Батька, разреши мне его?.. Притула повернул голову. С серым лицом, немигающим взглядом из-под тяжелых век, на него пристально смотрел Костя. — Давай, Константин…, - глухо прохрипел сотник На следующий день к полдню на «базу» группы пришел Смолин. Он только что вернулся из Тирасполя, почти сутки там пробыл. Вначале в штабе ЧКВ побывал, потом в госпитале — ребят проведал. Позвонил с «межгорода» в Иркутск войсковому атаману: узнал, как добрался Виталя Тумаков, сопровождавший в «последний путь» Олега Халтурина, кратко доложил обстановку. Как были рады казаки, услышав, что скоро в помощь выезжает ещё одна большая группа иркутян, забайкальцев, амурских и уссурийских казаков… Позвонил в Вилимск к себе домой и атаману станицы, попросил сообщить семьям всей группы, чтоб не беспокоились, что все живы — здоровы, скоро вернутся домой… Привез из Тирасполя кипу газет за несколько прошедших дней — информационный голод на войне сродни физиологическому!.. Земляки же, за обедом обстоятельно поведали ему о событиях вчерашнего дня: о блондинке, о старом «менте-перевёртыше».. Влад, слегка перекусив «добиваемым» сейчас казаками «сухпайком», внимательно слушал рассказ, изредка потягивая налитое в кружку сухое белое вино — кисленькое, слабенькое, но добротное — домашнее, хорошо утоляющее жажду. — …А вот вчера в госпитале у меня интересная встреча была, — начал он свой новый неспешный рассказ, — Обратил внимание там на одну женщину. Ребята сказали, что к «своим» раненым приехала. Проведать, поухаживать… Да ухаживает так ревностно! Боевая, настырная — со скандалом, но своего добьётся! Наши парни, кто там воевал, её хорошо знают. «Это Люда, — сказали, — Она санитаркой вместе с Наташей на Кошнице была»… Стало интересно. «С какой Наташей?» — спрашиваю. А тут и Люда подошла. Ребята познакомили. Закурила, взяла кружку с крепким чаем, присела рядом. Какая-то застывшая страдальческая улыбка, но в то же время — непреклонное жесткое выражение лица, тонкий голос и, полный светом, взгляд уставший серых глаз. Она и рассказала… «…Наташа на плацдарм под Кошницу медсестрой пришла. Там обстрел всё время, бои очень сильные, тогда в атаку и те и наши ходили… Так вот, кто-то из полицейских, глядя в бинокль, узнал её, она с ним, вроде бы, в школе училась… И представляете, на поле никого кроме неё к раненным и убитым не стали подпускать. Кого другого если заменят — пулемётная очередь или выстрел снайпера, а она ползёт — не трогают. Издевались так над девчонкой, хотели, наверное, чтоб с ума сошла. И вот она как-то за один день вытащила восемнадцать человек! А там же страшно, — иногда одни куски, ноги, кишки… Но ведь надо вытаскивать, хоронить… Вот она их — раненных, убитых вытащила, плачет, трясётся вся. «Дайте, — говорит, — быстро стакан водки!» А раньше вообще не пила. Выпила залпом и упала — полсуток проспала. Утром встать не может. Командир её по щекам хлопает: «Наташенька, доченька! Вставай! Идти туда надо, там же ребята!..» Еле встала, не помнит ничего, но опять пошла. И представляете, два месяца там была. Вот такая, как тростинка, вернулась, седая… На лиман отправили её отдыхать, нервы подорвала»… …Деды наши видели таких женщин, знавали таких бойцов на той войне — Великой Отечественной. Но война вошла в жизнь и нашего поколения. Шагнула в жизнь из книг и кинофильмов и оказалась, как смерть, всегда непредсказуемой, выше и глубже всяких представлений о ней. И это уже не прошлая война в «Афгане», где в отчаянии гибли славянские парни на чужой земле, среди чужого народа. А страна, в большинстве своём, в это время, спокойно взирая, спала… Приднестровье же всколыхнуло Россию — впервые русские люди встали на защиту своей земли, своего достоинства, против открыто начатого геноцида народов этой земли. Слушая рассказ Влада о Наташе, Вадим вспомнил свою лёлю — его крестную, которая прошла всю войну санинструктором роты. Где-то здесь недалеко — на Украине, при освобождении города Тернополь, заметив немецкого снайпера, она заслонила собой командира батальона — пуля прошла в сантиметре от её сердца навылет… За этот подвиг была награждена орденом «Слава». Иркутяне помнили и рассказ своего боевого друга — лихого пулемётчика Толи Малова, младшего сына старого забайкальского казака, как его отец во время Яссо-Кишинёвской операции освобождал от немецко-румынских фашистов Тирасполь, Бендеры, все эти места… «Озлились люди. Равнодушными стали. Войны на них нету». Не раз такое слышали от стариков. Может это кощунственно, но в Приднестровье люди действительно намного добрее… Они узнали цену жизни, смерти, свободы. Они истинно сплотились. Сознание их перешло границу «тогда»-«сейчас»… Нет, это не политическая граница, — духовная, бороздой не по земле, а по душе. Сколь часто слышали, как ветераны, пожилые люди с укоризной ворчали на молодёжь, мол, вы такие-сякие… — эх! вот мы!.. — как у Лермонтова в Бородино: «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя»… Был у нас и БАМ, был и Афганистан. И Приднестровье тоже остро дало понять, что наше поколение не осрамилось, не сробело. Плечом к плечу со старшими: с отцами и дедами, встало оно против врага. Большинство ведь молодые: рабочие, студенты, недавние «дембеля»… через кровь и муки вновь выпестовывают и укрепляют русский духовный характер: не только за свои дома и сады — за братьев, «за други своя!».. Влад ещё продолжал рассказывать о своих встречах в Тирасполе, как зазвонил телефон. Трубку взял Будунов. Представившись своим позывным и, коротко поговорив фразами, из которых ничего нельзя было понять: «Да…, он у нас…, нет ещё…, что?… ни хрена себе…, понял…, сейчас посмотрим…», и после слова «отбой», повесил трубку и повернулся к Лекареву. — Палыч, ты газеты куда положил?… Которые сейчас Влад принёс, — и, уже обращаясь ко всем, объяснил: — Притула это звонил. Спрашивает: газеты получили? Там, говорит, во вчерашнем «Трудовом Тирасполе» фото нашей блондинки… Поищи-ка!.. Вчера утром у нас тут, сказал, корреспондент газеты был. Он в облаву с другой группой увязался, когда… Когда она нас, как пацанов «сделала»… Но он, пока бежал, оказывается, всё время щёлкал — «горячий» фоторепортаж готовил… В редакции сразу же проявил, фотки сделал, а на одном из кадров блондинка… Ну что, нашёл? — все быстро гурьбой облепили Лекарева с газетой в руках, — … Вот! У стены стоит… Точно — по приметам, что бабка сказала — она! Прочитай-ка, что там за подпись… — «…Бендеры. Попытка задержать вражеского снайпера. Увеличенный фрагмент — подозреваем, что это и был снайпер. Просим всех, кто знает изображённую женщину, сообщить сведения о ней…» Уже к вечеру из Тирасполя доставили увеличенные фотографии этой женщины, и через штаб обороны города были розданы подразделениям казаков, гвардии, ТСО… Прошло много дней… И всё же её нашли! Взяли «чисто» — не успела даже выстрела сделать. И вновь по точной «наводке» — в «Тигину» пришла женщина — «… Телефоны в доме не работают…» — и сказала, что она уже дважды замечала, как в их девятиэтажку заходила молодая женщина. И в тот же день после этого в гулкой тишине подъезда хлопком звучал приглушенный выстрел… Сегодня утром та подозрительная женщина вновь зашла в дом — ещё и часа не прошло… Причем поднялась в квартиру, которая уж месяца три пустовала без хозяев. Раньше, сказала, она там не жила — это точно! — «Филин», поднимай группу! Бегом сюда! — коротко приказал сотник, быстро собирая всех, кто был «под рукой»… Вадим со Славкой, наскоро расспросив, узнали от женщины: какая квартира, этаж, кто там жил, куда выходят окна, какие балконы, есть ли подвал, техэтаж, выход на крышу?… А приметы… «Опять «блонди»? Неужто «колготки»? К тому времени, благодаря гвардейцам, взявшим очередного «ангела», стал известен ещё один метод «работы» снайперов. Тщательно и заранее подготовленный. И, как узнала контрразведка гвардии, подготовленный ещё задолго до начала вторжения в Бендеры. Казалось, всё полиция предусмотрела: выбрала «нужные» квартиры, зная, что их хозяева вернуться не скоро, сделала на этих «точках» «закладки» для «фей» и «ангелов» — документы, подтверждающие их проживание тут, оружие в каждой квартире, так что снайпер мог передвигаться по городу спокойно, от «точки» к «точке», не «светя» себя «стволом»… Определить подлинность прописки, выявить «липу» в документах даже контрразведке было втройне сложно. Вообще невозможно. Во-первых, из-за путаницы, вызванной действовавшими в городе одновременно горотделом молдовской полиции и горотделом милиции Приднестровья, во-вторых: прежний паспортный стол, как и его архив, оставался под полицией, на их территории, а в-третьих: его уже не было — сгорел, когда 22 июня во время неудавшейся попытки наспех организованного штурма горотдела полиции, что на улице Дзержинского, в здание паспортного стола влетел снаряд, выпущенный гвардейцами-танкистами… Да, многое предусмотрели полицейские. Кроме одного — активности жителей города, их помощи защитникам Бендер. И таких случаев было безмерное множество. …На этот раз скрыто, без шума и суеты, выдвинувшись к девятиэтажке и обложив её, поднимались на восьмой этаж как можно тише, хоть и быстро. Вот и та квартира. Английский замок, дверь филёнчатая, крепкая. Закрыта. Открывается внутрь… Короткая очередь по замку, удар ногой… — дверь с треском и грохотом распахнулась! Казаки цепочкой врываются в квартиру, стволами автоматов рыская вправо-влево…, залетают в комнаты, заглядывают в кухню, помещения!.. …В комнате, прижавшись к дверце шифоньера, с лицом, полным ужаса, стоит молодая женщина, запахнувшись в лёгкий халатик. Светловолосая, с модной короткой прической. «Она? Как похожа!» …В квартире уже идёт «шмон». Паспорт, вроде бы, в порядке — фото, прописка соответствуют, печати, штампы… — С какого времени проживает в этой квартире? — Вадим задал очередной вопрос. — Там написано, — блондинка кивнула на паспорт, который он держал в руке. Что-то странное вновь искрой блеснуло в её голосе — Уловив, Вадим опять не понял, но… — Я прочитал. Вас спрашиваю, — уже жестко сказал он. — Да не помню точно!.. Уже лет семь…, - чуть волнуясь и с долей раздражения ответила она — и это её выдало!.. «Вот оно — акцент!!!» — озарило Вадима, и тут же заметил, как оторвавшись от осмотра ящиков мебельной стенки, повернув голову, к их разговору прислушался Лекарев. «Фамилия украинская, — ещё раз взглянув в паспорт, отметил себе Вадим, — А акцент какой-то западный!».. Парни уже доложили, что в той комнате на шкафу (и только!) не обнаружили пыли… — Квартиру кто получал? Кто с вами в ней ещё проживает? Быстро говорить! — рявкнул на неё, — Где ордер на квартиру?.. Документы семьи?.. Ваши другие документы?.. — Михайлов скороговоркой закидывал блондинку вопросами, и увидел её растерянность и, протянув паспорт стоящему рядом Косте, заорал: — Документы где?! — Н-незнаю…, где-то здесь…, - и протянула руку к «стенке». — Да нет здесь ничего…, - скучающим голосом сказал Славка, и одновременно, как-то уж очень легко, почти галантно перехватил её руку, повернул ладонь кверху, осмотрел, как говорят медики: пальпацией, узкую ладонь. Потом другую. Медленно поднял взгляд на Вадима, и чуть прищурившись, ухмыльнулся одними уголками губ. Вадим понял его. И уже явно издеваясь, Лекарев спросил блондинку: — Сударыня случайно не с отбойным молотком работает? — и, не ожидая ответа, видя её побелевшее лицо, уже серьёзно задал вопрос: — Откуда такие…? — добавив что-то по-латыни. — Документы или фотографии…, нашли что-нибудь? — крикнул казакам в другую комнату Вадим. Ответ был коротким: — Нет ничего! — Правда, странно? — с улыбкой спросил женщину, — Вы, вроде, здесь живёте… уже много лет, а в квартире ни одной фотографии, и никаких других документов — ни Ваших личных, ни семьи… Лекарев вынул из кармана листик бумаги, на котором он в «Тигине» делал себе пометки, прочитал женское имя-отчество и спросил: — Кстати, как её фамилия? Кем она Вам приходится? — Заметив, что вопросы моментально озадачили её, спокойно, но с наигранной укоризной сказал: — Ну, как же так? Она с дочерью ещё недавно жила здесь… Выходит, что вместе с Вами?.. и не знаете… Женщина стояла ни жива — ни мертва, обхватив руками свои локти. И тут сквозь царящий от обыска в квартире шум — шуршание, какой-то стук, бряканье и отрывистые фразы, услышали возбужденно — радостный возглас. Из другой комнаты гурьбой вваливаются улыбающиеся казаки с… винтовкой! — За нижней планкой шкафа была… С интересом взглянули на неё. Винтовка спортивная. Для профессионалов. Вряд ли кто из казаков воочию видел такую раньше. Мощный приклад заедино с пистолетной рукояткой и массивным цевьем из светлого дерева, мушка — глубокий диоптрический прицел. У затвора — рамка, а на ней на каркасе установлен мешочек, видимо, для выбрасываемых гильз. И калибр у винтовки — 7,62… под автоматный патрон. — Ваша? Спортом занимаетесь? «Бегущий кабан»?…, стендовая?… пулевая стрельба?… биатлон?.. — зачастил вопросами Михайлов. — Да…, - с опущенной головой тихо ответила «блонди». — Ха! Биатлон!.. — поняв по-своему, хмыкнул Славка, — Это бронебойно-зажигательными-то?.. — на ладони у него лежали две пачки патронов с характерной цветовой маркировкой на пулях… — И где же ты, голуба, снег-то в Молдавии находишь? И ещё вопрос: откуда такой плохо скрываемый акцент? Литва?.. Латвия?.. Закарпатье?.. На заработки приехала? По её взгляду было видно, что блондинке поплохело, казалось, что сейчас вот-вот грохнется в обморок. Славка не очень сильно шлёпнул её по щекам — встрепенулась! — и тут же, чуть сдёрнув халат, он обнажил её плечи. Кожа на правом плече отличалась… — характерно для отдачи. — Как грубо сработано…, - услышали хриплый голос Кости, до этого молча рассматривавшего паспорт, — «Липа» это… Смотри, «Филин», — он протянул раскрытый паспорт, — Я почти в это же время паспорт менял. А тогда другая их серия шла… И по прописке тут ещё… Как её смогли прописать в этом доме, если наше СМУ его только через полгода сдало? Я электрику здесь вёл… Взяв в руки винтовку и рассматривая её, Костя хрипло и как-то зловеще спросил: — Спортсменка, значит? «Белые колготки»?.. И тут блондинку с высокой ноты визга враз прорвало неуёмной истерикой! Рёв, мольба и вопли неслись на весь дом, звенели в ушах, пока её, держа за руки, вели вниз — враз обмякнув, шла, как на ватных ногах… Выйдя из подъезда во двор, истерика лишь усилилась, оглашая всю округу… …Услышав вдруг: «…У меня же дети!..», Костя, молча шедший впереди с винтовкой в руках, резко развернулся, с бешенством в глазах крикнул ей в лицо: «А у нас кто?!» и, быстро размахнувшись — от неожиданности казаки аж шарахнулись в стороны! — молниеносно и с ужасающей силой нанёс сверху удар по голове прикладом её же винтовки! Всё… «Штопать» бесполезно. «Народ молдавский воевать не хочет. Это добрый и мирный народ, когда-то был веселым и жизнерадостным. Министерству обороны Молдовы не остается ничего иного, как задействовать наёмников… Резко увеличился приток снайперов из Литвы и Латвии, едут преимущественно женщины… Военный совет армии располагает обширными материалами и готов представить их для рассмотрения любой комиссии…» |
||
|