"17 - Prelude" - читать интересную книгу автора (Сорью Люси)Глава VIIСвободный город Тегеран, оккупационная зона ООН "Птолемей I", тормозя свое падение двигателями на распахнутых за спиною крыльях, приземлился на расчищенную тегеранскую улицу, по инерции сделал несколько шагов вперед и восстановил равновесие, помогая себе руками. Следом за ним точно так же спорхнули два других "Птолемея", машины II и ІІІ. Эш-ка прошествовали вперед, к застывшей посередине улицы командной машине в белой расцветке миротворцев ООН, и с грохотом гигантских подошв об битум вытянулись по стойке "смирно". Люк "Птолемея I" откинулся вверх, и из него появилась полковник Люция Лэндлайт. Ее голову скрывал нейрошлем, стекло которого было опущено и затенено, а сама полковник же была облачена в удобную(и уж точно не угрожающую зацепиться за что-либо в кабине) униформу пилота женского фасона. Встречавший "делегацию" "Анубис-Хеда" капитан миротворцев — а точнее, полка Вайомингских Ужасов[32] — был немедля смерен надменным взглядом полковника и поспешно встал "смирно", поднеся руку в перчатке силовой брони к виску. Капитан тоже был во всеоружии, как и его свита, выстроившаяся подле командной машины — поблескивающая искусственными мышцами силовая броня была скрыта под длинными черными плащами, а лица были скрыты шлемами-масками. Респираторы шлемов были отстегнуты и сдвинуты вбок. Каждый из Ужасов держал "на груди" карабин, а у двоих солдат были поднятые вверх и отставленные чуть в сторону огнеметы. — Капитан Этцель, если я не ошибаюсь? — спросила Люция, обведя выстроившихся Ужасов еще одним взглядом из-под стекла шлема. Ее голос раздавался из динамиков эш-ка, приглушенными настолько, чтобы не оглушить ее саму. — Так точно, полковник Лэндлайт. — ответил капитан; его голос усиливал встроенный в шлем динамик. — Капитан Гвидо Гордон Этцель, третий батальон полка Вайомингских Ужасов, Сухопутные войска миротворческих сил ООН. Я и мои солдаты в вашем распоряжении. — Превосходно. Какие еще силы расквартированы в городе? — Пятый батальон Сороковой моторизированной бригады армии Великобритании, восьмой батальон Тринадцатой моторизированной дивизии армии США, батальон инженерных войск Двадцатой танковой бригады рейхсвера, Пятый отдельный бронекавалерийский полк рейхсвера и вторая эскадрилья Сорок четвертого вертолетного авиаполка ВВС Белоруссии. — отчитался Этцель: текст он считывал прямо с экрана своего шлема. — Все эти подразделения, за исключением авиаполка, расквартированы в окупационной зоне ООН и в данный момент находятся на боевом дежурстве. — Противоборствующие стороны, расположенные здесь, активности не проявляли? — Не по отношению друг к другу, но ваше прибытие их здорово напугало. Они все в полной боевой готовности. Полковник! — капитан шагнул вперед на один шаг из строя и застыл "смирно", глядя шестью обьективами шлема вверх, на стоявшую на груди "Птолемея І" Люцию. — От имени Вайомингских Ужасов осмеливаюсь просить вас дать нам цель! Мы все, как один — взведенная пружина; направьте нас и спустите с цепи! Кто бы не пытался от нас скрыться, даже в этом разделенном городе, мы найдем его и бросим к вашим ногам! Нам нужен только приказ — ваш приказ, полковник!.. — Отставить! — грозно скомандовала Лэндлайт, заставив капитана Ужасов запнуться посередине его тирады, а затем продолжила уже спокойным тоном: — Вы получите ваш приказ, капитан Этцель. — Позвольте вас отблагодарить!.. — Отставить! Благодарности подождут. И приказ подождет до прояснения ситуации. Вы свободны. — Есть! — отсалютовал капитан и принялся уже по внутренней связи раздавать команды подчиненным. Люция слезла обратно в кабину, подальше от слепящего даже через затененное стекло солнца и потоков раскаленного воздуха, гуляющих вокруг груди эш-ка. Она осторожно спустилась на ложемент, затем спустила ноги вниз, на педали, и пристегнулась к сидению, а затем закрыла люк и щелкнула переключателем "нейроинтерф. вкл". — Добро пожаловать обратно на борт, полковник Лэндлайт. — сухо поприветствовал ее ИИ. — Не болтай давай, а запроси здешний ИИ о месте стоянки. — буркнула она. — И переключи частоту на частоту "Птолемея ІІІ". Управление на автомат. — Будет исполнено. Канал открыт. — Спасибо. Линдсей? — Здесь. — Как тебе третья машина? — Плавно и мягко, просто чудо. Крылья немного затрудняют перемещение, правда. Ты же знаешь, Люция, эш-ка — это не мое. — Ну, извини, но я не могла тебя не взять. Кандидат в пилоты-то отказался с нами сотрудничать, а других подходящих не найти, как ни странно. — Ну, судьба сама подводит нас к… — Подводит? Не смеши. "Синамура" сейчас неизвестно где и неизвестно в каком составе. Нам хватит того, что мы гоняемся за Чхонли!.. — Люция осеклась и тяжело вздохнула. — Как же тяжело искать одного-единственного человека, когда в твоем распоряжении два десятка с лишним гигантских роботов! — К сожалению. — Мне не нужно твое сочувствие. — Опять же к сожалению, тебе нужно только мое и ничье больше. — констатировал, наверняка улыбаясь, Линдсей. — И ведь ты об этом знаешь. — И нет нужды мне напоминать об этом. Продолжим наш разговор позже, хорошо? Мы не можем торчать посередине улицы вечно, в самом деле… Слегка приподняв крылья, "Птолемеи" побрели по улице в сторону выстроенных в оккупационной зоне ангаров эш-ка. Над ангарами нависали с винтовками Гаусса наперевес эш-ка класса "Магдебург" — с головами, напоминавшими готические рыцарские шлемы, выкрашенными в белое корпусами и черными аршинными буквами "UN" на наплечниках. Город совсем не обезлюдел, хотя так и казалось: жизнь на боковых улицах все еще шла. В замедленном темпе, но шла. Люди старались особенно не шуметь и не копошиться, тихо следуя по своим делам и зачастую сбиваясь в групки по двое-трое. Над их головами, тихо жужжа винтами, сновали беспилотники. Вокруг здания тегеранского базара, некогда крупнейшего в мире крытого рынка, дежурили солдаты ООН в пехотных доспехах — это, судя по звездно-полосатым прямоугольникам на плечах, были американцы. — Какая ирония, полковник. — прокомментировал эту картину оператор "Птолемея II", капитан Герман Аристарховский. — Американцы, охраняющие иранцев. А ведь каких-то лет сорок назад они еще были непримиримыми врагами. — А кто не был-то? Янки никто не любил особенно. — ответила Люция. — Только и времена уже не те. — Вы правы. Времена меняются. Спросите сейчас кого-то про холодную войну — и что вам ответят? Ничего. Полвека человеческой истории полностью стерто из памяти. — И что надо сделать по этому поводу, Герман? Развязать ее заново? Советский Союз возродить, может? Герман рассмеялся искаженным рацией смехом. — Боже упаси, полковник. СССР — не более чем давно прошедший кошмар. Век тому прошедший. Не надо ассоциировать нас с давно умершими нашими же режимами. — Я и не стараюсь. Но за янки все-таки вступлюсь. Дальние, хм, родственники, как-никак. — Как вам будет угодно. Над головами эш-ка прошумел похожий на стрекозу вертолет Ми-60 — тоже ооновский, и тоже с полным вооружением на лапках-пилонах. Вертолет хищно водил по сторонам спаренным пулеметом спереди, под кабиной. Он был не один в тегеранском пространстве — несколько таких же, только раскрашенных в пустынный камуфляж и с другими опознавательными знаками, облетали вверенные им зоны, принадлежавшие одной из трех противоборствующих сторон. В один прекрасный день век тому назад нефть, на которой держалось благосостояние всего Ближнего Востока, все-таки иссякла. К этому дню готовились, о его неминуемом пришествии знали; цены на нефть росли, а альтернативные источники энергии распространялись подобно раковой опухоли, если визуализировать их распространение. Но тем не менее, нефть закончилась. На Ближнем Востоке уже не было ничего, что имело бы значение для всего остального мира. Пожарище войны загорелось вновь, и пламя то разгоралось сильнее, то затухало. Этнические, межконфессиональные, территориальные, идеологические конфликты — всем этим был современный Ближний Восток, и не было этому круговороту смерти и разрушения конца и края. Остальной мир это вполне устраивало; воюющие группировки были основными клиентами на мировом рынке вооружений. Сколько торговлю оружием не ограничивай, пути находились всегда. Спрос был, а следовательно было и предложение. Присутствие здесь ООН было чисто номинальным, так как миротворцы, по сути, были заперты на укрепленных военных базах и в некоторых городах и носу оттуда не казали. "Анубис-Хед" почитал за лучшее тут и не появляться — риск получить в паховую ось десяток реактивных снарядов в любой точке Ближнего Востока стремился к одному, если уже не был ему равен. Все то, что могли бы выполнить эш-ка, выполняли вертолеты и конвертопланы, заменить которые было гораздо легче, чем дорогостоящий штурмовой комплекс. Люция уже успела несколько раз мысленно проклясть необходимость тащиться сюда, но ничего не поделаешь: сбежавшего более двух недель назад генерального директора КЭГ(теперь уже бывшего генерального директора — на его место был назначен его заместитель, Ксавьер Нгуен Бо, всецело одобривший охоту за предшественником) надо было найти и призвать к ответу. А раз уж первые шаги по этой дорожке сделал персонал "Шакал-Фараона" под ее началом, то "призыв к ответу" ей и придется осуществлять. Утешалась полковник тем, что большая часть оперативно-розыскных мероприятий будет возложена на местный гарнизон и подконтрольные ему правоохранительные органы, а ей останется лишь руководить поисками. Желательно из какого-то затененного и прохладного помещения. Затененность, к слову, была особенно важна — яркий свет причинял глазам Люции нестерпимую боль, вынуждая ее даже в помещении не снимать темные очки. Очки свет смягчали, да и ДР-интерфейс делал их довольно удобными, но полковник справедливо опасалась, что длительное их ношение подпортит красоту ее изящного носа. *** Воздушное пространство области Керман, борт воздушной баржи SSF "Манта" Пробитый насквозь конвертоплан камнем рухнул вниз, обьятый пламенем от сдетонировавшего боекомплекта. Прочно закрепившийся на одной из пусковых катапульт "Юстикатор" опустил рельсотрон и показал наблюдавшему за ним скоплению камер кулак с выставленным вверх большим пальцем. — Все цели уничтожены! — задорно отрапортовал Лейдзи. — "Юстикатор" ожидает дальнейших приказаний! — Вас понял. — сухо кивнул де Монгольфье, обходя капитанский помост на мостике с видом хозяина. — Радар, статус! — Враждебных целей не обнаружено. — Наземные локаторы? — Никак нет, все чисто, сэр! — Понятно. "Юстикатор", прекратить наблюдение за воздушным пространством и вернуться в ангар. Персоналу ангара приготовиться к приему машины. Боевой информационный центр, центр управления огнем — продолжать наблюдение за воздушным пространством. Отставить второй уровень боевой тревоги, судно переходит на первый уровень боевой тревоги. Голоса подтверждения наполнили мостик, а затем ожил громкоговоритель, извещая экипаж "Манты" о переходе на первый уровень боевой тревоги. Капитан развернулся к нам с Аоки — мы скромно застыли у входа на мостик, изо всех сил стараясь никому не мешать. — Все что мы вашими стараниями получили, Кимэра — боевую тревогу. И повреждения по правому борту. Повезло, что обшивки. Но в нормальной ситуации это недопустимо, и я не должен, вообще говоря, идти у вас на поводу. — Я вас об этом и не просил. — ответил Аоки. — Высадили бы нас, и разошлись бы полюбовно, а потом я бы вам сообщил. — И нам надо было бы оставаться абсолютно беззащитными? А потом еще и идти вас забирать? Благодарю покорно! Нет уж, Кимэра, я все-таки вас доведу куда надо и прослежу за вашей сохранностью. Но вы мой должник, так и знайте. — Как угодно. — Хм-м! — Сиэль резко развернулся, прошел к поручню помоста и оперся об него. — Все эти ваши авантюры… И отчего я только потакаю вашим капризам? — Вы сами сказали, я ваш должник. — Иди уже, Кимэра, вон с моего мостика! — в глазах капитана блестнули какие-то задорные искорки. — И больше здесь не появляйся! — Уже идем, спешим и надрываемся! — отшутился тот и подтолкнул меня в спину: мол, давай уже, не стой столбом. Я поспешно выбрался в коридор, а Аоки последовал за мной. Дверь за нами еще чуть-чуть постояла открытой и тихо схлопнулась. — Хочешь конфетку? Я покосился на выуженную из бездонных, воистину бездонных карманов Кимэры коричневую карамельку в прозрачной самоаннигилирующейся обертке. — Понял, не дурак. — конфетка скрылась обратно в карман. — Отчего такое лицо? — Думал много. — пробурчал я, заходя в турболифт и прислоняясь к стенке. Аоки вошел следом и ткнул пальцем в панель у двери лифта, тут же закрывшейся. Турболифт, дернув нас обоих вниз, сорвался с места. — О чем думал? — Ну как о чем? О Жизни, Вселенной и Всем Таком, как говорилось у Адамса. — И как? Все еще сорок два? — турболифт еще раз дернулся, и двери с фирменным лифтовым "дзынь-дзынь" отворились. — Лелуш, а серьезно? — А серьезно, я много думал над собой и сделал выводы, наверное. Не обращай внимания, короче. — Рад за тебя. — задумчиво кивнул Аоки. — Ты готов? — Всегда готов. — Не сорвешься? — Ни в коем случае не сорвусь. — заверил его я, предусмотрительно умолчав о том, что для верности приму перед выходом эмоциоподавитель. Совсем чуточку. Не выходит самостоятельно — привьем искусственно, как бы мне не претило такое решение. Но через свое отвращение надо переступать. Противно? Неприятно? Брезгуешь? Терпи, подонок, терпи! Хуже тебе точно не будет. Со Вторым мы чуть ли не столкнулись в коридоре: слева кто-то оглушительно чихнул, и я обернулся на звук, встретившись лицом с братом. Тот чихнул еще раз. — Бедненький. У тебя в кабине трубу охлаждения прорвало, или что? — с поддельным участием спросил Аоки. — А, ч-ч-черт тебя дери, Аоки! — Лейдзи снова оглушительно чихнул. — Пошутил, называется… Тут за бортом плюс сорок пять, в кабине тридцать один, а у вас тут сучьи кондиционеры. Он выпятил вперед грудь, демонстрируя нам насквозь промокшую и вонючую от пота майку, которую он носил под расстегнутой и настолько же мокрой жилеткой. — Вот, полюбуйтесь! Попробуй тут не… пчхи!.. простыть-то! Короче, не задерживайте, я душ принять хочу… — Интересный симстим получается… а чем тебе душевая в раздевалке не угодила, бро? — резонно спросил я. Лейдзи закатил глаза: — Ну блин. Она же общая! — И что? Там все равно днем в дээр-очках никого не найдешь. А ты все равно боишься не пойми чего. О сохранности своей тощей жопы печешься, не иначе… — Я тебе щас ка-ак… апчхи!.. — попытался пригрозить братец, но махнул рукой и утопал дальше по своим делам. Я пожал плечами. Вообще, хочет мыться у себя — его право, но потретировать генетического родственника — это завсегда. Послушайте только меня, какими я понятиями оперирую! Я и сам зашелся в смехе, заставив шедшего рядом Кимэру удивленно воззириться на меня. …Ничего выдающегося не произошло, только лишь прозвучало по громкой связи объявление о прекращении боевой тревоги. Большой иллюминатор кают-компании открылся, а я, сославшись на желание побыть одному, ретировался в свою каюту. Зря. И я не знаю, за что я так провинился, что мне суждено постоянно сталкиваться с тремя до тошноты знакомыми людьми, но это опять случилось: моим глазам, когда я вошел в каюту, предстала возлежащая на моей кровати Сэа Темпести. Фиолетовая курточка из операторского костюма[33] висела на спинке стула, а высокие сапоги валялись подле кровати; их хозяйка лежала, закинув ноги в чулках одна на одну. Здесь следовало бы устроить скандал, или хотя бы сразу, с пылу с жару, потребовать от Темпести немедленно выметаться отсюда. Признаться, мне это и хотелось сделать, но я удержал себя. — Я даже не буду спрашивать, что ты здесь делаешь. — с отсутствующим видом пробормотал я. — О? — Сэа вскинула бровь в притворном удивлении. — И что же ты будешь спрашивать? — У тебя не найдется, случаем, цианистого калия? Или чего посложнее, чтобы уж точно не откачали… — Чего-чего?! — она мгновенно изменила позу, усевшись на кровати и непонимающе уставившись на меня. — Вольфр-Икаруга, ты чего? Откуда рухнул в этот раз, с Восточной Башни? — Тьху на тебя нейротоксином. — дверь за мной, тихо шурша, закрылась, и я прошел вглубь каюты и уселся на стул. — Знаешь, вот иногда такие моменты бывают, что аж жить не хочется. Идиотские и вторичные, как кино… — Думать об этом забудь. — категорическим тоном отрезала она. — Вот еще. Лучше уж от собственной руки, чем в постели от старости. — Угу, а еще лучше — за штурвалом эш-ка. Думать об этом забудь, я еще раз тебе говорю. Во-первых, какая старость, тебе двадцать исполнилось едва ли два месяца тому назад… — Ну-ну. А во-вторых? — Во-вторых, что-что, а твое безжизненное тело я, м-м-м, хочу в самую последнюю очередь. Да-с. И то тогда я тебя своими руками пришью, чтобы ты был еще тепленький. Холодный, липкий и слегка подернутый разложенийцем трупик как-то не в моем вкусе, извини. Меня передернуло от отвращения. — Что труп, что не труп, а все равно противно. — высказался я. — Да ну тебя. Лично мне такая идея нравится, очень даже. — Темпести облизнулась. — Только вот ты несговорчивый. — А причем тут вообще я? Найди себе охочего до страсти паренька и делай с ним все, что душе угодно, а меня оставь в покое. — Не-а. — она наставительно подняла палец вверх. — Это сделать никак не возможно. — Отчего же? — Дурашка ты. — Сэа плотоядно ухмыльнулась. — Мне же не сферический, абсолютно черный и в вакууме паренек нужен, а ты. — Ну, допустим я польщен. А отчего же так? — Так сложилось. — уклончиво ответила она. — Так что вот так. Не испытывал бы ты мое терпение, а? — А то что? — А то я тебя все-таки изнасилую. — невозмутимо сообщила она. — Ты уже давно грозишься. — так же невозмутимо парировал я. — И когда-нибудь эту угрозу выполню. Не бойся, мне себя не жалко, а тебя — тем более. — Так а чего же я тут до сих пор рассиживаюсь — целый, невредимый и непорочный — а не валяюсь под тобой на кровати, м-м-м? — Ты злорадствуй, пока можешь, и не тяни, хм, резину. А то доиграешься, попомни мои слова. — Хм-м. Ну-ну. Будь по твоему. — покивал я головой. Словам Сэа я не собирался, — пока, — придавать большого значения. Перестанет языком впустую молотить — тогда и будем разбираться. В любом случае, перспектива оказаться с Темпести, да и с кем-либо еще, в одной постели меня привлекала меньше всего. Скорее даже наоборот — отталкивала. Скажем так, секс я не любил совсем не "для галочки"; мне был глубоко противен сам процесс. Было в нем что-то недопустимо примитивное — и от этого еще более отвратительное. Ну а низведение половой близости до какого-то уж совсем бытового уровня было и вовсе кошмарным. Я не идеализировал древние варварские обычаи восемнадцатого-девятнадцатого века, немыслимые в современном, давным-давно благополучно эмансипированном обществе, но и симпатизировать идее свободной любви я уж никак не мог, по описаным выше причинам. — О чем задумался-то, мыслитель? — О своем все. — я бросил взгляд на Сэа, спустившую ноги с кровати и подбирающую один из сапог. — Ты что, уходить уже собралась? — Ну да. С тобой каши не сваришь, куда уж тут, хи-хи, в постель ложиться… А я и так гостеприимством злоупотребляю, все дела, да и вообще… — Вообще? — переспросил я, заулыбавшись. — Вообще, да? — Ну, э-э… Чего? Я протянул руку и толкнул ее в плечо, заставив Темпести опрокинуться обратно на кровать. Выпущенный хозяйкой сапог глухо стукнулся об пол. — Сиди, отдыхай, и набирайся сил. — с улыбкой на лице промолвил я. — Сама пришла, а теперь уходить собирается. — Однако! — А я сказал — сиди. Потому как все-таки скоро надо будет выходить. А к выходу надо основательно подготовиться… "Таблеточку принять, например" — подумал я. Но уже про себя: эмоциоподавители — тоже исключительно мое дело, и другим о нем знать незачем. Даже Сэа, хотя ей бы было до лампочки, что я там принимаю и почему. А может, и не было бы. Но тут уже я не стал бы говорить столь уверенно. *** Северо-запад области Керман, Нео-Персидское Государство Воздушная баржа синамуровцев заслонила собой палящее солнце, бросив на выстроившихся в шеренгу эш-ка "Миллениума" благодатную тень. Расположившиеся на ее днище крупнокалиберные пулеметы и рельсотроны развернулись в миллениумовскую сторону, но стрелять не стали, равно как и держать стоящих перед машинами людей на прицеле. Сразу было видно человеческое управление: ИИ стал бы сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Стоящий позади "Мертвая Голова" немедленно по началу стрельбы бы закрыл хозяина огромной рукой — все эш-ка сейчас были активированы и в полностью автономном режиме, за исключением "Нордлюфтцуга" — для гарантии, не более. К тому же, если бы началась пальба, турели бы быстро нашли цель, и Сигиллайта Инграма Виндикатора бы ничто не спасло. Но, все же, все шло по плану, и никаких "бы" уже не было: люки в днище, ближе к корме, открылись, и из них высадились эш-ка "Синамуры", с грохотом и тучами пыли касаясь земли. "Кросс Трайфорс", со шлемом, смахивающим на старинную немецкую каску, немедленно снял с крепления на спине винтовку Гаусса и прошел вперед, держа ствол опущеным вниз. Сразу за ним вперед вышел "Маджестик", держащий одну руку на эфесе меча. Следом за "Маджестиком" вышли "Юстикатор" и "Вейл Дементиа". Люки трех машин распахнулись, и их пилоты выбрались наружу и спустились на посадочных тросах вниз. Четвертая же машина, а именно — "Кросс Трайфорс", так и осталась стоять с пилотом внутри. Тоже для верности. Пилот "Маджестика" и, похоже, предводитель отряда "Синамуры" прошел вперед и подошел к Виндикатору. Японец, почему-то с красного цвета волосами, в темно-синем летном комбинезоне с иероглифом "Синамуры" поверх сердца. Меч на поясе, с замысловато украшеной гардой и обитой клонированой кожей ската рукоятью, а также подчеркнуто военная выправка его говорили о многом — например, о том, что перед Инграмом стоит не много, не мало, а бывший японский офицер. Да еще и оператор эш-ка, пусть и не один из знаменитых японских "меха-самураев" — те служат государству от самого рождения и до самой смерти, и службу покинуть никоим образом не могут. Так что этот бывший офицер наверняка служил в строевом бронекавалерийском корпусе и славно отличился на службе последней империи мира, раз уж ему и после ухода со службы разрешили носить меч. Уже за глаза Инграм начал проникаться к синамуровцу невольным уважением. Как-никак, военный, пусть и бывший. — Здраствуйте. Позвольте представиться: Аоки Кимэра, "Синамура Парамилитарис". Мой чин примерно равен армейскому званию подполковника. — сразу же представился японец. — Вы — Сигиллайт Инграм Виндикатор, если я не ошибаюсь? — Да, это я. — Рад знакомству с вами. — Кимэра поклонился Виндикатору, который все-таки не решился повторить поклон и ограничился коротким кивком головы. — Надеюсь, что оно будет плодотворным. Вместе со мной здесь мои коллеги — Сэа Темпести и Лейдзи и Лелуш Вольфр-Икаруга. Последний находится сейчас в своем штурмовом комплексе, вы понимаете. — Безусловно. Мои же коллеги — Грейс Ванкувер, Дональд Мбабе и Хильда Дорнье, находящаяся сейчас за штурвалом своего эш-ка. Я также надеюсь, что наше сотрудничество будет плодотворным. Но позвольте задать вам вопрос, мистер Кимэра. — Спрашивайте, прошу вас. — Вы ведь бывший военный, верно? — Верно. Я служил в Пятом бронекавалерийском полку, в Осаке. Принимал участие в… миротворческих операциях в Корее. Покинул службу по собственному желанию. — без утайки сообщил он; хотя утайки тут и не было самой по себе — просто, как подозревал Инграм, бывший офицер не сказал всей правды. — Меч, как вы видите, мне носить разрешили, но теперь я служу семейству Синамура и их детищу, "Синамуре Парамилитарис". Простите меня за откровенность, господин Виндикатор. — Не беспокойтесь, мистер Кимэра. Нам нужно, боюсь, многое с вами обсудить. — Да. — Кимэра кивнул. — Прежде всего, я хотел бы принести вам извинения… Он вновь поклонился Виндикатору в пояс. — …За недопустимое поведение нашего коллеги несколько дней тому назад, при столкновении с вашей коллегой, госпожой Дорнье. Я прошу вас принять наши искренние извинения. — Извинения приняты. — тут же отреагировал Инграм. — Это всего лишь небольшое недоразумение, не более. — Благодарю вас. А теперь, я прошу вас: говорите. Виндикатор огляделся по сторонам, хотя в этом и не было нужды, вздохнул и начал: — В начале июня с нашим начальством связались представители Ватикана с выгодным контрактом. Нашей задачей было: в первых числах июля, на предоставленной нам подводной лодке, высадиться на острове Подножие, взять на прицел орбитальный лифт и взять в заложники генерального директора КЭГ. Зачем именно, нам не обьяснили; признаться, мы сначала грешили на желание Ватикана прибрать к рукам орбитальный лифт, непонятно по какой причине. А в результате, благодаря усилиям ваших коллег, мы до лифта и не дошли. Чуть позже нам пояснили, что наличия эш-ка на Подножии не предусмотрели, хотя они вообще ничего не предусматривали. Но платили зато авансом, и по окончании сулили хорошую сумму. Но Вань Чхонли скрылся, и нам приказали двигать сюда и ждать распоряжений. Мол, контракт еще не закончен, все дела. — А разорвать контракт? — задал вполне закономерный вопрос Кимэра. Инграм только руками развел: — Начальство ничего и слышать об этом не хотело. Понимаете, у "Миллениума" со средствами, так сказать, напряженка. Почти вся прибыль от операций уходит на покрытие расходов, а долгосрочной выгоды никакой. — Знакомая ситуация. — А тут, как видите, и аванс немалый, — простите, если я не буду раскрывать сумму, — а по выполнении еще больше. Но ватикановцы не учли кое-чего. Нас четверых такое положение дел не совсем устраивает. Мы потребовали обьяснений. И тут уже начинается кое-что интересное. Черноволосый Лейдзи Вольфр-Икаруга подошел поближе, явно заинтересованный. — Уничтожение секции орбитального кольца было подстроено ватиканской жандармерией. — продолжил Виндикатор, удовлетворенно улыбнувшись при виде удивленного лица Лейдзи. — Это уже точно был не захват — разрушать дорогостоящее астроинженерное сооружение нету резона, особенно если стоит цель захватить его часть, подконтрольную КЭГ. Но представитель Ватикана — один из Крестоносцев Святого Престола — развеял наши сомнения. По его словам, в сегменте было потенциально опасное орбитальное оружие… — Лазер, верно? — не выдержал Вольфр-Икаруга. Инграм кивнул: — Вероятнее всего. Чуть позже Крестоносец сообщил, что это оружие могло быть использовано для уничтожения некоей реликвии, которую Крестоносцы охраняют. Он назвал ее Святым Граалем… ну, помните, чаша с кровью из христианской мифологии? Кимэра и Вольфр-Икаруга утвердительно кивнули. — Правда, он также обмолвился, что это никакая и не чаша. Даже больше того, воины Господни понятия не имеют, что это такое. Но один-единственный гендиректор КЭГ, да и то уже бывший, каким-то образом может этому не-пойми-чему навредить. Или же это просто месть. Даже в таком случае я несколько побаиваюсь за то, что будет с нами по выполнении условий контракта. — А они заключаются в..? — Нам надо добраться до Тегерана и каким-то образом вытащить, цитирую, Чхонли на свет Божий. Что для нас совершенно непомерная задача. К тому же, в Тегеран прибыл "Анубис-Хед", и город напоминает термоядерную бомбу. За пару секунд до взрыва. — Вот незадача, а ведь мы туда и направляемся… Значит, нам будет по пути? — задумчиво протянул Аоки. — Господин Виндикатор, я вас внимательно выслушал. Но у меня есть единственный вопрос. — Задавайте. — кивнул тот. — Есть ли у нас гарантии, что все, что вы сказали — правда? — Нету. Если устная клятва чего-то еще стоит, я могу перед вами поклясться. — Излишне. У меня есть идея несколько получше. Ваша деятельность в Тегеране не будет мешать выполнению нашего контракта? — Скорее всего, нет. Разве что Чхонли запросит убежища у НПГ. — Которые его сразу же анубисам сдадут. В общем, мы постараемся вам помочь. В частности, подбросим вас до Тегерана. Какой-то день, не факт что в трюме — и вы уже в древней иранской столице. — Но… — Виндикатор сразу не нашелся, что ответить. Всех остальных присутствующих, похоже, тоже поразила немота от такого предложения. — Но мы ведь сотрудничаем, господин Виндикатор. А в данном случае выгода обоюдна — и для нас, и для вас. — В таком случае, вас не затруднит подождать? — Конечно нет. Обдумайте наше предложение. Спешить нам все равно особенно некуда. — благодушно позволил Кимэра, разводя руками. Инграм кивнул и отошел назад. "Кросс Трайфорс" все так и стоял с ружьем наготове. Его оператор за все переговоры так и не проронил вслух ни слова. Инграм развернулся к Грейс и Дональду: — Ваше мнение? — Решайте сами, гражданин начальник. — лаконично ответил Мбабе. Грейс промолчала, а "Нордлюфтцуг" ограничился коротким кивком. Виндикатор пожал плечами и развернулся к ожидавшему Кимэре. Тот удивленно приподнял бровь. — Вы уже пришли к консенсусу? — Да какой тут консенсус. Здравый смысл, и не более того, я надеюсь. — Тогда придется подождать и вам. А как вы думали? — улыбнулся японец. — Эта идея у меня возникла, можно сказать, на ходу… *** Свободный город Тегеран, оккупационная зона ООН Спустя двадцать четыре часа после прибытия "Шакал-Фараонов" в город об их присутствии, наверное, знал уже весь земной шар, чего уж говорить об одном-единственном человеке, по чью душу черно-золотые мундиры и пришли. В качестве превентивной меры против побега, впрочем, весь и без того вялый трафик в центр города был перекрыт, вокруг окупационной зоны были подняты барьеры, метро и без того уже давно было перекрыто, так что оставалось только опустить решетки в канализации. Кроме этого, на всех наземных путях было выставлено заграждение: из города никого не выпускали и никого не впускали. Примерно то же самое творилось и в трех зонах окупации: иранцы, персы и курды также выставили заграждения и подняли в воздух вертолеты. Над городским пейзажем, где дома были пониже, доминировали эш-ка самых разных классов и с самым разным вооружением. В качестве меры предосторожности — вдруг одна из сторон воспользуется суматохой и нападет на другую, чем черт не шутит. Вайомингские Ужасы, получившие приказ отыскать Ваня Чхонли, вышли на охоту вместе с заходом солнца. Наводящие ужас пехотинцы выстроились перед опустевшим зданием тегеранского базара в полной боевой экипировке. Пылали красные глаза на шлемах, поблескивали искусственные мышцы силовой брони, негромко гудело пламя включенных огнеметов и тихо жужжали аккумуляторы готовых к стрельбе рельсотронов. — Ужасы, смир-но! — перед строем размашисто вышагал капитан Этцель; каждый его шаг гулко разносился по всей площади. С грохотом нескольких сотен тяжелых сапог каждый из Ужасов вытянулся по стойке смирно, устремив взгляд шести глаз-камер шлема на командира. — Итак, Ужасы! — выкрикнул капитан; его усиленный динамиками респиратора голос пошел эхом над рядами солдат. — Нам был отдан приказ, короткий и ясный: найти и пленить Ваня Чхонли, бывшего генерального директора "Кидо Эрейвейта Груп"! Он скрывается здесь, в окупационной зоне ООН! Дрожит от страха и ходит под себя от осознания одного неоспоримого факта — ему не уйти далеко! И, я могу поклясться, что вы знаете, почему! — ТАК ТОЧНО!!! — в один голос рявкнули Ужасы. — И почему же?! — МЫ ИДЕМ ПО ЕГО СЛЕДУ!!! ЕМУ НЕ УЙТИ ДАЛЕКО!!! — Точно! ТОЧНО!!! — завопил Этцель, не в силах удержаться от накатывающих на него, как и на каждого из солдат батальона, чувств экстаза и возбуждения в предчувствии охоты. — Ему вообще никуда не скрыться! Район оцеплен, но даже и без этого мы готовы гнать его до самого края света, пока он не падет к нашим ногам и не станет молить о пощаде! — НИКАКОЙ ПОЩАДЫ!!! — ДА!!! Ни от нас, ни от кого более! Мы — Вайомингские Ужасы; наша поступь — поступь смерти; после нас остаются лишь кровь и пламя; одно лишь наше имя наводит ужас на любого; мы — идеальные хищники, созданные не природой, а изобретательностью человека! — Этцель выдержал паузу, а затем вкрадчиво заговорил вновь: — Итак, Ужасы, вы готовы броситься в погоню? Отмести прочь жалость, сожаления и страх, заменив их волнением и трепетом охоты и предвкушением добычи? Настигнуть ее во что бы то не стало и уничтожить, разрушить и сжечь все, что встанет у вас на пути? — ТАК ТОЧНО!!! МЫ ГОТОВЫ!!! — ТОГДА ВПЕРЕД!!! — вновь завопил Этцель во всю глотку, заставляя динамики шипеть от громкости. — Вперед, вперед, ВПЕРЕД!!! Вы знаете, в чем ваша роль и какова ваша цель; так идите же и настигните ее! Взвод Ноктис, ко мне! Охота на Ваня Чхонли только начинается! Строй рассыпался. Ужасы, разбиваясь на отдельные взводы, понеслись в разные стороны: они бежали по улицам, исчезали в переулках, запрыгивали на здания и перескакивали с крыши на крышу, устремляясь вперед в поисках добычи. Стронулись с места сверхлегкие вертолеты и бронеавтомобили, и площадь опустела. Сам капитан Гвидо Гордон Этцель одним прыжком запрыгнул на командный бронетранспортер, оставив в крыше небольшие вмятины, и устроился в люке, одной рукой включив громкоговоритель, а другой взявшись за ручку пулемета. Его командный взвод, взвод Ноктис, устроился позади, на крыше, на манер танкового десанта. Люция одним касанием затенила окно, вновь погрузив комнату в щадящий ее глаза полумрак, прошла вглубь комнаты и села в кресло для посетителей. Комната эта была ее кабинетом во временном штабе "Шакал-Фараона" здесь, в центре Тегерана. Все было великолепно, кроме одного — окнами кабинет, это маленькое царство полутьмы, выходил как раз на площадь около базара. — Ужас. — сокрушенно произнесла она. — Просто ужас. И как обьединенное командование еще терпит таких людей? Ее можно было понять: полковник Лэндлайт ловила и смаковала каждый момент, когда ее никто не трогал, не звонил, не слал сообщения, не дергал с места по пустяковым вопросам и когда ее присутствие для эффективной работы подразделения не требовалось. А тут, ни с того, ни с сего, под окнами начинает вопить целый батальон неуравновешенных солдат, на мозги которых уже оказали серьезное влияние боевые стимуляторы. Принимать их перед боем, насколько полковнику было известно, было одной из наиболее невинных традиций Ужасов: другие традиции включали в себя сжигание людей целыми деревнями, а порою и городками, с последующим сооружением милых пирамид из черепов, которые наверняка оценили бы по достоинству "красные кхмеры" из прошлого. Ужасы практиковали немало других способов расправы как над пленными, так и над мирным населением, случайно оказавшимся в зоне проведения "акции устрашения", в которых тоже не было ничего необычного — милые коллажи с живой жертвой в обрамлении ее же внутренностей устраивали порой и банды в американских трущобах понеблагонадежнее. Чего только, хм, не подцепишь при переодическом просмотре телевизора. — Они полезны. — поддержал ее мысль Линдсей. — Никто особенно не разменивается при ведении войны в более отсталых регионах, ты же знаешь. — Знаю. Да только они могли бы не кричать так много под моими окнами. — пожаловалась Люция, потирая висок. — Брось жаловаться. Они уже давно разбежались прочь. — Хорошо, я не буду. В конце концов, я просто хочу отдохнуть. — Конечно. А я буду охранять твой безмятежный отдых посередине хаоса. Как и всегда. — Как и всегда… — пробормотала она, прикрыв глаза и откинув голову назад, на спинку кресла. — И ты — мой верный защитник. Верный, самоотверженный, безответно преданный, и оттого еще более любимый… Линдсей улыбнулся уголками рта. — Да. — прошептал он тихо и уверенно. — Так есть, так было, и так должно быть. И наконец в кабинете воцарилась тишина. Ей суждено было продлиться всего час, прежде чем у Люции в ухе раздалась незамысловатая мелодия звонка. Не открывая глаз, она щелкнула пальцами, и перед ее взглядом открылось окно видеосвязи. — Я слушаю. Герман Аристарховский в окне взял под козырек, выполнив воинское приветствие, а затем убрал руку и заговорил: — По северозападному направлению к городу движется неопознанный эш-ка. На связь он не выходит и продолжает движение. Сбил высланные иранскими войсками вертолеты. — Предполагаемый маршрут уже есть? — Так точно. Предполагается, что он движется к центру города. Прикажете направить эш-ка? — Пока что — нет. Продолжайте наблюдать за реакцией иранцев. И известите наших операторов на дежурстве. — Вас понял, будет исполнено незамедлительно. И еще одно, полковник. С юго-востока к окраине города подошла воздушная баржа SSF "Манта", принадлежащая "Синамура Парамилитарис". Они сообщают, что прибыли сюда согласно своему контракту с вооруженными силами НПГ, но предпринимать каких-либо действий не будут до соответствующего приказа нанимателя. — Хм-м-м. Их, я полагаю, впустят в оккупационную зону НПГ? — Вполне возможно. — Тогда не чините им препятствий. Известите меня о каких-либо переменах в ситуации с неопознанным эш-ка. — Вас понял. Прошу прощения. — кивнул Герман и отключился. Люция приоткрыла глаза и тяжело и печально вздохнула. — Линдсей? — Да? — Свяжись, пожалуйста, с ангарами и прикажи подготовить "Птолемей І" к выходу. И чтобы под парадным входом здесь стоял бронеавтомобиль. — Так срочно? — Да, срочно. — выплюнула полковник Лэндлайт. — Потому как осторожность осторожностью, а эта неопознанная тварь не дает мне отдохнуть. — И ты..? — Пойду и "навешаю лосей", как говорит Аристарховский. Он у меня еще пожалеет, что вообще залез за штурвал, говно эдакое… — Хорошо. Сейчас. Имей терпение, прошу. Полковник, нехорошо улыбаясь, вновь откинулась на спинку кресла. |
|
|