"Никогда не разговаривай с чужими" - читать интересную книгу автора (Ренделл Рут)

4

Центр садоводства находился у старой объездной дороги. Некогда он располагался ближе к центру города и назывался просто питомником. Вот тогда-то Джон Гриви и пришел туда впервые. Ему было семнадцать, он только что окончил школу и страстно желал работать. Никакие трудности его не пугали, он был готов заниматься чем угодно. Мальчик, которому на первых порах поручали только приготовление компоста для горшочков под семена или уход за рассадой, со временем стал помощником управляющего. Когда умерла Черри, он был еще «нянькой», так в питомнике называли тех, кто выращивал рассаду и ухаживал за ней. Когда он впервые увидел Дженифер, пришедшую выбрать комнатные цветы, площади питомника Троубридж уже увеличились вдвое. Его переименовали в Центр садоводства и перенесли офис, магазин и теплицы к окружной дороге. Джон к этому времени стал в некотором роде боссом. Прежний управляющий часто болел, из-за этого подолгу отсутствовал и собирался оставить работу.

Джон показал Дженифер фуксию, парочку гераней, лобелию — ничего особенного, обычные горшечные цветы. Но почему-то ему захотелось предложить девушке и нечто необычное — канареечный плющ.

— Почему он так называется? — спросила она.

— Канареечный? А вы посмотрите внимательно, у него цветы как желтенькие птички, — объяснил Джон.

Это были первые слова, которые он сказал ей, если не считать дежурных «доброе утро» и «чем могу помочь?».

Он вспомнил об этом в центральной оранжерее, когда отсаживал новые побеги фуксии в индивидуальные фибровые горшочки. Элис Хофман, Талия — именно эти сорта выбрала тогда Дженифер. И позже, когда она пригласила его к себе, он убедился в правильности выбора. Цветы на ее окне смотрелись превосходно, он и сам не смог бы добиться лучших результатов. И ему было непонятно, почему девушка раньше не занималась разведением цветов в доме матери, в ее маленьком саду.

Когда умерли его родители, у него не возникло даже мысли продать их дом, Дженифер сделала именно так.

— Мама умерла год назад, я продала ее дом, который получила в наследство, и купила квартиру. Вот, переехала сюда две недели назад, здесь без цветов было как-то неуютно…

Мысль о том, что они потеряли матерей почти одновременно, пронзила его.

— Моя мама умерла тоже год назад, точнее, год и два месяца.

Она печально улыбнулась ему. Симпатичная, не более того. Скромненькая красота — вот что пришло ему тогда в голову. Даже сейчас он точно помнил, во что была одета Дженифер в ту первую случайную встречу. Плиссированная клетчатая юбка в двух бежевых тонах, верблюжий свитер поверх белой рубашки, тщательно вычищенные коричневые ботиночки на низком каблуке. Никакой косметики. Она никогда ей не пользовалась. Блестящие светло-каштановые волосы чуть касались плеч. Впрочем, касались — не совсем точно сказано. Они струились, казались воздушными, невесомыми, как лепестки хризантемы. Он никогда раньше не встречал девушку с таким подвижным лицом, с таким мягким его выражением. Матовая кожа, яркие губы и полные щечки, пушистые ресницы. И глаза, влажные, выразительные. Конечно же, она была похожа на Черри. Но тогда он не разглядел этого. И не понял, что женщины могут быть похожими, даже если одна из них — дурнушка, а другая — миловидна.

А тогда он просто упаковал выбранные растения в две картонные коробки и отнес к машине друга, который привез ее в Центр садоводства. Конечно же, у него и мысли не было назначить ей свидание. Он тогда вообще не встречался с девушками. Но, к счастью, она вернулась заменить какие-то цветы, кажется, фуксию, которая завяла, или ее поела мошка. Он сказал, что таких цветов сейчас нет в продаже, но пообещал привезти, как только поступят. Это была ложь. На самом деле никакие цветы в Троубридж со стороны не поступали, все выращивалось здесь же. Но Джону захотелось отобрать для девушки растение из своей собственной теплицы.

Когда же все это было? В мае, июне?

«В июне около трех лет назад», — подумал Джон.

Этого не могло быть в тот раз, но, кажется, в следующую встречу Дженифер рассказала ему о Питере Моране, а он ей — о Черри…

Большинство фуксий были рассажены и выглядели великолепно. Джон посмотрел на термометр. Пятнадцать градусов вместо шестидесяти, предписанных инструкцией. Неплохо для конца прохладного марта с его заморозками. Шла пасхальная неделя. Завтра — Страстная пятница. Праздники не радовали Джона. Тревожное чувство одиночества овладело им. Впрочем, возможно, заедет Колин. И, как обычно, будет его тетя. Она живет на другом конце города, и он, как всегда, послал ей приглашение.

— Забудь о ней, не броди вокруг ее дома… — Вернувшись в магазин, Джон заметил, что бормочет это себе под нос. Кассирша Шэрон с удивлением взглянула на него. Смутившись, он заспешил к двери. — Только что вспомнил, надо проверить рыбок, пока не закрыли.

На самом деле ему не нравилось, что в Центре садоводства продавали золотых рыбок, птиц и всякую, по его мнению, ерунду. Но со временем пришлось смириться. Все это приносило немалый доход.

Рыбки плавно кружили в зеленых водорослях и густых зарослях водяного боярышника. Выглядели они абсолютно здоровыми. Для него так и осталось тайной, почему эти золотые рыбки почти всегда гибли, как только покупатели приносили их домой. Джон не был аквариумистом, и если Троубридж планировал заниматься рыбками и дальше, было бы неплохо пригласить специалиста, какого-нибудь безработного выпускника специального колледжа. Это не проблема — найти дипломированного специалиста. В наши дни, похоже, каждый имеет какую-нибудь степень. Он не удивится, если и у Шэрон есть степень бакалавра, скажем, компьютерных наук

Естественно, он вспомнил о Питере Моране. Питер окончил известный университет и, как говорила Дженифер, сам преподавал в не менее престижном заведении. Хоть и неохотно, но Джон признал это. Он слышал остроумные высказывания Питера Морана, его превосходное произношение, язвительные, жесткие замечания.

— Не думай о нем, ты не должен о нем думать, — приказывал себе Джон, — это опасно. Можно сойти с ума, если постоянно думать о людях, которых ненавидишь. Но это не относится к Дженифер и никогда не будет относиться. Я люблю ее по-прежнему. Иногда мне кажется, моя любовь стала даже сильнее, чем раньше.

Джон переоделся в офисе. «Если погода продержится, — подумал он, — я проведу выходные в саду. Это здорово — поработать в саду. От такого занятия никогда не устанешь и не заскучаешь. Подснежники слишком разрослись, надо бы их проредить. А еще подготовить клумбы для розовых лилий. И что я обязательно должен сделать, так это съездить на кошачью лужайку, — возможно, у нее было другое название, но он всегда называл ее так, — и посмотреть, появлялся ли там кто-нибудь. Возможно, они уже забрали последнюю записку».

Утром Джон захватил с собой библиотечные книги «Она», «Дочь Монтесумы» и «В одном немецком городке». Он хотел сдать их вечером по дороге домой. Попрощавшись с Шэрон и Ли, Джон попросил Гэвина запереть двери. Гэвин, новый двадцатитрехлетний помощник менеджера, недавно закончил местный садоводческий колледж. Латинские названия растений так и слетали у него с языка, и он был единственным человеком в Центре садоводства, кто правильно их произносил. Скворца, в которого он, кажется, влюбился с первого взгляда, он назвал Гераклом. В честь мифологического героя Gracula religiosa — объяснил он. Только сегодня днем он пообещал добыть для покупателя fremontodedron, знать бы, что это такое?

— Чао, чиф, — сказал Гэвин на межнациональном языке, которым пользовался, когда не говорил на латыни.

Центральная библиотека была намного богаче, чем ее филиал, которым он обычно пользовался. «Она» очень понравилась Джону, чего он не мог сказать о «Дочери Монтесумы».

В библиотеке его ждало разочарование. «Копей царя Соломона» у них не оказалось, а он уже почувствовал вкус к таким книгам. Джон заранее представлял, как вечером будет читать «Копи», и почувствовал нечто похожее на досаду, когда не получил желаемую книгу. В молодости он, конечно же, пробежался бы по всем книжным магазинам и библиотекам. Но не сейчас. Сколько усилий затрачено ради того, чтобы почерпнуть какую-нибудь подсказку, но…

Джон Ле Карре не разочаровал его, обе книги в библиотеке были. Конечно, это уже хорошее подспорье, да и читать их легче, чем Хаггарда. Джону нравились книги про шпионов, однако он прочитал их не слишком много. Он попросил девушку-библиотекаря что-нибудь порекомендовать ему.

— Вам какие книги больше нравятся, где все выдумка или основанные на фактах? — спросила девушка.

Джон никогда не задумывался над этим.

— Что-нибудь, где использован фактический материал или, как у Яна Флеминга, где все придумано? — уточнила девушка.

— Мне что-нибудь поближе к действительности, — уточнил Джон и удивился сказанному. Ведь именно от действительности он и старается убежать.

— Тогда я посоветовала бы взять вот эту. «Тайная война» Кима Филби. Это не выдумка. Я надеюсь, вы помните о его поездке в Россию?

Для нее самой это было сродни истории Древнего мира. Она помнила, что взрослые говорили об этом, когда она была совсем ребенком.

— Постараюсь вспомнить, — улыбнулся Джон.

Девушка по-дружески улыбнулась в ответ.

«А я бы мог пригласить ее погулять со мной, — подумал Джон. — Теперь я знаю, как это делается, я делал это неоднократно. У меня нет специального подхода, но можно же найти его. Немного поболтать с ней и понять, что она любит делать. Гулять пешком, к примеру, или ходить на выставки, в кино. Было б здорово, если в ботанический сад, но о такой удаче можно только мечтать! Мы могли бы как-нибудь погулять вместе или посмотреть тот фильм в „Астории“. И если замечу, что она заинтересовалась нашей болтовней, сразу спрошу: „Как насчет завтрашнего вечера? Я позвоню вам, можно?“ И тогда она…»

Ее выражение лица стало загадочным, когда она заметила, что он смотрит на нее с интересом. Он быстро отвел взгляд и повернулся к полкам с книгами. Ему уже расхотелось приглашать ее, это было бы затруднительно и… скучно. Скорее всего, дело закончится его рассказом о Дженифер, о том, что бывший жених жены отказался от «голубой» ориентации и она сбежала к нему.

— О, бедняжка! — скажет она. — Как это ужасно!

Хотя, впрочем, она могла бы оказаться в затруднительном положении, не зная, что сказать.

Все же иногда он думал, с какой-то другой женщиной ему бы стало не так одиноко.

Сумка с книгами изрядно оттягивала руку, но он все-таки заставил себя дойти до кошачьей лужайки. Тощий белый с рыжими пятнами котенок сначала прижал ушки и попятился, но, когда Джон подошел поближе, жалобно замяукал. Джон не отважился погладить его, опасаясь приступа аллергии.

Записку забрали, но обрывок скотча, прилипший к металлу, все еще напоминал о ней. День был намного лучше, чем в прошлый его приход. Время бежало быстро, приближая субботний вечер. Чувствовалось, что весна наконец-то действительно наступила. Воздух заметно потеплел, и отец назвал бы его «успокаивающим». Для Джона это всегда звучало странно. Как будто погода сошла с ума и ее надо «успокаивать».

По голубому небу тихо плыли белые облака. За недействующей церковью в конце переулка виднелась речная гладь, сверкающая под наконец теплыми лучами солнца. Он шел к реке, не сознавая зачем. Молодая женщина толкала перед собой детскую коляску, направляясь к Альбатрос-стрит. Он шел туда же. Вполне естественно было идти за ней, но он подумал, что это может напугать женщину. Как-то неуютно, когда мужчина идет за тобой следом, а вокруг ни души. А что, если она примет его за хулигана?

Джон повернул к набережной и пристани речных трамвайчиков и неожиданно обнаружил, что раньше он уже бывал здесь. Конечно же, эта дорожка вела прямо к Бекгейтской лестнице, где когда-то нашли тело Черри. Воспоминания тотчас же захлестнули его. Он узнал бы это место интуитивно, даже инстинктивно, несмотря на перемены. Здесь все изменилось, изменилось почти до неузнаваемости. Исключение составляли широкие марши лестницы, ее старинные ступеньки, которых время, казалось, не коснулось. Снесли красную кирпичную часовню, развалили пивоварню, перестроили кварталы старых викторианских коттеджей, появился целый район новой массовой застройки. Когда-то заброшенный паб был вновь вычищен, переименован и открыт! А он и не знал этого. И по-прежнему здесь было тихо и спокойно. Лестницу все так же перекрывали по вечерам, пока не открывался паб.

Лестница сбегала на облицованную гранитом набережную. Солнечные лучи, падая на покрытую мелкой рябью поверхность, отражались как в маленьких зеркалах. Вода в реке сверкала радужным светом. На другом берегу реки в свежей, пока негустой зелени деревьев виднелись многоэтажные дома элитной застройки с дорогими квартирами и балконами вдоль каждого этажа. Солнечный свет не проникал под двойной марш низких темных ступенек из какого-то черного с серым камня. Вдоль лестницы были установлены металлические перила, за годы отполированные руками до блеска.

Джон почувствовал боль в сердце, его лицо исказилось, и Джон порадовался, что сейчас его никто не видит. Прошло шестнадцать лет с тех пор, как он был здесь в последний раз. Все эти годы он жил неподалеку, но никогда не возвращался в проклятое место. Было бы правильнее и сейчас как можно быстрее убраться отсюда, он подсознательно понимал это. Но убежать навсегда он вряд ли сможет.

Медленно, держась за сияющие перила, он начал спускаться по ступенькам к нижнему маршу, где в десятифутовом его проломе или на площадке, кто как говорил, но точно не на ступеньках, нашли Черри…

Когда через две недели сняли ограждение, поставленное полицией, и лестницу открыли для посетителей вновь, он ходил туда один. Он хотел увидеть это место и представить, как это было, лежащее вниз лицом тело, руки раскинуты, ноги упираются в красную кирпичную стенку. Его добрая, любимая, некрасивая сестренка, которой было всего девятнадцать лет…

До Джона дошло, что он сидит на корточках и внимательно рассматривает темные камни, словно пытается отыскать на них какие-нибудь улики, оставленные убийцей Черри. Но даже тогда, сразу после убийства, никаких следов не обнаружили. А через две зимы, раньше, чем был построен водосброс, вода в реке поднялась и затопила Бекгейтскую лестницу почти наполовину. Джон резко поднялся и побежал вниз по ступенькам к причалу прогулочных катеров, размахивая сумкой, полной книг.

Через несколько минут Джон почувствовал облегчение. Он правильно сделал, что не сбежал отсюда. Это нечаянное посещение места, где погибла сестра, как будто приоткрыло истину. Были другие места или события в его жизни, в его прошлом, которые принесли бы такую же пользу от возвращения к ним? Точно были, это Дженифер, и ему следовало еще раз подумать хорошенько и найти выход. Вероятно, не уступать, не капитулировать, а найти способ вернуть ее.

Несмотря на яркое солнце и почти утихший ветер, как только он пришел к этому смелому решению, его пробила дрожь. Чтобы успокоиться, он пошел пешком. Уход жены был для него таким же болезненным ударом, как в детстве удары отца, но к физической боли добавились еще и моральные муки. Как она могла уйти, когда все, казалось, складывалось так удачно? Он учился искусству любви, они вместе овладевали наукой доставлять друг другу удовольствие. Собственные мысли привели его в замешательство, и он хотел уже выкинуть их из головы, но усилием воли заставил себя продолжать в том же духе. Конечно, это унизительно — не «держать удар», решить, что жизнь разрушена и нет никакой надежды. Все, на что он сумел себя подвигнуть, это ходить к ее дому, стоять под окнами, смотреть на них, ждать и ликовать, когда удавалось мельком увидеть ее. Никогда до сегодняшнего дня он не предполагал, что можно что-то изменить в своем браке. Вместо этого он нашел себе утешение — нет, не то, что имеют в виду большинство мужчин, не другую женщину, а тайну кошачьей лужайки и сообщения мини-Мафии. Поэтому письмо, обнаруженное на половичке у входа в дом, оказалось для него большой неожиданностью. Имя и адрес напечатаны на машинке, и оно пришло по почте. Сначала он подумал, это смета, присланная мастером, которого он просил обновить водосточную трубу на доме. Поэтому он не вскрыл письмо, пока не приготовил себе чай и не разогрел на ужин равиоли.

Письмо тоже было напечатано. Оно начиналось с обращения «Дорогой Джон». Он понимал, что держит в руках письмо, которое начинается с «Дорогой Джон», но после ее ухода он не мог получить письмо, начинающееся такими словами. Она сказала ему прямо в лицо, честно, без обиняков, она рассказала ему все… Он начал читать: «Дорогой Джон…» — и подумал, что это было первое письмо, которое она написала ему. Они были женаты два года, но у нее не было случая написать ему. И это единственное письмо — ирония судьбы! — пришло, когда они разошлись, когда их союз, очевидно, распался.

Его сильно задело, что она напечатала письмо, хотя — он помнил — ее почерк был более или менее разборчив. Если он не видел от нее писем, то, в конце концов, он видел ее записки лавочнику.

Он прочитал письмо несколько раз. Что-то странное творилось с сердцем. Оно давало сбои, замирало и с трудом включалось в работу. Ему пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться и приучить себя к мысли, что перед ним письмо от Дженифер, письмо от его жены. И она решила пригласить его, она хотела его видеть. И если он не будет таким дураком, не бросится в сторону, то поговорит с ней, посидит с ней… Конечно, Питер Моран тоже может оказаться там.

Джон еще раз пробежал глазами страницу. Да нет, она хотела видеть его наедине. Она акцентировала на этом его внимание. Она хотела видеть его, когда Питера Морана не будет в городе. Не значит ли это, что она не собирается ставить Питера в известность? Вероятно, так.

Джон никогда не держал дома много спиртного. Он не был любителем выпить, так же как и Дженифер не увлекалась этим, хотя они оба могли выпить пива в пабе или позволить себе глоток-другой хереса перед обедом в ресторане. Но у него всегда была в запасе бутылка бренди, как говорится, в медицинских целях. Он держал эту бутылку в шкафу, так же как аспирин в аптечке. Бутылка была почти полной. Джон налил немного в обыкновенный стакан и выпил залпом, задохнулся, но через мгновение пришел в себя.

Чай давно остыл. Он вылил его в раковину. Как это у нее просто, не правда ли? Собрать осколки и начать все сначала. Несомненно, после всего, что случилось, они вряд ли почувствуют друг к другу то же, что было раньше. Романтика ушла, но есть и другая любовь, более зрелая, которая, возможно, лучше страсти, которая гораздо лучше для долгих отношений.

«Рискованно так думать, строить жизнь только на этом — тоже большой риск, — подумал Джон. — Она уверена, что мое отношение изменилось и я больше не питаю к ней интереса. Напоминает мне, как всегда угрожала вернуться к Питеру Морану, если он изменится. И эта чепуха насчет отказа от клятв. Я тоже в них не нуждался, я и не думал о них. Пойду в Хартлендские Сады, конечно же, я пойду туда. Но пока не буду об этом думать».

Без привычки он захмелел, и руки с трудом слушались его. Он добавил в равиоли томатный соус, поджарил тосты. Давненько он не чувствовал такого голода.

Тревога, вызванная письмом, не отпускала. Почему она просила не звонить? Вероятно, она не хотела, чтобы трубку снял Питер или, даже более того, чтобы он слышал их разговор? Это могло означать только одно: она хотела вернуться к нему, но не была уверена в своих шансах. Прежде чем порвать с Мораном, она хочет убедиться, что есть куда вернуться.

Джон старался переключиться на предстоящий уик-энд. Он пытался думать и о Черри, вспомнить ее и Марка, который был обручен с ней. Было время, когда он пытался разыскать старину Марка, кто-то сказал ему, что Марк вернулся в город. Почему бы сейчас не выяснить, где Марк живет, и не договориться с ним где-нибудь встретиться и выпить? Можно завтра заехать к Колину, а можно принять приглашение тетушки пообедать у нее.

Джон стоял у окна и, как в детстве, смотрел на улицу. Ничего не меняется, сколько он себя помнит. Все та же пара домиков напротив, обезьянье дерево у четвертого дома слева. Это дерево посадили, когда Джону было лет восемь, и оно сейчас стало таким огромным, безобразным и нелепым, но почему-то таким родным. Цветущая слива теряла свои розовые лепестки, они падали на землю, словно розовый снег, наполовину прикрыв первоцветы. Дженифер вспомнила о нарциссах и не забыла, как он водил ее в Сады первый раз в апреле. Возможно, она представляет будущую встречу как воссоединение…

— Довольно об этом, — громко сказал он и удивился, сколько злости прозвучало в его голосе.

По-прежнему с письмом в руке Джон подошел к креслу, в котором лежала сумка с книгами. Он швырнул ее туда, когда вернулся домой. Вытряхнув книги из сумки, он на мгновение задумался. Две — Ле Карре, одна — Филби, роман Дизраэли. Ну, это все пока подождет. Из груды книг Джон выбрал роман Райдера Хаггарда «Аллан Кватермэн» и побрел в гостиную. Однако жаль, что в библиотеке не оказалось «Копей царя Соломона».

В те дни, начиная читать новую книгу, он сравнивал первое и последнее предложения с зашифрованным текстом. Получалось, что он читал последнюю строку в книге, но он никогда не был среди тех читателей, которых в первую очередь интересует, чем все заканчивается. Он сравнил шесть закодированных слов из первой записки с первой строкой «Достопочтенного школяра» Ле Карре. Ни-че-го, абсолютная чепуха.

«В мире буквально миллионы книг, пригодных для шифровки, — подумал Джон. — Тебе никогда не разыскать нужную».