По порогам реки Хантайки

Работая в Норильске, я уже в первые годы слышал, что к югу от него, километрах в 200, в Енисей впадает река Хантайка, но что это за река, как она течет и откуда берет свое начало — неизвестно. Еще во времена Мангазеи в ее устье было поставлено Хантайское зимовье, но от него сейчас ничего не осталось, а современное Хантаиское селение находится ниже по Енисею, километрах в 20. Надо было исследовать эту еще никем не изученную реку, тем более что она располагается к югу от Норильска, а значит, медно-никелевое оруденение может проходить и туда. Поэтому в первую очередь следовало собрать сведения о реке, узнать, бывал ли кто на ней, что видел.

Мы заблаговременно стали расспрашивать людей обо всем, что они знают или слыхали про Хантайку. Оказалось, что на Хантайке никто не промышлял, а тем более по ней не плавал. Некоторые рыбаки пытались от устья подниматься вверх, но это им удавалось не более как на 20 километров. Плыть дальше не позволяли сильное течение и пороги. Правда, рыбы много, но зачем ловить там, если на Енисее ее достаточно и рыбачить можно прямо около своего жилья.

Рыбаки рассказывали, что выше на Хантайке есть большой порог, шум которого они слышали, но до которого не добирались.

Оленеводы на Хантайке бывали только мимоходом. Зимой на пути к Курейке и Нижней Тунгуске они пересекали реку близ ее истока по низменности и мало что видели, все было под снегом, летом тоже проходили мимо по пути в горы, где спасали свои стада от комаров и оводов — этого бича Таймырской тундры. Рассказывали, что Хантайка — река опасная, для переправ мест почти нет. Надо переходить или в низовье близ Енисея, или в верховье, где река разливается и течет спокойно. Говорили, что на Хантайке есть много таких порогов, попав в которые дерево выныривает ниже по течению уже без сучьев и коры. Река местами течет глубоко в скалах, смотреть сверху страшно. Рассказывали также, что Хантайка вытекает из очень большого озера, которое называется Кутармо. До него из Дудинки оленным караваном доходили за три недели, а то и больше. Озеро Кутармо лежит в горах и похоже на озеро Лама. Из всех этих рассказов, если отбросить явные преувеличения и страхи, все же можно было сделать заключение, что Хантайка — река сильно порожистая и бурная, с быстрым течением.

Собранные нами сведения свидетельствовали о значительных трудностях предстоящей экспедиции. Наша задача состояла в изучении реки, ее съемке, в точном нанесении на карту и разностороннем геологическом исследовании с поисками полезных ископаемых. Желательно было по возможности шире охватить съемкой не только реку, но и прилегающие участки. Работа эта будет носить маршрутный характер и для точности непременно опираться на ряд астрономических пунктов, как это было при изучении Норильского района. Условия передвижения, очевидно, будут нелегкими, и потому партия должна быть небольшой, мобильной. Учитывая это, остановились на составе из трех человек: геологе, топографе и рабочем. Определения астрономических пунктов должен был вести я.

Не менее серьезно обстоял вопрос о способе и средствах передвижения. Было два варианта: сухопутьем вдоль реки или водой по реке вверх до истоков. В первом случае надо идти пешком с вьюками на оленях или лошадях. Путь этот труден из-за густого леса и болот. Придется переправляться через многочисленные притоки, надо будет или обходить их выше устьев, или строить плоты, все это отнимет много времени. Кроме того, при сухопутном маршруте затруднен, а часто и невозможен осмотр другого берега. Можно пройти вверх до истока реки, построить там плот и спускаться на нем вниз с осмотром и съемкой берегов. Но при наличии многочисленных и крупных порогов такое плавание опасно. Пришлось бы или спускаться по порогам, или бросать плот, а ниже строить новый. Все это склонило нас к лодочному маршруту. Если сделать какие-нибудь легкие, но вместительные и грузоподъемные лодки, то можно будет перед порогами их разгружать и перетаскивать через камни, а весь груз переносить по берегу. В местах с быстрым течением лодки можно тянуть бечевой. Конечно, все это нелегко, но зато вполне осуществимо. При этом можно вести съемку и подробное изучение обоих берегов. Доступен будет и осмотр притоков. В этом варианте от конструкции и качества лодок зависит успех экспедиции. Лодки должны быть как можно более легкими и крепкими.

Для плавания по рекам с быстрым течением и порогами имеются два типа лодок: каноэ и байдарки. У каноэ приподнятые, загнутые вверх нос и корма с крепкими штевнями. Борта у них высокие, что позволяет преодолевать волну. Сверху каноэ открыты и управляются однолопастным веслом. Байдарки — это лодки с низкими бортами, носом и кормой, имеющие острые клиновидные обводы. Сверху байдарки наглухо закрыты, и только для гребца есть отверстие, закрываемое фартуком, который завязывается у пояса гребца. Эта конструкция практически непотопляема, но на порогах она из-за узкого и длинного корпуса плохо поддается управлению. Гребут на байдарке двухлопастными веслами. И тот и другой тип лодок имеет свои достоинства и недостатки. Было бы желательно объединить все лучшее, что есть в обоих типах, и избежать их недостатков. Такие лодки, мы надеялись, могут сделать по нашему заказу где-нибудь на верфях Ленинграда. Там есть яхт-клуб и опытные конструкторы. На этом и порешили.

Состав экспедиции определился уже давно: я в качестве начальника и геолога, Корешков — топограф, участник Норильской экспедиции, третий может быть кто-либо из местных, с Дудинки или Хантайки

Вернувшись осенью 1927 года в Ленинград для составления отчетов и плана на будущее, я и Корешков принялись за поиски нужных нам лодок. После обсуждения с конструкторами яхт-клуба и верфи мы остановились на лодках комбинированного типа каноэ-байдарка как наиболее устойчивых. Они будут иметь корпус и обводы каноэ, но палубу наглухо закрытую, как у байдарок, с двумя отверстиями: одним — у носа, другим — у кормы. Отверстия будут плотно закрываться фартуками. Заднее предназначается для гребца, а переднее — для груза; часть груза можно поместить на корме.

В случае необходимости плыть могут и два человека. Общая грузоподъемность лодки — 300 килограммов или несколько больше, что позволит взять запас снаряжения и продовольствия минимум на два месяца. Каркас из прочного сухого бука имеет крепкий носовой и кормовой штевень и ручки для переноски и буксировки. Обшивка для легкости будет брезентовая, но из самого плотного и крепкого материала, хорошо проолифленного и прокрашенного. Вес таких лодочек, по расчету, не более 25 — 30 килограммов, их легко переносить вдвоем на любые расстояния. Конечно, брезент — материал не очень прочный, его можно пробить на камнях в порогах, но этот недостаток окупается портативностью и легкостью конструкции.

Такие модернизированные каноэ мы назвали канобе. Управляться они будут, как и байдарки, двухлопастными веслами. Что касается остального снаряжения, то оно не требовало особых хлопот, тем более что палатки, спальные мешки и прочий инвентарь оставались в Дудинке от прошлых экспедиций.

Перед отъездом встал вопрос о третьем спутнике. Виктор Александрович предложил взять его брата Николая. Я его знал мало, встречался только в семье Корешковых, когда бывал у них проездом. Николай произвел приятное впечатление своей серьезностью и рассудительностью. Брать случайного человека было бы неосмотрительно, а из знакомых в Дудинке едва ли кто мог согласиться поехать. У каждого летом достаточно своей работы с хорошим заработком. Поразмыслил я и согласился.

Выехали 5 июня первым пароходом из Красноярска, плыли все время вслед за льдами и попали в Дудинку только 25 июня. Здесь еще была ранняя весна, кругом все голо, на берегах горы льда, оставшегося от ледохода. Выбрав ветреную погоду, когда по Енисею ходили волны, испытали наши канобе на воде. Лодки держались хорошо, хотя волны иногда перехлестывали через верх. Фартуки, которыми мы закрывались, обвязавшись у пояса, отлично предохраняли от проникновения воды внутрь. Затем на реке Дудинке, по тихой воде, мы испытали канобе и на грузоподъемность. Сели в одну втроем, и все же по бортам остался еще запас сантиметров 12. Значит, каждая лодка может поднять 250 — 300 килограммов.

Для ремонта брезентовых чехлов нам советовали ставить заплаты на сурике, закрашивая сверху белилами, но это сложно и требует времени для сушки. Нам же нужно делать ремонт быстро, на ходу. Поэтому сурик мы решили заменить смесью вара со смолой. В каждое канобе положили по хорошему куску брезента и по котелку смеси. Кроме того, для буксировки взяли по 50 метров шнура.

До Хантайки решили добираться на лодке. Канобе поведем на буксире. От работ по съемке норильских озер летом 1925 года у нас остался старый лодочный мотор "Архимед". При аккуратном обращении он мог еще послужить. Им и решили воспользоваться, чтобы поскорее добраться до места.

Конечно, наше плавание можно было бы начать не с Дудинки, а от селения Хантайского, но на моем попечении была еще вторая партия — геолога Б.Н.Рожкова. Ее надо было снарядить в Дудинке и отправить для разведки нового месторождения — Норильск II. На это ушел весь конец июня.

Наступил июль. Следовало торопиться, а тут, как назло, поднялся встречный штормовой ветер с юга, "верховка", который иногда дует неделю и больше. Решили не ждать. В устье реки Дудинки, где было тише, уложили весь груз в лодку. Сверху, начиная с носа, тщательно укрыли брезентом и увязали его по бортам так, чтобы не заливали волны, наглухо завязали фартуки. Сцепили в кильватер, взяли на длинный буксир, уселись, провожающие оттолкнули нас на глубокую воду, пожелав счастливого пути.

Мотор завелся без хлопот, и мы быстро вышли на фарватер Енисея. Ветер дул навстречу, и, хотя волна была высокой, лодка легко ее разрезала. Через 25 километров после мыса Грибанова, за которым берег повернул на юго-восток, ветер стал боковым. Начало заливать корму. Вскоре брызги попали на свечу, и мотор заглох. Схватились за весла, чтобы удержать лодку и успеть опять завести мотор, но у Николая сломалось весло. Ветер круто повернул лодку бортом к волне, и, несмотря на все усилия, ее выбросило на берег. К счастью, тут был песчаный пляж почти без камней, лодка уцелела, но все, конечно, было залито и в беспорядке каталось в полосе прибоя.

Мгновенно выскочили на берег и, обдаваемые с ног до головы волнами, насквозь мокрые, стали оттаскивать имущество на сухое место. В первую очередь вытащили канобе. Потом вынесли инструменты, спальные мешки, продукты. Ничего не утонуло, но все подмокло, особенно пострадали сухари; в некоторых мешках они превратились в кашу. Инструменты и прочее снаряжение были уложены в легкие брезентовые мешки и походные ящики с плотными крышками, и вода туда не проникла. Весь наш лагерь, да и мы сами имели печальный вид — мы стояли мокрые, на холодное ветру, под моросящим дождем. Кругом остатки льдин от ледохода, в лощинах и ямах прошлогодний снег. Однако сами виноваты. Надо было проявить выдержку и терпеливо переждать в Дудинке штормовую погоду.

Выбрали место повыше и посуше, разыскали выброшенный ледоходом плавник, разложили хороший костер, обсушились сами, просушили вещи, поставили палатку, сварили обед, вскипятили чай. На другой день, когда стало потише, уже с попутным ветром вернулись в Дудинку. Там все основательно пересушили, проверили, пополнили запас сухарей и сушек и стали ждать улучшения погоды. Магнето мотора перебрали, и он опять заработал.

На третий день установилась ясная, почти штилевая погода. И мы немедля тронулись в путь. Ночей сейчас нет, поэтому решили идти безостановочно, высаживаясь, чтобы поесть да немного поспать. Небольшую остановку сделали в Хантайке и еще раз расспросили здешних рыбаков о том, что им известно о реке. Нового ничего не узнали, пугают порогами да еще медведями. По их словам, медведи ходят там чуть ли не стадами. Право, сомнительно. Летом медведь сыт и не отважится напасть на человека. Впрочем, оружия у нас достаточно: винтовка, дробовое ружье, пистолет.

Тронулись дальше и вскоре прибыли в устье Хантайки. Выбрали на правом берегу отличное сухое место, где и разбили лагерь. Здесь определили астрономический пункт как начальную точку съемки Хантайки. Поставили мачту для приема по радио сигналов точного времени. Это значительно облегчит и уточнит определение долготы места наблюдения. Достаточно иметь два портативных карманных хронометра, чтобы с таким инструментом, как наш, определять положение астрономического пункта с точностью до 100 — 150 метров в линейной мере.

На стоянке бросается в глаза резкая смена цвета воды: буро-коричневатая енисейская и восхитительного голубого цвета хантайская, на удивление прозрачная. Сразу видно, что Енисей питается из болот, богатых гумусом, а Хантайка — с гор от снежников и ледников. И эти резкие, различные по цвету полосы воды долго не смешивались и были видны далеко вниз по Енисею. В устье, вблизи нашей стоянки, протянулся вдоль берега высокий земляной вал. Это кекур — своеобразная форма рельефа, характерная для северных рек с мощным ледоходом. При заторе лед, выпирая на берег в устьях впадающих рек, выпахивает перед собой высокий земляной вал. Такой же кекур есть и в устье Дудинки, и в низовьях Пясины.

Десятого июля тронулись дальше вверх по реке, проводя наблюдения и делая съемку. Река спокойная, плыть легко. Километров через 20 на правом берегу увидели полуразрушенную избушку. Судя по всему, она построена давно и сейчас в ней никто не живет. По рассказам, она должна стоять у небольших порогов, но сейчас их не видно, вероятно, из-за паводка.

Далее течение усилилось, плыть стало труднее, местами приходилось помогать мотору бечевой. Берега каменистые, но еще невысокие, идти по ним можно. Потеплело, появилось много комаров. Хотя накомарников из тюля у нас в избытке, но Николай, непривычный к этим неизбежным спутникам тундры и тайги, страдал сильнее других. Особенно много комаров набивается в палатку ночью, а марлевых пологов у нас тогда не было. На стоянке приходилось каждый раз окучивать землей палатку, и все же эти кровопийцы где-то находили лазейки.

На третий день впереди послышался глухой шум и рокот воды. Мы вошли в обширное озеровидное расширение, замыкающееся каменной стеной, в разрыве которой посередине извергался громадный каскад воды. Вот это и есть порог, о котором говорили рыбаки. Отсюда, собственно, и начинается наше путешествие на канобе вверх по Хантайке. На лодке дальше, конечно, не пройти; ее и часть груза придется оставить тут. Здесь сделаем основательную стоянку; надо точно определить, что взять с собой, а что оставить. Необходимо тщательно осмотреть порог и выяснить, где и как лучше через него перебраться, и, наконец, определить астрономический пункт.

Порог образовался в месте пересечения рекой мощного стометрового пластообразного изверженного тела диабаза, наклонно залегающего среди вмещающей толщи древних известняков. Река прорезала в диабазе узкое ущелье, в конце которого образовался уступ, обрывающийся отвесной скалистой стеной в озеровидное расширение за порогом. Это результат многовековой деятельности реки, постоянно разрушавшей уступ, который, отступая назад, вверх по реке, оставлял за собой выработанную падающей водой глубокую котловину.

На выходе уступа река была стиснута скалами, и в узком горле ширина ее не превышала 25 метров, тогда как выше по течению река стала раза в четыре шире. Скал в горле нет, вода стекала мощным потоком, как струя из гигантского резервуара. Здесь не было ни водопада с отвесным падением, ни бурлящего порога, а имелся только гигантский водослив по наклонной поверхности. Плотина, созданная самой природой, представляла идеальное место для постройки гидростанции. В 60-х годах здесь действительно стали сооружать Хантайскую ГЭС; заработала она на полную мощность (400 тыс. кВт) в 1972 году. Теперь около нее вырос полярный город Снежногорск.

Когда стоишь на скале у обрыва, то можно наблюдать, как по краям, на выходе горла водослива в озеровидном расширении подпорожья, периодически возникают огромные водовороты обратного течения. Это те же улова, что и в верховьях Пясины за мысами валунов, но гораздо более мощные и, кроме того, действующие периодически. Сначала сбоку водослива в озеровидном, дотоле спокойном расширении возникает обратное течение по кругу диаметром около шести метров. Оно постепенно усиливается до момента, когда в центре его начинает формироваться вихревая воронка, которая, увеличиваясь, образует коническое жерло более метра в поперечнике, куда, бешено вращаясь, с гулом уходит вода. Минут через 10 — 15 процесс достигает своего апогея, после чего начинает затухать: вращение замедляется, жерло воронки с шумом смыкается и все стихает, чтобы через несколько минут возобновиться вновь.

Вода необычайно прозрачна. Видно, как в этой бешеной круговерти на глубине стоят огромные таймени. Несмотря на течение и водовороты, они неподвижны, видимо, расположились в полосе затишья, на границе обеих струй течения — прямой и обратной. По временам, подбрасываемые восходящими потоками, они медленно всплывают, и тогда из воды высоко вздымаются их черные широкие спины с большими, вертикально стоящими ярко-красными плавниками. Потом рыбы снова погружаются и опять стоят неподвижно, медленно пошевеливая плавниками. Иногда, заметив какую-то добычу, они стрелой бросаются вперед. Можно часами наблюдать за этими красавцами, то неподвижными в кипящих струях воды, то молниеносно бросающимися вперед. Таймень не зря стоит здесь — он караулит рыбу, преимущественно хариусов, оглушенных бурным течением в горле водослива.

Пока я определял астрономический пункт, Виктор Александрович, соблазненный зрелищем огромных рыбин, решил порыбачить. Конечно, обычная рыболовная снасть тут не годилась. Он взял бечеву для буксировки канобе, подвязал к ней антенный канатик с крюком, выточенным из лодочного гвоздя, насадил на него хариуса и закинул в улово. Попавшийся таймень едва не сдернул рыбака с обрыва в водоворот. Хорошо, что все это произошло близко от лагеря и мы, услышав крик, примчались на помощь. Подбежали и видим: лежит наш Виктор Александрович ничком на скале у обрыва, зацепился левой рукой и ногами за выступы камней, правая рука висит над водой с намотанным на кисти шнуром. Общими усилиями мы вытащили тайменя, отделавшись лишь легким испугом. Счастье, что таймень был небольшой, около метра.

Осмотрели берег вдоль порога, оказалось, что бечевника здесь совсем нет. Около километра река бурно несется среди скал диабазового ущелья. Придется все переносить верхом, а там густолесье, бурелом, сплошные заросли кустарника. Решили прорубить тропу, иначе канобе не протащить. Растительность здесь, на Хантайке, много богаче и разнообразнее, чем в районе Норильска. Всего полтора градуса к югу, а разница большая. Там лесотундра, а здесь настоящая тайга, кроме лиственницы, березы и ели попадается кедр. В подлеске кроме ольхи, ивы и карликовой березы появились рябина, смородина, можжевельник, шиповник. Все переплетено так, что местами трудно даже пролезть. Хорошо, что мы взяли с собой пилу и на каждого по топору. Однако расчистка тропы отняла целый день и стоила немалых усилий, тем более что очень досаждали комары и оводы.

Затем занялись сортировкой груза: что оставить, а что взять с собой. Порогов и перекатов впереди, конечно, будет немало, перетаскивать груз придется еще не раз. Решили ограничиться минимумом, так, чтобы на каждую канобе пришлось не более 100 килограммов груза. Продовольствия возьмем на два месяца из расчета на одного человека в день: мясных консервов — 200 граммов, сухарей — 300, сушек — 100, масла сливочного — 50, сахару — 50, рису — 100 граммов. Всего с тарой набирается около 50 килограммов. Кроме продовольствия берем универсальный теодолит со штативом, радиоприемник с сухими батареями, разборную бамбуковую мачту, спальный мешок из шкур молодых оленей, канцелярские принадлежности и личные вещи. Виктор запасается палаткой с брезентовым полом и мешком с палаточным каркасом. Николай забирает хозяйственный инвентарь.

Переноска заняла целый день. Груз транспортировали в рюкзаках, а лодки переносили на плечах: один держал нос, другой — корму. Весь оставшийся багаж сложили в штабель на берегу у порога, на камни, отполированные водой и льдом, укрыли брезентом, плотно увязали и обложили камнями. Тут же поставили шест с большим флагом. Лодку положили вверх днищем, укрепили камнями и привязали к ближним деревьям. Теперь можно было надеяться, что все сохранится. Медведи на открытое место не подойдут.

Отдохнув после тяжелой переноски, на другой день стали собираться в путь. Прежде всего надо было уложить груз, распределив его на носу и корме так, чтобы удобно было сидеть и все необходимое иметь под рукой. Следовало установить равновесие наших посудин с дифферентом на корму для легкости хода. Все это заняло у нас довольно много времени. Перекладывая и так и сяк вещи, мы стремились найти наиболее удобную и компактную комбинацию.

Наконец 16 июля тронулись в путь. Виктор Александрович ведет съемку. Я осматриваю обнажения берегов: идут известняки, кое-где с окаменелой фауной довольно древнего нижнепалеозойского времени. Погода отличная, ясно, солнечно, плывем без накомарников. Течение здесь небольшое, и мы двигаемся довольно успешно на веслах. Канобе отлично держатся на воде — ходкие, устойчивые и послушные. Вспоминаем скептицизм провожавших нас рыбаков, не веривших в надежность наших лодок и суливших нам возвращение пешком или на плотах. Через три километра прошли мимо довольно большой речки, впадающей в Хантайку слева. Вероятно, это Кулюмбе — так называли ее кочующие оленеводы. Заходить в нее мы не стали, отложили это на обратный путь. Выше Кулюмбе течение усилилось. Плыть на веслах стало труднее. По берегам появились скалистые выступы с каменными мысами-коргами, вдающимися в реку. Около них течение особенно сильно, а ниже за ними, как обычно, возникают улова с обратным течением. Обходить на веслах такое препятствие невозможно, приходилось переплывать на другой берег, где корги нет и течение тише. И так, перебираясь с берега на берег, за четыре часа хода после Кулюмбе едва прошли три километра и окончательно вымотались. Решили остановиться переночевать и дальше попробовать идти бечевой.

Собираясь утром, Виктор Александрович увидел, что в его канобе набралось изрядно воды. Сбоку, ниже ватерлинии, оказалась небольшая дырка. Выяснилось, что вечером он свою лодку полностью на берег не втащил, а, привязав к кусту, оставил на плаву на мелкой воде. За ночь в результате трения о гальку в обшивке появилось сквозное отверстие. Принялись за ремонт по нашему методу. Вытащили байдарку на берег, разгрузили, перевернули вверх дном и вытерли поврежденное место насухо. Затем, разогрев в котелке до кипения вар, промазали поврежденное место и приложили к нему вырезанную из брезента облитую варом заплату. Вар быстро застыл, и в холодной воде заплата держалась очень прочно. Этим методом мы пользовались потом неоднократно. Если дыра была большая, ее предварительно стягивали суровыми нитками. К концу плавания наши белые канобе стали пестрыми.

Теперь бы следовало попробовать идти бечевой. Однако обычный способ, когда один человек сидит в лодке и правит, а другие тянут бечеву, для нас непригоден. Это слишком медленно и сложно. Придется проходить каждый участок трижды, возвращаясь за оставленным. Мы решили применить другой способ, позволяющий буксировать каждому свою канобе самостоятельно. Для этого концы бечевы длиной 20 — 25 метров прикрепили к ручкам на носу и корме лодки, а середину буксировщик перекидывал через плечо. Идя по берегу и ведя свою посудину по воде, можно было ею управлять, обходя береговые препятствия вроде подводных камней, уступов. Для этого стоило только потянуть к себе кормовой конец бечевы, как нос, отжимаемый быстрым течением, отворачивал к середине реки, и канобе отходила от берега так, как это было нужно, и как позволяла длина бечевы. При подтягивании носового конца бечевы отжималась корма, и лодка сама подходила к берегу. Однако такой способ пригоден только на реках с быстрым течением, таких, как Хантайка, и только для таких легких суденышек, как наши. Более крупные лодки при такой буксировке просто не хватит сил удержать.

Перекинув через плечо лямки, и испытав наш способ на месте, близ лагеря, у камней с быстрым течением, гуськом тронулись в путь. Вскоре мы приспособились быстро и легко маневрировать лодкой, идя по берегу с лямкой через плечо и подтягивая то нос, то корму. Однако иногда на порожистых местах течение становилось столь сильным, что одному с лодкой невозможно было справиться. Тогда за буксирную бечеву брались двое, а третий сзади подстраховывал. При этом, конечно, и съемка, и осмотр берегов на ходу затруднялись, а, следовательно, приходилось возвращаться обратно тем же путем. Участок реки с быстрым течением и скалистыми берегами, где надо было идти по берегу пешком, буксируя канобе, к счастью, скоро закончился. Дальше река расширилась почти до километра, течение замедлилось, появились низкие, заросшие тальником острова. Решили остановиться на отдых. За семь часов трудного пути прошли шесть километров. Все же это быстрее, а главное, легче, чем на веслах.

То и дело из воды выскакивали хариусы, ловя оводов и мух. А время от времени бухали, как бревна, хозяева здешних вод — таймени. Николай быстро наловил больше десятка хариусов. Наживкой служили оводы. Утром, хорошо отдохнувшие, поплыли на веслах, но, к сожалению, шли недолго, всего километров десять. Дальше острова кончились, и река, прорезая толщу массивных древних известняков, вновь замкнулась в узкое каменистое русло шириной не более 100 — 150 метров. Течение усилилось настолько, что идти на веслах стало невозможно. Пришлось высаживаться на берег и опять браться за лямки.

Глубина такая, что, несмотря на исключительную прозрачность воды, дна не было видно. По берегам известняковые скалы высотой до 10 — 20 метров, а над ними — тайга, густые заросли кустарников, бурелом. Верхом не пройти. Пришлось пробираться у воды, как это ни трудно. Бечевника почти не было. Каменные, отполированные льдом скользкие склоны косо уходили прямо в воду. Наиболее крепкие пласты известняка далеко вдавались в реку, образуя мысы, около которых возникало особенно быстрое течение, доходящее местами почти до середины реки. Перед ними, ниже по течению, стояли улова с довольно тихим и даже обратным течением.

Проводка канобе из тихого течения улова через бурный поток у мыса требовала больших усилий: двое тянули бечеву, а третий подстраховывал бечевой корму. Сначала надо было отпустить лодку как можно дальше в реку, затем быстро пересечь перебор и подтянуть ее к берегу. Канобе, поджимаемые течением, ложились на борт, и только потому, что были закрыты плотно завязанными фартуками, вода в них не попадала. Однако в наиболее опасных местах радиоприемник, теодолит, бумаги и прочие особенно боящиеся сырости вещи переносили на руках.

Шли очень медленно. Каждый километр, местами даже сотню метров, брали с бою. Карабкались по берегам, цеплялись, как кошки, за выступы скал, за корни деревьев, за кусты, скользили и падали на гладких камнях, нередко срывались в воду, но бечеву из рук не выпускали. Местами, где порожистый перебор на мысах был особенно силен, перебирались на другую сторону, куда корга не доходила и где течение немного тише. С превеликим трудом проходили три, от силы пять километров в день. Как ни берегли канобе, повреждений не избежали. Страдала на камнях брезентовая обшивка. Каркасы целы, в них нет ни поломок, ни трещин — они сделаны из прочного бука. Вещи, конечно, подмокали, но погода стояла хорошая, сухая, и на стоянках все быстро просыхало. Комаров здесь было мало, их сдувал сильный ветер. Обувь на острых выступах и шероховатых, как рашпили, пластах известняков рвалась необычайно быстро, а материала для ремонта у нас было мало. Пустили на подошвы голенища сапог, а вместо дратвы — антенный канатик. Особенно рвалась обувь у Виктора Александровича. Он всегда впереди, и его сапогам доставалось больше всех.

За неделю прошли всего 26 километров. Далее известняки сменились более мягкими мергелистыми породами. Русло реки расширилось, течение стало спокойнее. С удовольствием пересели на весла и вскоре миновали устье, видимо небольшой, впадающей справа речки, которую назвали Скалистой, так как устье ее представляет собой сплошное обнажение известняков. Километра через два русло опять сузилось, послышался шум воды, и мы подошли к новому, второму порогу. Пришлось сделать остановку, осмотреть порог, выяснить, как лучше через него перебраться. Кроме того, пора было определять астрономический пункт. Съемка наша фрагментарна, а поэтому возникала необходимость в более частом определении опорных пунктов.

Порог возник в месте пересечения реки мощной толщи очень твердых известняков, залегающих довольно круто. Отдельные, самые крупные пласты образовали порожистые перекаты. Вода еще довольно высокая, поэтому течение здесь особенно стремительное. Во многих местах у переборов видны даже водовороты. Порог протянулся километра на четыре, а дальше река стала более спокойной. Решили лодки разгрузить и провести их порожняком по воде вдоль правого берега, где течение слабее, а груз перенести в рюкзаках. Порожняком лодки шли на буксире довольно легко, хотя местами почти полностью уходили под воду. Иногда приходилось их вытаскивать и нести на руках.

Вся операция заняла три дня и была очень изнурительной. Погода стояла жаркая, в накомарниках и брезентовых куртках работать трудно, а без них заедал гнус, особенно оводы, которых расплодилось великое множество: на спинах и рукавах они сидели сплошными гроздьями. На четвертый день очутились по другую сторону порога и, отдохнув, поплыли дальше, втайне мечтая, что больше таких длинных порогов не будет. Идем на веслах, местами бечевой. Там, где встречались каменные корги с особенно сильным течением, канобе приходилось обводить втроем, а на самых опасных местах — все разгружать и переносить вручную. Эта работа теперь для нас стала привычным занятием.

Погода испортилась, пошли дожди, и на ночевку мы часто приходили совсем мокрыми. Впрочем, сухого леса везде достаточно, можно быстро разжечь костер и обсушиться. За пять дней прошли около 35 километров и остались довольны как скоростью, так и отсутствием непроходимых по реке мест. А дальше — опять порог, уже третий по счету. К счастью, он оказался протяженностью всего лишь 300 метров. Возник он на пересечении рекой небольшого пластообразного тела диабаза мощностью около 15 метров. Однако пройти по воде его нельзя. Берега отвесные, так что бечевника совершенно нет. Пришлось все выгружать и носить верхом. Дальше река стала спокойнее, и мы пошли на веслах. Пройдя два километра, встретили впадающую справа речку и назвали ее Подпорожной. В галечно-песчаном выносе ее устья видна щебенка каменного угля. Очевидно, пласты его имеются где-то вверху по течению. Поищем их на обратном пути.

Течение стало вновь усиливаться, и вскоре мы подошли к порогу, уже четвертому на нашем пути. Осмотр его произвел сильное впечатление. Он, пожалуй, наиболее мощный из всех, встреченных нами на Хантайке. Река здесь наискосок прорезала стометровое пластоообразное тело диабаза, пропилив в нем узкое ущелье шириной 100 — 150 метров. Его борта отвесными, скалистыми 15 — 20-метровыми обрывами спускались прямо в воду, которая, ревя и пенясь, бешено мчалась между скалами. Благодаря косому по отношению к течению реки положению тела диабаза ущелье образовало крутой коленообразный изворот в форме латинской буквы "S". Река в начале колена всей мощью течения набегала на выступающий волноломом каменный мыс левого берега, огибала его, направляясь к мысу правого берега, а затем вновь мчалась на скалы левого берега, поднимая уровень воды. В средней части колена — впадина, где в вихре крутящихся струй возникали и гасли гигантские воронки, подобные тем, что мы видели у первого порога. Но там они появлялись по краям водослива, а здесь зарождались на всем пространстве русла от мыса до мыса. Крутясь и сталкиваясь в хаотическом беспорядке, воронки смыкались в одном месте и сразу же появлялись в другом. Жутко смотреть сверху, со скал берега, на этот бешеный поток, казалось, ничто живое не выберется из этой толчеи валов и водоворотов. Мы для пробы бросили в воду суковатую, довольно толстую лесину. Дойдя до водоворотов, она встала вертикально, там исчезла в пучине и вынырнула ниже, за порогом, но уже без сучьев и вершины. И все же в этой дикой круговерти стояли и ходили, то поднимаясь наверх, то опускаясь вглубь, таймени, громадные, как бревна; таких мы еще не видывали. В этом бешеном потоке они чувствовали себя совершенно свободно. Все отлично видно сверху, однако нечего было и думать промышлять этих гигантов, охота на них могла стоить головы. Утром пошли в обход порога, чтобы узнать, какова дорога дальше. Порог, в общем, не длинный: по верху, на прямую всего около километра. Лес тут редкий, зарослей кустарников немного, так что перетаскивать груз будет нетрудно. Выше порога диабазовые скалы сменялись известняками. Течение хотя и сильное, но плыть можно. Везде был бечевник и не было каменных корг, так памятных нам по второму порогу. Однако через пять километров опять порог — пятый по счету. Когда же этому будет конец? От Устья Хантайки мы прошли уже 150 километров, а озера Кутармо, из которого, по рассказам, должна вытекать река, нет и в помине.

Пятый порог, как и второй, обусловлен присутствием толщи массивных известняков. Отдельные, наиболее крепкие, пласты, пересекая реку, образовали перекаты. Порог тянулся километра полтора. За ним виднелись задернованные, заросшие кустарником берега. Течение там сразу смиряло свой бег. Что дальше — не видно. Пробовали влезть на деревья, чтобы оглядеться, но ничего не рассмотрели. Нет озера, да и только. А ведь оно, судя по рассказам, должно лежать в горах, как озеро Лама. Впрочем, пасмурная, дождливая погода значительно снижала видимость. Словом, так или иначе, а плыть надо дальше, искать это таинственное озеро Кутармо, время еще есть, сейчас только 10 августа.

На стоянке, пока мы с Виктором Александровичем обследовали местность, Николай привел в порядок наше имущество, просушил подмокшее, перебрал продовольствие, починил уже изрядно потертые канобе и приготовил все к переносу. Лесом, поверху перетащили багаж. Байдарки порожняком провели бечевой. Пласты известняков иногда так далеко протягивались в реку, что бечевы не хватало. В таких местах лодки приходилось переносить на руках. В общем, весь переход к верхней части порога занял два дня. Я, кроме того, успел еще определить астрономический пункт. Теперь мы на воде со сравнительно спокойным течением. Берега здесь сложены рыхлыми отложениями, густо залесены и даже заболочены. Скалистых выходов не видно. Ширина реки менялась довольно сильно: то увеличивалась до полукилометра и более в низких берегах, то сужалась до 100 — 150 метров в высоких. В таких местах течение усиливалось, по берегам появлялись валунно-галечные гряды. Приходилось с весел переходить на бечеву, а с бечевы — опять на весла. Через пять километров река расширилась, появилось много песчано-галечных островов, заросших кустарником. Довольно долго проплутали в многочисленных протоках. Наконец выбрались на открытый плес. Река здесь делала крутой изгиб на юг, и скоро мы опять оказались в лабиринте мелких островков. Плывем все время на веслах; течение слабое. За островами река повернула на северо-восток, значительно расширилась. Мы вышли в обширнейшее водное пространство, противоположный берег еле виден. Течения нет, очевидно, это озеро. Но какое? Кутармо? Не похоже. Оно, по рассказам, должно лежать в горах, а это находилось в низменных берегах. На востоке, километрах в двух, был виден небольшой высокий остров. Решили поплыть туда и стать лагерем. Это вновь открытое озеро надо бы обследовать, а на острове определить астрономический пункт.

Когда мы подъехали и высадились, то оказалось, что это не остров, а полуостров. Его высокая, в виде сопки, каменистая часть переходила дальше в песчаную отмель, соединенную с коренным берегом. На отмели сидели тысячи линных гусей. Увидя нас, они подняли отчаянный гам и, шумно хлопая крыльями, кинулись, расталкивая друг друга, наутек, в воду. Все же мы успели пару-другую добыть себе на ужин.

Высокая часть полуострова, куда мы пристали, представляла собой диабазовый холм с крутым западным склоном и более пологим, вытянутым восточным. Его общее очертание асимметричное, округлое, сглаженное, скалистых выступов не видно. Все поросло густым лесом. Однако у воды, где не было растительности, видно, что диабаз гладко отполирован и испещрен вдоль бороздами и царапинами. Очевидно, это гигантский "бараний лоб". Значит, и здесь был ледник, двигавшийся с востока в Хантайскую долину.

Здесь впервые на всем пути по Хантайке нашли следы пребывания человека. На двух стоящих рядом лиственницах с обрубленными на высоте трех метров вершинами был сделан настил из жердей и на нем сооружен шалашик из еловой коры. В стороне стояла лесенка — толстая жердь с зарубками в виде ступеней. Такие лабазы обычно ставят охотники в летнее время для хранения припасов и снаряжения. В них можно не опасаться медведей. Края настила выдаются далеко за столбы, а сучья соседних деревьев, да и сами деревья, если они близко, срублены. В лабазе мы нашли связку рыболовных сетей и немного юколы (сушеной рыбы) из щуки, очевидно, на корм собакам.

На другой день мы с Виктором Александровичем на порожней байдарке отправились в объезд озера в поисках продолжения Хантайки. Тихий, теплый и солнечный день обещал приятную поездку. Выехав на середину, мы увидели вдали, за озером, на востоке высокие горные склоны. В бинокль хорошо были видны их скалистые обрывы, изрезанные ущельями. Края гор уходили и влево, на север в сторону Норильска, и вправо, на юг, видимо, к Курейке. А посередине, прямо перед нами, разделяя склоны надвое, темнела глубокая горная долина. В ней, вероятно, и будет лежать озеро Кутармо.

Съемка нашего озера заняла два дня, и все же полностью объехать все заливы и глухие бухты нам не удалось, настолько сильно изрезаны берега, густо поросшие лесом и кустарниками. Озеро мелководно, во многих местах даже на канобе к берегу не пристать. Много песчаных отмелей, а иногда и каменистых островков. Мы назвали озеро Малым Хантайским. Его прихотливо изрезанные берега, общее мелководье и совершенно неправильное, лапчатой формы, очертание не оставляли сомнения в моренно-подпрудном происхождении. Такие валунно-галечные моренные гряды мы встречали не раз. Следов присутствия человека не обнаружили. Зато много всяких птиц, и притом совершенно непуганых. Похоже, что они никогда не видели людей. Если плыть медленно, тихо пошевеливая веслами, то до некоторых молодых гусей и уток можно достать веслом.

Среди уток больше всего чернети, но были и гоголи, кряковые, чирки, а среди гусей преобладали казарки белолобые и малые. Гуменников не видно. Они предпочитали гнездиться севернее. В глухих заводях встречали лебедей парами, с одним-двумя еще не летными, но уже хорошо оперенными молодыми. Держались они осторожно, близко к ним не подплывешь. Каменистые острова заняты колониями чаек. Те вели себя весьма агрессивно. При нашем приближении они с шумом и гамом поднимались в воздух и начинали демонстрацию высшего пилотажа. Особенно смело вели себя крачки, пикируя на головы, чтобы клюнуть в затылок. Успокаивались они только в том случае, когда мы отъезжали подальше от их гнездовий.

Дни стали сменяться ночами, и притом довольно темными и холодными. Временами дул северный ветер, поднимавший на озере довольно крупную волну, но наши канобе держались отлично. Плыть на них вдвоем можно совершенно спокойно. С объезда возвратились затемно, проплыв за день, по подсчету Виктора Александровича, километров 40. Николай, ожидая нас, развел на мысе большой костер. По этому маяку благополучно нашли дорогу в лагерь.

На второй день объезда в глубине залива северо-восточной части озера мы заметили небольшое встречное течение. Это могла быть какая-то речка или протока, связывающая озера. Проплыли для проверки вглубь и действительно увидели широкое русло с галечным дном. Затем протока стала расширяться, появились галечные острова. По-видимому, это преддверие Кутармо. Закончив съемку и определив очередной, пятый по счету, астрономический пункт, поспешили к конечной цели путешествия — к долгожданному озеру Кутармо. Пересекли Малое Хантайское озеро с юго-запада на северо-восток. Спокойное вначале течение стало усиливаться, но каменных гряд пока не видно. И по берегам, и в русле — лишь галечник и мелкие валуны. Пришлось перейти на тягу бечевой, но, к счастью, ненадолго. Протока сделала крутой поворот, потом сразу расширилась и перешла в широкий пятикилометровый плес. Мы решили, что входим в озеро, но вот опять берега сузились, пошли галечниковые острова, отмели, где ориентироваться стало трудно. Выбирали рукава с заметным течением. Проплутав часа два, вышли в спокойное расширение и вот, наконец, оно — долгожданное озеро Кутармо (ныне Хантайское).

Оно открылось перед нами внезапно во всей своей необъятности и величественной красоте. Да, это достойный исток Хантайки. Замыкаясь в амфитеатре гор, озеро уходило в глубь гигантской горной долины, теряясь где-то вдали. День был солнечный, и темная синева горных склонов удивительно подчеркивала изумрудно-зеленый цвет озера. У истока реки Хантайки, где мы остановились, гор еще не было. Они подходили к берегам километрах в 10 — 15 от нас. А здесь низменный, галечный берег, вдали видна болотистая, кочковатая тундра. Ширина озера приблизительно километров 20, дальше к горам оно, видимо, несколько сужалось, длина его, вероятно, что-нибудь около 100 километров.

Было очень заманчиво обследовать это озеро. Никто из исследователей на нем еще не бывал. Но время уже позднее, вторая половина августа, и нам предстоял нелегкий обратный путь через пороги. Кроме того, для уточнения надо было провести дополнительную съемку реки, осмотреть пропущенные выходы горных пород и заглянуть хотя бы в некоторые боковые притоки. Поэтому мы решили на озере не задерживаться и сделать только один маршрут к ближайшим горам на юго-западной стороне. Переход по болотистой и кочковатой тундре был не из легких. Ноги то тонули в мягком моховом ковре, то путались в зарослях карликовой березы, то вязли в топкой глине голых медальонных пятен. И по такой дороге мы прошли (туда и обратно) за день почти 40 километров, взобрались по кручам горных склонов на высоту более 500 метров для осмотра и описания обнажений горных пород.

Горы оказались сложенными толщей базальтовых лав и туфов, последовательно сменяющих друг друга. Лавы, как более крепкие, образовывали крутые ступени, а рыхлые туфы — площадки между ними, так что склоны в профиль имели вид гигантской многоступенчатой лестницы. Только у подножия встречалась щебенка из песчаников, глинистых и углистых сланцев такого же характера, как в районе Норильска. Можно поэтому предполагать, что здесь будут и угольные пласты.

На другой день, это было уже 20 августа, решили тронуться в обратный путь. Через озеро и по реке до пятого порога прошли быстро, всего за пять часов, тогда как вверх поднимались целые сутки. Хотя этот порог и не очень бурный, плыть дальше без его осмотра мы не решились. Остановились, вышли на берег, осмотреть. Действительно, воды в реке стало меньше, течение слабее, особенно под левым берегом, где известняковые гряды сидят глубже в воде. Решили сплавляться поочередно, причем двое должны были стоять на берегу у нижнего конца порога с бечевой, чтобы при необходимости прийти на помощь.

Первым отправился я. Уселся, плотно обвязался фартуком, прикрепил к борту справа нож, чтобы в случае аварии разрезать фартук, и оттолкнул лодку. Все промелькнуло, как в калейдоскопе. Через несколько минут я оказался внизу на тихой воде. Надо было держать канобе прямо по струе поперек валов, где они ровнее, и не обращать внимания на то, что вода перехлестывает через нос лодки, заливает то справа, то слева, обдавая седока с головой. За мной последовал Виктор Александрович, а потом и Николай. Все сплавились благополучно. Канобе целы, нет ни одного повреждения. Эта переправа придала нам уверенности в себе и в надежности наших канобе. Они держались на воде удивительно устойчиво и были легки, как чайки на волнах.

Отсюда до четвертого порога всего один километр. Его осмотр не принес ничего утешительного. Он по-прежнему грозен и могуч. Все так же возникали, крутились и сталкивались вихри водоворотов, а река, стиснутая в каменной трубе, мчалась от скал одного берега к другому. Невозможно миновать эти скалы, успеть увернуть от них. Счет здесь будет идти на секунды. А если и успеешь увернуться от первого мыса, то все равно тебя бросит на второй и разобьет, раздавит наши скорлупки. Нет, сплавляться здесь нечего и думать. Этот трюк нам не по плечу. Придется перетаскивать груз, как и раньше. Дорога нам знакома. Пока братья Корешковы будут переносить груз, я пройду вверх по речке Подпорожной (ныне Могокто).

Речка Подпорожная оказалась небольшой и мелкой. Ее низменные, заболоченные берега густо поросли лесом и кустарниками. Только в русле выходили коренные породы, главным образом пестроцветные: красные, розовые, зеленые, песчанистые мергели.

Груз и байдарки братья перенесли за сутки. На другой день поплыли к третьему порогу. Он небольшой, всего с полкилометра, но бурный, в отвесных каменных берегах. Однако русло здесь прямое, водоворотов не видно. Только течение бешеное. Я, как положено начальнику, сплавлялся первым. Моя канобе проскочила порог стрелой в считанные минуты, то взлетая на гребни валов, то погружаясь в воду: Вылез мокрый по пояс, но внутри лодки, под фартуком, сухо. Потом поднялся наверх понаблюдать, как будут сплавляться остальные. Действительно, картина жуткая: издали, сверху, смотреть страшнее, чем плыть самому, Белая канобе мчится стрелой в пенистой толчее валов, то взлетая на гребень, то исчезая вместе с человеком в водной пучине. Кажется, погиб пловец, но через мгновение лодка опять наверху и летит как ни в чем не бывало, чтобы вскоре снова пропасть в волнах.

Дальше шел довольно длинный участок среди известняковых скал, корг и каменных переборов. Вверх мы его преодолели за пять дней (то на веслах, то бечевой). А сейчас плыли спокойно, пользуясь только течением, помогая веслами лишь для того, чтобы объехать препятствия или пристать к берегу для осмотра обнажений. Вот и второй порог. Он шумел тише, но переборов в русле еще достаточно, хотя водоворотов половодья уже не было видно. Под левым берегом спокойнее, там и решили сплавиться, как всегда, по очереди.

Проплыли после этого порога еще километра два по спокойной воде и разбили лагерь у устья речки Скалистой (ныне Туколанда). С Виктором Александровичем решили осмотреть речку и коренной северный борт Хантайской долины, который в виде уступа высотой 300 — 500 метров отчетливо виден на северо-западе. Дни стали короче, а путь предстоял не близкий, поэтому вышли на рассвете. Холодно, трава подернута инеем, в лужах кое-где ледок. Несмотря на это, отправились в одних рубашках. Комаров нет — днем будет тепло. Шли вверх по речке, сейчас очень мелководной. И в русле, и по бортам обнаружились все те же известняки и мергели, что и на Хантайке. Пласты залегали пологие, образуя в русле ступени, по которым вода сбегала многочисленными каскадами и водопадами. Шагать по каменным ступеням было легко, и мы двигались быстро, тем более что материала для наблюдений оказалось немного. Километров через восемь решили повернуть влево от речки и направиться к горам напрямик через тундру. Ноги вязли во мху и глине, путались в зарослях кустарников и запинались на кочках. А потом пошло болото, к счастью, в условиях мерзлоты не топкое. Уже на глубине полуметра под ногами чувствовался твердый, мерзлый грунт. Ноги в рваных сапогах леденели, и оставалось только быстрее идти к горам. Подошли к ним под вечер и сразу же поднялись по склону.

Отсюда, с пятисотметровой высоты, видна густо залесенная с прогалинами озер и болот Хантайская долина и замыкающие ее амфитеатром горы. По размерам она не меньше долины реки Норилки и составляет с ней одно целое. Конечно, столь обширные долины не могут быть результатом только речной деятельности. Главную роль здесь играли ледники, спускавшиеся со Среднесибирского плоскогорья. Следы их работы в виде морен, отполированных и испещренных бороздами скал и валунов, встречались повсюду.

Возвышенность здесь, как и на озере Кутармо и в районе Норильска, сложена лавами и туфами, а в основании — сланцами и песчаниками угленосной толщи. Лавы, как обычно, образовали скалистые уступы с характерной для базальтов столбчатой отдельностью. Такой уступ венчал и ту гору, на которую мы поднялись. Верх ее представлял собой ровную, лишь слегка всхолмленную поверхность, уходящую на север, далеко за пределы видимости. Эта территория, бывшая когда-то низменностью, была поднята горообразовательными процессами на большую высоту и расчленена на отдельные участки деятельностью ледников и речных вод. Мы, вероятно, находились в южной части того плато, что тянулось к району Норильска.

В бинокль далеко на горах заметили дымок. Значит, там есть люди, которых мы не видели более двух месяцев. Наверное, это долганы со стадами оленей. Вскипятив на костерке из сухого мха и карликовой березы в котелке чай и разогрев банку консервов, наскоро перекусили и поспешили обратно. В лагерь пришли уже ночью, уставшие и промерзшие. После захода солнца быстро похолодало, и, когда подходили к палатке, трава уже хрустела под ногами. За день мы прошли около полусотни километров, большей частью по тундре, а кто ходил по ней, тот знает, что это такое.

Утром свернули палатку, уложили все в лодки и поплыли дальше, к устью Кулюмбе. До него километров 50 трудного порожистого пути через каменные корги, гряды, шиверы по скалистым, без бечевника берегам. Тогда нам удавалось продвигаться по три — пять километров в день. Сейчас без особых усилий мы прошли этот путь за два дня, несмотря на то, что делали частые остановки для исследования обнажений и дополнительной съемки берегов. А без остановок весь этот участок можно было проскочить за шесть — восемь часов.

Ширина Кулюмбе в устье метров 100 — 150, под стать Хантайке, но здесь значительно мелководнее. Глубина на выходе всего полтора-два метра. Характер этой речки, вероятно, иной, чем у Хантайки, которая прорезала коренные породы поперек, как говорят геологи, вкрест простирания, и потому, встречая особенно крепкие пласты, образовывала пороги. А здесь течение вдоль простирания. Поэтому мы надеялись, что порогов или не будет, или они будут незначительными. В начале шли на веслах, прижимаясь к тому берегу, у которого течение тише. Однако вскоре появилось препятствие: галечные перекаты с быстрым течением и значительным мелководьем. Река в таких местах разливается широко, но глубин больше полуметра нет. Приходилось брести по колено в воде и тянуть за собой на бечеве канобе. Идти по берегу, буксируя лодку, как мы делали раньше, нельзя, слишком мелко. Пройдя первый перекат, обнаружили, что чехлы байдарок протерлись на камнях. Пришлось останавливаться и заниматься починкой. В итоге проплыли всего около восьми километров.

На другой день начавшийся дождь вынудил нас отстаиваться. Дождь лил весь день и следующую ночь, и только к полудню стихло и прояснилось. Погода портится, что не удивительно — подходит сентябрь. Решили плыть дальше. Пройденный перекат сменился довольно глубоким плесом, но вскоре за ним опять перекат, да еще кое-где с переборами на выступающих гребнях известняков. Прошли это препятствие осторожно вброд, оберегая канобе. Вскоре река разбилась на ряд рукавов, разделенных галечными низменными островами. Общая ширина русла здесь увеличивается до километра и более. Приходится долго бродить в поисках более ли менее проходимой протоки. Обнаженность коренных пород незначительная. Берега везде сложены рыхлыми глинисто-галечными отложениями самой реки. И только в русле кое-где выступают плиты тех же, что и в устье, известняков.

К вечеру услышали шум воды и вскоре подошли к водопаду, совершенно необычному для Кулюмбе. Остановились для осмотра. Пласты известняков залегали здесь почти горизонтально с небольшим уклоном по течению, образуя уступ высотой около двух метров. Выше и ниже уступа в русле шли те же известняки с таким же залеганием. Очевидно, здесь прошел разлом, по которому часть пластов по одну сторону оказалась опущенной вниз, а по другую — приподнятой. Такие смещения вследствие горообразовательных процессов в горных породах весьма обычны. Их амплитуды достигают десятков, а иногда и сотен метров.

Река здесь сужена довольно высокими берегами, и водопад, низвергаясь с уступа эффектным каскадом, образовал под ним широкий и глубокий водоем в результате многовековой работы падающей воды. Сейчас, по низкой осенней воде, когда глубина реки не превышала одного метра, водопад представлял необыкновенное зрелище. Весной в водополье он, вероятно, бывал весьма грозен. Утром, перетащив верхом пустую лодку, я отправился на ней по реке для осмотра. Картина все та же. В русле кое-где выступали пласты известняков, а по берегам — только глинисто-галечные отложения.

Километра через четыре река разделилась на два рукава, скорее самостоятельных притока. Я решил повернуть назад. На обратном пути еще раз убедился в крепости и устойчивости наших канобе. Осматривая берега, я не заметил, как быстрое течение подхватило и понесло лодку к водопаду. Спохватился уже поздно, выгрести к берегу не успею, а если лодку поднесет к водопаду бортом, то я погиб. Осталось одно — плыть прямо по струе в водопад, грести сильнее и проскочить его смаху. Быстрое течение и энергичная работа веслом сделали свое дело. Лодка птицей взлетела на гребень каскада, мелькнула в воздухе, нырнула носом в чашу водослива навстречу водобою, проскочила его и оказалась на спокойной воде. Был момент, когда вал покрыл меня с головой, но пустая канобе, как пробка, сразу же вылетела на поверхность. Все произошло в считанные секунды.

Братья Корешковы, которые в это время на берегу чистили рыбу, с изумлением взирали на этот трюк. Вылез я из канобе, конечно, весь мокрый, но воды внутрь набралось немного, хотя фартук и не был завязан. Я рассказал ребятам о том ощущении, которое испытывал при полете, и они загорелись желанием проделать то же самое. Взяли лодку, не поленились перенести ее выше водопада, и каждый по очереди проделал тот же путь. Я стоял на берегу и фотографировал. Мнение всех было единогласным: спуск совершенно безопасен, надо только твердо держать лодку в струе и дать ей как можно больше разгона. На другой день обследование Кулюмбе закончили.

Без остановок дошли до устья Кулюмбе, повернули в Хантайку и спустились вниз, до начала первого порога. Здесь решили осмотреться. И хотя мы уверовали в себя и в надежность наших канобе, но плыть сейчас через такой порог, как этот, было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. На другой день прошли вдоль всего порога, как по правому, так и по левому берегу. Вода значительно спала, обнажились те камни, вокруг которых, переливаясь и бешено крутясь, мчались вешние воды. При входе в порог, под правым берегом, виден довольно значительный водоворот, а дальше посередине — быстрое, но ровное течение. Крупных подводных камней здесь, видимо, нет. Стиснутая скалами река текла теперь ровным широким каскадом в тихий плес подпорожья. Если строго держаться главной струи в русле, то без риска можно попасть в среднюю часть каскада и спуститься, не задев за скалы. Ширина створа была метров 25. Спуск следовало начать ниже водоворота, у входа в порог. На том и порешили. Спустились поочередно без особых приключений. Держались основной струи в средней части русла. Быстрое течение выносило каждого в середину водослива. Лодка без прыжка ныряла носом в воду. Вал с головой покрывал человека. Позже, подъезжая к берегу, я почувствовал, что сижу в воде. Вылез и обнаружил в чехле канобе долевой, почти полуметровый разрез. Очевидно, где-то чиркнув острый камень. Однако воды внутрь набралось немного, так как фартук был наглухо завязан.

Оставленная здесь ранее лодка и все вещи оказались в полной сохранности. Видно, сюда никто и не заглядывал — ни звери, ни люди. Сделали основательную дневку. Из брезента и шестов соорудили чум, вскипятили в ведрах воду и по очереди помылись. Виктор Александрович безмерно доволен: среди оставленного имущества были сапоги, и он, наконец, сменил свою совершенно разбитую обувь на крепкую. Дальше, до устья Хантайки, можно плыть спокойно, порогов больше не будет.

Братья Корешковы поплыли на лодке, а я на канобе, так как нужно было еще осмотреть и сделать замеры пропущенных ранее обнажений. Виктор Александрович тоже сделал контрольную топографическую съемку. Через четыре дня, 12 сентября, мы были в устье Хантайки. Пропутешествовав, таким образом, немногим более двух месяцев, мы прошли в общей сложности на веслах, бечевой и пешком около 700 километров, преодолели пять порогов. Теперь, после вычисления астрономических пунктов, можно будет составить надежную и достаточно точную карту района Хантайки от верховьев до устья, дать описание геологического строения ее берегов и ближайших окрестностей. Задачу, которую мы взяли на себя, можно считать выполненной.

Пока мы стояли в устье Хантайки, туда зашло обстановочное судно "Тобол", которое ставит на Енисее маяки, бакены, вехи, обозначающие фарватер, а осенью их снимает. Капитан Очередько рассказал нам, что ему поручено обследовать и промерить глубины проток и устьев рек, впадающих в Енисей, вниз от устья Курейки с целью поиска места, удобного для строительства морского порта. Очередько знал Енисей отлично, так как обстановочную службу вел на нем уже много лет и с поручением справился лучше, чем кто-либо другой. Устье Хантайки ему не понравилось: хотя оно и глубокое, но вверх быстро сужающееся — негде будет разместить причалы. Кроме того, мы указали ему на кекур, свидетельствующий о мощном напоре льдов в устье во время ледохода.

До Дудинки добрались без особых осложнений. Большей частью дул попутный ветер, позволивший идти под парусом, ведя канобе на буксире. Здесь нас встречали товарищи из Норильской партии Б.Н.Рожкова, изучавшей месторождение Норильск II. По их мнению, оно весьма перспективно и там надо проводить разведочно-буровые работы. Дождавшись парохода, все вместе в конце сентября выехали в Красноярск и далее в Ленинград для составления отчетов, планирования дальнейших работ по изучению недр Таймыра.