"Охотник за смертью. Война" - читать интересную книгу автора (Грин Саймон)ГЛАВА ТРЕТЬЯЕще один прекрасный день в раю. Огромные зеленые поля планеты Виримонд лениво стелились под безбрежным голубым небом, отмеченные там и сям каменными стенами, колючими изгородями и старыми пробитыми тропами. За полями далеко простирались темные дремучие леса с увядающей листвой – прохладные укрытия от палящего солнца. Журчали реки и речушки по обточенным водой камням, клубясь в омутах и ямах, где всегда была отличная рыбалка. Мирно паслась на лугах скотина, и то, что на Виримонде называлось птицами, пело от всего сердца под безоблачным небом и сияющим солнцем. Восхитительная, открытая, мирная планета, щедрая и спокойная. И Дэвид Дезсталкер был ее полным хозяином. Дезсталкер и его друг Кит Саммерайл, которого некоторые называли Малютка Смерть, гонялись на флаерах между деревьями, виляя в стороны на захватывающей дыхание скорости и отчаянно вопя на лету. Флаеры были чуть больше, чем грависани – доска, чтобы стоять, и шест управления; с них сняли все, что можно, для скорости и маневренности. Силовые щиты Дэвид и Кит отключили, чтобы ветер бил в лицо, выжимая слезы из прищуренных глаз. При отключенных щитах малейшая ошибка в оценке скорости, дистанции, реакции, одно неверное движение – и сразу удар о любое препятствие и мгновенная смерть, но Киту с Давидом было на это плевать. Они были молоды, здоровы, богаты, с молниеносными рефлексами воинов, а значит – бессмертны. Катастрофы – это то, что бывает с другими. И они летели, лавируя между деревьями, пролетая сквозь тьму лесов, где все сливалось в зеленые и коричневые блики. Вперед вырывался то один, то другой, стараясь отворачивать от деревьев в самый последний момент, испытывая собственное умение, храбрость и удачу, смеясь счастливым беззвучным смехом. Дезсталкер и Саммерайл, испытанные друзья и главы своих кланов, молодые и дерзкие, и все еще ищущие ответа, кто они такие на самом деле. Дэвид: высокий, красивый, всегда безупречно одетый. Темноглазый, темноволосый, дикий и необузданный – воин, еще не испытанный на войне. Младший дальний родственник древней фамилии до тех самых пор, пока Оуэна не объявили вне закона, и Дэвид не стал вдруг главой клана и повелителем Виримонда. Время от времени тайно поддерживающий повстанцев – просто ради интереса интриги. И Кит по прозвищу Малютка Смерть, улыбчивый убийца – хрупкая фигурка в серебристом и черном, бледный и более, чем полагается по моде, худой, с ледяными синими глазами и светлыми развевающимися волосами. Тот, кто стал главой Семьи, убив своего отца, мать и всех братьев и сестер в серии более или менее законных дуэлей. Кит Саммерайл, иногда – фаворит императрицы Лайонстон, иногда – помощник Подполья; опасный и одинокий человек, который шел туда, где убивали. Пока не встретил Дэвида Дезсталкера. Наконец от потока адреналина у них закружилась голова, и решив, что хватит гоняться, они вынырнули из-под навеса листьев, сбивая по пути листья и ветки, взмывая в голубое небо. Там они сбросили скорость и медленно поплыли, тяжело опираясь на шесты управления, улыбаясь до боли в лице и переводя дыхание. Дэвиду было приятно видеть, что Кит улыбается. Саммерайл по натуре был человек мрачный, наслаждавшийся жизнью лишь в жару боя или убийства. Но вдали от тягот двора и политики и в обществе хорошего друга знаменитый убийца расцветал и становился приятным и дружелюбным молодым человеком. Здесь, на Виримонде, Кит и Дэвид были всего лишь обыкновенными аристо, с их надежной властью и привилегиями, лениво проводившими время в свое удовольствие. Они дрейфовали по ветру, куда он их нес. Дэвид смотрел на проплывающий мимо мир и видел, что он хорош. Повсюду пасся скот, за которым ухаживали крестьяне, и так было уже много поколений. Они знали свое дело, и им не нужны были ни помощь, ни советы от их недавнего лорда – как и их скотине. И те, и другие знали свое место и назначение в Империи. В других его владениях крестьяне собирали урожай, обихаживали землю, следили за посадочными площадками единственного на планете космопорта, готовя их к прибытию кораблей. Транспорты привозили товары для людей и увозили овощи, зерно и мясо. Виримонд был житницей Империи всю ее письменную историю, кормя одинаково богатых и бедных. Девять десятых поверхности планеты были заняты выращиванием той или иной сельскохозяйственной продукции, и живущие здесь люди не могли себе представить другой жизни. Пусть на Виримонде не было веселья, развлечений и огней больших городов, как на других планетах побогаче, но это был тихий и спокойный мир, где человек знал свое назначение, помнил свои корни и традиции и радовался служению Человечеству. А еще лорд Виримонда был очень, очень богат. Люди могут спорить за территорию и воевать ради политики, но обе стороны нуждаются в еде, а Виримонд ее поставлял. Дэвид Дезсталкер смотрел сверху на свой мир и был доволен. Миллиарды и миллиарды кредитов, и все они принадлежат ему. Больше денег, чем он может потратить за всю жизнь. Хотя пытаться все равно стоит. Кит летел вплотную за ним, шутя врезаясь в его флаер, да так, что они оба опасно покачивались. – Опять у тебя этот вид, Дезсталкер. «Повелитель всего, что видит глаз». Скоро ты целый день будешь читать отчеты и доклады, беспокоясь о всходах и экспортных пошлинах, забыв о таких, как я. Человек, состарившийся раньше времени. – Никогда! – радостно крикнул Дэвид. – У меня есть люди, которым я плачу за эту работу. Люди вроде эконома, да благословит Господь его суровое и верное долгу сердце. Этот человек приятен почти как град в июле, и на нервы он мне действует отчаянно, но он знает свое дело. А если так, то я его знать не обязан. Я подписываю любую бумажку, которую он мне подсовывает, читаю каждую десятую, чтобы он был честен, и оставляю все остальное на него. Если бы я хотел работать, не стал бы рождаться аристократом. Нет, Кит, вся эта планета – это большая денежная корова, которая делает меня богаче с каждым днем, а единственное, что я должен делать – это сидеть и не мешать. – А какая польза от богатства, если тебе не на что его тратить? – возразил Кит. – Те немногие города, что здесь есть, никак не назовешь логовом порока и разврата. Здесь самая захватывающая авантюра – это сжульничать на испытаниях лошадей. Что ты собираешься делать со всеми этими полями и лесами? – Наслаждаться ими, – ответил Дезсталкер. – Слушай, Кит, мы испробовали практически все развлечения, которые можно найти на Голгофе, и все они нам надоедали максимум за пару недель. Мы играли в Подпольных казино, ставя свою жизнь на бросок костей, бились на Аренах против всех, кто только желал, пропахивали дорогу сквозь веселые дома, пока спина не отваливалась, и все равно нам бывало скучно. Так мы и втянулись в Восстание. Нет, Кит, нам нужен отпуск. Простые цели в простом мире. Я устал от цивилизации. Будь там, делай то – меня от этого уже тошнит. Здесь мне нравится. Ничего не делать, только пить, есть и жиреть. Пропивать вечера напролет и баловаться с охочими крестьянскими девками. Играть в пятнашки на флаерах, чтобы кровь разогнать. Я тут отдыхаю. А ты? – И я тоже, – согласился Кит. – К некоторому своему удивлению, я тоже. И я уже больше месяца никого не убивал. Забавно. Кстати, мы же должны были действовать здесь как агенты Подполья, а мы с самого своего прибытия донесения не послали. Как ты думаешь, надо? – Наверняка нет, – уверенно сказал Дезсталкер. – Это идет по разделу работы, а я это отложил по случаю Великого Поста, или пасхи, или Рождества, или любого еще праздника, который ты только вспомнишь. Чума на Подполье и на Лайонстон. Здесь мы вдали от всех группировок и их назойливых требований. Что бы ни было там с Восстанием, а Виримонд никто не тронет. Кто бы ни победил, он захочет кушать. Хотя, надо заметить, мне нравилось быть мятежником – все эти тайные встречи, шифрованные записки, специальные пароли. – Ага, – согласился Кит. – Пароли я люблю. Люблю знать такое, чего не знают другие. Но даже это становится скучно. Они все это воспринимали настолько всерьез... – А с нас серьезности хватит, – заключил Дэвид. – Думаю, мы заработали право побыть легкомысленными. Без дел, требований и обязанностей. Вставать, когда хочешь, делать, что желаешь, и играть в свое удовольствие. Как будто детство вернулось. – Не могу сказать, – ответил Кит. – Детства у меня никогда не было. Только я научился ходить, из меня стали воспитывать бойца и воина. Вместо погремушки у меня был кортик. Вместо друзей – противники на дуэлях. Я должен был уметь обращаться с мечом не хуже своего знаменитого отца и прославленного деда, хочу я того или нет. Как оказалось, я научился драться лучше их обоих. То-то они удивились, когда я это доказал, убив их на дуэли! И мне это нравилось. Я заставил их страдать, как они заставляли меня страдать всю мою жизнь. Так что, как видишь, детства у меня не было. Никаких легкомысленных игр и смеха. Бесконечная муштра и дисциплина, чтобы выковать меня для той судьбы, которой я никогда не просил. – Я будто слышу кузена Оуэна, – сказал Дэвид, тщательно стараясь, чтобы голос звучал небрежно. Кит никогда еще перед ним так не раскрывался, и он не хотел его останавливать, показывая, как его это взволновало. – С одной разницей, – уточнил Кит. – Я с помощью этого обучения сам из себя кое-что сделал. И если мне не всегда нравится, что я сделал – что ж, иногда я меняюсь ради тебя. Я рад, что ты привез меня сюда, Дэвид. Здесь я... свободен, что ли. Свободен от ожиданий всех окружающих, каким я должен быть. Понимаешь, быть Малюткой Смертью двадцать четыре часа в сутки – это нелегко. А здесь нет этой тяжести, которая вынуждает меня заниматься единственным, что я хорошо умею. Наверное, это и есть то, что у других называлось детством. И теперь мне тоже представился шанс. – Ну так пользуйся. Пошли к чертям Лайонстон вместе с Подпольем, и будем веселиться. Здесь мы можем быть сами собой, Кит. Не Дезсталкер и Саммерайл, не отпрыски древних родов, не человек с форсажем или Малютка Смерть, а просто два друга, наконец-то свободные. – Это долго не протянется, – сказал Кит. – Ты сам знаешь, что так долго быть не может. – Сможет, если мы захотим. Можем даже вообще отсюда не уезжать. Чего ты там забыл, на Голгофе? – Немножко не хватает Арен, – сознался Кит. – Рев толпы, запах свежей крови на песке. Лязг стали о сталь, радость сердца, когда враг погибает от твоей руки. Чистый соблазн проверить свое умение единственно важным путем, когда на кон поставлена жизнь. – А они нас никогда не любили, – задумчиво заметил Дэвид. – Зрители. Им не нравилось, что мы деремся, развлекая себя, а не их. Да и к тому же мы сделали на Аренах все что можно. – Не совсем, – возразил Кит. – Ни разу не было случая выйти против Железного Гладиатора. – Запиши в графу неоконченных дел, – посоветовал Дэвид. – Я мог бы его побить. – Это если бы его менеджеры подпустили бы тебя к нему хоть на выстрел, в чем я сомневаюсь. Быть непревзойденным чемпионом Арен – огромная честь, не говоря уже о деньгах. Под конец он очень осторожно выбирал, с кем драться. Кит пожал плечами. Дэвид надеялся, что он бросит это дело. Хотя он никогда не признал бы этого перед Китом, Дэвид был рад оставить Арены. Ему не нравилось, что они с ним делают. Дэвид был прекрасным бойцом и заслуженно этим гордился, но на кровавых песках перед ревущей толпой он открыл в себе темную радость и мрачное удовлетворение резней, и это его сильно беспокоило. Это нарушало его собственное представление о себе, о том человеке, которым он хотел бы быть, и он испугался. Как ни любил он Кита, становиться вторым Малюткой Смертью он не хотел. И потому при первой возможности удрал на Виримонд, чтобы попытаться стать там другим человеком, погруженным в покой и мирные удовольствия. Может быть, и Кит тоже сможет найти мир здесь, вдали от мрачной действительности двора. – Спасибо тебе, – неожиданно сказал Кит. – За то, что привез меня сюда. За то, что ты мой друг. Я знаю, что это не просто. Никогда не знал, как это – быть другом. Опыта не было. Сколько себя помню, всегда был один. И единственное, что умел – это убивать. Меня никто не любил, никто не верил, даже тогда, когда использовали меня для того, что не могли сделать сами. И до тебя у меня не было друга, Дэвид. Я никогда не жил по-настоящему, пока ты не показал мне, как это – жить. Дэвид протянул руку и хлопнул Кита по плечу, дружески сжав. – Слишком веселый сегодня день для таких мрачных мыслей. Забудь о прошлом, Кит. Здесь никому не интересно, кем ты был раньше, и никто из прошлого здесь нас не достанет. Мы можем воссоздать себя заново, и такими, какими хотим быть. Поехали, кто первый доберется до Оплота! Проигравший ставит всем выпивку. – Давай! – крикнул Кит и врубил двигатель. Его флаер рванулся вперед, резко набирая скорость. Дэвид заревел в притворной ярости и бросился догонять. Они исчезли вдали, и только еще звучал их ясный, счастливый и беззаботный смех. Оставив флаеры в подвале под Оплотом Дезсталкеров, они вошли в огромное старое здание, дружелюбно по дороге споря, кто же победил в гонке. Как бывало всегда, разница оказалась почти неразличимой, и они согласились на ничью. На самом деле каждому из них было все равно, кто победил, и это тоже было для них новым. Дэвид одобрительно оглядывал залы и коридоры по дороге в просторный обеденный зал. Оплот принадлежал Семье Дезсталкеров уже многие поколения и бывал на разных планетах. Последний раз Оуэн распорядился перенести Оплот на Виримонд по кирпичику и собрать на этой планете, право владения которой он купил. Традицией Семьи было, что каждый новый глава клана выбирал для своего Оплота новую планету, но Дэвида это не волновало. Виримонд ему вполне подходил, и даже приятно было восстать против семейной традиции, пусть и в такой мелочи. Он не хотел быть просто очередным Дезсталкером. Много времени и сил у него ушло на ликвидацию всех следов Оуэна в Оплоте. Теперь лордом был он, и не хотел, чтобы что бы то ни было напоминало о его предшественнике. И потому все оставшееся имущество Оуэна он велел выбросить или сжечь и изо всех сил постарался заполнить залы и комнаты своими вещами. Честно сказать, все его личные мелочи выглядели довольно жалко и неуместно в огромном старом доме, забитом сокровищами и трофеями многих поколений Дезсталкеров, но Дэвид мог бы признаться в этом разве что Киту. В конце концов, имело значение лишь то, что и Оплот, и планета теперь принадлежали ему, Дэвиду, и когда-нибудь вряд ли даже кто-нибудь вспомнит, что был здесь когда-то и другой лорд. Они почти добрались до обеденного зала, как их перехватил эконом. Дэвид бросил взгляд на толстую пачку бумаг у него в руках и громко вздохнул. Он ненавидел бумаги и ясно дал эконому это понять, но все же настаивал, чтобы все по-настоящему важные дела проходили через него. Эконом занимался ежедневной текучкой, но Дэвид не хотел, чтобы он принимал решения, относящиеся по праву к компетенции лорда Виримонда. Этот человек в ноль минут повернулся против Оуэна, когда императрица объявила того вне закона, а тот, кто предал одного Дезсталкера, с тем же успехом может предать и другого. Эконом был человеком серым. Высокий, болезненно тощий, с серой сединой волос, он одевался в серое и обращал к миру столь же серое и бесстрастное лицо. Дэвид никак не мог избавиться от чувства, что этот человек про себя над ним насмехается. Казалось, ему безразлично все на свете, кроме содержания Оплота и собственных драгоценных бумажек; иногда казалось даже, что он считает Оплот своим, а всяких Дезсталкеров – просто посетителями. Весь его вид говорил: Дезсталкеры приходят и уходят, а Я и народ мой пребываем вовеки. Он постоянно жевал кусочки хлеба без масла и громко хрустел пальцами, если его заставляли ждать. Дэвид этого типа не переваривал, но старался сдерживаться. Он знал, что без него не сможет управлять Оплотом. – Еще бумаги? – спросил он безропотно. – А до после обеда они подождать не могут? – Именно это вы сказали перед завтраком, милорд, – ответил эконом своим спокойным и серым голосом. Как всегда, титул в его устах звучал оскорблением. – Эти различные дела лишь стали еще более безотлагательными. Я почтительно настаиваю... – Ладно, ладно, – вздохнул Дэвид. – Там ведь кабинет в конце этого коридора? Можем пойти туда. И если это не окажется действительно важно, я тебя снова заставлю все серебряные ложки пересчитывать. Кит, ты пойдешь со мной. Если я страдаю, то и все будут страдать. – Я бы ни за что на свете этого не пропустил, – ответил Кит спокойно. – Люблю смотреть, как у тебя жилы на виске набухают, когда ты пытаешься читать длинные слова. А кроме того, страдания улучшают характер. По крайней мере так мне говорили – сам я не пробовал. Каждый, кто хотел заставить меня страдать, мертв и похоронен. Иногда частями. Дэвид устроился за письменным столом ставшего тюрьмой кабинета и стал пропахивать свой путь сквозь толщу бумаг. Кое-какой работы не избежать, если не хочешь утром проснуться и увидеть, что из-под тебя вытащили все, чем ты владел. Но какое-то извращенное удовольствие было в том, чтобы ставить свою подпись как можно более неразборчиво. Строго говоря, каждую бумагу надо было запечатывать фамильным кольцом с гербом, но кольцо оставалось пока у Оуэна, чтоб ему провалиться. Дэвид заказал новое кольцо, но еще колебался насчет его окончательного вида. К концу он уже только просматривал документы, чтобы лишь не подписать ненароком свой смертный приговор. От мелкого шрифта рябило в глазах. Кит сидел в сторонке, что-то напевая без всякого мотива. Кит любил петь, но, правду сказать, не мог выдерживать мелодию. Но так как никто ему никогда этого сказать не решался, Кит находился в блаженном неведении, что поет он, как пукающий в тумане гусь. У Дэвида не хватало жестокости открывать ему глаза. Сейчас Кит забавлялся, разглядывая эконома в упор, пока тот чуть не спрятался в собственные зашнурованные ботинки. Саммерайл нервировал эконома. Хотя Саммерайл любого нервировал. Дэвид, просияв, подписал последний документ и откинулся в кресле с театральным вздохом. Эконом собирал документы, а Дэвид мрачно на него смотрел. Этот человек напоминал ему многочисленных наставников (никто из них долго не удерживался), пытавшихся вбить хоть что-нибудь полезное в его необузданный ум. И ни один из них не преминул напоминать ему о его разумном кузене Оуэне, прославленном историке. Оуэн всегда был примером всего, чем Дэвид не был и, как он знал, быть никогда не сможет. И неудивительно, что Дэвид ненавидел своего двоюродного брата еще до того, как его увидел. Они не были близки даже по крови: у Артура, отца Оуэна, был младший брат Саул. Он женился на Элоизе, чья сестра Маргарита была матерью Дэвида. В обычных обстоятельствах Дэвиду и думать не пришлось бы о семейном титуле, но отравленное наследие форсажа убивало многих Дезсталкеров еще до наступления возраста зрелости. И потому, когда Оуэн оказался вне закона, Дэвид стал владельцем титула и ответственности, которых он никогда не ожидал и никогда по-настоящему не хотел. Особенно если все, что он должен делать в качестве Дезсталкера – это подписывать эти проклятые бумаги. Наконец эконом коротко кивнул, удовлетворившись на время, и Дэвид выбросил перо в окно, пока эконом не передумал. – Итак, – сварливо заявил он, – могу я наконец пойти и пообедать, или где – то в Оплоте еще валяется обрывок бумаги, на котором я забыл нацарапать свое имя? – Документы все, милорд, – спокойно ответил эконом. – Но встречи с вами дожидается делегация крестьян. Вы обещали их принять, милорд. – Я обещал? – переспросил Дэвид, скривившись. – Пьян был, наверное. – Пусть подождут, пока мы пообедаем, – предложил Кит. – Для того и существуют крестьяне. – Нет, Кит. Если я обещал, значит, обещал. Где они, эконом? В главном зале? Ладно, веди. И поживее, а то ноги переломаю. Эконом отвесил рассчитанный до дюйма поклон на самой грани приемлемого и пошел впереди показывать дорогу. Дэвид и Кит за ним, причем Кит громко фыркал, когда у него в животе урчало. – Дэвид, можно я убью его на свой день рождения? В подарок. Дэвид не мог не рассмеяться. – Извини, Кит. Как ни противно мне это признать, но он мне нужен. Он единственный, кто здесь знает, за какие ниточки дергать, чтобы управлять Оплотом таких размеров. А я просто не знал бы, с чего начать. Искать ему замену – это был бы кошмар. Этот сукин сын сделал себя незаменимым, и он это знает. – А зачем нам принимать крестьян? – спросил Кит. – Вроде бы мы это не обязаны. – Обязаны. Или, точнее, я обязан. Частично потому, что я хочу, чтобы местные жители меня любили. Оуэн об этом не беспокоился, и когда императрица поставила его вне закона, он ни к кому не мог тут обратиться. Со мной такого не будет. Потом: чем больше связей и источников информации у меня будет, тем меньше влияние эконома. Я хочу, чтобы они видели власть во мне, а не в нем. И последнее: недавно крестьяне начали экспериментировать с элементами местного самоуправления, и я хочу их в этом поощрить. – За каким чертом? – произнес Кит, искренне шокированный. – Крестьяне делают то, что им скажут. Потому-то они и крестьяне. Позволить им самим решать свои дела – значит напрашиваться на неприятности. И не в последнюю очередь от Лайонстон. Если она узнает... – ... то ничего не сделает, пока будут идти поставки провизии, – спокойно перебил его Дэвид. – Империя зависит от того, что мы производим, и она это осознает. А почему я поощряю крестьян – отвечу: мне нравится их храбрость, и я понимаю их стремление к независимости. И забавно думать, как Лайонстон бессильно пускает дым. И еще одно: поощряя местную демократию, мы затыкаем глотку Подполью. Не волнуйся, Кит, я знаю, что делаю. Поощряя крестьян и подрывая авторитет эконома, я могу услышать то, что не услышал бы иначе. Меня не застигнут спящим, как Оуэна. Встреча удалась. Крестьяне почтительно кланялись Дэвиду и Киту, говорили все, что полагалось, и выдвинули несколько скромных предложений. Дэвид притворился, что их обдумывает, и согласился. Местная демократия на Виримонде жила и процветала, эконом молчаливо кипел, и, с точки зрения Дэвида, все было в мире хорошо. Ему нравилось, что крестьяне довольны, а эконом недоволен. В сердце своем он был любителем простых удовольствий. Крестьяне снова поклонились, глубоко, как следует, и вышли счастливые и довольные. Дэвид уже позволил себе подумать об обеде, как эконом преподнес свой маленький сюрприз. – То есть как это «еще дела»? – рявкнул Дэвид. – Я подписал все, что не дышит, и поговорил со всем, что дышит. Все, что осталось, может подождать, пока я поем, переварю обед и посплю. – Боюсь, что нет, милорд, – ответил невозмутимый эконом. – Пришло сообщение лично от императрицы относительно ее планов на будущее Виримонда. Каковые планы, должен с сожалением отметить, делают ваши заверения крестьянам как лишними, так и не имеющими силы. Дэвид остро глянул на эконома. Он впервые услышал о каких бы то ни было планах на будущее Виримонда, особенно исходящих от императрицы. Он думал, что Лайонстон вряд ли знает, где вообще находится Виримонд. Как владыка планеты и ее людей, он должен был быть уведомлен о любых планах весьма загодя. И еще было что-то в тоне эконома, что ему совершенно не понравилось. Какая-то почти самодовольная осведомленность. Дезсталкер нахмурился и откинулся на спинку кресла. Если есть что-то, о чем эконом думает, что оно ему не понравится, он хочет знать это немедленно. – Хорошо, эконом, давайте это на главный экран. Посмотрим, что имеет сказать Железная Сука. Эконом безмятежно кивнул и отошел включить экран. На стене перед Дэвидом и Китом появилось изображение, и кошмар начался. Лайонстон комментировала за кадром, но изображения на экране говорили сами за себя. Виримонд должен быть полностью автоматизирован – стать огромной фабрикой от полюса до полюса. Города, деревни и просторные поля скроются под крышами, где скотина будет содержаться в стойлах, выстроенных в сотни этажей. Животные будут рождаться в клонирующих агрегатах, проживать недолгую жизнь с искусственным нагулом веса и умирать в соседних отсеках на бойнях, ни разу не увидев внешнего мира. Корм через трубы, лоботомия для успокоения, убийство и разделка машинами. Сельскохозяйственная земля более не нужна. Не нужны фермы и фермеры. Всем будут управлять компьютеры. Крестьяне будут согнаны в гурты, переправлены на другие планеты, где будут работать на фабриках. Проектный рост производства мяса в тысячу раз за первый год, срок окупаемости проекта – не более десяти лет. Таков был план Лайонстон для Виримонда – будущее, где нет места рукам человека. Последней сценой на экране был сгенерированный компьютером образ нового мира. Пейзаж бесконечных складов и фабрик, черный дым из печей для переработки органических остатков с боен – копыт, костей и кое-какой еще мелочи – в клей. В автоматизированном мире ничего не будет пропадать. Экран опустел, сообщение кончилось. Эконом вежливо кашлянул, напоминая, что он еще здесь: – Какие-нибудь вопросы, милорд? – Она спятила? – спросил Дэвид. – Она что, всерьез думает, что я на это пойду? На уничтожение целого мира с его культурой? Эти люди служат нашей Семье уже много столетий! – Это всего лишь крестьяне, – спокойно ответил эконом. – Их долг и назначение – служить, здесь или в другом месте, как распорядится императрица. Новый способ выращивания мясных животных будет намного эффективнее. Могу представить проектные цифры на ближайшие десять лет, если вам интересно. – Засунь их себе в задницу! То, что она планирует – ужас! Здесь мир людей, а не какой-то филиал Шаба! – Вам следует гордиться, милорд. Виримонд станет первой такой планетой, прототипом. Как только здесь будет доказана ценность проекта, все остальные сельскохозяйственные миры будут преобразованы аналогично. Ваше теперешнее состояние возрастет многократно. – А кому это надо? – прохрипел Дэвид почти в лицо эконому. – Что за радость мне быть лордом огромной фабрики? Нет, здесь этой мерзости не будет, пока я здесь лорд. – А чем ты можешь ее остановить? – спросил Кит. – Она ведь императрица. Это она принимает решения. Будешь много спорить – она объявит тебя предателем, как Оуэна. – Она же не пойдет на уничтожение целой планеты? – растерянно сказал Дэвид. – Или пойдет? – Почти наверняка, – подтвердил Кит. – Не так уж давно она объявила вне закона планету Танним, и всю планету сожгли. Помнишь? Дэвид нахмурился. Он помнил. Миллиарды людей погибли и сгорела целая цивилизация – по приказу императрицы. – Тут же не политика. Тут бизнес. – Очень часто это одно и то же, – пожал плечами Кит. – Ага, – согласился Дэвид. – Я знаю, откуда это пошло. Почему она решила начать с моего мира. Потому что я – Дезсталкер, а Оуэн одержал такой триумф на Мисте. Его ей не достать, и она, сука инфантильная, отыгрывается на мне. Нет, Кит, этого я ей не спущу. – А что ты можешь сделать? – рассудительно спросил Кит. – Боюсь, что ничего, милорд, – вмешался эконом. Голос его был все так же почтителен, но Дэвид был уверен, что видит в его глазах мрачное удовлетворение. – У императрицы никогда не было времени на сантименты, и я сомневаюсь, чтобы ее поколебали какие бы то ни было ваши протесты. Насколько я понимаю, преобразование сельскохозяйственных планет есть часть процесса, призванного гарантировать бесперебойный поток провизии в Империю в течение планируемой будущей войны с пришельцами. В качестве таковой части это преобразование становится вопросом безопасности, и потому не подлежит обсуждению. Кем бы то ни было. – Ты все это знал! – крикнул Дэвид, хватая эконома за рубашку и ударяя спиной об стену. – Ей бы не разработать планов так тщательно без твоих консультаций! Ей нужны были факты и цифры – такие, которые знал только ты. Говори, сволочь! – Он не может говорить, – спокойно заметил Кит. – Ты его придушил. Легче, Дэвид, давай послушаем, что у него есть сказать. Убить его мы всегда успеем. Дэвид выпустил эконома и отступил, тяжело дыша. Эконом хватался рукой за горло, дыхание его с шумом возвращалось, и он глядел на Дэвида, отбросив всякое раболепие. – Императрица была столь любезна, что спросила моего мнения. Я изо всех сил старался быть ей полезен, как повелевал мой долг. Вы не были информированы до этого момента, поскольку вы не могли бы добавить к обсуждению ничего полезного. И еще потому, что от вас ожидалось именно такое инфантильное поведение. Вы ничего не можете сделать, милорд. Совсем ничего. – Я могу обратиться к Палате Лордов, – сказал Дэвид. – И к Парламенту, если надо будет. Здесь не только моя судьба поставлена на кон. Ни один лорд не потерпит такого на своей планете. Что за радость быть лордом без людей, которыми ты правишь? Эта новая эффективность оставит нам только возможность быть управляющими фабрик. Ремесленниками! Нет, ни один лорд с таким не смирится. Черт побери, я прибыл сюда для покоя и отдыха, а не для того, чтобы надзирать за превращением моего мира в большую гидропонную ферму! Вон с глаз моих, эконом! Меня от тебя тошнит. Эконом холодно поклонился и вышел. Дэвид, все еще тяжело дыша, оперся спиной на стену. Кит задумчиво на него смотрел. – А что мы реально можем сделать? – мягко сказал он. – Если она объявит это вопросом безопасности... – Ну, для начала я ей пошлю ответ на этот план, от которого у нее уши покраснеют. Она думает, что может на меня давить, потому что я лорд без году неделя! Мы должны ей помешать, Кит. Этот план – мина под положение каждого лорда. Она хочет отнять нашу власть, взамен дав деньги. Так вот, на этот раз она просчиталась. Быть лордом – это совсем не то, что иметь кредиты в банке. Наши крестьяне прежде всего лояльны нам, и лишь через нас – императрице. Это потенциальная армия, которую мы можем использовать для защиты от агрессии Империи. Черт, это дело еще хуже, чем я думал. Это удар по основным правам и привилегиям всех лордов! Если наши планеты будут управляться компьютерами, а наших крестьян раскидают по фабрикам десятков миров, у нас не останется базы для власти. И если у Лайонстон это выгорит, она сломит силу лордов раз и навсегда. – Не всех лордов, – уточнил Кит. – Только тех Семей, чье состояние привязано к местам и людям. У других кланов – у Вольфов, например, – источник богатства и власти – технологии. – Это ты прав, – медленно произнес Давид. – Это удар по старым Семьям, более традиционным, которые пытаются противостоять императрице, а те кланы, что ее поддерживают, усилятся. Черт, сложно это все. Слои внутри слоев. Все, к черту, не могу сейчас больше об этом думать. На меня сейчас свалится дикая головная боль. – Тогда пойдем обедать, – предложил Кит. – После хорошей еды мир всегда становится лучше. – К черту обед, мне нужно выпить. Надраться как следует. Поехали в город в таверну, заодно и с девчонками повидаемся – Алисой и Дженни. – Отличная идея, – согласился Кит. На высокой орбите над Виримондом, невидимый снизу с планеты, кружил имперский крейсер «Изящный». Его командир, генерал Шу Беккет, сидел у себя в каюте, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. Если правду сказать, он был не в восторге от своего задания, но приказ императрицы был ясен и очень конкретен, а хороший солдат делает, что ему говорят. Не в первый раз выполнял он приказ, который ему не нравится, и вряд ли в последний. Уж таковы жизнь и служба в царствование Лайонстон XIV, Железной Суки. Беккет был мужик здоровый и до изумления жирный, так что кресло под ним стонало при каждом его нетерпеливом движении. Все приглашенные гости запаздывали, но поторопить их он никак не мог. Слишком большое внимание к этому делу может быть принято за слабость, а этой шайке никак нельзя показывать даже намек на слабость. Немедленно на голову сядут. Беккет готов был швыряться предметами, но все, до чего можно было дотянуться, было связано с какими-нибудь личными или сентиментальными воспоминаниями. В путешествии Беккет любил окружать себя такими вещами – кусочек дома в чужом месте. Уж если генералу не полагается комфорт в собственной каюте, кому же тогда полагается? Обо всем этом он думал, чтобы не думать о другом. В ближайшем будущем ждало много такого, о чем лучше не думать заранее. Дверь мелодично прозвенела, объявляя приход первого гостя. Генерал буркнул: «Войдите!», и дверь отъехала, открывая лорда Валентина Вольфа во всей мерзкой славе его. Он был одет в безупречного покроя ослепительно-белые одежды, на которые был наброшен черный плащ с алой подкладкой. Длинное тощее лицо было белым, как кость, за исключением густо начерненных ресниц и кровавого рта. На плечи спадала струями грива черных волос, закрученных в напомаженные пахучие локоны. В руке его была роза на длинном стебле с багровыми, почти мясного цвета, лепестками. Стебель был утыкан такими зловещими колючками, что Беккет даже от взгляда на них вздрогнул. Валентин на миг застыл в дверях в картинной позе, чтобы Беккет мог оценить зрелище, и вплыл в каюту. Дверь за ним вернулась на место, и на секунду Беккета передернуло от мгновенно промелькнувшего, но очень реального чувства, что он заперт в клетке с опаснейшим хищником. И на самом деле так оно и было. Валентин неспешно огляделся подведенными глазами, замечая какие-то интересные для него моменты, потом отмел их в сторону одним движением накрашенной брови. Перед Беккетом Вольф остановился и отвесил официальный поклон. Беккет в ответ коротко кивнул, но вставать не побеспокоился. Поднять его тушу из кресла – это огромное усилие, и не стоил этого, черт его побери, Валентин Вольф. Беккет толстой рукой показал на пустое кресло, и Валентин томно в него погрузился. – Мое почтение и уважение, дорогой генерал. Вы забавно перестроили свою каюту. Мне она не нравится. Но, впрочем, мои вкусы редко разделяются другими. Беккет фыркнул: – Возможно, потому, что вы – пропитанный наркотиками дегенерат, настолько отупевший, что может принимать любые решения, только бросая монету. – Возможно, – согласился Валентин. – Могу я вас кое-чем угостить, мой генерал? – Нет, – отрезал Беккет. – Я не собираюсь туманить мозг химией, когда предстоит работа. – Какой узколобый подход, – томно произнес Валентин, нюхая розу и чуть теребя зубами лепесток. – Я часто обнаруживал, что верно подобранные вещества в нужных сочетаниях и пропорциях многократно усиливают мысли, приводя к ясности и пониманию. Так мне приходили озарения, когда другие оставались в темноте. Если бы вы только видели то, что видел я, генерал, и чудеса, которые мне открывались! Мое усиленное сознание несло меня, как лошадь без узды, топча копытами людскую мелочь. Однако в данный момент я полностью к вашим услугам и умираю от нетерпения услышать о сути нашего задания. – Вам придется подождать, пока подойдут остальные, – сухо ответил генерал, не поддаваясь на провокацию. – Инструкции императрицы были вполне ясными. – Да благословит ее Господь, – добавил Валентин. Он закинул ногу на ногу и теперь ею покачивал, любуясь отблеском света на зеркально начищенном ботинке. Беккет вдруг сообразил, что он похож на рисунок в катехизисе, причем такой, под которым написано слово «Распутство». Беккет против воли любовался спокойствием Валентина, пусть оно даже было рождено из флакона с таблетками. Разгром на Техносе III и полное разрушение завода новых звездных двигателей нанесло по состоянию Валентина Вольфа суровый удар. Того, кто был главой самой сильной Семьи и автоматически занимал место на верхних ступенях трона, теперь при дворе едва терпели. И то в основном для забавы. Производство новых двигателей было передано клану Ходзира, которому пришлось начинать все с нуля. И это не радовало Лайонстон, которая требовала, чтобы работа была выполнена вчера или еще быстрее. Двое Вольфов, ответственные за фиаско на Техносе III, Дэниэл и Стефания, исчезли, оставив Валентина нести всю тяжесть обвинения, что он и сделал с пожатием плеч, покачиванием головы и очаровательной улыбкой. Такое случается. Любой другой подвергся бы суровой опале и, очень возможно, искал бы свою голову где-то вдали от плеч. Но Валентин Вольф был сделан из другого теста. Он, глазом не моргнув, восполнил все финансовые убытки из своего кармана, публично отрекся от брата и сестры, а потом вышел с козыря, о котором никто до тех пор не знал. Оказалось, что у него есть доступ к тайному источнику информации о неимоверно развитых технологиях, и потому он сейчас и оказался здесь с шансом обелить себя в глазах Лайонстон. Валентин никому не говорил, что его источник информации – это дикие ИРы с Шаба, официальные Враги Человечества. К чему людей смущать? Дверь снова прозвенела и по команде Беккета скользнула в сторону, открывая лорда Драма, Первого Меча Империи и официального консорта самой Лайонстон. Называемого также (преимущественно за глаза) Душегуб. Высокий, мускулистый, в своей обычной черной одежде и боевых доспехах, Драм поклонился генералу Беккету и коротко кивнул Валентину. Беккет поклонился в ответ. Вольф дружелюбно помахал рукой. Драм притворился, что этого не заметил, выбрал кресло подальше от Вольфа, сел и скрестил ноги. Он был красив неброской красотой, но темные глаза его и постоянная легкая улыбка были холоднее льда. Как и Валентин, Драм во время перелета держался особняком, оставаясь в своей каюте и разговаривая только со своими людьми. Беккет мысленно скривил губы. Очевидно, великий лорд Драм считал себя слишком высокой персоной, чтобы общаться с людьми низшего сорта. Но Беккет не жаловался. Меньше всего ему было нужно, чтобы консорт императрицы заглядывал ему через плечо и давал указания. Драм никому не говорил, что он на самом деле не истинный Душегуб, а клон оригинала, выращенный по приказу императрицы. К чему людей смущать? – Сколько еще времени до начала операции, генерал? – спокойно спросил Драм. – Мне сообщили, что мои люди полностью подготовлены, экипированы и могут начать действовать в любой момент. – Скоро, милорд Драм, – ответил Беккет. – Сейчас будет последний инструктаж. Мы только должны дождаться остальных главных лиц. – Дверь прозвенела. – Надеюсь, это они. Войдите! Дверь отъехала, и в комнату вошли капитан Джон Сайленс, инвестигатор Фрост и офицер безопасности Х. Стелмах. Вольф и Первый Меч чуть выпрямились в своих креслах. Этих трех офицеров с «Бесстрашного» знал каждый, у кого был головизор. Карьера этих людей моталась вверх и вниз чаще, чем ночная рубашка невесты. Они превращались из героев в изгоев и обратно так быстро, что у зрителей рябило в глазах. Кто они такие теперь, было не совсем ясно. С одной стороны, они провалили задание захватить самого известного предателя и повстанца Оуэна Дезсталкера и потерпели сокрушительное поражение от его мятежных союзников. С другой стороны, они без чужой помощи спасли столичную планету, Голгофу, от нападения загадочного и мощного корабля пришельцев. Последнее, что о них слышали – что «Бесстрашный» был послан в облет планет внешней границы – по существу, в наказание, пока Империя не решила, что их грехи уже можно простить. И вот они здесь, на «Изящном», вдали от своего скандально известного корабля. Беккет, Валентин и Драм вежливо им поклонились, в то же время неприкрыто разглядывая. Не каждый день встречаешь легенду во плоти. Сайленс оказался высоким и тощим человеком лет за сорок, с редеющими волосами и исчезающей талией. С голоэкрана он особенного впечатления не производил, но вблизи его присутствие почти подавляло. Что он опасный человек, каждый из присутствующих знал и раньше, но сейчас они поняли, почему. В этом человеке была спокойная уверенность, непреклонная прямолинейность. Джон Сайленс знал, куда он идет, и дураком надо быть, чтобы встать у него на пути. Инвестигатор Фрост была женщиной лет под тридцать, высокой, гибкой, мускулистой и слегка устрашающей, как все инвестигаторы. С детства обученная изучать и потом убивать пришельцев и вообще все, что может угрожать Империи. Даже стоя «вольно» рядом со своим капитаном, она, казалось, готова убить в любой момент. Может быть, и голыми руками. На бледном лице, обрамленном очень коротко остриженными рыжеватыми волосами, выделялись холодные голубые глаза. Ее никак нельзя было назвать красивой, но было в ней какое-то неуловимое обаяние, притягивающее и одновременно пугающее. Она стояла возле Сайленса, держа руки поближе к оружию, как ей было привычно, и не испытывая ни малейшей неловкости в каюте генерала. Рядом с двумя такими богоподобными существами простой смертный вроде Х. Стелмаха должен был разочаровывать, и так оно и было. Этот ничем не примечательный человек был куда больше похож на гражданского чиновника, чем на офицера Флота Империи. Наверное, так формирует человека служба офицера безопасности, даже на таком корабле, как «Бесстрашный». Он стоял, несколько нервничая, рядом с Сайленсом и Фрост, глаза его бегали от одного лица к другому, будто ожидая, что ему вот-вот прикажут выйти вон. И вот этот незаметный человечек помог придумать технику управления смертоносными пришельцами – гренделианами, и вместе с Сайленсом и Фрост уцелел на заданиях, где многие другие погибли, ничего не достигнув. Значит, что-то должно быть в этом человеке. Беккет про себя отметил, что надо будет покопаться в его биографии. И выяснить, что значит инициал Х. Он жестом велел всем трем сесть на оставшиеся кресла, и они сели. Сайленс и Фрост чувствовали себя совершенно свободно, хотя Беккет не мог не заметить, что руки их как бы случайно не отодвигались далеко от оружия. Стелмах сел на краешек кресла, крепко сцепив руки, чтобы никто не видел, как они дрожат. Беккет прокашлялся, привлекая к себе внимание, хотя и не хотелось ему этого делать. Внимание такой компании никак не способствовало душевному комфорту. – Теперь мы все собрались, и я провожу последний инструктаж. Каждый из вас должен был по пути сюда изучить свои приказы и поставленные лично ему задачи, а сейчас я обрисую картину в целом. Виримонд должен быть возвращен под прямое правление Голгофы любыми необходимыми средствами. Местное население практикует запрещенные формы демократии: они вырабатывают собственную политику, самостоятельно принимают решения, что противоречит эдиктам Империи. Лорд Виримонда, Дэвид Дезсталкер, показал себя слабым и неумелым руководителем, не только не сумев подавить подобную измену, но, по сути, поощряя ее. Он объявлен предателем и лишен титула лорда. Он должен быть изъят и вместе со своим сообщником Китом Саммерайлом доставлен на Голгофу, чтобы предстать перед судом. Мы ожидаем сопротивления. Дезсталкер и Саммераил – в большой степени воины, кроме того, у нас есть причины полагать, что среди местного населения есть агенты Восстания. В силу этого все население Виримонда должно быть усмирено и поставлено под непосредственное имперское правление любыми необходимыми средствами. У нас нет возможности определить уровень вооружения и подготовки местного населения, но мы должны исходить из худших предположений. Не идти ни на какой риск и не предлагать пощады. Это карательная экспедиция, пример для других. Ожидается высокий процент убитых. Лорд Вольф будет командовать боевыми машинами Империи; ему будет помогать профессор Вакс из Университета Голгофы. Сейчас профессор присутствовать не может – очевидно, он плохо перенес путешествие. Нам остается надеяться, что на поверхности планеты его состояние улучшится. Лорд Драм будет командовать группой высадки. Это полная армия десантников и штурмовых войск, задача которой – захват населенных пунктов и подготовка их к оккупации регулярными войсками. Капитан, инвестигатор и офицер безопасности! Вы лично отвечаете за захват Дезсталкера и Саммерайла и доставке их живыми, если это будет возможно. Ее Величество приняла решение представить их на суд. Я буду координировать эти три операции, осуществляя между вами связь. Лорд Вольф, вы должны будете сосредоточиться в городах. Лорд Драм, на вас возлагается обработка рассеянных населенных пунктов в сельской местности. Будем очень стараться не мешать друг другу. Все должно быть сделано четко, спокойно, эффективно и без лишнего кровопролития. Да, это карательная экспедиция, но не забудем, что мертвые крестьяне работать не могут. Теперь займемся техническими вопросами. Совещание продолжалось. Выяснялись детали, возникали проблемы, находились решения. Валентин всех удивил точным пониманием предмета, Драм был неожиданно сдержан. Сайленс и Фрост изучали последние донесения по Дезсталкеру и Саммерайлу и их привычкам. Стелмах молчал и только кивал, когда надо было. Виримонд с его сельскохозяйственными мощностями был слишком ценным, чтобы сжигать планету, но наказать ее народ было можно и должно. Крестьяне должны знать свое место и то, что бывает с теми, кто пытается над ним подняться. Главным козырем в этой игре был Валентин и его боевые машины. Им впервые предстояло принять участие в масштабной операции. Императрицу всегда интересовал потенциал этих машин, и на маневрах они показали себя отлично, но очень мало из них было испытано в огне боя. Виримонд это изменит. И насколько хорошо машины себя проявят – настолько хорошее будущее ждет Валентина при дворе и вообще в Империи. В конце концов были решены последние вопросы, утверждены последние детали и выработан план кампании, который устраивал всех. Беккет произнес краткое напутствие, все громко произнесли «Благослови Господь императрицу», и совещание закончилось. Более или менее уважительно все друг другу поклонились, обменялись автоматическими улыбками и разошлись. Драм – к своим солдатам, Валентин – к своим машинам, а Сайленс, Фрост и Стелмах – по своим каютам. Сайленс и Фрост тяжело хмурились, а у Стелмаха болел живот. Насчет своей задачи у них иллюзий не было. Дезсталкер и Кит Саммерайл слыли самыми убийственными бойцами Империи, и их победить – это будет очень непросто, не говоря уже о том, чтобы взять живыми и представить на суд. Но они трое снискали себе репутацию людей, которые выполняют невозможное, и потому вызвались на это задание добровольно. Их наградой – если они до нее доживут – будет возвращение «Бесстрашного» с дальней границы и возвращение благосклонности императрицы. – Если бы не думал я о своих ребятах, послал бы я Суку подальше, – заявил Сайленс, плюя на то, слушает его служба безопасности или нет. – Я на самоубийственные задания не хожу. Насколько я знаю, ни Дезсталкер, не Кит Саммерайл никогда не терпели поражения в бою. Они убивали всех, кто выходил против них на Арену, пока уже не осталось желающих. – Они на нас никогда не напарывались, – возразила Фрост. – Мы можем их взять, капитан. Если мы найдем их до того, как начнется вторжение и все покатится в ад на тачке. – Хотел бы я разделить твою уверенность, – вздохнул Стелмах. – Я даже не знаю, зачем императрице было нужно, чтобы я здесь оказался. – А ты – наш счастливый талисман, – сказал Сайленс. – Не лезь вперед, а работу мы без тебя сделаем. – С радостью, – ответил Стелмах. И надеялся, что они не смогут ему сказать, что он врет. На самом деле он отлично знал, зачем императрица его послала на Виримонд. В течение некоторого времени Сайленс и Фрост демонтрируют на заданиях какие-то сверхчеловеческие качества. Они быстрее, сильнее и способнее, чем имеют право быть. С той самой встречи с таинственным устройством пришельцев, которое называется Безумный Лабиринт на Хэйдене, они проявляют способности и возможности на грани чуда. Не говоря уже о псионической силе. Императрице совершенно не надо было, чтобы дикие эсперы такой силы шлялись на свободе, и потому это задание, при всех его очевидных опасностях, было организовано для Сайленса и Фрост, чтобы выявить их силу. А Стелмах должен был при этом находиться и дать полный отчет. Он дал клятву молчать под страхом смерти, и это разрывало его на части. Сайленса и Фрост он считал своими друзьями, но отвергнуть приказ, идущий непосредственно от Престола, он не мог. И потому он стискивал зубы так, что живот сводило, и выискивал способ, как не быть убитым ни своими друзьями, ни императрицей. Если у них была сила, в чем Стелмах был далеко не убежден, у них вполне могла быть причина об этом молчать. Он только надеялся, что когда узнает о природе этой силы, она окажется такой, что можно будет включить ее в рапорт без угрызений совести. А тем временем он нервничал и подпрыгивал каждый раз, когда к нему обращались Фрост или Сайленс. – Как это мы так низко пали? – с отвращением спросил Сайленс. – Наемные убийцы, разве что называемся по-другому. Вся эта чушь насчет доставить их живыми на суд – дымовая завеса. Нам полагается их убить и не создавать неудобств, представляя на суд двух лордов и глав Семей. – Это наш единственный шанс вытащить наш корабль с границы, – сказала Фрост. – Если цена этому – смерть двух незнакомцев, я не вижу в этом проблемы. Я убивала по приказу императрицы и пришельцев, и людей и даже не сомневаюсь, что буду снова это делать. Как часть моей работы. – Это никогда не было частью моей работы, – сухо ответил Сайленс. – Я пошел на флот не для того, чтобы убивать из политических соображений. – Тогда ты до изумления наивен, капитан, – просто сказала Фрост. – В сущности, наш долг всегда сводился именно к этому. Сражаться и убивать тех, кого императрица объявила врагами Империи. – Нам полагается биться с настоящим врагом, – не сдавался Сайленс. – А Дезсталкер и Саммерайл – это просто мальчишки, у которых было слишком много свободного времени. Вряд ли у них даже были в головах политические идеи. Настоящие враги Империи – это мятежное Подполье, Оуэн Дезсталкер и его люди. Лайонстон не принимает их всерьез. Ты видела, что было в Мире Вольфлингов. Чем стали Оуэн и его люди. Я даже не знаю, люди ли они теперь вообще. Вот они – это настоящая опасность. И единственная причина, по которой я этим занимаюсь. Потому что мы должны оказаться там, где защитим императрицу от будущего Восстания. Мы ей нужны, признает она это или нет. – Не любишь ты императрицу, – заметил Стелмах. – А кой черт ее вообще любит? – спросила Фрост. – Она психопатка, в лучшие минуты достаточно дружелюбная. Но она – императрица. Я поклялась кровью и честью служить ей и защищать ее до конца дней моих. Верно, капитан? – Верно, – согласился Сайленс. – Пусть она психопатка, но она наша психопатка. Наша императрица. К тому же она не может жить вечно, а когда ее не станет, Империя еще останется, если мы будем хорошо делать свою работу. В сущности, мы верны Престолу, а не тому, кто на нем сидит. Мы охраняем Империю при всех ее минусах, потому что любая альтернатива еще хуже. Без центральной власти на Голгофе все развалится, и планеты рухнут в бездну варварства и массового голода. И не забудьте об угрозах от многочисленных пришельцев. Мы должны быть сильны и организованны, чтобы выдержать то, что нас ждет. Роскоши вроде раскола мы не можем себе позволить. Верно, Стелмах? – А? Ах да, капитан, верно. Мы должны быть верны. Чего бы это нам ни стоило. Валентин Вольф вернулся в свою каюту один. Она была скудно обставленной и безликой, что вполне подходило Валентину. В любой момент то, что происходило у него в голове, было куда интереснее всего внешнего мира. Сейчас там было только приятное гудение и ничего больше. Нужно было кое-что обдумать. Валентин сел в любимое кресло и включил массажную программу. Когда его тело ублажали, ему лучше думалось. Выдернув из розы мясистый лепесток, он сунул его в рот и стал вдумчиво жевать. Да, он и вся Семья крепко влипли, а вытаскивать всех опять ему. Клан Вольфов потерял контракт на двигатели для звездолетов, когда мятежники захватили завод на Техносе III, но тайные контакты с мятежными ИРами Шаба у Валентина сохранились. Непревзойденные технологии, которые они ему предоставляли, открывали путь к решению дилеммы. Часть этих технологий он преподнес Лайонстон – в знак своей ценности и преданности, а затем ненавязчиво дал понять, что владение такими секретами технологии как раз делает его лучшим кандидатом на командование боевыми машинами в первом испытании их в деле. И вот так просто он снова попал в фавор. Конечно, останется ли он в фаворе – это зависело от того, как покажут себя его боевые машины, но здесь он не предвидел проблем. Он улыбнулся, и пурпурный сок лепестка побежал по его подбородку. Чувства и мысли Валентина были необычайно обострены, и он так четко ощущал свое тело, что даже чувствовал, как растут у него ногти. Все должно было случиться, как задумано. Его ждет успех. Такова его судьба. Он предвкушал, что сделает его железная армия с этими беднягами крестьянами. Кровь и огонь, смерть и разрушение городов в таких масштабах, что даже для него это будет ново. Валентин глубоко вздохнул. Как это будет забавно! А когда он устроит на Виримонде хороший спектакль, на клан Вольф будет возложена ответственность за выпуск боевых машин, и Валентин снова займет свое место по правую руку от Лайонстон, которое ему и подобает. Быть одним из младших лордов ему не нравилось. Это оскорбляло его тонкие чувства. И старые враги тоже сразу налетели с вороньим граем, стоило ему выпасть из фавора. В его очевидной слабости они увидели шанс расплатиться по старым счетам – и желательно кровью. Они только ждали его провала на Виримонде, и тогда они пойдут кружить за ним по всему двору, как акулы, учуявшие в воде кровь. Валентин шмыгнул носом. Он их имена припомнит, как только снова войдет в силу. Были, разумеется, и другие проблемы. С самого разгрома на Техносе III исчезли брат Дэниэл и сестра Стефания. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо – потому что они не околачивались рядом, готовые всадить нож в спину, а плохо – потому что неизвестно было, что они замышляют. Дэниэл, очевидно, отправился разыскивать их мертвого отца, последний раз появлявшегося эмиссаром от ИРов Шаба в виде управляемого компьютером мертвеца. Кажется, Дэниэл верил, что отец до сих пор жив, и будет пытаться его спасти. Валентин надеялся, что Дэниэл ошибается. Не хочется, чтобы снова пришлось убивать отца. А когда ИРы убьют Дэниэла, хорошо бы им вернуть его тело в виде призрачного воина или фурии. Будет отличным союзником при дворе, а разум его мешаться не будет. А вот Стефания исчезла и следа не оставила. Никто не знал, куда она девалась, и это Валентина Вольфа тревожило. Сестрица была мало расположена к спокойствию и созерцательным размышлениям. Особенно после такого поражения. Ей обязательно надо будет на ком-то отыграться. Где бы она ни была, можно не сомневаться, что она заваривает неприятную для Валентина кашу. Агенты Валентина разыскивали ее, имея инструкции привезти ее домой. Желательно частями. Еще одной мухой в компоте был профессор Игнациус Вакс, специалист по кибернетике из Университета Голгофы. Именно он отвечал за проектирование большей части машин, которые пройдут испытание боем на Виримонде, и Валентину пришлось согласиться с его помощью. Хотя он и знал, что на самом деле профессор был всего лишь шпионом, которому было поручено выяснить источник революционной технологии, которую предлагал Валентин. Но он не представлял реальной угрозы. Проникнуть в тайны технологии Шаба он никак не мог бы. Даже Валентин, с мозгом, растянутым химией, мало что мог делать, кроме как запускать эти системы. И все же этот человек сильно раздражал, и Валентин принял меры, чтобы почтенный профессор не отвлекал его от работы на Виримонде. Очень... забавные меры. Валентин счастливо улыбнулся. Он поведет свои машины к победе на Виримонде, обрушится на города и сровняет их с землей, и Лайонстон снова его полюбит. И пусть остерегаются тогда враги. У себя в каюте человек, который на самом деле не был великим лордом Драмом, ходил взад и вперед и хмурился. Ему предстояло первый раз командовать войсками на поле боя, и эта перспектива его не радовала. Он учился, как только мог это делать, не вызывая подозрений, но никакие теоретические знания не могли возместить отсутствие опыта. Настоящий Драм водил полки много раз и с великим успехом, но настоящий Драм погиб на Хэйдене, известном также под названием Мир Вольфлингов. Теперь его клон должен был играть его роль, да так, чтобы никто не заподозрил правды. Он должен быть Драмом и действовать, как Драм. На него возлагалось умиротворение крестьян, и Лайонстон очень ясно дала понять, что он должен достичь успеха любой ценой. Неприятно для крестьян, но сами виноваты – нужно было знать свое место. Человек, известный под именем Драма, глубоко вздохнул и сел. День только начинался, и уже приходилось бежать изо всех сил, только чтобы оставаться на месте. Он должен все время быть на высоте, обучаться в деле, при этом создавая у каждого впечатление о себе как об опытном воине. Не очень помогало и то, что его собственные люди ему и так не доверяют. Настоящий Драм явно был чудовищем, жестоким и непреклонным, и всегда был готов принести хоть всех своих людей в жертву победе. Так он и заработал передаваемое шепотом прозвище Душегуб. Новый Драм был не очень уверен, что тоже хочет так делать. Он не одобрял бесполезной потери жизней. Но поступи он по-своему, люди могут заподозрить, что он не тот, за кого себя выдает. И без того ходили слухи при дворе... Если же выяснится, что он – клон, его краткая жизнь окончится тут же, причем весьма неприятно. Клон, заменивший человека у власти, – извечный кошмар лордов. И все же если он с этим справится – усмирит крестьян и снова возьмет под контроль производство продуктов питания, – Лайонстон обещала ему титул лорда Виримонда. Дэвид Дезсталкер низложен с той самой минуты, как разрешил в своем мире местную демократию. Титул будет не очень серьезным: у Лайонстон есть планы на Виримонд, которые сделают этот титул вряд ли больше, чем почетным званием. Но Драм знал, что при всех его званиях при дворе – Первый Меч, консорт императрицы – лорд без имения не совсем лорд. Владение Виримондом это изменит. А изменения на самом Виримонде сделают его одним из богатейших людей Империи. Так что есть за что играть. Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Хотелось бы, чтобы действительно весь остальной мир при этом исчез. Присутствие Валентина Вольфа – это была проблема, без которой вполне можно было бы обойтись. Вольф и настоящий Драм по секрету заигрывали с Подпольем Голгофы, и было у них в прошлом что-то общее, о чем он, клон, очень мало знал. В каждом разговоре с Валентином он рисковал себя выдать, не поняв завуалированный намек или упоминание о чемто, что должно быть ему известно. Поэтому он тщательно старался держать между собой и Вольфом дистанцию, и пусть Валентин думает, что хочет. Разумеется, определенная холодность в отношениях была естественной, ибо настоящий Драм выдал Подпольщиков силам безопасности Голгофы. Но ведь мог знать Валентин что-то еще о настоящем Драме, чего не знал его клон? Драм оставил подробные дневники, но многое он не записывал на ленту из осторожности или потому, что не считал важным. Драм тяжело вздохнул. Жизнь у клона и без того достаточно сложная, а тут еще твой оригинал оказывается хитрым и двуличным интриганом. Журналист Тоби Шрек, известный в более счастливые свои дни как Тоби Трубадур, вместе со своим оператором Флинном прибыл на Виримонд в здоровенном деревянном ящике с надписью «Запчасти». Полет с орбиты на планету в темном и чертовски холодном трюме грузового корабля был кошмаром синяков и ссадин. Тоби свернулся в клубок, прижав колени к груди и наклонив изо всех сил голову, чтобы не биться ею о низкий свод. Он цепко держался за поручень и, чтобы отвлечься, составлял некролог на тех паразитов, которые предложили такую блестящую идею доставки на Виримонд. Ладно, сам виноват. После всех травм, слез и тяжелой работы репортера в трех подряд зонах конфликтов Тоби и Флинн вежливо попросили направить их туда, откуда можно давать репортаж без риска попасть под выстрел. Совет Подполья предложил им деревенскую планету на задворках куда как далеко от всех битв, и Тоби с Флинном наперегонки сказали вда». На этот раз задание казалось простейшим. Изучить мирное сельское общество на Виримонде, которому угрожает растущая механизация сельскохозяйственных планет. Показать столетние традиции, которые оказываются под угрозой гибели, простых людей, у которых бездушные чиновники Империи отбирают средства к существованию – вот в таком духе. Такой репортаж Тоби мог бы состряпать одной левой, но были у него кое-какие соображения, которые он пока держал про себя. Как подсказывал его опыт, долго существующие сельские общины приходили к инбридингу – и в генофонде, и в идеях. В конце концов получалось общество, сопротивляющееся любым изменениям, хорошим и плохим, и Семьи, в которых передавалось из поколения в поколение отсутствие глаза, шестой палец или интеллект ниже среднего. Любимый спорт: желать вола ближнего своего, сбрасывать кошек с крыши – действительно ли они, заразы, падают на четыре лапы – и сжигать ведьм. Или журналистов, если ведьма не попадется. Но при всем при том Виримонд обещал быть получше, чем Технос III, Мист или Хацелдама, Так что Флинн упаковал свое лучшее кружевное белье, Тоби строил планы на полный отдых, прерываемый лишь для той работы, от которой никак не отвертеться, и они погрузились на идущий к Виримонду корабль. Первый раз Тоби понял, что все совсем не так хорошо, когда капитан отвел их в грузовой трюм и показал на большой деревянный ящик с трафаретом «Запчасти» на боковой стенке. После нескончаемой темноты, сдавленных проклятий и невозможности определить, где верх, а где низ, корабль неожиданно приземлился. Было долгое напряженное ожидание, а потом ящик выгрузили и швырнули на землю с излишней, как посчитал Тоби, силой. Потом послышался звук взлетающего корабля. Тоби ждал в темноте, его прошибал пот. Сквозь щели ящика пробивался слабый свет, но сказать, куда они попали и есть ли рядом дружественные руки, было невозможно. Вполне вероятно, что их окружала толпа тяжело вооруженных таможенников без малейшего чувства юмора. Ящик вздрогнул – это подцели ломами крышку, и она вдруг поднялась и отодвинулась в сторону. В дыру хлынуло яркое солнце. Тоби инстинктивно загородился рукой, из глаз от света брызнули слезы. В его руку вцепилась чья-то мозолистая ладонь и вытащила Тоби наружу. Перед ним оказалась дружески улыбающаяся физиономия. Тоби чуть не расцеловал ее, но сдержался. Не надо подавать Флинну идей. На Виримонде был ранний вечер, между темнеющими облаками расходились красные тени. Сумерки наступали быстро, прохладный ветерок ласково касался кожи. Тоби и Флинн шли по холмистой дороге, ведущей к ферме Дэйкера, разминая затекшие ноги и спины. Воздух был абсолютно чист, если не считать густого запаха от пасущихся вокруг животных и валяющегося повсюду их навоза. Сама ферма оказалась большим тяжеловесным каменным строением с примитивными кровельными желобами и тростниковой крышей, таким старым, что никто из теперь здесь живущих не мог вспомнить, сколько же ей лет. Тоби уже знал, не спрашивая, что в таком месте туалет может быть только во дворе. Он улыбнулся и сделал ферме какой-то нейтральный комплимент, про себя же подумал, что она чертовски примитивна. И окружающий сельский ландшафт тоже его разочаровал. В основном это была вересковая пустошь с белым и багровым кустарником, пастбище бессчетных стад, разошедшихся от фермы до самого горизонта. Довольно приятно, но решительно уныло. Совсем не такое место, где можно с удовольствием позагорать. Тоби про себя вздохнул и обратил внимание на хозяев. Адриан Дэйкер, глава семьи – круглый коротышка с коротко стриженными седыми волосами, понимающими синими глазами и постоянной улыбкой вокруг неизменной глиняной трубки. В голосе его только слегка слышалась деревенская растяжка гласных, а на лице его были все нужные принадлежности и в нужных местах. Жена его – большая, толстая, по имени Диана, краснощекая, веснушчатая и с волосами такими рыжими, что они просто горели. Она просто искрилась жизненной силой и гостеприимством, и Тоби не мог не обрадоваться, услышав ее обещание сготовить им столько хорошей деревенской еды, сколько они смогут съесть. Когда Тоби и Флинн смогли наконец стоять прямо, не вздрагивая от боли, Дэйкеры отвели их на кухню и посадили за стол. Адриан и Диана захлопотали вокруг, подавая горячую еду. Адриан накрыл тяжелый деревянный стол белоснежной скатертью и, чуть смущаясь, поставил на нее свои явно лучшие тарелки и приборы, подаваемые только гостям. Диана суетилась возле чугунной печи, как квочка над цыплятами, поднимая крышки и проверяя содержимое кастрюль и все время извиняясь, что она и приготовила бы еду как раз к прибытию Тоби с Флинном, но Подполье не могло никак точно сказать, когда же они будут. Это Тоби мог понять. Совет Подполья никогда не поражал его четкостью своей работы. Он откинулся на стуле и довольно огляделся. Кухня была мала, но тесной не казалась, а было в ней очень тепло и уютно. Полки на стенах чуть не лопались от накопившихся там безделушек, явно самодельных, некоторые довольно симпатичные и фривольные. Адриан достал каменный кувшин темного сидра и щедро расплеснул по фаянсовым кружкам в виде старого толстяка. Он объяснил, что эти кружки называются кружками Тоби, и все засмеялись, хотя сам Тоби ничего смешного в этом не видел. Вместе с людьми в кухне было еще и несколько животных, находящихся там явно по праву и освященному веками обычаю. Три собаки с серебристо-серыми мордами, слишком уже старые для сторожевой или пастушеской службы, полдесятка кошек различной степени спесивости, пара ошалелых цыплят, болтающихся по всей кухне, натыкаясь на предметы. Цыплята проявили неординарный интерес к лодыжкам Тоби и Флинна, из любопытства их поклевывая, пока Диана не остановила свои дела и не позасовывала цыплятам головы под крыло. Они здраво заключили, что раз стало темно, значит, уже ночь, и заснули, где стояли. Собаки с надеждой нюхали воздух, но были слишком хорошо обучены, чтобы докучать людям. Один пес подошел к Тоби, сел перед ним, положил лапу ему на ногу, потом голову на колени, чтобы Тоби ее почесал. Тоби это с осторожностью выполнил. У него не было опыта общения с животными на близком расстоянии. Но пес заколотил хвостом по каменному полу, из чего Тоби сделал вывод, что поступает правильно. Честно говоря, ему это даже понравилось. Флинн был завоеван кошками, две из которых свернулись у него на коленях, а третья сидела на плече. Флинн нес им какую-то жизнерадостную чепуху, а они довольно мурлыкали. Что Тоби не слишком понравилось – эти чертовы твари вроде бы слушали и понимали. Наконец подали еду, простую еду, много еды, горячей – аж дымилась. Тоби подумал, что такого вкусного он еще никогда не ел, сказал это вслух и заработал еще одну большую порцию. Ее он тоже смолотил в рекордное время и всерьез рассматривал возможность уничтожения третьей, как подали десерт. Большой шоколадный пудинг с густым шоколадным соусом. Тоби решил, что он уже умер и попал в Рай. Потом наконец дошло до того, что даже он уже не мог съесть ни крошки. Он откинулся на стуле, расстегнул ремень еще на одну дырку и удовлетворенно вздохнул. Вот это задание так задание! Адриан Дэйкер улыбнулся Тоби: – Как я тебя увидел, так и понял: вот человек, который любит поесть. Ты не волнуйся, сынок: пока ты здесь, моя хозяйка будет тебя кормить как следует. Она любит, когда ее стряпню ценят. – Великолепно! – произнес Флинн из-под груды кошек. Он съел по порции каждого блюда и был теперь вполне доволен. – И это только часть того, что мы потеряем с механизацией, – вдруг стал серьезным Адриан. – Вот эту жизнь. Простую еду и удовольствия простые, но от этого не менее важные. Весь наш образ жизни под угрозой, если эти слухи верны. Я надеюсь, вы в своем репортаже это скажете ясно. – Будем рады, – отозвался Тоби. – Я думаю, мы начнем с того, что малость поснимаем, как вы с семьей работаете на ферме. Сколько вас здесь? – Семь сыновей, три дочери, – добродушно и гордо сказала Диана. – Хорошие крепкие ребята и здоровые девчонки. Ребята пока что в поле, вы их позже увидите. Лиз и Мегс работают в городе, но завтра заскочат нас навестить. Красивые девочки, хоть и не матери это говорить. Давно были бы замужем, не будь они такие переборчивые. Я не думаю, что вы, джентльмены... – Оставь их в покое, мать, – сказал Адриан, лукаво щуря глаза. – Они сюда не за этим приехали. Есть у нас еще одна дочка, Алиса, но ее вы вряд ли часто будете видеть. Она повелась с молодым Дезсталкером и почти все время с ним проводит. – А что он за человек? – спросил Тоби. – Он входит в нашу программу репортажей. Адриан пожал плечами и стал набивать трубку пахучими кольцами табака. – Вроде бы довольно безвредный. Красивый, богатый и – к счастью для нас – мало желающий вмешиваться в ход вещей. Как по мне, так на лучшее и надеяться грех. Можем гордиться, что он заметил нашу Алису. – Им это ни к чему, отец, – перебила Диана, наклоняясь вперед и опуская свои тяжелые руки на старое дерево. – Они хотят знать, как мы тут живем с демократией. Это ведь интересует Подполье Голгофы? Я так думаю. Так вот, пробовать мы начали еще когда Дезсталкером был Оуэн – посмотреть, что может выйти. Оуэну было все равно. Ему тогда все было все равно. Кроме его подружки да его книжек, а мы, главное ему было, чтобы к нему не приставали. Эконому это не особо нравилось, но без поддержки Оуэна он ничего не мог. Ну, мы начали с малого, потом вот так, мелочь за мелочью, а добились того, что у нас сегодня есть. Регулярные выборы в городские учреждения, а решения насчет ферм и скота принимаются на местном уровне. И денег у нас теперь больше, мы ж с транспортными компаниями договор заключаем сами. В общем, сами своей жизнью правим, насколько это в Империи можно. Эконом недоволен, но Дэвид Дезсталкер нас на самом деле поощряет. Хотя я бы удивилась, если он знает хоть половину того, что делается в городах и на фермах. Его с его дружком Саммерайлом больше интересует охота, пьянка и девчонки. Можно в другом порядке. И Диана с мужем громко заржали. Тоби не был на сто процентов уверен в том, что они правы. – А что это за Саммерайл? – спросил он. Адриан впервые нахмурился. – Черт меня побери, если я знаю, куда этого парня определить, верно, мать? Симпатичный. Вежливый. Не навязывается больше, чем ты от него ожидаешь. Но... холодный он какой-то. Никогда не скажешь, что там у него в голове делается. Как-то он был здесь с Дэвидом, они за Алисой заехали. Собачки на этого Саммерайла глянули, залезли под стол и не вылезли, пока он не ушел. Честно говоря, мне тоже туда к ним хотелось. Что-то у него такое в глазах, будто ему что тебя убить, что в живых оставить – все равно. Не удивлюсь, если за ним есть кровь. – При дворе его называют Малютка Смерть, – тихо сказал Флинн. – Улыбчивый убийца. – Не могу сказать, чтобы меня это удивило, – отозвался Адриан. Нахмурился, подбирая слова. – Не то чтобы он что-нибудь сделал или сказал, что можно было бы принять за оскорбление, но... опасный он человек, или я вообще опасных не видел. Не знаю, что находит в нем Дезсталкер, но они вроде бы не разлей вода. Всегда вместе. – Чуть слишком, как по-моему, – сказала Диана. – Брось, мать... – Как вы думаете, Дезсталкер не будет возражать против нашего присутствия? – спросил Тоби. Адриан приподнял бровь: – Я думал, считается, что он симпатизирует Подполью, разве нет? – Такое было. Но он... несколько отошел от Подполья в последнее время. Вполне естественно для человека, который управляет целой планетой. – Вряд ли он бросит свои игрушки из-за вашего присутствия, – сказала Диана. – Но вот эконом лучше чтобы вас тут не видел. Тяжелый человек. Имперская косточка, весь насквозь. Кланяется до земли всему, что носит титул, а перед нами задирает нос, будто сам голубой крови. Думает, он лучше нас. Дурак, я его помню сопливым мальчишкой на ферме отсюда в двадцати милях. Не, ребята, вы делайте свою работу, а мы присмотрим, чтобы вам не мешали. – И будем ждать, что у вас получится, – добавил Адриан. – Мы с матерью ваши поклонники. Очень нас поразил этот ваш репортаж с Техноса III. – Вы его смотрели? – заинтересовался Флинн, одновременно спокойно снимая еще одного кота у себя с головы. – Есть у нас головизор, – ответил Адриан. – Не совсем в глуши живем. Из соседней комнаты донесся мелодичный звон. Адриан и Диана переглянулись. – Легки на помине. Это сигнал Подполья, – объяснил Адриан. – Значит, нам передается сообщение. Я вроде бы ничего не ожидал. – Наверное, просто хотят поговорить вот с этими двумя, – сказала Диана. – Проверить, что они целы. – Верно, мать. Пойду проверю. Он встал и вышел в соседнюю комнату, попыхивая трубкой. Когда он вернулся, трубка была у него в руке, а безмятежность с лица исчезла. – Давайте-ка, ребята, – сказал он Тоби и Флинну. – Они хотят с вами поговорить. Мать, зови ребят в дом. Надо подготовиться. Сказали, что беда к нам идет. Диана без единого слова встала и пошла к входной двери. Тоби и Флинн стряхнули с себя всех кошек и собак и вышли за Адрианом в соседнюю комнату, где полстены покрывал большой экран головизора. С экрана смотрело незнакомое лицо, и его владелец пытался скрыть тревогу. – Шрек, Флинн, вам нужно немедленно улетать. Для вас там небезопасно. – Чего? – спросил Тоби. – Что стряслось? Дэйкеры под подозрением? Империя знает, что мы здесь? – Это все уже неважно, – сказало лицо. – Скоро начнется стрельба по всему Виримонду, если еще не началась. Уматывайте, пока еще можно. Высадка Имперских Войск будет с минуты на минуту по всей планете. Стиви Блю уже там – они представляют нас среди местных повстанцев. Они должны двигаться в вашу сторону – попробуйте к ним прицепиться. Если нет, пытайтесь добраться до Оплота. Может быть, Дезсталкер вас прикроет, пока мы организуем вашу отправку с планеты. – Но в чем дело? – спросил Тоби еще раз. – Что случилось? Лицо было усталым и изможденным, будто вся сила из него вытекла. – Императрица объявила Дэвида Дезсталкера вне закона за то, что позволил своим крестьянам эксперименты с демократией. На всей планете вводится закон военного времени и будет поддерживаться любыми необходимыми средствами. Население рассматривается как восставшее. Каждый мужчина, женщина и ребенок на Виримонде должны быть взяты под стражу, затем судимы, изгнаны или казнены. В произвольном порядке. Имперские крейсеры уже на орбите вокруг Виримонда. Еще несколько на подходе. Уже идет высадка десанта. Императрица санкционировала широкое применение боевых машин. И очень скоро у вас там будет жарко, тяжело и кроваво. Выбирайтесь, ребята. Прямо сейчас. Экран погас. Собаки в кухне яростно залаяли, чувствуя в воздухе тревогу. Тоби и Флинн переглянулись. – Вот как, – произнес Флинн, стараясь, чтобы голос звучал небрежно. – Вот что вышло из всех наших стараний держаться дальше от войны. Направимся в Оплот? – Думаю, да. Эти Стиви Блю могут быть где угодно, а Оплот отсюда недалеко. А по дороге отснимем какой-нибудь отличный боевой материал. Так что провалим задание не до конца. Ты знаешь, мне бы хоть раз хотелось, чтобы все шло так, как я планировал. Флинн пожал плечами: – Такова жизнь. Наша по крайней мере. Нам бы попрощаться с хозяевами и давать ходу. Мы ведь понятия не имеем, где сейчас солдаты. Они вернулись в кухню. Собаки возбужденно бегали вокруг. Кошки залезли на верхние полки, глядя на эту суету мудрыми понимающими глазами. Адриан Дэйкер отодвинул тяжелый стол и поднял потайной люк в полу. Деревянные ступеньки вели в подвал, из которого сейчас и вылезал Адриан, держа охапку оружия. Спокойно кивнув Тоби и Флинну, он бросил оружие на стол рядом с охапкой, принесенной раньше. В основном это было пулевое оружие и коробки с патронами, и несколько лучевых стволов. На кухонном столе эта груда производила впечатление, но Тоби знал, как мало она стоит против армии вторжения, поддержанной боевыми машинами. – Давайте-ка отсюда, ребята, – посоветовал Адриан. – Тут скоро будет шумно. Кажется, Восстание начинается раньше задуманного. – Вам самим здесь ничего не грозит? – спросил Тоби. – Не больше, чем в любом другом месте, – ответил Адриан, быстрыми и профессиональными движениями расчехляя стволы. – Чтобы штурмовать этот дом, нужна армия. А мы с матерью и ребятами заставим Империю дорого заплатить за нашу землю. Тут с незапамятных времен земля Дэйкеров, и она им не достанется, пока останется хоть одна пуля и хоть один Дэйкер, чтобы ее выпустить. Теперь валяйте, парни, пока еще тихо. Держите отсюда на север и выйдете к Оплоту. В конюшне за домом есть флаер. Энергетические кристаллы малость подсели, но большую часть пути сможете на нем проделать. Держитесь ниже и не попадайтесь никому на глаза. Жители-то не знают, кто вы. Так что можете попасть под огонь с двух сторон. Ударом распахнулась наружная дверь и появилась Диана с выкаченными глазами. Показывая на коммуникатор, который был у нее в руке, она крикнула: – Не могу вызвать ребят! Канал открыт, а они никто не отвечают! Издалека донесся звук взрыва, сразу за ним еще один. Все высыпали наружу, Адриан по дороге схватил со стола винтовку. Снаружи смеркалось. В тишине звуки разрядов лучевого оружия слышались ясно и четко. По вересковой пустоши беспорядочно металось стадо. Где-то далеко кто-то вскрикнул. Диана Дэйкер придвинулась к мужу, а тот прижимал винтовку к груди, как талисман. – Мальчишки мои, – произнес Адриан Дэйкер. – Мальчишки... Дэвид Дезсталкер и Кит Саммерайл, два опаснейших человека, дрыхли на полу таверны «Сердечная радость». Какая-то добрая душа завернула их в собственные плащи, как в одеяла, но они даже не заметили. Дезсталкер что-то бормотал и скрипел зубами во сне. Саммерайл спал безмятежно, и лицо его было лицом невинного младенца. Что его, несомненно, позабавило бы, знай он об этом. Неподалеку за длинным деревянным столом с почти опустевшими кружками эля в руках сидели две симпатичные девицы и смотрели на спящих мужчин с добродушной снисходительностью. Это были Алиса Дэйкер и Дженни Марш, подружки спящих пастушков. Алиса была высокой, стройной и рыжеволосой девушкой с величественной грудью. Как любил говорить Дэвид, с балконом, где можно ставить Шекспира. У нее была широкая улыбка, танцующие глаза и достаточно терпения, чтобы выносить присущее Дезсталкеру чувство юмора, которое иногда бывало довольно примитивным. Одета она была в свое лучшее платье, украшений на ней было столько, что хоть ювелирный магазин открывай, все это вместе с косметикой по самой последней моде – подарки Дезсталкера. Она умела внимательно слушать, танцевать без устали и знала слова всех застольных песен – неприличных в особенности. Подруга ее Дженни была высокой, бледной, как призрак, и с волосами цвета воронова крыла. У нее были резкие черты лица и еще более резкий язычок. Фигура у нее была тощая, почти мальчишеская, а нервной энергии хватило бы на то, чтобы управлять небольшим городом. И она тоже была одета по самой последней моде – подарки Саммерайла. Улыбалась она открыто, смеялась редко, всегда была начеку, чтобы не упустить свой шанс. Каковым в данный момент был Кит Саммерайл. Было очень рано, примерно три часа ночи. Кончился еще один вечер пьянства, разгула и вообще всех развлечений, которые только еще можно выдержать. Поскольку платил Дезсталкер, нехватки желающих присоединиться не было, но постепенно алкоголь и усталость заставляли бражников покидать таверну, стараясь держать генеральный курс на дом. Владелец таверны сдался в два часа ночи, закрыл заведение и пошел спать, бросив еще оставшихся гостей. Такое уже раньше бывало, и за кассу можно было не беспокоиться. Наконец даже железные организмы Дэвида и Кита сдались и запросились спать. Тогда, вместо того чтобы долго лететь домой, поблевывая через борт и споря о том, куда держать курс, они плюхнулись на пол и заснули. Алиса и Дженни, тоже учившиеся пить не первый день, были сейчас в том счастливом и созерцательном состоянии, когда пойти и лечь в постель требует слишком много усилий. Поэтому они сидели и мирно болтали над последней кружкой – может быть, чуть более откровенно, чем обычно. – Господи, как я есть хочу, – сказала Алиса. – Как ты думаешь, в баре есть чего поесть? – Если и есть, я до этого не дотронусь, – ответила Дженни. – Не знаю, что он кладет в мясной пирог, но я ни одной крысы здесь не видела. Хлеб у него как булыжник, в супе плавает мусор, а закуски в баре – просто повод для войны. Он их, наверное, растит в темных углах, когда никто не видит. – Эль у него хорош. И вино, и бренди. – Еще бы, при таких-то ценах. – А тебе-то что? – усмехнулась Алиса. – Ведь не из твоего же кармана. – Верно, – согласилась Дженни. – Исключительно верно. Должна же быть от мальчиков польза. Девушки посмотрели на спящую пару – Алиса с любовью, Дженни абсолютно бесстрастно. Кит во сне пукнул. Девицы глазом не моргнули. – А Дэвид, он вполне ничего, – сказала Алиса. – Симпатичный, заботливый – если подумает – и дьявольски богат. И всегда для меня открыт. Не из тех, что все время волнуются о местных выборах, о Восстании, всякой такой ерунде, будто она что-то значит в нашем стоячем болоте. Сплошь долг, работа и политика. Дэвид не такой. Он – это сплошные развлечения, смех, шуточка время от времени. Отчего наши местные ребята не такие? – Крестьяне! – отмахнулась Дженни. – Они нас не понимают. И не понимали никогда. Никто из них не видит дальше следующего окота овец или следующего урожая. Стиль, утонченность – вообще все, что имеет смысл, – этого им не понять. И уж точно никто из них не умеет обращаться с девушкой, как с леди. О боже мой, как мне здесь надоело! Хочу убраться с этой фермы, из этого города и всей этой вонючей планеты. Кит везет меня на Голгофу. Только он об этом еще не знает. Он – мой билет отсюда. – Не понимаю, как ты его выдерживаешь. То есть он, конечно, друг Дэвида, и что-то хорошее в нем должно быть, но клянусь тебе: иногда посмотрю на него – и гусиной кожей покрываюсь. Он – ходячая беда. Опасность. Говорят, он кучу народу перебил на Арене. – И Дэвид тоже, – возразила Дженни. Допив свою кружку, она со стуком поставила ее на стол. – Боже мой, как я хотела бы попасть на представление на Арене! Видеть, как мужчины дерутся и погибают, чтобы меня позабавить. Прямо здесь, во плоти, а не на экране. А Кит совсем не такой плохой на самом – то деле. Достаточно щедрый и ничего от меня не требует. Немножко странноват в постели, но он же в конце концов аристократ. Да я и не имею ничего против. Сама могу его кое-чему научить. – Странноват? – усмехнулась Алиса. – В каком смысле? Дженни улыбнулась в ответ. – Скажем так, что Кит всегда рад видеть мою спину. – Дженни! – Алиса попыталась изобразить возмущение, но не смогла. И они хором захихикали, поглядев на ребят, чтобы убедиться, что те крепко спят. – А Дэвид? – спросила, отсмеявшись, Дженни. – Какие-нибудь такие... маленькие пристрастия? – Да нет, – ответила Алиса. – Честно сказать, по-моему, у него немного опыта с девчонками. Иногда в самые неподходящие моменты он смущается. Но мне кажется, я ему не безразлична. То есть он относится ко мне всерьез. – А Кит – нет, – сказала Дженни. – За что я ему решительно благодарна. Чувства могли бы только усложнить наши отношения. Я хочу того, что могу от него получить, и Кит это знает. Нам вместе хорошо и в постели, и вне ее, и никто ни от кого ничего не требует. Я думаю. Кит не знал бы, что делать с любовью и даже с привязанностью. Это бы его смутило. – Он очень близок Дэвиду, – произнесла Алиса, чуть нахмурившись. – Дэвид ко мне привязан, иногда можно сказать – даже любит меня, но такой близости, как с Китом, мне даже и представить себе трудно. Как будто ни у кого из них никогда раньше друга не было. И все равно я для Дэвида та, которая ему нужна. Та, на которой он собирается жениться. Хотя пока еще он этого не знает. Дженни бросила на подругу внимательный взгляд: – Жениться? Брось, девушка. Забудь. Крестьяночка – и лорд, глава Семьи? Такое случается в плохих мыльных операх на голоэкране. Мы с тобой – не товар для брака, Алиса. Мы – девушки для развлечения, со всем, что отсюда следует. Нам полагаются удовольствия и те мелочи, которые мы по дороге подберем. Аристо с такими девушками могут веселиться, но жениться – никогда. Они размножаются только в своей среде. – Ну ладно, не именно жениться, – согласилась Алиса. – Но сделать меня своей метрессой, наложницей, как там еще это вежливо называется? Аристо женятся по соображениям политическим и генетическим, но не по любви. Это все завязано на союзы, преимущества, соблюдение чистоты крови, но никогда – на любовь. Именем его будет владеть другая женщина, но сердцем – я. – Даже если он не так уж хорош в постели? – Я его могла бы обучить. – Это так понимать, что никакой я не твой призовой жеребчик? Девушки обернулись и увидели приподнявшегося на локте Дэвида, который смотрел на них мутным взглядом. – И давно ты проснулся? – спросила, разозлившись, Алиса. – Прилично. Черт, сколько можно узнать из девичьей болтовни, когда они думают, что их не слышат. – А Кит еще спит? – спросила Дженни. – Кто ж может спать под такие разговоры? – сказал Саммерайл, садясь и расчесывая пятерней спутанные волосы. Пошлепав губами, он скривился: – Поклясться могу, каждую ночь какая-то гадость заползает ко мне в рот и там сдыхает. Мне нужно выпить. – Абсолютно не нужно, – сурово ответила Дженни. – Засыпай снова и проспись от того, что уже высосал. – А ты и в самом деле ко мне неравнодушна? – спросил Дэвид, глядя на Алису несколько совиным взглядом. – Да. – Алиса улыбнулась. – Разве я недостаточно часто это говорила? – А мне нужно это слышать. А то я все не уверен. – Все мужчины хотят, чтобы их любили, – заметила Дженни. – Очень удобная слабость. – Только не я, – заявил Кит. – Не знаю, что стал бы делать с любовью. – Ну, так ты же чокнутый, – объяснил Дэвид. Парни улыбнулись друг другу, сбросили покрывавшие их плащи и неуклюже встали на затекшие ноги. Они были как раз в безмятежном состоянии между опьянением и похмельем. Усевшись рядом каждый со своей девицей, они налили себе по кружке эля из кувшина, стоявшего в середине стола. Эль был теплый и выдохшийся, какой бывает в некоторые минуты жизнь. Зал таверны был холоден, спокоен и чист, будто отделен от всего мира, утонувшего в ранних предутренних часах между тьмой и рассветом. Дэвид хлебнул из кружки щедрый глоток и состроил рожу. – Господи, ну и пойло. Будто язык из любопытства пошел шляться по трущобам и помойкам. – А куда все девались? – спросил Кит. – Веселье только началось. Я бы сейчас не отказался от дела. – Я здесь, – напомнила Дженни. – Я имею в виду – настоящего дела. Соскучился по дракам и дуэлям Голгофы. Здесь же нет бойца, который хоть бы слова доброго стоил. Что за смысл быть первым в мире на мечах, если нет случая это показать? – А кто тебе сказал, что ты первый? – спросил Дэвид. – Ты знаешь кучу приемов, зато у меня есть форсаж. – Как-нибудь надо будет проверить, – сказал Кит. – Ага, – согласился Дэвид. – Как-нибудь на днях. Они снова обменялись улыбками и выпили еще. – А если честно, – спросил Дэвид, – тебе мало было всей крови на Аренах? Мы за короткое свое время на кровавых песках перерубили кучу противников. – Достаточно не бывает никогда, – ответил Кит. – Но здесь есть... скажем, отвлекающие моменты. Рада слышать, – сказала Дженни. Она обняла Кита за плечи, а он ей улыбнулся. Так всегда же можем вернуться на Голгофу – просто с визитом, – предложил Дэвид. – Посмотреть, не найдется ли дела на Аренах. Всегда найдется какой-нибудь дурак, который думает, что умеет держать меч. – А мы? – спросила Дженни. – А что вы? – ответил Кит вопросом на вопрос. – Если вы полетите, мы тоже хотим, – объяснила Алиса. – Вам не понравится, – ответил ей Дэвид. – Почему это? – ощетинилась Дженни. – Потому что мы крестьянки? Потому что мы недостаточно воспитаны, чтобы показать нас своим драгоценным друзьям и Семьям? – По сути дела, да, – признал Кит. – Ну и пошел ты в... – Чуть попозже, – улыбнулся ей Кит. – А вы могли бы нас научить всему, что надо знать, – сказала Алиса. – Пожалуйста, Дэвид, прошу тебя. Я так хочу видеть столицу! – Посмотрим, – сказал Дэвид. – Если будешь хорошей девочкой. – А я очень хороша, – улыбнулась Алиса. – Разве не помнишь? Дэвид улыбнулся в ответ. Дженни смотрела сердито на Кита, а тот отвечал ей безмятежным взглядом. Разговор мог пойти разными путями, и, быть может, так бы оно и вышло, если бы прямо рядом с таверной не грохнулся на вынужденную посадку звездолет. Первым признаком его приближения был длинный, все сильнее понижающийся вой перегруженных двигателей высоко в небе. Все четверо внутри таверны несколько нетвердо поднялись на ноги, открыли окно и выглянули. Утренний воздух холодил и отрезвлял, солнце только вышло из-за горизонта. На сером небе краснели кровавые потеки. А сквозь облака падал корабль, и внешний корпус его был охвачен пламенем. – Кого это черт несет? – спросила Алиса. – Никаких знаков на нем не вижу, – ответил Кит. – Это не из твоих, Дэвид? – Не думаю. Моего герба на нем нет. И вообще никто не знает, что я здесь. А мне кажется, что куда лучше нам всем будет отойти от окна. Если он грохнется поблизости, обломки и шрапнель полетят во все стороны. – По-моему, он управляется, – возразила Дженни. – Более или менее. Пылающий корабль пролетел над таверной, оглушая грохотом двигателей. Пол под ногами затрясся, с потолка потекли струйки пыли и опилок. Все инстинктивно пригнулись, но не успели они отреагировать, как корабль развернулся и пошел обратно. Двигатели закашляли, включаясь и выключаясь, и корабль рухнул с неба, то ли упав, то ли приземлившись во дворе таверны. Тряхнуло так, что всех четверых наблюдателей сбило с ног. Дэвид вскочил первым, отпер входную дверь и выбежал наружу. Была у него какая-то смутная мысль насчет вытащить из корабля раненых, но, как только он оказался за дверью, жар от горящего корабля заставил его остановиться не хуже каменной стены. Дэвид вскинул руку, защищая от жара лицо и чувствуя, как по всему телу течет пот. Попытался заставить себя броситься вперед, но тело отказывалось ему повиноваться, отшатываясь от обжигающего ада. Чья-то рука схватила его сзади и втащила в таверну. Еще чья-то рука захлопнула дверь, отсекая жар. – Даже не думай, – сказал Кит, выпуская его руку. – Из такого никто живым не выберется. – А вот черта с два! – донесся голос Дженни. – Вы только посмотрите! Все трое бросились к стоящей у окна Дженни. Снаружи, во дворе, пламя от горящего корабля вставало выше таверны. Но внутри корабля кто-то открыл аварийный люк, и из него вылезали две фигуры. На глазах у наблюдателей языки пламени стали отступать от люка. На почерневшие камни двора выскочили две женщины с совершенно одинаковыми лицами и пошли к таверне. Полыхающий вокруг ад им явно не вредил. – Я знаю это лицо, – сказал Кит. – Это Стиви Блю. – А каким чертом у них это получается? – спросила ошеломленная Дженни. – Это клоны, правда? – Алиса задохнулась от возбуждения. – Я никогда еще клонов не видела! – Если они за нами, то мы, похоже, влипли, – сказал Дэвид, обращаясь только к Киту. – Мы задолжали Подполью кучу донесений. Может быть. Совет Подполья решил, что нас надо убедить держаться линии партии. – Ага, а учитывая, как много мы знаем о планах мятежников, эти Стиви Блю могут быть посланы, чтобы заставить нас замолчать, – подхватил Кит. – Отлично мыслишь, Дэвид. Еще немного – и я сделаю из тебя параноика. – Ладно, – сказал Дэвид, – а все же у этого заведения есть задняя дверь. И я предлагаю ею воспользоваться. Прямо сейчас. – А в чем дело? – спросила Дженни. – Вы их знаете? – Я ни от кого удирать не собираюсь. – Кит обращался к Давиду, игнорируя вопрос Дженни. – К тому же их только двое. – Два боевых огнедвижущих эспера – этого вполне хватит, чтобы все это здание превратить в головешки вместе с любым кретином, у которого хватит дури здесь торчать, когда они войдут. Это же эльфы, Кит. Фронт Освобождения Эсперов. Экстремистское крыло экстремистского крыла. Заложников они берут лишь тогда, когда есть хотят. – Мы можем их взять, – сказал Кит. – Отлично. Ты бери ту, что слева, а я беру ноги в руки. Нельзя нам сейчас драться, Кит: с нами девчонки. Ладно, план «Б»: можем заговорить их до смерти. Никто никогда не мог обвинить Стиви Блю в избытке ума. Они импульсивные, они психопатки, они опаснее, чем хэйден в плохом настроении, но не сообразительны. Если не оплошаем, сможем от них отбрехаться. Кит фыркнул: – Я предпочел бы их убить. – Не сомневаюсь, – ответил Дэвид. – Это твоя реакция на что угодно. Но твоя обычная тактика не проходит против того, кто может расплавить твой меч одним взглядом. – Верное замечание, – согласился Кит. – Ладно, ты с ними говори. А я посмотрю, не смогу ли обойти их сзади – просто на всякий случай. – Похоже на план, – сказал Дэвид. – Да черт возьми, – не выдержала Алиса, – вы знаете этих людей? Я слышала слово «Подполье». Это повстанцы? – Класс! – восхищенно сказала Дженни. – Всегда хотела познакомиться с каким-нибудь инопланетным повстанцем. И разговоры кончились, потому что дверь распахнулась и вошли двое повстанцев с одним и тем же лицом. Две женщины в поношенной кожаной одежде с металлическими заклепками и болтающимися цепями поверх футболок с надписью «Рожденная гореть». Обе были приземистые и коренастые, обнаженные бицепсы бугрились мускулами. В длинных черных волосах было полно завязанных разноцветных лент, а на лицах были потеки краски таких же цветов. Их можно было бы назвать симпатичными, если бы не хмурые лица и не этот опасный блеск в глазах. Они коротко кивнули Дезсталкеру, грозно глянули на Саммерайла, а девушек не заметили. – Я – Стиви Первая, – сказала та, что была слева. Это Стиви Третья. – Не путай нас, а то мы можем обидеться. – Точно, – подтвердила Стиви Третья. – Мы совсем разные, когда нас получше узнаешь. – Рад снова вас видеть, – сказал Дэвид, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал естественно. – И что же позвало вас в такую дальнюю дорогу? – Ты, – ответила Стиви Первая. – Но ты можешь убрать руку от меча. Саммерайл, это самое худшее исполнение обхода за спину, который мне приходилось видеть. А теперь остынь. Мы сюда прилетели помочь. Скоро здесь начнется крупная стрельба, Дезсталкер. Ты объявлен вне закона. У Дэвида отвалилась челюсть. Слышно было, как приглушенно ахнули девушки, но сам он ничего сказать не мог. Как от удара в солнечное сплетение. – То есть как – «вне закона»? – выдавил он из себя наконец. – То есть так, что Лайонстон хочет видеть твою голову на шесте, – ответила Стиви Первая. – Твое право владения отобрано. Виримонд больше не твой, и великая награда ждет того, кто доставит Лайонстон твою голову, желательно отделенную от тела, чтобы Железная Сука плюнула тебе в глаза. – Но почему? – сказал Дэвид, чуть ли не жалуясь. – Я же сидел тихо, как мы с вами договорились. – Как это ни смешно, – взяла на себя разговор Стиви Третья, – Лайонстон вряд ли вообще знает, что ты мятежник. Она хочет твоей смерти за то, что ты тут поощрял местное самоуправление и за то, что возразил против ее планов механизации планеты. Не надо было так откровенно говорить с экономом. И уж тем более – угрожать обращением к Палате Лордов. Это Лайонстон назвала заговором против Короны. И теперь каждый лорд постарается держаться от тебя на выстрел. Они-то понимают, где у бутерброда масло, а где горчица. Тебе повезло, что родители Алисы – мятежники. Они нам и подсказали, где вас искать. Только нам всем не повезло – нас подстерегли имперские корабли и здорово потрепали. Так что насчет вывезти вас с планеты – не получится. Мы здесь застряли. И ваш лучший шанс – дуть во все лопатки к Оплоту и там забаррикадироваться. А мы поищем способ переправить вас за пределы планеты. Мы не можем дать императрице тебя заполучить. Слишком большой для нее трофей. – Ну, спасибо! – сказал Дэвид. – Стоп, ребята! – вмешался Кит. – А я? Тоже объявлен вне закона? – Да нет, – отозвалась Стиви Первая. – Ты все еще любимчик Железной Суки. Ее излюбленный убийца, если не считать консорта. – Если только не встанешь на защиту Дезсталкера, – добавила Стиви Третья. – В каковом случае займешь место рядом с ним на скамье подсудимых. – Она права, Кит, – сказал Дэвид. – Нам лучше разделиться. Если тебя поймают вместе со мной, то могут обвинить в сообщничестве. Я возьму флаер в конюшне и полечу в Оплот. А ты со Стиви доставь девушек в безопасное место. – Брось даже думать, – ответил Кит. – Я тебя не оставлю. Ты без меня и десяти минут не продержишься. – Смотри, ты жизнью рискуешь! – предупредил Дэвид. – И хорошо. А то слишком уж спокойная была жизнь. Я же только что говорил, что тянет размяться. Только можно мне внести предложение: не проверить ли по голоэкрану, что там делается в Оплоте? У тебя там есть не только друзья, но и враги. – Верное замечание, – согласился Дэвид. – Алиса, Дженни, вам лучше отсюда убираться. Давайте по домам и сидите тихо, пока все это не кончится. Если вас спросят, вы нас еле-еле знаете. Так безопаснее. – Боюсь, что не так все просто, – сказала Стиви Третья. – Ты еще не все слышал. Дэвид уставился на нее: – А что еще? – Не только тебе одному дали по шее, – объяснила Стиви Первая. – Вне закона объявлена вся планета. Обычно это означало бы ее сожжение, но у Лайонстон свои планы на Виримонд. Поэтому она посылает войска наказать бунтовщиков, а выживших поставить под прямое имперское правление. Сейчас как раз должны высаживаться первые группы. Это война, Дезсталкер. Нападение на всю планету. – Мои родители! – Новости ошеломили Алису. – Они же в местном Подполье шишки! Если в рядах Подполья есть агенты Империи, то за ними будет охота! Надо им сказать, Дэвид! – Все по порядку, – возразил Кит. – Сначала свяжемся с Оплотом. – А ты тоже мятежница? – спросил Дэвид у Алисы. – Чего же ты молчала? – Черт побери, да мы все тут мятежники, – сказала Дженни. – Чем еще развлечься в этом стоячем болоте? – Оплот, – настойчиво напомнил Кит. – Надо узнать, что там. Все собрались перед голоэкраном на стене таверны, и Дэвид вызвал Оплот по коду срочного вызова. Эконом ответил немедленно, будто ждал. – Милорд, где вы? Я уже несколько часов вас разыскиваю! Вам необходимо немедленно вернуться в Оплот, чтобы опровергнуть выдвинутые против вас смехотворные обвинения... – Где мой начальник охраны? – перебил Дэвид. – На срочные вызовы полагается отвечать ему. – В данный момент он не может подойти, – сообщил эконом. – Здесь у нас просто хаос, можете сами себе представить, милорд. Вы мне только скажите, где вы, милорд, и я пошлю за вами бронированный флаер, чтобы безопасно доставить вас в Оплот. – Отключи, – потребовал Кит. – Если командует он, то твои люди мертвы. Эконом – один из первых, кто тебя продал. – Я вынужден настаивать, чтобы вы сообщили мне свое местонахождение, милорд, – продолжал эконом. – Каждую секунду, пока вы не под моей защитой, вам грозит опасность. – Выключи, – сказала Стиви Первая. – Пока он не засек, откуда сигнал. Дэвид отключил экран. И замер, не зная, что сказать. Никогда ему не приходило в голову, что его собственные люди могут выступить против него. Конечно, бывали у него горячие слова с экономом и не раз, но предать Семью, которая с рождения давала тебе хлеб и кров, которая дала смысл твоей жизни... И главное, все случилось так быстро. Секунду назад у него было все, и сразу не осталось ничего, кроме назначенной за его голову цены. Как было с кузеном Оуэном. Наверное, проклятие лежит на этой планете. Из груди Дэвида рвался смех, опасно близкий к истерическому. Потом до него дошло, что Алиса дергает его за рукав. – Мои родители, Дэвид! Надо узнать, что там у них. – Надо, конечно. Набери коды, мне надо подумать. Кит, если эконом принимает мои аварийные коды, все мои меры безопасности больше ни шиша не стоят. Но у этой медали две стороны. Если у него есть доступ к моим кодам, то я могу добраться до его кодов. – И какой нам с этого толк? – спросил Кит. – Я могу влезть в систему связи Оплота, а через нее – в имперские системы. Сможем подсмотреть, что им видно. Мне нужно знать, что в моем мире делается. Не могу поверить, что Лайонстон приказала захватить Виримонд полностью. Людские потери будут неимоверны. Непредставимы. – И это когда-нибудь Железную Суку останавливало? – Кит! – с жаром произнес Дэвид. – Они сказали, что это моя вина. Мои люди будут умирать за то, что сделал я. – Я вызвала ферму! – крикнула Алиса, и все повернулись на голос. Вид на экране был не в фокусе, расплывался. Алиса, ругаясь сквозь зубы, наклонилась над панелью управления, пытаясь усилить сигнал. Наконец ей удалось навести на резкость, и тут же она отпрянула от экрана, взметнув руку перед собой будто для защиты. Она настроилась на один из внешних датчиков, показывающий ферму снаружи. На большой каменный дом велся штурм. Каменная кладка была истыканы дырами от лучевого оружия, часть крыши снесло взрывом. То, что от нее осталось, полыхало пламенем. Перед домом лежали два тела, сжимая в мертвых руках пулевое оружие. Оба были убиты из лучемета. Алиса медленно покачала головой, будто отказываясь верить своим глазам. – Это Сэм. А это Мэтью. Мои братья. А где остальные? Где отец и мать? Дэвид положил ей руку на плечо, но она не почувствовала. Входная дверь была сорвана взрывом, и оттуда вырывались клубы дыма, густого и тяжелого. Потом из дыма с пулевым оружием в руках, стреляя в невидимого противника, вышли Адриан и Диана Дэйкеры. Поливая огнем, они бежали к конюшням за домом. Камера была слишком далеко, чтобы можно было разглядеть лица, но в их движениях сквозила холодная решимость. Они действовали без паники. Вокруг них хлестали силовые лучи, выжигая дыры в каменных стенах, но Дэйкеры не были легкой мишенью. И тут из-за дома показалась рота десантников, отрезая их от конюшен. Адриан и Диана резко затормозили, огляделись, но бежать было некуда. Десантники открыли огонь. Диана закричала – ей отстрелили ногу, и вскрикнула снова, когда силовой луч ударил Адриану в живот и вышел из спины. Он упал на землю, так и не выпустив винтовку. Диана попыталась к нему подтянуться, Адриан вытянул к ней руку, и тут выстрелом из лучемета ему оторвало голову. Еще два луча хлестнули по Диане, разрывая ее тело пополам. Корпус откатился в сторону, а дергающиеся ноги остались на месте. Она еще успела взглянуть на мертвого мужа, губы ее пытались что-то сказать, но не смогли, и она затихла. Алиса испустила полузадушенный вой, вылезшие из орбит ее глаза смотрели на мертвых родителей. Дженни схватила ее за плечи и повернула от экрана. Силы покинули Алису, и она, всхлипывая, свалилась в объятия Дженни. Дэвид махнул Дженни рукой, чтобы она увела Алису за бар и налила ей чего-нибудь покрепче. Дженни кивнула и мягко повлекла подругу за собой туда, где экран не был виден. Что-то она приговаривала при этом утешительное, но Алиса вряд ли слышала. Возле экрана Дэвид склонился у панели управления, перехватывая сигналы, которые шли к Оплоту. Переключаясь с камеры на камеру, он пытался понять, что же происходит в его мире. И постепенно начинал понимать масштабы ужаса. Они с Китом молча смотрели, как Имперские Войска с воем влетают в деревню, расстреливая все что движется. Жители высыпали из домов навстречу захватчикам, но было у них всего лишь несколько ружей, а в основном они бились мечами, топорами, вилами, косами. У десантников были силовые щиты и лучевое оружие, и все равно жители деревни кидались на противника, и десантники прорезали через деревню кровавый путь, заваленный мертвыми и умирающими. Вскоре жителей стали убивать сразу, когда они показывались. Солдаты методично зажигали дом за домом и пристреливали выбегавших из горящих домов стариков и детей. Очень скоро пылала уже вся деревня, и в утреннее небо поднимался густой черный дым. Сцена сменилась ближайшим городом. По узким мощеным улицам катился вал имперских десантников, убивая и поджигая, стирая с лица планеты все очаги возможного сопротивления. Чиновников местного самоуправления выволакивали из кабинетов и вешали на фонарях. Грабеж, насилие и убийство заполнили город. Кровь текла по улицам рекой, и убегали мужчины, женщины и дети, выгнанные из домов врагом, которому нужна была только победа. Эта тактика была понятна Киту и Дэвиду. Ее целью было запугать другие города и деревни настолько, чтобы они сдались без боя. Вот почему не подавлялись голосигналы. И тактика эта себя оправдывала. Голоэкран показывал один за другим другие города, показывал, как людей выводят из домов и стадом гонят на открытое поле с руками за головой. Допросы будут потом. Сейчас тех, кто отставал, пристреливали. Кто протестовал – пристреливали. И повсюду были горящие дома, и висящие на фонарях трупы, и кружащие в небе стервятники. К большим городам подходили боевые машины. Они, ничуть не замедляя хода, проходили сквозь наружные стены, и каменная кладка рассыпалась в брызги от их бронированных боков. Механические устройства, не знающие страха или растерянности, неуязвимыми бросались под огонь противника, пылая залпами лучевого оружия, сравнивая с землей дома и людей. Целые кварталы в пламени взлетали на воздух – это тяжелые гравиторпеды пробивали стену за стеной, дом за домом, прокладывая прямую, как стрела, полосу от края до края города. Боевые антропоиды – роботы, имевшие для устрашения человекоподобную форму, тяжело топали по улицам, прорубая себе путь через сопротивление людей. Плоть уступала бесчувственной стали, и кровь текла по металлическим рукам, капая с шипастых суставов. Были и мелкие, как насекомые, машины – немигающие глаза в небе, были и огромные конструкции, больше дома – медленные башни уничтожения. Как бумага, рвались кирпичи и камни, пылало дерево, и умирали с криком люди под неумолимой поступью машин. Всех встреченных убивали машины, без пощады и милосердия, поскольку таковые не были в них запрограммированы. Падали дома, ярились пожары, а на задымленных улицах острые металлические крючья рвали податливую плоть и зубчатые пластины обдирали мясо с костей. Роботы прошли, город пал, и боевые машины направились к следующей намеченной цели. – Нет, – сказал Дэвид. – Нет. Я этого так не оставлю. – Давай-ка лучше выбираться отсюда, – предложил Кит. – Мы не знаем, насколько близко здесь имперские силы. – Я – лорд этой планеты, и я этого не допущу. – Дэвид грозно глядел на пылающий ад на экране, сжав руки в кулаки. – Это не война. Это бесчеловечно. И это ни за что не сойдет Лайонстон с рук. Это мой мир и мои люди, и я этого так не оставлю! – Ты ничего не можешь сделать. – сказал Кит. Он отключил экран, и Дэвид повернулся к нему с гневным взглядом. – Ты вне закона, Дэвид. У тебя нет ни сторонников, ни власти, и даже твой собственный Оплот уже вряд ли на твоей стороне. Драться ты не можешь, а сдаваться – это не вариант. Остается одно – бежать. Дэвид упрямо тряхнул головой: – Если доберемся до Оплота, то есть еще шанс связаться с Палатой Лордов. Я покажу им, что здесь творится, как поступает Лайонстон с одним из них. Если такое можно делать, то ни один лорд не сможет чувствовать себя в безопасности. – Они не станут вмешиваться, – возразил Кит. – Кто был против, когда вне закона объявили Оуэна? Никто. Пока за императрицей поддержка вооруженных сил и боевых машин, ни один лорд не рискнет против нее выступить. – Тогда я со станции связи Оплота покажу по открытому каналу, что здесь творится, и вся Империя увидит, что делается именем императрицы. – Твой Оплот почти наверняка в руках эконома, – терпеливо объяснил Кит. – Тогда мы его отберем! Кит взял Дэвида за плечи и посмотрел ему в глаза: – Дэвид, брось. Это всего лишь крестьяне. У нас с ними ничего общего. Защита Виримонда – дело проигранное. Проигранное с того момента, как Лайонстон решила послать войска с боевыми машинами. Мы с ними драться не можем. Все, что мы можем – это бежать и надеяться спасти свою шкуру. – Я не брошу свой народ, – сказал Дэвид безжизненным голосом. – Но это же только крестьяне! – А как же мы с Алисой? – спросила Дженни с другого конца комнаты. – А что вы? – Гад ты ползучий, – сказала Дженни. – Ты хочешь удрать, а нас бросить? – Никто никого бросать не собирается, – сказал Дэвид. – Наш флаер еще в конюшне за домом. Он выдержит всех четверых. Где-то должно быть организованное сопротивление, не может не быть. Вы с Алисой свяжитесь с ним через ближайшую ячейку Подполья, а вместе мы сумеем отбить Оплот. Стиви Блю! Оба клона обернулись от двери: – Чего? – Мы улетаем. Вас подбросить? – Не стоит, – ответила Стиви Первая. – Когда вы будете в пути, наши обязанности насчет вас кончаются. Мы направимся в ближайший еще не взятый город, организуем сопротивление и вообще будем вредить противнику там, где ему всего больнее. – Верно! – воскликнула Стиви Третья, воздевая сжатый кулак. Вокруг него затрещало зловещее голубое пламя. – Пора, – сказал Дэвид. Он огляделся, будто впервые видя зал таверны. – Надо было послушать Оуэна. Он ведь пытался меня предупредить. Черт, жалко, что не удалось выспаться. От шока я протрезвел, но чувствую себя все равно дерьмово. Дэвид замолчал, посмотрел на Кита Саммерайла и сказал: – Кит, ты не обязан лететь с нами. Тебя вне закона не объявили, значит, или не знают о твоих связях с мятежниками или им это все равно. Ты можешь от нас отделиться и выбраться в одиночку... – Нет, не могу, – спокойно перебил его Кит. – Ты мой друг. И если ты решил биться за пропащее дело без всякой разумной причины, я буду биться вместе с тобой. Я – Малютка Смерть, улыбчивый убийца, и я не брошу своего друга в час нужды. – Ты хороший человек. Кит, – улыбнулся Дэвид. – Чертовски странный и страшный порой, но ты стоящий парень. – И вдруг он усмехнулся еще шире: – Черт возьми, я все равно устал уже от этой тишины и покоя. – Что да, то да, – согласился Кит. – Отпуск позади, пора на работу. Не суждено нам быть джентльменами на покое. Они обернулись к девушкам. Алиса уже перестала плакать. Губы еще слегка дрожали, но она уже овладела собой. – Мы с вами, – сказала она. – Это наш мир тоже. И у нас есть право его защищать. – Это само собой, – ответил Дэвид. – Быть может, при этом найдется шанс и для личной мести. А теперь пошли. Они вместе вышли через заднюю дверь, махнув рукой обеим Стиви Блю. Дженни сердито поглядела на Кита: – Будешь нас задерживать, Саммерайл, и мы тебя выкинем, и защищайся, как сможешь. Понятно? Кит улыбнулся ей: – Я всегда, знал, что ты из тех женщин, что охотятся за моим сердцем. В своем наземном передвижном командном пункте внутри огромного медленного бронированного экипажа сидел в комфортабельном кресле Валентин Вольф, смотрел на кровавую резню, разрушение и смерть вокруг и был доволен. Все приказы Империи и инструкции машинам проходили через его системы, давая ему полную картину вторжения, а также контроль над каждой своей боевой единицей. Сам он сидел, защищенный толстым слоем стали, окруженный системами управления и освещенный экранами мониторов. Десятифутовый куб, набитый техникой, для клаустрофоба был бы кошмаром, но Валентина это не волновало. Его вообще мало что волновало. В жилах его бежали с полдесятка наркотиков, сражающихся за контроль над его умом и телом, но воля его держала их в узде. Перед отлетом на Виримонд. – наконец поддался искушению и испробовал средство для создания эсперной силы, и ум его расцвел, как ядовитый цветок. Он теперь прямо управлял системами собственного тела, уравновешивая разные химикаты, и жил как на катящемся гребне не спадающей волны. И если Вселенная и люди казались ему слегка нереальными – что ж, для него это всегда было так. Вопрос только в том, насколько. Он мог теперь думать быстрее, видеть дальше и планировать детальнее, чем когда бы то ни было раньше, и пусть чувства бушевали в нем ураганом – шторм эмоций разбивался о неколебимую скалу его самоконтроля. Валентин Вольф теперь утром, днем и вечером был не в своем уме, и это ему нравилось. Биохимия мозга у него изменилась так, что ее уже было не вернуть к норме, и счастливее, чем сейчас, он уже быть не мог. Для его вдохновенной проницательности стали теперь прозрачны и события, и люди – простая информация, которую надо обращать себе на пользу. Захоти он – и он стал бы императором, только вряд ли стоило возиться. Потому что, несмотря на свою химическую подстегнутость, он был по-прежнему предан поиску последнего наркотика, сверхнаркотика, сверхчуда и сверхрадости. Он не знал точно, что это будет и где это искать, но где-то он есть и пока еще не найден. Что-то чуть за пределами его досягаемости; где-то еще в одном шаге, Валентин чуял это. И хотел этого. Взять и сделать своим, и ради этого он готов был пожертвовать всем живым в Империи. А пока что он был занят разрушением Виримонда. Для развлечения это было вполне терпимо. Валентин смотрел, как его боевые машины сравнивают с землей города и вырезают их население, и улыбался про себя, и красный рот его казался раной в белизне черепа. Эти бесконечные смерть и разрушение доставляли ему ничем не омраченное удовольствие, как банкет с многочисленными переменами блюд. Он стал чудовищем и знал это. И этим упивался. Машины двигались по его приказу, направлялись его волей. Продолжающийся союз с ИРами Шаба дал ему в руки технику, которой в Империи ни у кого и близко не было. Последним их даром была компьютерная система, позволявшая погружать свое сознание в металлический мозг боевой машины и испытывать все, что она делала. Он мог стать боевым фургоном или андроидом, жить внутри этих стальных голов, направлять их, как собственное тело. Он видел сквозь их датчики мир, который был недоступен ограниченным органам чувств человека. Он пробивал стены, перелетал через дома, шел стальными ногами по толпам людей и убивал их металлическими кулаками. Ни один человек не был бы на это способен, но мозг Валентина был настолько изменен наркотиками, эсперным средством и техникой Шаба, что он уже не был человеком. Он был осторожен, скрывая это от Лайонстон. Она считала, что любой сможет управлять боевыми машинами, как Валентин, когда овладеет новой системой. Пусть пока так думает. Сейчас ее вторжение на Виримонд дало ему шанс показать, что может сделать он со своей техникой. А к тому же страдания, разрушение и резня – это такие захватывающие развлечения. Валентин панически боялся скуки, а обычные грехи и пороки ему уже основательно приелись. И пока его разум двигался в машинах поодиночке и во всех вместе, Валентин обдумывал следующий ход. По длинной цепи подкупа и шантажа он достал эсперное средство от ученых, которые снабжали им Драма. А поскольку человек, известный сейчас под именем Драма, это средство, дающее непобедимое привыкание, не употреблял, значит, кем бы и чем бы он ни был, он не настоящий Драм. Он не был фурией – Шаб это подтвердил, а врать у них не было причины. Это оставляло две возможности: клон или самозванец-пришелец, и любая из них вела к интереснейшим вариантам. Пока что Валентин держал эту информацию про себя. Знание – сила. Когда-нибудь, возможно, оно пригодится для контроля над новым Драмом или для его уничтожения. Все зависит от того, чего Валентину в тот момент захочется. Он привык давать волю своим побуждениям. От этой мысли он улыбнулся шире, поглядев на результат своего последнего импульса. На стенде, в стеклянном цилиндре, увешанном проводами, находилось все, что осталось от видного ученого, которого Лайонстон навязала в помощь Валентину при использовании боевых машин. Обмануть Валентина не удалось ни на миг – шпиона он умел распознать с первого взгляда. И потому он принял меры к тому, чтобы профессор Игнациус Вакс мог наблюдать все, что происходит, но никоим образом не вмешиваться. Точнее говоря, Валентин велел его обезглавить, а отрезанную голову сохранял в стеклянном цилиндре. Она была соединена проводами непосредственно с пультом связи командного пункта, и потому могла видеть все. Сначала она дико вопила, но Валентин просто отключил у цилиндра звук, пока она не замолчала. Теперь она только смотрела на мониторы и хандрила. Несомненно, Лайонстон сказала бы что-нибудь неприятное, если бы об этом узнала, но Валентин был уверен, что сможет чтонибудь наврать. Так всегда бывало. А пока что голова вполне вписывалась в дизайн его командного пункта. Даже приятно было смотреть, как плавают в консервирующей жидкости длинные белые волосы и усы, и как голова таращит глаза, когда сердится. Кроме того, Вакс проектировал большинство боевых машин, которыми сейчас управлял Валентин, так что был еще небольшой шанс, что его знания могут пригодиться. – Как вы себя чувствуете, профессор? – вежливо осведомился Валентин. – Могу я для вас что-нибудь сделать? Например, снова прогнать самые острые записи убийств? – Я не нахожу удовольствия в подобных вещах, – чопорно, произнесла голова профессора через динамик цилиндра. – Я не такой, как вы. Мне интересна лишь эффективность моих творений. – Я никогда не думал, профессор, что вы так разборчивы, – притворно удивился Валентин. – После тех тысяч лабораторных животных, которых вы резали и увечили и отправляли на собачьи и кошачьи небеса, вылавливая ошибки в программах ваших драгоценных машин. Думайте об этих несчастных повстанцах, как о лабораторных крысах, которым не повезло. – Мне они в любом смысле безразличны, – ответил Вакс, – как и их судьба. Я только требую информации о том, как работают мои машины. – Это не ваши машины, профессор. Больше не ваши. Техника связи, которую я на них поставил, сделала наконец ваши машины практически полезными, так что императрица полностью передала их на мое попечение. И потому я в кресле командира, а вы – в стеклянном цилиндре. Может быть, вы соблаговолите последить за машинами с помощью этой техники? – Вы отлично знаете, что мне она непонятна! И не знаю, кому она может быть понятна, кроме вас! Что довольно-таки странно, не правда ли, Вольф? Ни вы, ни финансируемые вами лаборатории раньше ничего подобного не выдавали. Что означает, что вам помогли. Извне. Интересно, откуда именно, а, Вольф? Не может ли быть так, что вам приходится сохранять инкогнито своих помощников, поскольку императрица их бы не одобрила? С кем это вы заключили сделку, Вольф? – Вы входите в опасные воды, профессор, – небрежно бросил Валентин. – Я бы вам советовал сменить курс, пока еще не поздно. – Или что? Или вы отрежете мне голову и засунете в стеклянный цилиндр? – С вами может произойти гораздо худшее, профессор, – серьезно ответил Валентин. – В этом вы мне поверьте. Голова в стеклянном цилиндре что-то про себя пробормотала и затихла. Профессор снова впал в хандру. Валентин улыбнулся и опять погрузился в металлический мозг машин. Сейчас он был боевым андроидом и шагал через вспаханное поле, и стальные ноги его погружались глубоко во взрытую землю под весом чудовищного тела. Он растянул свой разум и превратился в десяток металлических людей, потом в сотню, и все они топали в унисон через широкое поле. Одновременно поднимались и опускались стальные ноги, и сотня роботов в форме людей двигалась как один, ведомая одной волей и одной целью. Они шли в город. Навстречу им вышли мятежники, вооруженные вилами, лопатами, косами и немногими единицами пулевого оружия. Клинки и пули отскочили от металлических людей, не причинив вреда, и роботы протянули руки и стали рвать людей на части, отрывая руки, ноги, головы, проламывая черепа и дробя кости. Металлические плоскости вскрывали животы и выпускали кишки, разрывая их стальными крючьями. Кое-какие неизбежные потери роботы все же несли, но пока хоть искра энергии: оставалась в их системах, они атаковали, маршировали, хромали, ползли вперед, не останавливаясь. Мужчины, женщины и дети погибали под металлическими руками с последним воплем, и Валентин был средоточием этого. Он когда-то недоумевал, зачем было ИРам Шаба настаивать на этом последнем даре, но теперь понял. Так они показали ему, что значит быть живым металлом, быть заключенным в мощи стали и техники, быть куда больше, чем просто человеком, быть свободным от ограничений плоти. Алая улыбка Валентина разошлась от уха до уха, новое удовлетворение заиграло в его густо подведенных, горящих лихорадкой глазах. Он растянул себя на всю металлическую армию, разрастаясь все больше и больше, расцветая во всех системах одновременно, и подстегнутый наркотиками разум жил одновременно во всех боевых машинах на Виримонде и наслаждался каждой минутой этой жизни. Человек, который был теперь великим лордом Драмом, вел свой орущие войска по пылающим улицам городка. Дома горели с двух сторон, изрыгая в утреннее небо густой черный дым. От жара пламени у Драма горела кожа на лице и руках, а в воздухе летали горячие угольки. Люди его растянулись, прочесывая все боковые тупики и переулки, разыскивая мятежников и предавая их мечу. И вдруг его люди стали падать – это открыли огонь снайперы с верхнего этажа стоящего впереди дома. Драм выкрикнул команду, и сразу десяток дезинтеграторов ударил по этому дому, снеся весь верхний этаж дождем щебня и красноватым облаком распыленных кирпичей. Приказав своим людям бросить в нижний этаж пару фугасных гранат – на всякий случай. Драм продолжал движение. Сам он шел впереди своих солдат с лучеметом в одной руке и с мечом в другой. С меча капала кровь. Повсюду слышались вопли, крики и взрывы, и Драм улыбался так широко, что щеки болели. Это была жизнь, для которой он был рожден, построен и избран, и он наслаждался каждой минутой этой жизни. На самом деле ему вовсе не было нужды высаживаться на планету. Ему полагалось оставаться на орбите, надзирая за общим ходом дел и предоставив заниматься практическими вопросами генералу Беккету. Драм так было и настроился поступать, но не выдержал, как только начался настоящий бой. Все это он смотрел по монитору на мостике «Изящного», все время запрашивая еще и еще информацию, и кровь у него кипела восторгом боя. Поначалу он старался эффективно использовать своих людей, убивая только тех, кого надо было, и сводя разрушение городов к необходимому минимуму. Но все сразу кончилось, как только мятежное население бог весть откуда достало огнестрельное оружие и стало отбиваться. Когда Драм увидел, как гибнут его люди, этот вызов со стороны мятежников, в нем лавой закипела ярость: эти крестьяне смеют сопротивляться! Он их решил пожалеть, и вот награда! Видя, как погибают его люди, Драм почувствовал, что должен быть там, внизу, вместе с ними, и вести их к победе, собственноручно повергая тех, кто посмел бросить ему вызов. И, вопреки советам и предупреждениям Беккета, он отправился в Ад на первом же десантном модуле. И был доволен. Не знающей усталости рукой он вздымал меч, и никто не мог против него устоять. Он был – Первый Меч, Душегуб, и он был всем, чем был его оригинал, и даже больше. Он был в голове своих войск, брал мятежные укрепления лучеметом и гранатами, ведя своих людей от победы к победе. Вокруг пылали дома, всюду лежали мертвые мятежники, уцелевшие бежали, сломя голову, и никогда он не чувствовал такой полноты жизни, как сейчас. Сердце стучало в груди молотом, дыхание хрипло вырывалось из груди, и чувствовал он, что может так сражаться вечность и еще один день, и не нужно ему ничего другого. Иногда до него вдруг доходило, что бьется он не против безличного врага, что у сраженных им людей есть лицо, своя жизнь, дети и родители, которые будут их оплакивать, но это его не волновало. Они бросили вызов ему, его императрице и существующему порядку вещей, и на это может быть только один ответ. Сдайся они, он бы их пощадил – в этом он был уверен. Им пришлось бы предстать перед судом, и многие все равно были бы казнены, но теперешняя бойня и разгром была на их совести, не на его. И он поднимался и спускался по мощеным улочкам, убивая людей ради всех справедливых резонов и, быть может, пары несправедливых, и было ему на это наплевать. Ему было хорошо. По имплантированной связи время от времени звучал голос генерала Беккета, говоря, что он уже достаточно сделал и должен вернуться, а его люди закончат зачистку, но он не слушал. Он лучше знал, где он нужнее. А когда голос Беккета стал суровым и подверг критике действия и мотивы Драма, он просто засмеялся и пригласил Беккета спуститься и тоже омочить руки в крови. Беккет отказался, и Драм засмеялся снова. Когда этот городишко будет усмирен, за ним будут другие, а потом и большие города. Столько еще работы предстояло, и Драм предвкушал ее в нетерпении. Иногда он задумывался, были бы у его оригинала те же чувства или нет? Ему хотелось думать, что да. Что он – больше, чем тень своего оригинала. Первый Драм жил в нем, направлял и формировал его наследством своих дневников и тем огнем, что в нем горел. В любом хоть сколько-нибудь существенном смысле он был великим лордом Драмом, прославленным Первым Мечом, Душегубом по судьбе своей. Он шагал сквозь кровь и смерть и пламя Ада, и никто не мог до него дотронуться. Будто он был... благословен. И никогда ему не пришло в голову задуматься – кем. Капитан Сайленс, инвестигатор Фрост и офицер безопасности Стелмах выбрались из-под обломков десантного модуля и бросились под ненадежное укрытие сгоревшего дома. Боевые машины, большие и малые, были повсюду, разрушая когда-то процветающий город с безжалостной нечеловеческой точностью. Били во все стороны силовые лучи, взрывая каменную кладку и поджигая бревенчатые стены и тростниковые крыши. Именно такой луч зацепил корабль Сайленса, несмотря на опознавательный код, который он передавал. Инвестигатор постоянно передавала идентификацию корабля и людей на нем по коммуникатору, но никто не слушал. Из клубов черного дыма над городом били лучи дезинтеграторов, срывая слабые щиты модуля снова и снова. При захлебывающихся двигателях и задымленной кабине Сайленсу ничего не оставалось, как только вести корабль на аварийную посадку. Они рухнули в дым, лавируя между высокими домами и еще более высокими боевыми машинами. Выбрав самую широкую улицу, Сайленс бросил корабль вниз на посадку, которая мало чем отличалась от падения. Корабль тяжело ударился о землю, проехав половину улицы, пока не уткнулся носом в городскую стену, но не рассыпался и двигатели не взорвались, и Сайленс был благодарен судьбе хотя бы за это. Все трое скорчились в развалинах здания – полдесятка стен, закопченных огнем и истыканных дырами от лучевого оружия, и половина крыши, которая еще дымилась. Взревывали боевые машины, круша оставшиеся здания в щебень. Пылали пожары, кричали люди. Людей вылавливали человекообразные роботы и убивали с машинной эффективностью. Воздух был наполнен криком умирающих людей и триумфальным ревом машин. Сайленс посмотрел на уровень энергии своего дезинтегратора и что-то буркнул насчет того, что головы поотрывает кому-то, когда вернется. Инвестигатор была спокойна, как всегда, оценивая про себя их шансы. Без опознавательных кодов, используемых наземными войсками Драма, боевые машины будут считать их целями. Стелмах прижался спиной к стене, не решаясь выглянуть в окно. Сердце его стучало, и он никак не мог перевести дыхание, но рука с лучеметом не дрожала. Работа с Сайленсом и Фрост закалила его против его собственной воли. Сайленс Посмотрел на инвестигатора: – Насколько далеко мы от того места, где должны были быть? – Согласно последним показаниям модуля, не очень. Может, полмили. Легко проходимое расстояние в нормальных условиях. – Каковых на данный момент не наблюдается. – Сайленс нахмурился, прикидывая шансы. – В таких обстоятельствах пройти полмили будет очень нелегко. Даже для нас. Инвестигатор, попробуйте снова вызвать Оплот Дезсталкера. Фрост обратилась и имплантированной связи и покачала головой: – Без толку. Боевые машины блокируют все каналы, кроме своего, а у меня нет кода доступа к нему. Придется нам добираться до Оплота самим. – Нас прихлопнут, – мрачно сказал Стелмах. – Прогулка в парке! – разуверил его Сайленс. – Да, тут чертова уйма боевых машин, но их главная задача – разрушить город. Андроиды занимаются только подавлением сопротивления. Пока мы держимся тихо и никуда не лезем, нам почти ничего не грозит. – Должна же им была быть дана информация, – сказал Стелмах. – Почему бы – , здесь не пересидеть, пока боевым машинам не надоест и они не уйдут? Они все вздрогнули – соседний дом взорвался клубом огня, дыма и каменной шрапнели, пораженный дезинтегратором боевой машины. По стене, на которую опирался Стелмах, пробежала зазубренная трещина, и Стелмах отскочил в сторону. С потолка потекли струйки пыли и сажи. Взмыли языки пламени, пожирая остатки соседнего дома, и Сайленс невольно попятился от жара, хлынувшего сквозь выбитое окно. – Машины не остановятся, пока не останется только щебень, – просто сказал он. – Нам надо драпать. Держись с нами, Стелмах. И будешь в безопасности. – Я могу получить эту гарантию в письменном виде? – Можешь получить мой сапог в свою задницу, если не перестанешь скулить, – пообещала ему Фрост. – А теперь двигайся, иначе я тебя сама убью. Стелмах с сомнением посмотрел ей в глаза и не нашел там другого смысла, кроме того, что был высказан. Инвестигаторы не славились своей терпимостью. Сайленс осторожно подошел к месту, где когда-то была дверь, и выглянул. Кажется, почти все боевые машины ушли. Огромные боевые фургоны уходили сквозь клубящийся дым, медленно и уверенно, как огромные сухопутные киты. За ними с ревом ползли или летели остальные машины, время от времени ударяя лучами дезинтеграторов в то, что оставалось от города. Похожие на людей роботы топали сзади, покрытые засохшей кровью. Сайленс смотрел им вслед, ощущая себя маленьким и ничтожным. Он к такому самоощущению не привык, и оно ему не понравилось. Он оглянулся на остальных: – Ладно, давайте двигаться, пока в городе еще есть сопротивление, которое даст машинам работу. Если выберемся за границы города, дальше дойти до Оплота будет сравнительно просто. Инвестигатор, мы заняты бегством, а не боем. Я, не хочу никаких действий с вашей стороны, которые могут привлечь внимание машин. Это ясно? – Так точно, капитан! – ответила Фрост. – Постараюсь сдерживаться изо всех сил. – Первый раз в жизни, – буркнул Стелмах и тут же заткнулся под ледяным взглядом инвестигатора. – Пошли, – приказал Сайленс, и они вышли через пролом, где раньше была дверь. Они шли, прячась в тени и в дыму, бросаясь в укрытие и застывая на месте, когда какая-нибудь из машин подходила слишком близко. Стелмах боялся до дрожи, но стискивал зубы и сжимал кулаки, подавляя страх. Он знал, почему боевые машины атаковали модуль. Перед отлетом на «Изящном» сам генерал Беккет отозвал его в сторону и приказал задать для модуля неверные коды опознавания, чтобы он наверняка попал под огонь. Императрица хотела, чтобы Сайленс и Фрост вмешались в дело на земле и имели шанс проявить свою приобретенную мощь. Если такая возможность не возникнет сама собой, Стелмах имел приказ ее создать любыми необходимыми средствами и доложить о результатах. Он хотел отказаться. Он хотел предупредить Сайленса и Фрост. Но не сделал этого. Не мог. Они были его друзьями, но приказ исходил от самого Престола. Одна верность должна была уступить место другой, а Стелмах именем и честью присягал служить императрице всю свою жизнь до самой смерти. И долг его был ясен. И все равно, пока он шел, спотыкаясь, за Сайленсом и Фрост среди огня, дыма и разрушения, ему было так мерзко, что хотелось умереть. Он так глубоко задумался, что не заметил, как из боковой улочки показался боевой андроид и навел на него дезинтегратор. Заметила Фрост и успела сбить Стелмаха с ног в последний момент. Луч дезинтегратора пронзил воздух над его головой и разнес кирпичную стену за ним. Верхняя половина стены исчезла в облаке кирпичной пыли, но нижняя половина рухнула вперед и накрыла Стелмаха. Он успел вскрикнуть, закрыв голову руками, и тут кирпичи посыпались на него градом, прижав к земле. Сайленс одним выстрелом отбил роботу голову, но тот не упал, и потому Фрост для верности выстрелила ему по коленям. Металлическое тело с лязгом грохнулось на землю, беспомощно дергая конечностями. Фрост вырвала из его руки дезинтегратор и выстрелила машине в грудь. Беспорядочные движения затихли. Сайленс и Фрост спрятали оружие и повернулись к Стелмаху. Его не было видно за клубами дыма и пыли, от которых слезились глаза. Он чувствовал вес, придавивший его, как хулиган на школьном дворе, но, кажется, пострадал не сильно. Стелмах слышал, как Сайленс и Фрост разбирают завал, но сам не мог пошевелиться, погребенный под тонной обломков. Он только лежал, неглубоко дыша, потому что грудь была сдавлена. Они звали его по имени, но он не мог ответить – сил не хватало. Боль была где-то очень далеко. И был покой. Потом он услышал звук приближающихся металлических шагов. Сайленс и Фрост, очевидно, их не слышали, занятые откидыванием кирпичей. Стелмах проморгался, стараясь прочистить глаза от пыли, и снова стал видеть. Они очистили пространство над его лицом, чтобы можно было дышать, и Стелмах, поглядев мимо Фрост и Сайленса, которые его откапывали, увидел, как по улице прямо к ним идет группа боевых андроидов. До Стелмаха дошло вдруг, что ему достаточно просто лежать тихо. Роботы его, засыпанного щебнем, просто не заметят. Убьют Сайленса и Фрост, а он спасется – достаточно только сейчас держать язык за зубами. Но он не мог. Это были его друзья. Напрягши все силы, он крикнул. Сайленс и Фрост взметнулись, бросив руки к лучеметам, и только тут вспомнили, что разрядили их на первого андроида, и батареи еще не перезарядились. Оставались только мечи. Металлические клинки против металлических людей, вооруженных дезинтеграторами. Стелмах вопил Сайленсу и Фрост, чтобы бросали все и бежали. Но они не тронулись с места. Вместо этого они пристально посмотрели друг другу в глаза, не отрываясь, почти игнорируя роботов. Что-то прошло между ними – злость, или отчаяние, или даже какая-то покорность. Они повернулись к андроидам, а те уже навели дезинтеграторы. Стелмах пытался им еще раз крикнуть, чтобы драпали, но не мог протолкнуть слова сквозь забитое пылью горло. И тут огромная сила поднялась вокруг Сайленса и Фрост, сущность, ударившая, как крылами, по недвижному воздуху, нарастая и нарастая, пока не покатилась мощной волной, разрывая роботов на части и разбрасывая их куски вдоль улицы. Так же быстро, как и появилась, эта сила исчезла, и Сайленс и Фрост снова были всего лишь людьми. Они еще раз обменялись долгим взглядом, потом посмотрели на Стелмаха, лежащего под обломками. Он видел в их глазах, как они рассчитывают. Он знал, что они думали – должны были думать. Они знали, что он увидел их тайные возможности, и знали, что офицер безопасности не может об этом не доложить. Но если они уйдут и просто его оставят, он умрет в пылающем городе, и их тайна не выйдет наружу, и не узнает никто. Стелмах это понимал. И так и надо было поступить. Но все равно он не был удивлен, когда они снова наклонились и стали разбирать завал. Они были не такие, как он. Наконец Стелмаха откопали, и Сайленс его поддерживал, пока Фрост отряхивала пыль. Дольше всего пришлось очищать голову, но наконец он оттолкнулся от Сайленса и заставил себя встать прямо. – Вы меня спасли, – сказал он, и голос его был хриплым не только от пыли. – Вы не должны были этого делать. – Должны, – возразил Сайленс. – Мы – семья. Ты бы для нас сделал то же самое. – Ни черта вы не поняли! – крикнул Стелмах, и стал выдавливать из себя слова: – Это по моей вине мы здесь. Это я дал модулю неправильные коды. Императрица услышала рассказы о вашей... силе. И приказала мне поставить вас в опасную ситуацию и доложить. – Никогда не верь офицеру безопасности, – сказала Фрост. Рука ее легла на рукоять лучемета. Стелмах заставил себя стоять спокойно. – Он мог нам этого не сказать, – заметил Сайленс. – Не мог, – ответил Стелмах. – Мы – семья. Они с Сайленсом обменялись улыбками. Фрост кивнула, изобразила нечто, весьма похожее на улыбку, и убрала руку от рукояти. – Итак, – сказала она, – что же нам теперь делать? – Прежде всего добраться до Оплота живыми, – предложил Сайленс. – Все остальное может подождать. Там придумаем какой-нибудь выход. Это мы всегда умели. – Терпеть не могу всех этих импровизаций, – отозвалась Фрост. Они шли через то, что осталось от города, и теперь уже быстрее, потому что не должны были прятаться от боевых машин. Сайленс и Фрост снова применили свою силу и спрятали всех троих от сенсоров роботов, и теперь можно было спокойно наблюдать, как роботы маршируют по улицам, гоня перед собой бегущую в панике армию жителей. Мужчины, женщины и дети бежали, задыхаясь, превозмогая усталость и боль в горящих легких, а машины убивали отстающих или тех, кто уже не мог бежать, пробивая черепа точными и быстрыми ударами стальных рук. Кровь бежала по мостовой, журча в водостоках. Наконец роботам надоело или они решили, что есть дела и поважнее, и они внезапно налетели на бегущих, моментально их догнав, и разорвали на части. Это заняло несколько секунд, а потом роботы направились дальше, хлюпая стальными шагами по кровавым потокам. Они прошли совсем рядом с Сайленсом, Фрост и Стелмахом, не заметив их. Стелмах посмотрел на своих спутников: – А вы ничего не могли сделать? То есть, конечно, это мятежники, но... – Никаких «но», – отрезала Фрост. – Цена мятежа – смерть. – Ну не знаю, – сказал Сайленс. – Это была не казнь, а бойня. Я видал войну. Я видел, как люди убивали людей – по разным причинам. Но это были люди, а не машины. А тут были дети... Фрост повернулась к Сайленсу: – Не пытайтесь меня разжалобить, капитан. Они сами на себя навлекли наказание. Они предали присягу, честь и долг, а потом – самих себя. Они знали, во что лезут. – И дети, по-твоему, тоже? – спросил Сайленс. – Ты думаешь, они знали, почему их гонят по улицам, как скот, а потом убивают? – Родители навлекли это на своих детей, – ответила Фрост. – И вина на них. Мы должны быть сильными, капитан, и раньше вы это знали. Это вы отдали приказ сжечь планету Ансили. – И до сих пор не могу избавиться от кошмаров. Я считал, что другого способа нет. А вышло так, что это ничем не помогло, помнишь? Может быть, мы должны были искать другие пути. – Это не наше дело, – стояла на своем Фрост. – Мы не можем увидеть всю картину в целом. – А мы хоть раз пытались? – горько спросил Сайленс. Дэвид Дезсталкер и Кит Саммерайл с Алисой и Дженни спешили к Оплоту на флаере. Это не было самое безопасное место, куда можно было направиться, учитывая, что эконом наверняка захватил там власть, но выбирать не приходилось. Кроме того, Дэвид, когда только прибыл на Виримонд, укомплектовал охрану Оплота людьми, преданными лично ему – на всякий случай. В конце концов эконом уже предал Оуэна. И сейчас Дэвид надеялся, что к его приезду его люди вернут себе контроль над Оплотом. Они летели над облаками с предельной скоростью, которую можно было выжать из двигателей флаера. Кит сел за штурвал, предоставив Дэвиду утешать Алису. Она с момента взлета не сказала и десятка слов. Только что она видела разрушение своего дома и гибель семьи, и на лицо ее легли резкие, изломанные тени. Дэвид и Дженни говорили по очереди, пытаясь достучаться до ее сознания, но она будто бы не слышала. Что-то в ней сломалось, и, быть может, навсегда. Дэвид дал ей подержать свой лучевой пистолет, и, кажется, от этого ей чуть полегчало. Наконец Дэвид оставил ее в обществе Дженни и отошел вперед, к Киту. – Как летим? – Не хуже, чем можно было ожидать, – спокойно ответил Саммерайл, не оборачиваясь. – Вероятно, наши опознавательные коды уже не защищают нас от нападения, но при такой высоте и скорости почти все наземные машины нас не смогут отследить. Основная наша проблема – кристаллы с энергией. Бортовые компьютеры показывают, что ее не хватит до Оплота, если будем держать силовые экраны. – Так сбрось экраны, – посоветовал Дэвид. – Наша единственная надежда – добраться до Оплота. – В точности моя мысль. Как там девушки? – Не хуже, чем можно было ожидать. Я сам не могу поверить, что так быстро все случилось. Ты же видел, что творится внизу – все города в огне, и всюду наземные войска и машины. Это не карательная акция, это вторжение. – Посмотри на это с хорошей стороны, – предложил Кит. – Они хотя бы не стали сжигать планету. – Даже и думать об этом не хочу. Я никогда ничего подобного не видел. Кит, они вырезают этих людей. Моих людей. И все это из-за меня. – Ничего подобного. Это из-за того, что у крестьян хватило глупости баловаться с демократией. Они сами призывали беду. – Я это допустил. Я мог сказать «нет». Мог крепко ударить своей охраной. Мог казнить горстку лидеров, сжечь пару ферм, но остальные были бы целы. Я их предал. Кит. Защита этих людей была моим долгом. Долгом Дезсталкера. – Дэвид, нельзя ли вернуться к текущим вопросам? Например, что мы будем делать, если доберемся до Оплота, а там командует эконом? – Импровизировать. Есть секретные тропы с ловушками, о которых знаем только я и мои люди. Мне Оуэн о них рассказал. Если эконом захватил Оплот, я у него его отобью. А потом отрежу ему голову и сделаю из нее подставку для ног. – Очень мило. Допустим, мы смогли отбить Оплот. Что дальше? Он недолго продержится против боевых машин, а ничего, на чем можно выбраться с планеты, там нет. Или у тебе есть еще одна маленькая тайна? – К сожалению, нет, – ответил Дэвид. – Но сейчас я не улетел бы, даже если бы мог. Погибает мой народ, и я его не брошу. – Дэвид, но что ты можешь – Что-нибудь придумаю. Я – Дезсталкер! – Вот это, – заметил Кит, – и есть главная причина наших бед. Дэвид сначала не понял, задумался, потом посмотрел на Кита. – Им нужен я. Тебе еще не поздно отделиться. Возьми девчонок и отсидись в безопасном месте. Ты же был когда-то фаворитом Лайонстон. Она вполне может тебя вернуть ко двору, если ты публично от меня отречешься. – Не выйдет, – ответил Кит. – Тебе от меня не отделаться. Забудь свой альтруизм и давай думать. В нашей связке ты – мозг. – Пусти-ка меня за штурвал, – попросил Дэвид. – Я эту местность знаю лучше. Они поменялись местами, и Кит пошел успокаивать девушек. Вообще-то он не очень умел делать такие вещи, но считал своим долгом попытаться. Атакующий корабль возник ниоткуда, и луч дезинтегратора вспорол борт лишенного щитов флаера. Загрохотали взрывы, и в салоне вспыхнуло пламя. Дэвид бился с управлением, пытаясь выровнять рванувшийся к земле флаер. Кит схватил огнетушитель и стал сбивать ближайшие к нему языки пламени. Салон наполнился дымом. Дженни прижала Алису к себе. Двигатели флаера заглохли, и аппарат падал камнем. Дэвид бешеным ударом врубил резервные, не прекращая монотонного потока ругательств. Падение замедлилось, но все равно аппарат летел к земле. И тут атакующий корабль ударил снова, и на этот раз хвост флаера оторвался полностью. Из огромной дыры ринулся наружу воздух, унося с собой дым. Пламя взревело, и Кит был вынужден попятиться. Дэвид крикнул всем пристегнуться и сгруппироваться, выискивая глазами хоть сколько-нибудь плоскую площадку. Углядев небольшую поляну среди леса, он решил, что сойдет, и направил туда изо всех сил упирающийся подбитый флаер. Земля прыгнула ему навстречу. Падение было тяжелым; аппарат, подпрыгивая, проехал всю поляну и остановился только в нескольких ярдах от деревьев. Салон снова был полон дымом, и пламя ревело, разгораясь все сильнее. Дэвид обвис в кресле пилота, поддерживаемый только ремнями безопасности. Из широкого пореза на лбу по лицу его текла кровь, и он смутно помнил, что на пути к земле ударился головой обо что-то твердое. Горло забило дымом, и вдруг к Давиду вернулось сознание, но он уже задыхался, судорожно кашляя. Неожиданно рядом оказался Кит, расстегивающий на нем ремни. Дэвид попытался помочь, но онемевшие руки не слушались. Кит сбросил последние ремни, и Дэвид заставил себя выбраться из кресла и встать. Чувствовал он себя исключительно мерзко, но в голове прояснялось. Он снова закашлялся и уставился в дым. – Алиса! Где Алиса? И Дженни? – Извини, Дэвид, – сказал Кит. – Мне очень жаль, Дэвид. Дэвид взглянул на него, потом оттолкнул в сторону и бросился сквозь дым и пламя туда, где под дырой в стене салона лежала Алиса. Удар дезинтегратора пробил металлический корпус, вбив внутрь рваные стальные края. И с этих краев капала кровь. Алисе распороло весь левый бок. В красном мясе отчетливо белели сломанные ребра, а ниже из раны вываливались внутренности. К счастью, глаза ее были закрыты. Дэвид заставил себя отвести глаза и посмотреть на Дженни, схваченную вбитым внутрь металлом. Она потеряла сознание, но еще слабо дергалась. Дэвид поднял Алису на руки и крикнул назад Киту: – Я взял Алису! Вытащи Дженни! Кит возник из дыма и схватил Дэвида за рукав: – Дэвид, она... – Я ее вытащу! А ты займись Дженни! Кит посмотрел на Алису, на свисающие сбоку ее багрово-красные внутренности, кивнул и склонился возле Дженни. Дэвид подошел к аварийному люку, вышиб дверь и спрыгнул на землю. Кит пытался поднять зазубренный лист металла, пригвоздивший Дженни к полу. Он был широк и тяжел, а острые края резали руки. Кит напряг все силы, но не мог сдвинуть его ни на дюйм. Дженни очнулась от обморока и смотрела на Кита снизу вверх полным отчаяния взглядом. Помочь ему она не могла. Металлом ее руки прижало к бокам. По лицам обоих стекал пот, поблескивающий в свете языков приближавшегося пламени. Кит бросил пытаться поднять неуступчивый металл и глубоко задумался. Огонь подбирался все ближе, и если Кит не сможет быстро вытащить Дженни, его отрежет от единственного выхода. Дженни прочла эти мысли на его лице. – Кит, не бросай меня! Не оставляй меня гореть! – Конечно, нет, – успокоил ее Кит. – Это было бы жестоко. Выхватив нож, он ударил ее в глаз. Он хотел, чтобы было быстро. Дженни дернулась и застыла. Кит вытащил нож, спрятал его и бросился к выходу. Что мог, он сделал. Спрыгнув из аварийного люка, он метнулся под защиту деревьев. От лучей дезинтеграторов они не спасут, но могут сбить с толку сенсоры дальнего обнаружения. А сейчас надо найти Дэвида. Дэвид знает, что делать. Дезсталкер был невдалеке от опушки, припав к земле рядом с Алисой. Прислонив ее спиной к дереву, он пытался затолкать свесившиеся из огромной раны внутренности обратно в тело. Руки его были красны от крови, и кровью же пропиталась одежда, пока он нес Алису, прижимая к себе. Услышав шаги Кита, Дэвид поднял глаза. Он плакал, и слезы проложили белые дорожки на залитом кровью из пореза на лбу лице. – Она мертва, – сказал Дэвид. – Она мне доверилась, и я ее подвел. Как всех в своей жизни. – Мне очень жаль, – сказал Кит. – Это я ее убил. Она погибла, потому что была со мной. – Не надо себя винить, – сказал Кит. Дэвид плакал, и Кит растерялся – он понятия не имел, что в таких случаях делать. – Они убивают всех. Ты пытался ее спасти. Ты сделал все, что мог. Дэвид медленно кивнул, не до конца убежденный, и тыльной стороной ладони вытер с лица слезы и кровь. Несколько раз еще хлюпнув носом, он поднял глаза на Кита. – Где Дженни? – Мертва. Умерла от ран, пока я пытался ее вытащить. – Обычно Кит не давал себе труда лгать, но сейчас не хотел расстраивать Дэвида. – Ты знаешь, где мы? – Да. Это знакомые места. Оплот в пяти минутах ходьбы отсюда, на той стороне леса. Мы почти долетели, Кит. Так близко – еще бы минута, и мы спаслись бы. Все спаслись бы. Кит присел рядом с Давидом. – Это работа Лайонстон. Ее вини. А теперь надо идти. Нас скоро будут искать. Дэвид снова кивнул и поднялся. Кит встал вместе с ним. Дэвид посмотрел на Алису: – Не хочу ее оставлять. – Ее больше нет, Дэвид. Ей уже не больно. Мы отомстим за нее – позже. – Да, – сказал Дэвид. – Мы отомстим. Он повернулся и пошел в лес. Кит за ним. Прохладно, тихо и спокойно было среди высоких деревьев, будто этот темный лес отгородился от остального мира. Сюда еще не пришла беда. Воздух был наполнен запахами травы, коры, зверей. Кит шагал рядом с Дэвидом, радуясь покою и пению птиц. Дэвид шел по тропе, ничего не видя, не замечая лесного покоя. Кит все думал, что бы ему сказать, но ничего придумать не мог. Не было у него опыта в таких делах. И он просто шел рядом, держа руку поближе к оружию, предоставив друга его собственным мыслям. Дэвид что-нибудь придумает. Так всегда бывало. Кит был бдителен и насторожен, но даже он понял, что в лесу они не одни, лишь когда увидел три фигуры, загородившие тропу. Один был в мундире капитана, другой был инвестигатором, а третий стоял довольно далеко позади, держа лучевой пистолет не слишком угрожающим образом. Дэвид и Кит резко остановились, и долго две группы просто стояли и смотрели друг на друга. Лес был как большая зеленая арена, где может быть решена судьба и где все может случиться. – Я – капитан Сайленс, – сказал человек с мечом в руке. – Со мной инвестигатор Фрост и офицер безопасности Стелмах. Вы арестованы, милорды. Отдайте ваше оружие и следуйте за нами. – Вряд ли, – ответил Дэвид. – Я – Дезсталкер, и я нужен своему народу. Отойдите в сторону – или умрете там, где стоите. – Точно сказано, – подтвердил Кит и улыбнулся Фрост: – Всегда интересовался, как это – схватиться с инвеститором. – Это смерть, мальчики, – ответила Фрост. – Бросайте оружие, и тогда вы доживете до суда. – Отойдите с дороги, – потребовал Дэвид. – Меня остановить не удастся. Капитан пожал плечами: – Что ж, делайте то, что должны. В конце концов, всегда все решает сталь, не правда ли, милорд? Он шагнул вперед, и Дэвид, выхватывая меч, шагнул навстречу. Мечи столкнулись, рассыпав искры, и болезненно громко в тихом воздухе лязгнула сталь о сталь. Кит Саммерайл улыбнулся своей улыбкой Малютки Смерти и легкой поступью двинулся навстречу инвестигатору. Они медленно закружили, высматривая слабость в глазах друг у друга. Стелмах опустил лучевой пистолет и попятился с дороги. Он знал, что здесь он только наблюдатель. Дэвид форсировался, призвав на помощь наследственность Дезсталкеров, и новая сила запульсировала в нем, смывая усталость. Но он знал, что даже так ему долго не продержаться. Слишком недавно была целая ночь пьянства и веселья в «Сердечной радости». Мозгу казалось, что это было жизнь тому назад, но тело помнило лучше. Много выпивки и мало сна замедлило бы его движения фатальным образом, если бы не форсаж, но даже и с форсажем он вряд ли сможет драться долго. И потому он бросился в атаку, с нечеловеческой быстротой и силой действуя мечом, но Сайленс отступал шаг за шагом, встречая каждый удар Дезсталкера равным по силе ударом, чего вообще быть не могло. Взмахи и выпады, уходы и парирования следовали друг за другом так быстро, что человеческому глазу не уследить. А потом Сайленс остановился и больше не отступал. С холодным искусством он встречал все атаки Дезсталкера, и его было не сдвинуть с места. Кит Саммерайл, известный также как Малютка Смерть, улыбчивый убийца, вел атаку более обдуманно. В своей жизни он не проиграл ни одного боя и нисколько не собирался начинать сегодня, но, что ни говори, а его противник был инвестигатором. Кит и Фрост настороженно кружили, клинки их иногда соприкасались, проверяя скорость и реакцию противника. Они были каждый мастером своего искусства, и причин спешить не видели. Казалось, они наслаждаются боем, улыбаясь друг другу и кружа по поляне. А Дэвид напирал, кипя гневом. В этом капитане он видел все силы Империи, слепые и страшные силы, которые уничтожали его жизнь и его мир. Он рубил и резал с растущей яростью, безжалостно расходуя силу форсажа, и неизбежно наступил момент, когда Сайленс отбил слишком широкий удар Дэвида и проткнул его мечом. Дэвид вскрикнул столько же от изумления, сколько и от боли, и упал на колено, все же не выпустив меч. Клинок Сайленса вошел Дэвиду в живот и вышел из спины. Дэвид чувствовал, как вытекает из него кровь, слышал, как. – льется на землю. Сайленс выдернул меч, и Дэвид вскрикнул снова, и вместе с криком у него изо рта хлынула кровь. Он пытался заставить себя встать на ноги – и не мог. Форсаж не давал ему потерять сознание, но сила от него ушла. Капитан занес меч для смертельного удара. Кит видел, как упал Дэвид, и не стал тратить время на крик ярости. Поймав меч Фрост в близкой защите, он ударил ее ногой в коленную чашечку, и, пока она потеряла равновесие, взмахнул плащом, обмотав его вокруг ее головы. Он бы с удовольствием убил ее, беспомощную, но времени не было. Бросившись к капитану, он крикнул, чтобы отвлечь его от Дэвида. Сайленс быстро повернулся, но Дэвид, поднырнув под протянутый меч, всей силой ударил капитана плечом в солнечное сплетение. Капитан упал на спину, задохнувшись, а Кит подскочил к Дэвиду и поднял его на ноги. С первого взгляда было понятно, насколько серьезна рана, но сейчас Кит не мог позволить себе об этом думать. В Оплоте найдется помощь. Должна найтись. Он потянул за собой Дэвида и услышал за спиной шаги. Кит оглянулся, и увидел невероятное – капитан сумел встать и догонял. Саммерайл потянулся за лучевым пистолетом, но Дэвид висел на нем с той же стороны, а капитан уже был рядом. Раздался звук выстрела дезинтегратора, и Сайленс рухнул на колени, пораженный выстрелом в спину. Кит оглянулся и увидел офицера безопасности с лучевым пистолетом в руке, и глаза его постепенно раскрывались все шире, пока до него доходило, что он по ошибке натворил. Кит быстро ему отсалютовал, схватил Дэвида покрепче и потащил в лес. Фрост сумела выпутаться из плаща как раз вовремя, чтобы увидеть, как упал Сайленс. Забыв про убегающих мятежников, не видя остолбеневшего Стелмаха, она бросилась к капитану. Силовой луч разворотил ему почти всю левую сторону грудной клетки. Сайленс охватил себя руками, будто хотел собственной силой не дать своему телу рассыпаться. Фрост осторожно отвела его руки в сторону, чтобы взглянуть на рану. В дымящейся дыре отчетливо виднелись обгоревшие пеньки ребер. У нее из-за спины Стелмах что-то бормотал о своей ошибке и извинялся, но никто его не слушал. Лицо Сайленса побелело, как полотно, и он дышал неглубоко и часто. Любой другой на его месте уже был бы мертв хотя бы от травматического шока. Фрост схватила его за руку и крепко сжала. – Капитан, слушай! Нельзя умирать! В тебе, в нас с тобой, есть сила! Воспользуйся ею! Джон, черт тебя возьми, ты же можешь себя вылечить! Она сосредоточилась, вызывая глубоко заключенную в ней силу, заставляя ее выйти на поверхность и направиться на Сайленса. Он глубоко, судорожно вздохнул, и его рука тяжело легла на ее руку, и глаза их удивленно расширились. Не говоря ни слова, они оба смотрели на огромную рану у него на боку и видели, как она зарастает плотью, костями и кожей, и даже шрамов не остается. Рана исчезла без следа. Сайленс медленно сделал глубокий вдох, проверяя, как это получается, ожидая боли, которая так и не появилась, и вдруг улыбнулся Фрост. Она усмехнулась ему в ответ, и они оба поднялись на ноги. Стелмах стоял с отвисшей до груди челюстью. – Я не знал, что вы такое можете, – выдавил он из себя наконец. – Я тоже, – ответил Сайленс. – Каждый день узнаешь что-то новое. – Капитан, я прошу прощения... – Извинения приняты. – Сайленс поднял руку, останавливая дальнейшую речь Стелмаха. – Но в дальнейшем, Стелмах, когда мне придется драться, не помогайте. Он повернулся к Фрост. Ее улыбка уже исчезла, и перед ним вновь стоял хладнокровный и собранный инвестигатор. – С возвращением, капитан. Я всегда знала, что вас трудно будет убить. – Рад вернуться, инвестигатор. Куда направились мятежники? – В глубь леса, капитан. От них должен остаться четкий след. У Дезсталкера сильное кровотечение. Вы в состоянии их преследовать? – Думаю, да. Но спешки здесь нет. Есть только одно место, куда они могут направиться, и это – Оплот Дезсталкера. А когда они там окажутся, мы их возьмем. Кит Саммерайл уложил раненого Дезсталкера на кровать и оглядел роскошную спальню. Одно окно и одна дверь, что облегчает защиту в случае осады. Сейчас Оплот находился во власти людей, верных Дэвиду, но, к несчастью, эконом сумел удрать с большинством своих приверженцев и скорее всего уже связался с командованием сил вторжения. Так что они очень скоро постучат в парадную дверь. Дэвид лежал на спине, часто дыша. Один из слуг наложил на его рану кучу бинтов, но врача здесь не было. Кровь уже просочилась через бинты и запятнала дорогие простыни. Кит сидел на краю кровати и гадал, что делать дальше. Он мог просто уйти. Вне закона был объявлен Дезсталкер, но не он. Можно было просто уйти из Оплота, найти ближайшие имперские войска и потребовать защиты, которую гарантировал его титул. Капитан и инвестигатор, с которыми он схлестнулся, могут поднять шум, но если он объявит, что действовал в порядке самозащиты, кто усомнится в слове лорда? Но это искушение недолго его преследовало. Он не мог оставить Давида. Дезсталкер внезапно застонал и сел, и Кит бросился его поддержать. Лицо Дэвида посерело, искаженное усталостью и болью, но глаза глядели ясно. Взгляд его упал на лежащий рядом с его рукой на кровати меч, и, казалось, этот взгляд придал ему сил. Он показал на экран на стене и показал Киту рукой: – Включи. Мне нужно знать, что делается на моей планете. – Тебе нужно отдыхать, – возразил Кит. – Нам, может быть, придется уходить в спешке, если эконом вернется с войсками штурмовать Оплот. – Я никуда не уйду, – ответил Дэвид. – Это мой дом и дом моих предков, и отступать мне некуда. Здесь я буду стоять. А теперь включи этот проклятый экран. Кит пожал плечами и включил экран, и мятежные лорды увидели монтаж страшных сцен захвата Виримонда. Дома пылали повсюду – в деревнях, городишках, больших городах. Темной мерзкой жатвой лежали на полях трупы. Тянулись цепочки беженцев, таща на спинах остатки своего имущества. Кое-где еще длилось сопротивление – Подполье работало на Виримонде уже много лет. Подпольщики были обучены и имели кое-какое оружие, но этого было куда как мало против опытных десантников и боевых машин. Дэвид видел, как его люди сражаются и умирают, заливая защищаемую ими землю кровью своей и своих врагов. Он видел, как маршируют имперские десантники по разоренным деревням, видел застывшие среди разрушенных городов боевые машины и в конце концов был вынужден отвернуться. Кит выключил экран. – Мне осталось только одно, – сказал Дэвид после долгого молчания. – Именно, – подхватил Кит. – Хватай все, что мы сможем продать, и бежим. Где-нибудь найдется кто-нибудь, кто за взятку даст нам сбежать с планеты. А там... не знаю. Может быть, на Мист? – Нет, – ответил Дэвид. – Я же тебе сказал: я бежать не буду. Я собираюсь сдаться. – Что? Ты спятил? Самое лучшее, на что ты можешь надеяться, – показательный процесс и казнь. А на Мисте по крайней мере... – Нет! Нет. Если я сдамся и скажу мятежникам сложить оружие, война закончится. Мой народ останется жив. Слишком много уже погибло, Кит. Зачем длить агонию? Единственное, что сейчас для меня важно, – защитить мой народ единственным путем, который мне остался. Кит уставился на него вытаращенными глазами: – Откуда такое дурацкое благородство? Это же только крестьяне! – Нет, – возразил Дэвид. – Это Кит увидел написанную на лице друга решимость и перестал спорить. Вызвать человека, командующего вторжением, оказалось неожиданно просто. Генерал Шу Беккет из своей каюты на имперском крейсере «Изящный» отвесил двум мятежным лордам официальный поклон. – Милорд Дезсталкер, милорд Саммерайл, рад вас слышать. Прости мою прямоту, Дэвид, но ты что-то плохо выглядишь. – Но я все еще здесь, генерал. – Голос Дэвида звучал ровно и спокойно. – Я хочу предложить вам свою капитуляцию. – Очень благородно, Дэвид, и я ценю этот жест, но... – Генерал нахмурился с несчастным видом. – К сожалению, я получил от императрицы новый приказ: не принимать твою капитуляцию ни на каких условиях. Она хочет, чтобы ты был мертв, Дэвид, а мятеж раздавлен. У моих войск с собой голокамеры, и по всей Империи люди смотрят вторжение на Виримонд в прямом эфире. Императрица хочет, чтобы это было примером. Так что прости, Дэвид. Я могу предложить некоторую защиту твоему другу Саммерайлу, если хочешь. У меня нет приказов о его смерти. И я даю тебе слово... – Я подумаю, – перебил его Кит. Генерал наклонил голову. – Только не слишком долго, милорд. Дэвид устало улыбнулся генералу: – Тогда нам вряд ли остается что-нибудь еще друг другу сказать, верно, Шу? Судьба проложила пути для нас обоих, и все, что мы можем сделать – это пройти по ним до конца. Прости меня, что не желаю тебе удачи. – Я понимаю, милорд. – Генерал Беккет отдал честь. – Умрите достойно, Дезсталкер. Лицо генерала исчезло, и Кит отключил экран и обернулся к Дэвиду: – Ложись обратно. Отдохни. Тебе еще предстоит придумать, как нам выбраться. Ты же мозг в нашей паре. – Он прав. Кит. Ты не обязан здесь оставаться. – Обязан. Они улыбнулись друг другу. Дэвид протянул руку, Кит взял ее в две свои и крепко стиснул. Рука Дезсталкера была недвижна и холодна, как смерть. Дэвид снова лег на спину, Кит ему помог. Весь бок у Дэвида уже был пропитан кровью. Кит не выпускал его руку. Снаружи началась суматоха. Отпустив руку Дэвида, Кит подошел к окну и выглянул. У главных ворот стоял вернувшийся эконом с небольшой армией Имперских Войск, которыми предводительствовали великий лорд Драм, Капитан Сайленс и инвестигатор Фрост. Тоби Шрек и его оператор Флинн бежали по узкой улочке, а по обеим сторонам горели гигантскими кострами дома, и зарево заливало небо кровью. Воздух был насыщен грязным черным дымом и парящими угольями; от его жара горела незащищенная кожа рук и лиц. Камера Флинна ныряла и взмывала в этом хаосе, снимая все, что удавалось, и передавая в прямой эфир. Сверху сеяли смерть имперские военные корабли, взрывая дома и обрушивая улицы залпами бортовых дезинтеграторов. Повсюду бегали люди с каким-нибудь оружием в руках. Тоби бросил попытки определить, где находится. Один горящий город мало чем отличается от другого. И куда бы он ни шел, приходилось переступать через мертвых. В безымянных окровавленных кучах лежали вповалку мужчины, женщины и дети, разрезанные и разрубленные на части, сожженные лучевым оружием. Такой бойни Тоби себе и представить не мог. Лайонстон сошла с ума. Это выходило за любые пределы наказания бунта или примера для остальных. Такую бойню нельзя оправдать ничем. Время от времени Тоби приходила мысль, что это будет по – настоящему классный репортаж. Никто никогда не показывал вторжение так близко. Он только надеялся, что кто-нибудь смотрит. Ведь имперские корабли могут глушить все частоты, кроме своей. Тоби нахмурился на бегу. Противно было думать, что все может быть зря. Как взорвался дом рядом с ним, он не видел. Потом он только помнил, что был звук вроде грома, и что-то его подхватило и швырнуло на мостовую. Он тяжело ударился о булыжники, проехал несколько ярдов, разрывая в клочья одежду, потом попытался прикрыть голову руками, пока мимо свистел дождь кирпичных осколков. Они лупили по ногам, по рукам, по спине, и Тоби вопил, но голоса его не было слышно в громе разрушения. Наконец стало тихо, и Тоби осторожно поднял голову и огляделся. Половина улицы лежала в развалинах. Флинн лежал неподалеку, камера парила над ним. Оператор был полузасыпан кирпичным щебнем. Тоби заставил себя встать и, шатаясь, подошел к Флинну. В ушах у него звенело, руки дрожали, а ноги были будто чужие, но он превозмог себя и наклонился над Флинном. «О Господи, Флинн, только не будь мертвым. Я тебя не умирать сюда привез». Нащупав пульс на шее Флинна, он облегченно вздохнул и начал разбирать кирпичи – по одному. Казалось, им не будет конца. Он только начал, как из-за угла рысью выбежала рота десантников с оружием на изготовку. Сержант увидел Тоби и навел на него лучемет. Тоби выбросил обе руки вверх. – Не стреляйте! Я репортер, веду передачу о вторжении! Сержант презрительно хмыкнул и жестом велел своим людям опустить оружие и остановиться. Потом заревел на Тоби: – Какого черта вы тут делаете? Всем вашим давно уже пора очистить эту зону! – Моего оператора засыпало, – ответил Тоби, осторожно опуская руки. – Помогите мне его откопать, и мы уберемся с вашей дороги в ноль минут. – Что угодно, лишь бы я вас тут не видел. Не знаю, зачем вообще императрица вас сюда послала. Сержант махнул рукой ближайшим десантникам, и с полдюжины их бросились откапывать Флинна из-под оставшихся кирпичей. И только тут Тоби сообразил, что то ли силой взрыва, то ли острой кирпичной крошкой у Флинна разорвало одежду, и открылось черное кружевное женское белье, которое он под ней носил. Особенно хороши были чулки и пояс с подвязками. Шесть десантников отскочили назад, а их друзья разразились непристойными шутками и грубыми комментариями. Тоби сообразил быстро. – Он их носит на счастье! Это шмотки его подруги, а она погибла, и он их носит как память и на счастье. Нет, честно! Операторы это делают сплошь и рядом. Такая у них традиция. – Закрой пасть, – предложил ему сержант. – И к вам, парни, тоже относится. Значит, так. Такого пидора ни за что не пустили бы в военные репортеры. А это значит, что вы здесь нелегально. То есть не только дегенераты, но и мятежники. – Да не мятежники мы! – заорал Тоби. – Посмотрите, я же Тоби Шрек! Вы же наверняка видели мою работу! – Как же, видел, – согласился сержант. – Расстрелять обоих. Тоби застыл на мгновение, которое длилось вечность. Ему было нечем защищаться и некуда бежать. Даже если бы он заставил себя бросить Флинна. И он беспомощно смотрел, как десантники наводят на него стволы, и только одна дурацкая мысль вертелась в голове: дай Бог, чтобы камера это хорошо показала. И тут у него отвисла челюсть: сержант и десантники одновременно вспыхнули. Они побросали оружие и заметались, пытаясь сбить пламя голыми руками и неистово визжа, а пламя разгоралось и охватывало их живым цветком. Очень быстро пламя прекратило доступ кислорода в легкие солдат, и они попадали на землю, задыхаясь. Тела чернели, дергаясь в судорогах, вспыхивали факелами волосы. Из тени выступили две женщины с одинаковыми лицами, и Тоби понял, что случилось. Стиви Блю снова явились на выручку. Он что-то буркнул в знак благодарности и склонился над Флинном, который приходил в себя и пытался сесть. Стиви Блю вздернули его на ноги и потащили куда-то по улице, а Тоби едва за ними успевал. Даже в хаосе горящего города у людей хватало соображения уступать Стиви Блю дорогу. Они шли быстро, несмотря на необходимость прятаться от поисковых рот десантников и уходить боковыми улочками, которые Тоби не мог отличить одну от другой, пока не остановились перед безымянной дверью в сравнительно нетронутом районе. Стиви Третья ударила в дверь кулаком, и отодвинулась стальная панель, открыв два подозрительных глаза. Стиви Третья грозно на них глянула, и панель встала на место. Послышался звук отпираемых замков и отодвигаемых засовов, и дверь открылась. Стиви Блю провели Тоби и Флинна внутрь, и дверь снова захлопнулась. Это было всего лишь укрытие – одна широкая комната с заколоченными окнами и единственный выход. Вдоль стены стояли в стойках винтовки, автоматы и открытые ящики с патронами. В щели заколоченных окон выглядывали с десяток вооруженных мужчин и женщин. На Тоби и Флинна они едва взглянули. Спертый воздух вонял потом и нервным напряжением. Стиви Первая завела вполголоса разговор с кем-то из повстанцев, а Стиви Третья нашла автомат, который ей понравился, и стала его заряжать. Тоби нашел стул и помог Флинну сесть. Оператор выглядел лучше, но все больше расстраивался из-за состояния своей одежды. – Это же был мой лучший кружевной набор, – сказал он горько. – Знал я, что не надо было его здесь надевать. – Чертовски верно, – подтвердил Тоби. – Из-за него нас обоих чуть не шлепнули. Флинн фыркнул. – Никакого у солдат чувства изящного. Тоби показалось, что сидящая у оператора на плече камера кивнула в знак согласия. Он повернулся к Стиви Третьей. – А что это здесь такое? – То, что осталось от ячейки Подполья, на очень низком иерархическом уровне, почему, наверное, солдаты ее пока и не нашли. Мы ее используем как явку для повстанцев, которых рассеяло начало вторжения. Ждем приказов, но не знаю, остались ли в этом городе хоть следы Подполья. Нас здорово стукнули. Системы связи полетели к черту, а эсперы здесь вряд ли есть. Вам повезло, что мы с сестрой пошли искать потерявшихся – вообще-то мы уже собирались возвращаться. Этот город уже пал, только он еще этого не знает. – А найдется у вас время на интервью? – спросил Тоби. – Кажется, сейчас нам все равно нечего больше делать. И есть шанс, что кто-нибудь нас смотрит. Он махнул Флинну, и тот кивнул, подтверждая, что камера его все еще работает. Он устроил ее на плече, и камера обратила свой красный немигающий глаз к Стиви Третьей. – В общем, рассказывать нечего, – сказала Стиви. – Вторжение застало нас врасплох. Связь была потеряна почти сразу. Мы совершенно не имели понятия о положении в главных городах. Кто-то из мятежников пытался сдаться, видя, что творится, но имперские силы не заинтересованы в пленных. Мы с сестрой помогали, как могли, поджигая боевые машины поменьше, уничтожая отбившиеся от главных сил группы, но их просто слишком много... Мы все устали. Очень много нас погибло. Боеприпасы кончаются. Может быть, нам только и остается, что достойно умереть. И взять с собой на тот свет побольше гадов. – Они здесь! – закричала Стиви Первая, все еще глядя в щели в окне. Тут же все, кто мог, просунули стволы в щели досок и открыли огонь по наступающим войскам. Грохот такого количества огнестрельных стволов в замкнутом пространстве оглушал. Тоби и Флинн закрыли уши руками. Воздух наполнили дым и кордитовая вонь. Потом сквозь сплошную деревянную дверь ударил луч бластера, разрезав тело стоящего за ней повстанца, и вышел сквозь противоположную стену. – Боевой фургон! – крикнула Стиви Первая. – У него дезинтеграторная пушка! Силовые лучи ударили по комнате со всех сторон. Они пробивали стены, поражая не успевших упасть на пол повстанцев. Комната наполнилась слепящим светом, лучи сплетались искрящейся паутиной. Большинство защитников были убиты и разрезаны в первые несколько секунд, и обугленные части их тел валялись по всему полу. Одному человеку оторвало голову, а тело прошло еще несколько неверных шагов, потом еще один луч подрезал ему ноги, и оно упало. Тоби пытался зарыться в каменный пол, закрывая голову руками. Он свалился на пол и повалил Флинна, едва только Стиви Первая успела крикнуть свое предупреждение. Бойцом он никогда не был. А лучи все били, высверливая бесконечные дыры в стенах, наполняя комнату запахом ионизированного воздуха. Кто-то кричал – от страха, боли, страдания – но не долго. Удары лучей прекратились, и стало тихо, только потрескивали пробитые и прорезанные стены. В бесчисленные дыры лилось утреннее солнце, подсвечивая поднимающийся дым. Тоби медленно поднял голову и огляделся. Мертвые валялись повсюду. Разорванные и поломанные, как куклы, брошенные сердитыми детьми, которые больше не хотят играть. Флинн лежал рядом с Тоби, зажав в объятиях свою драгоценную камеру. Он кивнул Тоби, показывая, что цел и невредим, но встать не пытался. Стиви Первая и Стиви Третья лежали рядом, но шевелилась только одна из них. Стиви Третья медленно села. У нее сгорела половина лица и половина волос на голове, когда ее зацепил луч, но в остальном она была невредима. Стиви Первой повезло меньше. Она получила несколько ранений, а левую руку ей оторвало выше локтя, и торчала обгорелая культя. Стиви Третья прижала сестру к груди, и та открыла глаза и застонала. – А, черт, – сказала она хрипло. – Наши шансы падают. – Помолчи, – сказала ей Стиви Третья. – Отдохни. Побереги силы. – Зачем? Все кончено, любимая. Империя победила. – Пока мы не сдались сами, еще ничего не кончено! Не смей умирать и оставлять меня одну! Мы вместе жили и вместе умрем, и сделаем это стоя. Вставай, черт тебя побери. Вставай, милая. Последний раз плюнем в глаза Железной Суке. Стиви Первая улыбнулась: – Ты права. Стиви Третья встала, поднимая одновременно Стиви Первую. Они огляделись в поисках других выживших, и увидели глядящих на них Тоби и Флинна. Стиви Третья улыбнулась: – Могла бы сама сообразить. Хорошие люди погибают, а репортеры пребывают вовеки. Не вставайте, ребята. Это не ваша война. – Что ты собираешься делать? – спросил Тоби. Стиви Блю посмотрела на дверь, и Тоби знал, что она видит скопление врагов снаружи. Когда она заговорила, голос ее звучал почти спокойно, как простое изложение фактов. – Когда-то нас было четверо. Клоны, сестры, любовницы – такие близкие отношения, как тебе даже не вообразить. Две погибли, сражаясь против Империи, которая их создала, и сегодня наша очередь. Мы всегда знали, что рождены гореть. И все, что нам осталось – это умереть гордо. – Что вы собираетесь делать? – повторил Тоби. – Что вы можете сделать? – Умереть как следует, – ответила Стиви Третья, и Стиви Первая кивнула головой. – Иногда не остается ничего другого. – Нет, – сказал Тоби хриплым от незнакомых чувств голосом. – Должен быть другой способ. Всегда есть. – Нет, – ответила Стиви Третья почти нежно. – Не всегда. У любого пути есть конец. Держи свою камеру наготове. Мы выходим. Она подтянула сестру к двери, осторожно открыла замки и отодвинула засовы по одному. Камера Флинна слетела с его плеча, чтобы лучше видеть. Стиви Третья рывком распахнула дверь, и клоны-эсперы застыли на секунду в проеме на фоне дневного света, глядя на выстроившихся против них людей и машины. Где-то внутри себя Стиви Первая нашла в себе силы стоять без помощи сестры. Стиви Третья обернулась через плечо и обнажила зубы в улыбке: – До встречи в Аду, мальчики! И повернулась обратно к двери, и обе Стиви Близ вспыхнули пламенем. Яркий синий огонь охватил их с головы до ног, усиливаясь и пожирая сестер, направивших последние силы на последний вызов. Они рванулись вперед, выкрикивая своей боевой клич, рассыпая из трех рук палящий огонь, испепеляющий людей и машины. Имперские десантники открыли огонь, лучи дезинтеграторов били и били в Стиви Блю, тряся их, как собака трясет крысу. Они упали одновременно, и пламя их погасло, и не было больше Стиви Блю в этой Вселенной. Флинн снимал. Тоби не мог выговорить ни слова. Сержант-десантник вышел вперед и пошевелил мертвых эсперов носком сапога, чтобы удостовериться, что они и в самом деле мертвы. Удовлетворенно сам себе кивнув, сержант направился к двери и посмотрел на Тоби и Флинна. Тоби ждал смерти. Деваться было некуда, а будь у него оружие, он не знал бы, что с ним делать. Он был странно спокоен, будто все это его не касалось, будто это было неправильно, что он до сих пор жив, когда все вокруг погибли. Он посмотрел на сержанта, не отводя взгляда и надеясь, что Флинн будет снимать до конца. А сержант остановился над ним и улыбнулся. – Везучий вы парень, Шрек. Оказывается, императрице нравится ваша работа. И она следила за всем, что вы делали. Только подумайте, какой ей был приятный сюрприз, когда «Изящный» принял ваш сигнал. Короче, вы идете с нами. Вы и ваш оператор с этой минуты официальные репортеры Империи, и императрица желает, чтобы вы сняли репортаж о падении Оплота Дезсталкера. Да – да, выбирать вам не приходится. Так что торопитесь, а то все пропустите. Он поднял Тоби на ноги и отряхнул с него пыль. Флинн поднялся сам. Сержант взглянул на него, и его передернуло. – Надо вам найти какой-нибудь плащ. Какие-то приличия должен соблюдать даже репортер. Давайте, парни. Императрица хочет, чтобы вся Империя видела, что бывает с людьми, которые осмеливаются бунтовать против ее мудрого и справедливого правления. Сделайте хорошую работу, и тогда, может быть, она вас не казнит за братание с врагом. А теперь шевелитесь! Тоби и Флинн неуверенно вышли из комнаты смерти в распростертые объятия Империи. В древнем Оплоте своего клана Дэвид Дезсталкер сидел на краю кровати, наблюдая на телеэкране смерть своей планеты. Он переключался с канала на канал, но всюду было одно и то же. Его народ сражался и умирал. Сражался с войсками вторжения, боевыми андроидами или фургонами, но всегда погибал. Горели города и деревни, поля были полны беженцев, которых окружали войска. Потом повесят каждого десятого – для примера остальным. Лайонстон была привержена традициям. Дэвид отключил экран, и в спальне наступила внезапная тишина. Он обхватил себя руками изо всех сил, стараясь овладеть собой. Бинты на его теле промокли от крови, боль накатывала и уходила. Дэвид не знал, хороший это признак или плохой. Когда боль становилась невыносимой, он сидел неподвижно, стиснув зубы, и ждал, чтобы стихла боль и вернулась способность думать. Его бросало то в жар, то в холод, и с лица его капал пот. Он лихорадочно пытался что-нибудь придумать, чтобы спасти положение. Его капитуляцию отвергли, а передать сигнал за пределы планеты и позвать Подполье на помощь он не мог. Там, внизу, немногие, сохранившие верность ему или Восстанию, пытались отбить Имперские Войска от Оплота. Долго они не продержатся. В открытую дверь вошел Кит Саммерайл, и Дэвид прочел вести на его лице. – Ударом против главных ворот командуют капитан Сайленс и инвестигатор Фрост. Нашим людям их ни за что не удержать. Дэвид медленно кивнул. – Они могут только их слегка замедлить. Он с трудом встал с кровати. Кит бросился ему на помощь, и Дэвид повис на нем. Ноги подламывались, но он усилием воли заставил их выпрямиться и улыбнулся другу. – Вот оно, Кит. Как только падет Оплот, Восстание на планете кончено. Кажется, я наконец понял, что значит быть Дезсталкером. Биться до конца, поставив на карту все, даже когда знаешь, что дело твое обречено. – Он показал на голопортрет родоначальника Дезсталкеров, который висел в ногах кровати. – Посмотри на него. Похож на злобного варвара-наемника в кожаных доспехах и с пучком волос. Джиль, мой предок. Интересно, что бы он обо мне подумал. У нас не было случая поговорить. И еще Оуэн. Я теперь лучше его понимаю. Он хотел меня предупредить, но я не слушал. Он говорил, что мне не удержать Виримонд, и был прав. Императрица дает и императрица отнимает. Черт побери императрицу. – Жар у тебя, – сказал Кит. – Сядь обратно. – Нет. Если я сяду, я не найду сил встать. Время нам уходить. Кит поглядел на него: – Оплот окружен, Дэвид. Все выходы перекрыты. – Есть один, о котором они не знают. – Дэвид наклонился к голопортрету и щелкнул потайным выключателем. Потрет отъехал в сторону, открыв узкий проход. Зажегся свет. Дэвид устало улыбнулся, увидев загоревшуюся в глазах Кита надежду. – Потайной ход. Оуэн мне про него рассказывал. Сам уносил по нему ноги, когда за ним пришли. Он ведет в ангар флаера в пещерах под Оплотом. Схватим флаер, врубим полный газ и смотаемся к чертовой матери раньше, чем они догадаются. Я еще не могу умереть, Кит. Я нужен своему народу. Пусть я не могу их спасти, я могу попытаться за них отомстить. Да, Кит, много времени мне понадобилось, но я наконец понял, в чем моя честь и мой долг. – Жар у тебя, – сказал Кит. – Пойдем. Они медленно шли потайным ходом, и Дэвид всем телом опирался на Кита. Кровь теперь текла у него по боку струйкой, а когда ему приходилось кашлянуть, несмотря на боль, брызги крови летели изо рта. Но он шел. Он не сдастся. Дезсталкеры не сдаются. Голова плыла; иногда ему казалось, что с ним по туннелю идет Оуэн, а иногда это был Джиль. Но когда сознание прояснялось, рядом с ним всегда был Кит, его единственный друг за всю его жизнь. Они дошли до конца потайного хода и остановились. Кит осторожно выглянул в ангар. И успел убрать голову раньше, чем по тому месту, где она была, полоснул луч дезинтегратора, обрушив поток осколков со свода. Дэвид потерял равновесие и свалился на пол, потянув за собой Кита. Они лежали рядом на каменном полу, тяжело дыша. Кит несколько раз выстрелил наудачу вслепую в ангар, чтобы никто к ним не сунулся. Поискал глазами лучемет Дэвида и увидел, что у Дэвида его нет. – Дэвид, – спросил он тревожно. – Где твой пистолет? – Я отдал его Алисе как раз перед падением. Он до сих пор у нее. – Он сплюнул кровью и состроил гримасу. – Кит, я попытался перейти на форсаж и ничего не вышло. Во мне ничего не осталось. Бой окончен. Здесь моя последняя станция. – Молчи. Побереги дыхание, и мы вернемся по этому же ходу обратно. – Нет. Я никуда не пойду. Холодно мне, Кит. Очень холодно. Кит сел, прислонившись спиной к стене туннеля, и крепко прижал Дэвида к своей груди, стараясь отдать умирающему свое тепло. – Бывали у нас хорошие минуты, правда, Кит? – Лучшие в мире. – Алису жалко. И Дженни. – Да. – Оставь меня. Кит. – Что? – Им нужен я, а не ты. Нет смысла, чтобы ты умер здесь вместе со мной. – Я тебя не оставлю, Дэвид. Ты мой друг. – Тогда сделай то, что я прошу. Не умирай напрасно. Убей меня и выходи к ним. Моя смерть примирит тебя с Лайонстон. Покажи ей мою голову, и она, наверное, сделает тебя лордом Виримонда. Ведь они же думают, что ты один из них. – Дэвид, прошу тебя... я не могу... – Можешь. Должен. Я не хочу здесь умирать по частям и вопить от боли. Сделай это, Кит. Будь мне другом. В последний раз. Он резко закашлялся и не мог остановиться. По его подбородку струилась кровь. Он хотел еще что-то сказать – и не мог. Кит прижимал его к груди, пока не затих кашель, потом вынул нож и опытной рукой всадил Дэвиду между ребер. Дыхание вышло из Дезсталкера одним долгим выдохом, и он затих. Кит сидел, держа на руках мертвое тело. Дэвид был прав. Императрица вернет его ко двору как человека, который казнил Дэвида. Была у нее слабость к ее улыбчивому убийце. А ничего другого вроде бы и не остается делать. Восстания больше нет, и это видно каждому. Значит, остается только Лайонстон. Он – убийца, и его место там, где убивают. Осторожно положив Дэвида на пол туннеля, Кит вытянул ему ноги и сложил руки на груди. Потом вытащил меч и склонился над Дэвидом. Лицо Дезсталкера было очень спокойным. Кит наклонился и поцеловал Дэвида в окровавленные губы. – Любовь моя. Он выпрямился и занес меч. |
||
|