"Товар для Слона" - читать интересную книгу автора (Хазарин Андрей)

Глава 17. Удобный случай

Шестой час, но уже темнеет. А может, потому, что дождик целый день то покаплет, то перестанет.

В такую погоду только сумасшедший будет на лавочке сидеть. Но здесь больница совсем другого профиля, сумасшедших не держат, поэтому во дворе было действительно пусто. Только лежали на мокром асфальте квадраты света из окон. Я поднялась по вечерней лестнице — в смысле, по той, где вечером местные входят-выходят, — в отличие от дневной, парадной, и потому вечером всегда закрытой.

Здесь потихоньку от врачей дымили, покашливая, больные. Смотрели в окно — не идет ли кто из близких. А иногда (это я видела сама) господа студенты по этой лестнице с лекций сбегали. Рядом с отделением чернобыльцев теперь кафедра медицинской радиологии. Чтоб было ученым поближе к экспериментальному материалу. Чтоб ножки не били, добираясь до подопытных…

В палате я Диму не нашла. Сосед его, Роман Ильич, не отрываясь от газеты, сообщил, что Вадим Андреич в ординаторской играет с врачами в шахматы.

Я поблагодарила и пошла в ординаторскую. И ничего подобного. Никакими шахматами здесь и не пахло (совсем как в старом анекдоте). Наоборот, господа лекари плюс четверо пациентов горячо обсуждали злободневную тему смерть мэра.

Почему врачей этот вопрос волнует, понять не сложно — чернобыльская клиника находится на балансе города. Пока был у нас порядочный мэр, честный человек (насколько это вообще в политике возможно), клиника скрипела, но работала. А придет на смену нормальный ворюга — и все, привет. Урежут финансирование под лозунгом "лечиться даром — даром лечиться" (вот же придумала какая-то сволочь!), либо совсем больницу закроют.

А что, у нас это запросто. Вот год назад произошла у моей знакомой жизненная драма — муж бросил. Муж у неё тот ещё был, ей бы подумать да порадоваться, а Ольга, умница, решила отравиться, наглоталась таблеток. Мама её вовремя в комнату зашла, вызвала "скорую", свезли в больницу. Одним словом, откачали. Мама сама слегла с сердцем, а к Ольге в больницу ходила я — лекарства таскала, шприцы, даже перчатки резиновые: в больнице ничего нет, все за счет пациента… (Насмотрелась я там, наслушалась всякого. К примеру, такой эпизод: одна юная дама с мужем покушала грибочков, через двое суток пришла в сознание, и первые её слова были "А этому ироду хоть бы хны!" Квинтэссенция супружеской любви. Но это так, к слову.) И вот однажды вижу — стоит заведующая этим самым токсикологическим отделением, единственным на весь город, сама не своя. Курит. Из ноздрей дым, из глаз слезы черные. И что, вы думаете, оказалось? Решают, не закрыть ли больницу на зиму. Нечем платить за отопление.

Умно, да?

Наша власть вообще и традиционно отличается особым умом. Специфическим, простой смертной голове недоступным. Вот потому власть они, а не мы с вами.

Как раз эту тему Дима с врачами и обсуждал.

Я дверью тихонько скрипнула, вызвала своего господина, пошли мы в палату — собираться. Сосед уже отбыл, пусто в палате, тихо. Веничек, зайчик, так в ведре и спит. Мы сумки собираем, переговариваемся.

— Дим, а откуда в больнице про смерть Коваля узнали?

— Интерн один у нас, Синицын, ночью на "скорой" дежурил подрабатывал. По рации услышал. Утром здесь всем раззвонил. А что?

И я начала пересказывать версии, которые утром Шварц на хвосте приволок. Особенно Диме понравилось, что "взрыв уничтожил залегание геологических слоев". Он несколько раз с улыбкой повторил эту формулировку.

Мы уже совсем было собрались выйти. Но тут в дверь тихонько постучали — и вошел Слон. Самолично. Собственной величественной персоной.

— Разрешите, Вадим Андреич? Простите, если помешал. Но обстоятельства вынуждают.

Дима молча кивнул.

— Я звонил к вам в офис и домой, но трубку никто не брал, и я понял, что вы здесь и Анна Георгиевна с вами.

— А где ж ей быть? — проворчал под нос Дима.

— Да-да…

Помолчали. Смотрю я, а Слон-то, голубчик, нервничает. Это чтобы господин джентльмен Дубов да сел, когда дама стоит?! Да закуривать прямо в палате начал?! Руки подрагивают… Интересное кино…

— Беда в городе, дорогие мои. Большая беда. Погиб Александр Николаевич Коваль, мэр города и мой личный друг.

Опять замолчал. Я на часы поглядывать начала — домой охота. Но Дима мне рукой циферблат прикрыл: сиди, молчи. Еще бы — Слон лично явился. Значит, очень серьезное дело. Иначе сам бы не утруждался, нас к себе вызвал бы.

— Я в горести, Вадим Андреич. Погиб мой друг, благородный и очень приличный человек. Но, как мне удалось выяснить, милиция считает, что это обычный несчастный случай. "Дорожно-транспортное происшествие", как они выражаются. Не верю! Ни единому слову не верю! Есть люди, которым наш мэр был как кость в горле…

"А тебе?" — подумала я.

Дубов продолжал, но почему-то после прекрасно исполненного негодования дальнейшая речь его звучала очень по-деловому.

— Все мы знаем, как сейчас раскрываются убийства, особеннозаказные. Милиции спокойнее и выгоднее представить эту смерть несчастным случаем. На самом деле Коваля убрали. И мне не нужномилицейского следствия, я и так знаю — это Арсланов!

На этом месте Слон сорвался, теперь в голосе послышались истерические нотки:

— Все, больше я его наглость терпеть не намерен! Рано ему считать этот город своей вотчиной!

Однако тут же взял себя в руки:

— Вадим Андреич, мы с вами должны доказать вину этого мерзавца… И, конечно, Анна Георгиевна…

Ты смотри, спохватился, галантность вспомнил — а по делу, выходит, он меня за человека не считает!

— Я заказываю и оплачиваю расследование. Все остальное — побоку. Делайте все что угодно, возможное и невозможное, но Арсланов уйти от возмездия не должен!

Красноречивый обрыв. "Я сказал. Хуг".

Ах ты ж дерьмо, Слоник! Друга у тебя убили! Так чего ж ты не бежишь со вдовой и детьми сидеть? Что же ты сразу уши своего конкурента ищешь?

Если ты друг, ты даже о мести сейчас не подумаешь, ты сейчас слезы должен проливать… Ну не верю я в искреннее отчаяние человека, который на смерти друга хочет конкурента устранить!

Я смотрела на него — и видела насквозь: делайте что угодно, копайте на три метра в глубину, но найдите криминал. А если не найдем? А если не найдете, то слепите!

Димка в таких случаях говорит: "Пенки с дерьма снимает"…

Кстати, мой господин реагировал на речи Дубова поспокойнее. Сочувственно кивал, даже вопросы какие-то задавал. Беремся за заказ, выходит. Только непонятно мне, как мы это делать будем.

Мало сказать, что я кипела. Наверное, я сейчас больше всего была похожа на скороварку — кипит, да под давлением, да у критической точки… Но внешне я старалась себя ничем не выдать. Даже из-под клапана не шипела.

И вот, пока я старалась лишние атмосферы в себе придушить, мысли мои сами совсем в другую сторону пошли. А почему это господин Дубов милиции не доверяет?

А может, он ей вполне доверяет, а нам лапшу на уши вешает?

На смерть Коваля ему, в сущности, наплевать. Цель совсем другая: нашими руками найти компромат на Арсланова — это раз. Если не найдем, то сфабриковать — это два. А потом, когда Арсланова заарканят, на авторов расследования пальчиком показать. Вот, мол, те, кто вас, ментов, обставил. Или — вот, мол, те, кто липовый компромат изготовил. И все. Нам хана. В смысле абсолютно прямом. Ни мне, ни Димке уже не отвертеться, не спрятаться за чьей-то широкой спиной.

И вот так, одним движением расправиться и с конкурентом, и с людьми, которые знают слишком много лишнего.

Что и говорить, случай отличный. Удобнее просто не бывает.

Но здравомыслящая сторона моего "я" все-таки спросила: а зачем всесильному Слону расправляться с нами таким сложным способом? Чего проще: послать Алексея с бригадой, они нас прихлопнут, как комаров…

Господи, да что же такое со мной произошло, что я в каждом событии только подлянку вижу? Ну почему мне не посочувствовать Слону — друга человек потерял все-таки. Почему не помочь ему отомстить за эту смерть? И заодно бандитского главаря посадить. Все-таки Слон более деликатными методами действует, чем Арсланов… Э-э, подруга, а что ты вообще знаешь об Арсланове? Может, тот же Слон про него страшные сказки и распускает. А вот методы Слона тебе уже известны, вспомни, как тряслась в Садах, когда автоматные очереди гремели…

Но эти очереди, между прочим, твою жизнь спасали!

Кажется, я совсем запуталась…

Но тут Дубов встал с койки — собрался уходить. Я уж совсем было открыла рот, чтобы попрощаться, но взгляд Слона упал на наши сумки.

— Давайте, я вас до дому подвезу. Зная наши больницы, ядогадываюсь, что вас, Вадим Андреич, на все праздники отсюда выставляют. И вещей у вас вон сколько, и сами нездоровы.

— Да неловко, право. И ходу тут пятнадцать минут, рядом…

— Может, и рядом, но Анне Георгиевне лишние тяжести носить вредно, да и вам сейчас не нужно.

С чего это мне вдруг стало вредно тяжести носить? А хоть и вредно — он что, сейчас возьмет наши сумки и понесет?

Но сумками занялся появившийся неизвестно откуда Анатолий лакей-горилла Слона. Что ему наши сумки, вон какие мускулы! А все равно противно, когда у такого здоровенного мужика лакейская морда.

И кота я ему нести не дала!

Да… Отличный предпраздничный вечер получился. По телевизору все местные каналы поотменяли фильмы и передачи. Действительно, как Шварц и говорил, только серьезная музыка. Не знаю, была ли днем реклама, но сейчас в перебивках показывали портрет Коваля в черной рамке и произносили высокие слова о том, каким замечательным человеком и прекрасным мэром он был. Что-то частенько наш город громкие смерти начали лихорадить. Летом журналисты, которые напечатали статью, как Ирочку продали в бордель (подозреваю, на тот свет они отправились не без помощи покойного Мюллера), потом исполнительный директор одной знаменитой фирмы, теперь вот мэр.

Об этом даже столичные новости страну оповестили: дали кусочек некролога прямо из нашего телевидения.

Мы с Димой посмотрели этот траур минут шесть и выключили ящик. И обсудить кое-что надо было, и Скрябина с Рахманиновым я переношу с трудом. Мамочка с детства приучила к Моцарту…

После ванны и чая Вэ-А смотрел на мир оптимистично и жаждал работы. Поэтому обсуждение начал он.

— Что, Лиса, хорошего скажешь?

— О Слоне, что ли? А ничего — хорошего ничего.

— В смысле?

— А это как с заказом Петра Петровича. И отказаться нельзя, и соглашаться опасно.

— И в чем ты видишь опасность?

Нет, тон не экзаменатора. Просто он так работает: сначала меня выслушает, а потом свое мнение высказывает.

— Кажется мне, что Слон хочет одним ударом двух зайцев убить: и матерьяльчик на Арсланова получить, и нас после этого угробить.

Я повторила Диме все мысли, до которых ещё в больнице дошла. Тогда я как-то сумела паранойю отогнать, но сейчас снова вылезло.

Он слушал, курил, даже местами кивал. А потом говорит:

— Рыженькая, ты права почти во всем. Конечно, отказать Слону нельзя, это не заказ, это приказ. Хоть и обещал оплатить. Но, по-моему, он действительно очень близко к сердцу эту историю принимает. И я вижу тут три возможных причины. Первая — действительно жалко друга: если у дельца мэр города в близких друзьях ходил, его смерть — очень большая потеря. Тут и загорюешь, и отомстить захочешь. Вторая, как ты с ходу просекла, убрать под это дело главного конкурента. Наконец третья возможность: он сам приложил руку к этой смерти и изо всех сил старается свалить её на другого. Нам крайне любопытно, какой из трех вариантов правилен. Отметим, что если виноват Арсланов и получится его разоблачить — так ему и надо. Но в любом случае мы попутно узнаем что-то о нашем спасителе и покровителе — глядишь, и найдем лазейку, чтобы с крючка сорваться.

— И нам тоже такими двуличными быть? Противно…

— А на поводке ходить не противно? Хочешь на волю — терпи.

Я только вздохнула.

— Дальше, насчет опасности. Тут, думаю, ты преувеличиваешь. Если мы добудем нужную информацию, зачем же ему резать курицу, которая несет золотые яйца? А если не добудем…

— Значит, мы не выполнили задания, толку от нас никакого, а в дела влезли, могли узнать что-то лишнее!

Мания преследования во мне не унималась.

Димка пожевал левой щекой, досадливо цокнул языком. Наконец решительно изрек:

— Значит, надо либо добыть нужную информацию, либо доказать абсолютно и несокрушимо, что таковой не существует! Короче: выход один — выполнять приказ всеми силами, как будто… нет, не как будто, а "поскольку" речь идет о жизни и смерти.

Подозреваю, глаза у меня сделались, как у самой большой собаки из сказки Андерсена "Огниво".

— Ладно, когда мы завтра едем?

Этот вопрос выдернул меня из размышлений, как морковку из грядки. Куда едем? Зачем? Ой, он же ещё ничего не знает!

— Димуля, мы никуда не едем. Погода — сам видишь. И потом — эти события… Ларка на работе сидит, как привязанная. Да и тебе, дорогой, совсем не обязательно простуживаться на холодной террасе — не будешь же ты весь день на печке сидеть, правда? В общем, планы поменялись.

— На аналогичный кусок сала?

— Приблизительно. Утро в нашем полном распоряжении. А вечером, часиков в шесть, начнем собираться. Чтобы не позже четверти восьмого быть у Нади дома, на Новоалексеевке.

Он кивнул.

— С собой что берем — бутылку?

— Я тут приготовила кой-чего — не выбрасывать же.

— Сами съедим.

— Все банки? Лопнем. Тем более, ты ослаблен тяжким недугом.

— Тогда немножко на завтрак оставим.

— Ладно тебе, обжора. Хватит и нам поесть, и с собой взять. Да, ещё с утра надо на базар выйти — Венику рыбки купить.

— Это с утра. А сейчас надо ему доску для когтей сделать. А то он нам тут всю обивку живо украсит бахромой, как индеец племени кикапу.

Вполне возможно. В старопрежние времена мой кот первого поколения так и поступил. А квартировавший у нас на два года раньше хомяк сделал ещё лучше: сбежал из своего домика и прошел через платяной шкаф, насквозь. Ни плащ его не остановил, ни пальто. А пиджакам досталось почему-то сильнее всего. Хомяку, наверное, больше шерсть с лавсаном нравилась, чем натуральный продукт…

Только какого такого племени кикапу? Нет такого племени. Хотя где-то это слово было. И тут я вспомнила: это же "Волшебник изумрудного города"!

Я состроила страшную рожу и загнусавила:

— Кикапу-трикапу! Я Гудвин, великий и ужасный!

Растопырила руки и грозно двинулась на Димку. Он ужасно перепугался и забился в угол дивана.

Кот Инвентарь следил за нами с пониманием и одобрением.

Пришлось оторваться и выставить наглое животное за дверь.