"Военный разведчик" - читать интересную книгу автора (Карцев Александр Иванович)

Глава 2. Новое задание

Счастье. Некоторые пытаются дать ему определение. Я не пытался. Я был счастлив. Я снова был человеком. Я спал на простынях. В кровати. Если вы когда-нибудь спали рядом с любимой девушкой, вы знаете, какое это наслаждение. Но тогда вы не знаете, что настоящее наслаждение спать одному. Я купался в целом море блаженства — я спал один. Мне снилась моя, самая замечательная на свете, девушка.

Блаженство. Настоящее блаженство! Я сладко потянулся, нежно прикоснулся рукой к ее плечу. Говорят, что французы на рассвете… Тьфу ты! Под рукой оказалась всего лишь подушка. Сон закончился.

Простыни были в крови — сбились повязки с пораненных ног. Да еще разошелся шов на спине, след недавнего пулевого ранения. Но разбудило меня не это. Экзамен. Я не знал, сдал ли его. Выполнение задачи в установленные сроки ровным счетом ничего не значило. Точнее, значило не все. Оставалось еще что-то. Критерии, по которым нас оценивали, были нам неизвестны. Все решала выпускная комиссия.

Холодный душ привел меня в порядок. Точнее, в порядок он привел только мои мысли. С телом еще надо было немного повозиться. Хотя бы обработать царапины. Обращаться за помощью к начмеду не хотелось. Тем более из-за таких пустяков. Да и времени уже не оставалось. Через полчаса нас собирали в штабе.

Штабом служил небольшой одноэтажный барак. Нас разместили в зале совещаний. Начальник учебного центра поздравил всех с успешным возвращением (Двоих ребят я не досчитался. Как выяснилось позднее, одного подстрелили пограничники при пересечении границы, второго задержала милиция уже при возвращении. Им экзамен пришлось пересдавать заново. После госпиталя.). И пожелал всем на будущее доброй охоты на новом пути. На этом торжественная часть закончилась. Начиналось главное. Говорят, что наше будущее записано в книге судеб. В соседней комнате находились люди, которые эту книгу писали.

Нам не ставили оценок за экзамен. Точнее оценок было всего две. Годен к работе или нет. Затем, комиссия решала, где целесообразно использовать офицера дальше. Многие возвращались к себе в отдельный батальон специального назначения. О судьбе других мы могли только догадываться. Аттестационная комиссия работала как часы. Пару минут обсуждала очередного выпускника, вызывала его и объявляла результат. Тогда мы еще не знали, что решение принималось заранее и не в один день. И не всегда по результатам экзамена.

Подошла моя очередь. Я стоял перед дверью и ждал вызова. Ровно минуту. Потом еще одну. И еще. Двенадцать минут. Такое начало не предвещало ничего хорошего. Возможно, ребята там просто уснули. За это их никто не упрекнет. Я бы и сам поспал, если бы знал, что у меня есть в запасе четверть часа. Или может быть, их просто выкрали инопланетяне. Или все ушли на обед. Через форточку.

Дверь открылась. Меня пригласили в комнату. За столами, расположенными буквой «П», сидело восемь человек. Двоих из них я знал, остальных видел впервые. Не трудно было догадаться, что это были «купцы», работодатели. Меня поздравили с успешной сдачей экзамена. К дальнейшей боевой работе я был признан негодным. По состоянию здоровья. И направлен в госпиталь на заслуженный отдых. Подлечить свои царапины. О дальнейших планах на мой счет не было сказано ни слова. Что- то они не договаривали. Это было видно невооруженным взглядом. Чтобы принять такое решение так много времени не нужно. Но мне сказали: «Свободен!» Это было шоком. Я повернулся через левое плечо и направился к выходу. Спиной я ждал фразы: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться». Но Мюллер забыл свои слова. И подсказать было некому. Я вышел из кабинета.

В своей работе Главное Разведывательное Управление всегда отличалось мягкостью и интеллигентностью. Сотрудников никогда не принуждали к работе. Больше ценились добровольцы. Результативность у них была выше, они были охотниками — делали работу по своей охоте. Иногда добровольцев не хватало. Тогда сотрудников мягко подводили к мысли, что эта работа создана именно для них. И лучше на неё согласиться. Добровольно. Ибо второй отличительной чертой Управления была привычка ломать позвоночники не согласным. В переносном смысле, разумеется.

Когда европейцы впервые познакомились с религией даосских монахов, один из древнекитайских иероглифов был переведен ими не совсем точно. Основополагающий принцип стратегии европейцы назвали канализацией. Но это не изменило сути. Направить усилия противника в нужном тебе русле. В этом высший профессионализм и талант полководца (на самом деле заповедь Дзен-буддизма звучала несколько иначе: «Перехватив меч противника, обратить клинок против него самого»). В Управлении по отношению к нам использовался тот же принцип. Нас мягко направляли. Мне дали время поволноваться. Подумать о смысле жизни. Это было неспроста! Я чувствовал, что меня к чему-то подталкивают. Госпиталь. Это всегда было рабочим моментом. Взрослые детки играют в войну. Танки, самолеты, автоматы. Железные игрушки. Царапины, ссадины. Йод, бинты. Операции, реанимация. Госпиталь. Он всегда присутствовал в наших играх. Где-то на втором плане. На этот раз все было по-другому.

К середине восьмидесятых годов ГРУ начало ощущать сильнейший дефицит разведывательной информации по Афганистану. В Москве в это время происходила смена политического руководства. Ежегодно. А это всегда вело к цепочке кадровых перемещений в различных министерствах и ведомствах. Снимали министра, отправляя его на заслуженный покой или повышение. Следом убирали команду старого министра. Приходил новый, со своей командой. Через год все повторялось. Не обошлось и без чистки в Министерстве Обороны. Руководство страны, демонстрируя всему свету свое миролюбие, уничтожало свои Вооруженные Силы. Рыба портилась с головы, но чистили её, как всегда, с хвоста. Самое страшное происходило на низовом уровне. Офицеров отправляли в отставку по возрасту (Хотя в разведке понятия возраста не существует) или по организационно-штатным мероприятиям (если возраста было маловато). В разведке вместе с офицерами уходила в небытие и агентурная сеть, контактировавшая с ними. Сказывался человеческий фактор — многие агенты не хотели работать с новыми людьми. Тем более что новое не всегда означает лучшее. А заставить их часто не представлялось возможным. Срочно требовались новые способы сбора информации, новая агентурная сеть. К сожалению, создать её в сжатые сроки практически невозможно. Для этого требуются годы. Чтобы уничтожить агентуру времени порой нужно гораздо меньше.

Любое ведомство может добиться успеха в своей работе при благоприятном стечении обстоятельств. В ГРУ предпочитали не зависеть от обстоятельств. Благодаря либо вопреки им, там продолжали работать. Для победы. В Афганистане был сделан упор на технические средства сбора информации. Но армия оказалась к ним не готова. Воздушная разведка демонстрировала настоящие чудеса. Аэрофотоснимки поражали качеством и разрешением, но запаздывали с передачей тем, кто мог использовать эту информацию. Станции радиоперехвата записывали огромное количество важных переговоров. На магнитофоны прошлого века. Раз в неделю магнитофонные ленты передавались в разведотделы. Но обрабатывать их там было не кому. Катастрофически не хватало переводчиков. На станциях радиоперехвата в качестве переводчиков служили солдаты-таджики. А им не хватало образования. По инструкции наиболее важную информацию они должны были передавать в разведотдел немедленно. Но определить степень важности могли далеко не всегда. К тому же таджикский язык довольно близок к фарси, душманы же владели еще и языком пушту. Мы — нет. Если быть более точным, переводчиков с пушту были единицы. Использование в разведподразделениях переносных станций наземной разведки, ПСНР-5 и СБР-3 (станция ближней разведки), в горной местности оказалось нерезультативным. Забрасывать парашютистов с радиостанциями в кишлаки можно лишь в художественных фильмах. В боевиках. Недостоверно, зато красиво. И тоже нерезультативно.

От технических новинок пришлось возвращаться к старому, но проверенному средству сбора информации. К человеку. Он должен был работать круглосуточно. Иметь возможность регулярно и, по возможности, легально встречаться со своей агентурой. Велосипед изобретать не пришлось. В какую-то светлую голову пришла очень простая мысль. Врачи. Их всегда не хватало в Афганистане. В провинции Парван, к примеру, на полтора миллиона населения приходилось всего два врача-афганца. Один из них фельдшер по образованию, другой — фармацевт. (Если не считать афганского госпиталя в Баграме с медперсоналом численностью в шестнадцать человек). И это всего лишь в десятке километров от Кабула. В других районах положение с медицинским обслуживанием было еще более удручающим. В советских госпиталях и медсанбатах врачи старались, по возможности, оказывать помощь местному населению. Но эти медицинские учреждения предназначались для работы с ранеными солдатами и офицерами Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане (ОКСВА). К тому же в последние годы были сильно перегружены. Помощь местным жителям была квалифицированной и шла от чистого сердца. Но была нерегулярной и бессистемной. А потому неэффективной. Такой же неэффективной становилась и работа по сбору разведданных. Без хорошей агентурной сети.

Так родилась программа «Врачи без границ». Ибо врач мог находиться в кишлаке в любое время. И мог встретиться с любым дехканином, не вызывая ничьих подозрений. Даже если он и не был правоверным мусульманином. Благо больных и раненых в кишлаках всегда хватало. Афганцы были людьми верующими. Если Аллах послал в наказание за грехи, к примеру, пулевое ранение, то у правоверного было два пути. Выздороветь либо умереть. Но афганцы были к тому же людьми неглупыми. Они прекрасно понимали, что без медицинской помощи следом за ранением, даже самым пустяковым, приходила смерть. От заражения крови, как правило. При своевременном же обращении за медицинской помощью, раненый выздоравливал. К тому же русский доктор вызывал на себя гнев Аллаха. Ибо шел против его воли. Это было забавно! Но об этой стороне программы в разведуправлении едва ли предполагали. Увы, у каждой медали есть другая сторона. Обратная. И все-таки идея использовать врачей в сборе разведданных была хорошей. Хотя и не была новой. Но в практическом плане возникло множество проблем. Великие идеи всегда притягивают большие проблемы. Требовались врачи с опытом агентурной работы, либо разведчики с хорошей медицинской практикой. Ни тех, ни других в достаточном количестве не хватало. Их необходимо было готовить. Но самой большой проблемой был, как всегда, дефицит времени. Пришлось пойти на компромисс: провести двухмесячный курс военно-медицинской подготовки для группы офицеров-разведчиков. Я тогда еще не знал, что оказался в их числе.

Мне выдали на руки служебную характеристику. В ней написали, какой я мягкий и пушистый. Выдали продаттестат, направление в госпиталь и медицинскую карту с перечнем перенесенных заболеваний, травм и ранений. Весь в документах, справках и печатях я был направлен в гарнизонный военный госпиталь города Ашхабада.

Возможно, кто-то сообщил местным жителям, что я приеду сегодня. Ашхабадцы встречали своего героя. Девушки в национальных одеждах с цветами в руках. Их глаза сияли неподдельной радостью. Красочные транспаранты на столбах. Яркое солнце. Я вышел из рейсового автобуса. Я мило улыбался встречающим. Улыбка была искренней. Я готов был размахивать руками, раздавать автографы, целовать окружающих. Девушек, естественно. Но меня не замечали. Словно я был в шапке-невидимке. Девушки смотрели сквозь меня. На какого-то толстого, лысого мужичка в светлом костюме. Он, так же как и я, мило улыбался и раздавал автографы. Старая, как мир, истина — чтобы девушки дольше оставались молодыми и красивыми, им частенько приходится быть рядом с богатыми, старыми и некрасивыми. Некоторые даже умудряются в них влюбиться. Обидно!

До госпиталя я добрался пешком, благо он находился лишь в нескольких кварталах от городского автовокзала. Да и город был небольшим: два центральных проспекта и несколько улиц. Прошел через проходную мимо солдатика явно последнего периода службы.

В разведшколе мы тоже ходили в солдатской форме. К тому же без знаков различия. Но с офицерскими кокардами на панамах и с очень хитрыми физиономиями. Солдатик с подозрением покосился в мою сторону. Затем, на всякий случай, подтянул ремень и отдал честь. Это было правильно.

Приемное отделение было напротив. Небольшое одноэтажное здание желтого цвета затерялось в тени вековых деревьев. Но прохлады не было даже в тени. Плавился асфальт, от стен зданий веяло жаром. В Ашхабаде были обычные +45 по Цельсию. Начинали плавиться мозги. Я открыл дверь и оказался в раю. Очаровательная девушка-врач в фантастически легком наряде осталась практически незамеченной (Разве лишь длинные стройные ноги, гибкая фигура и бездонно-синие глаза). Запотевший кувшин с холодным лимонадом на небольшом журнальном столике не вызвал спазмов в горле. Лишь один предмет в комнате привлек мое внимание. КОНДИЦИОНЕР! Бог был большим шутником, создавая этот мир. Он создал Адама, затем Еву. Я бы начал сотворение мира с кондиционера. Адам и Ева могли бы подождать. Зато потом были бы счастливы. Они, их дети и дети их детей… Все жили бы в раю. Увы, когда бог заселил землю людьми, они стали плодиться и размножаться. С такой скоростью, что кондиционеров на всех хватить просто не могло.

Но в тот момент это волновало меня меньше всего. Я не переживал за негров парящихся в Сахаре, о перегревшихся на черноморских пляжах отдыхающих. Я был зомби, меня влекло к прохладе, к кондиционеру. Рука рефлекторно потянулась к графину. Налила лимонад в стакан. Глоток, еще. Я посмотрел на врача. Девушка. Красивая. Что-то пишет. Как мало все-таки нужно человеку. Если поднапрячься, я наверняка бы уложился со списком самых первоочередных желаний страницах на двадцати.

Я начал старую песню о том, какой я больной, несчастный и одинокий. Девушка подняла глаза. Она даже не улыбнулась.

— Сергей Иванович? Вам в третий корпус. К Меламед. Это прямо и направо.

Вот и все счастье! А я бы задержался еще на часок. С таким очаровательным доктором. Или даже на всю жизнь? Кто знает?!

И тогда я побрел к третьему корпусу. Меламед. Интересно, что это такое?

Это оказалось не что, а кто. Меламед Ирина Моисеевна. Начальник учебной команды. Ослепительно красивая женщина лет двадцати пяти. Я безошибочно определяю возраст женщин. Считаем. Выглядит на двадцать пять, должность требует определенного стажа в разведке и медицине. Это еще плюс двадцать лет. Делим на какое-нибудь число. Вводим коэффициенты, определяем погрешность. Получаем итог. Примерно двадцать пять лет. Секрет расчетов прост: женщине столько лет, на сколько она выглядит. Удивительным было другое. Я встречал красивых женщин. По крайней мере одну. Минуту назад. Через минуту я встретил другую. На выставке мод это было возможно. Но я ведь был не на подиуме, а в военном госпитале. Почерк родной конторы бросался в глаза. Там испытывали слабость к красивым женщинам. А кто её не испытывает? Но наши отцы-командиры считали, что рядом с красивыми женщинами мужчины становятся более работоспособными. И это действительно так. Правда, в области достаточно далекой от разведки. Ирина Моисеевна была красивой женщиной. Но еще она была и умной женщиной. Всю нашу работоспособность она умело направляла на выполнение поставленной задачи. Мы старательно сопротивлялись.

Задача была простая — двухмесячный курс военно-медицинской подготовки с группой из пятнадцати человек. Я приехал в госпиталь болеть, отдыхать, ухаживать за симпатичными медсестрами. Делать что угодно, лишь бы ничего не делать. Но в книге судеб было записано иное. Записано выпускной комиссией.

Нас разместили в отдельном корпусе. Назвали ординаторами. К счастью больные не знали, что это означает. На студентов-практикантов мы не тянули по возрасту. Были слишком старыми. На ординаторов возраст был подходящим. Не хватало знаний.

С 9 утра и до обеда мы помогали лечащим врачам в травматологии или хирургии. Присутствовали на операциях. После обеда изучали теорию. По ночам зубрили медицинские учебники и Краткий русско-дари разговорник (Дари — одна из разновидностей афганского языка. Или фарси-кабули, как она называлась раньше).

Занятия с нами проводились на традиционно высоком уровне. Из Москвы прибыл ряд профессоров. Настоящие медицинские светила. Управление никогда не скупилось на хороших учителей. Впрочем, и на учебную нагрузку, тоже. Занятия заканчивались около десяти часов вечера. Ежедневно, без выходных. Скрашивало занятия только одно — присутствие на них Ирины Моисеевны. Увы, она даже не флиртовала с нами. Ребята где-то узнали, что она разведена. Не узнать не могли. Разведка. Волки! И нужно было быть совсем слепым, совсем глухим и совсем никаким, чтобы не заметить, как мы её обхаживали. После получения информации о разводе, наш натиск заметно усилился. Он и до этого был не слабым. Но нет предела усилению усилий пятнадцати озабоченных мужиков.

Каждый думал, что у него есть шанс. Каждый надеялся, что ему есть на что надеяться. Но Ирина была ровна со всеми, мило улыбалась и забавно морщила свой лоб. Все это было лишь игрой. Да и развод, возможно, был только легендой. Ирина была прекрасной актрисой, но все было слишком прозрачным. Как ни странно, влюбленные более восприимчивы к окружающему их миру. Кажется, они не видят ничего вокруг. Но иногда замечают ничтожные мелочи. Они впитывают в себя целый мир, как губка впитывает воду. Нас просто влюбили в Ирину. В учебных целях.

Каждый надеялся на взаимность. До последнего дня. Все пятнадцать. Говорят, что надежда умирает последней. Это неправда. Надежда не умерла. Мы уехали. Надежда осталась. У следующей группы. Другие офицеры смотрели на Ирину, улыбались ей, о чем-то мечтали, надеялись. Она улыбалась им в ответ. Игра продолжалась.

В ходе занятий как-то незаметно сблизился с профессором Афанасьевым Дмитрием Захаровичем. Был он коренным москвичом. Но в годы бурной молодости закончил военный институт физкультуры в Питере (думаю, что там-то он и попал в сферу интересов военной разведки). Работал массажистом в труппе Большого театра. Затем поступил в медицинский институт. Сейчас работал там заведующим кафедрой. Несколько лет занимался многоборьем, мастер спорта. На спортивной стезе мы с ним и подружились. Ведь спортсмен никогда не выклюет глаз другому спортсмену. Может обойти на повороте, обогнать. Послать в нокаут, в крайнем случае. Но глаз. Никогда!

Два многоборца всегда найдут общую тему для разговоров. О девушках, например. Из этих бесед я узнавал о них все больше и больше интересного. В детстве бабушка говорила мне, что человек — это соединение души, разума и тела. Дмитрий Захарович же рассказывал, что девушки состоят из костей, мышц, связок и сухожилий. Я и раньше подозревал, что они устроены несколько иначе, чем люди. Но не на столько же! Скорее всего они просто инопланетяне. Эта версия объясняла многое.

Дмитрий Захарович был страстным фанатом массажа. Незаметно им увлекся и я. Вы не представляете, как здорово быть учеником великого человека. Как легко и интересно открывать новые миры, под руководством по-настоящему талантливого человека. Правда у великих есть и свои недостатки. К примеру, в сутках у них не двадцать пять часов (Вы ведь не будете утверждать, что их двадцать четыре!), а гораздо больше. Это замечательно, но несколько утомительно. Как жизнь взаймы. Ведь каждый двадцать пятый час ты занимаешь у своего сна или дня завтрашнего. Ненавижу великих! Для всех учебный день заканчивался в двадцать два часа. Мой продолжался до рассвета. Правда, если быть до конца объективным, все московские профессора подружились с кем-то из наших офицеров. Фантастическая коммуникабельность! И другие четырнадцать «ординаторов» корпели по ночам над книгами, так же как и я. Дружба — великая вещь! На ночь мой друг, Дмитрий Захарович, подбрасывал мне специализированную литературу по классическому, сегментарному и точечному массажу. Утром обсуждал со мною прочитанное, ненавязчиво экзаменуя.

Вскоре начались практические занятия. Стало повеселее. Первым моим пациентом оказался парень со сломанной в автомобильной аварии рукой. Мой первый пациент! Первый сеанс моего массажа, думаю, запомнился ему на всю жизнь. Мне не очень нравятся хнычущие пациенты. Поэтому я старался. Возможно даже слишком. По-моему, я чуть было не сломал ему вторую руку.

Дмитрий Захарович умирал от смеха.

— Сережа, признайся, за что ты так не любишь мужчин?

Интересно, а за что я должен их любить? Я их даже готовить не умею.

Постепенно я перешел на спины. Женские. Возможно, это было поощрением за будущие заслуги. Женщин-пациентов в госпитале практически не было. Зато были врачи. Моей первой пациенткой стала Ирина Моисеевна. У неё была восхитительная межреберная невралгия.

Я давно уже не маленький мальчик и мог догадаться, что наше знакомство с Дмитрием Захаровичем не было случайным. В нашей конторе не любят случайностей. Предпочитают точные математические расчеты. Ибо, как известно, просчеты одних людей рождают героизм других. А героев у нас тоже не любят. Героизм частенько является синонимом непрофессионализма. Профессиональная работа разведчика должна оставаться незаметной.

Не трудно было предположить, что мой новый агентурный контакт будет как-то связан с массажем. С массажем? Бред какой-то! Я терялся в догадках. Все было слишком серьезным, чтобы ограничиться просто массажем. Нашу группу курировал лично Иван Николаевич Шкадов. Генерал Армии, начальник Главного управления кадров Министерства Обороны. Мне была не совсем понятна его роль в этой программе. Но то, что он ею занимался, говорило об уровне наших будущих задач.

Но до этого было еще очень далеко. После окончания обучения всех нас на целый месяц отправили в отдельный батальон резерва офицерского состава. В резерв. В населенный пункт Геок-Тепе под Ашхабадом. По замыслу нашего командования мы должны были вспомнить навыки альпинизма, немного пострелять, поводить боевые машины на горном танкодроме, подучить фарси.

На практике все это превратилось в месяц изнурительного ожидания. Учебные занятия продолжались до позднего вечера, но не могли занять нас полностью. Мысленно мы были уже далеко от этих мест. Тогда мы еще не понимали, что эта пауза в нашей работе была просто подарком судьбы. Нам подарили возможность прожить еще несколько мирных дней. Но мы ждали вызова.

В середине июля пришло письмо от Сан Саныча (Александра Александровича Щелокова):

Письмо могло означать только одно — в ближайшие дни придет вызов. Вторая новость тоже порадовала — похоже, перед отправкой в Афганистан нам дадут возможность на пару дней слетать в Москву. Не совсем понятной была фраза о необходимости подучить английский. Видимо он понадобится в недалеком будущем. Выбора у меня не было — если Сан Саныч писал, что английский нужен, значит, приходилось браться и за него. Английский язык действительно должен был понадобиться. Но, как ни странно, не только в Афганистане. Сан Саныч любил многоходовые комбинации. И уже сейчас начинал готовить меня к следующей задаче.

В одной из стран Центральной Америки полным ходом шла подготовка к очередной революции. Было бы вполне естественным направить в эту страну группу студентов-медиков в виде международного студенческого стройотряда. Либо для оказания помощи в уборке урожая, допустим, кофейных зерен. Перед самым началом революции.

Но до этого было еще очень далеко. Через два дня пришел вызов. Я получил направление прибыть к месту прохождения дальнейшей службы в Кабул. В 180 мотострелковый полк. Полевая почта 51884. Вместо офицера Егорова Сергея Андреевича.

Начиналось самое интересное. Внедрение. С этим у нас частенько происходили сбои. Во время Великой отечественной войны разведуправление пошло по ошибочному пути. Разведчики с рязанскими физиономиями (или даже с чисто арийскими чертами лица), не выезжавшие в течение всей своей жизни за границы ближайшего райцентра зубрили «легенды» о «своем» берлинском детстве. Запоминали фотографии соседей и окружающих их дом пейзажей. И сыпались на мелочах. Ибо человек, говорящий неправду всегда попадается. Тем более если с ним беседует специалист. А в Абвере неспециалистов не держали. Жизнь сама подтолкнула к единственно правильному пути. Говорить правду, одну только правду, но не всю правду. Да, родился в Нью-Васюках, дальше райцентра ни разу не был. Родители немцы (лучше, если и это было правдой). Учился. Не женился. Рассказывалось все. Почти все. Умалчивались лишь учеба в разведшколе, да еще кое-какие мелочи.