"Социализм как явление мировой истории" - читать интересную книгу автора (Шафаревич Игорь)

§ 4. Первые шаги

Мы видели, как социализм был выношен во чреве просветительской философии. Новорожденный увидел свет во время Великой Революции и был выкормлен молочком матушки Гильотины. Но его первые шаги на жизненном поприще относятся уже к тому времени, когда миновала героическая эпоха террора. Трогательно видеть, как за очаровательной младенческой неловкостью уже проглядывают черты того героя, который вскоре будет колебать царства и рушить троны.

В 1796 г., после падения Робеспьера и во время правления Директории, в Париже было основано тайное общество, готовившее политический переворот и разрабатывавшее программу будущей социалистической организации страны. Во главе общества стояла Тайная Директория Общественного Спасения, опиравшаяся на сеть агентов. Руководящими ее членами были Филипп Буонаротти и Ноэль (переименовавший себя сначала в Камилла, а затем в Грак ха) Бабеф. Был создан военный комитет для подготовки восстания. Заговорщики надеялись на поддержку армии. По их подсчетам, им должны были активно содействовать 17 тысяч человек. По доносу руководители заговора были арестованы; двое, в том числе Бабеф, — казнены, Буонаротти — сослан. Вернувшись из ссылки, Буонаротти продолжал пропаганду своих взглядов. Под его влиянием находилось большинство деятелей революционного социализма того времени. В частности, находясь в Женеве, он основал кружок, который впоследствии оказал большое влияние на Вейтлинга. Роль Вейтлинга в формировании взглядов Маркса общеизвестна.

Многие документы общества, характеризующие его взгляды, были опубликованы правительством сразу после раскрытия заговора. Подробное изложение заговора и разработанных планов дал позже Буонаротти в книге «Заговор Равных».

Основой мировоззрения общества было стремление к равенству любой ценой. Оно отразилось и в его названии: «Союз равных». Этот принцип был обоснован в их «Манифесте» с неуязвимой галльской логикой:

Заложив таким образом незыблемую основу, «Манифест» переходит к выводам из этой аксиомы:

Выводом из этого принципа является прежде всего провозглашение общности имущества:

Право индивидуальной собственности отменяется. Вся страна превращается в единое хозяйство, построенное исключительно на бюрократическом принципе. Торговля, — кроме самой мелкой, — прекращается, деньги изымаются из внутреннего употребления.

Одновременно вводится трудовая повинность.

Под страхом смертной казни им запрещается иметь оружие. Создатели этих планов отдают себе отчет в том, что их исполнение потребует невиданного роста числа должностных лиц. Эту проблему они ставят широко:

Вот как мыслятся взаимоотношения отдельных личностей с этой бюрократией:

Власть начинает с воспитания ребенка:

Из казенных школ юноши переходят в военные лагеря и лишь затем под руководством «должностных лиц» приступают к полезному труду.

Последняя идея развита с любовью и в больших подробностях:

После этих мрачных картин нас радует раздел

«Свобода печати».

Оказывается, эти «средства» очень просты:

Диву даешься, как создатели этой системы сумели вспомнить и позаботиться о малейших потребностях гражданина будущей республики.

В другом месте это разъясняется:

«Равные» сообщают нам, что они — друзья всех народов. Но временно, после их победы Франция должна быть строго изолирована:

Оказывается, был вопрос, в котором среди «Равных» не было единодушия. Буонаротти считал, что должны быть признаны Божественное начало и бессмертие души, так как

Он считал, что

Бабеф же придерживался более прямых взглядов:

Академик В. П. Волгин, крупный специалист по литературе утопического социализма, отмечает важное новшество Бабефа и «Равных» по сравнению с другими мыслителями этого направления. В то время, как у его предшественников: Мора, Кампанеллы, Морелли, рисовалась картина уже сложившегося социалистического общества, Бабеф задумывается и над задачами переходного периода, предлагает методы установления и укрепления вновь возникшего социалистического строя. Действительно, в документах «Равных» мы находим много интересного и поучительного в этом отношении.

В уже установившемся социалистическом обществе законодательная власть, само собой разумеется, всецело принадлежит народу. В каждом округе создается «Собрание, осуществляющее народный суверенитет», которое состоит из всех граждан этого округа. Делегаты, назначенные непосредственно народом (процедура «назначения» подробнее ке описывается), составляют «Центральное собрание законодателей». Законодательная власть этих собраний ограничивается, однако, выделением некоторых основных принципов, которые «сам народ не вправе ни нарушать, ни видоизменять». Параллельно законодательным собраниям создавались сенаты, состоящие из стариков. Наивысшая власть отдавалась в руки корпорации «блюстителей национальной воли». Она мыслилась как

В период же, непосредственно следующий за переворотом, структура власти предполагалась иной.

Ответ на «деликатный вопрос» сводился в основном к тому, что власть должна находиться в руках заговорщиков или частично передаваться назначенным ими лицам.

В разделе, озаглавленном «В начальной стадии преобразования ведомства должны вверяться только революционерам», говорится:

Поэтому состоящий из «бескорыстных друзей человечества» Комитет

Более конкретно, из существовавшего в то время Конвента оставлялось 68 указанных Комитетом депутатов. К ним присоединялось 100 депутатов, отобранных «нами совместно с народом».

С первого же дня переворота предпринимались бы и экономические преобразования, как сообщает подготовленный «экономический декрет». Как приятно узнать, что провести их предлагалось на основе полной добровольности! Все, добровольно отказавшиеся от собственности, образуют большую национальную общину. Но всякий сохраняет право в эту общину не входить. Тогда он приобретает статус «иностранца» со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями, о которых мы говорили выше. Экономическое положение «иностранца» определяется «декретом о налоговых обложениях», который содержит, между прочим, такие статьи:

В декрете «О долгах» статья 3 сообщает, что

Были продуманы и другие меры, которые должны были укрепить вновь созданную власть и способствовать ее реформам. Например,

Нельзя отделаться от мысли, что глубокое знание жизни, основанное на трагическом личном опыте, подсказало «бескорыстным друзьям человечества» идею провести в жизнь в первый же день переворота следующие важные реформы:

 (Следует предупредить читателя, что заговорщиками участники «Заговора Равных» называли не себя, а членов правительства и вообще представителей враждебных им классов).

К сожалению, ученики Века Разума не оставили нам своих более подробных соображений по поводу этой операции. Достигло ли благосостояние к тому времени такого уровня, что число неимущих граждан уже не превосходило числа «заговорщиков»? Или, если квартир «заговорщиков» не хватит на всех неимущих, как будут избираться те, кому квартиры будут предоставляться? Из документов «Заговора Равных» мы ничего не узнаем об этом*, но зато узнаем другие интересные подробности:

Наконец, в цепи мер, укрепляющих новый режим, предусмотрен и террор. Восстанавливались трибуналы, действовавшие в период якобинского террора до 9 термидора 1794 г. Предусматривалось

Члены существующего правительства — члены обоих Советов и исполнительной Директории — должны были быть уничтожены.

Разрабатывая всю эту систему реформ и практических мероприятий, деятели «Союза Равных» не закрывали глаза на возражения, которые они могли встретить:

Но они их отметали:

С горечью видим мы, как столь совершенно разработанная система натыкается при своем практическом применении на массу самых пошлых, мелких препятствий. Прежде всего, заговорщики не избежали этой «несравненной скорби», как ее называет Рабле, — безденежья. В разделе, озаглавленном «Участники заговора презирали деньги», Буонаротти рассказывает:

Нельзя не присоединиться к его чувствам:

Но и вторая беда не минула наших героев — внутренние раздоры при дележе еще незахваченной власти. Сначала к Комитету примкнула небольшая группа, называвшая себя «монтаньяры», но вскоре

И наконец, третье несчастье — Комитет оказался под влиянием провокатора. Член военного комитета Гризель

И этот-то Гризель и выдал Комитет властям!

Повстанческий комитет уже отрабатывал детали восстания. Один из его членов писал воззвание:

«На этом писавший был прерван и схвачен», — говорит Буона-ротти, не утративший, по-видимому, французского остроумия. Армия и народ не поддержали заговорщиков:

Вся атмосфера этого удивительного эпизода вынудили нас к форме изложения, которая выглядит, быть может, странно в нашем повествовании, вообще-то мало располагающем к смеху. Однако такое несоответствие имеет причину в любопытном объективном свойстве изучаемого нами явления. Социалистические движения в момент зарождения часто поражают своей беспомощностью, оторванностью от жизни, наивным авантюризмом, какими-то комическими, гоголевскими чертами (как заметил еще Бердяев). Кажется, что эти безнадежные неудачники не имеют ни одного шанса на успех, но делают все, чтобы скомпрометировать провозглашаемые ими идеи. Однако они только ждут своего часа. В какой-то момент, почти внезапно, этим идеям открывается душа народа, и тогда они становятся силами, определяющими ход истории, а вожди этих движений — вершителями судеб наций (так перепуганный Мюнцер перелезает через стену Алыптадта, убегает, обманув своих единомышленников, а вскоре становится одной из ведущих фигур Крестьянской войны, потрясшей Германию). По-видимому, не было никакого противоречия, когда Достоевский в «Бесах» изображал нигилистов в виде кучки в «три человека с половиной», неспособной даже устроить серьезные беспорядки в маленьком провинциальном городке, — и в то же время пророчил скорую революцию, которая унесет 100 млн. голов.

Попытаемся суммировать те новые черты социалистической идеологии, которые мы встретили в утопическом социализме и произведениях эпохи Просвещения.

1. Если в Средние века и эпоху Реформации социалистические идеи развивались в рамках движений, хотя бы по форме религиозных, то теперь они все более разрывают с религиозной оболочкой и постепенно приобретают характер, враждебной религии. У Мора и Кампанеллы мы могли указать на отчужденное, иногда ироническое отношение к христианству, замаскированные выпады против него. Уинстенли прямо враждебен современным ему религиям. Дешан отрицает все религии, объявляя идею Бога человеческим изобретением, результатом угнетенного состояния человечества и инструментом угнетения. Вместо этого он выдвигает загадочную концепцию Бога — Ничто. Наконец, Мелье в основу своего мировоззрения кладет ненависть к религии, в особенности к христианству и Христу. Так происходит слияние социалистической идеологии с атеизмом.

2. Социализм этой эпохи заимствует идею средневековой мистики (например, Иоахима Флорского) о том, что история представляет собой имманентный, закономерный эволюционный процесс. Однако устраняется та цель и движущая сила, которую мистика вносила в это развитие, — познание Бога и слияние с ним. Вместо этого движущей силой истории признается ПРОГРЕСС и как высший продукт — человеческий разум.

3. Социалистические учения сохраняют представление средневековой мистики о ТРЕХ СТУПЕНЯХ исторического процесса, а также схему ПАДЕНИЯ человечества и его возвращения в первоначальное состояние в более совершенной форме. Социалистические учения складываются из таких частей:

I. МИФ о первоначальном счастливом «естественном состоянии», «Золотом веке», который был разрушен носителем зла, частной собственностью.

II. ОБЛИЧЕНИЕ современности. Современное общество объявляется неисцелимо порочным, несправедливым и бессмысленным, годным только на слом. Лишь на его обломках возможно создание общественного уклада, который обеспечит людям то счастье, которое они вообще способны испытать.

III. ПРОРОЧЕСТВО о новом, построенном на социалистических принципах обществе, в котором исчезнут все недостатки современности. Это единственный путь возвращения человечества в «естественное состояние», как говорит Морелли, путь от бессознательного золотого века — в сознательный.

4. Идея «освобождения», которая средневековыми ересями понималась духовно, как освобождение духа от власти материи, трансформируется в призыв к освобождению от морали современного общества, его социальных институтов и прежде всего — от частной собственности. Движущей силой этого освобождения сначала признается разум, но постепенно его место занимает народ, бедняки. В мировоззрении участников «Заговора Равных» мы видим эту концепцию в уже сложившейся форме. В связи с этим вырабатываются и новые конкретные черты в плане установления «общества будущего» — террор, вселение бедняков в квартиры богачей, конфискация мебели, освобождение от долговых обязательств и т. д.