"Последняя гимназия" - читать интересную книгу автора (Ольховский Павел, Евстафьев Константин)

Евстафьев Константин

Ольховский Павел

Последняя гимназия

Глава девятая

1

То ли пошли какие-нибудь слухи о шкйдских непорядках, то ли, наоборот, начали толковать об его достижениях, или просто случайно, — но в Шкиду прислала своего сотрудника "Красная газета".

Это было утром, во вторник, в начале февраля месяца.

Сашка пошел с Химиком и Лепешиным в музей выбирать книги, но к ним вбежал красный и вспотевший Кира. Не говоря ни слова, воспитатель схватил стоявшую на виду швабру и пихнул ее за шкаф; потом опять метнулся к двери и, приятно улыбаясь, приветствовал:

— Пожалуйста, пожалуйста… это наш музей… Будьте любезны, посмотрите…

Корреспондент, обросший бородой, невзрачный и больной человек в солдатской шинели, с красным зазябшим носиком, проскочил мимо Киры и, суетясь и сбиваясь, закивал:

— Тэк-с, тэк-с… Очень приятно… Очень приятно… Очень приятно…

— А это, обратите внимание, наш бессменный заведующий музеем… Очень способный и умный ученик четвертого отделения. Подает большие надежды и, так сказать…

— Ага, ага… Тэк-с, тэк-с, тэк-с… Очень приятно, — лепетал, оглядываясь, корреспондент. — Это что у вас? Ах, да, музей… Тэк-с, тэк-с… И, что же это всё ваше, ваши работы?

Шкидцев рассмешило, что оживленный и непринужденный Сашка необыкновенно вытянулся и чужим, официально-сухим голосом и словно давно заученное начал объяснять:

— Перед вашими глазами находится организованный недавно учащимися школьный исторический музей. Он, то есть музей должен показать и отобразить прошлое школы… Перейдем к обозрению отделов. Вот здесь витрины периодической печати: школьные газеты и журналы, вышедшие за последние три года.

— Что вы говорите? — изумился корреспондент. — Так много, и всё это вы сами издавали?

— Да-с, — подскочил Кира: — это всё ученики составляли… самостоятельно-с…

— В распоряжении музея, — продолжал Сашка тем же неестественным голосом, — имеется 107 названий и 361 экземпляр. Это половина всех газет и журналов, издававшихся в школе. Все остальное находится в собственности издателей и редакторов.

— Поразительно, чёрт возьми! — бормотал корреспондент, суетливо хватаясь за журнал. — "Аргонавты"… Что это… Ведь это стихи…

Даль глядит очами хризолита, Поле сон отмаливает рожью, Небо — синий океан разлитый, Разлитой огнем во славу божью…

— Стихи… Настоящие стихи… поразительно, поразительно!

Ночами хмельная река Пойдет пениться хлестко И ветер пьяный трепака Отплясывать по перекресткам…

— Это вы сами писали?.. Сами?.. Гм!..

— Здесь, — продолжал Сашка, — расположены более солидные издания, Мы имеем здесь сборники, альманахи и книги отдельных авторов, наших учеников.

— Вот! — Кира протянул потрясенному корреспонденту небольшую изящную книжку. — Вот некоторым образом философское сочинение; тоже наш ученик написал.

— Что такое?.. покажите, покажите!.. "Мысли и афоризмы". Что такое?.. "Человечество вечно, последовательно идеализирует"… Гм… гм… "Сейчас нет почвы для романтизма"… Правильно. Романтические герои… останавливали и укрощали взбесившихся лошадей, ну, а теперь как остановить взбесившийся автомобиль, да и не бесятся они вовсе…" Остроумно… Поразительно остроумно.

— Перейдем теперь к отделу живописи, — ровно и звучно продолжал Сашка: — у нас представлено здесь и масло, и акварель, и графика… Далее цикл, относящийся к изучению Петербурга. Внизу — все написанное по этому вопросу воспитанниками. Эта витрина посвящена деятельности литературно-художественных объединений, в частности обществу "Земное Кольцо" и его издательству. Здесь, в этом шкафу, хранятся архивы и документы, относящиеся к истории школы… Здесь же, в музее, идёт точная и подробная разработка их! Все исследования своевременно публикуются в органе музея "Исторический вестник". Вот, кстати, последний номер.

— Невероятно, невероятно, — лепетал совершенно растерявшийся и задавленный корреспондент.

На стенах висели великолепные портреты (несколько лет назад нарисопанные учителями рисования). Из шкафов выглядывали солидные папки документов. На столах грудами громоздились газеты, журналы, книги, альманахи. Со страниц глядели поражающие слова, мысли, стихи.

— Романтизм… Человечество… Идеи… — лепетал корреспондент и вдруг взвизгнул: — Да ведь у вас не дефективный детдом, а академия! Да-с! У вас не ученики, а сплошь философы, поэты, ученые… Читатель обязательно должен познакомиться с вашими достижениями. Я подробно опишу школу имени Достоевского в газете.

Химик и Лепешин вздрогнули. Они быстро переглянулись и, сразу поняв друг друга, незаметно выскользнули из музея….

Через минуту школа заволновалась.

Огромная толпа бросивших свои уроки "философов, поэтов, ученых" сбежалась вниз, к музею. Халдеи сразу же куда-то исчезли. Корреспондента притиснули к стенке. В воздухе повисли жалобы, крик, мат…

— Что вы там музеи осматриваете? — кричал "академик" Будок. — Они так напоют вам, халдеи… Вы посмотрите лучше, что в школе творится… Житья никакого нет.

— Разрядами замучили…

— В изоляторах по неделям сидим…

— Бьют.

— Без обедов…

— Не раньше…

Почувствовавший опасность, корреспондент вытащил из-за пазухи огромный засаленный блокнот и, мелко трясясь и ничего не понимая, суетливо зачирикал на листках…

Но, должно быть, это не всем было видно: задние поднаперли на передних, передние поднаперли на корреспондента, — сбоку кто-то выстрелил. Корреспонденту показалось, что начинается восстание; он слабо закричал, начал пробиваться через толпу и, теряя по дороге листочки блокнота, кинулся к выходу.

— Что это такое? — спросил у Сашки проходящий учитель математик. — Все бросили уроки, побежали сюда, начали кричать и жаловаться… Почему это случилось?

— Накипело, дядя Миша, — ответил шкидец, — накипело у ребят и сорвалось.

2

На следующей перемене Химик увидел Сашку в зале. Сашка стоял у окна и рассказывал обступившим его ребятам про появление и исчезновение корреспондента.

— Наговорил я ему сорок бочек арестантов, он сразу и обалдел. Идет и обо все столы по очереди стукается… Ей-богу!..

Вдруг всё в зале затихло.

Из двери прямо к кучке у окна шел Викниксор. Химик увидел его последним.

— Тш-ш…

— Ну-с, — иронически глядя на Сашку, проговорил заведующий: — объясни мне, сделай милость, что у тебя там накипело?

Толпа зашевелилась; некоторые злорадно, предчувствуя дешевое развлечение, засмеялись; некоторые робко попятились и начали пробираться к дверям.

Сашка стоял бледный.

— Я не понимаю вас.

— Вы изволили изъясняться в ваших чувствах в присутствии лиц, которые могут засвидетельствовать это. Впрочем, если вам по всегдашней вашей привычке благоугодно будет начать отпираться…

— Что вы хотите?

— Да что у тебя накипело, скажи мне… Ну, не смущайся, светик, не стыдись, подними глазки, стань ровненько и начинай…

— Хорошо! — Сашка сжал в карманах кулаки и поднял голову. — У меня накипело вот что. Всегда, как только кто-нибудь приходит в школу, вы водите и показываете музей и всё хорошее… А обо всем скверном, которого у нас до чёрта, всегда молчите и замазываете…

— Постой. Во-первых, сегодня корреспондент пришел в мое отсутствие, а, во-вторых, где ты нашел плохое, что тебе не нравится?

По залу, весело разговаривая, прошли Иошка, Фока и третьеклассник Душка. Фока взглянул на толпу и улыбнулся…

— А Саша наш опять агитирует; теперь, кажется, добрался уже до Викниксора…

— Он неисправим! — пожал плечами Иошка.

— Разве это допустимо? — горячо говорил Сашка.

— И разряды, и "летопись", и изоляторы, и оставление без обедов, и многое другое… Что вы там тычете гостям музеи и журналы, почему вы не покажете им изолятор?

— Слушай, можно говорить, но нужно и следить за тем, что говоришь. И летопись, и разряды, и изолятор — это система… Наказания в дефективной школе необходимы — это истина непреложная…

— Допустим… Пусть наказания нужны… Но ведь в школе произвол, каждый воспитатель делает то, что он захочет…

— Каждый воспитатель действует на основании инструкции.

— А где она? — вырвалось неожиданно у Химика. Инструкция ваша?

— Инструкция в канцелярии, и показывать ее каждому сопляку мы не находим нужным. Но мы действуем, руководствуясь ею…

— Хорошо, — продолжал Сашка, — у вас есть общая инструкция, но ведь все-таки воспитатели, и руководясь ею, могут делать всё, что им вздумается. Вот, например: идет шкидец и держит руки в карманах; один воспитатель и внимания на это не обратит, а второй возьмет и запишет: "нет такого закона — скажет, — чтобы руки в карманах держать". Или на подоконник сядет кто, — один воспитатель не запишет, а второй, запишет. "Это непорядок, — скажет, — я на основании инструкции должен за порядком следить, а раз его нарушают, должен записать" — и запишет; и прав… Нет, Виктор Николаевич, школьного основного закона у нас нет… А помните, вы же сами на древней истории, когда мы про Дракона и Ликурга учили, вы сами сказали, что закон, даже самый суровый, самый жестокий, лучше беззакония…

Когда Сашка говорил, в зале стало совсем тихо, и только слышался его одинокий, взволнованный голос… Викниксор молчал и был казалось, тронут горячностью шкидца.

Но перемена уже успела кончиться и дежурный начал звонить на урок.

Викниксор опустил свою ладонь на Сашкино плечо.

— Хорошо… Я буду помнить всё, что ты сказал. Мы обсудим на педсовете вопрос об основном законе, о школьной конституции… И это хорошо, что ты горячился и высказал. Не забывай так делать и дальше… А теперь, — возвысил он голос, обращаясь к остальным, — идите в классы…

3

В представлении Химика халдеи были породой людей, которая действует всегда противно природе и здравому смыслу. И он, казалось, знал наверняка, как должен поступить халдей Викниксор при разговоре с Сашкой: сначала обругать, потом закричать, вцепиться в загривок и поволочить в изолятор. Так делали все. И заведующий "Пешка" из детдома "Красный Молот", и заведующий генерал с Миллионной, и профессор Подольский в своем морально-социальном институте.

Викниксор так не сделал… Он не кричал на шкидца, а, наоборот, пообещал всё запомнить и обсудить на педсовете. Он не потащил его в изолятор, а одобрил и похлопал по плечу. Он выслушал его и был взволнован.

Химик за свою жизнь стал двужильным человеком, и никакие чувства, а тем более халдейские, не могли прошибить его. А между тем, когда шедший с ним рядом Лепешин пробормотал с самым искренним недоумением, что ведь Викниксор-то оказывается парень что надо, Химик поддержал своего друга.

Они весь день порывались сходить к Сашке и поговорить с ним и о конституции, и о Викниксоре, но, как на зло, Лепешину подошла очередь дежурить по классу, а к Химику придрался извечный его враг Амёбка и велел стоять после уроков в наказание. Потом был ужин и опять уроки, и только после вечернего чая смогли ребята попасть к Сашке.

И тут им не повезло: Сашка в музее был не один; рядом с ним у топящейся печки сидели Иошка и Душка, а на диване, привольно расположившись и не боясь измять свой новый коричневый костюм, курил Фока.

— Входите, входите, — крикнул Сашка, видя, что Химик и Лепешин хотели уже повернуть обратно. — У меня ведь сегодня званый вечер. Я вам утром и сказать не успел, чтобы вы меня поздравили… Мне сегодня стало 16 лет.

— Ну? — неизвестно отчего обрадовался Химик. — Ишь ты как… поздравляю.

— Поздравляю, — тихо сказал Лепешин и покраснел.

Самым неприятным для Лепешина было присутствие в музее Душки. Этот красивенький и похожий на куклу шкидец с синими женственными глазами и нежным лицом, — "Херувимчик" и "Душка" по прозванью всех окрестных марух и торговок семечками, сердца которых он покорял одним взглядом, — был самым отвратительным из шкидских ростовщиков. Он осторожно и с чисто паучьей вежливостью опутывал своих должников, нагонял и выколачивал огромные проценты, действуя где сам, где через подставных лиц, не стесняясь пускать в ход и ругань, и кулаки, и фискальство… Неизвестно, как он попал в Иошкину компанию, которую с легкой Сашкиной руки называли "золотой молодежью".

Может быть, привлекало присутствие блестящего, аристократичного Фоки; может быть, надоела своя ростовщическая брашка…

Как-то не верилось, глядя на него, что юноша с таким чистым и нежно-откровенным лицом мог изо дня в день подличать и заниматься грязными делами. Именно эта двойственность и свела с ним Иошку. Тот любил все необычное, странное и ненатуральное. Он часто подолгу и откровенно, во всех омерзительных подробностях расспрашивал Душку, — которого прозвал Дорианом Греем, — о его должниках, ссудах и процентах, хотя чаще всего тот просто отвечал: "Деньги не пахнут".

Сейчас Душка даже показался Лепешину еще более неприятным, чем обычно… Он видел, как этот шкидец затащил в уборную и колотил там своего одноклассника Федорку, вконец проигравшегося картежника, который безнадежно задолжал ему рубль… Душку боялись, хотя ни силой, ни храбростью он похвастаться не мог, а поддерживал уважение к себе хвастовством и рассказами шпанских историй, где обязательно участвовал он и трупы, ножи, шпалера, кровь… Его даже и звали за это: "два ножа и сбоку пушка".

— Ты определенно неисправим, Сашка, — раскачиваясь на стуле и кривя свой большой и некрасивый рот, насмешливо говорил Иошка: — я слышал, что ты договорился с Викниксором до конституции… Ну, что ж, бог в помощь, в добрый час. А всё-таки ты идиот, прости меня. Кого ты у нас насмешишь этой допотопщиной? Хочешь, расскажу тебе про нашу шкидскую демократию… Про остракизм наш знаешь? Приходит к Викниксору делегация, говорит: желаем искоренить воровство, созвать собрание, чтобы каждый подал записку с фамилией. Чья фамилия пять раз повторится, тот огребает лавру или реформаториум, знаешь это?.. Ну так вот: против меня пятнадцать человек собралось. А Женька?.. Купил себе за пуд хлеба должность старосты по кухне…

— Постой, — перебил Сашка. — Ведь ты говоришь о том, что есть сейчас, а я хочу, чтобы этой мерзости не было. Основной закон, устав школьный нам нужен сейчас как воздух… А демократия наша… её надо направлять… Ею будет руководить группа передовых ребят, коллектив в роде юнкомовского.

— Да ты, ей-богу, чудак! — расхохотался Иошка. — Он хочет организовывать Юнком, а… Что вы на это скажете, банкир?…

— Чёрта с два, — хрипло ответил Душка. — Разгонят их, как и раньше разогнали. Нашли с кем дело иметь — с Викниксором, задрыгой чертовым…

— Нет, отчего же, — тряхнув белокурой головой и швырнув окурок, отозвался с дивана Фока. — Организация, вообще, вещь хорошая, только её организовать уметь надо, со смыслом… Подпольная, например, организация. Вот как у нас в школе было общество "любителей выпить и закусить", лига "Железный крест" или еще "Союз святого Георгия-победонссца".

— Погоди ты со своими фашистиками, — улыбнулся Иошка. — Знаем ведь дела ваши: малышей чернилами пачкать да учителям смертные приговоры выносить.

— Ну нет, у нас и серьезное было… Например, борьба с еврейско-комсомольским засилием, борьба против революционных кампаний…

— И организация еврейского погрома, — саркастически подхватил Сашка. — Знаю, знаю… Сам ведь хвастался, как накануне Пасхи вывесили плакат: "Всем, всем, всем… Только у нас в ночь с субботы на воскресенье еврейский погром… Монопольно на весь Петроград"… Здорово…

— Подумаешь, — протянул Иошка: и пошутить уж нельзя… По-твоему, всем надо сидеть по музеям и греться у печки… Вообще, знаешь ли, у вас есть нехорошая манера все преувеличивать… Поколотят где нибудь жидка — "еврейский погром", разнесут ларек — "бунт", изволохают мильтона — "бандитизм"…

"Ничего себе рассуждает, — подумал Химик: — а еще председателем Юнкома был!.."

— Ты говоришь о ненормальностях, — загорячился Сашка, — и по своему обыкновению передергиваешь и съезжаешь на другое… А я все-таки скажу, что если у нас будет школьный устав, все эти ненормальности исчезнут. Наша школьная конституция…

— Конституция… — Ой, уморил!.. Нашли халдеи дурака, который поверил им… А помнишь раз в третьем классе о конституции говорилось… Тоже Викниксор обещал подумать и обсудить. Верно — думали и рассуждали, только вместо конституции решили открыть второй изолятор… Получите, мол, пока каталажку, а об законах поговорим после…

Лепешин сидел и, расширив свои большие мечтательные глаза, жадно прислушивался. И только в мозгу неотступно почему-то вертелось название книжки "Оцеола, вождь семинолов".

Химику, наоборот, было скучно; он посидел, поболтал ногами и, заметя на столе книжку, взял ее… Стихи… Интересно.

Шуми, шуми с крутой вершины, Не умолкай, поток седой, Соединяй протяжный вой С протяжным отзвуком долины…

— Ну ладно, — поднимаясь, проговорил Иошка: — сделали мы тебе именинный визит, поздравили, поговорили, а теперь и погулять хочется… Пойдем…

— С удовольствием, — быстро и радостно отозвался Сашка. — Со вчерашнего дня не был на улице… Смотрите, что это такое?.. Химик зачитался Боратынским… Нравится тебе?…

— Нравится… Красиво написано…

— Так ты возьми… почитай еще… Да иду, иду — не тяните…

* * *

"А чёрт его знает, — размышлял над Боратынским Химик. — "А ведь и Сашка к ним в компанию втянется; ну факт, что втянется, раз гулять пошел…"

И вздрогнул.

— Хорошие ребята, — говорил рядом Лепешин, — Прямо фартовые даже.