"Холод страха" - читать интересную книгу автора

Элизабет Джейн Говард Мистер Вред

Все знакомые — а в Лондоне их у Мег было всего ничего: двое-трое, не больше — в один голос твердили, что Мег повезло несказанно. Еще бы. Найти машину, которой нет еще и трех лет, в таком замечательном состоянии и по такой смехотворной цене. Мег не спорила. Наоборот. Она была рада, что все одобряют ее новое приобретение. Тем более что на покупку автомобиля было потрачено столько сил и нервов. Ее, конечно же, предупреждали (отец, например, предупреждал, и не раз), что все продавцы подержанных автомобилей — жулики и лгуны без стыда и совести. Послушать старого доктора Кросби, так получается, что покупать подержанный автомобиль — да и новый автомобиль, уж если на то пошло — это великая глупость, потому что как только ты выедешь из гаража, у тебя обязательно откажут тормоза или заклинит руль. Впрочем, характер у папы всегда был нервозный и боязливый. Он и раньше питал откровенную неприязнь ко всему, что мешало размеренному течению жизни, в частности — к дальним поездкам и вообще к этой непостижимой для него "охоте к перемене мест". Сейчас отец был уже в том возрасте, когда люди только и делают, что бурчат по любому поводу и всячески выражают свое неодобрение — по любому, опять же, поводу. Мег давно уже поняла, что лучше не обращать на него внимания. Пусть себе говорит, что хочет… Ей было двадцать семь лет, и пятнадцать из них она терпеливо сносила папины поучения, что "в целом мире не сыщешь другого такого места, как дом". Но потом, исчерпав все возможности родного провинциального городка, она решительно заявила отцу:

— Да, папа. Все правильно. Вот поэтому я и хочу посмотреть на другие места — не такие, как дом.

Ее мама — женщина очень практичная и приземленная — представляла собой совершенный образчик заботливой матери, желающей счастья единственной дочери. В мамином понимании счастье дочери заключалось в том, чтобы последняя встретила "доброго, славного и заботливого молодого человека, за которым она будет жить, как за каменной стеной". Классическая мечта заботливых любящих матерей, тем более если их дочки, мягко сказать, не отличаются ослепительной красотой. Так вот… ее мама лишь ободряюще улыбнулась и изрекла:

— Но, Хамфри, она будет к нам приезжать. Часто-часто. Она знает, что здесь ее дом, но молодой девушке иногда нужно сменить обстановку.

(В последние несколько лет мама особенно упирала на молодость Мег. Началось это, когда стало ясно, что хотя дочке уже далеко за двадцать, "славного, доброго и т. д. молодого человека" у нее нет и, похоже, в ближайшее время никак не предвидится.)

Вот так и получилось, что Мег приехала в Лондон. Она устроилась на работу в антикварном магазинчике на Нью-Кингз-роуд и поселилась в двухкомнатной квартирке в Фулеме, которую делила еще с двумя девушками. Одна работала секретаршей, вторая — манекенщицей. Обе были значительно младше Мег, зато уверенности в себе у них было в десять раз больше. К Мег они относились неплохо. Держались слегка грубовато, но по-приятельски и вполне дружелюбно. Но ей так и не удалось подружиться с ними по-настоящему, Они были просто знакомые. Как и мистер Уайтхорн, владелец антикварного магазина, где работала Мег. Кстати, именно мама дала Мег триста фунтов на покупку собственного автомобиля. Билеты на поезд стоили слишком дорого. Не говоря уже о разъездах на такси, к которым вообще было не подступиться. В Лондоне Мег тратила деньги только на еду. Она, правда, купила одно роскошное платье от Лоры Эшли. Но надеть его было некуда. На вечеринки Мег не ходила. А надевать его на работу стеснялась — уж слишком оно было шикарным. Питалась она почти исключительно яйцами — в виде яичницы или просто вареными — и растворимым кофе. Плата за квартиру была вполне скромной, во всяком случае, по современным ценам. На работу и с работы Мег ходила пешком, курила очень умеренно — чтобы не тратиться на сигареты — и сама делала себе прическу. Когда Мег исполнилось двадцать один, отец подарил ей на день рождения сто фунтов. Она положила их в банк, и за шесть лет "набежали" кое-какие проценты. Зарплата у Мег была небольшая, но ей все-таки удавалось кое-что откладывать. В общем, с маминой помощью — триста фунтов, это уже существенно — Мег удалось собрать себе на подержанный автомобиль. Она долго решалась, но в конце концов все же ответила на объявление о продаже старенького MG и в ближайший же выходной собралась и поехала в один из северных пригородов Лондона смотреть машину.

Продавец в гараже — Мег представляла его себе этаким кровожадным тигром в кричащем клетчатом пиджаке, от которого должно обязательно разить виски, — оказался скорее волком в овечьей шкуре. Причем овечья шкура имелась в наличии безо всяких преувеличений: в виде короткой дубленой куртки. Лицо у него было действительно волчье. И особенно — когда он улыбался, обнажая длинные острые зубы, которым, казалось, было тесно во рту. Улыбался он часто, и в эти мгновения Мег старалась на него не смотреть. Он предложил для начала прокатиться на автомобиле: проверить машину, как говорится, "в деле". Сначала он сам сел за руль и поехал, рассказывая по пути о всех неоспоримых достоинствах этого замечательного автомобиля. Потом за руль села Мег. Водила она ужасно. Слепо тыкала передачи, перегазовывала в самых неподходящих местах. Двигатель то и дело глох.

— Я смотрю, вы неуверенно водите, — заметил мистер Тантон, продавец. Но ничего. По себе знаю: трудно сразу привыкнуть к новой машине. Надо просто привыкнуть. Зато потом вы убедитесь, что это очень надежный автомобиль. Заводится при любой погоде. Обслуживания требует минимального. И расход топлива очень экономичный.

Потом Мег спросила, не попадала ли машина в аварию. Продавец улыбнулся своей волчьей улыбкой, и поэтому Мег не видела его лица, когда он пробурчал, что в аварию не попадала, поскольку легкое столкновение аварией не считается.

— Как вы, наверное, заметили, решетка у радиатора новая. И пришлось еще выправить вмятинку. Но это не страшно. Кузовные работы, внешняя отделка. Тем более что мы заодно ее и перекрасили, чтобы цвет был повеселее. Я всегда говорил, что небесно-голубой цвет очень подходит для дамской машины. А это именно дамская машина.

Мег спросила, сколько владельцев сменилось у этой машины. Поскольку она не смотрела на продавца, она не видела выражения его лица. Но она все равно почувствовала, что его улыбка стерлась. Он ответил, что раньше машина принадлежала одной небольшой фирме. Но фирма быстро разорилась и закрылась. А на этой машине ездили только один из директоров и его секретарша.

Мег решила, что это вполне приемлемо. Тем более что денег у нее было немного, и вряд ли ей повезет найти что-то лучше за такую смешную цену. Она уже знала, что купит этот автомобиль. И почему-то была уверена, что продавец тоже знает, что она его купит. На прощание он пожелал ей счастливого пути и добавил:

— Долгих вам миль за рулем, мадам.

Он опять улыбнулся своей волчьей улыбкой, и поскольку Мег видела эту улыбку в последний раз, она не стала отводить глаза. Она даже попробовала улыбнуться в ответ, несмотря на то что при одном только взгляде на его острые длинные зубы ей стало не по себе. Только теперь она заметила, что его бледно-серые глаза расположены так близко друг к Другу, что если бы не нос — острый и длинный, как будто заточенный, — они бы, наверное, слились в один. Неприятный вообще человек… И эта его улыбка, состоящая из одних зубов… Впрочем, она его видит в первый и последний раз в жизни. Она покупает машину, он продает. И больше их в этом мире ничто не связывает.

Проводив Мег, продавец вернулся в офис, уселся в кресло и небрежно бросил секретарше:

— Сделай мне кофе, птичка. Я его заслужил.

Секретарша — круглолицая блондинка с длинными, но уж слишком тяжеловесными ногами и крутыми бедрами, которые с трудом помещались в узенькую мини-юбку, — понимающе улыбнулась и пошла делать кофе.

Всю дорогу до Лондона Мег пребывала в приподнятом настроении. В последний раз она переживала подобный душевный подъем еще в школе, когда заняла первое место в соревнованиях по спортивной гимнастике. Теперь у нее есть машина! Своя машина! Вот у Саманты машины нет. И у Вэл тоже нет. На самом деле Мег водила машину довольно неплохо. Одно время она даже работала шофером у одного знакомого врача, у которого на два года отобрали права. Просто когда рядом был мистер Тантон (Клайв Тантон, повторял он опять и опять, но Мег так и не нашла в себе сил обратиться к нему по имени) с этой его волчьей улыбкой, она почему-то стеснялась и чувствовала себя неуверенно. Но теперь у нее все получалось. Машина действительно была чуткой, послушной и на редкость легкой в управлении. Как, впрочем, и все MG. Мег нравилось ездить самой за рулем. Ей нравилась скорость.

Когда Мег вернулась домой, она первым делом похвасталась новым приобретением перед Самантой и Вэл. Покупка произвела на них впечатление. Они сказали, что это надо отметить, и пригласили Мег поужинать в китайском ресторанчике, куда они собирались сегодня вечером со своими бойфрендами. Мег с радостью согласилась. Тем более что это был повод надеть роскошное платье от Лоры Эшли. Вечер прошел замечательно. Ухажеры Саманты и Вэл неустанно говорили Мег комплименты, и от этих приятных слов она вся расцвела и даже заметно похорошела. И еще она слегка опьянела от рисового вина и легкого светлого пива. А когда на следующее утро она поехала на работу на своей машине, она себя чувствовала… именно так, как, по ее представлениям, и должен чувствовать себя человек, который вырвался в Лондон из маленького провинциального городка. Голова немного побаливала, но Мег совсем не жалела о вчерашних "возлияниях". Вечер действительно удался. Тем более что один из парней проявил к ней повышенный интерес: заговаривал с ней несколько раз, спрашивал, где она живет, где работает и вообще…

В следующую же пятницу, сразу после работы, Мег поехала к родителям. Она выехала уже затемно, хотя и очень старалась закончить работу в магазине пораньше, пока еще было светло. Январский вечер выдался на удивление противным: было холодно и сыро. Похоже, что собирался дождь. И собрался. Когда Мег выбралась наконец из Лондона на скоростное шоссе, зарядил настоящий ливень. Она без труда нашла съезд на дорогу M1. Всего три часа езды до родного города, и минут двадцать — до дома. На самом деле пустяк. Просто в самом начале пути всегда кажется, что дорога будет долгой. Перед выездом Мег выпила целую кружку крепкого растворимого кофе. Мистер Уайтхорн составил ей компанию. (Кстати, мистер Уайтхорн по достоинству оценил ее новый автомобиль и показал ей удобное место у магазина, где можно было парковаться.) Ужинать перед дорогой она не стала. Тем более что мама обязательно ее накормит чем-нибудь вкусненьким и домашним. Мама всегда угощала ее горячим, в какое бы время Мег ни приезжала к родителям — пусть даже поздно вечером. (Отец никогда ничего не ел после восьми вечера. Боялся заработать себе несварение желудка. Причем от несварения желудка отец не страдал никогда. Ни разу в жизни. И ставил это себе в заслугу, поскольку всегда неукоснительно соблюдал меры предосторожности.)

Движение на шоссе было достаточно напряженным. Но в основном это были грузовики, поэтому Мег перестроилась в левый ряд и спокойно поехала безо всяких задержек. Очень скоро она обнаружила — подобное открытие всегда бывает в новинку для начинающих водителей, мало знакомых с дорогой, — что ночное шоссе действует на нее усыпляюще. Яркие фары машин, пролетающие по встречной полосе, мокрый асфальт, искрящийся под дождем… Мег казалось, что ее куда-то уносит. Как будто она превратилась в крошечную точку на змеящейся пестрой ленте шоссе, которое тянулось вперед бесконечно. Я не должна засыпать, сказала она себе. Нельзя засыпать за рулем. Надо как-то взбодриться. Но бороться с сонливостью было трудно. Эта борьба отнимала все силы, а ведь еще надо было следить за дорогой. Мег не проехала еще и половину пути, как вдруг на нее навалилась такая усталость… Она решила, что надо остановиться на ближайшей стоянке, открыть окно и выкурить сигарету. Выходить из машины под дождь ей совсем не хотелось. Да она и не собиралась выходить. Но посидеть десять минут, покурить, выключить "дворники", монотонно скребущие по лобовому стеклу, — уже какое-то разнообразие. Мег заглушила мотор, опустила стекло и… заснула, не успев даже достать из сумочки сигареты.

Она проснулась вдруг — словно что-то выдернуло ее из сна. Проснулась с чувством предельного страха. Она не знала, откуда он взялся, страх. Кошмары ей вроде не снились. Мег сидела у себя в машине. Тело слегка затекло — так всегда бывает, когда засыпаешь в неудобной позе. Окно было открыто, и дождь заливал в салон. Но что-то было не так. Звук… Непонятный зловещий шум, сам по себе порождающий смятение и тревогу. И страх. Панический страх. Мег прикрыла окно, оставив лишь узкую щелочку наверху. Но это не помогло. Наоборот. Стало гораздо хуже. Этот шум теперь Мег поняла, что он похож на тяжелое, хриплое и болезненное дыхание, — доносился с заднего сиденья ее машины. Она включила верхний свет и обернулась. В ту же секунду звук оборвался — резко, словно дыхание замерло на середине вдоха. В машине не было никого. Но кнопка замка на задней дверце была поднята вверх, а дорожная сумка, которую Мег ставила на сиденье, теперь лежала на полу. Мег перегнулась назад, заперла дверцу и выключила верхний свет. Снова раздался звук хриплого, сбивчивого дыхания. Он возобновился именно с той точки во времени, на которой до этого оборвался, — с середины вдоха. Мег включила фары и верхний свет и опять обернулась назад. Тишина. И на заднем сиденье — никого. Мег даже подумала, а не выглянуть ли из машины. Вдруг кто-то припарковался сзади. Но ей почему-то очень не хотелось открывать дверцу. Она судорожно повернула ключ в замке зажигания. Ей хотелось как можно скорее уехать отсюда и добраться до дома родителей. Мег упорно пыталась придумать какое-то разумное объяснение этим странным пугающим звукам. Но ничего путного в голову не приходило. Вроде бы все закончилось. Но Мег никак не могла успокоиться. Она так хорошо помнила этот звук, что он и сейчас звучал у нее в сознании: хриплое, сбивчивое дыхание человека, который либо смертельно болен, либо испытывает нестерпимую боль. И ведь она явственно слышала, что он доносился не с улицы, а с заднего сиденья ее собственного автомобиля.

Мег гнала как сумасшедшая. По дороге она считала минуты и мили, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных, пугающих мыслей.

Она подъехала к дому родителей — каменному коттеджу с черепичной крышей — в четверть десятого. И первое, что сказала ей мама, это что Мег выглядит очень усталой. Ужасно усталой. Мег сразу же стало легче. Мама всегда так говорила, когда Мег занималась своими делами и долго не приезжала домой. Отец уже лег. Поэтому ужинали на кухне. Мег с жадностью набросилась на домашние вкусности. За едой она рассказала маме все свои новости за прошедшую неделю: про работу, про Саманту и Вэл и про праздничный ужин в китайском ресторанчике.

— А машина-то хорошая? — спросила мама.

Мег собралась было ответить, как есть, но потом передумала и сказала только:

— Очень хорошая. Спасибо тебе большое. Твои деньги очень мне помогли.

Выходные прошли монотонно и скучно, но Мег это даже понравилось. Было в этой невыносимой скуке что-то приятное и успокаивающее. Мег и думать забыла о своих страхах, связанных с машиной, и ей даже в голову не приходило, что ведь еще предстоит возвращаться — одной, в той же самой машине… В воскресенье, после обеда, она заикнулась было о том, что ей пора собираться. Но мама сказала, что перед дорогой обязательно нужно попить чайку, тем более что она собиралась печь плюшки. А папа сказал, что, по его личному мнению, в темноте ездить не стоит. А когда Мег с мамой попробовали возразить, что сейчас, в январе, темнеет уже в четыре часа дня, он только фыркнул и заявил, что на машинах не стоит ездить вообще. Мег решила поспать пару часиков после обеда, а потом выпить чаю и ехать.

— Но только чаю, без ничего. Если я съем хоть одну мамину плюшку, я засну прямо в машине.

И как только Мег произнесла слово "засну", ей стало страшно.

Не то чтобы очень страшно, но все-таки…

Спала она хорошо и замечательно выспалась. Мама разбудила ее в четыре и подала чашку крепкого индийского чая с двумя маленькими печеньицами.

— Я сама уложу твои вещи, — твердо заявила она. Кстати, в пятницу вечером, пока Мег доедала ужин, именно мама распаковала ее дорожные сумки и разложила вещи. — Ты, по-моему, физически не способна нормально все уложить. Я тебе поражаюсь. Вся одежда помялась, как будто по ней специально ногами ходили. И вообще это же ужас: мягкие сумки, — беззлобно ворчала мама. Поворчать она любила. — Вот что. Я дам тебе чемодан, который мне оставила тетя Фил. Он очень маленький и удобный.

Мег лежала в своей старой кровати. В своей старой детской. Под уютным и теплым пуховым одеялом. Ей не хотелось вставать. Не хотелось даже шевелиться.

— Ты пей чай, пока не остыл. — Маме было все равно, по какому поводу ворчать. Когда она исчерпала тему укладки вещей в дорогу, она тут же переключилась на тему, как надо пить чай. — Да, твой папа всегда пьет чай еле теплым. Но ты, слава Богу, совсем на него не похожа. При всем моем к нему уважении, — примирительно заключила мама. Но Мег поняла, что мама ужасно без нее скучает и что ей уже надоело вечное нытье отца, которое с годами становилось все более нудным.

— А давай я приеду на следующие выходные? — спросила Мег.

Мама бросилась к ней через всю комнату и крепко обняла.

— Я бы ужасно расстроилась, если бы ты не приехала. — Она очень старалась, чтобы это прозвучало как шутка.

Когда Мег отъехала уже достаточно далеко от дома, она снова — с тревогой и беспокойством — задумалась о том, что же все-таки произошло по пути сюда. Может быть, это был ветер. Ведь окно было открыто… Мег слегка приободрилась. Не то чтобы ее успокоила мысль о ветре. Ее успокоило то, что после всего, что случилось, она вообще способна хоть как-то мыслить. Зарядил дождь, но быстро прошел. Потом полил снова и снова прошел. На обратном пути никаких приключений не было. Мег спокойно доехала до дому, поставила машину у подъезда и поднялась к себе в квартиру. Она уже начала думать, что вообще ничего не было. Что этот ужасный звук померещился ей со сна. Дома никого не было — Саманта и Вэл куда-то ушли. Мег сварила себе яйцо, потом посмотрела по телевизору короткий документальный фильм про остров Мартинику и легла спать.

На следующие выходные опять зарядил дождь. Только на этот раз был еще и туман. В пятницу у Мег на работе выдался напряженный день (она вообще заметила, что в магазине нормальных дней не бывает: либо ты целыми днями сидишь и скучаешь, не зная, чем бы заняться, либо у тебя полный "завал", которому нет конца и края — особенно если приходится упаковывать фарфор и стекло для пересылки крупного заказа). Она даже подумала, что к родителям можно съездить и на следующие выходные. Надо только их предупредить. Она позвонила, но к телефону никто не подошел. Конечно, можно отбить телеграмму… Но Мег подумала, что будет с папой, и решила этого не делать. Потому что он будет еще полгода напоминать ей про эту злосчастную телеграмму. Упирать на то, что сие есть яркий пример сумасбродства, свойственного глупой юности. Снова и снова твердить, что его едва не хватил удар. Что подобные выходки плохо сказываются на его старых измотанных нервах. И что все это — лишнее подтверждение тому, что ей вообще не стоило переезжать в Лондон. Нет. Телеграмма полностью исключалась. Только в случае крайней необходимости. Так что придется ехать. Несмотря на непогоду и на все остальное.

За эту пятницу Мег умоталась ужасно. Больше — от скуки. Ей надо было упаковать два огромных старинных канделябра, разобранных на части. Каждый фрагмент требовалось завернуть в газету и уложить в ящик. При этом еще надо было записывать все, что она упаковывает, на отдельном листе. Иногда, когда Мег становилось совсем уже невмоготу, она начинала читать обрывки статей из старых пожелтевших газет. В какой-то газете обнаружилась фотография с конкурса красоты Мисс мира. Все девушки были в пикантных купальниках и в туфлях на шпильках. Все ослепительно и торжествующе улыбались. Мег подумала, что эти красотки, наверное, только и делают, что отбрыкиваются от толп восторженных поклонников. Трудное дело, должно быть… Интересно, насколько трудное. Впрочем, умение приходит с практикой.

Мистер Уайтхорн — который относился к тому типу людей, которых иногда "пробивает" совершить какой-нибудь человеколюбивый поступок, но не по доброте душевной, а скорее по рассеянности, — отпустил Мег пораньше. В половине пятого. Он сказал, что раз она собирается ехать за город, то ей лучше выехать пораньше. Мег ушла почти сразу, только выпила на дорожку еще одну чашку растворимого кофе.

В городе были ужасные пробки. Да и на шоссе приходилось подолгу стоять перед каждым светофором. По обочине тянулась целая очередь из заиндевевших отчаявшихся автостопщиков. Мег невозмутимо ехала мимо. То есть внешне невозмутимо. На самом деле ее переполняли самые разные чувства — настолько сложные и противоречивые, что они превращались в какую-то непонятную мешанину, где одно чувство сразу же отменяло другое, и как-то само собой получалось, что конкретных чувств не было никаких. Мег никогда никого не подвозила. Она была человеком добрым и очень отзывчивым. Поэтому ей было жалко всех этих людей — промокших, замерзших и, наверное, ужасно усталых. Кому-то из них, может быть, повезет. Но кто-то будет вечно стоять у дороги, дожидаясь сердобольного водителя, который согласится подвезти беднягу до нужного места. Конечно, ей было их жалко… Но папа всегда говорил, чтобы она ни в коем случае никого не подвозила. Потому что любой, кто сажает к себе в машину незнакомых людей, подвергается страшной опасности — чуть ли не жизнью рискует, не говоря уже о кошельке и здоровье. Мег не то чтобы соглашалась с отцом сознательно… Просто, наверное, за столько лет непрерывного общения с отцом какая-то часть его боязливой мнительности и навязчивого беспокойства по всякому — даже пустячному — поводу передалась и ей тоже. Мег была робкой и нерешительной девушкой. Уверенности в себе у нее не было никакой. Прежде чем совершить хоть какой-то поступок или принять решение, она долго и мучительно размышляла, правильно она поступает или нет. Она понимала, что так нельзя. И ей было за себя стыдно. Но она ничего не могла с собой поделать. В общем, Мег давно уже для себя решила, что она никогда никого не посадит к себе в машину. От греха подальше.

Она ехала сквозь пелену дождя со снегом, делая вид, что у нее на заднем сиденье уложены бесценные антикварные канделябры и там нету места даже для одного пассажира. Так она успокаивала свою совесть — и надо сказать, очень даже успешно. Но потом, у самого съезда на скоростной автобан, она опять угодила в пробку. И вот тут начались необъяснимые странности.

Проехав очередной отрезок в несколько ярдов между двумя соседними светофорами, Мег поняла, что ей опять не удастся съехать на стоянку — она только что пропустила съезд. Пришлось подъехать к обочине. И вот тут Мег увидела девушку, которая стояла под проливным дождем в круге желтого света от фонаря. На первый взгляд в девушке не было ничего примечательного: невысокая, пухленькая, в тонком плащике и легких туфельках совершенно не по погоде. Вид у нее был жалкий — усталый, замерзший. Похоже, бедняжка промокла до нитки. Но Мег зацепило другое. Девушка казалась такой одинокой… совершенно потерянной, опустошенной и всеми покинутой. Мег и сама не поняла, как так вышло, но уже в следующую секунду она открыла окно и сделала девушке знак подойти. Та не заставила просить себя дважды. И когда она подошла ближе, Мег заметила еще две вещи. Во-первых, девушка была очень бледной — и это при том, что у нее были темные волосы с явно выраженной рыжинкой. Странно. На таком-то морозе хотя бы щеки должны были покраснеть. Но лицо у нее было абсолютно белым с каким-то даже сероватым отливом. А когда девушка протянула руку — это был робкий и неуверенный жест: то ли она собиралась просить о помощи, то ли ждала, что Мег откроет ей дверцу и разрешит сесть в машину, — высокий воротник ее пальто сдвинулся чуть в сторону, и Мег заметила у нее на шее уродливое родимое пятно почти лилового цвета.

— Садитесь, пожалуйста. — Мег потянулась, чтобы открыть дверцу у переднего пассажирского сиденья. Она отвлеклась лишь на миг. И тут кое-что произошло. На самом деле произошло сразу два события. Одновременно. Девушка села на заднее сиденье. Мег слышала, как она открыла дверцу и тихонько захлопнула ее за собой. А на переднее сиденье сел мужчина. В огромном клетчатом пальто, черной фетровой шляпе, надвинутой низко на лоб, и в темных очках.

— Как это любезно с вашей стороны, — проговорил он пронзительным тонким голосом. Такой голос бывает у занудных учителей. (Мег отметила про себя, что он звучал как-то уж слишком ненатурально. Как будто этот мужчина пытался выдать себя за кого-то другого. Выбрал для себя роль и теперь упорно ее репетирует.) — Мы уже было отчаялись и решили, что нас никто не возьмет. Вы нас просто спасли. Что доказывает лишний раз, что у очаровательных молодых женщин и душа тоже прекрасная. Щедрая. Да, в наши дни добрых самаритян уже не осталось. Остались лишь добрые самаритянки.

Мег промолчала. Этот мужчина сразу же ей не понравился. С первого взгляда. Но потом ей стало неудобно и стыдно за свое неприязненное молчание. Хотя бы из-за молчаливой девушки на заднем сиденье.

— А вам далеко ехать? — спросила она.

— Да нет, совсем недалеко. Видите ли, мы с моей секретаршей ехали на очень важную встречу в городе. И у нас, как назло, сломалась машина. Еще по дороге туда. Или обратно. — Он почему-то хихикнул. — А нам обязательно надо присутствовать на той встрече. Обязательно. Сейчас нам надо забрать машину. Она, я думаю, уже готова. — У него изо рта пахло прокисшим табаком и мятой.

— Из мастерской забрать? А где мастерская? — нахмурилась Мег. Она в жизни не слышала такой нелепой истории.

— Между Нортхэмптоном и Лестером. Я покажу вам поворот.

Мег опять промолчала, очень надеясь, что он тоже умолкнет и ей не придется и дальше слушать этот пронзительный голос, который ужасно ее раздражал. "Какая тоска, — размышляла она про себя. — Вот ведь нашла приключение на свою голову". Теперь она начала понимать, чем рискует водитель, подсадивший в машину случайных попутчиков. А рискует он умереть от скуки или от раздражения. Потому что попутчики либо угрюмо молчат — как девушка на заднем сиденье, — либо без умолку разговаривают. И как только она об этом подумала, мужчина снова заговорил:

— То, что вы остановились… это весьма смелый поступок. Сейчас столько всякого хулиганья развелось. Молодежь в основном. И из-за этих уродов страдают взрослые и солидные люди. Однако и вправду. Одна моя давняя приятельница как-то раз посадила к себе в машину приятного молодого человека, который просил его подвезти. Очнулась бедняжка в кювете. Машина тю-тю. Голова раскалывается. И без понятия, где она вообще оказалась. Иной раз люди такое творят с людьми… это же просто кошмар. Вы не находите? Впрочем, вы еще слишком молоды. Вам, наверное, хочется приключений — романтики — или как там это называется. Я не прав?

Мег стиснула зубы. Она уже и не знала, что может быть хуже этой непрестанной, навязчивой болтовни. Чтобы хоть как-то отвлечься, она обратилась к своей пассажирке на заднем сиденье, которая все это время упорно отмалчивалась. Бросила через плечо:

— Вам не холодно?

Но прежде чем девушка сзади успела ответить, этот ужасный мужчина быстро проговорил:

— Нет, спасибо. Мне очень даже нормально. Честно сказать, я вообще очень спокойно переношу и жару, и холод.

Тут он опять повернулся к Мег. Была у него такая раздражающая привычка всякий раз оборачиваться к собеседнику в конце каждой особо удачной с его точки зрения реплики. Мег невольно поморщилась. Противный запах его дыхания, казалось, заполнил собой весь салон. И дело было не только в запахе табака и ядреной мяты. За этими запахами был еще один… непонятный… похожий на "аромат" гниющих грибов. "Она, наверное, заснула", — подумала Мег почему-то с обидой и возмущением. Впрочем, понятно — почему. Для нее-то спасения не было. Она не могла заснуть. Ей надо было вести машину и слушать бесконечную болтовню этого отвратительного мужика.

— Да, пластиковая пленка, — задумчиво изрек он как бы в продолжение разговора. Как будто Мег что-то такое упомянула о пластиковой пленке, а он просто поддержал беседу. — Вся от нее польза обществу заключается в том, что когда полиция обнаружила тело… кстати, вполне поддающееся идентификации, не то что в случае с той бедной девушкой… в общем, когда полиция обнаружила тело миссис Дюран в цистерне с кислотой, оно как раз было завернуто в пленку. Добротную пленку "Дикон". Такую, знаете, красную. Бедняга Хейг. Он, наверное, думал, что скрыл все следы, утопив труп в кислоте. Но он не учел, что "Дикон" выпускает действительно очень хорошую пленку. На этом он и прокололся. И все. Его взяли. Нашумевшее было дело. Вы, наверное, что-то слышали.

— Прошу прощения, но меня мало интересуют убийства.

— Ага… но ведь страх и убийство идут рука об руку, — отозвался он, и Мег почему-то не сомневалась, что он специально сделал вид, будто не понял, что она имеет в виду. Она уже пожалела о том, что сказала "прошу прощения". Впечатление было такое, как будто она перед ним оправдывается…

— …я больше скажу. Без страха не было бы убийств, Страх притягателен. Даже маленький страх притягивает убийц.

Его лицо было покрыто испариной. Вообще Мег отметила про себя, что цвет лица у ее пассажира явно был нездоровым. Хотя… может, ей это просто казалось в отсветах фар встречных машин. Но как бы там ни было, его лицо лоснилось от пота. И это был именно пот, а не капли дождя. Печка в машине была включена на полную мощность, и капли давно уже высохли.

Они уже давно съехали на шоссе M1. И все это время Мег стоически выносила его болтовню. Мало того, что у него была дурная привычка повторять все по сто раз, так еще и темы для разговоров он выбирал… просто мерзкие. Страх и убийство. Похоже, он очень интересовался этим вопросом. И надо сказать, проявлял очень глубокие и обширные познания особенно когда говорил о жутких, кровавых убийствах. В конце концов он прервал свой монолог буквально на полуслове и неожиданно попросил Мег остановиться где-нибудь у обочины, потому что ему надо выйти "по зову природы". Мег тут же перестроилась в правый ряд, потому что как раз впереди была стоянка. И на стоянке стоял грузовик. Пассажир начал было возражать в том смысле, что надо бы проехать чуть дальше. Потому что он человек стеснительный и не может… ну, в общем, не может делать свои дела, если поблизости есть посторонние. Мег угрюмо поджала губы и запарковалась рядом с грузовиком.

— Ничего, — решительно заявила она. — Обойдетесь и так.

То есть ей очень хотелось, чтобы ее слова прозвучали решительно. Но ее голос дрожал от напряжения.

Мужчина выскользнул из машины с той же бесшумной змеиной грацией, которую Мег заметила раньше — когда он садился. Он вышел молча. Без единого слова. Как только дверца за ним захлопнулась, Мег обратилась к девушке на заднем сиденье:

— Послушайте, если вы едете вместе, то вы хотя бы поддерживайте разговор.

Ответа не было. Мег обернулась:

— Мне все равно, спите вы там или нет… — начала было она раздраженно, но тут же умолкла. Как будто невидимая рука сдавила ей горло, не давая выдохнуть ни слова.

На заднем сиденье никого не было.

Мег перегнулась через спинку своего сиденья. Ей пришла в голову бредовая мысль, что девушка во сне сползла с сиденья на пол. Но на полу ее не было. Мег включила верхний свет. Посмотрела еще раз. Девушки не было. Вообще. Мег даже перепугалась, не сошла ли она с ума. Но нет. Ведь она точно помнит, что видела эту девушку. Такую жалкую, промокшую… под фонарем на съезде на шоссе. Ее бледное лицо. Светлый плащ. Ощущение неизбывного одиночества, которое от нее исходило. Настолько сильное ощущение, что Мег просто не могла не остановиться и не взять ее в машину, И ведь она села в машину. Конечно же, села. Значит, она тоже вышла. Вместе со своим спутником. Но ведь он не хлопал дверцей, и Мег должна была услышать хотя бы какой-то шум на заднем сиденье. Мег взглянула на кнопки замков на задних дверцах. Они были подняты. Она протянула руку и потрогала сиденье. Сиденье было абсолютно сухим. А ведь когда девушка садилась в машину, с нее буквально лило ручьями… а Мег была точно — на сто процентов — уверена, что девушка садилась в машину… и если она только что вышла, то сиденье должно быть хотя бы влажным. В голове что-то шумело. Мег даже не сразу сообразила, что это кровь стучит у нее в висках. И она даже порадовалась, что она не одна. Что у нее есть попутчик — этот странный говорливый мужик. Какая-никакая, а все же компания… Будь Мег одна, она бы точно сошла с ума. Впрочем, радость иссякла, как только мужик вернулся.

Казалось бы, чего проще — сесть в машину. Но, похоже, мужчина решил превратить это элементарное действие в настоящий спектакль. Вот как это смотрелось со стороны: он возник из темноты и направился к машине, но потом вроде бы заколебался. Исчез из виду. И только потом, через пару секунд, Мег увидела, что он неспешно обходит машину вокруг. Этаким прогулочным шагом. Как будто это его машина, а Мег — его личный шофер! Она приоткрыла окно и сказала ему, чтобы он побыстрее садился в машину. И как только он открыл дверцу, она тут же спросила:

— А где же ваша секретарша?

После секундной заминки мужчина переспросил:

— Моя секретарша?

Он повернулся к Мег. Причем с таким невозмутимым видом, что это было даже оскорбительно. Однако от Мег не укрылось, что его лицо снова блестит от пота.

— Ну да, — раздраженно проговорила Мег. Она завела мотор и выехала на дорогу. — Та девушка, которая ехала с вами в Лондон. У вас еще машина сломалась.

— Ах да. Бедняжка Мэриэл. Я про нее и забыл совсем. Наверняка сидит дома, пьет чай со своими родителями и бойфрендом… каким-нибудь парикмахером из провинции, который выглядит как поп-звезда. Или, может быть, футболистом, который выглядит как парикмахер.

— Вы о чем говорите?

Он хохотнул:

— Я не надсмотрщик над своими подругами, с которыми иногда развлекаюсь. Каждый имеет право на личную жизнь. А я вообще не люблю длительные отношения. Я люблю, чтобы все было внезапно… недолго… и сладостно. Честно признаться, я…

— Нет, послушайте! Я задала вам вопрос. И вы его поняли, но уходите от ответа.

Он весь подобрался — застыл в напряженной настороженности. А потом неожиданно спросил совершенно не в тему:

— А давно у вас эта машина?

— Ну… неделю, наверное. Может быть, больше. Но вы снова уходите от ответа. Я спросила про вашу секретаршу. Я ведь только из-за нее и остановилась. Вас я вообще не видела.

В машине пахло ужасно. Должно быть, из-за того, что мужчина активно потел.

— Ну да, все правильно. Я сразу заметил, что это MG.

— Девушка на заднем сиденье. — Мег уже отчаялась получить вразумительный ответ. Этот мужик раздражал ее донельзя. Отвратительный, нудный и к тому же тупой. Вернее, прикидывается тупым. Что еще хуже. — Она стояла у обочины, под фонарем. У нее был прорезиненный плащ, но она все равно вся промокла. Я остановилась, махнула ей. Она подошла и без слов забралась на заднее сиденье. А вы сели в машину одновременно с ней. Так что не надо морочить мне голову и притворяться, что вы не видели, как она садилась в машину. Скорее всего она была у вас как приманка… чтобы хоть кто-нибудь остановился и вас подвез.

Мужчина молчал. И было в его молчании что-то зловещее. Мег вдруг стало не по себе. Не то чтобы страшно, но все же… И тут он наконец заговорил:

— А как она выглядела, эта ваша подруга?

Мег обреченно вздохнула. Все равно бесполезно ему говорить, что это вовсе не ее подруга.

— Я же вам говорила… — Мег оборвала себя на полуслове. Потому что только теперь до нее дошло, что она и вправду не говорила, как выглядела та девушка. Может, это действительно не его секретарша…

— Вы не говорили. Вы только сказали, что вместе со мной к вам в машину села какая-то девушка. И вы почему-то утверждаете, что это была моя секретарша.

— Ну ладно. Она была небольшого роста. В светлом плаще. Я уже говорила про плащ… Она в очках была. Волосы у нее темные, с рыжеватым отливом. Может, на самом деле они светлее, но они были мокрыми и смотрелись темными. Туфли легкие, не по погоде. И вид у нее был болезненный. И лицо бледное, почти серое. А когда она…

— Не знаю такую. Первый раз слышу.

— Но ведь вы ее видели, правда? Я сначала подумала, что это была ваша секретарша. Так что прошу прощения. Но дело не в этом. Главное, вы ее видели? Видели?

Мужчина запустил руку в карман пальто и достал помятый пакетик с конфетами-карамельками — из тех пакетиков, где каждая конфета завернута в отдельный фантик. Сначала он долго рылся в пакетике, выбирая конфету. Потом долго и обстоятельно ее разворачивал. Все — в гробовой тишине. Но Мег не могла ждать. Ей нужно было добиться ответа. Немедленно.

— Да, и еще одна вещь. Когда она протянула руку, чтобы открыть дверцу, я увидела у нее на шее…

Он прекратил возиться с липким фантиком. Мег невольно покосилась на его руки. У него были плохие руки: громадные, некрасивые. Яркая маленькая конфетка смотрелась в этих ужасных руках совершенно не к месту…

— Так вот. У нее на шее, внизу, было большое родимое пятно.

Он уронил конфету. Нагнулся, поднял ее с пола и отправил прямо в рот, даже не потрудившись отодрать прилипший обрывок фантика. В салоне разлился ядреный запах мяты, который на пару секунд перебил все остальные — не столь приятные — ароматы.

— Конечно, — сказала Мег, — вы его вряд ли видели, это пятно.

— Понятия не имею, о ком вы говорите. — Он все-таки соизволил заговорить. — Никакой девушки я не видел. Я вообще никого не видел на заднем сиденье вашей машины…

— Но ведь я видела, как она садилась в машину!

Мег не покидало неприятное ощущение, что этот мужчина ведет себя как-то не так. И дело даже не в том, что он был ей неприятен. Что-то в нем было неправильно. Мег чувствовала, что он знает про девушку, но почему-то не признается… может быть, хочет ее напугать. Но зачем?

— Можно, я закурю?

У него тряслись руки. Прикурить он сумел только от третьей спички. Первые две он сломал.

Мег уже не знала, что и думать. Была девушка, не было девушки… Ей было страшно и неуютно. Она решила, что надо все-таки расспросить своего попутчика поподробнее. Но при этом следует действовать благоразумно.

— Когда вы сели в машину, — начала она, тщательно подбирая слова, — вы все время говорили "мы" и упоминали свою секретаршу. Вот почему я подумала, что это она и есть.

— Кто она?

Мег обреченно вздохнула. То ли он придуряется. То ли время тянет…

— Простите великодушно, но я действительно не понимаю, о чем вы говорите.

— А мне кажется, что понимаете. И прежде чем вы меня спросите: "Что понимаю?", я сразу скажу: понимаете, о чем я говорю.

Она не смотрела в его сторону. Но все равно почувствовала на себе его быстрый пронзительный взгляд. Но она к нему не повернулась — она продолжала сосредоточенно смотреть на дорогу.

Похоже, он что-то такое удумал.

— Знаете что, у меня к вам предложение. Давайте мы остановимся на следующей стоянке, и вы мне все расскажете — очень подробно и обстоятельно. Похоже, вас что-то гнетет. И насколько я вижу, налицо явные признаки навязчивого беспокойства. Может быть, если мы с вами…

— Нет уж, спасибо.

Мег с трудом представляла себе этого человека в роли задушевного собеседника, с которым можно поделиться своими тревогами и неприятностями. Сама мысль об этом казалась абсурдной и даже противной. Она услышала какое-то тихое шипение. Это мужчина втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Он опять напомнил ей змею. А Мег ненавидела змей.

Мужчина опять завозился. Полез в карман, достал фонарик. Спросил, нет ли у Мег карты дорог. Потом начались мысли вслух по поводу того, где они сейчас едут и где находится его гараж. Наконец он предложил остановиться на пару минут, чтобы его — дословно — "усталые глаза обрели шанс обнаружить гараж".

У Мег внутри что-то дрогнуло. То ли предостережение, то ли предчувствие нехорошее, что сейчас у нее начнутся действительно крупные неприятности. На ее карте не было обозначено никаких гаражей. Она перестроилась в левый ряд и гнала как сумасшедшая, пока впереди — в залитой дождем темноте — не показались огни автозаправочной станции. Мег знала, что станция будет. Она видела ее на карте. Она подъехала на освещенную площадку рядом с колонками и решительно заглушила двигатель.

— Знаете что, вы мне очень не нравитесь. Я, пожалуй, вас высажу прямо здесь.

Он опять втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Служитель стоянки увидел машину Мег, подхватил свою теплую куртку и неторопливо вышел на улицу, одеваясь на ходу.

— Как это жестоко. — В голосе мужчины явственно слышались нотки бессильной ярости. — И очень жалко. Упустить такой шанс!

— Пожалуйста, выходите. Немедленно. Или я попрошу вон того человека, чтобы он вам помог.

Мужчина тут же открыл дверцу и выскользнул из машины.

— Извините меня, — слабым голосом проговорила Мег. — Я уверена, вы ничего не знали про ту девушку. Просто я вам не доверяю.

Он заглянул в салон, просунув голову в открытое окно.

— Вообще-то я тоже вам не доверяю. — В уголках его рта пузырилась слюна. — И мне кажется, вам не стоит садиться за руль одной, раз у вас бывают подобные галлюцинации.

В его голосе явственно слышалась злоба. Однако Мег все равно собралась было еще раз спросить его насчет девушки. В последний раз. Может, он все же признается, что он ее видел… Но тут к машине наконец подошел служитель стоянки и принялся отвинчивать крышку на топливном баке. Мужчина ушел. Просто шагнул назад и растворился во тьме.

— Сколько вам?

— Два галлона, пожалуйста.

Служитель залил бензин, взял у Мег деньги и неторопливо пошел к себе в будочку, чтобы принести сдачу. Мег хотелось расплакаться. Она закрыла все дверцы и подняла вверх стекло на дверце у пассажирского сиденья. Она понимала, что это глупо… но она все равно боялась, что этот ужасный мужчина вернется и служитель стоянки не подойдет и не поможет его прогнать. Она даже забыла, что служитель еще должен отдать ей сдачу. Мег закрыла окно и со своей стороны. Чтобы никто — никто — не смог сесть к ней в машину. Когда служитель вернулся, ему пришлось постучать в окно. Мег даже подпрыгнула от испуга. Она действительно испугалась. Так испугалась, что ее просто трясло.

— А вы не видели, куда пошел человек, который сидел у меня в машине? Он только что вышел.

— Я никого не видел. Вообще никого.

— Ага, спасибо.

— Да не за что. Счастливо вам доехать.

Служитель ушел к себе в будочку, где было светло и тепло.

Прежде чем ехать, Мег еще раз оглянулась на заднее сиденье. Там никого не было. Вся эта история… было в ней что-то жуткое. Но было не только страшно, но еще и непонятно. Мег не знала уже, что и думать. Сейчас ей больше всего хотелось как можно скорее приехать домой, сесть и спокойно обдумать случившееся. Этот мужчина знал, что девушка была в машине. Но ему просто нравилось пугать Мег. Ее страх был для него в удовольствие. Иначе зачем он вначале столько раз сказал "мы"? От этих сумбурных мыслей Мег стало еще страшнее. А потом ей вдруг пришло в голову, что все могло быть и по-другому.

Девушка не смогла бы выйти из машины совершенно бесшумно. Она должна была хлопнуть дверцей — пусть даже и очень тихо. Но никакого хлопка Мег не слышала. Она вообще ничего не слышала. А ведь точно… когда девушка села в машину, она не издала вообще ни звука. А может, она и не садилась в машину? Может быть, этот кошмарный мужик напугал и ее тоже? Может, она просто сделала вид, что садится в машину, а в последний момент потихонечку смылась?

Мег открыла окно пошире, чтобы избавиться от запахов, пропитавших салон. И тут до нее вдруг дошел смысл того, что сказал служитель на бензоколонке. Он сказал, что никого не видел. Причем подчеркнул, что вообще никого. Вот только что он имел в виду? Что он не смотрел? Или смотрел, но никого не видел? Призраки не разговаривают, напомнила себе Мег. И ее мысли снова вернулись к молчаливой девушке на заднем сиденье.

И, разумеется, ей тут же вспомнилась ее первая поездка к родителям и ужасные звуки хриплого, сдавленного дыхания, доносившиеся с заднего сиденья. Тогда она постаралась об этом не думать… но теперь она уже не могла так вот просто отмахнуться от того, что было. Две поездки тогдашняя и сегодняшняя — слились у нее в сознании в вихрь каких-то отрывочных образов, совершенно не связанных между собой. Картинки сменяли друг друга так быстро, что она никак не могла ухватить их суть. Они повторялись. Все быстрей и быстрей. И каждый раз — в новой последовательности. Они как будто пытались заставить ее понять… Наконец Мег в отчаянии выкрикнула:

— Ну хорошо! Хорошо! Я уже поняла. В этой машине водятся привидения!

Как только Мег произнесла это вслух, она неожиданно успокоилась. Сумбурный вихрь образов разом иссяк. Словно его отрубило. Желая продлить это блаженное состояние мысленной тишины, Мег добавила:

— Я подумаю об этом дома.

Оставшуюся часть пути она проехала, стараясь не думать вообще ни о чем. И если в ее "отключенном" сознании и всплывала предательская мысль о загадочном и пугающем происшествии на дороге, Мег тут же сосредоточивалась на чем-нибудь приземленном — представляла себе, как мама встретит ее на крыльце, как замечательно пахнет едой на кухне, как папа крикнет из комнаты: "Кто там?"

— …думает, что подхватил простуду, и поэтому лег пораньше. Выпил свою настойку из маранты, добавив капельку виски для вкуса. И очень просил, чтобы мы не шумели. На тот случай, если он вдруг заснет.

Мег обняла маму и ничего не сказала в ответ. Она все понимала. И знала, что маме трудно с отцом. Мама всю жизнь с ним "носилась" и всю жизнь за него переживала. И только с годами она научилась принимать его вечное нытье, его воображаемые страхи и хвори, которые он себе напридумывал, с добродушным и снисходительным равнодушием. Вернее, даже не с равнодушием мама никогда не была равнодушной, — а с бесстрастным спокойствием.

— Есть у нас что-нибудь выпить? — спросила Мег.

— Конечно, есть, дорогая. Просто я знаю, что ты не пьешь, и поэтому не поставила ничего на стол. Посмотри в баре в гостиной. В буфете в углу.

Мег знала, где стоит выпивка. И даже знала какая: несколько непочатых бутылок джина и сухого хереса. Это был "гостевой" запас. На тот случай, если вдруг кто-то "заглянет на огонек". Но те немногие, кто мог заглянуть в гости к родителям, пили исключительно чай или кофе. Сами родители почти не пили спиртного. Только отец позволял себе капельку виски в лечебных целях.

Мег принесла бутылки на кухню.

— Только ты тоже выпей со мной. А то пить в одиночестве — это разврат.

— Хорошо, дорогая. Будем развратничать вместе. Мне только капельку шерри. И папе мы ничего говорить не будем, ладно? А то он начнет беспокоиться о твоей жизни в Лондоне. Кстати, как у тебя дела? Познакомилась с кем-нибудь интересным, достойным?

Мег предложила маме сигарету. Под шерри. Мама пришла в полный восторг и, прикуривая от спички, едва не спалила свою пышную челку. Она даже зажмурилась от удовольствия, попыхивая сигаретой и выпуская дым через нос, чтобы он не дошел до легких. Мама иногда позволяла себе выкурить сигаретку-другую. С кем-нибудь за компанию. (Но не затягиваясь: когда не затягиваешься, вреда никакого нет. Да и рюмочка хорошего шерри — изредка, в приятной компании — еще никому не повредила.)

— Замечательно, — мечтательно протянула мама и тут же добавила: — Так ты познакомилась с кем-нибудь, дорогая?

Мег вдруг поняла, что она никогда — никогда — не сможет поделиться с мамой всеми своими страхами и тревогами. Мама просто ее не поймет.

— Нет пока, — сказала она.

Мама обреченно вздохнула. Мег сделала вид, что не слышит. И прежде чем мама успела хоть что-то на это сказать, Мег поспешно добавила, что Лондон — город большой и там не так просто с кем-нибудь познакомиться. На это, наверное, нужно время.

Мег налила себе еще джина, причем неразбавленного. Сказала, что очень устала и ей хочется выпить. Пообещала в следующий раз привезти точно такую бутылку, чтобы "восполнить ущерб". До ужина она выкурила четыре сигареты, и это маленькое излишество окончательно вернуло ее к жизни. У нее даже аппетит разыгрался, тем более что на ужин мама приготовила мясной пирог с почками и печеные яблоки с изюмом. Мама сказала, что у нее есть для Мег небольшой подарок. Она начала шить ей теплую полушерстяную ночную рубашку с белыми кружевными манжетами и воротником, и ей не терпелось показать ее дочке. Мама даже не поленилась сходить за ней и принести на кухню. Зимой почти вся жизнь в доме родителей проходила на кухне — чтобы сэкономить топливо и не обогревать весь дом.

— Правда, красивые кружева? Мне они сразу понравились, — сказала мама, с гордостью демонстрируя Мег ночную рубашку. — Тут еще надо кое-что доделать, но ты же знаешь, я люблю шить вещи своими руками.

Мама с большим интересом выслушала рассказ Мег про мистера Уайтхорна и про его магазин. Ей хотелось знать все — вплоть до того, какие именно вещи там продаются. Мама была благодарным слушателем. Она искренне смеялась, когда Мег старалась сделать свой рассказ хотя бы чуть-чуть забавным. А когда Мег рассказывала про хрупкие и ценные канделябры, мама слушала очень серьезно, с искренним беспокойством в глазах. Потом пришло время ложиться спать. Мама наполнила две грелки горячей водой и пошла проводить Мег до спальни. Они поцеловались, пожелали друг другу спокойной ночи, и мама сказала:

— Благослови тебя Бог, дорогая. Даже не знаю, что бы я без тебя делала. Ты — моя славная девочка. Хотя, конечно, настанет такое время, когда у тебя будет свой дом. Когда ты встретишь того самого человека.

Мег усмехнулась. Всякий раз, когда мама заводила разговор про того самого человека — который должен составить счастье всей ее жизни, — Мег почему-то представляла себе такого бледного мужичка с усиками и в старомодном котелке, который косит лужайку.

В ванной было так холодно, что у Мег даже зубы стучали, пока она умывалась. Впрочем, в спальне было ненамного теплее. Две грелки с горячей водой казались действительно Божьим благословением. Жалко только, что мама не успела дошить теплую ночную рубашку. Она бы сейчас точно не помешала. Мег быстро переоделась в пижаму. Причем переодевалась она так, чтобы ни на секунду не оставаться обнаженной. Она была совершенно одна, но все равно… Она не то чтобы стеснялась, просто она так привыкла. Она прочитала молитву на ночь, встав на колени перед своей высокой и, надо сказать, неудобной кроватью, и быстренько забралась в постель. Да, грелки действительно были как благословение.

Посреди ночи она проснулась. От страха.

— Я продам эту машину и куплю другую, — произнесла она вслух и сразу же успокоилось. Страх прошел, отодвинулся куда-то в самый дальний уголок сознания, и Мег снова заснула.

Это решение — вкупе с тихими и скучноватыми выходными, составленными из мелких домашних событий, когда все идет по давно заведенному порядку, помогло Мег взять себя в руки и не думать о тех странных и жутких вещах, которые произошли с ней по дороге сюда. Она даже начала сомневаться: а было ли все это на самом деле? Утром в воскресенье мама принялась собирать Мег в дорогу. Она сама уложила в машину дочери какие-то морозостойкие цветы — "украсишь квартиру, чтобы веселее", — старый клетчатый коврик для машины, больше похожий на плотный плед — "будешь укрываться, когда холодно", — и глиняный горшочек с мармеладом домашнего приготовления "угостишь своих подружек за завтраком".

— У тебя столько места в машине. А ты такая миниатюрная… я смотрю, даже переднее сиденье вперед пододвинула.

Мег попрощалась с родителями и поехала в Лондон. Она очень надеялась, что по дороге ничего неприятного не случится. И так и было.

Неприятности начались в Лондоне. В свободное от работы время Мег только и делала, что занималась продажей машины. Но оказалось, что это очень непросто. Она начала с того, что поехала в тот гараж, где покупала машину, и обратилась за помощью к тому же самому продавцу. Но он сказал, что ему очень жаль — при этом он даже и не пытался изобразить на лице хоть какое-то подобие сожаления, — но сейчас не самый лучший сезон для продажи подержанных автомобилей, и единственное, что он может сделать для Мег, это забрать машину обратно, но за цену на сто фунтов меньше той, которую Мег платила. Мег, не раздумывая, отказалась. Ей это решительно не подходило. Потому что тогда у нее не осталось бы денег на другую машину. Разве что на какую-нибудь битую "миньку",[3] которую замучаешься таскать по ремонтным мастерским. А Мег вовсе не улыбалось работать исключительно на оплату счетов автосервиса. (Как и большинство автовладельцев, она совершенно не разбиралась в устройстве автомобилей.)

Она повесила объявление на доске объявлений в магазинчике периодической печати рядом с домом. Это было удобно. Во-первых, дешево. Во-вторых, люди, которые заинтересовались бы объявлением, имели возможность подойти и посмотреть на машину практически в любое время. Но на объявление ответила только одна пожилая дама, которая как-то вечером пришла к Мег в компании пожилого же пуделя. Поначалу все было просто замечательно, и у Мег появилась надежда. Женщине очень понравился цвет машины. И она сказала, что автомобиль, похоже, вполне в неплохом состоянии. Но когда она села за руль (Мег устроилась рядом на пассажирском сиденье), чтобы объехать квартал, ее пудель вдруг заартачился. Он категорически не хотел забираться в машину на заднее сиденье. А когда хозяйка все-таки затащила его в салон, он заскулил и выбрался наружу. Тогда женщина строго прикрикнула на него:

— Шерри! Немедленно заходи в машину!

Пудель уже не скулил, а просто жалобно хныкал.

— Не понимаю, что с ним случилось. Он обожает автомобили.

В общем, поездка не состоялась. Мало того. Когда Мег вышла из машины, пудель вдруг зарычал на нее и даже предпринял попытку укусить ее за ногу.

— Простите, милая, — сказала женщина. — Но я не могу купить вашу машину. Шерри в нее не зайдет, это ясно. А кроме Шерри, у меня больше никого нет. Какой ты противный, Шерри. Вообще-то он очень милый и добрый. И как тебе только не стыдно — кусать мамочкиных друзей!

Вот так все и закончилось. Мег спрашивала у мистера Уайтхорна, у Саманты и Вэл и даже у их друзей, но никто из них не захотел купить у нее машину. И никто из них не проявил желания хотя бы помочь ей избавиться от автомобиля. Ближе к пятнице Мег впала в панику. При одной только мысли о том, что ей снова придется ехать так далеко на этой машине, ей становилось плохо. Она твердо пообещала себе, что за эту неделю избавится от машины, и пока оставалась надежда — а поначалу Мег не сомневалась, что ей удастся найти человека, который купит ее машину, — она старалась не думать о том, что будет, если машина все-таки не продастся. Но в пятницу утром Мег охватил такой страх, что она и в самом деле отправила маме телеграмму: написала, что у нее жуткий грипп и что она просто не может ехать в таком состоянии.

Отослав телеграмму, Мег почувствовала себя виноватой. Но ей стало гораздо легче. Причем она даже не знала, чего было больше: облегчения или вины. Но она нашла себе оправдание: раз уж она обманула родителей, нужно что-то такое придумать, чтобы за выходные обязательно продать машину. Саманта посоветовала дать объявление в "Стандарт". Если Мег успеет дать объявление до обеда, то его напечатают в завтрашнем выпуске. "Попробуй. Хуже не будет", — сказала она. Мег позвонила в газету сразу же после завтрака. Напрягалась и мялась, наверное, с полчаса и наконец худо-бедно составила текст объявления. Бледно голубой MG… и так далее.

Потом Мег отправилась на работу. Мистер Уайтхорн уже был на месте. Причем он был взвинчен донельзя. Только что пар из ушей не шел. И это без всякого издевательства. Он частенько впадал в подобное состояние: всякий раз, когда начинался завал с работой. А в ту пятницу в магазин как раз поступил заказ на целую партию антикварных вещей, которые надо было упаковать и переслать в Нью-Йорк. Мистер Уайтхорн был, конечно, доволен. Но его повергала в ужас сама мысль о том, что одна упаковка займет в лучшем случае все выходные. Тем более что заказчик настаивал, чтобы товар был упакован "по высшему классу". Весь подвал магазина был забит старыми газетами и соломой. И мистер Уайтхорн с ходу "обрадовал" Мег, что весь этот день она проведет именно там, в подвале.

В подвале еще хранилась всякая ерунда — так называемый неликвидный товар, который не продавался годами, — и вполне приличные вещи, но нуждающиеся в ремонте. Если Мег упаковывала товары в подвале, мистер Уайтхорн разрешал ей включать масляную батарею. Только просил не оставлять ее без присмотра от греха подальше. Сначала Мег предстояло упаковать громадный столовый, чайный и кофейный сервиз, который мистер Уайтхорн очень удачно купил на одной летней распродаже в Саффольке. Каждый из двухсот тридцати шести предметов надо было завернуть отдельно, отметить в списке и разложить по коробкам. Сервиз был расставлен на старом бильярдном столе с порванным сукном. Но Мег решила, что ей будет удобнее упаковывать его на мягком шезлонге. Конечно, придется побегать, перетаскивая сервиз со стола на шезлонг и обратно. Но зато можно будет упаковывать сидя. И сразу же распределять упакованные предметы по разным "разделам": столовый, чайный, кофейный. Мег взяла стопку старых газет и положила их на пол рядом с шезлонгом. Вообще надо сказать, что, несмотря на перспективу "завальной упаковки", Мег себя чувствовала гораздо лучше, чем утром. Во-первых, сегодня ей не придется никуда ехать. Во-вторых, она дала объявление в солидную газету, что само по себе было почти равносильно тому, что она уже продала машину. В-третьих, за завтраком Вэл сказала, что если ее приятель не объявится днем в воскресенье — а он скорее всего не объявится, — то они с Мег сходят после обеда в кино. И в-четвертых, процесс упаковки фарфорового сервиза на самом деле не настолько и страшен, если подходить к нему философски и не тешить себя надеждой, что все это когда-нибудь благополучно закончится.

Ближе к обеду мистер Уайтхорн поехал на склад за упаковочными ящиками. Сказал, что вернется где-нибудь через час. Мег пришлось подняться к нему в магазин — снизу ей не было слышно ни слова. Заодно она сделала себе кофе. Большую чашку. И вернулась обратно в подвал. Над дверью висел колокольчик. Так что если в отсутствие мистера Уайтхорна кто-то зайдет в магазин, Мег услышит.

Газета попалась Мег, когда она уже заканчивала упаковывать чайные чашки и собиралась сделать небольшой перерыв на кофе. По краям бумага пожелтела, но в середине — где были статьи и фотографии — осталась почти как новая. Поначалу Мег даже не поняла, что это такое. Минут, наверное, пять она тупо смотрела на большой фотоснимок, над которым шел заголовок большими буквами жирным шрифтом: ТАЙНА ШОССЕ M1.

На снимке была та самая девушка, которую Мег подсадила в машину на прошлой неделе. Да нет, сказала она себе. Наверное, просто похожая. Но почему-то она сразу решила, что это та самая девушка. Это была даже не уверенность, а какое-то внутреннее знание. Очки, прическа, высокий лоб… только на снимке девушка улыбалась…

Стряхнув с себя оцепенение, Мег схватила газету и принялась читать:

Мег поняла, что читает продолжение статьи, начатой на первой странице. Первой страницы не было. Поэтому она никогда не узнает, как выглядел мистер Тернер. Мег еще раз присмотрелась к фотографии девушки. "Снимок сделан год назад, на летнем отдыхе". И хотя на фотографии Мэри Кармайкл улыбалась — или пыталась улыбаться, — она все равно выглядела очень ранимой и робкой.

Мег взглянула на дату в газете. Март прошлого года.

Она вдруг поняла, что у нее в глазах стоят слезы. Бедная Мэри. Еще в прошлом году она была живой. Такая обычная, робкая девушка, не особенно привлекательная — что называется, "серая мышка". Ей надо было куда-то доехать, и она села в машину к незнакомому человеку. И умерла страшной смертью. Сколько же страху она натерпелась… когда какой-то подонок ее насиловал, а потом душил. И вот теперь она превратилась в одинокий, потерянный призрак. И должна бесконечно стоять у шоссе и останавливать проезжающие машины. Чтобы ее все-таки довезли до места, куда она не доехала при жизни. Или чтобы кто-нибудь ей помог — спас от этого страшного запредельного существования. Или, быть может, она пытается предупредить живых о том, что смерть поджидает их на дороге… "Я буду за тебя молиться", — прошептала Мег, глядя на фотографию. Сейчас, когда ее глаза застилали слезы, улыбка девушки — или попытка улыбки — на смазанном газетном снимке как будто стерлась.

Мег так искренне огорчилась за Мэри, что до нее даже не сразу дошел зловещий смысл прочитанного. Это произошло как-то подспудно, почти безотчетно. Но когда Мег наконец осознала, что это может значить, ее пробил озноб. Ей действительно стало холодно, хотя в подвале было натоплено и тепло.

Ее всю трясло.

Загадочные убийства. Неизвестный преступник. Кто убил Мэри? Точно не мистер Тернер. А это значит… Мег почему-то не сомневалась, что это был тот ужасный человек, который ехал с ней в прошлую пятницу. О чем он с ней говорил? Почти исключительно о кошмарных убийствах… Надо срочно звонить в полицию. Ведь он сидел совсем рядом, и Мег может очень подробно его описать: его одежду, голос, темные очки, противный запах изо рта… А как он разозлился, когда она его высадила на заправочной станции… А еще раньше, когда она остановилась на придорожной стоянке рядом с грузовиком… ведь он не сразу сел обратно в машину. Сначала обошел ее кругом, как будто присматриваясь. И когда Мег спросила про девушку и описала, как она выглядела, он почему-то вспотел. И на все вопросы отвечал долгим молчанием. Он, должно быть, узнал машину! Мег окончательно растерялась. Ей нужно было о многом подумать, но мысли путались и мешали друг другу.

Она попыталась успокоиться и привести свои мысли в порядок. Но у нее ничего не вышло. В сознании мелькали только обрывки фраз — "страх и убийство идут рука об руку… страх притягателен" — и единичные образы типа бледного лица девушки, стоящей на островке света под фонарем у дороги. Мег еще раз вгляделась в фотографию в газете. Да. Это точно та самая девушка. В голове начало потихонечку проясняться. Если это та самая девушка, значит, Мег видела не ее, а ее призрак. Выходит, в машине действительно водятся привидения. И тот мужчина об этом знал. А если не знал, то догадывался. На прощание он ей сказал: "Вообще-то я тоже вам не доверяю". Потому что она сказала, что не доверяет ему. Может быть, он подумал, что она знает о том, что он сделал с Мэри. Может быть, он подумал, что она хочет его изобличить… Но если он действительно так подумал и если он действительно виновен в смерти Мэри Кармайкл, тогда бы он просто так не ушел, правильно? Он бы побоялся, что Мег сообщит о нем в полицию. (Что, кстати, она и собиралась сделать.) Ведь он же не знал, что тогда Мег еще ничего не знала про Мэри Кармайкл. Газета с фотографией Мэри попалась ей только сегодня…

Зазвенел колокольчик на двери. Мег даже вздрогнула от неожиданности. Она резко вскочила и принялась лихорадочно озираться. Она понимала, что это глупо… но она испугалась. Испугалась, что тот человек все же ее нашел. Но тут в подвал заглянул мистер Уайтхорн:

— Душенька, я вернулся. Пока меня не было, кто-нибудь заходил?

— Нет, — Мег с облегчением вздохнула. — Хотите кофе?

— С большим удовольствием.

Мег поднялась в магазин. Мистер Уайтхорн уже снял свое мохнатое пальто, похожее на шкуру нечесаного плюшевого медведя, и стоял теперь у батареи, грея озябшие руки.

Мег сделала им обоим по большой чашке горячего кофе.

— Мистер Уайтхорн, — спросила она, когда они сели за столик в дальнем углу магазина, — вы что-нибудь знаете про загадочное убийство, которое произошло прошлой весной на шоссе M1? О нем писали в газетах. Это было двойное убийство. Тело мужчины нашли в багажнике его автомобиля, а девушки…

— Где-то в кювете? Да, я читал. Все газеты об этом писали. Знаете, душенька, я обожаю читать детективы… то есть хорошие детективы, где все, как в жизни… Но мне неприятно читать об убийствах, которые происходят на самом деле. Как-то все это мрачно.

— Да, вы правы.

— Они ведь поймали того негодяя, насколько я помню… Должно быть, сидит сейчас в тюрьме. Но я вовсе не удивлюсь, если его через пару лет выпустят. По моему скромному мнению, законы у нас извращенные. Преступления против собственности у нас считаются более тяжкими, чем преступления против людей.

— Кого поймали?

— Убийцу, душенька, убийцу. Не помню, как его звали. Что-то вроде Эркрайт… или Джеймс. Как-то так. Но его точно поймали. Все газеты об этом писали. А как у вас продвигается ваш упаковочный марафон?

Мег поняла, что краснеет. Она смущенно призналась, что в последние полчаса просто тупо сидела и почти ничего не делала, и пообещала, что задержится на работе подольше и все упакует. Нет, нет, возразил мистер Уайтхорн. Такая честность требует вознаграждения. Но прежде чем Мег успела сказать спасибо, он добавил еще, что будет очень ей благодарен, если завтра — в субботу — она найдет лишний часик и зайдет в магазин, чтобы помочь ему с упаковкой. Мег вообще-то хотела заняться другими делами, но ей пришлось пообещать мистеру Уайтхорну, что завтра она придет. Она только договорилась, что зайдет рано утром и уйдет еще до обеда.

После разговора с мистером Уайтхорном Мег слегка успокоилась. Но, с другой стороны, она окончательно растерялась. Если убийцу поймали, то ей уже незачем обращаться в полицию. Как она им докажет, что когда тот ужасный мужчина сел к ней в машину, она еще не видела фотографию Мэри Кармайкл?! Тем более что она и сама начала сомневаться. Может, она и видела фотографию раньше. И просто забыла об этом, потому что она никогда не читает сообщения об убийствах. Если она придет в полицию и скажет, что видела призрак убитой девушки, что она остановилась, чтобы подвезти привидение, и только потом увидела фотографию в газете, ее в лучшем случае сочтут истеричкой с богатым воображением, а в худшем — сдадут в дурдом. Да и какой смысл вообще обращаться в полицию, если тот человек не был убийцей?! Главное, что теперь ей больше не надо тревожиться по поводу этого человека. Да. Поначалу он действительно показался ей очень странным. И даже зловещим. Но так Мег казалось еще до того, как мистер Уайтхорн сказал, что убийцу поймали. А если убийцу поймали, то и незачем забивать себе голову всякими ужасами. Надо просто забыть обо всем, что было. Вот только сначала продать машину…

Мег вернулась домой, поужинала неизменной яичницей и батончиком "Марса", приняла душ, вымыла голову и легла спать пораньше. Когда она уже засыпала, ей в голову пришла одна интересная мысль. Ее мама всегда говорила, что люди — все люди — на самом деле гораздо лучше, чем кажутся. А папа всегда говорил, что люди, наоборот, хуже, чем хотят показаться другим. Но может быть, люди именно такие, какими кажутся — не хуже и не лучше. А просто такие, какие есть.

Утром от мамы пришло письмо, полное беспокойства и полезных советов. После многочисленных пожеланий скорее выздоравливать и поберечь себя, мама писала: "Нам, конечно, очень хотелось тебя увидеть. Но ты никуда не срывайся и даже не думай о том, чтобы ехать самой на машине в такую даль, пока ты окончательно не выздоровеешь. Я бы сама приехала к тебе, чтобы тебя полечить, но папа считает, что подхватил этот жуткий грипп. Он на днях прочитал в газете, что у нас в графстве начинается эпидемия гриппа. А ты же знаешь, какой он мнительный. Если что начинается, так он всегда первым "заболевает". Я тебя очень люблю, моя девочка. И береги себя".

Мег совсем не хотелось идти на работу. Тем более что ей было неудобно перед мамой. А что, если она позвонит и не застанет дочь дома?! Но вчера она пообещала мистеру Уайтхорну, что придет. И если она не придет, тогда ей будет неудобно уже перед ним. Тем более что Саманта ждала звонка и в ближайшие пару часов не собиралась уходить из дома. Если мама Мег позвонит, Саманта ей скажет, что Мег спит. А если кто-нибудь позвонит по объявлению, она им скажет, чтобы перезвонили попозже.

Когда Мег вернулась домой, Саманта висела на телефоне, а Вэл, похоже, бесилась по этому поводу:

— Она уже час треплется со своим разлюбезным Брюсом. И это при том, что сегодня они встречаются. Я в магазин собираюсь. Говорю: "Тебе что-нибудь нужно купить?" Но она меня даже не слышит. Совсем ошалела девка.

— Подожди минуточку, — сказала Саманта в трубку и, прикрыв трубку рукой, повернулась к Вэл. — Шесть грейпфрутов и две отбивные. — Потом она снова приставила трубку к уху и продолжила разговор со "своим разлюбезным Брюсом". Мег одарила ее разъяренным взглядом. Ей должны были звонить. Наверняка кто-то заинтересовался ее объявлением и хочет посмотреть машину. Но как, интересно, он ей дозвонится, если телефон все время занят? Но просить Саманту освободить телефон было просто бесполезно. Как и все очень красивые девушки, Саманта привыкла, что с ней все носятся. А о других она просто не думала.

Вэл обратилась к Мег, но так, чтобы Саманта тоже ее услышала:

— А ведь тебе должны звонить по объявлению? Саманта… может, хватит уже трепаться? Кстати, Мег, тебе ничего в магазине не нужно?

Мег подумала, что Вэл проявила просто невиданную доброту. Вэл тоже была настоящей красавицей, но не в таком романтическом стиле, как Саманта. Ни та, ни другая никогда раньше не спрашивали у нее, надо ли ей что-нибудь купить. Может быть, Вэл все-таки станет ее подругой… Мег перечислила все, что ей нужно: сыр, яблоки, молоко, яйца, банку "Нескафе".

— Слушай, — сказала Вэл, — может быть, купим курицу пополам? Даже не пополам. Давай я заплачу, а ты приготовишь. И завтра устроим воскресный обед.

Она улыбнулась, и у Мег сразу возникло чувство, что Вэл уже стала ее подругой.

Вэл ушла. Саманта сказала в трубку:

— Ну ладно, встречаемся через полчаса. Пока.

Она грациозно поднялась с диванчика и провела рукой по своим роскошным черным волосам:

— Господи, мне же нечего надеть!

— Мне никто не звонил?

— Что? А-а, да… Звонили. Один раз. Или нет: дна раза. Я им сказала, что ты будешь дома к обеду.

— А они не спрашивали про машину?

— Один спрашивал. Задавал какие-то вопросы про технику, я вообще ничего не поняла. А второй просто спросил, можно ли подъехать по указанному в объявлении адресу и посмотреть машину. — Саманта принялась сосредоточенно изучать свое лицо в маленьком зеркальце с увеличением, с которым она не расставалась ни на минуту. — Ну вот, еще одна… Похоже, пора менять крем.

Время тянулось, как будто резиновое. Прошел час. Никто не звонил по поводу машины. Саманта надолго засела в душе, и Мег подумала, что она там утонет. Наконец Саманта вышла в гостиную, одетая во что-то роскошное и судя по виду — безумно дорогое. Она стрельнула у Мег пятьдесят центов на такси и упорхнула. Но в квартире еще долго витал запах ее духов с ароматом каштана.

Выходные закончились жутким разочарованием. В субботу по объявлению позвонили три человека — но не те, которые звонили утром. Один из них заявил, что ему нужен кабриолет, и он думал, что это кабриолет, и едва ли не обиделся на Мег за то, что она его якобы обманула — хотя в объявлении она указала, что продает автомобиль с закрытым кузовом. Двое сказали, что приедут взглянуть на машину. И один из этих двоих действительно приехал. Но он предложил цену на сто фунтов меньше той, которую Мег хотела бы получить. Поэтому сделка не состоялась. Все воскресное утро Мег провела у плиты: готовила курицу и все, что к ней полагается, — хлебный соус, гарнир и подливу. А в половине первого Вэл позвонил один из ее многочисленных приятелей. После чего Вэл сказала Мег, что ей очень жаль, но она все же пойдет на обед со своим другом. А в кино они сходят в следующий раз.

— Ой как жалко, — расстроилась Мег. — Ладно, на вечер тогда оставим. Курица, конечно, остынет, но ведь можно и подогреть…

Вэл почему-то смутилась и сказала, что она не вернется и к ужину.

— Так что ты ешь сама, — добавила она виновато.

Когда Вэл ушла, в квартире стало как-то уж очень пусто и неуютно. Мег утешала себя мыслью, что она все равно не смогла бы пойти с Вэл в кино ей надо было сидеть на телефоне и ждать. Ведь ей в любую минуту могли позвонить по объявлению. Но вот пообедать с Вэл ей бы очень хотелось. Очень. Совместный обед — это замечательная возможность получше узнать человека. Выходные в Лондоне проходили на удивление тихо. Наверное, по контрасту с беготней и суетой рабочей недели. Мег отрезала себе ножку курицы, положила подливки и картошки, приготовленной по маминому рецепту. Она давно уже привыкла обедать и ужинать в одиночестве, но сегодня ей было как-то особенно одиноко. В голову лезли самые мрачные мысли. Вплоть до того, что ей, может быть, вообще не стоило приезжать сюда, в Лондон. Здесь все не так, как она себе представляла. Никаких продвижений вперед тоже не намечается. Почему-то именно сегодня Мег ужасно скучала по дому. Она твердо решила для себя: что бы ни случилось, на следующие выходные она поедет к родителям и обязательно поговорит с мамой. Обо всем. Только не о машине, конечно. А так, о жизни, о перспективах в карьере…

Днем в воскресенье было еще два звонка. Сначала какой-то парень спрашивал Саманту, а потом позвонили по объявлению. Спросили, не сможет ли Мег подъехать в Ричмонд, чтобы они посмотрели машину. Но когда Мег сказала, что нет, не может, и принялась объяснять почему, они сразу же потеряли всяческий интерес. Она убеждала себя, что не может рисковать и ехать в такую даль — ведь в это время могли позвонить другие потенциальные покупатели. Но день близился к вечеру. Больше никто не звонил, и Мег уже начала сомневаться в том, что она поступила правильно. Может быть, все-таки стоило съездить?

Она написала маме длинное письмо. Описала сногсшибательный костюм Саманты. Упомянула о том, что они, кажется, подружились с Вэл. Написала, что чувствует себя лучше (еще одна ложь, но как без нее обойтись?). Потом Мег устроилась на диване и стала читать журнал "Вог" за прошлый месяц. А вот интересно, подумалось ей где-то на середине журнала, что сейчас делают все эти роскошные женщины с фотографий в журнале. Дамы в умопомрачительных платьях и дорогих шубах, которые появляются в обществе каждый раз с новой прической и в новом наряде. Мег почему-то казалось, что они целыми днями лежат на диване — обязательно кожаном или бархатном, — а рядом тихонько сидит и читает милый нарядный ребенок. Вокруг дивана расставлены стильные вазы с азалиями и цикламенами. На толстом мохнатом ковре дремлет пушистый пес белого или медового цвета. На стене выделяется семейный портрет в стильной же раме. Вот такая картина из жизни роскошных женщин. Мег прочитала свой гороскоп: в этом месяце вы познакомитесь с интересными людьми, но не форсируйте события и не торопитесь превратить простое знакомство во что-то большее, будьте осторожны с деньгами, возможны финансовые потери… Полный бред. Все равно это был гороскоп за прошлый месяц. Так что уже не считается, правильный он или нет. Взглянув на часы, Мег подумала, что уже вряд ли кто-то будет звонить так поздно. Она приняла ванну и попробовала уложить волосы как-нибудь по-другому. Но у нее была слишком короткая стрижка для подобных экспериментов. Тем более что волосы у нее были хотя и мягкими, но непослушными. И как бы Мег ни зачесывала их на разные стороны, они все равно падали так, как привыкли. Мег уныло смотрела на себя в зеркало. Даже цвет волос у нее был совершенно неинтересный — из тех, которые никогда не встречаются в книжках при описании внешнего вида героев. Мег зевнула, смахнула слезу, скопившуюся в уголке глаза, и решила, что, вместо того чтобы маяться дурью, лучше заняться чем-нибудь полезным "для умственного развития". Вэл как раз принесла одну книгу про Марокко. Сказала, что книга написана интересно и что все про нее говорят и хвалят. В общем, Мег взяла книгу и засела читать…

Всю неделю Мег занималась исключительно упаковкой: фарфор, хрусталь, серебро, отдельные детали гигантских старинных люстр и канделябров. В среду кто-то звонил ей в магазин, но Мег как раз выходила, чтобы купить пирожков и яблок им с мистером Уайтхорном на обед. Мистер Уайтхорн так и не понял, кто звонил и зачем. Про машину звонивший вроде бы не спрашивал. А, кажется, интересовался планами Мег на выходные. Кажется, повторил мистер Уйатхорн, и Мег поняла, что пока мистер Уайтхорн говорил по телефону, его мысли витали где-то далеко. Она понятия не имела, кто это мог звонить. Разве что тот застенчивый молодой человек с ярко-рыжими волосами, который однажды зашел в магазин и купил небольшую картину на стекле. "Смерть Нельсона". Молодой человек слегка заикался. А вообще он был очень милый. Купив картину, он еще задержался минут на пятнадцать, чтобы поболтать с Мег. Он ей рассказал про свою коллекцию, которую называл Нельсонианой. Кроме этого милого юноши, вряд ли бы кто-то стал звонить Мег на работу. Она очень надеялась, что он еще перезвонит. Но он так и не перезвонил.

К среде Мег уже окончательно распрощалась с надеждой на то, что кто-то купит машину по объявлению. Вэл и Саманта сказали ей, что их друзья — и Брюс, и Алан — в один голос твердят, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы продавать подержанную машину. И тем более — в Лондоне. Мег решила, что попробует продать машину на севере, поближе к дому.

В среду вечером Мег охватил страх. Это было похоже на приступ внезапный и необъяснимый. И как бы она ни старалась себя успокоить и убедить в том, что это уже полный бред, ей просто не хотелось ехать одной по шоссе M1 в машине, где — теперь она была в этом уверена — жили призраки умерших. Ей была невыносима сама мысль о том, что она снова может услышать те жуткие звуки, похожие на сдавленный хрип, или снова увидеть девушку… призрак девушки… на том же самом месте, на обочине под фонарем. (А почему нет? Ведь известно, что призраки часто "привязаны" к определенному месту.) В тот вечер Саманта и Вэл неожиданно вернулись домой пораньше. И пришли вместе. И у Мег вдруг родилась одна идея — вероятно, не совсем безнадежная. А что, если ей пригласить Саманту и Вэл к себе в гости? Тогда ей не придется ехать одной…

Но когда она предложила им съездить к ней на выходные, девушки только молча переглянулись. И не надо было быть особенно проницательным человеком, чтобы понять, что они отнюдь не горят желанием куда-то тащиться. Но прежде чем они успели сказать, что никуда не поедут, Мег поспешила добавить:

— Там очень красивые места. И моя мама очень вкусно готовит. Мы могли бы покататься на машине…

Впрочем, она поняла, что это ничего не даст. Они никак не могут поехать, едва ли не в один голос отозвались Саманта и Вэл, у них свои планы. Свидания. Большое спасибо. Идея была замечательная, и вот летом… да, точно летом… они с удовольствием съездят к Мег в гости, если у них вдруг будут свободные выходные…

Когда Мег легла спать в своей маленькой комнатке — Саманта и Вэл спали вдвоем в большой комнате, а у Мег было отдельное "помещение", — она еще долго лежала без сна и плакала в подушку. Ей так нужна была дружеская поддержка. Но она не могла попросить Вэл с Самантой о помощи. На самом деле они не были друзьями. И если она им расскажет о своих страхах, они ее не поймут. Они решат, что у нее не все в порядке с головой.

На следующее утро Мег пришла на работу в совершенно подавленном настроении. На всякий случай она спросила у мистера Уайтхорна, бывал ли он в северных графствах на аукционах и распродажах антиквариата.

Мистер Уайтхорн сказал, что бывал, но нечасто.

— А вы не собираетесь съездить на север в ближайшие выходные? Я бы могла подвезти вас, куда вам нужно. А вы бы у нас переночевали.

Мистер Уйатхорн посмотрел на нее со своим обычным выражением неизбывной усталости, однако сейчас на его лице было и удивление тоже.

— Дитя мое, — проговорил он после непродолжительных раздумий. — Я не могу делать такие спонтанные вещи. У меня уже есть свои планы на выходные. Я всегда все планирую заранее. Вы, наверное, не догадались, — продолжал он, — но я, видите ли, гомосексуалист. Хотя я думал, вы все понимаете, ведь мы с вами целыми днями вместе. Но как бы там ни было, я всегда планирую свой досуг. В субботу я буду обедать с одним близким другом из Аскота. И иногда… не всегда, но иногда… я остаюсь там на ночь. Мистер Уайтхорн слегка покраснел. Видимо, это признание далось ему не без труда. — Понимаете, девочка, я не хочу вводить вас в заблуждение.

Мег сказала, что все понимает. Потом они оба извинились друг перед другом и решили, что все это, по большому счету, ничего не значит и каждый живет, как хочет.

В четверг вечером Мег хотела сходить в кино, на "Человека на все времена" — фильм, который она не видела, но всегда очень хотела посмотреть. Но Саманта и Вэл что-то задерживались, и в конце концов Мег решила, что слишком устала, чтобы идти в кино в гордом одиночестве. На ужин она съела вареное яйцо и половинку грейпфрута, подаренную ей Самантой, которая вдруг решила ужесточить свою диету. Весь вечер Мег думала, что же ей делать с машиной и с предстоящей поездкой к родителям, и тут на нее снизошло озарение. Что ее больше всего пугало? Что она снова увидит ту девушку под фонарем на развязке у съезда на M1. Значит, нужно проехать чуть дальше и съехать на шоссе не у Хендона, как всегда, а на следующей развязке. Таким образом, она избежит вероятной встречи, которой она так боится. Конечно, никто не дает гарантии, что Мег опять не услышит те страшные звуки, похожие на сдавленное дыхание, которые она слышала в первый раз… но если что-то такое возникнет, тогда ей придется просто стиснуть зубы и ехать вперед, по возможности не дергаясь. А когда она приедет домой, она расскажет маме обо всем. Обо всем. Теперь, когда Мег приняла решение, ей стало гораздо легче. Даже усталость как будто прошла. Мег не поленилась сходить к машине, чтобы взять карту дорог. И тут она вспомнила про коврик для машины, который подарила ей мама в прошлый приезд. Она еще пошутила, что если вдруг будет холодно, им можно укрыться вместо пледа. В прошлый раз, когда Мег выгружала вещи, она совершенно забыла про коврик. Может быть, потому, что мама сама разложила его на полу перед задним сиденьем. Так он там и лежал до сих пор. Мег решила забрать коврик домой. В машине он ей не нужен. Тем более что он был больше похож на плед. И папа всегда укрывал им ноги, когда сидел на веранде — чтобы его не просквозило.

Мег внимательно рассмотрела карту и нашла очень удобный маршрут в объезд съезда у Хендона. Надо было проехать по А1000 через Барнет, а потом повернуть налево по дороге Сент-Альбанс. Несколько миль в направлении Уатфорда, и там будет съезд на шоссе M1. Хороший путь. Легкий. На этот раз Мег решила взять с собой вечернее платье, чтобы показать его маме. Вещи она всегда укладывала заранее — с вечера, — чтобы в пятницу утром собраться без спешки и успеть вовремя на работу. Приезжая в магазин, она всегда ставила машину в одном и том же месте — в тупичке за углом. Мистер Уайтхорн "застолбил" это место еще в самом начале. Просто написал мелом на кирпичной стене: "Парковка запрещена". Прием в общем-то нехитрый. Однако место всегда было свободно.

В пятницу мистер Уайтхорн встретил Мег как-то особенно радушно, но в этом радушии была какая-то напряженная настороженность. Он как будто боялся, что его вчерашние признания отпугнут Мег или смутят. Да и сам он, наверное, смущался. Первые полчаса они только и делали, что справлялись о здоровье друг друга и оказывали друг другу нарочитые знаки внимания. Даже вполне нейтральные разговоры — например, о погоде — они умудрялись превращать в предельные проявления дружеского расположения. Мистер Уайтхорн сказал, что он слышал по радио, что вечером будет туман. Поэтому Мег следует ехать очень осторожно. А Мег, которая тоже слышала сообщение о тумане, сделала вид, что она ничего не знала, и сердечно поблагодарила мистера Уайтхорна за заботу. Но потом напряжение постепенно сошло на нет. И мистер Уайтхорн спросил, нашла ли Мег покупателя на машину. Он сказал, что в такую погоду гораздо приятнее и безопаснее ездить на поезде. Мег и сама это понимала. Но не станет же она жаловаться мистеру Уайтхорну, что дом родителей находится в семнадцати милях от станции, и что у родителей нет машины, и что последний автобус отходит где-то за полчаса до прибытия поезда, а разъезжать на такси у нее нет возможности, потому что не позволяет зарплата… Если она это скажет, то получится так, будто она намекает на то, что она недовольна своей зарплатой и ей хотелось бы получать больше… Получилось бы так, что она что-то выпрашивает… А Мег была не из тех людей, которые станут жаловаться и просить.

Хотя мысль о том, чтобы поехать на поезде, была очень даже соблазнительной. Тем более что день действительно выдался морозным, а после обеда все затянуло туманом. Но в конце концов Мег все-таки отказалась от этой идеи. Она сильно потратилась на объявление, и у нее просто не было денег на билет. Так что поезд отпадал сам собой.

Все утро Мег надписывала адреса на наклейках, которые надо было лепить на коробки с упакованным товаром. Мистер Уайтхорн печатал на пишущей машинке списки товаров и цен. (Печатал он тремя пальцами. Причем так: сначала тупо смотрел на клавиши, потом выдавал порцию бодрого дребезжащего стука, потом снова думал минуты три. Раздражало это ужасно.) Потом он объявил, что пойдет в кафе и принесет им обоим обед. Обычно за обедами ходила Мег, но сегодня мистеру Уайтхорну захотелось размяться после долгого сидения за машинкой.

Когда он ушел, Мег спустилась в подвал и принесла наверх еще один обогреватель. Почему-то ей было ужасно холодно. Конечно, можно было бы сходить за теплой кофтой, которая осталась в машине. Но машина стояла хотя и близко, но все-таки за углом, а Мег знала, что мистеру Уайтхорну очень не нравится, если магазин остается совсем без присмотра хотя бы на пару минут. Как только Мег вспомнила про машину, ей в голову сразу полезли идиотские мысли. Она вдруг испугалась, что не закрыла машину. Наверное, подобные мысли иной раз возникают у каждого: выключил ли ты утюг, выходя из дому… опустил ты письмо в почтовый ящик или уронил мимо… Конечно, все выключают утюг, выходя из дому. И все опускают письма именно в ящик. Но если тебе стукнет в голову, что ты сделал что-то не так, то уже очень трудно избавиться от этой навязчивой мысли. Она будет тебя донимать, пока ты не проверишь, действительно это так или у тебя все-таки заскок. Вот почему, когда мистер Уайтхорн вернулся с горячими колбасками и хрустящей картошкой, Мег тут же побежала к машине. И оказалось, что ее опасения были не напрасны. Одна задняя дверца была открыта. Хотя Мег могла бы поклясться, что она закрывала все двери. Но дверца была открыта. Странно… Впрочем, ладно. Бывает. Мег достала из чемодана теплую кофту и поспешила обратно в магазин. На улице было мрачно. Темно. Почти как ночью. Хотя был еще день. Наверное, так просто казалось из-за густого тумана. К тому же воздух был едкий и ядовитый, как будто пропитанный кислотой. Мег вообще не любила туман. И особенно — в большом городе. Дома туманы совсем не такие. Там они белые, как пушистые облака… ну, конечно, не чисто белые. Но они хотя бы не пахнут так неприятно, как пахнет туман в большом городе. Здесь впечатление такое, что туман тебя отравляет. Зато в магазине было тепло и уютно. Пока Мег с мистером Уайтхорном обедали, в магазин заглянули два посетителя. Просто "посмотреть, чего есть". Но ничего особенно интересного сейчас не было. Так, приятная мелочевка, которую мистер Уайтхорн продавал по 50 центов или по одному фунту. Все более-менее дорогие и ценные вещи либо сразу уходили за границу, либо пересылались другим торговцам антиквариатом. Сам мистер Уайтхорн добродушно подшучивал над своими покупателями — собирателями бесполезного мусора, как он их называл, — которые покупали альбомы со старыми фотографиями, литые стеклянное вазочки, черепаховые гребни и побитую керамику.

Когда Мег делала кофе, она вдруг подумала, что ей, может быть, стоит поговорить с мистером Уайтхорном о машине с привидениями. Она уже поняла, что приглашать его в гости к родителям было ужасно, глупо. Но, может быть, он не станет над ней смеяться и поймет, что ее тревожит. Может быть, он ей поверит. И ей будет с кем поговорить о своих страхах. Да, ей нужно именно это — с кем-нибудь поговорить. Все равно с кем. Лишь бы поговорить. Чтобы не держать в себе этот страх. Быть может, придуманный страх. Но все равно настоящий.

Но сразу после обеда мистер Уайтхорн снова засел за свою пишущую машинку. С каждой минутой он раздражался все больше и больше. Комкал испорченные листы. Швырял их мимо мусорной корзины. Едва ли не рвал на себе волосы… Мег хотела отпроситься немного пораньше. Но она просто боялась подступиться к мистеру Уайтхорну, когда он был в таком состоянии.

Но в пять часов она все же спросила, можно ли ей уйти.

И мистер Уайтхорн сказал, что можно.

Знал бы он, как трудно ей было заставить себя уйти! Ее передергивало при одной только мысли о том, что сейчас ей придется ехать одной, в темноте и тумане… в этой ужасной машине… Мег два раза сказала мистеру Уайтхорну "до свидания". Второй раз — потому что не помнила, прощалась она уже или нет. Потом она начала надевать пальто, но решила, что добежит до машины и так. Потом она долго — минут, наверное, пять — пристраивала на голове берет. Тянула время. А под конец едва не забыла сумочку. Ключи от машины Мег достала еще в магазине, где было светло. На пороге она оглянулась. Но мистер Уайтхорн даже и не взглянул в ее сторону — он сверлил разъяренным взглядом свою пишущую машинку. Мег вздохнула и вышла на улицу.

Но когда она села в машину, она неожиданно успокоилась. Откуда-то вдруг появились и уверенность, и здравомыслие. В конце концов, ехать ей предстояло не так уж и долго. Максимум — четыре с половиной часа. А потом она приедет домой, и все будет хорошо. Мег забросила пальто на заднее сиденье — на потолке был специальный крючок, но Мег раздражало, когда что-то болталась над рычагом переключения передач, — еще раз сверилась с картой дорог и завела мотор.

Это было даже интересно — ехать по новой дороге. Хотя по расстоянию получалось немного дольше. Или Мег это только казалось, ведь она ехала очень медленно. На трассе было полно машин. Туман мешал и раздражал. И к тому же Мег постоянно дергалась из-за того, что не знает дороги. Но это было даже хорошо… Ей приходилось постоянно следить за дорогой, и у нее просто не оставалось времени на какие-то посторонние мысли. Впрочем, Мег без труда нашла съезд на шоссе M1: указатели начали попадаться задолго до развязки — громадные щиты с большими буквами. Не проедешь при всем желании.

Мег ехала уже больше часа. И ничего не происходило. Никаких странных звуков в машине. Никаких сдавленных хрипов. Ничего. В салоне было не просто тепло, а жарко. Но стоило выключить печку, как лобовое стекло тут же запотевало. Поэтому Мег приходилось париться. Зато ехать стало немного полегче. Туман потихонечку прояснялся: висел уже не сплошной пеленой, а отдельными мутными клочьями. Теперь стало хоть что-то видно. Например, что на улице накрапывает мелкий дождь. Мег ехала по крайней левой — ближайшей к обочине — полосе [4]. Так она себя чувствовала безопасней. Конечно, мало приятного в том, что тебя то и дело обгоняют громадные грузовики. Но ехать в таком тумане в среднем ряду Мег не решалась — боялась не уследить за дорогой. Она слегка приоткрыла окно со своей стороны. В машине было уже невыносимо жарко. Да и хотелось вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Еще два часа, и я дома, подбодряла себя Мег. Она решила остановиться на ближайшей стоянке. Снять теплую кофту и посидеть просто так минут пять. Ей подумалось, что она слишком себя издергала, готовясь к этому путешествию. Нельзя так себя изводить, нельзя… Впереди показалась стоянка — просто площадка у обочины, освещенная мутным фонарем. "Но я все-таки не сдалась. Я поехала. Не испугалась", — подумала Мег. А если бы испугалась и не поехала? Наверное, ей было бы очень стыдно за себя. Очень стыдно.

Мег заехала на стоянку и заглушила двигатель. Она как раз собиралась снять кофту, как вдруг откуда-то сзади протянулась громадная рука и развернула зеркало заднего вида так, чтобы Мег увидела в зеркале… Она едва не закричала от страха. Это был он. И он улыбался. Его глаза горели торжествующей злобой. Он дышал прямо ей в плечо. Она чувствовала кислый запах его дыхания.

— Нет, тебя нет. — Мег сама не узнала свой голос, таким он был слабым и жалким. — Тебя нет. Ты призрак. Иначе просто не может быть.

— Подумаешь, большое дело — открыть машину. Правда, пришлось поднапрячься два раза. Тебе не стоило закрывать ее снова. Тогда, днем.

Мег понимала, что нужно немедленно заводить двигатель и выезжать на дорогу. Но сейчас, когда он развернул зеркало, она не рискнула бы выехать задним ходом. Не могла же она выезжать на шоссе вслепую. Тем более что сзади ей в шею ткнулось что-то острое и твердое. Мег как будто парализовало от ужаса.

— Мистера Вреда поймали, да. Но это был не тот мистер Вред. Но ты, похоже, слишком много знаешь. И ты ездишь на той же машине. Так что я просто не мог отпустить тебя просто так. Тем более такая возможность вдруг подвернулась — убить одним выстрелом сразу двух зайцев…

Мег резко дернулась, чтобы выскочить из машины. Но он грубо схватил ее за руку и сжал с такой силой, что она закричала от боли.

— После того как ты меня выкинула на заправке, я пытался тебя разыскать. Я бы тебя все равно нашел. Рано или поздно. Но твое объявление очень мне помогло.

В зеркале заднего вида Мег видела, как он на нее смотрит. Смотрит не отрываясь. Смотрит, слизывая с губ слюну.

— Я и сейчас тебя выкину, — проговорила она в отчаянии.

Он с шумом втянул в себя воздух.

Он продолжал улыбаться.

— Нет. Ничего у тебя не выйдет. На этот раз будет по-моему.

Кажется, она закричала. Всего один раз — в ослепительный миг неприятия и неверия, когда острие ножа мягко вошло ей в шею. А потом ее страх. Безголосый страх, который не выразишь ни словами, ни криком. В мире не осталось уже ничего, кроме страха. Разве что стук ее сердца, которое, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Мег безотчетно прижала руку к ране на шее. Но не почувствовала ножа. Только кровь. Ее кровь.

И тогда он сказал:

— Не волнуйся так. Просто отдайся страху. Потому что потом будет что-то, что хуже, чем смерть. Мне они нравятся теплыми. И всегда нравились теплыми.