"Так поступают в свете" - читать интересную книгу автора (Конгрив Уильям)

Действие первое

Шоколадная[19]

Мирабелл и Фейнелл встают из-за карт; около них хлопочет служанка Бетти.

Мирабелл. Везет же тебе, Фейнелл!

Фейнелл. На сегодня хватит?

Мирабелл. Как хочешь. Можно еще, чтобы доставить тебе удовольствие.

Фейнелл. Не стоит. В другой раз будешь повнимательнее — отыграешься, а сегодня тебе не до карт — ты думаешь о чем-то другом. Равнодушие партнера к неудаче портит удовольствие от выигрыша. Играть с мужчиной, который безразличен к проигрышу, все равно что завести интрижку с женщиной, равнодушной к своей репутации.

Мирабелл. О, ты привереда и гурман!

Фейнелл. Объясни, откуда эта сдержанность? Ты чем-то расстроен?

Мирабелл. Отнюдь. Просто я нынче серьезен, а ты весел, вот и все.

Фейнелл. Признайся, вчера после моего ухода ты поссорился с Милламент? Фокусы моей прелестной кузины могут вывести из себя даже стоика. Или пока ты сидел у них, явился какой-нибудь хлыщ и был встречен как лучший друг?

Мирабелл. Ты угадал: пришли Уитвуд и Петьюлент. Мало того, изволила пожаловать моя ненавистница — ее тетка, она же — твоя теща, старуха Уишфорт. Теперь тебе ясно?

Фейнелл. Вот что! У этой леди к тебе давняя приязнь и — не без причины. А жены моей там не было?

Мирабелл. Была. А еще миссис Марвуд и несколько дам, которых я не знаю. Увидев меня, они помрачнели и зашептались; потом стали громко жаловаться на ипохондрию и погрузились в молчание.

Фейнелл. Им, видно, не терпелось от тебя избавиться.

Мирабелл. Потому я и решил не трогаться с места. В конце концов старуха прервала тягостное молчание и разразилась филиппикой против долгих визитов. Я сделал вид, что не понял, но тут к ней присоединилась Милламент. Тогда я встал и с натянутой улыбкой объявил, что, по-моему, гостю не так уж трудно понять, когда он становится в тягость. Она залилась краской, а я удалился, не дожидаясь ответа.

Фейнелл. Ты напрасно на нее дуешься, она сказала так лишь в угоду тетке.

Мирабелл. Она сама себе хозяйка и не обязана ходить у старухи на поводу.

Фейнелл. Ну что ты! Она же потеряет половину приданого, если выйдет замуж без согласия тетки!

Мирабелл. В ту минуту мне было бы куда приятней, прояви она поменьше осмотрительности.

Фейнелл. Я понимаю, почему ты им так мешал! Вчера у них был очередной шабаш: они собираются трижды в неделю поочередно друг у друга и проводят дознание, как коронер над трупом[20], только покойника им заменяет чье-нибудь доброе имя. Мы с тобой им не компания: они постановили не принимать в свою секту мужчин. Но во избежание сплетен кто-то предложил допустить одного или двух. Вот они и выбрали Уитвуда и Петьюлента.

Мирабелл. И кто же настоятельница этой общины? Ручаюсь, леди Уишфорт: она повсюду твердит о своей ненависти к мужскому полу и со всей энергией пятидесяти пяти лет ратует за платонизм и фруктовые наливки. А потомство пусть само печется о себе — ей-то ведь больше не плодиться.

Фейнелл. Не разгадай она, что твое внимание к ней притворно и ты втайне любишь ее племянницу, она, пожалуй, не стала бы такой мужененавистницей. Если бы ты искуснее притворялся, все шло бы в согласии с законами природы.

Мирабелл. Я делал все, что в человеческих силах, конечно, до известного предела. Я льстил ей без зазрения совести и даже взял на душу грех посвятил ей стихотворение. Мало того, я подговорил приятеля сочинить памфлет, в котором она обвинялась в любовной связи с молодым человеком, а сам вдобавок сообщил ей, что злые языки болтают, будто она вдруг очень располнела. А когда ее свалила водянка, убедил, что в городе ходят слухи, она, мол, лежит родами. Если и этого мало, черт возьми, значит, для ублажения старухи надлежало и в самом деле переспать с ней! Но на это меня уже не хватило. Впрочем, разоблачением я обязан твоей приятельнице и подруге твоей жены — миссис Марвуд.

Фейнелл. С чего вдруг она так на тебя ополчилась? Может, она делала тебе какие-нибудь авансы, а ты пренебрег ими? Женщины неохотно прощают подобное невнимание.

Мирабелл. До недавнего времени она держалась со мной любезно. Но я, признаться, не из числа хлыщей, которые склонны дурно истолковывать воспитанность дамы и полагать, что если она им кое-что позволяет, то, значит, позволит уж все.

Фейнелл. Ты настоящий кавалер, Мирабелл. И хотя у тебя хватит жестокосердия не ответить на страсть дамы, ты достаточно великодушен, чтобы печься о ее чести. Однако наигранное безразличие выдает тебя с головой. Ты отлично знаешь, что пренебрег ею.

Мирабелл. Зато твой интерес к этому делу отнюдь не кажется наигранным. Твои мысли явно больше заняты упомянутой дамой, чем женой.

Фейнелл. Постыдись, дружище! Если станешь отпускать колкости в мой адрес, я вынужден буду тебя покинуть и поискать себе партнеров в соседней комнате.

Мирабелл. А кто там?

Фейнелл. Уитвуд и Петьюлент. (Бетти.) Подай мне шоколаду. (Уходит.)

Мирабелл. Который час, Бетти?

Бетти. Да скоро в церкви венчать перестанут[21], сэр. (Уходит.)

Мирабелл. А ведь в самую точку попала, негодница! (Смотрит на свои часы.) Батюшки! Уже почти час!

Входит слуга.

А, ты вернулся! Ну как, свершилось великое событие? Что-то ты очень скучный.

Слуга. Там столько набежало парочек к Панкрасу[22] — страх, сударь: выстроились друг за дружкой — хоть сейчас в контрданс! Наши-то оказались в хвосте — никакой тебе надежды поспеть. А тут еще пастор хрипнуть стал — мы испугались: а ну как совсем голос потеряет, пока до нас очередь дойдет! Вот и кинулись мы на Дьюкс-Плейс[23] — там их в миг окрутили.

Мирабелл. Так ты уверен, что они обвенчались?

Слуга. Обвенчались и в постель легли, сударь! Сам видел.

Мирабелл. Свидетельство у тебя?

Слуга. Вот оно.

Мирабелл. А что, портной принес платье Уейтвелла и новые ливреи?

Слуга. Принес, сударь.

Мирабелл. Прекрасно. Так вот, возвращайся домой, слышишь, и пусть они там не расходятся до моего приказа. Пусть Уейтвелл навострит уши и ждет, а наша курочка почистит перышки и спешит к Пруду Розамонды[24] — я буду ее ждать там в час дня. Мне надо увидеться с ней, прежде чем она вернется к хозяйке. И если ты не хочешь, чтоб тебе оторвали уши, держи язык за зубами. (Слуга уходит.)

Возвращается Фейнелл, за ним Бетти.

Фейнелл. Видно, тебе повезло, Мирабелл: ты заметно повеселел.

Мирабелл. Я тут затеял одну шутку, пока не могу тебе рассказать. Хорошо, что они сегодня не сходятся на шабаш. Не пойму, Фейнелл, как это ты, женатый, а следовательно — осмотрительный человек, позволяешь жене состоять в их секте.

Фейнелл. Право, я не ревнив. К тому же там все женщины и наши родственницы. А что до вхожих туда мужчин — они не опасны: их никто в грош не ставит.

Мирабелл. Ну, я другого мнения. Если мужчина хлыщ, тут-то и жди сплетен. Ведь у женщины, если она не совсем дура, есть лишь один повод водиться с мужчиной.

Фейнелл. Ужели всякий раз, когда Уитвуд болтает с Милламент, ты ревнуешь ее?

Мирабелл. Не столько ревную, сколько начинаю сомневаться в ее уме.

Фейнелл. Ты несправедлив: ума ей не занимать.

Мирабелл. Она достаточно хороша собой, чтобы внушать мужчинам подобные мысли, и слишком воспитанна, чтоб оспаривать подобные похвалы.

Фейнелл. Сдается мне, что для пылкого любовника ты слишком большой критикан: ты видишь все слабости возлюбленной.

Мирабелл. Для критикана я слишком пылкий любовник. Я люблю ее со всеми недостатками. Больше того, за них-то я и люблю ее. Капризы Милламент так искусны, а может быть, так натуральны, что ничуть ее не портят. В других женщинах манерность отвратительна, ей же она придает обаяние. Признаюсь тебе, Фейнелл: однажды, обиженный ею, я в отместку разобрал всю ее по косточкам; рассмотрел в отдельности ее недостатки, изучил их и даже запомнил на память: реестр был так велик, что рано или поздно должен был побудить меня возненавидеть ее от всей души. Мало-помалу я так привык перебирать в уме погрешности Милламент, что под конец, вопреки моим намерениям, они перестали меня отталкивать. И вот наступил день, когда я мог думать о них без всякого раздражения. Теперь они кажутся мне столь же привычными, как и мои собственные. Похоже, близок день, когда я начну дорожить ими в той же мере.

Фейнелл. Женись на ней, мой тебе совет! Пусть ее прелести будут тебе хоть в половину так же знакомы, как пороки, и, клянусь жизнью, ты обретешь покой.

Мирабелл. Ты так думаешь?

Фейнелл. Ручаюсь своим опытом. Я человек женатый, мне ли того не знать.

Входит рассыльный.

Рассыльный. Не здесь ли находится некий сквайр Уитвуд?

Бетти. Здесь. А вам он зачем?

Рассыльный. У меня письмо от его брата сэра Уилфула. Велено передать в собственные руки.

Бетти. Он в соседней комнате, приятель. Иди вот туда. (Рассыльный уходит.)

Мирабелл. Как! В столицу прибыл глава клана — сэр Уилфул Уитвуд?

Фейнелл. Его нынче ждут. Он тебе знаком?

Мирабелл. Видал однажды. По-моему, он подает надежды со временем стать изрядным чудаком. Кажется, ты имеешь честь быть с ним в родстве?

Фейнелл. Да. Он — сводный брат нашего Уитвуда. Покойница матушка его была сестрой леди Уишфорт, моей тещи. Женись на Милламент и тоже станешь величать его кузеном.

Мирабелл. Что ж, лучше быть ему родственником, чем знакомым.

Фейнелл. Он прибыл в Лондон, чтоб снарядиться в путешествие.

Мирабелл. Господи! Ведь ему же за сорок.

Фейнелл. Неважно. Пусть Европа убедится, что Англия располагает болванами всех возрастов. В этом наша гордость.

Мирабелл. А почему бы парламенту, чтоб уберечь честь нации, не издать закон, запрещающий вывоз дураков?

Фейнелл. О ни в коем случае! От этого был бы один вред. Лучше немного потерять на вывозе, чем пострадать от чрезмерного производства и отсутствия сбыта.

Мирабелл. А что, дурь этого странствующего рыцаря сродни глупостям его здешнего братца?

Фейнелл. Ничуть. Наш Уитвуд так же мало схож с упомянутым рыцарем, как мушмула с диким яблоком, хоть их и можно привить на одной ветке. Первая тает во рту, второе — не проглотишь; в первой — сплошь мякоть; во втором — одна сердцевина.

Мирабелл. Первая сгниет прежде, чем поспеет, а второе — никогда не поспеет: так и сгниет.

Фейнелл. Сэр Уилфул представляет собой странную смесь робости и упрямства. Пьяный, он походит на влюбленное чудовище из "Бури"[25] и ведет себя в том же духе. А его столичный родственник, надо отдать ему должное, не лишен добродушия и не всегда безнадежно глуп.

Мирабелл. Не всегда. Глупость одолевает его в тех случаях, когда ему изменяет память или когда под рукой не оказывается тетрадочки, в которую он заносит чужие мысли. Он дурак с хорошей памятью и пригоршней чужих острот. Он из тех, чью болтовню мы терпим лишь потому, что от нее никуда не денешься. У него одно прекрасное свойство — он не спорщик: так дорожит репутацией человека, наделенного чувством юмора, что готов принимать оскорбление за шутку, а откровенную грубость и брань за иронию или розыгрыш.

Фейнелл. Если ты еще не закончил его портрет, можешь дописать с натуры. Вот он собственной персоной — прощу!

Входит Уитвуд.

Уитвуд. Ну посочувствуйте мне, голубчики! Пожалейте меня, Фейнелл! И вы тоже, Мирабелл.

Мирабелл. Охотно.

Фейнелл. Но в чем дело?

Уитвуд. Мне не было писем, Бетти?

Бетти. Нешто рассыльный не вручил вам только что?

Уитвуд. Ну да, а еще не было?

Бетти. Нет, сударь.

Уитвуд. Какая досада! Ужасная досада! Рассыльный этот — осел, вьючное животное! — принес мне письмо от моего безмозглого брата — тяжеловесное, как речь о добродетелях усопшего или стихотворный панегирик одного поэта другому. Но самое ужасное, что этот эпистолярный опус лишь предшествует появлению своего создателя.

Мирабелл. И такой дурак приходится вам братом!

Уитвуд. Только сводным. Сводным, а не родным, честное слово!

Мирабелл. Что ж, тогда он, возможно, лишь сводный дурак.

Уитвуд. О, это прекрасно, Мирабелл, le drole[26]! Просто прекрасно! Впрочем, хватит про него, черт подери! Как поживает ваша супруга, Фейнелл? Я, кажется, болтаю вздор, а все, чтоб отделаться от мысли об этом ироде. Простите великодушно, что вам, столичному жуиру, я задал столь неуместный и слишком личный вопрос. Право, я говорю, что в голову взбредет, — словно какая-нибудь вековуха на свадьбе. И все же, миссис Фейнелл — редкостная женщина.

Фейнелл. Хорошо, что вы не думаете, о чем говорите, а то ваши хвалебные речи преисполнили бы меня тщеславием или ревностью.

Уитвуд. Во всей столице один только Фейнелл ладит с женой. А ваше мнение, Мирабелл?

Мирабелл. Если вам нужно знать в точности, пойдите, справьтесь у нее самой.

Уитвуд. Послушайте, Мирабелл!..

Мирабелл. Да?

Уитвуд. Примите мои извинения, голубчик. Я что-то хотел спросить, да позабыл…

Мирабелл. Признателен вам от души.

Уитвуд. Уж вы простите: такая стала память — никуда!..

Мирабелл. Остерегайтесь подобных извинений, Уитвуд. Все знакомые мне глупцы непременно жалуются либо на память, либо на сплин.

Фейнелл. Куда вы подевали Петьюлента?

Уитвуд. Он сидит там, считает свои деньги — час назад они были моими. Мне сегодня безбожно не везло.

Фейнелл. Дайте ему обыграть вас в карты: вы ведь всегда побьете его в остроумии. Поскольку вам достался ум, отпущенный на вас обоих, пусть ему хоть в чем-нибудь повезет.

Мирабелл. А по-моему, Петьюлент не склонен считать, что вы острите удачнее его, Уитвуд.

Уитвуд. Перестаньте, прошу вас! Вы сегодня не в духе и готовы спорить но любому поводу. Петьюлент — мой друг и порядочный малый. Он — милейший человек и кое-что знает: честное слово, он не лишен остроумия — надо отдать ему должное. Он мой друг, и мне не след говорить о нем дурно. А если его невысоко ценят в свете, то не стоит его за это обливать презрением. Так что, не обижайте моего друга.

Фейнелл. Но вы же не считаете, что ваш друг — образец воспитанности?

Уитвуд. Нет, конечно, у этого бездельника ужасные манеры, черт бы его подрал: поведение под стать какому-нибудь судебному приставу, что правда, то правда. Очень жаль, честное слово! А так, он вообще энергичен, с огоньком!

Мирабелл. А как насчет храбрости?

Уитвуд. Честное слово, чего не знаю, того не знаю. Но честное слово, если он с чем-то не согласен — никому не даст спуску.

Мирабелл. Даже мужчине, которого побаивается, или женщине, которую любит?

Уитвуд. Тут вы правы: он своих слов наперед не обдумывает. Но у всех свои слабости. Вы к нему слишком строги, честное слово! А я его прощаю: оправдываю все его недостатки, кроме одного или двух. Один у него, без сомнения, есть. Будь он моим братом, я б и тогда его осудил. Тут действительно остается желать лучшего.

Мирабелл. Так поделитесь с нами этой тайной, Уитвуд.

Уитвуд. Нет, уж вы меня простите! Чтоб я выставил напоказ изъян моего друга! Увольте, голубчик, не могу!

Фейнелл. Наверно, ему недостает искренности или еще какого-нибудь пустяка.

Уитвуд. Если бы! Кто же за подобное осудит остроумца? Требовать искренности от острослова не разумнее, чем постоянства от красавицы. В первом случае это свидетельствовало бы о том, что скудеет ум, а во втором убывает красота.

Мирабелл. Может быть, он, по-вашему, слишком самонадеян?

Уитвуд. Нет, нет! Это всего лишь азарт спорщика и желание неустанно участвовать в разговоре.

Фейнелл. Может, слишком невежествен?

Уитвуд. Что вы — это его счастье! Будь он образованней, как бы он выказал свой природный ум?

Мирабелл. Ну, тогда косноязычен?

Уитвуд. А вы знаете, мне это в нем теперь даже нравится — косноязычие позволяет мне порой выступать при нем толмачом.

Фейнелл. Нахален?

Уитвуд. Нет, не то.

Мирабелл. Тщеславен?

Уитвуд. Нет.

Мирабелл. Ага! Наверно, дело в том, что подчас он сдуру выкладывает всю правду: не хватает ему смекалки придумать что-нибудь похитрей.

Уитвуд. Что? Правду?.. Ха-ха-ха! Ну так вот, слушайте: он вообще не говорит правды. Ясно? Он лжет, как горничная, как привратник у знатной дамы. Вот в чем его слабость.

Входит кучер.

Кучер. Не здесь ли мистер Петьюлент, хозяюшка?

Бетти. Здесь.

Кучер. Три дамы там, у меня в карете, желали бы с ним поговорить.

Фейнелл. Каков Петьюлент, а? Слыхали: целых три!

Бетти. Сейчас я скажу ему.

Кучер. И еще подайте им две чашки шоколада и стакан коричной настойки[27]. (Бетти и Кучер уходят.)

Уитвуд. Не иначе — две досужие шлюхи и сводня, страдающая одышкой. Теперь вы знаете, кто эти дамы.

Мирабелл. А вы, я вижу, на короткой ноге с его знакомыми.

Уитвуд. Дружба, которой не сопутствует доверие, столь же мало привлекательна, как любовь без обладания или вино без здравицы. Так и быть, открою вам всю правду. Он уже неделю нанимает этим шлюхам карету и оплачивает кое-какие их расходы с тем, чтобы они ежедневно справлялись о нем в общественных местах.

Мирабелл. Ну и ну!

Уитвуд. Вот увидите, он не выйдет к ним: мало народу — не перед кем стараться. Это что! У него была выдумка похлеще. Прежде чем он измыслил этот маневр со шлюхами, он сам о себе справлялся, да-да.

Фейнелл. Сам о себе? Растолкуйте, как это?

Уитвуд. Очень просто. Стоит вам сойтись с ним в шоколадной, как он удирает: только вы к нему спиной — его и след простыл! Мчится домой, накидывает капюшон, шарф, прячет лицо под маской, впрыгивает в наемную карету, гонит обратно, и вот — уже справляется у дверей: не здесь ли мистер Петьюлент. Этот трюк я и имел в виду, говоря о его привычке справляться о себе, дожидаться себя и даже порой, не заставши себя, оставлять самому себе письмо.

Мирабелл. Признаться, это уже что-то новое. По-видимому, он и сейчас оказывает себе какую-то услугу: уж больно долго не выходит. Pardon, вот и он!

Входит Петьюлент, за ним Бетти.

Бетти. Вас дожидаются в карете, сударь.

Петьюлент. Знаю, знаю, Иду. Черт-те что! Можно подумать, что я повитуха или сводня! Вламываются, поднимают на ноги — в любой час, в любом месте! Чума их забери! Не пойду! Скажи им, что я не выйду, слышишь? Пусть их пускают сопли, пусть ревут в три ручья!

Фейнелл. Какое бессердечие, Петьюлент.

Петьюлент. А ну их, и все! Не в настроении я!

Мирабелл. Надеюсь, они из простых: ведь с дамами из общества так не поступают.

Петьюлент. Из общества — не из общества, фигу им сушеную! Не в настроении я! Ей-богу, пусть бы они даже были эти… которые… и тогда, коли я не в духе — хотите ждите, а не хотите — проваливайте!

Мирабелл. "Эти — которые"?! Переведите, Уитвуд!

Уитвуд. Императрицы, голубчик. Султанши[28], к примеру сказать.

Петьюлент. Ну вроде Роксоланы[29].

Мирабелл. Помилосердствуйте!

Фейнелл. А Уитвуд говорит, будто это…

Петьюлент. Что он такое говорит?

Уитвуд. Я? Что они — настоящие дамы, только и всего.

Петьюлент. Мало, Уитвуд! Так вот слушайте: это его родственницы. Две кузины, с которыми он вместе ждет наследства, и старуха тетка — охотница до тайных сходбищ, а пуще до кошачьих концертов.

Уитвуд. Ха-ха-ха! Мне было любопытно, как этот плут выкрутится. Ха-ха-ха! Ей-богу, я простил бы ему, скажи он даже, что то были моя матушка и сестры.

Мирабелл. Ну знаете ли!..

Уитвуд. Да-да. Наш плут так прыток и востер, что просто чарует меня. Вы слышите, Петьюлент, голубчик!

Бетти. Они, сударь, разгневались и уехали.

Петьюлент. А, пусть катятся! Злость улучшает цвет лица: будет экономия на румянах.

Фейнелл. Его равнодушие к женщинам — чистый обман. Теперь, ухаживая за Милламент, он сможет божиться, что предпочел ее всем женщинам на свете.

Мирабелл. А ну, кончайте наглое фиглярство! Когда-нибудь я перережу вам глотку за подобные штуки, Петьюлент.

Петьюлент. Пожалуйста — я молчу. Только глоток-то много, не моя одна!

Мирабелл. Или вы про мою, сударь?

Петьюлент. Нет, зачем. Так — ни про кого… Я ничего не знаю… Впрочем, у кого есть дядюшка, а у кого племянник, и порой им случается быть соперниками. Верно? А вообще-то — ну их!

Мирабелл. Стоп! А ну, выкладывайте все, Петьюлент. Разъясните свои слова, не то я обращусь к вашему переводчику.

Петьюлент. Чего разъяснять. Я ничего не знаю. Просто у вас есть дядюшка, который намедни прикатил в город и поселился где-то поблизости от леди Уишфорт. Или скажете, нет у вас дядюшки?

Мирабелл. Есть.

Петьюлент. Вот и все. Вы с ним не дружите, и если он вдруг женится и заведет младенца — плакало ваше наследство.

Мирабелл. Как вы набрели на все это?

Петьюлент. Так кое-что знаю, и все. А ну его!

Мирабелл. Послушайте, Петьюлент, вы же честный малый и, ей-богу, не станете ухаживать за моей возлюбленной. Так вот: что вы слышали про моего дядюшку?

Петьюлент. Я? Ничего. Кому приспичило резать глотки — валяйте! А у меня правило такое — молчать. Вот я и помалкиваю.

Мирабелл. Все шутите, да? Слушайте, я прекрасно знаю, что дамы доверяют вам свои секреты. Вы ведь с ними заодно и вчера, когда я ушел от Милламент, вы там остались. Так какой там был разговор про меня или про моего дядю? А ну, выкладывайте! Право, если ваше добродушие не уступает вашему остроумию, Петьюлент, то главный ваш соперник в салонах — Тони Уитвуд — будет похож рядом с вами на глаз дохлого мерлана в соседстве с жемчужиной. Он померкнет, как Меркурий в лучах солнца. Нет, я вижу, вы не хотите со мной поделиться.

Петьюлент. А если скажу, вы обещаете, что не будете считать меня дураком?

Мирабелл. Ей-богу, я приложу к этому все усилия, готов молить небеса, чтобы вам и впрямь поумнеть.

Петьюлент. Тогда слушайте. (Мирабелл и Петьюлент отходят в сторону.)

Фейнелл. Худо же вам придется, если Мирабелл когда-нибудь решит, что вы с Петьюлентом его соперники.

Уитвуд. Какой вздор! Она же смеется над Петьюлентом, это всякому видно. А что до меня, то — хоть нынче и модно за ней ухаживать — скажу вам прямо, сугубо между нами: я по ней сохнуть не собираюсь.

Фейнелл. Да неужто?

Уитвуд. Она красива, бесспорно, но из числа весьма переменчивых женщин.

Фейнелл. А я-то думал, что вы умираете от любви к ней.

Уитвуд. Ну что вы!..

Фейнелл. Она остроумна.

Уитвуд. Зато отказывает в этом всем остальным. Я бы не потерпел такой обиды, даже будь она прекрасна, как Клеопатра[30]. Впрочем, Мирабелл уж слишком на себя полагается.

Фейнелл. Что так?

Уитвуд. Мы вчера порядком засиделись и кое-что слышали про его дядюшку, который намедни прикатил в город и стоит преградой между нашим другом и его наследством. Мирабелл не в большой с ним дружбе, как мне рассказывала леди Уишфорт. Она ведь, знаете, не выносит его: он ей противен, как попугай квакеру[31] или стужа торговке живой рыбой. Так вот, видел ли сей дядюшка миссис Милламент, сказать не могу, только, судя по отдельным намекам, затевается некая сделка. Если дело выгорит, бедняжка Мирабелл окажется на бобах, честное слово!

Фейнелл. И кузина согласна? Что-то на нее не похоже.

Уитвуд. Честное слово, голубчик, не могу сказать. Она женщина, и причем с фокусами.

Мирабелл. Это все, что вы уловили из вчерашних разговоров?

Петьюлент. Все не все, а главное уловил. Может быть, Уитвуду известно более: он там дольше торчал. К тому же они его не стесняются — болтают при нем, что взбредет!

Мирабелл. А я-то полагал, что как раз вы у них в фаворе.

Петьюлент. Только при интимных встречах — не на людях: я ведь, если что, не смолчу.

Мирабелл. Да ну?

Петьюлент. Вот так, чума меня забери!.. Вредный я человек. Уитвуд — тот глуповат, сами знаете, его они не страшатся. Он малый воспитанный, этот… ну как его… настоящий джентльмен. И все-таки он — дурак дураком.

Мирабелл. Что ж, благодарствую. Я вполне удовлетворил свое любопытство. Не пройтись ли нам по Мэллу, Фейнелл?

Фейнелл. Я не прочь — до обеда.

Уитвуд. Погуляем по Парку[32]: дамы обещали там быть.

Мирабелл. А я думал, вам нужно спешить домой, ждать брата, сэра Уилфула.

Уитвуд. Нет, нет, что вы: он приедет к тетушке, леди Уишфорт, чтоб ему провалиться! Мне достанет с ним хлопот. Что с этим дураком делать, ума не приложу!

Петьюлент. Станьте опекуном этого недоумка, а я примусь тянуть денежки из вашего кармана — вот и появятся у нас общие заботы.

Уитвуд. Каков шутник, этот Петьюлент! Так все и прихватывает, как огонек на морозце! Пошли гулять по Мэллу: будем всех критиковать.

Петьюлент. Критиковать? Это можно — у меня нынче как раз такой стих.

Мирабелл. Ах вот как! Тогда гуляйте без нас. Если вам хочется выкрикивать проходящим дамам дурацкие шутки и всякий раз чувствовать себя великими острословами, когда удается вогнать женщину в краску, мы вам не компания.

Петьюлент. Что?! Пусть бы они лучше выказывали свою невинность, не понимая того, что слышат, или же свою рассудительность, не слыша того, что им не положено понимать.

Мирабелл. Неужели вы не способны уразуметь, что стыдиться должен тот, кто заставляет краснеть других?

Петьюлент. Это вы скажите кому-нибудь другому, а я так понимаю: краснеет тот, за кем — вина, либо кому воспитания не хватает.

Мирабелл. Не удивляюсь, что вы так думаете. Куда как удобно приводить в оправдание своих поступков свои же собственные заблуждения.

(Все уходят.)