"Вервольф" - читать интересную книгу автора (Джерри Эхерн)

Глава 6 Противостояние

Дании знала Саттон довольно хорошо – она когда-то приходила с подружками сюда на танцы. Она припарковала мерседес на стоянке у входа в колледж и вышла из машины, продолжая мучительно думать, откуда ей знаком Вильям Пол Штейн. Может, она мельком видела его на какой-нибудь вечеринке или среди преподавателей?

Оказалось, что его знает декан ее факультета, Тадеус Уэллс.

– Кто? Штейн? Да, я его знаю. Он специализируется на современной истории. Самый главный «нацист», – ответил он днем ранее на ее осторожные вопросы.

– Нацист? – недоуменно спросила декана Данни.

Уэллс рассмеялся.

– Нет, что вы, упаси Господь... Я просто хочу сказать, что Штейн – один из самых крупных специалистов по истории нацистской Германии. Помню, к нему как эксперту даже несколько раз обращались кинокомпании с просьбой установления подлинности вещей, относящихся к той эпохе, когда снимали фильмы о второй мировой войне.

– Наверное, он собирает всякие фашистские регалии? – спросила Данни. Лично она коллекционировала предметы старины времен гражданской войны – воинские пуговицы, пряжки, документы и прочие недорогие вещи.

– Нет, – отрицательно покачал головой Уэллс. – Я как-то спрашивал его об этом, но он ответил, что ненавидит нацистов и скорее повесит у своего стола дюжину грязных носков, чем проклятый фашистский флаг. Через его руки проходит много исторических экспонатов, но они у него не задерживаются.

– Понятно.

– Только будьте осторожны, – улыбнулся декан, – насколько я знаю, Штейн неравнодушен к хорошеньким женщинам.

Данни заверила его, что она будет предельно осторожна.

Она закрыла машину и направилась ко входу в колледж Саттон, к которому вели широкие ступени.

Этот колледж пятьдесят лет назад едва не прикрыли из-за финансовых затруднений. В то время самой большой гордостью Саттона была его гребная команда. Но ему удалось не только остаться на плаву, но выжить и заметно расшириться в последующие десятилетия. В пятидесятые годы колледжу удалось добиться успехов в футболе и легкой атлетике, которые он и не уступал с тех пор.

Однако Саттон был знаменит не только спортивными достижениями. Его выпускники очень ценились и их охотно принимали на работу в самые престижные компании. Этот колледж всегда проводил широкую рекламу, стараясь привлечь на первый курс своих многочисленных факультетов как можно больше способных выпускников школ.

Данни толкнула огромную дверь, вошла в Саттон Холл – центральное старинное здание колледжа – и застучала каблучками по мраморным ступеням, которым было никак не меньше сотни лет.

Кабинет доктора Штейна находился на втором этаже. Как-то он ее примет?

Она подошла к двери и постучала.

– Войдите!

Голос, несомненно, принадлежал человеку, с которым ее отец едва не подрался в ресторане. И тому же, с кем она договаривалась о встрече по телефону. Когда она его услышала, то едва не бросила трубку.

Это был солидный и звучный голос, насыщенный и музыкальный – и без малейшего намека на иностранный акцент.

Данни повернула ручку и шагнула за дверь.

За столом сидел человек... точно, Штейн, судя по фотоальбому Саттона и по мимолетной встрече в ресторане...

Он встал.

Штейн был выше и имел более атлетическое сложение, чем ей представлялось вначале. Костюм сидел на нем безукоризненно.

– Вы явно не моя студентка, – улыбнулся он ей, значит, вы – мисс Харди. Признаюсь, мне ваш звонок показался немного загадочным. Прошу, садитесь.

И Штейн показал ей на кресло у стола.

Они сели.

– Мой коллега, которому я сказал о вашем желании встретиться со мной, припомнил, что читал в «Хайклиф Джорнел» о смерти вашего отца. Он показал мне фотографию из этого журнала и я вспомнил о нашей не совсем приятной встрече после футбольного матча. Поверьте, мне так неловко... На радостях от победы нашей команды выпил немного лишнего, – признался он извиняющимся тоном. – Конечно, это не снимает с меня вины за несдержанность, но я думаю, что она не имеет ничего общего со смертью вашего отца из-за сердечного приступа.

– Вы – лжец! – выпалила Данни, не сумев сдержаться.

– Что? – отшатнулся в шоке на спинку кресла Штейн. – Что вы сказали?

Она облизала губы и повторила срывающимся голосом:

– Я назвала вас лжецом!

– Да как вы смеете? – постарался взять тот себя в руки.

– Смею! Мой отец знал вас. И он узнал... И вам это совсем не понравилось!

– Мисс Харди, я не позволю разговаривать со мной в таком тоне, – произнес Штейн угрожающим тоном.

– Он узнал в вас немца, с которым ему пришлось столкнуться в сорок пятом году. Не знаю, при каких обстоятельствах это происходило, но я верю своему отцу... Верила, – с горечью поправилась она. – Это не был выживший из ума старик. Если он сказал, что вспомнил вас, значит, так и было на самом деле. Он узнал в вас офицера СС.

Лицо Штейна мгновенно посерело.

– За каким... Зачем вы сюда пришли? Поднять какой-то дурацкий скандал? – воскликнул он. – Да вы посмотрите на меня и сообразите, сколько мне лет? Меня и на свете не было во время второй мировой! Мне тридцать шесть лет.

На это Данни не нашлась, что ответить, но решила не сдаваться, а наступать и дальше, чтобы спровоцировать его показать ей свою руку. Она надеялась, что даже в крайнем случае Штейн не решится избавиться от нее прямо в кабинете, кроме того, она оставила Ричарду записку, куда поехала...

– Послушайте... Неужели вы действительно думаете, что отец умер из-за этого? – спросил он.

– Вы сами это отлично знаете! – отрезала она.

Голубые глаза Штейна вспыхнули непонятным огнем и он резко встал из-за стола. У Данни мелькнула мысль, что сейчас он ее ударит.

– Ладно, – пробормотал он, сжимая кулаки. – У меня нет другого выхода...

– Что? – приподнялась она со своего места. – Вы и меня собираетесь убить?

– Перестаньте нести чепуху! – оборвал он ее. – Я совсем не то имею в виду. Так и быть, я вам кое-что расскажу, но только хочу, чтобы это осталось только между нами.

Данни промолчала, не понимая, куда тот клонит.

– Не хотелось мне об этом вспоминать, но если вы чуть ли не обвиняете меня в убийстве своего отца...

Он опустился за стол и на несколько секунд задумался. Ей стало страшно. Неужели он сейчас действительно признается, что он – тот эсэсовец, которого опознал отец? Но ведь это просто невозможно...

– Вы вспомнили об СС, – продолжил Штейн и его лицо приобрело маску отвращения. – Я тут же представил те преступления, которые совершали эти выродки... Так вот, у моего отца был брат и все в нашей семье говорили, что я похож на него, как две капли воды. Мои родители сбежали из Германии в начале тридцать девятого в страхе перед фашизмом, не в силах выдержать горе, которое принес и еще принесет Гитлер...

Данни ничего не понимала, но решила пока молчать.

Штейн замолк, достал пачку сигарет и закурил.

– Брат моего отца – я даже не хочу называть его дядей – служил в первой танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» и дослужился до штандартенфюрера, что соответствует званию полковника. Эта дивизия подбиралась из самых преданных Гитлеру людей, которые еще в самом начале обеспечивали его охрану.

Повторяю, брат моего отца был офицером первой дивизии СС и если ваш отец узнал его во мне, значит, они где-то встречались перед окончанием войны. Он покончил жизнь самоубийством перед тем, как дивизия сдалась в плен, – добавил Штейн тихим голосом. – Об этом рассказал моему отцу его ординарец, сержант Шмидт, через которого тот передал часы и обручальное кольцо. Я до сих пор храню их в сейфе.

Теперь вы знаете то, что я никогда не рассказывал ни одной женщине, даже с которыми спал, – завершил он свой рассказ. – Если ваш отец и дрался в сорок пятом с немцем, имеющим мое лицо, это был не я. Только я вас очень попрошу никому не рассказывать о нашей семейной трагедии. В системе высшего образования США очень много евреев и если они узнают о таких подробностях, то моя карьера пойдет прахом... Теперь моя судьба в ваших руках, однако я не жалею о том, что здесь рассказал, чтобы рассеять ваши страхи... Вы меня слышите, мисс Харди?

– Слышу, – еле слышно прошептала Данни, очнувшись от своих горестных мыслей.

– Ну и.?..

– Не бойтесь, я не собираюсь разрушать вашу карьеру, – бросила она, поднялась с кресла и вышла из кабинета. Но в коридоре она не выдержала и расплакалась.