"Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке" - читать интересную книгу автора (Широков Виктор Александрович)КИСЛОТНЫЕ ДАЧИ, ИЛИ КАК Я ОТЧИМА ХОРОНИЛ1Странно человек устроен: докопаться до подсознания и Фрейд не всегда поможет. У меня порой бывали такие мысли и фантазии, что, проанализировав, сам не раз диву давался. Так, в три года от роду я утверждал, что всенепременно буду врачом и писателем, но все десять лет учебы в школе никогда к подобного рода занятиям не стремился и не готовился. Примерно в те же годы я твердил, что у меня скоро будет сестра Нина, и через два года она действительно появилась. Не буду утомлять перечислением совпадений и угадываний, замечу, кстати, что все мои предчувствия и телепатические способности ни разу не дали возможности выиграть в лотерею и не уберегли от неприятностей; более того, заведомо вроде бы зная, где меня подстерегает опасность и, пытаясь изо всех сил её избежать, я всё равно вляпывался в неприятность с широко раскрытыми глазами, всеми конечностями и в полном сознании, что соответственно нисколько не уменьшало боль от поражения, а напротив её только усиливало. Точно так же две недели назад я затеялся ни с того ни с сего сочинять очередной рассказ из жизни некоего Владимира Михайловича Гордина, то бишь меня самого любимого, и, подыскивая достойный выход из фантасмагорической ситуации, придумал эффектную концовку в духе раннего Набокова, когда мой литературный двойник попадает на кладбище, где натыкается на свежую могилу отца. Писалось сие в день рождения дочери Златы, и незаконченный рассказ лег на стол в черновике, не удосуженный перебеливания на машинке. А через день в шесть утра жену разбудил телефонный звонок ("Из Парижа", — решила она. Там как раз обретались дочь с зятем). Сняв трубку, Марианна немедленно разбудила меня, сказав: — Михаил Андреевич умер. Мать звонила. Надо срочно ехать. Вставай. Одевайся. Почти два года назад похоронив тестя, я все равно был не готов к сегодняшним действиям. Побросав в сумку разную ерунду, взяв с собой почти все наличные деньги, я махнул на Курский вокзал, чтобы с первым же проходящим поездом отправиться в город детства. Билеты были только в плацкартный вагон, причем на верхние полки, но кто перед лицом вечности думает о минутном; через два часа я уже трясся в скором поезде "Малахит" (Москва — Нижний Тагил). Соседями моими оказались N-ская модельерша, средней привлекательности дама, чье имя я сразу же забыл, которая, тем не менее, на удивление прилично разбиралась в современной песне, и супружеская пара: композитор Олег и его жена Ольга, которая давно дирижировала только собственным мужем и растила двух сыновей, гостящих сейчас на даче у родителей Олега где-то под Верещагино, а, между прочим, была однокурсницей своего мужа, также закончив дирижерское отделение. Олег был моим земляком, а Ольга — коренной москвичкой. Почти сутки они склоняли меня совместно сочинять детские, юмористические песни, я даже сдался и был готов подарить любые тексты, но все они находились в Москве, а поезд неуклонно приближался к столице Западного Урала. Надо заметить, если первые годы после переселения в Москву (двадцать два года тому назад) я бывал в родном городе не чаще одного раза в 5–7 лет, то последние несколько лет практически ежегодно. Преклонный возраст родителей обязывал. Последний раз я навещал их восемь месяцев назад, устроив командировку от издательства и, умудрившись прожить в гостях чуть не три недели. Надо сказать, что попутно я лечил зубы, крайне неудачно, у давней знакомой жены и тещи, но это явно другая история. Уезжал я тогда с тягостным чувством, что мать — не жилец и уйдет первой, что ставило меня в жуткие нравственные коллизии; дело в том, что моя младшая сестра, как и я, в поисках счастья, влекомая мужем-офицером, военным врачом, исколесила пол-Союза и остановила давно свой выбор на благодатной тогда Украине, последние годы она жила в маленьком зеленом городке близ Львова, носящем славную фамилию широкоизвестного гетмана, на дух не выносила отца (ей, впрочем, единокровного) и не собиралась его "доводить", мне же при таком раскладе брать в свой дом давнего обидчика тоже не хотелось, но сознавать, что пасынок позволил отчиму умирать в доме престарелых, было если не совестно, то малоприятно. Судьба распорядилась по-своему и вполне милосердно к нам, двум неблагодарным отпрыскам незадачливой фамилии. Отец задохнулся от приступа бронхиальной астмы рано утром (в четыре часа) в воскресенье. Вызванная медбригада не смогла его оживить, несмотря на искусственное дыхание и прочие лечебные процедуры и средства. |
|
|