"Не вернуться никогда" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег Николаевич)

ИНТЕРЛЮДИЯ. СТАРЬЁВЩИК

— Кипящее море — вот как назовём! — прокричал Свидда с носа своего корабля. Вадомайр поднял руку в знак того, что слышит.

По этим водам не плавали корабли, хотя путь через водовороты среди голых скалистых островов сокращал дорогу к берегам анласов втрое. Но корабль, входивший в это кипение, назад уже не приходил.

— Вот он — котел морских духов, — сказал кто-то позади Вадомайра.

— Кто боится — пусть прыгает за борт, — не оборачиваясь, бросил мальчишка, — без трусов скида пойдёт легче. А кто пойдёт со мной — будет рассказывать, как плюнул в пиво хозяину моря.

По кораблю прокатился хохот. Вадомайр прыжком поднялся на нос и закричал, перекрывая клокотание волн:

— Боги моря, ветра и неба! Вы все, слышите меня — так слушайте! Вы знаете, что любим мы славу и нередко ради неё бьёмся с людьми, зверями и волнами! Но сейчас не славы мы ищем в этих водах! Мы идём спасать наш народ! Дайте же крепость нашим вёслам, нашим кораблям и нам, вашим братьям! И никто из нас не попросит лучше награды! — он соскочил на палубу и сел на своё место, положил ладони на веретено весла. Бросил взгляд вперёд — скида Свидды уже входила в бурлящую воду.

— Кормчий! — крикнул Вадомайр, напрягаясь перед рывком. — Давай!

Закричал гонг. Вёсла, поднявшись разом, взбили воду в белую лёгкую пену. И "Гармайр" ринулся в водовороты под загремевшую песню:

Вадомайр больше не был сторменом. Он стал просто одним из гребцов, а судьба — их и скиды — зависела от уже немолодого человека у рулевого весла.

Недаром кэйвинг дал стормену лучшего из кормчих…

…Скид извивался в волнах, словно морской змей. Любой корабль, построенный на гвоздях, давно уже размололо бы волнами — но не его, сшитый корнями сосны.

— Поворт!

Орущая яма рта.

— Левый — суши! Правый — рывок!

Клочья пены, летящие по воздуху. И крик вёсел, сгибающихся в дугу в ладонях. Только бы они выдержали, только бы выдержал корабль — а люди выдержат, выдержат…

— Греби! Греби! Оба — греби!

Скид бежал сквозь волны на могучих сосновых лапах.

— Левый — суши! Правый — табань! Левый — греби! Оба — греби!

Ряды сгибающихся и разгибающихся спин мощно, однотонно ухали. Навстречу, точно мечи и щиты врага в бою, выпрыгивали то лезвия скал, то предательские мели. Возле кормчего встали ещё двое — одному было не провернуть весла.

Об этом ещё споют. Споют, как они гребли — на битву, словно на долгожданный праздник. Гребли через кипящие воды — и если бы не выдержала хоть одна доска… хоть одно весло…

— Оба — греби! Левое — табань! Правое — суши! Оба — назад! Левое — греби! Правое — суши! Оба — греби!

Они пели. Вернее — ревели, заглушая грохот водяных струй, и казалось, что голоса Дев Ветра, кружащих над мачтой, вторят мужским голосам в песне победы. В том, что победа придёт, не усомнился ни один…

…Когда рукоять заскользила в руках Вадомайра, он не понял, почему это происходит — и перехватился удобней, не сломав ритма гребли.

— У тебя кровь, пати! — закричал сосед-гребец. Вадомайр бросил взгляд на веретено весла — густые, тяжёлые капли падали то на палубу, то на колени.

— Я вижу, Ротбирт, — спокойно ответил он. Коротко, чтобы не сбить дыхания.

И явно не поняв, что на весле рядом с ним сидит не Ротбрит.

Эргай всё ещё держался. Сама крепость давно превратилась в руины — её защитники дрались на баррикадах, наваленных из груд дроблёного кирпича и оплавленных глыб. Чёрный едкий дым застилал небо и был виден далеко окрест, до саых берегов континента и до острова Саркрэст, где в тот день собрались флоты анласских княжеств, шедших к Эргаю.

Самым крупным был флот Эндойна — двадцать скид.

Флоты Пенры и Орилана насчитывали по двенадцать скид.

Баннорн — десять скид.

Галад — пять скид.

Брионнэ Ойка — четыре скиды.

Три скиды привёл вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас, вожак отчанных головорезов, уже давно нападавший на морях на всё, что плавало.

И наконец — к флоту прибились две уцелевших скиды Эргая.

Шестьдесят восемь скид. Пять с половиной тысяч ратэстов.

Шесть золотых кораблей стояли у Эргая. И ещё четыре шли с юга, огибая кипение водоворотов в проливах. Две тысячи и полторы… правда — пока они порознь. Но и две тысячи данвэ на барках были не по силам анласам.

* * *

Но "Мольнирре", флагмане Эндойна и всего объединённого флота, собрался совет кэйвингов. Их принимал кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна. Были тут же кэйвинги: Эгберт сын Вильберта, анлас из анла-коммир, властитель Орилана, Эльхере Бычья Голова сын Колги, анлас из анла-атайнэ, властитель Пенры, Озви сын Куннбэло, анлас из анла-инвиш, властитель Баннорна, Кенфирд Костедробитель сын Эохминто, анлас из анла-аттэт, властитель Брионнэ Ойка, кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада — и вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас. И юный пати Увальд сын Йохаллы, под чьё начало отдались оба уцелевших скида Эргая.

Анласские вожди смотрели на дым над Эргаем. Никто из них не задавался вопросом: будет сражение — или нет? Никто так же не надеялся разгромить врага. Но его можно было отвлечь — чтобы население Эргая — то, что от него осталось — могло переправиться через пролив под защиту конницы прибрежных княжеств. Горько уходить с земли, где только-только обустроился. Но что делать?..

— … Если ударим разом, — гулко, как в бочку, говорил Эльхере Бычья Голова, — то сомнём, может, пару их кораблей, а в толчее, боги дадут, ускользнут те, кого мы пришли спасать!

— Не слишком ли много "может" и "если"? — спросил Синкэ Алый Клинок. К нему на совете прислушивались — эхо его побед давно прокатилось по всем землям.

— Предлагай, — спокойно сказал Рэнэхид.

Синкэ повернулся к нему. Между этим двумя — героем моря и героем суши — сейчас лежала тень Вадомайра Славянина, которого Рэнэхид сманил со службы Синкэ — и который плавал сейчас где-то в южных морях.

— Я не слишком много понимаю в сражениях на море, — осторожно сказал Синкэ. — Но мне думается, не даст свалка ничего, кроме проигрыша. Напомню так же, кэйвинги, что наше поражение расколет тот щит, что закрывает сейчас берега княжеств… — среди вождей прошёл тревожный шёпот. — Враг силён. Слишком силён, чтобы вступить в открытую схватку.

— С каких пор дети Вайу и Дьяуса страшатся открытого боя? — спросил Озви, ровесник Рэнэхида.

Синкэ наклонил голову:

— Никто не боится схватки и смерти. Но бесполезная гибель мне претит. Я не умаляю ничьей отваги, храбрый кэйвинг, но… спроси у отважного Синбэра, каковы данва в морском бою. Ты-то ведь ещё не встречался с ними?

— Нет, — проворчал владыка Баннорна. — Но слышал много, и слухи были устрашающими. Однако же, и Синбэр, и Рэнэхид — да и ты, отважный Синкэ! — били их.

— У нас всегда был перевес. Всегда — и как минимум тройной, — сказал Синбэр. — Я не нападаю на этих демонов, если не уверен в превосходстве. И пусть тот, кто считает меня трусом, скажет мне это в глаза.

— Видят боги, — послышался голос Рэнэхида, — я ненавижу данвэ не меньше вас и имею для этого больше причин, чем многие из вас. Все вы знаете, что от их рук погибли мои отец и брат.

— И мой брат, — подал голос Синкэ.

— И мой отец, — послышался голос до сих пор молчавшего Кенфирда Костедробителя.

— Да, — подытожил кивком Рэнэхид. — Больше всего на свете я хочу своими руками переломать кости стольким из них, скольким смогу, в бою лицом к лицу, но… но нам придётся прибегнуть к хитрости. Я знаю — сердце каждого анласа противится при мысли, что врага надо победть не честным оружием, а хитростью. Но мы встретились не с честным врагом. Наш враг — нечистые силы. Идёт ли в бой воин, не взяв меча? — Рэнэхид обвёл всех взглядом и сам себе ответил: — Нет. Так пусть же в этом бою нашим мечом станет наша хитрость! Думайте. И помните, что от наших мыслей зависит, может быть, жизнь всего нашего народа.

Воцарилось молчание. А Эргай горел — казалось, в муке тянет остров к нему обугленные руки…

— Если бы мы могли заманить их корабли к берегам, — поморщился Эгберт, — и посадить на мели…

— Да, тогда не худо было бы наброситься на них сразу! — оживился Эльхере Бычья Голова.

— Мели лишь у берега, — напомнил Синкэ. — У самого берега, и они не пойдут туда за нами, даже если мы побежим у них на глазах.

— Мели! — вскинулся Увальд. Лицо мальчика вспыхнуло. — Мели! Смотрите! — его рука в кольчужной перчатке вытянулась к северной оконечности острова. — Когда приходит Норвайу, там открывается отмель. Мы собирали на ней… — мальчишка смутился. — Устрицы… собирали… Скиды и тогда ходят свободно, но золотые корабли сядут на брюхо…

Кэйвинги долго молчали. Наконец Рэнэхид встал.

— Норвайу с нами уже вторую неделю, — негромко сказал он, обводя всех внимательными глазами. — Это он принёс сюда наши скиды. И это — знак богов, братья.

С железным шелестом меч его пополз из ножен.

— Мы будем драться, — по-прежнему тихо говорил Рэнэхид, но в голосе его дрожала давно сдерживаемая ярость. — За наши очаги и наших богов, наши обиды и наших детей, наших предков и наших жён. Вайу и сталь!

— Они двинулись! — глаза офицера в прорези маски горели азартом.

Ан Эйтэн йорд Виардта кивнул, сохраняя внешнее спокойствие. В душе он ликовал. Он видел и так, что узкие кораблики анласов, убрав паруса и мачты, разом ударили воду вёслами, выходя из мелких бухт Саркрэста и выстраиваясь в клин. Больше шести десятков! Ему хотелось завыть от счастья. Ан Эйтэн йорд Виардта оглянулся на развалины города. Это подождёт! А пока он расправится с наглыми безумцами. Развеет их по волнам, накормив акул и чаек — и тогда можно будет со смехом сказать отцу: ты со славянами в горах не справился, а я анласов разделал, как рыбу на доске.

— Что ж, благодарю вас, Вотан, Донар, Циу за то, что отдали врагов в мои руки, — пробормотал он.

Мало кто из данванов до сих пор верил в богов древности. Но обстановка располагала к надлежащему поведению.

— Ждать не будем, идём навстречу! — уже в голос скомандовал он…

…Не было на флоте данванов ни одного из тех наблюдателей, кто спасся при разгроме хангарского гарнизона Эргая.

И некому было рассказать ан Эйтэну йорд Виардте о мели у северной оконечности острова. А на карту он не посмотрел, чтобы не разрушать охватившего его ощущения переноса — в те времена, когда всё это было всерьёз…

Один человек не может победить тьму. Но он может не отдать ей себя — а это великая победа.

"Гармайр" был готов к бою. Ратэсты сидели по одному на весло, щиты вывешены на борта, лучники расположились на корме, а большинство воинов — на носу.

Не было среди лучников Ротбирта Стрелка.

За последние дни Вадомайр спал с лица. Оружия из руки он не выпускал даже во сне. И сейчас, держа шлем на локте, он стоял на носу. И улыбался. Страшноватой улыбкой…

Бой шёл вовсю. Дым — чёрный, жирный дым — стлался над водой, как дикий туман. До скида доносило страшный звук сражения — треск дерева, лязг стали, дикий рёв бойцов.

Один золотой корабль лежал на борту, затонув до середины палубы. Ещё один ушёл носом в воду. Два сцепились в смертельной хватке, протаранив друг друга. Пятый просто сидел на мели. На всех шёл яростный, беспощадный бой, бешеная резня, в которой исход схватки был один — сталь в плоть — в воду, за борт. Оставшийся корабль бешено выгребал прочь, но анласы расчалили его за севших на мель собратьев десятками тросов с "кошками" на длинных стержнях и осыпали градом стрел.

Видно было, что и анласы несут потери. Несколько скид горели, исходя странным жидким огнём — или просто обычным пламенем. Ещё несколько тонули… Но данвэ потеряли немалую часть преимущества — высокие борта их плавучих крепостей больше не были неприступны. Сейчас они сражались просто за то, чтобы убраться прочь от Эргая — на соединение с четырьмя кораблями, идущими на помощь с юга.

Вадомайр протянул руку:

— Трампет! — и в пальцы лёг прямой рог, увенчанный конской головой. Парень-щитоносец, подавший рог, резко вздрагивал — в предвкушении боя, в горячке. Но сейчас он замер — глаза славянина, который был ненамного младше его и щитоносцем которого он считал за честь быть, горели пламенем — как у человека, который наконец-то смог вцепиться в горло своему давнему обидчику и не намерен разжимать пальцев…

Резкий, пронзительный рёв — боевой сигнал — пронёсся над волнами, и рог в руке Вадомайра лопнул. Со смехом швырнув его остатки в море, парень вытянул руку в сторону сражения и закричал:

— Вперёд! Вайу и сталь, вперёд, вашу мать! — это он кричал уже по-русски…

…Конечно, "Гармайр" и "Аруна" не могли оказать на бой заметного влияния. Но Рэнэхид всё-таки заметил корабль своего стормена — и закричал радостно, взмахивая мечом. Но Вадомайр не нуждался в указаниях — древний звериный инстинкт помог ему выбрать врага. "Гармайр" ринулся на "Доннертаг" — флагман, на котором держал флаг ан Эйтэн йорд Виардта. Скид летел на врага, разгоняемый ударами вёсел — как копьё. Никто из ратэстов не закрыл глаз и не согнулся, когда навстречу — сверху, с палубы — ударил стальной ливень.

И такой же взмыл в ответ…

Сверху неудобно было бить в скиду, летящую на врага носом. Анласы стреляли навесом — и это тоже было не слишком хорошо. Но рядом с Вадомайром свалился ратэст — стрела прошибла лоб шлема и вышла из затылка, разодрав сетку шарфа. Щитоносец, стуча зубами, тянул из плеча ушедшую насквозь стрелу. Ещё один ратэст молча выпал за борт — мелькнуло над нагрудником алое оперение, и это был пластик…

Вадомайр не испытывал никаких чувств. Мир превратился для него в узкую, как солнечный луч, полоску — дорогу вверх, на вражеский корабль, выше — на Ту Сторону. И на этой дороге его уже было не остановить…

…Словно драконьи лапы, впились в борта золотого чудища "кошки". И с воем лезли по ним воины — щит за спиной, меч в зубах.

Данвэ умели драться. Они рубили канаты под стрелами, они, падая, хватали своих врагов и тонули вместе — всаживая окровавленные пальцы в глазные щели, в ненавистные светлые глаза, под кольчужные сетки. Тратя последние вдохи не на спасение — чтобы найти кинжалу место в сочленениях стали… Гаснет, гаснет в густеющей зелени глубин солнце… Так они и лягут на дно — как братья…

…Анласы лезли на корабль с нескольких сторон, а с носа, осыпая врага стрелами, подходили "Аруна" и какой-то галадский скид. Но данвэ ещё рассчитывали отбиться.

Первого, кто влез на палубу, встретили в два копья, бросили обратно — а он, корчась на серых лезвиях, махал мечом и рычал, тянулся к врагам. Лопнул канат — и люди посыпались вниз, молча, только с хрустом мялись доски палубы — если, падая, человек, попадал на них — и оставался лежать с размолотыми костями, заливаясь кровью изо рта…

В Вадомайра тоже нацелили копьё. Но он успел перехватить древко обеими руками и с воплем прыгнул, упираясь им, через головы данвэ — чуть ли не на середину корабля. Приземлился на широко расставленные ноги, выхватывая меч.

— Хэй-о, Сын Грома! — закричал он в лица врагов — надвигающихся под грифоньими крыльями сразу со всех сторон. — Все! На меня! И пусть хвастают те, кто останется жив!

Данвэ бросились на него сразу со всех сторон. И, пожалуй, пришёл бы Вадомайру быстрый и страшный конец, но…

— Пати, продержись! Мы идём, близко мы!

Ратэсты лезли через борт. Многие тут же валились на доски (чёрт, это пластик под дерево!) палубы, ставшие тёмными и скользкими от крови. Но остальные бросались в схватку.

Данвэ встретили их в клинки. Вадомайр оставил щит за спиной, выдернул из петли топор и с хохотом обрушил его на плечо противника, растерянно повернувшегося в сторону анласов — тот тяжело рухнул на палубу.

— Вайу и сталь! — закричал Вадомайр, взмахивая мечом — не подбадривая своих, нет, в этом не было нужды. Его переполняло ликование. Вот оно! Вот они! Они — настоящие враги! И горят их непобедимые золотые корабли! Свершилось!..

…Соседний с "Доннертагом" корабль вдруг разом вспыхнул, как дикий костёр — синеватое пламя поднялось до небес, охватило мачты, взметнулось по ним лёгкими призрачными стеблями. На скидах радостно кричали, колотя оружием по щитам. Наверное, взорвалось почему-то оружие, которым плавили камень при штурме городов. Давэ бросались с высоты бортов и обугливались, ещё не долетев до воды. На мостике корабля, скрестив на груди руки, с суровым лицом застыл капитан — пламя лизало его ноги, вырываясь из-под палубы. Золотая обшивка бортов потекла искрящимися струями — доходя до воды, они застывали феерическими наплывами, и свист пара мешался с диким воем из глубин корабля — сгорали заживо прикованные к вёслам гребцы… Возле бортов стало невозможно дышать, и на скидах сами рубили канаты, гребли прочь, спасаясь от потоков воздуха, которые с рёвом устремлялись в полыхающие глубины погибающего корабля…

На судах, севших на мель, продолжалась резня. А на обоих полузатопленных кораблях уже бились на северном ветру баннорты — единорог Эндойна и кровавая ладонь вольного кэйвинга; анласы оттуда спешили на помощь товарищам.

И над всем "полем" битвы нёсся радостный рёв Бычьей Головы:

— Наша берёт! Наша берёт, боги с нами! Наша берёт, братья!

И анласы вопили в ответ, и лезли на палубы, и били врага, и гибли сами…

Атаку на последний корабль, на палубе которого ещё не было анласов, возглавили Озви и Увальд. И Озви погиб почти сразу. Синий шар лопнул посреди палубы его скида — и корабля не стало — поплыл на ту сторону погребальный костёр для семи десятков отважных воинов — уже старых, и зрелых, и юных ещё, и совсем мальчишек…

А Увальда смерть обходила стороной. Может, забыла про него, трижды умершего — в горящем Эргае, в ледяном море и на вьюжном побережье… А может — боялась его? Невозможно было и поверить, что под глухим шлемом, украшенным волчьей головой, обычный мальчишка. Забросив "кошку" на борт, он взлетел вверх — будто выросли за спиной крылья. И рухнул, булькая кровью, недоумённо выкатив глаза, первый же бросившийся на него данвэ… А следом лезли на борт воины Эргая — всё потерявшие, чьи семьи были вырезаны данвэ или скрывались в холодных горах, чей кэйвинг был убит в битве за город. Они лезли — и кричали: "Кэйвинг, хэйя, кэйвинг!"

А Увальд и не понимал, что они кричат это… ему.

Вражеского вождя Вадомайр увидел издалека. Тот дрался длинным мечом-полуторником в самой гуще боя, из-под шлема падали рыжие кудри, слипшиеся от чужой крови. Данвэ был залит ею от поножей до крыльев шлема. Слышно было, как он хохочет… и этот хохот летел над палубой, пока не перекрыл его безумный вой-визг — с которым Вадомайр бросился на данвэ.

Никогда в жизни ан Эйтэн йорд Виардта не видел мальчишку с Земли — хоть и отдавал приказ о его похищении. А если бы и видел — едва ли узнал бы в воине, одетом в воронёную броню и крылатый шлем с шипастой маской, который рвался к нему, раскручивая и перехватывая данвэсский меч обеими руками. Вадомайр сшибал своих, рубил и колол данвэ — раньше чем те и другие успевали посторониться.

Но ан Эйтэн йорд Виардта ощутил, как окатила его волна ненависти, катившаяся от этого человека.

Юный игрок-командир не испугался. Ни на миг. С холодным криком — может быть, и сам не понимая, что кричит древнее "хэйл!" своих предков — он прыгнул с мостика в гущу анласов. Длинный меч взвыл, отбрасывая изломанные, скорченные, брызжущие кровью тела ратэстов. Данвэ дружно закричали, приветствуя командира, усилили натиск, тесня врага… но на корму корабля начали прыгать всё новые и новые анласы с подошедших скид…

…Узкий коридор — Путь на Ту Сторону — упирался прямо в данвэ с длинным мечом. Он перегораживал этот коридор. И только он сейчас был нужен Вадомайру. Другие враги, попавшие в этот коридор, умирали просто и быстро, как беспомощные жуки под ногой — и мальчишка тут же стирал из памяти их перекошенные лица, хлещущие кровью рты, хруст рвущейся стали и мокрый треск уступающих клинку тел. Всё это не имело значения, и Вадомайр даже не замечал, как свои опекают его с боков и тыла.

Ан Эйтэн йорд Виардта не шёл навстречу. Не из страха — он расправлялся с двумя ратэстами и, прикончив их, увидел, что анлас в чёрной броне уже рядом. Казалось, шипастая маска смеётся — на самом деле она просто была смята на уровне рта чьим-то отчаянным предсмертным ударом.

— Броды у города Юргул! — закричала маска. — Броды у города Юргул! Зинд Йохаллы, ты, убийца детей и женщин!

Топор, низко загудев, понёсся в голову данвэ, а следом, выхватывая левой саксу, прыгнул сам Вадомайр.

Ан Эйтэн йорд Виардта пригнулся, одновременно бросаясь вперёд, акс снёс грифонье крыло с шлема, словно оно было сделано из картона. Отпрянув, Вадомайр с выкриком "айа!" отбил в сторону полуторник врага, летевший ему в живот. Ан Эйтэн йорд Виардта схватился рукой за перила, чтобы не упасть — и Вадомайр с рыком ударил его ногой по кисти руки с мечом.

Полуторник полетел вниз, на палубу. Данвэ проводил его изумлённым поворотом головы.

— Обычно я не убиваю безоружных, — Вадомайр отводил руку для удара, — но не худо сделать для тебя исключение…

Ан Эйтэн йорд Виардта стремительным движением перехватил запястья врага. Вадомайр ощутил, какая страшная сила живёт в пальцах данвэ — даже сковзь брассарды, которые начали сминаться. "Жаль, что они медные… не стальные…" — мельком подумал мальчишка, скрипя зубами и стараясь оттолкнуть данвэ. Они боролись у самых перил мостика, и Вадомайр вдруг понял — а ведь данвэ не так чтобы намного старше…

… Ан Эйтэн йорд Виардта подсёк ногу Вадомайра и перебросил его через перила. Оглушённый падением на спину, на щит, тот не выпустил оружия и, когда данвэ прыгнул следом, рванулся к мечу — метнул саксу лёжа.

Чиркнув по наплечной пластине, тяжёлый клинок вонзился в борт. Данвэ задержался на миг… и Вадомайр вскочил.

Кто-то перебросил ан Эйтэн йорд Виардте копьё — данвэсское копьё. Данвэ повернулся к Вадомайру — слышно было, как он смеётся:

— Вот на этом копье, — услышал Вадомайр мёртвый голос, не соответствующий смеху, — я тебя отправлю за борт, как кусок мяса на вертеле — акулам на потеху!

— А такую тухлятину, как ты, — Вадомайр перекинул из-за спины щит, — не станут жрать и акулы.

Ан Эйтэн йорд Виардта нанёс таранный удар — и тут же отскочил. Вадомайр отбил копьё и почти достал бедро данвэ концом Сына Грома. Но следующий удар копьём был такой силы, что щит сорвало с руки Вадомайра — едва не вывихнув тому сразу и плечо и запястье.

Ан Эйтэн йорд Виардта ударил копьём о палубу, сбрасывая щит. И, отскочив, метнул копьё в Вадомайра — а сам рванулся к мечу.

Вадомайр, пригибаясь, метнулся вперёд — и изо всех сил влепил данвэ "в корму" футбольный пендель.

Корабль потярс хохот. Ан Эйтэн йорд Виардта пробежал мимо меча, нелепо хватая воздух руками, ударился всем телом о борт, оглушено помотал головой — и получил ещё один удар. Оказавшись рядом, Вадомайр с левой дал противнику отличный хук.

В шлеме гулко ухнуло, как в бочке. Данвэ подбросило в воздух, и он шлёпнулся на доски палубы.

— Вот так оно бывает, — пояснил Вадомайр, — с теми, кто горазд болтать. Я раздумал резать тебя безоружного, данвэ. Вставай, бери меч и дерись со мной. Я подожду.

Он выдернул из борта саксу и замер.

— Ва! До!! Майр!!! Ва! До!! Майр!!! Ва! До!! Майр!!! — гремело вокруг.

Ан Эйтэн йорд Виардта поднялся на ноги неожиданно быстро — и, сорвав шлем, бросил его в сторону. Из углов рта данвэ текла кровь, он был бледен, и на белизне кожи неожиданно ярко рисовался тонкий проводок телесного цвета — к углу рта. Зелёные большие глаза сверлили Вадомайра.

— Ты труп, — тихо сказал ан Эйтэн йорд Виардта, выдернув из палубы свой меч.

— Мы все умрём, — откликнулся Вадомайр, — но ты — раньше. Таким, как ты, жить нельзя.

Данвэ молча бросился вперёд, занося меч. И… полетел на палубу. Из пробитого насквозь коротким точным ударом нагрудника била кровь. Вадомайр бросился вперёд — добивать врага уже безо всякой жалости — но данвэ подняли страшный крик, металлическая стена отгородила от упавшего и Вадомайра, и ратэстов…

— Не упустииииить! — заревел Вадомайр…

…Битва на "Доннертаге" не утихала, хотя с каждым мгновением данвэ становилось всё меньше и меньше. Тела противников заваливали палубу и лестницы.

Вадомайр искал ан Эйтэн йорд Виардту. Он не знал, что с кормы уже спущена шлюпка, что раненого уже увозят в открытое море, откуда идут четыре новых корабля.

Одна из последних групп данвэ защищалась у входа в каюты. Им не кричали, чтобы они сдавались. Навалив вокруг себя анласских трупов, данвэ падали — один за другим. Молча. И только мёртвыми. Когда же пал последний — дверь за спинами убитых распахнулась.

Вадомайр шевельнул рукой и тихо спросил:

— Не подведёшь меня, Сын Грома?

И, услышав изумлённые выкрики вокруг, поднял голову.

В дверях стоял Ротбирт.

Ротбирт — в обычном своём доспехе, по которому Вадомайр и узнал его, с мечом в опущенной руке. Вадомайр задохнулся от облегчения, шагнул вперёд… и наткнулся на спокойный, пристальный взгляд из Т-образной прорези шлема. Так не смотрит друг — даже если вас разделила смертельная обида. Смотреть так может только абсолютно чужой человек.

— Ротбирт, — тихо позвал Вадомайр.

Повинуясь какому-то внутреннему толчку, с трудом снял помятый шлем, отбросил.

Ротбирт сделал то же. Да — он, точно он. Только глаза смотрели не по-его.

— Ротбирт, что с тобой? — спросил Вадомайр. — Что с тобой сделали? Ты помнишь, кто я?

— Я помню, — отозвался анлас спокойно. И улыбнулся. — Но это всё равно. Я пришёл драться с тобой и убить тебя. Мне так велели, Вадомайр. Я не могу ослушаться.

— Ты же знаешь, — Вадомайр покачал головой. — Я лучше тебя сражаюсь мечом. Ты не сможешь меня убить.

— Да, — легко согласился Ротбирт. — Тогда ты убьёшь меня. Это тоже всё равно.

Вадомайр покачнулся. Это была не ловушка. Это была двойная ловушка (как коридор, обшитый листами пластика — под морёный дуб…) Он проиграет в любом случае. Или свою жизнь — или жизнь друга.

Ротбирт улыбался, опустив меч к ноге.

— Убей его, пати Вадомайр, — сказал кто-то негромко и безнадёжно. — Им овладели злые духи…

— Нет, — ответил Вадомайр. — Как я убью своего друга и брата?

— Это уже не Стрелок, — сказал ещё кто-то. — У него вынули душу.

— Мне не нужна такая победа, — сказал Вадомайр. — К чёрту такую победу, за которую надо убивать друзей.

Он посмотрел в глаза Ротбирта.

"Ты совсем ничего не помнишь?"

…"За спину!"…

…Ротбирт — готовый умереть за него — за пиршественными столами Йохаллы и Синкэ…

…Костёр и улыбка друга, ставшего братом — его рука, поднимающая Вадима из огня…

…Эрна, от которой Ротбирт отступился — ради любви Вадомайра…

…Путь через дюны…

…"Очнись! Цепляйся, держись" — и мокрое, искажённое лицо…

…Вадомайр вздрогнул. Ротбирт не нападал. И тогда мальчишка, набрав в грудь побольше воздуха, заговорил:

— Помнишь, ты мне обещал как-то, что всегда будешь со мной? Щит к щиту, и нас только смерть разлучит? — Ротбирт склонил голову. — Побратимство — оно ведь навсегда. Даже если один из побратимов умирает… или предаёт. По своей воле, не по своей… — голос Вадомайра сорвался. Он передохнул и продолжал просто: — Я тебя подожду у дороги на ту сторону. А там мы пойдём вместе, брат. Ты не спеши особо.

Он вонзил в пол Сына Грома. Погладил пальцами рукоять: "Прости, но я не хочу победы такой ценой… есть такая песня. Была такая песня… Ты верно мне служил, теперь ищи другого хозяина." Положил рядом саксу. И спокойно шагнул навстречу Ротбирту.

Тот поднял меч.

— Бей, — грустно сказал Вадомайр. — Мне уже не будет больней, чем есть. Я думал, что больней всего было, когда я понял, что тебя украли вместо меня. Но теперь — больнее.

— Убей меня, — предложил Ротбирт. Меч в его руке дрожал, лицо покрылось крупным потом. — Ты же можешь.

— Не могу.

— Тогда я убью тебя… — кончик поднятого меча вибрировал.

— Не ты. То, что поселилось в тебе. А с тобой мы встретимся на той стороне и поедем дальше вместе, как ехали тут. Давай, — добавил Вадомайр по-русски. — Не медли.

— Нет, — спокойно сказал Ротбирт.

То, что произошло дальше, никто не успел осознать. Отшагнув назад, Ротбирт перевернул меч и, далеко отведя руки, ударил себя под челюсть.

Но Вадомайр, прыгнув вперёд, перехватил клинок рукой в кольчужной перчатке…

…с вырезом на ладони.

Алая горячая кровь хлынула на лезвие. И на лицо Ротбирта.

Меч упал. Вадомайр согнулся — молча вжимая раненую ладонь в живот. Ротбирт вскрикнул, подхватывая друга. Мимо мальчишек в каюту бросились воины, послышались странные звуки — щелчки, хлопки, два, три — и наружу выпал изрубленный труп данвэ в странной одежде, не в латах…

— Я не убил тебя? Я тебя не убил? — шептал Ротбирт, сам еле держась на ногах. — Я… они… но я не мог!

— Я живой, — Вадомайр улыбнулся. — Я живой, ты живой, Ротбирт, мы живы! — поддерживая друг друга, они выбрались его на палубу, что-то бормоча — что — не запоминалось.

И остановились у фальшборта.

Остатки загоревшегося корабля едва выступали над водой. Баннорты анласов вились над пятью остальными. Воины ликовали на их палубах. Поспешно, быстро уходили на пенных крыльях прочь несколько лодок. А на берегу Эргая ликовали люди — спасённые люди.

Это была победа.

И тогда над одним из кораблей появилась фигура кэйвинга Рэнэхида. Взмахивая мечом, он кричал вслед бегущим:

— Уплывайте! Живите! Скажите всем в своей земле, что над этим берегом — наш щит, и над этим морем — наш стяг, и есть у нас мечи на вашу силу! Молитесь своим богам и благодарите их!..

…Катера уходили быстро. Туда, где уже виднелись на горизонте смутные силуэты четырёх золотых кораблей — остановленных пришедшим приказом о том, что игра прекращается до выяснения полной обстановки на континенте.

Великая радость как и великая боль ощущается не сразу. И не сразу удаётся осознать, что ты выжил в бою — что ты победил.

А вот скорбь — скорбь ощущаешь тут же.

Сорок три скида и больше четырёх тысяч анласов — такова была цена этой победы. И мало кто не оплакивал друга, сына, брата, отца — лежащего на окровавленной палубе, сгоревшего в огне, ушедшего на дно…

Не вернулся в свой Орилан Эгберт сын Вильберта. И кэйвинг Кенфирд Костедробитель сын Эохминто не увидит больше своего Брионнэ Ойка. Опоздали отомстить за своего вождя ратэсты Озви сына Куннбэло. Не носить больше морским волнам отважного разбойника Синбэра сына Эотты…

Шли — за чужих? Нет — на зов крови. Что останется после них в шумном и широкм мире?

Слава.

Добрая память.

Не это ли награда воину?

Кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца встретил пати Вадомайра Славянина на набережной Эргая. Кэйвинг шёл с трудом — уже в конце боя тяжёлое копьё, пробив набедренник, ранило его в левое бедро. Но он не опирался ни на чьи плечи…

Они долго стояли, держа друг друга за локти ржавых от крови брассард.

— Уж я и не знаю, как называть тебя теперь, пати Вадомайр Славянин, — тихо сказал Рэнэхид.

— Может быть, что-то изменилось? — српосил Вадомайр.

— Я потерял почти все корабли. А как ты сразил вражеского вождя — видели все.

— Ты остроишь свой флот, кэйвинг. Единорог вновь побежит над волнами… но думается — без меня.

— Уходишь, — спокойно сказал Рэнэхид. — Что же, ты недолго служил мне — но служил хорошо. Может, скажешь, где ты остановишься?

— Там, где кончится мой обет найти друга, — улыбнулся Вадомайр. — Трём вождям я служил и исполнял свои клятвы. Прощай, кэйвинг.

— Прощай, Славянин, — негромко сказал Рэнэхид — уже в спину своему бывшему стомену. И махнул рукой шедшим за ним пати. — За мной! У нас тоже хватает дел!

Вадомайр появился в крепостном дворе Эргая в сопровождении людей с "Гармайра" и остатков дружины кэйвинга Синберэ, прибившихся к Вадомайру Славянину и Ротбирту Стрелку. Появился как раз когда собравшиеся тут жители Эргая — те, кто уцелел — решали, кому занять место не оставившего сыновей кэйвинга Инго сына Хайнэ.

Желающих-то было несколько. Но у самых дверей цитадели стоял пати Увальд сын Йохаллы. Стоял в засохшей крови, держа под мышкой разбитый шлем, а в правой руке — длинный меч. Молнию кэйвинга Инго… Свой меч сломал он в бою. А вокруг мальчишки стояли все, кто был с ним в том бою. Стояли, как стоит дружина вокруг своего кэйвинга. И угрюмо говорили любому:

— Не знаем тебя и не видели на палубах с нами.

А потом во двор шагнул Вадомайр Славянин. И Ротибирт Стрелок с ним. И ратэсты их встали плечом к плечу с людьми Увальда. Вадомайр же положил ладонь на плечо Увальда — младший мальчишка ответил спокойным, прямым взглядом.

— Я клялся в верности лишь твоему отцу, — сказал Вадомайр, — и обещал помощь твоей матери. Но я видел тебя в бою… — он повысил голос: — Вот ваш кэйвинг — кэйвинг Увальд сын Йохаллы, анлас и властелин Эргая! И кто этого не признает — умрёт.

— Останешься? — спросил Увальд. — Будь моим пати и сторменом.

— Утром меня тут не будет, кэйвинг, — ответил Вадомайр. — Я отдал и этот долг. Прощай же.

Мальчишка, сидевший внутри повозки, поднял на вошедшего глаза — измученные, тоскливые. Он не был ни истощён, ни избит, неплохо одет, в выгородке стояла низкая кровать, столик с кувшином воды… Но от правой щиколотки к стене тянулась прочная цепь, расклёпанная снаружи толстой доски.

Вадим присел на край ложа и внимательно осмотрел данвэ. Пленный не опускал взгляд зелёных глаз. Но в них — на самом дне — дрожала капелька молящей покорности. Раньше её не было. Когда били — не было. Когда почти забили — не было. И когда он кидался на выкупившего его Вадомайра с камнем. И когда пытался бежать — раз, другой, третий… восьмой. Недавно, уже когда Вадомайр был в море.

Теперь появилась. Всего лишь капелька. Но Вадим был уверен, что со временем там только это и останется — дожать можно. Дожать теперь только вопрос времени. А потом спрашивать. Он ответит.

Вадим вздохнул (зелёные глаза изумлённо дрогнули). Выложил на колено принесённую с собой вещь и спросил:

— Что это такое? Откуда это у ваших?

Данвэ быстро посмотрел на вещь и снова поднял глаза. Покривил губы. Промолчал.

Вадим вздохнул снова и достал ключ:

— Я дам тебе коня и еду, уезжай. Я не хочу тебя ломать. Когда ты настолько сильней — это просто нечестно… А до разгадок доберусь сам.

Он переложил пистолет на кровать и встал. И услышал сипловатый ломающийся голос данвэсского мальчишки, говорившего по-анласски почти чисто, хотя некоторые слова приходилось угадывать по смыслу:

— Это гражданский пистолет. У моего отца такой. Откуда ты его взял, анлас?