"Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого 2010 № 6" - читать интересную книгу автора

Юрий Косоломов Аттракцион

Рассказ

— Мам, зайдем! — схватила дочь руку Марины.

— Отстань! — крикнула Марина. — Уже все деньги потратили. Папе скажи, чтоб зарабатывал больше. Тогда и зайдем.

Дочь замолчала. Она совершенно не умела добиваться своего.

Марина вспомнила прошлогодний поход в цирк, и гнев, давно окаменевший на дне ее души, полыхнул снова.

Бродячие артисты исполняли свои номера, запинаясь на каждом движении. Клоуна, черт возьми, не было. Обещанных тигров — тоже. Трусливые медведи, усохшие до охвата собачьих шей, кувыркались из-под палки. Наглый и пьяный факир клал морковку в один карман, а вынимал из другого. Гвоздем программы стал антракт: сок стоил ровно в пять раз дороже, чем на рынке, а выбор конфет и воздушных шариков превзошел столичный.

Дочь редко что-то просила у Марины, но в тот раз она просто ошалела от желания. Нет, она не плакала, не ныла, не кричала — она никогда не просила дважды. Дочь молча, снизу вверх, поглядывала на Марину глазами испуганной кошки, не способной понять мир, в котором свежая, одуряюще свежая рыба достается не ей, а каким-то двуногим, не умеющим отличать рыбу от фишбургеров.

А зимой дочь заболела воспалением легких. И Марина отдала бы все на свете, чтобы вернуть минуту, когда дочь смотрела на нее и не могла поверить, что ей отказывают в таком пустяке, как этот, непостижимо дешевый по сравнению со своими размерами шарик.

— Ладно — остановилась Марина. — Давай зайдем.

Дочь запрыгала — запрыгала, доченька, запрыгала, заинька! — и потащила Марину к белому автобусу с забранными жестью окнами и надписью «Перевернутая комната». Все буквы «а» в надписи стояли на головах — как остроумно, только подумайте!

Несмотря на эти финикийские «а» и свои ярко-белые колониальные бока, снятый с колес автобус глаз никак не радовал. Чем-то он походил на животное, отбывающее пожизненный срок в зоопарке.

Марина провела дочь вперед, сама вступила на непривычно низкий и все равно удививший ноги пол. В потемках перед ними сидел плечистый обрюзгший мужик в рубашке с закатанными рукавами. На столике перед ним лежали инструменты и разобранный приемник. Рядом стояла банка из-под растворимого кофе, набитая окурками. Пахло дешевым табаком и канифолью. Эту крохотную, с лифт величиной, комнатку от салона отделяла стена с дверью обычного, домашнего вида, тоже белой. Правда, закрыта она была на огромный железный засов.

— Почем комната? — вздохнула Марина.

Мужик стряхнул пепел в банку:

— Дети до пяти бесплатно. Со взрослых — пятерочка.

— Так дешево? — удивилась Марина и полезла в сумку.

— Плата после осмотра — сказал мужик. — Если не понравится, можно не платить. Ноги только оботрите, — дымящимся паяльником мужик показал на расстеленное под дверью мокрое полотенце.

Дочь потянула дверь на себя и рассмеялась. Марина встала за ее спиной: перед ними была пустая комната: матово-белый пол с торчащей в центре перевернутой люстрой, необычно низкое окно.

— И это всё? — спросила Марина.

— Ноги оботрите, пожалуйста, — отозвался мужик из-за двери.

Марина пошаркала кончиками туфель о полотенце, присела и, хватая дочь за лодыжки, стала вытирать ее сандалии. Дочь продолжала хихикать голосом белки из мультфильма:

— Мам, смотри, диван!

Марина подняла голову и только сейчас заметила диван — он держался — стоял — на потолке. Подтолкнув дочку, Марина шагнула в комнату и задрала голову.

Это был точно такой же диван, что и в комнате ее детства. Неудивительно, впрочем, тогда всё делали миллионными тиражами.

Вон и стол рядом с диваном, тоже на потолке, такой же, как у нее был: покрыт желтым лаком, столешница обита черным дерматином. И дверь…

Сердце у Марины екнуло: дверь стола была взломана. Как и в ее столе. Однажды родители, истерзанные жалобами соседей, спрятали туда магнитофон и закрыли дверь на ключ. А они с братом ножницами ее взломали.

Надо же…

И паркет на полу, тьфу ты, на потолке, тоже был истерт в двух местах ножками стула — Марина однажды докачалась, слава богу, руки успела выставить, только ладонь занозила.

Дочь подбежала к окну:

— Мам, мам! Иди сюда!

Марина подошла к дочке: под их ногами голубела бездна, а громоотвод спускался в нее из кирпичной тучи. Марина перевернула голову — мало. Она наклонила торс и посмотрела на тучу опять.

Это был их двор — именно такой, каким она многие годы видела его из окна своей комнаты: третий корпус, магазин «Подарки» в цоколе корпуса четвертого — башни в один подъезд… Котельная с фикусами за высокими, разбитыми на квадраты окнами, труба… Ну конечно же, и громоотвод — страшноватая на вид иголка, которая в ненастные дни царапала тучи, а однажды чуть не задела брюхо заблудившегося Ил-62.

Марина выпрямилась и стала массировать шею.

— Мам, мам, как это? Как это сделали, а?

— Голография — сказала Марина.

— А это что такое? Голая графия?

— Потом объясню, — сказала Марина. Это означало, что все объяснит муж. Но все-таки, каким образом…

Марина не выдержала и, вслед за дочкой, нагнула голову снова.

Каким образом голография получила вид именно из ее комнаты? Да, вроде бы, ее… А диван? И стол? И…и…

Марина зажмурилась, повернулась к простенку у входа и открыла глаза. Так и есть! Этот стеллаж отец сам изготовил на досуге. Марина шагнула к стеллажу, взяла первую попавшуюся книгу и, еще не перевернув ее, узнала на ощупь. Та самая, желто-коричневая с черным матерчатым переплетом, Карело-Финского государственного издательства. В руках Марины книга сама открылась на пятне, оставленном каплей с новогодних шпрот: «Глокая куздра штеко будланула…» Дальше пятно темнело и правильные буквы в нем чередовались с вывернутыми наизнанку.



Так, так. Всё ясно!

Дочь как заведенная бегала вокруг люстры — ну да, та самая, гэдээровская, с полосатыми плафонами. Марине вдруг до судорог в горле вспомнился вкус пертусина. Мучительно захотелось почесать шею, сохранившую память о колючем шарфе — неизменном наказании за грипп, ангину и всё в этом роде.

— Ладно, пошли.

Дочь описала последний круг и схватила Марину за руку.

И все-таки, как понимать эту голографию?

— Да, ловко вы это придумали! — сказала Марина, открывая дверь. — Ловко!

Мужик, не поднимая головы, тыкал паяльником в черные пластмассовые развалины на своем столе. Дым из банки, дым от паяльника, дым от новой сигареты сливались в один страшный, как подводная часть айсберга, пласт. Кроме дыма, теперь тут пахло еще и пьяной вишней.

— Пять рублей, значит? — спросила Марина.

Мужик покивал.

Марина достала кошелек и вынула пятирублевую монету:

— На, отдай дяде! — и Марина перешла из автобуса на залитую асфальтом площадку.

— Спасибо, Марин, — произнес мужик.

Марина обернулась и презрительно, на всякий случай, посмотрела в темноту. Неужели кто-то из тех плебеев, гаражных соседей отца, которые неизменно тянули ему руку на улице? Или сосед — поди их всех упомни! Или кому это из таксистов она… Я тебе дам «Марин»!

Мужик отложил паяльник, сунул едва раскуренную сигарету в банку и встал.

— Не узнаешь? — робко спросил он.

Озадаченно глядя на Марину, дочка продолжала протягивать ему монету.

— Не узнаю! — сказала Марина.

— Правда? — глотнул мужик. Он почесал руки и вытянул их по швам.

— Правда. Деньги возьмите.

Хлопая блестящими красноватыми глазками, мужик растерянно смотрел на Марину.

— Деньги возьмите, — повторила дочка.

Мужик опустил голову и как-то странно посмотрел на нее.

— А? Деньги…

Дочка снова ткнула ему монету — она держала ее вертикально, будто хотела втиснуть в автомат.

— Погоди-ка!

Мужик выбрался из-за стола, подошел, касаясь брюхом стен, к двери и снова открыл комнату. Его темный закуток вдруг озарился голубоватым светом, даже тень мелькнула, как от пролетевшей за окном ласточки.

— Туда бросай. На счастье.

Дочка посмотрела на Марину.

— Ну бросай, — пожала плечами Марина. — Да и пойдем уже, сколько ж можно.

Дочка махнула рукой так, как махала, бросая снежки. Монета глухо ударилась о сероватое пятно под плафоном, описала гиперболу, взлетела и, покатавшись вокруг собственной оси, позвенела и замерла на паркете. Вслед за монетой поднялись хлопья побелки.

Разинув рот, дочь посмотрела на Марину.

— Пошли, доня, пошли.

Оглядываясь на мужика, дочка спустила из автобуса сначала одну ногу, потом другую. Взяла Марину за руку и оглянулась снова.

Мужик захлопнул дверь в комнату, бросил засов налево и подергал на себя хромированную скобу.

Ничего, держалось будь здоров.