"Закипела сталь" - читать интересную книгу автора (Попов Владимир Федорович)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

Жесточайшая битва полыхала на юге страны — враг рвался к Сталинграду.

На советско-германский фронт гитлеровская ставка перебросила новые десятки своих дивизий и сосредоточила на Сталинградском направлении огромные силы.

Потеряв надежду взять Москву с запада, гитлеровцы стремились выйти к Волге, пройти вдоль нее и, прикрываясь этим мощным водным рубежом, отрезать Москву от уральского и заволжского тылов. С запада должны были ударить немецкие армии, стоявшие под Орлом, Ржевом, Гжатском.

В кабинете директора завода на стене висела огромная карта Советского Союза с алыми флажками. С чувством боли переставлял Ротов каждый флажок, но особую боль, острую, долго не утихавшую, испытывал он, когда приходилось снимать флажок совсем, потому что его некуда было переставить.

Месяц назад, третьего июля он снял флажок, двести пятьдесят дней твердо стоявший на своем месте. Подержав его на согнутой ладони, словно каплю крови, бережно положил на стол, написал «Севастополь» и спрятал в записную книжку, где уже хранились до лучших времен флажки «Одесса», «Феодосия», «Керчь».

С этого дня флажки пришлось переставлять чаще. Восьмого июля передвинулся алый флажок у Старого Оскола, двенадцатого — у Кантемировки, пятнадцатого — У Миллерова, девятнадцатого — у Ворошиловграда. Завязались бои у Клетской, на подступах к Сталинграду. Двадцать седьмого июля Ротов переставил сразу два флажка — у Ростова и Новочеркасска, и в этот момент ему показалось: булавки укололи его в самое сердце.

Железная дорога из Чиатуры — единственного места, откуда завод получал марганцевую руду, — со дня на день могла быть перерезана.

Ротов давно опасался этого и поручил геологоразведочным партиям уточнить запасы марганцевой руды, обнаруженные в ста километрах от завода, а также разведать новые месторождения. Результаты поисков его обнадежили, но было неясно, как доставлять руду на завод по безлюдной степи, в условиях полного бездорожья.

О марганцевой руде Ротов почти ежедневно запрашивал наркомат. Сначала ему твердо обещали дать руду из вновь открытых месторождений — Полуночного и Джезказганского, — но затем в обещаниях стала проскальзывать неуверенность. Тогда Ротов усадил работников аппарата Горногеологического управления за разработку проекта добычи местных руд.

Немало забот доставляла директору новая волна эвакуированных. В основном это были те, кого гнала война из Приднепровья в Донбасс, из Донбасса в Поволжье. Сначала прибывали одиночки, а вскоре люди хлынули сплошным потоком. Обеспечение кровом стало делом сложным и порой неразрешимым. Под временное жилье были заняты школы, клубы и театр — его зрительный зал теперь походил на зал ожидания огромного вокзала. Люди размещались прямо на полу семьями и целыми землячествами. «Старожилы» занимали места у стен — здесь было спокойнее. Но и те, кто располагался посреди зала и находился в постоянной сутолоке, не жаловались: над головой была крыша, а над крышей небо, где не летали фашистские стервятники.

Вскоре не хватило и общественных зданий. Прибывшие жили в вагонах, в которых приехали. На заводских путях недвижимо стояли эшелоны теплушек.

Ротову досаждали не только начальники эшелонов, но и собственная жена не давала покоя. Людмила Ивановна, вновь возглавившая работу на эвакопункте, не ограничивалась телефонными звонками, а подсовывала мужу разные бумажки на подпись и дома, широко используя в этом случае право жены, от которой деваться некуда.

Производство броневой стали не отнимало теперь у директора ни времени, ни сил. С этим заданием мартеновцы, прокатчики, термисты справлялись хорошо. Однако множество других вопросов требовали неотложного решения. Затянулось строительство новой коксовой батареи; большегрузных печей было уже две, но они по-прежнему недогружались — не хватало коксовального газа; цех Макарова перестал выполнять план — девятая печь, переведенная на выплавку особой, малоуглеродистой стали, работала из рук вон плохо.

Ротов сделался нервным, раздражительным, часто отмахивался от дел, которые не решали судьбу завода и не спасали от возможной остановки из-за недостачи марганца. Ему казалось, что если бы все остальные понимали серьезность надвигавшейся опасности, то меньше докучали бы своими требованиями или, во всяком случае, не придавали бы им такого значения.

А тут, как на грех, Гаевой предупредил его о предстоящем партийном собрании с повесткой дня: взаимоотношения руководителей с подчиненными.

Идти на это собрание не хотелось, не идти было нельзя — Гаевой требовал строжайшего соблюдения партийной дисциплины. До него было проще: не явишься на собрание, на бюро — потом легко отговоришься занятостью. Заместители Ротова и кое-кто из начальников цехов заразились дурным примером и стали пренебрегать партийной дисциплиной. Особенно укоренилось это во время войны.

«Сел бы на мой стул, так этикой не занимался бы, — неприязненно подумал Ротов и решил не идти на собрание, зная, что приятного для себя там ничего не услышит. — Без этики как-нибудь проживем, а вот без руды — попробуй».