"Павлик Морозов (другой вариант)" - читать интересную книгу автора (Губарев Виталий Георгиевич)

ГЛАВА XIII 3 СЕНТЯБРЯ 1932 ГОДА

Стайками и в одиночку бегали на болото герасимовские ребятишки и возвращались с наполненными клюквой кошелками.

На рассвете в воскресенье Павел и Федя собрались по ягоды.

- Сбегай за Яшкой, - сказал Павел брату, вытираясь полотенцем, - а то он, соня, будет целый час собираться.

Федя опрометью бросился на улицу.

Павел стоял на пороге, помахивая полотенцем. Огромное красное солнце высунулось из-за дальней крыши; все порозовело кругом. Было слышно, как на другом конце деревни перекликались петухи.

Прибирая избу, Татьяна бросила взгляд на Павла и задержалась посреди комнаты. Четким силуэтом вырисовывался он в открытой двери - рослый, худощавый, с руками, вылезающими из рубашки, которую она шила в прошлом году. «Совсем большой стал», - подумала она с нежностью и проговорила вздохнув:

- Пашутка, вы допоздна не ходите только.

Павел быстро повернулся к ней, ухмыльнулся, сказал шутливо:

- Мы в Тонкую гривку махнем и у тетки переночуем.

- Вот я вам махну! - продолжая любоваться сыном, погрозила она пальцем.

- Да я шучу, мам... Мы часа через три вернемся, как раз к утреннику в школу поспеем.

- Ну то-то... - Татьяна увидела, как в соседнем дворе мелькнула фигура Данилы, и прибавила, понижая голос: - Эти... соседи наши не грозятся тебе?

- Не... - неопределенно ответил он, помолчав.

- А вчера Данила ничего не говорил, когда комиссия у них в сарае кулукановский хлеб раскопала? - допытывалась она. - Ты же их на чистую воду вывел.

- Молчит... не смотрит даже...

- Сколько хлеба загубить хотели! Окаянные!

Прибежал, тяжело дыша, Федя.

- Паш! Братко!.. Яшка спит - не добудиться!

Павел расхохотался.

- Так я и знал. Вот соня!

- Я его и щипал, и кулаком под бок, а он только мычит.

- Пошли сами?

- Пошли! - обрадовался Федя. - Дай я только мешок возьму.

Спустились с крыльца. Посреди двора Павел остановился, огляделся вокруг.

- Хорошее утро! Тепло!

- Ага... А я зиму люблю. Хорошо на санках! А трактор по снегу ходит?

- Ну ясно, ходит... Постой, а ты чего это босиком?

- А что?

- Ногу наколешь. Надень-ка сапоги.

- Жарко, - взмолился Федя.

- Надень, надень...

Вышли на улицу. Вдалеке сквозил осенний лес.

...Запыхавшийся Данила прибежал к Кулуканову.

- Ушел на болото... за клюквой...

Кулуканов молча надел картуз.

- Пошли к Сереге...

Дед сидел на крылечке, вертел папиросу. Увидев торопливо подходящего Кулуканова, поднялся, положил нескрученную папиросу в карман.

- Ушел на болото... - очень тихо сказал Кулуканов. - В самый раз!

Дед, не отвечая, заходил по двору, забормотал что-то. Наконец остановился, словно устал.

- Данила, - сказал он тихо, - дай его...

- Кого? - так же тихо спросил Данила.

- Нож... - выдохнул дед.

Данила долго не мог вытащить нож из-за божницы, у него дрожали руки. Наконец выдернул и бегом бросился во двор.

Дед яростно замахал руками, зашипел:

- Да не этот! Тот, горбатый, неси!

Данила исчез и сейчас же вернулся, пряча нож в рукаве.

- Вот он...

- Чего зубами-то ляскаешь? - хрипло сказал дед. - Иди!

- Он... не один пошел...

- С кем?

- С Федькой...

- Выдаст... - шепнул Кулуканов.

Дед вздрогнул.

- Обоих!.. Ну, ступай же! Чего стал, собачий сын? Стой! Я с тобой пойду...

Кулуканов смотрел им вслед и крестился.

...Усталые мальчики возвращались в деревню. Федя всю дорогу оживленно болтал.

Павел шел задумавшись, на вопросы отвечал рассеянно.

- Паш, а кто быстрее: волк или заяц?

- Волк, наверно.

- Паш, а у меня галстук будет, когда я торжественное обещание дам?

- А как же!

В березовых зарослях, где разветвляется тропинка, мальчики вдруг увидели деда Серегу и Данилу. Павел задержал шаг.

- Паш... Данила драться не полезет? - тревожно спросил Федя.

- Побоится при деде. - Павел всматривался вперед. - А ты иди сзади, отстань шагов на десять.

Он медленно приближался к старику.

- Набрали ягод, внучек? - Голос у деда вкрадчивый, ласковый.

- Ага.

- Ну-ка, покажь... Хватит на деда дуться-то...

Павел обрадованно и смущенно заулыбался, снял с плеча мешок.

- Да я не дуюсь, дедуня... Смотри, какая клюква. Крупная!

Он открыл мешок, поднял на деда глаза и отшатнулся: серое лицо старика было искажено ненавистью.

- Дедуня, пусти руку... Больно!

Тут мальчик увидел в другой руке деда нож, рванулся, закричал:

- Федя, братко, беги!.. Беги, братко!..

Данила тремя прыжками догнал Федю...

...На третий день искать братьев в лес пошла вся деревня. Двигались цепью, тревожно перекликались.

В желтом осеннем лесу было тихо и пусто.

Мотя бежала мимо осыпающихся осин и берез, мимо колючих елей, ноги ее утопали в шуршащих листьях. Рядом скакал мохнатый Кусака.

- Ищи, Кусака, ищи... - шептала она, задыхаясь. Пес прыгал, вилял хвостом, смотрел на девочку добрыми, понимающими глазами.

Она на секунду остановилась, озираясь, облизывая сухие губы, и снова побежала... Сколько она уже бежит? Час? Два?

Нет, с ними ничего не случилось! Они у тетки в Тонкой гривке.

Но почему же мать говорит, что их там нет?

- Ищи, Кусака... ищи!

Но Кусака исчез.

Вдруг до нее донесся гулкий собачий вой, от которого замерло сердце и сразу стало холодно.

Задыхаясь, она побежала на этот страшный вой, раздвинула кусты. Вот...

Мешок, рассыпанные ягоды... и кровь на желтых листьях.

Павел лежал, разбросав руки.

В отдалении, зарывшись лицом в валежник, лежал маленький Федя.

Запрокинув голову, Мотя бросилась прочь. Из горла вырвался длинный стонущий крик:

- А-а-а...

Все остальное было как в дыму. Она не видела, как вынесли из леса тела убитых, как вели в сельсовет упирающегося Данилу, не слышала, как Данила, заикаясь, бормотал что-то о Кулуканове, о деде Сереге...

...Всю ночь учительница не отходила от Татьяны, прикладывала к ее голове мокрое полотенце. Изредка учительница выходила на крыльцо и всякий раз видела одно и то же: за столом, под березкой, прижав к себе охотничье ружье, неподвижно сидит рыжебородый Потупчик. Неподалеку от него застыла Ксения, опустив голову на руки.

- Как Татьяна Семеновна? - чуть слышно спрашивал Потупчик.

- Бредит... - говорила учительница, держась за дверь, чтобы не упасть.

Ксения поднимала голову, шептала:

- Зоечка, вы бы поспали... Ведь третьи сутки на ногах... Я же здесь. Я посмотрю за Таней.

- Нет, нет, Ксения Петровна, какой там сон... - слабо качала головой учительница и снова уходила в избу.

Ксения вдруг закрыла лицо руками:

- Ой, да что же это такое делается? Ой, Таня, моя подруженька бедная! Да как она переживет свое горе горькое!

Потупчик поднялся во весь рост, шагнул к ней.

- Ксения! Нельзя! Да нам с тобой такую надо силу иметь теперь... Такую силу!

- Да, да... Не буду, Василий... - Она отняла от лица руки, выпрямилась. - Не знаю я только, какую казнь придумать убийцам подлым, врагам рода человеческого!

Они вдруг насторожились, услышав шум подъезжающей повозки.

Во двор быстро вошел Дымов и следом за ним - моложавый человек с красными петлицами на гимнастерке, милиционер, старенький врач. Дымов обвел взглядом двор, спросил не здороваясь:

- Где Татьяна Семеновна?

- Там... - Потупчик кивнул на избу.

- Прошу вас, доктор... Ксения Петровна, отведите, пожалуйста. - Он замолчал, провожая глазами торопливо поднимавшихся на крыльцо Ксению и врача. А когда заговорил снова, в его тихом голосе зазвучал укор: - Почему так поздно нарочного прислали в район, Василий Иванович?

- Кто же мог думать, Николай Николаевич, что такое злодейство произойдет? - Потупчик страдальчески стиснул руки. - Ведь дети...

- Убийцы задержаны? - спросил человек с красными петлицами.

- Данилка и Серега здесь, в сарае. Муж Ксении, Федор Иванов, сторожит... Ребята, конечно, первым делом на Данилку показали. Угрожал он раньше Павлу... Пошли сегодня с обыском, вещественное доказательство обнаружили. Нож, рубашка в крови... Данилка затрясся, ну и указал на деда и Кулуканова...

- А Кулуканов? - спросил человек с петлицами.

Потупчик развел руками.

- Простить себе не могу, товарищ начальник... Проворонили! Как узнал, что на него Данилка указал, так и скрылся...

Дымов молча ходил по двору. Его душил ком в горле, он расстегнул ворот кителя, сжал шею рукой. Худощавый мальчик с темной родинкой над правой бровью, как видение, стоял перед его глазами.

...На рассвете прибежал Петр Саков. В слабом свете загорающегося дня было видно, как он бледен.

- Скорей, скорей!.. - кричал он срывающимся голосом.

- Что, мальчик? - спросил человек с петлицами.

- Кулуканов!

- Где?

- Разыскали мы...

- Где?

- В амбаре он прятался. А как вы приехали, так он задами по огородам побежал.

Человек с петлицами и милиционер молча бросились на улицу следом за Петром. Через полчаса они привели Кулуканова. Все пошли в сарай. Увидев Дымова, Данила затрясся, шарахнулся в сторону.

- Не я это... не я... Они научили!

Одергивая дрожащими руками поддевку и презрительно глядя на Данилу и деда, Кулуканов зло сказал:

- Не так сработали... Нужно было в болото, под колоду... Тогда б и ворону костей не сыскать.

Взметнув в ярости кулаки, Иванов бросился на Кулуканова:

- У, гадина!..

Потупчик остановил его:

- Не надо, Федор... Не марай руки...

...Шел снег, заметая лес и деревню.

Ветер стучал калиткой, шипел в трубе. Татьяна ничего не слышала. Металась в горячей постели, шептала в бреду:

- Дети... Паша... Федя...

У постели по очереди дежурили соседки, ухаживали за Романом. В избе было тепло, пахло лекарствами.

Татьяна открыла глаза. Кто-то заботливо склонился над ней, поправил одеяло. Она спросила чуть слышно:

- Какой месяц?

Ей ответили:

- Декабрь.

Она приподняла голову.

- А что... сделали тем?

- Расстреляли...

Татьяна встала, придерживаясь рукой о стену, прошла по избе. Роман спал посапывая.

Она подошла к окну, за которым в сумерках голубел снег. Наискось от окна - высокий дом с резными воротами. Там жил Кулуканов. Татьяна всматривалась недвижными глазами в красную вывеску над воротами, разбирала по слогам:

- Правление колхоза... имени Павлика Морозова.

Глаза заволокло темнотой; не вскрикнув, она тяжело упала на пол. Бесчувственную, ее перенесли в постель.

Скоро Татьяне стало лучше. Однажды в яркий морозный день к ней пришли школьники. Они вошли в избу, окруженные холодом и паром, тихие и торжественные. С ними была и Зоя Александровна.

Яков и Мотя приблизились к Татьяне. Переступив с ноги на ногу, Яков проговорил тихонько:

- Тетя Таня... мы... мы, это самое...

Больше он ничего не сказал.

Потом заговорила Зоя Александровна. Торопясь и сбиваясь, учительница рассказывала о том, что дорогое всем советским детям имя пионера Павлика Морозова известно всей стране, что она, Татьяна, не осталась забыта в своем горе, что правительство назначило ей пожизненную персональную пенсию и что ей предлагают поселиться в солнечном Крыму, у Черного моря, чтобы поправить свое здоровье.

Татьяна не слышала ее слов. Она смотрела в озабоченные и родные лица всех этих умолкнувших ребят, и ей вдруг захотелось обнять их всех сразу, прижать к своему сердцу.

Учительница, волнуясь, говорила о том, что миллионы советских ребят будут всегда стремиться быть такими же честными и преданными сынами своей Родины.

Татьяна машинально повторила это слово:

- Сынами...

Она вдруг горячо задышала, подошла к ним, протягивая дрожащие руки:

- Ребятушки!.. Родные мои!..