"Павлик Морозов (другой вариант)" - читать интересную книгу автора (Губарев Виталий Георгиевич)

ГЛАВА IX ЗАГОВОР

Кулуканов осторожно стукнул в окно деду Сереге. На стук вышел Данила.

- На огороде дедуня, Арсений Игнатьевич.

- Покличь быстрее! Комиссия по деревне пошла!

- Какая комиссия?

- Колхозная... Имущество описывают!

Данила тихонько свистнул, лицо его вытянулось.

- Ну-у? Кто в комиссии-то?

- Голодранцы всякие! - зло сказал Кулуканов. - А за главного у них новый председатель сельсовета - Потупчик! А с ним еще Ксенька Иванова... Шитракова сейчас описывают. Думаю, ко мне сегодня не доберутся. А завтра-послезавтра и меня опишут... Голытьба! По-новому жить захотели.

Данила растерянно смотрел на Кулуканова.

- А все Дымов наделал, Арсений Игнатьевич... С того собрания и началось все. - Он сжал кулак. - Эх, не успели мы тогда убрать его! А теперь в райкоме сидит - не достанешь! Из-за Пашки проклятого сорвалось тогда с хромым!

- Не в Дымове теперь дело... - Кулуканов махнул рукой. - Вся деревня словно рехнулась. Подавай колхоз им, голоштанникам!.. Покличь Серегу быстрее! Мысль одна есть...

...Комиссия проходила мимо двора Морозовых.

- Я к Татьяне забегу, - сказала Ксения Потупчику.

- Быстрей только, - сказал он сурово. Потупчик еще не привык к своему новому званию, не всегда умел найти нужные слова, когда разговаривал с односельчанами. Порой он казался грубоватым, но на самом деле по натуре он был мягок и податлив, и никто не боялся его строгого тона. Потупчик посмотрел вслед убегающей Ксении и прибавил: - Слышишь, что сказал? Быстрей. Силиных сейчас описывать будем.

- Я одним мигом, Василий Иванович.

Татьяна возилась в избе у печки.

- Здравствуй, Таня! Я к тебе на минутку... - Ксения помолчала, участливо глядя на подругу. - Ты картошку окучила?

Она тихо ответила:

- Паша с Федей окучивают...

Они вышли за порог, сели на крылечке.

- Тяжко тебе, Таня?

- Да нет, ничего... - вздохнула Татьяна.

Ксения обняла ее.

- Ой, не говори, мне же видно... На людях не бываешь... Все одна да одна.

- Работы много.

Ксения поглаживала подругу по плечу.

- А ты не убивайся, Таня... Слышь? Не мучай сама себя...

- Да разве могу я? - не выдержала Татьяна. - Как людям в глаза смотреть?

- Таня...

- Молчи! - резко сказала Татьяна, смахивая со щеки слезу. - Вот вышла замуж, думала - человек хороший, глядела на него и думала - лучше нет! Гордилась я им, Ксеня... Доверие какое народ оказал! Председатель сельсовета! Подумать, только! А он... - Татьяна снова всхлипнула и закрыла лицо руками.

- Таня...

- И за Пашутку болею... - продолжала Татьяна. - Ты погляди на него, как извелся мальчишка...

Громыхнув калиткой, во двор быстро вошел Иванов. Он был чем-то возбужден, ступал широко, размахивал руками.

- Ксения! - крикнул он так громко, что с забора слетела и закудахтала перепуганная курица.

- Ты чего? - поднялась жена.

- Эх вы, комиссия, курам на смех! Ходи теперь за вами да проверяй!

- Да чего ты злишься-то?

- Языком только чесать можешь! - не унимался он. - А глаза на затылке... Дымов-то на собрании что говорил? Глядеть в оба надо!

Она смотрела на мужа, и в уголках ее глаз таился смех.

- Федя, ты объясни толком, что стряслось?

- Где Потупчик? Что вы все у Шитракова смотрели? Смотрели, смотрели, а веялку не приметили?!

- Какую веялку? - пожала она плечами. - Шитраков сказал, что продал ее.

- Продал!.. На гумне в соломе спрятал! Это же не грабли - веялка! Как еще пригодится в колхозе!

Ксения всплеснула руками.

- Вот ведь мошенник!.. Пойдем скорее, Федя! Вишь, дела какие! -взволнованно бросила она Татьяне уже на ходу.

Татьяна задумчиво смотрела им вслед.

...Вечером, передав Якову дежурство в избе-читальне, Павел побежал домой. На улице толпились девушки и парни, и он чувствовал, что его провожают взглядами, перешептываются.

С тех пор как народный суд приговорил Трофима Морозова к десяти годам тюрьмы, Павел нигде не мог пройти незамеченным. Тяжело было чувствовать на себе эти постоянные любопытные взгляды. Ребята замечали, что осунувшийся Павел стал молчаливее, словно повзрослел сразу.

Павел добежал до своего двора и вдруг остановился озадаченный: калитка была заперта. Он потрогал пальцем большой медный замок и решительно полез через забор.

Дверь в избу была открыта, оттуда доносились голоса.

У двери Данила курил самокрутку. Злобно скривил губы, взглянув на Павла.

В углу сидела мать с Романом и Федей. А посреди избы стоял дед Серега,

обеими руками опираясь на палку. Он что-то хрипло говорил - было видно, как шевелились кончики его седых усов.

Павел переступил порог, сказал нерешительно:

- Здравствуй, дедуня!

Дед не ответил, даже не обернулся. Данила процедил сквозь зубы:

- С коммунистами не разговариваем!

Павел, бледнея, шагнул к деду:

- Дедуня...

Но дед, казалось, не замечал и не слышал внука. Из-под нависших белых бровей он в упор смотрел на Татьяну.

- Ну, отвечай, невестка!

Татьяна слабо покачала головой:

- Не знаю...

Серега стукнул палкой.

- Что не знаешь? Комиссия уже по деревне ходит.

- Ну, так что ж?

- Записывают, кто чего в колхоз сдает.

- Шитракова уже раскулачили, - сказал Данила.

- Меня не раскулачат... нечего, - вздохнула она.

- Не о том речь... - снова пристукнул палкой дед Серега. - Я за старшого остался, мужа у тебя теперь нету. Слышишь? Как сказал, так и быть должно! Надо наше хозяйство объединить, а забор между дворами уберем.

Горькое негодование охватило Павла. Так вот зачем пришел дед Серега! Хозяйство прибрать к своим рукам хочет! Ведь объединиться с дедом Серегой - значит в батраки к нему пойти. Вся деревня знает, какой он жила. И Данилкины мысли ясны: небось думает, дед помрет скоро, а он, Данила, хозяином станет. Он и раньше хвастался, что будет жить богаче Кулуканова.

Мальчик хмуро взглянул на двоюродного брата, отошел в сторону и негромко проговорил:

- Маманька, не объединяйся... В колхоз вступим...

Все молчали. Лишь Федя зашевелился возле матери, зашептал ей на ухо:

- Маманька, в колхоз вступим!

Дед Серега тяжело качнулся, кашлянул:

- Так как же, Татьяна?

Все смотрели на нее, ожидая решающего слова. И она сказала тихо, сделав головой чуть заметное движение в сторону Павла:

- Ему видней... Он теперь за хозяина остался.

- Ну-ну... - выдохнул дед. - С голоду подохнете!

Он круто повернулся и, стуча палкой, вышел вон. Данила, кривя лицо, погрозил кулаком:

- Мы с тобой еще посчитаемся. Коммунист какой!

Татьяна привстала, гневно краснея:

- А ну, проваливай!..

Данила выплюнул самокрутку и, бормоча что-то под нос, сбежал с крыльца. Павел проводил его взглядом, спросил:

- Кто на калитке замок повесил?

- Это дед запер, - недовольно сказал Федя. - Приказал с сегодняшнего дня через его двор ходить. Данилка говорит, что теперь у нас одно хозяйство.

Павел вспыхнул:

- Новое дело! Пускай и не думает! Замок я все равно собью!

Он снял с полки молоток, выскочил наружу. Татьяна неподвижно сидела, прижимая к себе маленькрго Романа. Правильно ли она поступила? Может быть, нужно было соединиться с хозяйством деда? Может быть, не будет в деревне колхоза, о котором так хорошо рассказывает Ксения? Да и каким будет этот колхоз? Как жить? Разве по силам одной кормить и одевать детей? Пашка, правда, подрастает, помогает уже по хозяйству, но все-таки ведь он еще мальчонка. Ах, Пашка, Пашка!..

Внезапно она встрепенулась. В открытые двери из синих сумерек донесся пронзительный крик. Холодея и дрожа, Татьяна вскочила, усадила на пол заплакавшего Романа, выбежала на крыльцо.

У забора Данила бил кулаком вырывающегося Павла.

- Стой! - гневно закричала она. - Стой, проклятый!

Бросилась к сараю, непослушными трясущимися руками схватила жердь.

Данила отпустил мальчика, влез на забор.

- Я еще не так твоего пионера... - он не договорил и спрыгнул на свой двор. Жердь гулко стукнула по верхушке забора.

...Было уже совсем поздно, когда освободившийся от всех дел Потупчик зашел к Татьяне.

- Вечер добрый, Татьяна Семеновна! Как живешь?

- Помаленьку.

- А как насчет колхоза думаешь?

- Мы вступаем, Василий Иванович. - Она кивнула на детей и открыто посмотрела ему в лицо. - У меня теперь другой жизни нету.

Он посмотрел в окно на избу деда Сереги.

- А эти?

- Эти? Эти не пойдут.

- Ну, и без них обойдемся! - сказал он с сердцем.

Татьяна вздохнула.

- Чего только мне в колхоз отдать? Совестно перед людьми будет, Василий Иванович... Плуг, борона да кур пять штук.

- Кур не надо, Татьяна Семеновна, - добродушно усмехнулся Потупчик. -Куры - это твоя личная собственность. А плуг и борона - хорошо. Хозяйство, я думаю, соберется! У кулаков заберем инвентарь всякий. Чего с ними церемониться, раз они батрацкими руками богатство наживали! А они за свое богатство цепляются! Шитраков вон веялку спрятал!

- Я слышала.

Они замолчали. Потупчик повернулся было, чтобы уйти, но помедлил и тихо спросил:

- Ты скажи, чего в сельсовет не заходишь?

- Да что ж без дела заходить, Василий Иванович! Беспокоить только.

- А ты не стесняйся. Мне Ксеня про тебя весь день сегодня твердит... Может, тебе почему неловко или еще что? Я ж понимаю... Ты заходи, ежели пособить тебе что надо.

- Спасибо, Василий Иванович... - Ее глаза наполнились слезами.

- Заходи, заходи... - он закашлялся, неловко затоптался на месте. - Эх ты, делов сколько навалило сразу, Татьяна Семеновна: и кулаков раскулачивать и хлебозаготовки выполнять!..

Когда Потупчик ушёл, на соседнем дворе раздался громкий шепот Данилы:

- Унесли черти Потупчика, Арсений Игнатьевич!

Из избы вышли Кулуканов и дед Серега.

- Пришло времечко - по своей деревне как затравленный ходишь! - шептал Кулуканов, озираясь. - Так вот, значит, так, Серега: чтобы хлеб у меня на хлебозаготовки не забрали, я его как-нибудь ночью к тебе переплавлю... Ты, Данила, яму поглубже в саду выкопай... У вас, я думаю, искать не станут. Треть хлеба возьмете себе с Данилкой за это.

- Спасибо, Арсений Игнатьевич, - блеснул глазами Данила. - Значит, ночью?

- Ночью! Чтоб ни одна живая душа не видела!