"Рокировка" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)

Глава 2 А это кто в короткой маечке?

— Только после возвращения с примыкавшего к торговому павильону склада Кубик и Ромбик сняли оцепление заднего двора и пропустили Морзика в четвертый сектор. — продолжал излагать Клякса, сидя за столом в комнате инструктажа нарядов на «кукушке», в одном из тихих переулков Питера. — Объекты сначала ссорились, но недолго, потом направились в «Шанхай», где, похоже, отмечали успех важного дела. Охране тоже было разрешено разговеться — они до сих пор оттягиваются в шашлычной на рынке. Этого не было в последние пять дней, поэтому я считаю, что произошло некое событие, которое мы упустили.

— А что это могло быть? — наивно спросил Морзик, щеки которого в тепле конспиративной квартиры изрядно раскраснелись.

Морзик втихаря радовался, что в суете забылась его оплошность с гипсом.

— Не знаю. Встреча с кем-то, или передача чего-нибудь.

— Для встречи слишком мало времени. — отозвалась с дивана Кира.

— Верно, Коброчка. Как всегда, в лузу. Значит, передача или получение. А ты что скажешь, Андрей?

Светловолосый Лехельт сидел в углу возле Тыбиня и напоминал огорченного донельзя напроказничавшего любимца всей семьи.

Маринка с Ромкой приперлись так неожиданно и неудачно!

Он даже не успел прокукарекать Кляксе, что оставляет пост. Зимородок, конечно, подослал бы на подмену Киру или Старого с Воланом. Но он, разведчик Дональд, опоздал с докладом и подмена прибыла поздно.

Гадай теперь, что натворили эти Кубики-Рубики в паузе… Может, ради этих пяти минут и они, и ребята Брунса пасут гатчинский рынок уже вторую неделю.

Может, теперь следующая встреча будет через месяц.

Лехельт понурился.

Рядом с молчаливым массивным Старым он казался совсем ребенком.

— Что скажешь, Волан?

Волан, он же Дима Арцеулов, несмело пожал худыми плечами.

— Они выходили с точки в таком… в приподнятом настроении. Радовались и волновались одновременно. В руках ничего не было.

— Передавать могли, например, деньги. — предположил Зимородок.

— Тогда уж, скорее получать. Уж очень были морды довольные.

— Старый?

— Курить хочется. — вздохнул Тыбинь.

— Быстрее закончим — быстрее пойдешь курить. Давай, Миша, не ломайся.

— Если деньги получили — их должны положить, например, в сейф. Или в банк. С большими деньгами не идут сразу в кабак. Так же, как и с наркотиками.

— Верно. Дальше.

— А если деньги отдали — то прежде их надо было где-то взять. По старым сводкам есть что-нибудь похожее?

— Пожалуй, нет.

— Тогда, мне думается, они выпустили козу.

Члены группы навострили уши. Все любили Мишины аллегории.

Тыбинь дождался, пока Зимородок спросит раздраженно:

— Какую козу? Давай по делу!

И нарочито медленно продолжил:

— Когда один еврей пожаловался раввину на тяжелую жизнь, тот велел ему взять в дом козу и разрешил выпустить ее только через год. Еврей, намучившись с козой, вздохнул с облегчением и ощутил большой цимес. То есть — счастье. Мне представляется, что Кубик с Ромбиком избавились от чего-то очень хлопотного или опасного. Это что-то большое, иначе они могли провести передачу где угодно. И оно хранилось у них на заднем дворе, наверное, в том домике с трубой, который все время неявно охранялся. Теперь они и все прочие празднуют избавление от козы. А мы зевнули передачу.

— Я зевнул. — волнуясь, вздохнул Андрей.

— Мы зевнули, Андрюша. — поправил его Зимородок, благоволящий «молодому дарованию» наружного наблюдения.

Впрочем, в ОПС, как и в остальных службах ФСБ, всё поровну: и успех общий, и неудача — на всех.

В дверь комнаты инструктажа постучали. Заглянул дежурный прапорщик.

— Кира Алексеевна, муж звонит. Спрашивает, когда вы вернетесь с работы?

— Скажи — вовремя. — ответил Клякса на вопросительный взгляд Киры. — На сегодня у нас все. Оружие, спецснаряжение все сдали? Завтра в девять здесь, не опаздывать. Да, на завтра меняем типажи. Уже примелькались. Дима, твоя очередь бомжевать.

Волан покорно вздохнул.

— Дональд, переходишь со скрипкой на рынок. Морзик, будешь завтра рэкетиром нашего музыканта.

— Что — и подраться можно? — приободрился Черемисов.

— Только в меру! Ты туда Дональда идешь крышевать, а не сферы влияния делить. Не устрой мне войну группировок! Я и Старый — на колесах. Кира в прежнем амплуа, ее почти никто не видел. Морзик пишет сводку, остальные — получать деньги в комнате отдыха и по домам.

— А почему я? — заныл Черемисов. — Я в прошлый раз писал…

— За твой финт с гипсом! Святой Йорген нашелся! Исцеление молитвой! В другой раз будешь внимательнее!

Наружники, вставая, захихикали. Черемисов шмыгнул носом, скорчил свирепую рожу Лехельту:

— Ну, я на тебе завтра отыграюсь! Все до копеечки вытрясу!

Он, дурачась, сунул Андрею под нос свой боксерский кулак, но головы напарника в том месте уже не было. Молнией взлетевший со стула Лехельт неуловимым встречным движением проскочил под рукой громилы-полутяжа и имитировал удар острием сложенных пальцев снизу в горло.

Черемисов почувствовал легкое касание.

Аккурат над кадыком.

В реальном жестком бою, если б Лехельт завершил удар как полагается, Морзик свалился бы через секунду на пол с перебитой трахеей. И его дальнейшее существование на этом свете было бы под большим вопросом…

Беззащитно-детский вид Дональда был обманчив, как многое в структуре, именуемой Федеральной Службой Безопасности России.

Дональд был первоклассным фехтовальщиком, неплохим гимнастом и имел к тому же весьма высокую степень в «ким ке».[23]

Оживленные, хотя и уставшие, они вывалили в коридор.

В комнате отдыха к кассиру выстроилась небольшая очередь. Кассир был свой и развозил деньги по «кукушкам» города в соответствии с графиком. На всех ведомостях стояли в углу лиловые штампики «секретно». Даже в этом сказывалась специфика службы.

Сотрудники оперативно-поисковой службы ФСБ относятся к негласному составу. Поэтому здание управления на Литейном посещают лишь руководители ОПС, а сама служба разбросана по городу и окрестностям, запрятана по конспиративным базам-«кукушкам», подобным той, на которой базировался отдел и группа капитана Зимородка. Потому у службы имелись и свой кассир, и свои автобазы, своя охрана и свой технический аппарат. Сама она так же невидима, как и ее разведчики, но ни одна операция ФСБ, даже самая незначительная, не обходится без ОПС.

Зимородок пошел в конец просторного коридора.

«Кукушка» весьма отдаленно напоминала квартиру, а больше контору какого-нибудь военизированного учреждения. Она занимала второй этаж невзрачного старого кирпичного здания под острой железной крышей с покосившимися от времени антеннами, обнесенного каменным забором и проволочным заграждением.

На первом этаже размещались гараж и ремонтные мастерские. У проходной висела вывеска «Автобаза центрпромснаба» и сидел прапорщик ФСБ в форме военизированной охраны.

Еще один контрольно-пропускной пункт находился у лестницы, и на второй этаж, окна которого всегда были забраны в жалюзи, попадал лишь оперативный состав да дежурный персонал базы. Там располагались дежурка с комнатой хранения оружия, склад специальных средств связи и наблюдения, склад экипировки, комната для работы с секретными документами, комната отдыха, комната инструктажа, архив и еще одно помещение в самом дальнем, спокойном конце коридора, за двойной дверью, напротив кабинета начальника отдела, ведающего всем этим непростым хозяйством. Из этой комнаты оперативный дежурный поддерживал круглосуточную связь со всеми сменными нарядами своего отдела, работающими в городе и окрестностях.

— Кто заступил? — спросил Зимородок сменившегося дежурного, поспешавшего в очередь за зарплатой.

— Сам Завалишин.

— Кого тянут?

— По шэ-пэ.

«ШП» означало, что где-то сменный наряд ведет серьезную работу по шпионажу, близкую к активной фазе, и сам начальник отдела заступил курировать группу. Легкий укол ревности к коллегам заставил Зимородка вздохнуть.

— А что за детвора сидит в комнате отдыха?

Дежурный не ответил, уклончиво улыбаясь, и Зимородка одолело недоброе предчувствие. Стоя за Тыбинем в очередь к кассиру, он видел в креслах у телевизора незнакомых молодых людей — длинного худого парня и плечистую краснощекую девицу с толстой косой. На разные лады толкуя улыбку дежурного, он осторожно приоткрыл дверь в комнату оперативного.

— Виктор Петрович, можно?

В комнате царил полумрак, горела лишь настольная лампа над длинным столом с пультами громкоговорящей связи и микрофоном посередине. Рядом разместился шкаф и сейф с книгой приема-сдачи дежурств, инструкции, компьютер и факс. На стене напротив висела огромная карта города и области, утыканная булавками с разноцветными головками и разрисованная значками. В мягком вращающемся кресле сидел, заложив ногу за ногу, крупный рыхловатый человек и читал бумаги, близоруко поднося листы к глазам. Подняв голову, он некоторое время присматривался, щурясь в полумрак после яркого света лампы.

— А, Костя, заходи! Там едут еще. — махнул он полной рукой в сторону пультов связи. — Что в Гатчине?

Зимородок по-военному кратко доложил.

— Люблю тебя за лапидарность. — улыбнулся Завалишин, но глаза его остались серьезными. — Сводку потом почитаю. Что думаешь делать?

— Завтра попробуем подойти поближе. Планирую поставить жучки в местах наиболее вероятного нахождения объектов. Мне бы с опером поговорить. Пусть прояснит ситуацию. Хоть малость. Рынок большой, подручных у объектов много, контакты многочисленные. Нам за всеми не угнаться. И еще людей бы…

Неосторожно сказав это, Зимородок тотчас пожалел, но уже было поздно. Завалишин встрепенулся, кресло заскрипело.

— А с этим тебе как раз исключительно повезло! У меня там сидят два новичка-стажера, вот ты их и бери. У тебя сотрудники опытные, тебе и карты в руки.

— Они хоть учились где-нибудь? — тоскливо спросил Клякса.

— По прямому зачислению. — ответил начальник отдела, заглянув в бумаги. — Все, все! — пресек он возражения капитана, подняв большую мягкую ладонь. — Назначай наставников — и вперед!

Он поспешно ткнул пальцем в клавишу на пульте, нажал кнопку на тангенте переговорного устройства.

— Бурлак, как обстановочка?

— В пути, Виктор Петрович! — громыхая в ГГС,[24] ответил старший наряда. — Опять пробка на Петергофском шоссе!

— В объезд надо было, по Волхонскому!

Знание города, транспортных магистралей, расписания общественного транспорта и еще многого другого входит в обязательную оперативную подготовку сотрудников ОПС всех уровней.

Военная закалка не позволила капитану Зимородку спорить с руководством. Он вышел в коридор, озабоченно потирая лоб. Фраза Завалишина о прямом зачислении означала, что стажеры взяты прямо с улицы. Они, конечно, прошли и конкурс, и дотошную внутреннюю проверку, и специальный профотбор, и месячные курсы, но учить их придется с нуля.

Стать разведчиком без оперативной работы невозможно, как невозможно выучиться плавать, не входя в воду. Переживая новую заботу, Зимородок шел по коридору в обратном направлении и, проходя мимо комнаты для работы с секретными документами, услышал громкие голоса Морзика и Дональда и звонкий заливистый хохот девчушки-секретчицы.

Злорадно улыбнувшись, капитан заглянул в секретку.

Андрюха Лехельт летел как на крыльях. Времени оставалось в обрез. Шеф, зайдя в секретку, внимательно прочел сводку наружного наблюдения, которую они с Морзиком наваяли вдвоем, аки братья по несчастью, нахмурил брови, но, вопреки ожиданию молодых разведчиков, не заставил переделывать и подписал.

«Стареет…» — немного грустно подумал Лехельт.

Для него и Вовки Черемисова тридцатипятилетний Константин Зимородок уже виделся почти пожилым мужчиной. Они, коренные питерцы, чуть заметно козыряли столичными манерами, привившимися с детства сленгом и добрым северным юмором. Зимородок рядом с ними чувствовал себя несколько неуклюжим и туповатым — во всем, что не касалось работы. Тут он был как рыба в воде.

— Сдать документы строгой отчетности. — начал он, с удивлением подметив некоторое сочувствие в глазах Лехельта и защитно впадая в военное администрирование. — Жду вас в комнате отдыха через пять минут. В нашу группу назначены стажеры, вы сейчас поработаете с ними, введете в курс нашего распорядка и жизни, познакомите с базой, прощупаете подготовочку, кто чем дышит.

— Чур, мне девушку! — первым среагировал Черемисов. — Пусть Андрюха щупает второго!

— Хоть на пальцах кидайте. Ты, главное, из совсекретного листа самолетиков больше не делай.

Сводки наружного наблюдения писались от руки на специально учтенных листах с проставленным грифом «сс».

Выше мог быть лишь гриф «ов» — особой важности.

Лехельт, впервые придя в «наружку», поинтересовался, для чего такие сложности. Утрата одного листа «сс», на котором, как правило, не излагалось ничего сверхъестественного, по всем приказам расценивалась как предпосылка к разглашению государственной тайны и пахла если не тюрьмой, то служебным расследованием и выговором.

— А ты бы хотел, чтобы про твою жизнь читал каждый встречный? — ответили ему. — Служба хранит тайны граждан, даже не самых порядочных.

Напомнив Морзику, как вся группа на коленках ползала по базе в поисках, когда он спутал лист «сс» с обычным и отправил его со звездами на крыльях в полет на пыльный шкаф, а потом в мусорную корзину, Зимородок, козыряя выправкой, вышел в коридор, но, прикрыв дверь, обмяк и некоторое время внимательно рассматривал себя в зеркала, висевшие повсюду для проверки качества оперативной маскировки.

Так, как глянул на него сейчас Дональд, на него глядели впервые.

А Лехельт с Черемисовым, не подозревая о смуте, посеянной в душе своего шефа, с прибаутками отправились знакомиться с пополнением. Каждый еще прекрасно помнил, как сам впервые, трепеща, перешагнул порог базы и увидел святая святых «наружки».

Вот так, завозившись с новичками, заслушавшись, как Вовка Черемисов заливает румяной Людмилке былье и небылицы из жизни разведчиков, Лехельт понял вдруг, что безнадежно опаздывает и заехать домой переодеться не успевает. Невозможно, однако, было встретиться с Мариной в том наряде, в каком они с Ромкой видели его сегодня в Гатчине.

Вот ведь гад очкастый!

Слепой, слепой, а что не надо — разглядел…

Он еще успел поменяться шарфами с Морзиком, но напялить на свои прямые плечи гимнаста куртку приятеля пятьдесят шестого размера не решился.

Зато ему удалось расколоть дежурного прапорщика Ефимыча, который под залог его собственной куртки выдал ему взамен до завтра вполне приличную со склада специального снаряжения. Куртка была со спецэффектами, но Лехельт клялся и божился, что уж он-то разведчик опытный, с этими забавками обращаться умеет и порчи казенного инвентаря не допустит. Ефимыч долго молчал в усы, но купился на грубую лесть, вняв опасности расшифровки, которой подвергнется старший лейтенант Лехельт без его, Ефимыча, отеческой заботы и помощи.

Теперь он, накинув капюшон на голову, летел во всю прыть к метро, расчетливо не дожидаясь автобуса, радостно вдыхая морозный влажный воздух с неуловимым привкусом моря. Он любил свой город, даже тот его несуразный пыльный район промзоны, где располагалась их «кукушка». Были базы и более престижные, некоторые даже в исторических особняках и зеленых парках, но разведчик Лехельт был патриотом своего отдела.

Он без труда держал в голове подробную карту всего района, лихо сокращая путь, дворами выбежал на Ленинский проспект и увидел вдруг впереди на тротуаре Кобру и Старого.

«Нет, Киру Алексеевну и Михаила Ивановича…» — поправил себя Дональд.

Они шли очень медленно, рядом, но смотрели порознь. Кира разглядывала витрины универмага «Нарвский», а Михаил, свесив квадратную голову на короткой шее, сунув руки в карманы широкого тяжелого пальто, изучал тротуарную плитку.

«Будто девочку из школы провожает…» — подумал чуть насмешливо Андрей Лехельт.

Его поколение было острее и жестче.

Он обогнал их, обернулся и помахал рукой. Они переглянулись и как-то необычно заулыбались — но Лехельт тогда не придал этому значения.

Влетев в вестибюль метро, он проскочил между пенсионеров по «служебке» и легко побежал вниз. Ожидая состав, краем уха услыхал скандал при сходе с эскалатора — кто-то из спешивших пассажиров на бегу снес старичка бомжеватого вида с многократно чиненной и перемотанной синей изоляционной лентой тележкой.

Вагон был полон; втиснувшись с краю, Андрей исподтишка принялся рассматривать людей, изучая лица, манеру одеваться, выискивая яркие, заметные черты для создания типажей. В кармане казенной куртки кто-то из сотрудников оставил леденец и Лехельт, не евший с утра, с удовольствием отправил конфету по прямому назначению.

Внезапно неподалеку от него, у соседней двери возникла какая-то возня и ропот.

— Да куда же вы лезете! — вскричал возмущенный женский голос. — Корова!

Досасывая леденец, Андрей Лехельт попытался что-нибудь разглядеть в толпе, однако при его малом росте сделать это оказалось невозможно. Он даже слегка расстроился и сник.

Маленький рост был его ахиллесовой пятой.

Но тут открылся перрон Технологического института, и он забылся, проворно юркнул меж людьми, подумывая на бегу, что неплохо бы обзавестись собственными колесами.

Он едва не опоздал: Маринка уже выходила на крыльцо в сопровождении приставучего Романа. Лехельт тотчас перешел на прогулочный шаг, уняв дыхание, сдерживая скачущее после бегов сердце. Не следует давать девушке понять, что он опаздывает.

— Привет! А я уже двадцать минут тут прогуливаюсь.

— Привет. — хмуро буркнул Роман, буравя его недобрым взглядом сквозь очки — сверху вниз, из-под лохматых бровей. — Марина, ты не понимаешь! Если ты идешь с ним к родственникам — это определенный шаг!

«Ты не понимаешь!» была его излюбленной фразой.

«Э-э, паренек, а ведь ты пытаешься воспитывать женщину! — радостно подумал Лехельт. — И твое дело тухлое, хоть ты и психолог по диплому. Тебе бы послушать наши курсы практической психологии…»

Уже через минуту горячий, но тупой Рома получил отставку на сегодня, и Лехельт радостно прихватил Маринку за гибкую талию.

— Я еще выясню подноготную этого типа! — в спину им пообещал отверженный Ромео.

— О чем это он? — искренне удивился Лехельт.

Самообладание — основное качество разведчика.

— Да ерунда. — Маринка пожала плечами, совсем, как несколько часов назад у собора. — Сегодня подхалтурила с туристами, свозила группу в Гатчину. Он утверждает, что видел тебя там, со скрипкой.

— Он что — тоже с тобой ездил? — обиделся Лехельт.

В душе он радовался — Маринка попала впросак и сейчас замнет тему.

Так оно и вышло. Марина, оглядываясь через плечо, спросила:

— Слушай, тебе не кажется, что за нами следят?

— Ты мне зубы не заговаривай! Зачем ты его с собой таскаешь?

— Он сам таскается, не гнать же мне его при всех. Давай-ка свернем вот сюда… Точно следят, я тебе говорю! Вон та девушка шла за тобой от метро, подождала — и теперь идет за нами!

— Чушь собачья!

— Оглянись — только незаметно!

— Чего мне бояться?

Лехельт оглянулся и оторопел.

В десяти шагах от него, прячась за водосточную трубу, с лицом партизана кралась за ними по Загородному проспекту стажер Людмилка. Поняв, что ее заметили, она сжала кулаки и в досаде топнула ногой в сапожке.

— Марина, погоди минутку! Я разберусь.

Он решительно подошел к расстроенной «наружнице», сделал страшные глаза и зашипел:

— Ты что творишь! Перегрелась, что ли?!

Психологической устойчивости стажеру было не занимать. Лехельт попутно отметил это как положительный факт.

— Чего это я перегрелась?! — отрезала она, запыхавшись. — Мне Володя дал задание установить, где вы… где ты живешь! И утром ему доложить!

— Господи! — Лехельт присел, хлопнув себя по коленкам. — Так это ты неслась за мной в метро, сшибая пассажиров?!

Габариты у стажера были, надо сказать, совсем не маленькие.

— Я думала — ты специально убегаешь! Еще думаю — вот же гад, и куртку сменил! Посмеяться, наверное, хочет! Кукиш, думаю, ни за что не отстану!

— Я на свидание опаздывал, чудо!

Лехельт понял, почему Кира с Мишей так улыбались на проспекте.

— Ну, Вовка, ну, мичуринец!

Людмила виновато заулыбалась.

Маринка глядела на них нелюбезно, склонив изящную голову к плечу.

Андрей поспешно вознаградил стажера за старание, назвав не только улицу и номер дома, но даже номер квартиры, цвет обоев и постельного белья в своей комнате.

— Вовка у меня ночевал, он поймет. Пусть поломает голову, как ты раздобыла такую информацию. Марина, это наша новая сотрудница! Люда, — не представить Людмилу было нельзя во избежание ненужных вопросов. — Она просто боялась обознаться. Очень застенчивая девушка.

— Я бы не сказала… Так, может, ты, наконец, расскажешь, где работаешь?

— В конторе, я же тебе говорил.

— «Рога и копыта»?

— Ну, что-то вроде…

Лехельт поспешно увлек девушку за собой, показывая за спиной Людмилке отчаянные знаки, чтобы та поскорее смылась.

Вопрос о месте работы маячил на горизонте не впервые.

По совету старших товарищей и по собственному здравому рассуждению Лехельт не спешил раскрываться.

Во-первых, неизвестно еще, что выйдет из их недолгого знакомства, при его-то отнюдь не классических пропорциях… Соперник Рома в этом смысле выглядел куда предпочтительнее. Психологи в управлении как-то разъяснили Андрею, что женщины, предпочитающие рослых мужчин, испытывают неосознанный страх перед окружающими их людьми — и он с удовольствием пересказал эту версию Маринке, зная ее тягу к самостоятельности и независимости.

Нанес, так сказать, превентивный удар по образу соперника.

Во-вторых, не все ровно дышат к его структуре и хорошо бы предварительно осмотреться, познакомиться с окружением человека, если, конечно, хочешь его сохранить.

В-третьих, домочадцы иных сотрудников многие годы не знают профиль их работы. Муж Киры, например, убежден, что его жена — диспетчер на закрытой автобазе ФСБ. Оттого у нее и отпуск длинный, и рабочий день ненормированный.

А Зимородку повезло, его жена — делопроизводитель в службе контрразведки. Ему дома можно расслабиться. Впрочем, своей квартиры у него нет, он и другие приезжие сотрудники живут с семьями в комнатах бывшей «кукушки», стараниями Шубина переведенной в разряд жилых помещений.

Основная трудность расшифровки перед ближними, с которой сталкивается каждый разведчик «наружки», состоит в некоторой подмене понятий, успешно произведенной по обыкновению бессмысленно диссидентствующими российскими мастерами пера и пишмашинки.

В сознание российских масс накрепко вколочены негативные образы «топтуна-наружника» и его верного «кунака-сексота» — агента КГБ, вынюхивающего тайны своих приятелей, а потом продающих их оперу за маленькие вознаграждения в виде поездок за границу. Забавнее всего, что от желающих тайно настучать на ближнего при этом по-прежнему отбою нет, хоть незабвенные времена тоталитаризма давно миновали.

Да и в тоталитаризме ли тут дело?

Может, инженеры человеческих душ несколько перестарались, излишне привлекательно живописуя бытие сексотов?..

На самом деле, офицеры Оперативно-поисковой службы ничьих тайн в доверительных беседах не выведывают. За свое скромное государственное жалованье они предоставляют достоверные сведения о деятельности человека, на которого те же сексоты, именуемые в работе все же более профессионально — «агентами», — предоставляют сведения, скажем так, не всегда достоверные.

Сколь угодно бывает случаев, когда «наружка» работает впустую, по оговорам.

Вот чего офицеры ОПС не делают, так это не пишут в сводках того, чего бы они лично не видели или не слышали. Чужие побасенки тут в расчет не принимаются. Так что многие граждане и не подозревают, какие наветы отведены от их головушек ребятами из «наружки».

А бывает иной раз, и сам гражданин захочет покуражиться перед соседями, перед женой, а чаще перед любовницей, да и брякнет что-нибудь эдакое в его разумении значительное, чего на деле и в помине нет.

То даст понять, что причастен к высоким шпионским материям и активно торгует государственной тайной, хоть по жизни дальше подсобки своего учреждения носу не кажет.

То представится эмиссаром Руслана Гелаева,[25] в чьи обязанности входит сбор чеченского ополчения города Урюпинска.

То два мешка муки обзовет грузом кокаина из Венеции, влегкую спутав ее с Венесуэлой.

И весь этот хлам надо анализировать и проверять, причем проверять незаметно.

Граждане при этом возмущаются: органы бездействуют!

А органы не бездействуют. Просто служба есть такая, невидимая.

Но объяснять все это решительной и немного резковатой в суждениях девушке после двух месяцев знакомства не стоит, если хочешь еще раз ее увидеть.

Андрюха Лехельт хотел, очень хотел.

Поэтому, когда мама открыла двери и собралась было спросить, откуда чужая куртка, он крепко обнял ее и поспешно поцеловал.

Вечером он провожал Маринку к метро и при каждом удобном случае крепко прижимал к себе.

— У тебя чудесная мама!.. — шептала она, унимая его горячность. — Она тебя очень любит!

— А ты?

— Какой ты хитрый… Утро вечера мудренее…

— Мама меня вырастила… душу вложила… Отец погиб… случайно…

— Как погиб?

— Зарезали хулиганы на улице. Он вступился за кого-то — и вот так получилось… Ты маме понравилась.

— Она тебе успела сказать?

— Я и так вижу… Я поеду с тобой, ладно?

— Как же ты вернешься? Ведь метро закроют!

— Это уже следующий вопрос, как говорит мой шеф.

И они поехали, обнявшись, в метро, и дальше пошли темными улицами, прижимаясь друг к другу.

Здесь детский, беззащитный вид Лехельта сослужил ему дурную службу.

На изнурительных тренировках рукопашная подготовка сотрудников отрабатывается непременно в сочетании с умением молниеносно ориентироваться в обстановке, ощущать ситуацию и безошибочно выбирать правильное решение. Учат не просто махать конечностями, но прежде всего думать и думать.

Например, существует следующее упражнение: группе партнеров дается воистину шекспировская установка — «бить» или «не бить». Обучаемый, сближаясь с партнерами, должен в секунду определить установку и реагировать соответственно. Группа может быть и в два, и в десять человек. Далеко не всегда побеждает сила, хотя Морзик, например, чаще уповал в этом испытании на свои пудовые маховики, чем на сенсуативные способности.

Трое в темной одежде, трусцой поспешавшие к Андрею с Маринкой наперерез улицы, однозначно имели установку «бить». Судя по движениям, оружия у них не было. Нельзя сказать, что это были монстры «качалок»: один был поплотнее, двое — пожиже, но все на голову выше Лехельта.

— Ай! — взвизгнула Маринка, когда Андрей всем телом втолкнул ее в парадное, по счастью оказавшееся рядом.

Дверь, грохнув, захлопнулась, оставив ее в полной темноте.

— Уф! — облегченно выдохнул Лехельт, круто оборачиваясь на месте.

Теперь она ничего не могла увидеть, и руки у него были развязаны.

В парадное он не полез: с его мизерным весом надо сохранять свободу маневра, иначе задавят массой.

Почему-то низенького противника всегда норовят двинуть ногой.

Первый, наскочив, попытался садануть носком высокого шнурованного ботинка Лехельту в живот, но выбил лишь филенку в двери. Почти одновременно второй сбоку ударил кулаком в лицо. Рука его звонко щелкнула костяшками пальцев о дерево, а сам он, напоровшись всем телом на встречный тычок согнутыми пальцами под челюсть, рухнул по инерции вперед, ударившись лбом о косяк. Еще тело его ползло вниз, а Лехельт уже получил сильнейший удар в грудь: внезапно открывшийся из-за спины падавшего здоровяк не оплошал.

Легкий Андрей полетел навзничь, прижав подбородок к груди, и заскользил на спине по льду тротуара, задрав ноги, как на салазках.

Дыхание сбилось.

Справляясь с болью, проехав несколько метров, он вскочил классическим подъемом-разгибом с тротуара прямо на ноги, в боевую стойку.

Подошвы ботинок дружно стукнули об асфальт.

Все события произошли буквально на три счета.

Здоровяк не ожидал такой прыти, отпрянул назад.

Повисла секундная пауза, наполненная лишь тяжелым фырчанием. У всех пар густо валил из раскрытых ртов. Первый нападавший с трудом высвобождал ступню из дыры в двери, второй лежал бесчувственно.

Они шакалили, искали легкой добычи, это было ясно. А тот, кто может уложить противника с одного удара, легкой добычей вряд ли станет. Взглянув в горящие Андрюхины глаза под светлой челкой, толкнув ногой упавшего, здоровяк молча потянул второго подельника за рукав.

Наверное, можно было задержать их, но вот инкриминировать нападение с целью грабежа вряд ли удалось бы.

«Гоп-стоп!» шакалы не кричали, перьями[26] не размахивали и в милиции наверняка заявили бы, что ошибочка вышла.

Мол, хотели посмеяться над приятелем, да обознались.

Перепутали.

Тот тоже мелкий…

Такова казуистика.

А Лехельт не зря учился на юрфаке.

Не успели они скрыться в подворотне напротив, как дверь парадного распахнулась и Маринка с боевым криком выскочила на улицу, подняв над головой найденную ею под лестницей ржавую штыковую лопату на сломанной ручке.

— Тихо! Свои! — Андрей предупредительно поднял руки.

Лицо ее вдруг исказилось ужасом, она опустила лопату.

— Господи, что они с тобой сделали!

Лехельт, дрогнув, поспешно ощупал голову и лицо.

— Где?!

— Нет, спина! Что у тебя со спиной?!

Над левым плечом его возвышался, выпирал из-под куртки отвратительный горб. Лехельт понял — и расхохотался.

В спецодежду разведчика встраиваются разнообразные приспособления, позволяющие в несколько секунд изменить осанку, фигуру и походку человека до неузнаваемости. Можно, например, быстро подложить в один ботинок толстую войлочную стельку — и тотчас совершенно естественно захромаешь на другую ногу.

Можно, как Кира, применить резиновый животик.

В куртку же, прихваченную напрокат Андреем, был вмонтирован надувной горб. Пропущенный удар в грудь активировал устройство накачки и сжатый воздух из маленького баллончика мгновенно превратил стройного гимнаста и фехтовальщика в русского Квазимодо.

— Я тебе потом объясню! — сказал Андрей, нащупывая вентиль, чтобы стравить газ и избавиться от украшения. — Это такая куртка, с приколами! Взял для смеха у приятеля — и забыл тебе рассказать!

Казус с горбом ненадолго отвлек их. Испуг пришел позже, когда они, уже в безопасности, подходили к Маринкиному дому. Андрей почувствовал, как она поежилась под его ладонью, плечи затряслись.

— Как ты их прогнал?

— Это не я. Ребята помогли.

— Какие ребята?

— Не знаю… Шли какие-то, человек пять. Эти и убежали.

— Ты хоть фамилии спросил? — Марина задала весьма дурацкий вопрос.

— Ты думаешь — они сказали бы?! — изумился Лехельт.

— Да не у тех придурков! У ребят, что тебя выручили! Надо же их поблагодарить! Ну, или в газету написать…, — прозвучало не менее идиотское предложение.

— Не догадался! — фыркнул Андрей.

— Эх, ты!..

Бывают ситуации, когда не хочется быть невидимкой.

Через некоторое время она спросила:

— Скажи… А твой папа был такой же, как ты? Ну, в смысле… Вы похожи?

Лехельт понял.

— Да. Он был такой же маленький, как я.

После этого шли молча. В проходе между домами было темно, хоть глаз выколи. Лехельт машинально достал из кармана маленький фонарик.

— Почему у тебя все всегда с собой? — спросила Маринка сердито. — Фонарик, ножик, бинт… Веревочки какие-то… Ты будто в турпоход идешь по городу.

Андрей вздохнул. Он устал на сегодня от объяснений. Все эти вещи входили в обязательную экипировку разведчика, он за три года привык к ним, как к наручным часам, и таскал с собой даже без надобности.

Расстались холодно.

Она даже не спросила, как он доберется домой.

Он вышел на пустынную улицу меж домами, глубоко вдохнул. Грудь еще ныла от удара.

Сам виноват, не зевай.

Лехельт по мобильнику позвонил на «кукушку» и спросил у Виктора Петровича, нет ли экипажа — подбросить его с Поэтического бульвара на Лиговский. Слышно было, как Завалишин запрашивает группы по громкой.

— Наших нет, я сейчас свяжусь с соседями. — ответил он. — Перезвони через пять минут. Ты в порядке?

— В порядке. — вздохнув, ответил разведчик Лехельт.

— В полном порядке? — настойчиво поинтересовался начальник отдела.

— В полном. Мне домой не на чем добраться. На мою зарплату на такси не разъездишься.

— Когда-то можно было, — буркнул Завалишин.

В седьмом отделе нашелся сменный наряд, шедший от Выборга.

Ребята не поленились сделать крюк. В обоих машинах было тесно: кроме разведчиков ехал опер, разрабатывающий операцию.

Лишнего не болтали, но настроение было хорошее — значит, все путем. Лехельт, расслабившись в тепле среди своих, припомнил сегодняшний прокол у калитки рынка — и совсем повесил нос.

Но вскоре задремал.

Трое мужчин гуськом, в полной темноте упрямо взбирались на вершину пологой, но длинной сопки предгорий в окрестностях Моздока. Они начали свой путь от дороги, едва стемнело, и торопились, чтобы вернуться до рассвета. На них были просторные, воняющие бараньим жиром пастушьи бурки, на головах — поношенные косматые папахи, на ногах — латаные-перелатаные яловые сапоги, помнящие, по всей видимости, еще Первую мировую войну. Один из мужчин тащил на плече продолговатый предмет в мешковине, к пастушьему делу явно не относящийся.

Когда он оступился и едва не уронил предмет, двое других, не сговариваясь, кинулись и подхватили груз.

— Э! — сердито сказал один. — Она стоит больше, чем весь твой аул! Смотри, куда ходишь!

Горы вокруг были погружены во тьму, но небо над сопкой освещалось заревом прожекторов.

Ревели на рулежке далекие реактивные движки Су-25[27] и МиГов-29,[28] курлыкали винты Ми-8[29] и Ми-24.[30] С вершины сопки открылся вид на долину, по склонам вокруг которой мигали огоньки поселка, а на равнинной части широко раскинулись подсветки взлетных полос аэродрома.

Сделали привал, осмотрелись.

— Дальше пойдешь один. — сказал тот, что ругался.

Несший груз молча кивнул.

— Как он узнает, куда идти? — спросил третий путник.

Первый молча показал рукой вниз по склону.

Там в полной темноте горел маленьким желтым пятнышком луч фонарика.

— Никто больше не увидит? — забеспокоился тот, что спрашивал.

— Арби в шайтан-трубу светит! — отозвался несший груз. — Никуда не видно, только сюда!

По голосу было ясно, что это подросток, почти ребенок.

Шайтан-трубой он назвал гранатомет. Где-то внизу залегший меж кочек Арби сунул фонарь в использованный пластмассовый ствол «Аглени»,[31] чтобы свет был виден лишь в узком секторе с вершины сопки.

— Слушай! — начал последний инструктаж тот, что был за главного. — Пойдешь прямо туда и не будешь терять свет. Ты спрячешься там, где Арби тебе покажет. Ночью, утром и днем ты не будешь выглядывать, что бы ни происходило, хоть сам пророк Мухаммед явится в Моздок. Вертолеты будут летать над тобой, будут всё смотреть… Не подведи нас. Если русские что-нибудь заподозрят, они изменят направление полета.

— Я спрячусь. — послушно сказал юноша, которому обещали заплатить пятьсот долларов, если он попадет из «Иглы»[32] в «вентилятор» федералов.

Для юноши это были огромные деньги.

— Вечером ты осторожно выглянешь, но только в то место, где тебе покажет Арби. Иначе тебя увидят снайперы и наблюдатели с приборами ночного видения. Они будут охранять аэродром. Вечером солнце светит им в глаза.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил второй.

— Я проверял. Я все делаю хорошо, — отмахнулся старший. — Когда ты выглянешь, ты увидишь вертолет. Большой вертолет. Он прилетит днем. На нем много русских полетит домой. Ты убедишься, что они все зашли туда. Когда вертолет поднимется, он полетит вон туда… — старший показал рукой вправо.

— Откуда ты знаешь? — опять спросил второй.

— Не твое дело. Он полетит вон туда. Тогда ты выстрелишь — и отправишь их всех в ад.

— Слишком близко к аэродрому! — сказал юноша, который не зря провел три месяца в тренировочном лагере двоюродного брата покойного Абу-Дарра.[33] — Вертолет будет пускать ловушки. Надо быть дальше, чтобы ловушки кончились. Вон туда надо!

Он показал рукой на другую сопку.

— Не надо! — решительно остановил его старший. — Эта ракета не будет видеть ловушки!

— Не будет видеть? — удивился юноша. — Она что — слепая? Все ракеты видят ловушки! Что будет, если я не попаду?

— Эта ракета не будет видеть ловушки. — терпеливо повторил старший. — Она будет видеть только вертолет. Ты не умничай. Сделай, как тебя учили в нашей школе — и все получится.

— Я сделаю. — кивнул юноша и уважительно покосился на предмет в мешковине, где лежала такая умная ракета.

— Сразу не уходи. Просиди ночь и еще день. Будет холодно, но огня не разводи. Там есть немного спирта, теплые спальники. Ночью иди на вершину, снизу она видна на небе. Оттуда увидишь дорогу, на ней будет ждать тебя Арби с машиной. Что еще тебя интересует?

— Снайперы… Они и сейчас охраняют аэродром?

— Они появятся только завтра. Поэтому тебе надо прийти сегодня. И еще. Мои люди полгода землю грызли ради завтрашнего дня. Если ты что-нибудь испортишь, я тебя убью.

— Я все понял, не сомневайся. Лишь бы ракета попала. Я никогда не слышал про такие ракеты. На вид она совсем обычная… Русская… Откуда она? Из Америки? — на большее у юноши фантазии не хватало.

— Издалека. Это не твое дело. Сейчас иди. Мы будем здесь ждать Арби. Он скажет нам, что ты готов и у тебя все хорошо.

— Постой! — забеспокоился второй. — Скажи ему про контейнер!

— Контейнер ты заберешь с собой. Нельзя, чтобы русские по нему нашли братьев, которые достали нам такую ракету.

Юноша кивнул, поднялся, бережно взял завернутый в мешковину переносной зенитно-ракетный комплекс и исчез в темноте. Вскоре стало слышно, как он вполголоса хриплым баском затянул песню про верного коня — друга джигита. Через некоторое время ни песни, ни шагов его уже не было слышно.

— Кто придумал этот план? — спросил второй.

— Не знаю. — безучастно сказал старший. — План хороший. Мне все равно.

— Все равно… — вздохнул второй. — Они найдут обломки. Они переберут каждый осколочек — и найдут обломки. У меня будут большие проблемы в Питере.

— Мы предложим им свою помощь в поисках. — угрюмо сказал старший.

— Вы не знаете, что нужно искать! — пренебрежительно махнул рукой второй.

— Что ж, — сказал старший после долгого молчания. — Ведь мы живем не для того, чтобы просто состариться.

Сигнальный огонек внизу погас, потом вновь загорелся.

— Почему он мигает? — опять забеспокоился второй.

— Он не мигает. — едва взглянув, ответил старший. — Это Ахмед закрывает его спиной. Он уже близко, но еще не дошел.

— Хорошо. — успокоился второй. — А как мы узнаем, что он дошел?

— Арби погасит фонарь. Надо подождать.

— Почему у вас нет другой связи?

— Русские теперь не те, что раньше. Здесь все прослушивается. Пикнуть нельзя.

— Холодно! — поежился горожанин под просторной буркой.

— Ты отвык от гор. — с усмешкой сказал старший.

Больше они не разговаривали.

Сидели и смотрели на сигнальный светлячок.

Он мигал все чаще и чаще, и, наконец, совсем погас.