"Великолепная Ориноко" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль Габриэль)

Глава VII МЕЖДУ БУЭНА-ВИСТОЙ И ЛА-УРБАНОЙ

Ночью гроза разыгралась не на шутку. Она промчалась над территорией в пятнадцать квадратных километров вплоть до устья Рио-Араука, оставляя за собой следы разрушений. На следующее утро можно было увидеть, что мутные воды вчера еще прозрачной реки несут обломки судов и деревьев. Если бы пироги наших путешественников не успели укрыться в этом маленьком порту, их разнесло бы в щепки, а экипаж и пассажиры наверняка бы погибли, потому что прийти им на помощь не было бы никакой возможности.

К счастью, гроза прошла по диагонали на запад, пощадив Буэна-Висту.

Поскольку песчаные отмели, расположенные на подступах к Буэна-Висте, в дождливый сезон почти полностью уходят под воду, «Марипаре» и «Гальинета» смогли подойти к деревне почти вплотную. Эта деревня представляла собой скопление хижин, где могли разместиться от пятидесяти до двухсот индейцев. Но они появлялись здесь только для сбора черепашьих яиц. Масло, извлеченное из этих яиц, пользуется спросом на венесуэльских рынках. Однако в августе в деревне уже почти не остается жителей, так как кладка яиц заканчивается в середине мая. Сейчас в Буэна-Висте проживало с полдюжины индейцев, занятых охотой и рыбной ловлей, а потому нашим путешественникам при всем желании не удалось бы пополнить здесь свои запасы. К счастью, в этом пока не было необходимости, так как с имеющимися у них продуктами они вполне смогут добраться до Ла-Урбаны.

Главное — лодки не пострадали от этого чудовищного урагана. Пассажиры последовали совету матросов и согласились ночевать на берегу. Индейская семья, занимавшая довольно опрятную хижину, приютила их у себя. Это были индейцы племени яруро, одного из самых больших в этих краях, которые, в отличие от своих собратьев, оставались в Буэна-Висте по окончании кладки яиц.

Семья состояла из мужа, здоровяка в традиционной набедренной повязке, его жены, еще молодой, миниатюрной и хорошо сложенной женщины, одетой в длинную индейскую рубашку, и двенадцатилетней девочки, такой же пугливой, как и ее мать. Однако подарки, предложенные гостями, — тафия и сигары для мужа, стеклянные бусы и зеркальце для матери и дочери — произвели впечатление. Эти побрякушки высоко ценятся венесуэльскими индейцами.

Вся обстановка состояла из закрепленных за бамбуковые перекрытия хижины гамаков и трех или четырех корзин, называемых канасто[74], куда индейцы складывают одежду и самые ценные предметы домашнего обихода.

Нравилось это сержанту Марсьялю или нет, но он вынужден был провести ночь под одним кровом с пассажирами «Марипаре», так как иного он нигде не нашел. Господин Мигель, в еще большей степени, чем его коллеги, старался выказать внимание обоим французам, и Жан де Кермор, несмотря на свирепые взгляды дядюшки, смог чуть ближе познакомиться со своими попутчиками. А маленькая индианочка, очарованная его приветливостью, буквально не отпускала его от себя.

Снаружи бушевала гроза, и разговор часто прерывался громовыми раскатами. Ни индианка, ни девочка не выказывали страха, даже когда раскаты грома без малейшего интервала следовали за разрядами молний. Наутро они увидели вокруг хижины сожженные молнией деревья.

Индейцы привыкли к столь частым на Ориноко грозам и не испытывали ни страха, ни беспокойства. Чего нельзя было сказать о юноше, который хоть и «не боялся грома», но ощущал какую-то внутреннюю тревогу, нередко свойственную впечатлительным натурам.

Беседа между гостями и хозяевами затянулась до полуночи, и даже сержант Марсьяль с удовольствием принял бы в ней участие, знай он испанский язык так же, как его племянник.

Речь шла о работах, которые каждый год привлекают в эти края сотни индейцев. Конечно, черепахи встречаются и на других пляжах Ориноко, но в таком количестве их можно увидеть лишь на песчаных отмелях между Рио-Кабульяре и деревней Ла-Урбана. Хозяин дома, хорошо знавший черепашьи повадки и сам ловкий охотник, сказал, что, начиная с февраля, здесь можно увидеть буквально сотни тысяч черепах.

Само собой разумеется, индеец, не сведущий в естественной истории, не мог сказать, к какой разновидности относятся черепахи, расплодившиеся в таком количестве на отмелях Ориноко. Он просто охотился на них вместе с индейцами других племен и метисами льянос, собирал яйца, извлекал из них масло таким же нехитрым способом, каким извлекают масло из олив. На берег вытаскивают лодку, поперек лодки ставят корзины с яйцами. Яйца разбивают палочкой, и их смешанное с водой содержимое стекает на дно лодки. Час спустя масло всплывает на поверхность. Его подогревают до тех пор, пока вода не испарится и оно не станет прозрачным. Вот и все.

— Говорят, что это масло великолепно, — поделился Жан сведениями, почерпнутыми из его любимого путеводителя.

— Действительно, великолепно, — ответил господин Фелипе.

 А к какой разновидности относятся эти черепахи? — спросил юноша.

— Это Cinosternon scorpioides, — ответил господин Мигель, — панцирь их достигает метра в диаметре, и весят они не менее шестидесяти фунтов.

До сих пор молчавший господин Баринас заметил, что научное название этих скорпиоидов Podocnemis dumerilianus, что, однако, не произвело на индейца ни малейшего впечатления.

— Еще один вопрос, — обратился Жан де Кермор к господину Мигелю.

— Ты слишком много болтаешь, племянничек, — пробормотал сержант, подергивая свой ус.

— Сержант, — улыбаясь, спросил господин Мигель, — зачем мешать вашему племяннику узнавать новое?

— Потому что... потому что ему незачем знать больше своего дяди.

— Согласен, мой дорогой Ментор[75], — ответил Жан, — но вот мой вопрос: эти животные опасны?

— Они могут быть опасны своей многочисленностью, и лучше не оказываться на пути сотен тысяч черепах...

— Сотен тысяч!

— Именно так, месье Жан. Ведь чтобы наполнить маслом десять тысяч бутылей, как это делается ежегодно, нужно не меньше пятидесяти миллионов яиц. А так как каждая черепаха откладывает в среднем сотню яиц, часть которых поедается хищниками, и так как, тем не менее, их хватает еще и на воспроизводство вида, то я полагаю, что число черепах, посещающих эту часть Ориноко, достигает миллиона.

В расчетах господина Мигеля не было преувеличения. Тут появлялись действительно мириады животных. Движимые таинственным влечением, они напоминают, по словам Элизе Реклю, живую приливную волну, медлительную и непреодолимую, сметающую все на своем пути, словно наводнение или снежная лавина.

Надо сказать, что люди истребляют черепах в огромном количестве, и в один прекрасный день вид может оказаться полностью уничтоженным. К великому сожалению индейцев, некоторые отмели, в частности пляжи в устье Меты, уже опустели.

Индеец рассказал, как ведут себя черепахи в период кладки яиц. Начиная с середины марта, примерно в течение трех недель, черепахи бороздят обширные песчаные отмели, выкапывают ямы глубиной до двух футов, куда они откладывают яйца, а затем тщательно засыпают их песком.

Индейцы ценят черепах не только за масло, получаемое из их яиц, но и за их нежное и вкусное мясо. Поймать черепаху в воде практически невозможно, но на суше ее достаточно перевернуть палкой на спину, и она становится совершенно беспомощной, потому что сама не может снова встать на лапы.

— С людьми такое тоже бывает, — заметил господин Баринас, — потеряв точку опоры, они уже не могут подняться.

Очень справедливое замечание, завершившее несколько неожиданным образом разговор о черепахах Ориноко.

Тут господин Мигель обратился с вопросом к индейцу:

— Скажите, вы не видели двух путешественников, плывущих вверх по Ориноко, которые были в Буэна-Висте четыре или пять недель назад?

Жан де Кермор с волнением ожидал ответа индейца, ведь речь шла о его соотечественниках!

— Двух европейцев? — спросил тот.

— Да... двух французов.

— Пять недель назад?.. Да, я их видел. Они провели здесь сутки, и их лодка стояла на том же месте, что и ваша.

— Они были здоровы? — спросил Жан.

— Здоровы. Двое крепких и жизнерадостных мужчин. Один из них охотник, мне бы таким быть. Сколько он подстрелил пум и ягуаров! И карабин у него завидный... С таким оружием не промахнешься, с пятисот шагов попадешь в голову оцелоту или муравьеду!

Индеец говорил с азартом, глаза у него блестели. Он ведь тоже был отличный стрелок и страстный охотник. Но как мог он со своим грошовым ружьем, стрелами и луком тягаться с современным оружием этого француза!

— А его спутник? — спросил господин Мигель.

— Его спутник? О, тот ищет всякие растения, собирает травы, — ответил индеец.

Тут индианка что-то сказала своему мужу на местном наречии, и тот тотчас же добавил:

— Да, да... я ему дал одно растение, очень редкое. Он был так доволен, что нарисовал нас одной машинкой... нарисовал на зеркальце...

— Наверное, он их сфотографировал, — сказал господин Фелипе.

— А вы нам не покажете эту картинку? — попросил господин Мигель.

Девочка встала. Открыв одну из стоящих на полу корзин, вынула оттуда «маленькую картинку» и протянула ее юноше.

Это действительно была фотография. Индеец стоял в своей излюбленной позе, на голове — плетеная шляпа, на плечах — накидка; справа от него — его жена в длинной рубашке, со стеклянными браслетами на руках и ногах; слева — девочка в набедренной повязке скорчила уморительную гримасу, как маленькая обезьянка.

— Я знаю, что они переправились через реку, добрались до Ла-Урбаны, где оставили свою пирогу, и пошли через льяносы в сторону восхода солнца.

— Они были одни?

— Нет, с ними был проводник и три индейца из племени мапойе.

— А с тех пор вы что-нибудь о них слышали?

— Нет, ничего.

Что стало с этими двумя путешественниками, Жаком Эллоком и Жерменом Патерном? Уж не погибли ли они во время своей экспедиции на восток от Ориноко?.. Может быть, индейцы их предали?.. Мало ли опасностей в этих неизведанных краях? Жан знал, что во время путешествия по Кауре господин Шафанжон чуть не пал от руки своих спутников и что он вынужден был убить коварного проводника, чтобы спасти собственную жизнь. Юноша был глубоко взволнован при мысли, что двое его соотечественников, возможно, погибли, как и многие другие исследователи этой части Южной Америки.

К полуночи гроза пошла на убыль. После проливного дождя небо очистилось. Появились звезды, еще влажные от омывшего небесный свод ливня. Блеснул и тотчас же погас метеор, как это обычно бывает, когда воздух насыщен электрическими разрядами.

— Завтра будет хорошая погода, — сказал индеец, прощаясь с гостями.

Ночь обещала быть спокойной, и путешественники решили вернуться в лодки, так как спать на циновках под навесом гораздо удобнее, чем в индейской хижине на полу.

На рассвете следующего дня они уже были готовы покинуть Буэна-Висту. Солнце поднималось над почти очистившимся горизонтом, а ветер тянул с северо-востока, что позволяло сменить шесты на паруса.

Впрочем, до Ла-Урбаны путь был недолгий, и, если ничто не помешает, они прибудут туда после полудня и останутся там на целые сутки.

Господин Мигель и его друзья, сержант Марсьяль и Жан де Кермор попрощались с индейцем и его семьей. Паруса были подняты, и «Марипаре» и «Гальинета» двинулись по узким проходам между песчаными отмелями. Один сильный паводок — и река, разлившись на несколько километров в ширину, затопила бы их.

Выбравшись из-под навеса, сержант и Жан вдыхали бодрящий воздух раннего утра. Парус предохранял их от уже горячих солнечных лучей.

Сержант Марсьяль, еще под впечатлением вчерашнего разговора, из которого он кое-что понял, спросил племянника:

— Скажи-ка, Жан, ты веришь всем этим историям индейца?

— Каким?

— Ну, о тысячах черепах, передвигающихся как армия на марше.

— Почему бы и нет?

— Мне это кажется невероятным! Легионы крыс, да, такое бывает... Но легионы черепах метровой длины...

— Их тоже видели.

— Кто?

— Ну, во-первых, индеец...

— Ба, россказни дикаря!

— И путешественники, которые плыли по Ориноко со стороны Ла-Урбаны, тоже их видели.

— О, мало ли что пишут в книгах! — ответил сержант, не слишком доверявший рассказам путешественников.

— Ты не прав, дядя. Это вполне вероятно, и, более того, это так и есть.

— Ладно... ладно! Но, во всяком случае, даже если это возможно, я не думаю, чтобы было опасно встретить на своем пути этих черепах!

— А если они перегородят дорогу...

— Так надо идти прямо по ним, черт побери!

— Но ведь можно упасть, и тогда они раздавят тебя.

— Может быть! И все-таки я хотел бы убедиться в этом собственными глазами.

— Сейчас уже поздно, — ответил Жан, — но четыре месяца назад, в период кладки яиц, ты бы мог сам все увидеть.

— Нет, Жан, нет! Все это россказни путешественников, которые дурачат добрых людей, предпочитающих оставаться дома.

— Не все же они врут, мой милый Марсьяль!

— Если черепахи водятся тут в таком количестве, то почему же мы не видим ни одной? Разве эти отмели кишат панцирями? Ладно, я многого не требую, не надо мне сотен тысяч черепах, но хоть штук пятьдесят... хоть десяток... тем более что суп из них, как говорят, так хорош, что я совсем не прочь его отведать.

— Со мной-то поделишься, дядюшка, ну хоть полкотелка?

— С какой стати? Пяти-шести тысяч черепах, я думаю, хватит и на твой, и на мой котелок. Но ведь ни одной... ни одной! Где они прячутся? Не иначе как в башке нашего индейца!

Сержант верил только собственным глазам. И если он не видел ни одной из этих странствующих черепах, то не потому, что не смотрел. Он уже чуть не до дыр проглядел свою подзорную трубу.

Тем временем обе пироги, подгоняемые попутным ветром, без помощи шестов преодолевали течение. К одиннадцати часам утра они достигли устья Арауки, чьи прозрачные воды, стекающие со склонов Анд, не смешиваясь с водами других рек, вливаются в Ориноко.

Чтобы попасть в находящуюся на правом берегу Ла-Урбану, нужно было пересечь реку. Вот тут и начались трудности, существенно замедлившие продвижение пирог. Проходы между песчаными отмелями делали иногда крутые повороты, и ветер из попутного превращался в противный. Приходилось спускать паруса и идти на шестах. А чтобы лодку не сносило течением назад, работали все — и экипаж и пассажиры.

В час пополудни «Марипаре» и «Гальинета» достигли острова, носящего то же название, что и деревня. В отличие от прибрежных льяносов, остров был лесистым, а кое-где даже виднелись обработанные поля. Явление довольно редкое, так как в этих местах жители заняты исключительно охотой, рыбной ловлей и сбором черепашьих яиц, а это, что бы там ни говорил сержант Марсьяль, требует огромного числа работников.

Переход под палящим солнцем был очень утомителен для матросов, решено было дать им час отдыха. Тем более, что при любых условиях пироги прибудут в Ла-Урбану еще до наступления вечера. Деревня будет видна, как только они обогнут остров.

Лодки пристали к острову, пассажиры вышли на берег, и деревья укрыли их своей широкой листвой от солнца.

Как ни противился тому сержант Марсьяль, между пассажирами обеих пирог установились дружеские отношения. И это естественно, когда люди путешествуют вместе, да еще в подобных условиях. Господин Мигель не скрывал своей симпатии к Жану де Кермору, и равнодушие к подобным знакам внимания было бы просто вопиющей невежливостью. Так что сержанту пришлось смириться и спрятать свои колючки, однако в глубине души он не переставал корить себя за глупость и малодушие.

За исключением нескольких уток наши охотники не обнаружили на острове никакой дичи, а потому им не пришло в голову взяться за оружие, чтобы несколько разнообразить трапезу. Впрочем, в Ла-Урбане они без труда пополнят свои запасы.

В три часа Вальдес дал сигнал к отправлению. Пироги отчалили. До южной оконечности острова их пришлось тащить бечевой, а дальше оставалось лишь пересечь по диагонали вторую половину реки. Эта часть плавания прошла благополучно, и еще до наступления темноты обе пироги достигли Ла-Урбаны.