"Великолепная Ориноко" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль Габриэль)Глава XIV ДО СВИДАНИЯ!Утром 2 декабря «Гальинета» и «Мориче» были готовы к отплытию. Но, к сожалению, уровень воды в этой части Ориноко был еще недостаточно высок, и пироги пришлось пять километров тащить волоком до того места, откуда можно было продолжать плавание, не рискуя сесть на мель. Отец Эсперанте решил проводить своих детей до лагеря. К нему присоединился окончательно поправившийся сержант Марсьяль и юный индеец, ставший приемным сыном миссии Санта-Хуана. В сопровождении эскорта из пятидесяти гуахибо все благополучно добрались до устья Рио-Торрида. Наступил час отъезда. Жак Эллок и его супруга поднялись на борт «Гальинеты», которой по-прежнему командовал Вальдес. Парчаль правил «Мориче», под навесом которой разместились драгоценные коллекции Жермена Патерна и его не менее драгоценная особа. Лодки по большей части будут идти рядом, а потому Жермен не будет страдать от одиночества и сможет сколько душе угодно беседовать с молодыми супругами. Обедать они, конечно же, станут вместе на борту «Гальинеты», за исключением тех случаев, когда Жак и Жанна Эллок согласятся отобедать на борту «Мориче». Погода стояла прекрасная. Дул свежий ветер, а легкие облака смягчали жар солнечных лучей. Полковник де Кермор и сержант Марсьяль спустились на берег, чтобы в последний раз обнять своих дорогих детей. Никто даже не пытался скрыть волнение. Жанна тихо плакала в объятиях своего отца. — Не плачь, дорогая, я скоро привезу тебя обратно! — сказал Жак. — Через несколько месяцев мы вдвоем вернемся в Санта-Хуану. — Не вдвоем, а втроем, — добавил Жермен Патерн, — так как я забыл собрать кое-какие растения, которые встречаются только на территории миссии... и я докажу министру народного образования... — Прощай, мой милый Марсьяль, — сказала молодая женщина, обнимая старого солдата. — Счастливого пути, Жанна... и вспоминай иногда своего дядюшку, который тебя никогда не забудет. Гомо тоже получил свою долю поцелуев и объятий. — Прощайте... отец мой... — сказал Жак Эллок, протянув руку миссионеру, — и до свидания, до свидания! Жак Эллок, его жена и Жермен Патерн взошли на борт «Гальинеты». Паруса были подняты, и обе пироги двинулись вниз по течению. Отец Эсперанте в последний раз осенил крестным знамением удаляющиеся пироги и вместе с сержантом Марсьялем, Гомо и эскортом гуахибо направился к миссии. Нет смысла подробно описывать плавание пирог вниз по Ориноко. Обратный путь благодаря течению потребовал куда меньше времени и усилий и оказался в десять раз менее опасным. Бечева не понадобилась ни разу, а за шесты приходилось браться лишь при встречном ветре или полном его отсутствии. Уже знакомые картины проходили перед взором путешественников: те же деревни, те же ранчо, те же пороги и стремнины. Уровень воды в реке уже начал подниматься, поэтому, проходя через пороги, ни разу не пришлось разгружать лодки. Глядя на знакомые картины, молодая женщина и ее муж вспоминали недавно пережитые тревоги и опасности... Вот ранчо капитана Баре. Здесь, если бы Жак не нашел этот чудодейственный колорадито, Жанна погибла бы от приступа смертельной лихорадки. А вот холм Гуарако, где во время переправы электрические угри напали на стадо быков. В Данако они остановились на один день, и Жак Эллок представил свою жену господину Мануэлю Асомпсьону. Каково же было удивление этих славных людей, когда в молодой женщине они узнали племянника сержанта Марсьяля Жана! Наконец, четвертого января «Гальинета» и «Мориче» подошли к причалу Сан-Фернандо-де-Атабапо. Три месяца назад Жак Эллок и его спутники расстались тут с господином Мигелем и его коллегами. Вряд ли они все еще находились здесь. Подробно изучив проблему Ориноко — Атабапо — Гуавьяре, они должны были вернуться в Сьюдад-Боливар. Наши путешественники разместились в хижине, где раньше жил сержант Марсьяль. В тот же день они нанесли визит губернатору, который с удовольствием выслушал их рассказ о событиях в Санта-Хуане и выразил огромное удовлетворение при известии об уничтожении банды Альфаниса. Что же касается господина Мигеля, господина Фелипе и господина Баринаса, то — не удивляйтесь — они все еще были тут и все еще не могли разрешить спор, заставивший их покинуть Сьюдад-Боливар. В тот же вечер пассажиры «Гальинеты» и «Мориче» нанесли визит пассажирам «Марипаре». С какой радостью господин Мигель и его друзья встретили своих недавних попутчиков! И каково же было их недоумение, если не сказать — остолбенение, когда они увидели Жана... их дорогого Жана... в женском платье под руку с Жаком Эллоком! — Не могли бы вы объяснить, почему он в женской одежде? — спросил господин Баринас. — Потому что это моя жена, — ответил Жак Эллок. — Жан де Кермор — ваша жена?! — вытаращив от удивления глаза, воскликнул господин Фелипе. — Нет... мадемуазель де Кермор. — Как... мадемуазель де Кермор? — удивился в свою очередь господин Мигель. — Сестра Жана! — смеясь, пояснил Жермен Патерн. — Посмотрите, как они похожи! Наконец разобрались. Господин Мигель и его коллеги от всей души поздравили молодых супругов и вместе с ними порадовались, что госпожа Жак Эллок нашла своего отца полковника де Кермора, ставшего миссионером Санта-Хуаны. — А как Ориноко? — спросил Жермен Патерн. — По-прежнему на своем месте? — По-прежнему, — ответил господин Мигель. — Так, стало быть, это ее воды несли нас к подножию Серра-Паримы? При этом вопросе лица господина Баринаса и господина Фелипе помрачнели, в глазах засверкали молнии, а господин Мигель безнадежно покачал головой. Поборник Атабапо и поборник Гуавьяре заспорили с тем же жаром, что и три месяца назад. Нет, они никогда не уступят друг другу, никогда не договорятся. Скорее уж они согласятся с точкой зрения господина Мигеля и признают, что Ориноко — это Ориноко! — Отвечайте, сударь, — воскликнул господин Баринас, — осмелитесь ли вы отрицать, что Гуавьяре не раз фигурировала под названием Западной Ориноко в трудах по-настоящему компетентных географов... — Таких же компетентных, как вы, сударь, — парировал господин Фелипе. С первых же слов противники пришли в крайний азарт. Эта дискуссия возобновлялась каждый день на рассвете и длилась до заката. И если спорщики до сих пор еще не исчерпали свои аргументы, то, видимо, потому, что они были неисчерпаемы. — Река, рождающаяся в горах Сума-Пас к востоку от верховьев Магдалены на территории Колумбии, — это вам не речушка, берущая свои истоки неизвестно где. — Что значит неизвестно где, сударь? — едко возразил господин Фелипе. — Вы имеете дерзость употреблять подобное выражение, когда речь идет об Атабапо, которая спускается с льяносов, орошаемых Риу-Негру, осуществляющей связь с бассейном Амазонки? — Но вода в Атабапо черная, она даже не смешивается с водами Ориноко. — А воды вашей Гуавьяре желто-белые, и в нескольких километрах ниже Сан-Фернандо вы их уже не сможете различить! — Но в Гуавьяре кайманы водятся в таком же количестве, как и в Ориноко, тогда как в вашей Атабапо можно встретить только ни на что не годных рыбешек, хилых и черных, как она сама. — Отправьте суда по вашей Атабапо, господин Фелипе, и посмотрите, далеко ли они уйдут, если, конечно, не тащить их волоком, а вверх по Гуавьяре они пройдут тысячу километров до слияния с Арьяри... и даже дальше! — Хоть и волоком, господин Баринас, но мы осуществляем гидрографическую связь между бассейном Амазонки и Венесуэльской Республикой. — А мы — между Венесуэлой и Колумбией! — Ну а разве у вас нет для этого Апуре? — А у вас Касикьяре? — На вашей Гуавьяре нет ничего, кроме черепах... — А на вашей Атабапо — ничего, кроме комаров. — В конце концов, Гуавьяре впадает в Атабапо, это все знают. — Нет, это Атабапо впадает в Гуавьяре, что известно любому грамотному человеку... ее сток превышает три тысячи двести кубических метров... — «И как Дунай, она течет с запада на восток»[138], — процитировал Жермен Патерн строку из «Восточных мотивов». Еще один аргумент в пользу Гуавьяре, которым господин Баринас не преминет воспользоваться в следующий раз. Господин Мигель, улыбаясь, слушал перепалку своих коллег, а 2500-километровая Ориноко по-прежнему несла свои воды от Серра-Паримы до Атлантического океана, куда она впадает, разветвляясь на пятьдесят рукавов. Тем временем приготовления к отъезду шли своим чередом, и к девятому января ремонтные работы были закончены, запасы пополнены, пироги готовы к отплытию. Жак и Жанна Эллок написали письмо отцу, не забыв, конечно, сержанта Марсьяля и Гомо. Это полное любви и признательности письмо будет доставлено торговцами, которые обычно прибывают в Санта-Хуану в начале дождливого сезона. Накануне отъезда все были приглашены к губернатору. Господин Фелипе и господин Баринас не возобновляли своих гидрографических дискуссий, но не потому, что исчерпали аргументы, а потому, что на этот вечер они согласились заключить перемирие. — Так, стало быть, господин Мигель, «Марипаре» не составит компанию «Гальинете» и «Мориче»? — спросила Жанна. — Похоже, что нет, сударыня, — ответил господин Мигель, смирившийся с необходимостью продлить свое пребывание в месте слияния Атабапо и Гуавьяре. — Нам нужно уточнить весьма существенные детали, — заявил господин Баринас. — И провести исследования, — добавил господин Фелипе. — Тогда до свидания, господа, — сказал Жак Эллок. — До свидания? — удивился господин Мигель. — Да, — ответил Жермен Патерн, — до свидания в Сан-Фернандо. Через шесть месяцев мы вернемся... а спору об Ориноко, похоже, не будет конца! На следующий день, попрощавшись с губернатором, господином Мигелем и его коллегами, путешественники сели в пироги, и река — будь то Ориноко, Атабапо или Гуавьяре — стремительно понесла их прочь от Сан-Фернандо. Час спустя они прошли то место, где лодки были выброшены ураганом на берег и Жак, рискуя жизнью, бросился в бушующие волны, чтобы спасти Жанну. — Жанна, дорогая, — сказал Жак, — это было здесь... — Да, милый, именно здесь тебе пришла в голову мысль не покидать твоего дорогого Жана до конца этого опасного путешествия. — А кто был этим недоволен? — воскликнул Жермен Патерн. — Конечно же, сержант Марсьяль! И еще как недоволен! Этот суровый дядюшка! Ветер был попутный, и пироги шли быстро. Они благополучно миновали пороги Майпуре и Атурес, затем устье Меты и деревню Карибен, пополняя по дороге запасы продуктов охотой и рыбной ловлей. Выполняя данное обещание, они провели целый день на ранчо господина Мирабаля в Тигре. Хозяева от души поздравили путешественников с успешным завершением поисков и с тем, «что за этим последовало». В Ла-Урбане путешественники пополнили запасы, необходимые для последнего этапа экспедиции. — А черепахи? — воскликнул Жермен Патерн. — Жак, ты помнишь черепах... мириады черепах... мы ведь прибыли сюда на их спинах. — В этой деревне мы впервые встретились, месье Жермен, — сказала молодая женщина. — Да, мы кое-чем обязаны этим замечательным животным, — согласился Жак Эллок. — И мы поблагодарим их, отправив их в суп. У оринокской черепахи исключительно нежное мясо, — заявил практичный Жермен Патерн. Двадцать пятого января лодки прибыли в Кайкару. Тут Жак Эллок, Жанна и Жермен Патерн попрощались с капитанами и матросами, от души поблагодарив этих преданных и мужественных людей за все, что они для них сделали. Из Кайкары пароход за два дня доставил их в Сьюдад-Боливар, а оттуда по железной дороге они отправились в Каракас[139]. Десять дней спустя они прибыли в Гаванну, а через двадцать пять дней — в Европу, во Францию, в Бретань, в Сен-Назер, в Нант. — Послушай, Жак, — спросил друга Жермен Патерн, — мы ведь прошли по Ориноко пять тысяч километров. Наше путешествие не показалось тебе слишком долгим? — На обратном пути — нет, — ответил Жак Эллок, глядя на счастливую, улыбающуюся Жанну. |
||
|