"Великолепная Ориноко" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль Габриэль)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОШЛОМ

Второго октября около восьми часов утра «Гальинета» и «Мориче», обогнув полуостров, разделяющий Гуавьяре и Атабапо, двинулись вверх по Ориноко, погоняемые попутным северо-западным ветром.

Накануне, после разговора с Жаком Эллоком, сержант Марсьяль вынужден был согласиться с намерением последнего сопровождать «его племянника» до миссии Санта-Хуана. Поскольку тайна Жанны де Кермор стала известна ее спасителю, можно было не сомневаться, что она не останется секретом и для Жермена Патерна. Сохранить открытие Жака в тайне вряд ли было возможно, а учитывая специфику второй части путешествия, пожалуй, и не желательно. Но молодые люди, вне всякого сомнения, не откроют этого секрета ни господину Мигелю и его коллегам, ни господину Мирабалю и губернатору провинции. Ну а если поиски увенчаются успехом, то на обратном пути полковник де Кермор будет иметь счастье сам представить им свою дочь.

Было также решено ничего не говорить ни Вальдесу, ни Парчалю, ни матросам. Сержант Марсьяль был, конечно, прав, когда, отправляясь в это опасное путешествие, решил переодеть Жанну в мужское платье, и благоразумно было не отказываться от этой меры предосторожности.

Невозможно описать удивление, отчаяние и гнев старого солдата, когда Жак Эллок признался ему в своем открытии; да мы и не будем пытаться это сделать, полагаясь на воображение читателя.

Читатель может также представить себе смущение девушки при встрече с Жаком Эллоком и Жерменом Патерном. Но молодые люди поспешили заверить ее в своем уважении и преданности и поклялись хранить ее тайну. Ну а решительный характер, большей частью несвойственный особам ее пола, позволил Жанне быстро справиться со своей растерянностью.

— Для вас я по-прежнему Жан, — сказала она, протягивая руки своим соотечественникам.

— По-прежнему, мадемуазель, — ответил с поклоном Жермен Патерн.

— Да, Жан. Мой дорогой Жан, — подтвердил Жак Эллок, — и так будет до тех пор, пока мы не передадим Жанну де Кермор в руки ее отца.

Само собой разумеется, что Жермен Патерн воздержался от каких бы то ни было замечаний по поводу этого путешествия к истокам Ориноко, а возможно, и за ее пределы. В глубине души он даже был рад, так как путешествие в верховья реки позволит ему ознакомиться с флорой[111] региона и существенно пополнить его коллекцию. И вряд ли министр народного образования будет недоволен тем, что исследования Жермена Патерна охватили более обширные территории, чем это было первоначально предусмотрено.

Что касается Жанны де Кермор, то конечно же она была глубоко тронута тем, что ее соотечественники, участие которых существенно увеличивало шансы на успех поисков, решились сопровождать ее до миссии Санта-Хуана, подвергая себя ради нее опасностям подобной экспедиции. Сердце ее было переполнено благодарностью тому, кто вырвал ее из рук смерти, а теперь хотел быть рядом с ней в течение всего путешествия.

— Друг мой, — сказала она сержанту Марсьялю, — да свершится воля Господня... Господь знает, что делает...

— Прежде чем благодарить его, я подожду конца! — пробурчал старый солдат и ушел в свой угол смущенный, как дядюшка, который потерял своего племянника.

Жак Эллок, естественно, заявил Жермену Патерну:

— Ты же понимаешь, мы не можем оставить мадемуазель де Кермор...

— Я понимаю все, мой дорогой Жак, и даже то, что, по твоему разумению, я никак не могу понимать! Ты полагал, что спасаешь юношу, а спас девушку, вот и все, и совершенно очевидно, что нам никак невозможно покинуть эту привлекательную особу...

— А ты считаешь, что я не сделал бы то же самое для Жана де Кермора? — возмутился Жак. — Что я позволил бы ему отправиться одному в это опасное плавание? Помочь ему — мой долг, наш долг, Жермен, мы должны быть с ним до конца...

— Конечно, черт побери, — с невозмутимым видом ответил Жермен.

А теперь мы поведаем читателю о том, что рассказала Жанна де Кермор своим соотечественникам.

Полковник де Кермор родился в 1829 году. В 1859 году он женился на креолке с острова Мартиника. Двое первых детей, родившихся от этого брака, умерли в раннем возрасте, еще до появления на свет Жанны. Родители долгое время оставались безутешны.

Благодаря своей храбрости, уму и талантам господин де Кермор быстро сделал блестящую карьеру. В сорок один год он уже был полковником. Во время битвы при Сольферино[112] полковник спас жизнь сержанту Марсьялю, и с тех пор тот был предан ему душой и телом. Позднее оба участвовали в героической и роковой для Франции войне с Пруссией. За две или три недели до объявления войны 1870 года семейные обстоятельства заставили госпожу де Кермор отправиться на Мартинику. Там и родилась Жанна. Среди тягот военного времени это была для полковника огромная радость. Если бы чувство долга не удерживало его во Франции, он поспешил бы к жене и дочери на Антильские острова и привез бы их обеих на родину.

Госпожа де Кермор не стала дожидаться, пока окончание войны позволит мужу приехать за ней. Она хотела поскорее очутиться рядом с ним и в мае 1871 года в Сен-Пьере на Мартинике села на английский пароход «Нортон», направлявшийся в Ливерпуль. Ее сопровождала креолка, кормилица ее дочери. Девочке было всего несколько месяцев. По прибытии в Нант госпожа де Кермор собиралась оставить эту креолку у себя в качестве горничной.

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое мая «Нортон» столкнулся в Атлантическом океане с испанским судном «Виго» из Сантандера. «Нортон» почти тотчас же пошел ко дну — спастись удалось лишь пяти пассажирам и двум членам экипажа, — так что врезавшееся в него судно даже не смогло прийти ему на помощь. Госпожа де Кермор не успела выйти из каюты, находившейся с того борта, в который врезалось испанское судно. Кормилица, хотя ей и удалось выйти с ребенком на палубу, тоже утонула. Девочка же чудом избежала гибели: ее спас один из матросов «Нортона», сумевший доплыть до «Виго».

Носовая часть испанского судна пострадала от столкновения, но машины продолжали работать, а потому оно осталось на месте катастрофы. На воду были спущены шлюпки, однако поиски, продолжавшиеся и после того, как «Нортон» скрылся под водой, ни к чему не привели. Судно направилось к ближайшему из островов Антильского архипелага, куда оно и прибыло неделю спустя. Через некоторое время уцелевшие пассажиры «Нортона» отбыли на родину.

Находившиеся на борту «Виго» супруги Эредиа, богатые колонисты из Гаванны, решили взять Жанну к себе. Никто не знал, остались ли у девочки родные. Один из матросов сказал, что на борту «Нортона» вместе с девочкой находилась ее мать, француженка. Но никто не знал ее имени. Да и как можно было его узнать, если оно не было занесено в списки пассажиров «Нортона» перед выходом в море? Это выяснилось в результате расследования.

После безуспешных попыток разыскать семью девочки Эредиа увезли Жанну в Гаванну и удочерили ее. Они дали ей имя Хуана. Умненькая девочка выучилась одинаково хорошо говорить по-французски и по-испански. От нее не скрыли ее историю, а потому ее все время тянуло во Францию, где отец, наверное, оплакивал свою дочь, не надеясь больше когда-либо ее увидеть.

Нетрудно представить себе отчаяние полковника де Кермора, потерявшего одновременно и жену и дочь, которую он так и не имел счастья увидеть. Среди перипетий военного времени он не мог знать, что госпожа де Кермор решила покинуть Мартинику и отправиться к нему во Францию. Он узнал, что она находилась на борту «Нортона», лишь одновременно с известием о гибели судна. Поиски его остались безрезультатными и лишь убедили в том, что жена и дочь погибли вместе с большинством пассажиров «Нортона».

Горе полковника де Кермора было безмерно, он лишился сразу и обожаемой жены, и дочурки, так и не узнавшей отцовского поцелуя. Это двойное несчастье так потрясло его, что некоторое время даже опасались за его рассудок. Полковник тяжело заболел, и если бы не неустанные заботы преданного сержанта Марсьяля, то и последний представитель семейства де Кермор покинул бы этот мир.

Полковник де Кермор остался жить, но, когда здоровье вернулось к нему, он принял решение отказаться от дела, которое было для него смыслом жизни и сулило ему блестящее будущее. В 1873 году в расцвете сил (ему было тогда сорок три года) полковник вышел в отставку.

Он поселился в своем скромном доме в Шантене-сюр-Луар, под Нантом. Он жил там очень уединенно, с сержантом Марсьялем, оставившим службу одновременно с полковником, и не принимал никого, даже близких друзей, одинокий и несчастный, словно выброшенная на пустынный берег жертва... Кораблекрушения? Нет, — крушения всех земных привязанностей!

И вот, два года спустя, полковник де Кермор исчез. Под каким-то предлогом он покинул Нант, и сержант Марсьяль так и не дождался его возвращения. Половину своего состояния — около десяти тысяч франков ренты — он оставил своему верному товарищу по оружию, которую тот получил через нотариуса семьи де Кермор. Вторую же часть он обратил в деньги и увез... Куда? Это оставалось непроницаемой тайной.

В дарственной на имя сержанта Марсьяля была следующая приписка: «Я прощаюсь с моим славным солдатом, с которым решил поделиться своим имуществом. Пусть он не пытается разыскивать меня, это было бы бесполезно. Я умер для него, для моих друзей, для этого мира, как умерли те, кого я любил больше всего на свете».

И ничего больше.

Сержант Марсьяль не мог смириться с мыслью, что он никогда больше не увидит своего полковника. Он сделал все возможное, чтобы узнать, в каком уголке земли схоронил тот свое разбитое сердце, вдали от тех, кого он знал и кому сказал вечное прости...

Тем временем девочка подрастала, окруженная заботой своих приемных родителей. Только двенадцать лет спустя им удалось собрать кое-какие сведения о семье Жанны. Наконец стало известно, что матерью Жанны была некая госпожа де Кермор, находившаяся на борту «Нортона», и что ее отец, полковник де Кермор, еще жив.

Дитя тем временем превратилось в двенадцатилетнюю девочку, обещавшую стать прелестной девушкой. Образованная, серьезная, с сильно развитым чувством долга, она обладала энергией и целеустремленностью, обычно несвойственными ее возрасту и полу.

Эредиа сочли, что не имеют права скрывать от нее полученные сведения. И с того дня ей овладело одно желание — отыскать своего отца. Эта постоянная мысль, превратившаяся почти в навязчивую идею, изменила и ее взгляд на мир, и ее отношение к окружающим. Раньше такая счастливая, окруженная такой нежной заботой в доме, где прошло ее детство, теперь она жила одной-единственной надеждой — разыскать полковника де Кермора. Было известно, что он поселился в Бретани, под Нантом. Туда отправили письмо, чтобы узнать, по-прежнему ли он там живет... И в ответ — удручающее известие: отец девушки исчез уже много лет назад.

Тогда мадемуазель де Кермор стала умолять своих приемных родителей отпустить ее в Европу. Она поедет во Францию... в Нант... Она сумеет найти потерянные следы... Там, где посторонние терпят неудачу, она, ведомая дочерней любовью, добьется успеха...

В конце концов Эредиа, не питая, впрочем, особых надежд на успеху согласились на ее отъезд. Мадемуазель де Кермор покинула Гаванну, благополучно пересекла Атлантику и прибыла в Нант, где не нашла никого, кроме сержанта Марсьяля, по-прежнему ничего не знавшего об ее отце.

Можете себе представить волнение старого солдата, когда это дитя, которое он считал погибшим во время кораблекрушения, появилось на пороге его дома в Шантене. Он не хотел этому верить, но не поверить не мог: в лице Жанны он узнавал черты ее отца, его глаза, его выражение — все то, что дается только кровным родством. Девушка показалась ему ангелом, которого полковник ниспослал ему свыше...

Нужно сказать, что в ту пору сержант уже окончательно утратил надежду узнать, в какой стране похоронил полковник свою горькую долю.

Жанна приняла решение не покидать больше отчий дом, а состояние, оставленное полковником сержанту Марсьялю, было решено потратить на новые поиски.

Семейство Эредиа тщетно пыталось вернуть свою приемную дочь. Им пришлось смириться с разлукой. Жанна благодарила своих приемных родителей за то, что они для нее сделали, ее сердце было переполнено признательностью тем, кого она, по всей вероятности, долго не увидит. Но для нее полковник де Кермор был жив, потому что никто не получал известий о его смерти: ни его друзья в Бретани, ни сержант Марсьяль, она будет искать его и найдет. Отеческая любовь должна откликнуться на дочернюю, хоть они никогда и не видели друг друга... Между ними существовала связь такая прочная, что ничто не могло разорвать ее.

Итак, девушка осталась в Шантене с сержантом Марсьялем. Он узнал, что при крещении на Мартинике ей было дано имя Жанна, а потому стал звать ее не Хуаной, как в семействе Эредиа, а Жанной. Девушка тем временем упорно пыталась найти хоть какие-нибудь следы, которые позволили бы ей отправиться на поиски отца.

Но к кому могла она обратиться? Ведь сержант Марсьяль использовал уже все средства хоть что-нибудь узнать о полковнике, но, увы, безрезультатно. И подумать только, что лишь безысходное одиночество заставило полковника де Кермора покинуть родину! Ах, если бы он мог знать, что его дочь, спасенная во время кораблекрушения, ждет его под кровом отчего дома!

Прошли годы, и ни один луч света так и не мелькнул в этом непроницаемом мраке. Тайна исчезновения полковника так бы и осталась неразгаданной, если бы не одно известие, полученное при следующих обстоятельствах.

Читатель помнит о письме, отправленном полковником в Нант из города Сан-Фернандо-де-Атабапо в южноамериканском государстве Венесуэла. Письмо было адресовано нотариусу семейства де Кермор с просьбой уладить одно частное дело, но при этом полковник просил никому не сообщать об этом письме. Нотариус скончался в то время, когда Жанна находилась еще в Гаванне, и никто не знал, что она дочь полковника де Кермора.

Только семь лет спустя, в бумагах покойного было обнаружено это письмо, написанное тринадцать лет назад. И тогда наследники нотариуса, знавшие историю Жанны и ее безуспешные попытки узнать что-либо об отце, поспешили передать ей это письмо.

Жанна де Кермор была уже совершеннолетняя. С тех пор как она устроилась, если можно так сказать, «под материнским крылышком» старого боевого товарища своего отца, образование, полученное ею в семействе Эредиа, существенно пополнилось, благодаря достижениям современной педагогической науки.

Легко себе представить, какое непреодолимое желание немедленно отправиться в путь охватило Жанну, едва этот документ оказался у нее в руках. В 1879 году полковник находился в Сан-Фернандо! И даже если неизвестно, что с ним стало потом, это все-таки был ориентир, позволяющий сделать первые шаги на пути к цели. Она неоднократно писала губернатору Сан-Фернандо, и каждый раз получала один и тот же ответ: «Никто не знал полковника де Кермора, никто не помнил, чтобы он появлялся в их городке». И тем не менее письмо ее отца существовало!

Так, может быть, самое разумное было отправиться в Сан-Фернандо? Конечно... И девушка решила отправиться в этот городок в верхнем течении Ориноко.

Мадемуазель де Кермор поддерживала постоянную переписку с семейством Эредиа. Она сообщила приемным родителям о своем намерении отправиться туда, где надеялась отыскать следы отца, и тел одобрили ее решение, несмотря на все сложности подобного путешествия.

Но ведь недостаточно принять столь важное решение, нужно добиться согласия сержанта Марсьяля. А если он не согласится? Если он воспротивится осуществлению того, что Жанна считала своим долгом? Ведь впереди были тяготы дальней дороги, сотни опасностей, несколько тысяч километров пути! Девушка, отправляющаяся в столь опасное путешествие... в сопровождении старого солдата... Ведь конечно же он не отпустит ее одну...

— И все-таки мой добрый Марсьяль вынужден был согласиться, — сказала Жанна, завершая рассказ, который открыл молодым людям тайну ее прошлого. — Да, он согласился. — И она ласково взглянула на сержанта. — Что тебе оставалось делать, мой милый ворчун?

— И у меня есть все основания раскаиваться, — ответил Марсьяль, — потому что несмотря на все предосторожности...

— Наш секрет все-таки открыт! — улыбаясь, договорила за него девушка. — И я тебе больше не племянник... а ты мне не дядя! Месье Эллок и месье Патерн никому ничего не скажут... Не правда ли, месье Эллок?

— Никому, мадемуазель.

— Никаких мадемуазель, месье Эллок, — поспешила поправить его Жанна. — Если вы привыкнете так ко мне обращаться, вы обязательно себя выдадите... Нет! Жан, просто Жан!

— Хорошо, просто Жан, и даже наш дорогой Жан — для разнообразия, — согласился Жермен Патерн.

— Теперь вы понимаете, месье Эллок, чего требовал мой добрый Марсьяль... Он стал моим дядей, а я его племянником... Я надела мужской костюм, остригла волосы и вот в таком виде отправилась из Сен-Назера в Каракас. По-испански я говорю как на родном языке, что могло быть весьма полезно во время путешествия. И вот я в этом городке, в Сан-Фернандо!.. Потом, когда я найду отца, мы вернемся в Европу через Гаванну... Я очень хочу, чтобы он познакомился с людьми, заменившими мне семью и которым мы оба стольким обязаны!

В глазах Жанны блеснули слезы. Но она справилась со своим волнением и добавила:

— Нет, дядюшка, не надо огорчаться, что наш секрет раскрыт... Господь этого хотел, как Он хотел, чтобы двое соотечественников, двое преданных друзей повстречались нам на пути. И я благодарю вас от всей души от имени моего отца за то, что вы уже сделали, и за то, что вы решили сделать!

Она протянула руки молодым людям, и те ответили ей сердечным рукопожатием.

На следующий день молодые люди, сержант Марсьяль и Жан — мы будем так называть Жанну, пока этого требуют обстоятельства, — попрощались с господином Мигелем, господином Фелипе и господином Баринасом, которые готовились приступить к изучению притоков Атабапо и Гуавьяре. Путешествие юноши в верховья Ориноко, пусть даже и в сопровождении соотечественников, внушало всем троим живейшие опасения. Пожелав отъезжающим доброго пути, господин Мигель добавил:

— Если мы, мои спутники и я, не сможем прийти к единому решению, то, возможно, на обратном пути, мое дорогое дитя, вы еще застанете нас здесь.

Попрощавшись с губернатором Сан-Фернандо, который дал им рекомендательные письма к алькальдам наиболее крупных селений, расположенных в верхнем течении Ориноко, с господином Мирабалем, нежно обнявшим Жана на прощание, Жак Эллок, Жермен Патерн, Жан и сержант Марсьяль наконец-то сели в свои пироги.

Жители городка вышли проводить их. Послышались крики: «Виват!», когда обе пироги отчалили от левого берега реки. Обогнув утесы, возвышающиеся в месте слияния Атабапо и Гуавьяре, они вышли на просторы Ориноко и двинулись на восток вверх по течению.