"Резерв высоты" - читать интересную книгу автора (Скоморохов Николай Михайлович)

Глава V

Капитан Богданов построил остатки своей эскадрильи. Четыре летчика и три самолета — все, что осталось от нее после боя. Технический состав потерь не имел. Все понимали: обстановка и на фронте и в эскадрилье тяжелая, и ждали, что-то скажет отец-командир. Очень хотели услышать от него слова бодрые, обнадеживающие. Богданов это понимал, но правда, которую он собирался сказать, была горькой.

— Дела на фронте у нас плохи, но воевать надо еще активнее, еще сильнее бить фашистов, — тихим голосом начал комэск и тут же перешел на приказной тон. — Летчикам необходимо быть в постоянной готовности к вылету, инженеру эскадрильи собрать подбитые самолеты и как можно быстрее сделать из них хотя бы один, способный к полетам.

Инженер слабо улыбнулся. Богданов посмотрел ему прямо в глаза:

— Тяжелая задача, но решать ее надо.

— Есть, товарищ капитан! — ответил инженер. — Второе звено уже работает по сборке самолета. Осталось переставить мотор. Сделаем. Сделаем все, что надо.

— Именно — все, что надо, — подчеркнул капитан, с благодарностью посмотрев на инженера.

Комэск знал, многого сделать не удастся, но если к трем самолетам прибавится еще один — уже будет неплохо.

Отпустив личный состав, Богданов задумался о превратностях судьбы и снова вернулся к мысли, что не давала ему покоя все последние дни. Так ли воюем? Люди русские! Сколько в вас добродушия, как беспечны вы, в том числе и он сам, смоленский мужик, немного понюхавший пороха в Финляндии. Как же мало он делал, чтобы познакомить курсантов с теми трудностями, которые могли обрушиться на них в условиях возможных военных действий! Что мешало? Да, он отлично пилотировал и вел учебные воздушные бои, хорошо учил курсантов летать. За это его отмечали, награждали. При получении поощрений держался скромно, орден надевал редко и даже сейчас, объясняя это необходимостью сохранения эмали на ордене, прикрутил его к карману гимнастерки винтом наружу. О боевом опыте авиации в Испании, Финляндии, на реке Халхин-Гол имел полное представление, но относился к нему критично. У него были собственные взгляды на будущие бои. Однако в свое время так и не смог убедить руководство в том, что необходимо изменить программу подготовки курсантов и более жестко обучать их воздушному бою с целью подготовки к вероятной войне. Ему отвечали: летная школа учит курсантов летать, боевому применению они научатся в строевых частях, а потому задача инструкторов — обучать курсантов лишь технике пилотирования. Война сразу же внесла все поправки, и «шкрабы» оказались на фронте как летчики — умелые, отважные, но к воздушному бою подготовленные слабо.

Много и других мыслей, конкретных, о сегодняшнем тяжком дне роилось в голове Богданова. С болью думал о том, что в эскадрилье всего четыре летчика — три средних командира и сержант Анатолий Фадеев, чудом оставшийся в живых. Скромный парень, он не знает цены своему поступку. Докладывал, как бы извиняясь: «Хотел посмотреть, кто спускается на парашюте», вместо того чтобы сказать: «Отбил атаку, принял на себя огонь „мессершмиттов“, когда другу грозила опасность».

Если бы он, Богданов, и его заместитель не видели этого парня в бою, все прошли бы мимо героического поступка, его бы просто никто не заметил. Верно говорят: «Подвиг тогда обретает крылья, когда о нем узнают люди». Правда, есть и другие, кто умеет желаемое выдать за действительность. Поди разберись, кто есть кто. Сложна человеческая натура. До начала войны и он сам стеснялся передавать опыт войны, скромничали другие участники боев, в результате не научили молодежь многому из того, что необходимо в противоборстве с врагом. Что удерживало бывших фронтовиков? Ложная скромность, которую считали хорошим тоном, и, очевидно, лжецы, завистники…

Богданов вспомнил своего комбрига; арестованного в тридцать седьмом и только перед самой войной реабилитированного. Отчетливо представил партийное собрание, на котором два завидовавших просто оклеветали командира бригады и повели участников собрания за собой. А сколько было анонимных доносов? Силен лжец, не прямо — так из подворотни укусит. Да порой так ловко хватят, что порядочный человек бывает выставлен перед другими как низкий, гадкий делец и, введенный в заблуждение, коллектив осуждает честного труженика. Зависть, ложь губили людей и доброе дело, вредили обществу, а кто боролся с ними? Каждый надеялся, что это сделает другой, а сам часто из все той же скромности уходил в сторону. Оказывается, не всегда скромность украшает человека. Там, где касается сугубо личного, человек волен скромничать, но там, где речь идет о деле общественном, скромничать не следует.

Богданов осмотрел аэродром, взглянул на стоянку. Там вместе с техническим составом, засучив рукава, трудились летчики. Подойдя к ним, подал команду:

— Летный состав, ко мне!

Летчики быстро прервали работу, опустили руки в бензин, затем протерли их ветошью и предстали перед командиром.

— Отойдите от самолетов, чтобы по неосторожности не поджечь их. Смотрите, сколько бензина вы разлили, да и сами будто искупались в нем, сделал замечание Богданов. — После нашего разговора отмойте руки получше, иначе могут быть всякие неприятности, ведь кое-кто из вас курит.

— Есть, товарищ командир, — ответили летчики.

— Садитесь, поговорим о деле. Итак, вчера козлом отпущения за все неудачи я сделал Фадеева. Он действительно во многом виноват. Но главная его вина в том, — улыбнулся Богданов, — что он младший среди нас — по возрасту, должности и званию.

Сегодня, восстанавливая справедливость, скажу: Фадеев спас Есина, когда тог спускался на парашюте. Анатолий настоящий летчик и надежный парень. Богданов ненадолго замолчал, потом, похлопав по плечу Фадеева, продолжил: Товарищи, нас осталось немного — три боевых самолета и четыре летчика. Но мы должны еще настойчивее и более умело драться с немцами. Сегодня от меня упреков не ждите, отнеситесь критично к себе сами, и вы найдете в своих действиях немало промахов. Будем же обретать и совершенствовать боевые навыки! После каждого боя мы проводим разбор, говорим об ошибках и недостатках. В следующем полете что-то учитываем, но опять совершаем ошибки, подчас новые. Почему? Не лучше ли заняться учебой перед выходом на боевое задание и разработанное на занятиях проверять в бою, а после полета уточнять свои варианты боя с учетом реального противодействия врага? Он нам загадывает загадки, а мы должны готовить свои сюрпризы.

— Как я понял, — задал вопрос командир второго звена, — вы хотите организовать школу?

— Вы угадали, — ответил Богданов.

— После боя, товарищ командир, бывает совсем не до учебы, голова так забита, что ни одна толковая мысль не идет, руки ходуном ходят, если папирос нет, то и цигарку не сразу свернешь, — засомневался командир второго звена.

— Оно, конечно, так, — согласился Богданов, — однако, если головой работать не станем, немцы нас все время будут одолевать и в страхе держать. У нас и самолеты не экстра-класса, да и у большинства летчиков опыта меньше, чем у немецких. Остаются голова и воля, на них расчет. Думать надо, работать головой и помнить о том, что народ зовет нас сталинскими соколами! А по результатам боев мы пока еще частенько выглядим мокрыми курицами. А чтобы стать настоящими соколами, надо учиться Итак, начнем с анализа проведенных воздушных боев, заканчивать будем конкретными предложениями. В общем, займемся тактикой.

После слов Богданова наступила тишина, нарушаемая редкими командами инженера эскадрильи, заканчивающего подготовку к полетам очередного самолета.

— Кто первый? — спросил Богданов.

— Придется мне, товарищ командир, — подал голос заместитель.

— Прошу, — сказал комэск.

— Я буду краток и назову лишь некоторые ошибки, — начал замкомэска. Первое, плохо видим в бою немцев, замечаем, когда они уже идут в атаку. Это вынуждает нас обороняться. Второе, если увидим первыми, то часто ждем, когда немцы начнут атаковать, и опять ведем оборонительный бой. Но в воздухе надо наступать! Авиация — род войск наступательный!

— Интересная мысль! — поддержал Богданов своего зама.

— Третье, — продолжал замкомэска, — боевые порядки, определенные нашей организационной структурой, устарели. Нас было девять. Сбиты крайние ведомые. То, что Фадеев в нашем звене остался живым, дело случая. Других сбили не только потому, что они допустили ошибки, — нет, им просто не было места в боевом порядке. Третий самолет сковывает маневр истребителей. И верно говорят, что третий лишний. Если ведущий покруче завернет боевой разворот, внешний ведомый летит прямо в пасть «мессерам». Короче говоря, применяемые нами боевые порядки не годятся. У нас осталось три самолета на четыре летчика, и если удастся достать четвертый самолет, разделите, товарищ командир, нас на пары, и вы посмотрите — это будет совсем другое подразделение.

— Хорошо, подумаем, — ответил Богданов.

Подошел инженер и доложил о готовности самолета.

— Здорово, — обрадовался Богданов, — ты нас выручил, инженер! Фадеев, ну-ка попробуй самолет на земле и в воздухе! Времени до вылета осталось полчаса.

— Есть! — Фадеев вскочил и опрометью бросился к самолету, на ходу отстегивая висевший на поясном ремне шлем. Быстро осмотрев самолет, забрался в кабину. Подошел инженер, спросил:

— Ты что, без парашюта решил лететь?

— Я и забыл!

— Не спеши. Вылезай из кабины, надень парашют, успокойся и тогда лети на здоровье, — сказал инженер.

— Виноват, я сейчас! — Он быстро вылез из самолета, моторист помог надеть парашют. Инженер в это время еще раз обошел самолет и дал «добро» на вылет.

Фадеев спокойно проделал необходимые манипуляции, и через несколько минут он уверенной рукой пилотировал «ишачка» в голубом небе. Самолет немного кренило влево, но Анатолий рад был и такому самолету. Опробовав на всех режимах мотор, Фадеев благополучно сел.

Спустя четверть часа он снова был в воздухе, летел ведомым у заместителя командира эскадрильи.

Внимательно осматриваясь в воздухе, Анатолий старался строго держаться в новом боевом порядке. Сейчас он никому не мешал и ему тоже.

После набора заданной высоты Богданов круто развернулся на юг. В считанные секунды в ходе разворота все заняли свои места. Через пару минут комэск резко бросил самолет на сто восемьдесят градусов, и опять все на местах. Фадеев удивлялся, как легко и свободно стало маневрировать в новом боевом порядке, и главное — все хорошо видно вокруг. Получив большую возможность наблюдать за воздушным пространством, он чаще бросал взгляд на запад. Солнце клонилось к горизонту, его лучи слепили глаза и скрывали западный сектор неба. Фашисты могли подойти незамеченными оттуда и внезапно атаковать их. Фадееву очень хотелось первым увидеть врага, чтобы хоть в какой-то степени реабилитировать себя. В полку он остался единственным сержантом-летчиком, которому доверяли вылеты на боевое задание, и нужно сделать все, чтобы оправдать такое доверие. Главное — увидеть врага первым.

Размечтавшись, Фадеев немного ослабил ручку управления, и самолет повалился на левое крыло с разворотом в сторону ведущего. Анатолий выровнял самолет и впился в ведущего взглядом, ожидая замечания. К погрешностям, допускаемым в полете, командиры обычно четко выражали свое отношение, постучав кулаком о свою голову и затем о борт кабины самолета. Жест был весьма красноречив. Сейчас ничего подобного не последовало — грех невелик или командир снисходителен. В этот момент Богданов замахал крыльями и через мгновение левым разворотом устремился вниз. Замкомэска тоже развернулся, но снижаться не стал. Анатолий усилил круговую осмотрительность, обратив внимание на заднюю полусферу. Когда пара Богданова ушла вниз, он, Фадеев, должен первым обнаружить врага в этом воздушном пространстве и не допустить внезапной атаки по своему ведущему.

Посмотрев по сторонам, Фадеев отошел от ведущего на расстояние, позволяющее свободу маневра в случае атаки истребителей врага. Наблюдая за своим ведущим, Анатолий очень хотел знать, что делает внизу пара Богданова, но боялся отвлечься и прозевать появление «мессершмиттов» сверху. Улучив момент, Фадеев разыскал-таки в небе своих товарищей: они добивали немецкий самолет-разведчик, которого за оригинальность конструкции летчики давно окрестили «рамой». Вон оно что! Молодец замкомэска, не поддался искушению принять участие в уничтожении немецкого самолета, не покинул своего места в боевом порядке!

После очередной атаки Богданова фашистский разведчик загорелся, пришел конец «раме» — «старшине фронта», как ее называли, пехотинцы. Назвали по той причине, что старшина в глазах солдата — блюститель порядка, он все видит и быстро реагирует на беспорядок. Так и самолет-разведчик врага ФВ-189 «рама», появляясь над нашими позициями всегда замечал плохо замаскированные войска или боевую технику, сообщал их координаты, и наказание наступало незамедлительно. На фронте даже поговорка родилась: появился «старшина фронта» — жди неприятностей.

Фадеев проводил взглядом «раму» и снова взял под наблюдение опасный сектор. Беглый осмотр не дал результатов, но, как только замкомэска начал разворот влево, Анатолий отчетливо увидел на горизонте несколько черных точек — мгновенно закачал крыльями и резко довернул нос самолета в направлении врага. Ведущий тут же махнул головой, подтвердил, что тоже видит немецкие самолеты. Фадеев маневром то влево, то вправо стремился угадать выгодное для атаки положение, периодически бросая взгляд на пару командира эскадрильи, набиравшую высоту. Успеют ли?

Расстояние между противником уменьшалось. Замкомэска плавно переваливал самолет с крыла на крыло, ожидая пару Богданова, но не дождался, резко развернул свой «ишачок» вправо и устремился навстречу «мессерам». Фадеев тут же последовал за ним.

Когда до врага осталось менее двух километров, замкомэска резко перевел самолет вниз, и Анатолий, устремившись за ним, едва успел подумать: «Что же он делает?» В это самое мгновение замкомэска перевел самолет в набор высоты и точно направил его на ведущего «мессера». Фадеев не знал, стрелять ему или смотреть за воздухом и ведущим.

Самолеты неслись навстречу друг другу с невиданной скоростью. От напряжения по спине пошел холодок. Теперь Анатолий уже не думал о стрельбе, больше беспокоясь, как бы не столкнуться с «мессерами» или со своим ведущим. Неожиданно летящий впереди «мессершмитт» задымил. Фадеев даже оторопел отчего? И когда замкомэска перед самым носом фашистского истребителя круто направил самолет вверх, Фадеев на сотую долю секунды замер, соображая, что делать: бросаться за ведущим или во избежание столкновения с врагом отвернуть в сторону? А может быть, следует немного пролететь и потом пойти в набор?

Вспомнив разбор Богданова, он устремился ввысь, сжавшись в комок, ожидая столкновения с ведомыми «мессерами». Секунда, другая, третья. «Пронесло!» — мелькнула мысль. Отыскал замкомэска и энергично заработал рулями, чтобы удержаться в строю. Анатолий понимал, что сейчас спасение в одном — держись зубами за ведущего. Чтобы не отставать от него, Анатолию пришлось направить самолет вверх, резко взяв ручку на себя. Перегрузка возрастала, веки начали тяжелеть, и предательские мушки замелькали перед глазами. Сколько раз он ощущал подобное состояние при полетах в зону и на воздушный бой! Но тогда можно было чуть-чуть пощадить себя, ослабить ручку, сейчас же нет, оторвешься от командира. Фадеев увидел накатывающийся на него сверху, горизонт. Замкомэска начал медленно выводить свою машину из перевернутого положения. Фадеев последовал его примеру, и тогда ему стали видны впереди дымящийся «мессершмитт», а по сторонам еще три истребителя врага. Замкомэска устремился за ними, и через несколько секунд один фашистский самолет вспыхнул, остальные бросились в стороны. «У, гады! — подумал Анатолий. — Не нравится, когда их сбивают?!»

Фадеев бросился за ведомым «мессером», но в это время замкомэска энергично замахал крыльями и круто бросил свой самолет в сторону Фадеева. Анатолий взглянул назад и увидел еще одну пару приближающихся истребителей противника. Замкомэска с ходу, почти в лоб, атаковал их. Фадеев, уворачиваясь из-под атаки «мессеров», нырнул под ведущего, и, как только замкомэска промелькнул над его самолетом, Анатолий мгновенно направил самолет за ним.

Богданов со своим ведомым пошел навстречу еще одной паре истребителей врага — и началась карусель! «Ишачки» носились внутри круга, шестерка «мессеров», часто оказываясь выше, то и дело поливала их огнем, но, как ни пытались фашисты поймать в прицел какой-нибудь из наших истребителей, это им не удавалось, кто-нибудь из «ишачков» обязательно приходил на помощь.

Трудно сказать, сколько времени прошло с начала боя, Анатолию казалось — целая вечность. Он только и делал, что выкручивался из критических ситуаций, иногда отпугивая «мессершмитты» то от хвоста самолета замкомэска, то Богданова. В азарте боя напряжение постепенно прошло, Анатолий отчетливо видел фашистские самолеты, и если на мгновение терял их из виду, то очень быстро и находил. Спокойствие давало ему возможность уверенно маневрировать. Когда один из «мессеров», потеряв скорость, оказался перед носом его самолета, Анатолий от неожиданности растерялся. Враг был рядом, рукой подать, надо бить его, но Фадеев почему-то медлил. Лишь внутренне собравшись, Анатолий впился взглядом в прицел и до боли в пальцах нажал гашетку. Прошитый меткой очередью в упор, фашист на мгновение замер в воздухе, вспыхнул и, оставляя шлейф дыма, понесся к земле.

— Сбил! Сбил! — закричал Анатолий. От радости он на мгновение забыл о продолжающемся бое. Анатолий накренил самолет и стал наблюдать за горящим «мессером».

Неизвестно, чем бы закончилось это созерцание, если бы вовремя не подоспел командир эскадрильи. Когда Фадеев увидел трассы «эрликонов» и промелькнувшие рядом «мессеры», которых отогнал комэск, от страха перехватило дух, смерть прошла совсем рядом. Быстро оглянувшись, Анатолий заметил, что пара «мессершмиттов» пристраивается к хвосту замкомэска, который, в свою очередь, выбивал «мессеры» из-под хвоста Богданова, он в этот момент помогал командиру звена выйти из-под огня еще одного «мессершмитта». Анатолий бросился на помощь ведущему. Смертельная опасность грозила каждому.

«Все могут погибнуть в считанные секунды, если будут думать о собственной безопасности, и останутся живы, если каждый, несмотря на смертельную угрозу, прикроет товарища» — такой вывод сделает после этого боя Фадеев. А пока он посылал очередь за очередью наперерез «мессерам».

Бой продолжался, но вскоре фашисты почувствовали, что их противник не так уж слаб, и удалились восвояси. Комэск подал сигнал на сбор и повел эскадрилью на восток. Анатолий плотно прижался к ведущему, боясь отстать от него. Минут через пять вдали показался аэродром.

После посадки летчики окружили Богданова. Взволнованный комэск, улыбаясь, горячо поздравлял каждого из них.

— Владимир Иванович, а ты совершил такой маневр, которого я никогда раньше не встречал! — обратился он к своему заместителю. — Это надо же успел стрельнуть в лоб «мессеру», потом выполнил полупетлю и ударил в хвост. Это же искусство высшего класса! Вот как надо бить врага, братцы, в гриву и в хвост! Как же ты успел, расскажи!

— А что такого, — ответил замкомэска, — «мессер» был уже подбит, остальные, очевидно, сбавили скорость, ну я и закрутил до предела…

— Но ты очень смело крутанул своего «ишачка» перед носом «мессеров», не побоялся, что собьют?

— На таких кривых попадание исключено. Немного боялся за Фадеева, поймет ли меня, но он оказался на высоте, пилотировал как привязанный!

— Да, Фадеев молодец, — сказал комэск и повернулся к Анатолию. Поздравляю с первой победой — сбил ты его классически!

— Я вначале испугался, боялся столкновения, — признался Анатолий, смущаясь. У него даже дыхание перехватило от радости, он улыбался, не в силах ничего сказать больше.

— Танки, немецкие танки! — вдруг послышалось со всех сторон. Люди бросились к оружию. На территорию аэродрома въезжали три вражеских танка. Винтовки, пистолеты и гранаты замелькали в руках, но для танков это оружие опасности не представляло. Началась паника. Летчики побежали в вырытую щель и залегли. Тараня самолеты, танки прошли через аэродромное поле и скрылись из виду.

Капитан Давыдов собрал полк. В строю стояло десять летчиков и основная часть техсостава.

— Товарищи, — дрогнувшим голосом начал командир полка, — по нашим тылам гуляют немецкие танки. На ваших глазах они уничтожили и повредили четыре самолета. Дальше оставаться на этом аэродроме нельзя. Необходимо перелетать на ростовский аэродром. Если там наши — садимся, если немцы — идем на Батайск или дальше на восток. Техническому составу приказываю сжечь неисправные самолеты и продвигаться на юг к Азовскому морю, переправиться на восточное побережье и искать нас восточнее Ростова. Вопросы есть?

— Нет, — ответил за всех начальник штаба.

— Летчики, по самолетам, взлетать за мной! Остальным через пятнадцать минут очистить аэродром. Немцы могут появиться снова в любое время. После взлета пройдем километров десять на запад, если увидим фашистов, атакуем. Для наземного эшелона это будет сигналом того, что немцы рядом.

Богданов отозвал своих летчиков в сторону.

— Ну что, друзья, у нас два самолета и четыре летчика. Кому лететь?

— Какой может быть разговор, товарищ капитан? — сказал заместитель командира эскадрильи. — Каждый летит на своем. Но если прикажете, я готов отдать самолет любому. Останусь сам. Представится возможность — прилечу, заключил замкомэска.

— Спасибо, вы мудро рассудили, — ответил ему Богданов. А как думают другие?

— Правильно, — ответили в один голос командир второго звена и Фадеев. Каждый летит на своем.

Богданов и замкомэска наскоро попрощались и быстрым шагом направились к самолетам. Через несколько минут пятерка самолетов, пилотируемых командиром и комиссаром полка, командиром первой эскадрильи, Богдановым и его заместителем, взмыла в воздух.

Начальник штаба полка капитан Павел Васильевич Русанов, будучи старшим, громко скомандовал:

— Становись!

Оставшиеся на аэродроме после отлета товарищей с радостью восприняли эту команду, ожидая, что вслед за ней последует выход из неопределенного положения. Не прошло и двух минут как наземный эшелон полка стоял в строю.

Начальник штаба бегло осмотрел строй и объявил:

— С этой минуты я возглавляю полк. В эскадрильях — инженеры эскадрилий, в управлении — инженер полка по вооружению. Из летчиков и командиров штаба полка организуете взвод разведки. Его командиром назначаю капитана Костецкого Во взвод разведки из каждой эскадрильи выделить по пяти человек. Капитану Костецкому взвод разведки построить на правом фланге.

— Есть! — ответил бывший шифровальщик, теперь командир взвода разведки.

— Товарищи, — продолжал Русанов, — обстановка вокруг неясная. Где немцы — никто из нас точно не знает, но что они близко и могут появиться 6 любой момент на аэродроме — это факт. Подтверждением является рейд танков и пулеметные очереди наших самолетов, которые вы только что слышали. Исходя из этого, приказываю: поврежденные самолеты сжечь, оружие держать готовым к бою, аэродром покинуть через десять минут, взводу разведки приступить к исполнению своих обязанностей. Эскадрильи следуют в порядке номеров, техсостав звена управления полка идет замыкающим. Я — в голове колонны первой эскадрильи. Из каждого подразделения выделить по пять человек в боковое охранение. Первая эскадрилья охраняет слева, вторая — справа, управление — сзади. Ясно?

— Ясно, — быстро ответили стоявшие в строю.

— Выполняйте!

Командиры на разные голоса начали отдавать приказания подчиненным.

Взвод разведки ускоренным шагом двинулся мимо стоянки второй эскадрильи в направлении Таганрога. Добравшись до большака, разведчики оглянулись, прощаясь с летным полем, и увидели горькую картину. На стоянках горели четыре И-16. Фадеев дольше других задержал взгляд на горевших самолетах, ведь среди них был и его верный «ишачок»…

— Сержант Фадеев, ко мне! — вывел его из раздумья голос Костецкого. Ваша первая боевая задача: отберите троих бедовых ребят и следуйте на удалении одного километра от основных сил полка; о появлении опасности предупреждайте нас немедленно, — приказал Костецкий.

Заняв положенную дистанцию, Анатолий а его «бедовые ребята» быстро двинулиса вперед. Услышав гул моторов, они приостановились. «Очевидно, опять танки», — подумал Фадеев. Он приложил к глазам бинокль, который дал ему Костецкий, и увидел, что техсостав быстро покидает аэродром.

— Что же делать? — Еще раз взглянув туда, Анатолий решил двигаться на юг и уточнить, не прорвались ли немцы южнее аэродрома — тогда полк окажется в западне.

Разведчики поднялись на пригорок, осмотрелись. Кругом тихо. Осторожно, то и дело осматривая в бинокль местность, пошли дальше. Через некоторое время их нагнал на телеге начальник штаба.

— Товарищ капитан, пока никого не встретили, — доложил ему Анатолий.

— Это хорошо, — ответил Русанов, — начинает темнеть. Если за ночь мы пройдем километров двадцать, это уже удача, а там сутки-другие — и Таганрогский залив.

К утру наземные подразделения полка Давыдова добрались до небольшого леска. Начальниа штаба, разрешав личному составу короткий привал, собрал командиров подразделений и сказал им:

— Первая ночь прошла спокойно. Мы продвинулись к Таганрогскому заливу километров на двадцать пять, но обстановка по-прежнему неясная, вемцы могут появиться в любую минуту. Поэтому держите людей в постоянной готовности к бою. Разведчикам — продолжать наблюдение за окрестностями.

Расположившись на опушке леса и памятуя солдатскую мудрость: «Когда обстановка неясна — ложись спать, прояснится — разбудят», некоторые авиаторы прикорнули под деревьяма, не выпуская из рук свое оружие.

Отделение сержанта Фадеева в это время вело разведку по маршруту движения в полосе пяти-шести километров. Они шли по основной дороге, второе отделение действовало слева, третье — справа, на удалении трех километров от дороги.

Анатолий и его спутники шли быстрым шагом. Солнце, поднявшись над горизонтом, начало хорошо пригревать, и скоро Анатолию стало жарко в летной куртке, но, не сбавляя темпа, он продолжал вести своих «следопытов» вперед.

Поставив подразделениям задачу, Русанов вместе с управленцами обсудил план дальнейшего движения наземного эшелона полка.

Часа через два дежурный привел к нему разведчика из группы Фадеева. Рядом с разведчиком шла серая в белых пятнах лошадь, запряженная в телегу.

— Товарищ капитан, разрешите доложить, — приложив руку к пилотке произнес младший сержант Скуратович. — На удалении восьми километров от этого леса немцев не видели, остальное написано вот здесь, — младший сержант передал донесение Фадеева.

Начальник штаба полка прочел короткую записку и поднял голову, что-то соображая про себя. Скуратович воспользовался паузой.

— Товарищ капитан, — обратился он к Русанову, — сержант Фадеев сказал: если вам нужна повозка, то я останусь при вас.

— Отлично! — обрадовался Русанов. — Лошадь в дороге — хорошее подспорье, оставайся.

Капитан подозвал посыльного, приказал: «Командиров подразделений ко мне!», — и почти в это же время раздался противный знакомый звук.

Павел Васильевич взглянул на небо: пара «мессершмиттов» летела на малой высоте на юг.

— Вот они! Кого-то ищут, — сказал инженер полка.

— Нашего брата, советского бойца, кого же еще? — ответил ему Русанов, грустно усмехнувшись.

Как только собрались командиры подразделений, Русанов сказал:

— Итак, на пути нашего движения, ближе десяти километров, час тому назад немцев разведчики не видели, а у местных жителей выяснили: фашисты продолжают наступление. Наши войска с боями отходят на восток. Значит, здесь больше оставаться нельзя, надо немедленно форсированным маршем двигаться к заливу.

— А если там немцы? — спросил инженер первой эскадрильи.

— Будем драться, — ответил Русанов. — Хотя оружия и патронов у нас кот наплакал! Но пока, — продолжал он, — надо подумать о тех, что сейчас пролетели над нами, и о тех, которые могут встретиться нам в пути. Чтобы они не застали нас врасплох, слушайте меня внимательно.

Русанов поставил конкретные задачи перед каждым подразделением, а в заключение сказал командирам:

— Разъясните всему личному составу: защита от воздушного противника залповый огонь, от наземного — своевременная маскировка на выгодном рубеже и хорошо организованный прицельный огонь.

Русанов прекрасно понимал, что его слабо оснащенное войско не сможет успешно противостоять какой бы то ни было немецкой части, поэтому старался провести его по самому безопасному пути. Каждый специалист авиаполка дорог и силен в своем деле, каждого нужно сохранить в ожиданий того момента, когда и летчики, и техсостав встанут в строй боевого полка и будут разить врага вверенным им оружием.

Во второй половине дня прискакал с докладом Фадеев.

— Товарищ капитан, мы находимся от вас километрах в десяти. По рассказам встреченных нами раненых красноармейцев, немцы с запада давят основательно. У них много танков, броневиков и автомашин.

— Что еще говорят бойцы?

— Рассказали, что их дивизия у реки Миус, ведет бой западнее Покровского.

Русанов быстро взглянул на карту и приказал Фадееву:

— Вместе со вторым отделением разведки подходи к Покровскому, уточни, нет ли там немцев, и к двадцати часам доложи мне.

Фадеев мгновенно вскочил на лошадь, галопом пронесся по большаку.

— Молодец, что самолетом, что конем — управляет отлично! — с удовлетворением отметил Русанов.

Проводив Фадеева, он снова внимательно посмотрел на карту. Сопоставил место расположения подразделений полка с возможным расположением стрелковой дивизии, ведущей бой против немцев, и подумал: «Фашисты скоро могут выйти на большак, необходимо ускорить движение».

За час до назначенного времени снова явился Фадеев, на этот раз вдвоем, с одним из разведчиков своей группы.

Русанов, не останавливая движения колонны, сошел с дороги и озабоченно спросил его:

— Что случилось?

— Немцы! — выдохнул Анатолий. — Более десятка мотоциклов с колясками и один броневик.

— Разведка! — резюмировал Русанов и, повернувшись к начальнику связи полка, приказал: — Дай сигнал рассредоточиться.

Старший лейтенант выстрелил низом в направлении идущих подразделений две ракеты — красную и зеленую.

— Звену управления занять оборону вот по этим склонам, — скомандовал он, показывая рукой на взгорье.

Управленцы бросились выполнять команду. На дороге остались лишь Русанов, два разведчика с лошадьми и Скуратович на телеге, наполненной штабным имуществом, вещмешками управленцев.

Не успели бойцы занять оборону, как послышалась стрельба.

— Наверное, это и есть фрицы, — предположил Фадеев. Вскочив на лошадь, он приложил бинокль к глазам и тут же крикнул: — Вот они! Смотрите!

Русанов взглянул на большак и тоже увидел вдалеке несколько мотоциклистов, выезжающих из впадины.

— Фадеев, Скуратович, по большаку во весь опор скачите в направлении подразделений. Километра через два сворачивайте в поле, а там действуйте по обстановке. Только под пули не лезьте. Пошли! — резко приказал Русанов.

Анатолий, не поняв сразу замысла начальника штаба, все же понесся, как на крыльях, по большаку вместе с напарником, то и дело оглядываясь назад. Скуратович, нахлестывая лошадь, мчался за ним. С телеги в разные стороны разлетались вещи управленцев. Фадеев, глядя на эту картину, даже улыбнулся. Доскакав до своей эскадрильи, он крикнул:

— Товарищ инженер, немцы! Готовьтесь к бою!

В воздухе засвистели пули. Увидев телегу, удиравшую от них, немцы открыли по ней огонь.

Анатолий проскакал еще с полкилометра и резко свернул в сторону. Скуратович, поравнявшись со вторым подразделением, спрыгнул с телеги. Он скатился на обочину, а лошадь продолжала бежать по большаку. Немцы, видимо, увлеклись игрой в кошки-мышки с повозкой и не заметили людей, залегших невдалеке от дороги. Как только их броневик поравнялся с подразделением управления, бойцы бросили в него связки гранат. Броневик словно споткнулся, накренился, окутался клубами огня и черного дыма.

Мотоциклисты, не ожидавшие засады, сначала сбились в кучу, потом метнулись было назад, но попали под перекрестный огонь авиаторов. Только двум из них удалось вырваться из засады.

Летчики подсчитали трофеи: подбит броневик и четыре мотоцикла, два мотоцикла исправны. Личный состав наземного эшелона потерь не понес, лишь один из мотористов был легко ранен.

«Войско» Русанова продолжало движение в направлении Таганрога. Техники быстро отремонтировали несколько мотоциклов, погрузили на них оружие и боеприпасы, добытые в бою, и повели машины тихим ходом в середине колонны. Фадеев вместе с напарником поехал к своим разведчикам.

Техсостав полка, воодушевленный успехом в стычке с немцами, несмотря на усталость, шел быстро и за ночь с двумя короткими привалами преодолел по проселочным дорогам более двадцати километров.

В течение ночи на западе то и дело вспыхивала стрельба, и небо освещалось разноцветными ракетами. Это стрелковая дивизия, окопавшись на левом берегу реки Миус, вела неравный бой с гитлеровцами, рвущимися к Ростову.

На рассвете Русанов разрешил сделать очередной привал. Люди, едва коснувшись земли, быстро заснули, только часовые и дозорные, расставленные по опушке леса, бодрствовали.

Русанов тоже прилег, но ему было не до сна. Он думал о том, как лучше вывести однополчан к своим. Беспокоило и то, что немцы с рассветом наверняка побывают на месте боя и могут напасть на след подразделений полка. И может статься, что, приняв наземный эшелон авиаполка за второй эшелон обороняющейся дивизии, фашисты начнут планомерную подготовку к его окружению. Много разных вариантов приходило на ум Русанову. Правда, четко вырисовывался и главный вывод из них — немцы идут на восток и скоро могут оказаться в этих местах, следовательно, задерживаться долго здесь ни в коем случае нельзя. Но впереди оживленная магистраль Мариуполь — Ростов. В чьих руках дорога? Чтобы ее преодолеть, нужна разведка.

Бывают же такие совпадения в жизни! Именно в эту минуту перед Русановым появился капитан Костецкий.

— Разрешите доложить? — обратился он к начальнику штаба. Вынул из планшета двухкилометровую карту и, разложив ее прямо на земле, подробно доложил о действиях всех трех отделений взвода разведки, сразу же сообщив и результат этих действий.

— Немцев на пути к морю в полосе десяти километров нет. В Таганроге фашисты. Фадеев захватил двух «языков».

— Давай их сюда! — приказал Русанов.

Через несколько минут «языки» в сопровождении Фадеева предстали перед Русановым. Бывшие местные колхозники, они быстро во всем признались.

Они должны были под видом беженцев пристраиваться к подразделениям Красной Армии, узнавать как можно больше всяких сведений — о составе частей, вооружения, пути следования и так далее, а возвратившись в Таганрог, доносить обо всем, что узнали. Но пока они ничего никому не сообщали. Это у них первое задание.

— Вы изменили Родине. По закону военного времени за это полагается высшая мера наказания, — медленно произнес Русанов.

«Языки» упали на колени и заползали по земле, причитая:

— Отец родной, не погуби! Верой и правдой служить тебе будем.

— Встать, подлые души! Встать! — презрительно бросил Русанов.

«Языки» вскочили и закрутили головами, ожидая, с какой стороны на них обрушится возмездие.

Начальник штаба, подумав, решил рискнуть.

— Вы можете искупить свою вину верным служением Родине, — сказал он все так же строго, почти не глядя на них.

— Мы готовы… Мы хоть сейчас… — залопотали бессвязно изменники.

— Если готовы, то слушайте. Нам нужны лодки, много лодок…

— Это мы могем! — угодливо произнес один из «языков», рыжий детина…

— Ты пойдешь с нашими людьми, — указал Русанов на его худосочного спутника. — А ты, — Русанов перевел взгляд на рыжего, — останешься у нас заложником. Если операция с лодками сорвется, мы тебя расстреляем.

Рыжий сурово проинструктировал дружка и отошел в сторону.

— Костецкий, глаз не спускать с него! Если что — патронов не жалей! — приказал Русанов.

Обдумав донесений разведчиков и показания «языков», начальник штаба собрал на совет командиров подразделений и летчиков.

— Мы находимся недалеко от залива, но переправляться через него пока не на чем. Долго задерживаться под носом у немцем опасно, — сказал он собравшимся. — Будем при усиленном охранении выходить к заливу восточнее Таганрога. Там организуем оборону. А сейчас, — Русанов обратился к инженеру второй эскадрильи Овсянникову, — возьмите пару надежных ребят и того, худощавого, из задержанных разведчиками, проберитесь в город и раздобудьте переправочные средства.

Проводив Овсянникова, Русанов вызвал Фадеева и сказал доверительно:

— Место сосредоточения наземного эшелона для переправы на ту сторону Таганрогского залива будет возле устья речушки Самбек, недалеко от населенного пункта Приморка. Выступаем в двадцать три, то есть через полтора часа. Передай лошадей начальнику связи полка и выходи со своим отделением не задерживаясь. Осмотрите подходы к месту сосредоточения, установите наличие наших или немцев в том районе и срочно высылайте ко мне посыльного с донесением. Если наших там нет, направь по два дозорных на северо-восточную окраину Таганрога и западную окраину Приморки. Все понял? Действуй!

Отделение разведчиков ускоренным маршем направилось в намеченный пункт. Чтобы не сбиться с пути, Анатолий решил идти вдоль узенькой речушки Самбек. Путь подлиннее, зато вернее, подумал Фадеев.

Минут через сорок разведчики подошли к шоссейной дороге Таганрог Ростов. Не обнаружив ничего подозрительного, направились дальше. Час спустя Фадеев уже обходил предполагаемый участок сосредоточения наземного эшелона полка. Осмотрев местность между заливом и железной дорогой, вместе с одним из разведчиков Анатолий направился в Приморку.

В поселке было темно и тихо, только редкий лай собак оповещал о том, что здесь живут люди. Помня, что тишина бывает обманчивой, Фадеев проинструктировал напарника и пошел к одной из ближайших хат.

Постучав в окно, оба они взяли на изготовку оружие и приготовились к любой неожиданности… На стук вышла старая женщина.

— Кто тут?

Фадеев молча подошел ближе. Старуха запричитала, негромко, радостно:

— Бог мой, никак наши пришли?! Антон, выходи, свои пришли! — тихо позвала она, оглянувшись в глубину хаты.

Вышел мужчина. Судя по походке, довольно молодой.

— Сержант Фадеев, — представился Анатолий.

— Антон Титов, местный рыбак, — ответил мужчина.

— Очень кстати, — обрадовался Анатолий. — Собирайся, пойдешь с нами, дело есть!

Антон без слов взял телогрейку, махнул старухе рукой и пошел с разведчиками.

Еще раз осмотрев все вокруг, Анатолий расставил дозоры и послал двух посыльных Русанову с донесением, в котором сообщил: «Немцев нет. Место удовлетворительное».

Находясь в центре того места, где предполагалось сосредоточить наземный эшелон полка, Фадеев с Титовым поднялись на полотно железной дороги, которая проходила недалеко от Таганрогского залива, и начали внимательно изучать окружающее пространство.

Узкий серп луны еле освещал местность, и трудно было что-либо различить в темноте. Лишь отдельными огоньками да вспышками ракет давал знать о своем существовании Таганрог. Но там был враг, и там же находилась горстка разведчиков во главе с инженером второй эскадрильи.

— Товарищ командир, со стороны степи вроде бы кто-то идет, — доложил наблюдатель.

— Продолжай наблюдение! Ребята, оружие к бою, — приказал Фадеев и позвал Титова: — Антон, за мной!

Они перебрались через железнодорожное полотно и отошли от него метров на десять. Фадеев прилег, приложил ухо к земле и услышал отдаленный тяжелый топот.

Встретив Русанова, Анатолий доложил начальнику штаба обстановку и представил рыбака.

— Подождем часок, и, если сигнала из Таганрога не последует, будешь готовить лодки.

— Понял, — быстро, по-военному, ответил Антон.

— А ты, сержант, — обратился Русанов к Фадееву, — постарайся пробраться к восточной окраине города, где стоят твои дозорные, и жди там инженера эскадрильи. О появлении доложи немедленно.

Добравшись до своих дозорных, Фадеев передал принесенные для них хлеб и колбасу, присел рядом, чутко вслушиваясь в ночную тишину. Он услышал всплеск весел и тихо скомандовал:

— Занять удобные места для наблюдения, и ни гугу! Вскоре в темноте зачернели силуэты нескольких больших лодок. Через некоторое время одна из них направилась к берегу. А вдруг это немцы? Фадеев, приготовив оружие, затаился.

Когда лодка пристала к берегу и из нее вышел человек, Анатолий узнал инженера и тихо окликнул его.

— Фадеев! — обрадовался Овсянников.

Русанов поздравил инженера с успешным проведением операции и спросил:

— Каково там, Николай?

— С непривычки страшно, да и стыдно прятаться по закоулкам от немчуры.

— В этом здравый смысл, Николай, но не стыд. Сколько могут поднять ваши лодки?

— Каждая по десять человек без груза, но при волне в три-четыре балла и при такой нагрузке зальет.

— Какой же выход?

— Часть людей можно вывозить на лодках. Но хорошо бы поймать баркасы, которые курсируют мористее. Я туда направил техника звена с двумя местными рыбаками.

— Хорошо, — похвалил Русанов и добавил: — У нас тут тоже есть один рыбак, из Приморки. Он также говорил о судах. Фадеев, позови-ка рыбака!

Через минуту Анатолий с Антоном стояли перед Русановым.

— Фадеев, возьми своих ребят, и вместе с Антоном отправляйтесь за лодками в село. Учтите, времени до рассвета мало, не мешкайте, раз-два и лодки чтобы были здесь! — приказал Русанов.

Антон Титов оказался весьма смышленым и деятельным человеком. Он быстро обежал знакомых рыбаков, и вскоре четыре посудины прибыли в распоряжение Русанова.

Подсчитав возможности своей лодочной флотилии, начальник штаба пришел к выводу, что за один рейс удастся перевезти лишь треть полка. Как быть остальным? Ждать? А вдруг появятся немцы?

Русанов срочно собрал совет из командиров подразделений и «безлошадных» летчиков.

— Наш переход — дело не шуточное, — сказал он. — Я не очень надеюсь, что полку удалось сосредоточиться здесь незамеченным. Думаю, что и поход Овсянникова в Таганрог тоже будет, а может быть, уже известен немцам. Вряд ли мы избежим встречи с фашистами. Хорошо, если подойдут к рассвету дополнительные суда, а если нет? Принимаю такое решение: чтобы не демаскировать себя наличием лодок у берега, начинаем переброску людей. Взвод разведки и управление полка выходят первыми. Первая и вторая эскадрильи занимают оборону и прикрывают выход в море. Половину боеприпасов из подразделения управления приказываю передать остающимся на берегу. Старшим назначается Овсянников. Я надеюсь, что нам удастся раздобыть еще какие-то средства, чтобы скорее вывезти отсюда вас, товарищи! — обратился Русанов к первой и второй эскадрильям.

Вскоре семь лодок, нагруженных людьми до отказа, вышли в залив. Гребцы старались бесшумно работать веслами. Караван медленно удалялся от берега.

Начало светать. Видимость увеличилась. И в это время совсем недалеко, почти прямо по курсу появился баркас, за ним второй, третий и четвертый. Вблизи последнего судна колыхалась на волнах лодка.

Все обрадовались и, забыв о необходимости соблюдать тишину, стали бурно выражать свои чувства.

— Спокойно! — приостановил нарастание эмоций Русанов. Через несколько минут команда первого судна уже принимала на борт взвод разведки. Подразделение управления погрузилось на второй баркас. Остальные в сопровождении освободившихся лодок пошли к берегу.

Фадеев помахал рукой Антону и подумал: какой славный парень! А ведь, наверное, увидеться больше не приведется. Война свела — война и развела.

Команды двух судов в считанные минуты взяли на борт подразделения полка. А рыбаки, проводив авиаторов, направили свои лодки в Приморку, чтобы забрать семьи и тоже переправиться на противоположную сторону залива.

Капитан сейнера, передавая бинокль Русанову, сказал:

— Смотрите-ка, зашевелилась немчура в городе! Да нас уже не достанешь!

— Удачно мы выкрутились, ничего не скажешь, — ответил Русанов. — Я в эти дни ни сна, ни покоя не знал.

— Еще бы, люди, ответственность, — согласился капитан.

Обняв, как что-то самое дорогое, свои винтовки, прислонившись к мерно покачивающемуся борту судна, под шум двигателей Фадеев и его группа разведчиков крепко спали.

Во второй половине дня суда подошли к Ейскому порту. Авиаторы приободрились, быстро выгрузились и стали в строй.

Русанов приказал личному составу наземного эшелона двигаться на аэродром, а сам направился к старшему авиационному начальнику на аэродроме. Им оказался командир истребительного полка, который очень обрадовался пополнению и приказал всех обогреть, обсушить, накормить. А Русанову сказал: «Знаю точно: на ближайших к Ейску и Батайску аэродромах вашего Давыдова нет».

— Тогда помогите связаться со штабом ВВС фронта, — попросил Русанов.

— Обязательно! — пообещал подполковник и тут же начал делиться своими заботами: — Большинство личного состава полка занято восстановлением самолетов. Летают десять-пятнадцать человек, остальные ремонтируют технику. А что делать? Воевать на чем-то надо. Новых самолетов не дают, собираем подбитые машины на полях, аэродромах. Ремонтом у нас руководит толковый организатор, инженер полка. Светлая голова и золотые руки! Сумел всех привлечь к работе — летчиков, техников, мотористов. У него железное требование: не умеешь — учись, но сделай к сроку!

— Намек мне ясен, товарищ подполковник. Наши люди зря хлеб есть не будут, завтра после обеда приступят к работе. Только прошу предупредить своего инженера полка: командую личным составом я и назначенные мною в подразделениях командиры. Пусть ставит задачу нашему инженеру полка. В остальное вмешиваться не надо, сами справимся.

— Не хочешь власть выпускать из рук? — переходя на «ты», улыбнулся подполковник. — Мне твои условия по душе. Мобилизуй своих людей, организуй их так, чтобы толк был, и заходи ко мне, когда нужда будет.

Наземный эшелон давыдовского полка приступил к работе.

Далеко не у всех дело заладилось сразу, но люди понимали, что опыт добывается трудом, и старались изо всех сил.

Начальство не забывало их.

В один из дней на аэродром прилетел командующий ВВС Южного фронта. Анатолий впервые видел его. Это был высокий, стройный, красивый генерал с орлиным взглядом серых глаз.

— Немцы вплотную подошли к Ростову, рвутся к Дону, — без особых вступлений начал командующий свой разговор. — На левом берегу Дона советских войск мало, авиации еще меньше, от фашистских ударов с воздуха наши наземные войска истекают кровью. Летчики дерутся храбро, но не всегда умело. Как дальше будут развиваться события? Отвечу: будет хорошо, если мы научимся использовать все, даже самые малейшие возможности для нанесения ударов по врагу. Плохо, если будем ждать, когда кто-то нам посоветует, что делать, и научит, как бить врага. Товарищ Сталин сказал: фашистов надо бить так, чтобы у них земля под ногами горела. Я прилетел напомнить вам об этом и сообщить, что авиационная промышленность в ближайшее время новых самолетов нам не даст, идет эвакуация заводов на восток. Вам самим надо искать и находить любую возможность для восстановления самолетного парка. Направляйтесь на аэродромы, на поля, ищите самолеты, ремонтируйте, ставьте на них пулеметы; пушки — и в бой, на защиту нашей великой Родины. Она сейчас переживает самые трудные дни и очень надеется на вас…

Все внимательно и с чувством скорби выслушали командующего ВВС. Многие поначалу надеялись услышать от него приятные вести: о том, например, что скоро будут новые самолеты, что прилетят боевые летчики — участники боев в Испании и на реке Халхин-Гол, поделятся опытом… Откровенные слова командующего заставили призадуматься каждого.

Русанов по телефонным проводам разыскивал летный состав своего полка. В Батайске и на аэродромах других летных школ Давыдова обнаружить не удалось. Район поиска расширили. И как-то от прилетевших экипажей узнали: его видели на аэродроме под Котельниковом.

— Далековато, но надо проверить. Ищи самолет, — сказал капитан Анатолию.

Эту новость Фадеев тут же сообщил Глебу.

Во время перехода наземного эшелона полка, когда Фадеев возглавлял группу разведки, друзья почти не виделись. Лишь здесь, в Ейске, на ремонте самолетов, они снова проводили вместе многие часы. Сержанты часто вспоминали Сергея Есина, о котором не было вестей. Оба понимали — война. Всякое на ней случается.

Прошло несколько дней после их разговора, и как-то после завтрака Конечный шепнул Анатолию: «Есть самолет!»

Они пошли к Русанову.

— Товарищ капитан, можно позаимствовать связной По-2. Он находится на стоянке около ангара. На нем мы можем быстро слетать с Фадеевым в Котельниково, — предложил Глеб. Начальник штаба призадумался, потом почесал затылок:

— Пойдемте-ка посмотрим.

Глеб вывел Русанова и Фадеева к одиноко стоявшему самолету. Русанов обошел вокруг По-2.

— Фадеев, проверь-ка горючее и масло.

Анатолий, всегда носивший при себе плоскогубцы и отвертку, быстро открыл горловину и убедился: горючего маловато.

— Дозаправьте самолет и будьте готовы к вылету вместе с моим заместителем, — приказал Русанов Фадееву.

Глеб уставился на Русанова, от обиды не в состоянии произнести ни слова.

— Что стоишь? Бегом за бензозаправщиком! — приказал ему начальник штаба.

Спустя час По-2 взлетел и взял курс на восток. Осматривая знакомые места, где уже летал не однажды, Анатолий повел рукой по левому борту, взял планшет, взглянул на карту и похолодел — она заканчивалась на меридиане Сальска. А оттуда до Котельникова еще более сотни километров! Что делать? В спешке он забыл подклеить нужный лист карты. Как быть? Садиться — сорвешь задание. Лететь? А вдруг заблудишься? Фадеев загрустил. Посмотрев на землю влево и вправо, он немного успокоился — кругом все было знакомо. Анатолий с благодарностью вспомнил требовательного штурмана эскадрильи, заставлявшего курсантов десятки раз чертить на память схемы района. Курсанты проклинали штурмана, но сейчас Фадеев был готов низко поклониться ему за науку.

Больше часа Фадеев летел над районом, который он знал, но дальше опять начались сомнения. Фадеев решил выйти на железную дорогу Ростов — Сальск, потом вышел на станицу Егорлыкскую, узнал ее сверху и очень обрадовался значит, летит правильно. Вскоре показался Сальск, над ним Фадеев развернулся влево, карта закончилась. Анатолий решил лететь параллельно железной дороге, идущей на Сталинград. Через полчаса, чтобы уточнить место своего нахождения, он произвел посадку на одном из полевых аэродромов и подрулил к какому-то человеку. Убрав газ, Фадеев подозвал его и спросил:

— Что за аэродром?

Старшина назвал расположенный рядом населенный пункт. Его название ничего не говорило Анатолию.

— Далеко ли до Котельникова? — спросил Фадеев. Старшина развел руками:

— Не знаю.

Фадеев дал газ и пошел на взлет. Дальнейший полет проходил в сомнениях и тревогах. Анатолия очень беспокоило: удастся ли дойти до Котельникова, хватит ли горючего?

По дороге встречались крупные населенные пункты. Анатолий делал круги над ними, но аэродромов не видел. Напрягая зрение, искал Котельниково, а тревога все глубже и глубже забиралась в его душу. А что, если не дотянет до аэродрома, не найдет Давыдова? У Фадеева все похолодело внутри. Все чаще он посматривал на часы. И вдруг впереди показался населенный пункт, на окраине которого виднелся аэродром.

Фадеев приземлился. Как только экипаж разведчика вылез из кабины, почти сразу на поле появились Давыдов и Богданов.

— Вот они, первые ласточки! — радостно воскликнул Давыдов, крепко обнимая замначштаба и Фадеева.

Когда немного утихла радость встречи, заместитель Русанова доложил о делах наземного эшелона. Выслушав капитана, Давыдов распорядился:

— Фадеев, возвращайся в Ейск один. Начальнику штаба через полк, базирующийся в Ейске, послана шифровка, в ней указано все, что ему следует делать. На словах передай: с отъездом не задерживаться!

— Ясно, товарищ капитан, — ответил Фадеев, — разрешите лететь после заправки бензином и маслом?

— Подожди, — Давыдов вырвал из блокнота листок бумаги и написал на нем что-то: — Возьми, пригодится для оправдания самовольного полета.

Фадеев улыбнулся:

— Попробуем выкрутиться, товарищ капитан.

— Как там наши? — спросил Богданов.

— Нормально!

— Лети, — Богданов и Давыдов пожали Анатолию руку и пожелали успеха.

Обратный путь был более коротким, но последствия полета — плачевными. Едва Фадеев доложил Русанову о выполнении задания, как его тут же вызвали к командиру полка. После беглого опроса Анатолия отправили на гауптвахту.

Фадеев раньше о гауптвахте имел представление лишь понаслышке. Сам не сидел и в караул туда не попадал. И вот довелось познакомиться с ней. Несколько небольших комнат в старом здании, рядом караульное помещение. В одиночке, куда водворили Анатолия, кроме голого топчана, ничего не было.

На следующий день началось следствие. Допросы длились несколько дней. Наспех написанная записка Давыдова и докладная начальника штаба полка Русанова оградили Фадеева от главного обвинения — в дезертирстве.

Когда Анатолий услышал это от следователя, он возмутился, сгоряча наговорил грубостей и разозлил представителя юстиции, который в отместку приложил максимум усилий, чтобы найти подтверждение своим подозрениям. Но факты, оправдывающие поступок Фадеева, были столь убедительны, что ретивому работнику прокуратуры пришлось снять обвинения с сержанта.

Распрощавшись со следователем, Анатолий зашел в штаб местного полка, где его ждало предписание следовать в Котельниково. Путь до него на попутном транспорте был куда сложнее, чем на самолете. Почти неделю Фадеев добирался до места назначения, но… там полка уже не оказалось, убыл в Горький, получать новые самолеты.

Посетовал Анатолий на неудачу и пошел на поиски попуток, чтобы ехать дальше по фронтовым дорогам — в Горький, в свой родной полк.

Напряженная, тяжелая, но такая нужная для защиты Родины работа продолжалась. Каждый трудился с величайшим энтузиазмом. Глубина противотанкового рва приближалась уже к трем метрам. Наступили холода. Жечь костры запрещалось. Грелись днем, ночью старались спать там, где днем горели костры, и в наспех отрытых землянках.

Женщины мерзли, кутались во все, что было привезено с собой из дома. Но холод донимал. Кое-кто не выдерживал и с наступлением темноты степью уходил домой. Оставшиеся, держались стойко, вставали чуть свет и, наскоро перекусив, принимались за дело. Это помогало и согреться, и выполнить намеченный объем работ. Сведения о положении на фронтах доходили сюда случайно, были они не всегда точными, все находились в постоянной тревоге за свою судьбу и за судьбу тех, кого оставили дома.

Как-то в середине ноября прошел слух о том, что немцы прорвали оборону наших войск и движутся к Ростову-на-Дону.

— Как к Ростову? Почему к Ростову? — Со слезами на глазах они подступали к руководителям работ, требуя срочно отпустить их домой, где остались у кого-то дети, у кого-то старики. Начальство пыталось успокоить их, но все понимали, что уже не было смысла продолжать строительство сооружений.

В эту ночь почти никто не спал. На рассвете увидели, что с запада по дороге движется колонна людей.

— Неужели немцы?

— Они пешком не ходят, это наши, — последовал хмурый ответ.

Женщины толпой побежали к шедшим по дороге красноармейцам в надежде увидеть кого-то из близких, знакомых, из первых рук узнать, что же происходит вокруг. Впереди колонны шел молодой широкоплечий майор с медалью на груди.

— Что вы здесь делаете? — спросил он подбежавших женщин.

— Роем окопы, — робко сказала одна, боясь разгласить тайну.

— Для кого?

— Для вас, — ответил майору пробравшийся сквозь толпу женщин капитан.

— Немец-то под Ростовом, — сказал ему майор.

— По радио объявили или еще как узнали? — уточнил капитан.

— Узнали, — ответил майор. И пояснил, горько усмехнувшись: — Иначе мы бы здесь не были. На ваше счастье, немцы вас стороной обошли. Вчера были от Ростова в двадцати километрах, а сегодня, может, уже там.

— Ясно… — с расстановкой произнес капитан.

Колонна уже ушла далеко, а капитан все еще стоял, думая над сложившейся ситуацией и свалившейся на его голову ответственностью — и за незаконченное строительство, и за судьбы людей. Наконец решил, что все они остаются на местах до получения команды о прекращении оборонительных работ.

— Товарищ капитан, а кто вам даст такую команду, если мы уже в тылу у немцев? — спросила его со слезами на глазах невысокая темноволосая женщина.

Капитан, сам ломавший голову над этим вопросом, пожал плечами.

— Домой! Пошли домой! — зашумели женщины. — В город надо пробираться!

— А если в городе уже немцы? — попытался остановить толпу капитан, но его никто не слушал.

В это время раздался звонкий голос:

— Машина идет!

Капитан взглянул на дорогу и увидел легковую автомашину. Вдали за ней виднелось несколько колонн красноармейцев.

Из машины вышел полковник, подтянутый, опрятный, с усталым лицом.

— Здравствуйте, что за люди? — спросил он.

Капитан четко доложил ему.

— Надобность в ваших сооружениях отпала, — горестно сказал полковник. Отпустите людей. Пусть они решают сами: добираться им домой или разойтись по ближайшим деревням, — ответил полковник, медленно пошел к машине и, ни на кого не глядя, уехал.

Собрав свои пожитки, группами и в одиночку женщины разошлись в разные стороны.

— Нина, а что нам делать? — спросила Вика.

— Пойдем домой.

— К немцам? — удивилась Вика. Нина задумалась, а потом произнесла нерешительно:

— Постараемся пройти незаметно…

— Мы не мышки-норушки, вряд ли проскользнем, — горько усмехнулась Вика. — А если немцы нас схватят, ты представляешь, что может быть?

К подругам подошла девушка, работавшая с ними рядом, и предложила:

— Пойдемте к моим родителям, они живут недалеко, километрах в тридцати отсюда, на берегу моря. Там наверняка еще нет немцев.

Между тем капитан, молча наблюдавший, как быстро таяла его «армия», посмотрел в последний раз на огромное пространство прорезанное черной, с рыжеватым отливом лентой свежевырытой земли, и примкнул к проходящей по дороге очередной роте красноармейцев.

…Вика, словно заправский ходок, шла впереди, увлекая за собой остальных. Но от быстрой ходьбы ее спутницы быстро устали, пришлось сделать остановку, а в одной из придорожных деревень они решили заночевать.

— Где немцы? — первое, о чем они спросили у местных жителей.

— По слухам, они уже в Таганроге.

Утром следующего дня, подкрепившись хлебом с молоком, девушки отправились дальше. Через несколько часов перед ними предстала ровная гладь Азовского моря. Дорога привела путешественниц к небольшому поселку. Это и была Приморка, куда пригласила подруг работавшая вместе с ними девушка.

С помощью ее родителей удалось уговорить одного из рыбаков, и в конце дня под парусом, а временами на веслах, преодолевая встречный ветер, они вышли в залив. Вскоре густая ночная мгла опустилась на воду, и, чтобы не сбиться с курса, лодка легла в дрейф. На рассвете обнаружилось, что они не очень-то далеко отошли от берега.

Целый день подруги плыли к цели своего путешествия, и вот наконец показался Ейск. Уставшие от затянувшегося плавания девушки с наслаждением ступили на твердую землю и тут же обратились к встретившимся им людям с тревожным вопросом: «Немцы в городе есть?»

— Нет, этих гадов у нас нет, — ответили им.

Вика и Нина, распрощавшись с рыбаком, отошли немного от берега и присели на сухое, полуистлевшее дерево.

— Что делать? — спросила Нина. — В таком виде даже неудобно идти к людям. А денег совсем нет.

В сумке, которую девушки несли попеременно, у них были некоторые вещи, но подруги решили беречь их на самый крайний случай. Поэтому Вика, махнув рукой, сказала:

— Ничего, Нина, пойдем как есть. Все понимают — война!

Вскоре они вышли на широкую дорогу, по которой медленно двигалась большая колонна беженцев. По осунувшимся лицам людей, обтрепанной одежде, стоптанной обуви видно было, что они прошли уже не один десяток километров.

Нина и Вика примкнули к группе женщин, которые шли за телегой, нагруженной различным скарбом. Было видно, что идут эти люди давно, что многое обговорили между собой и сейчас легко понимают друг друга, обмениваясь короткими фразами, отрывочными словами и возгласами. Оторванные войной от родного дома, они терпеливо переносили тяготы и лишения вынужденных скитаний и шли к тому месту на востоке, где, они в это твердо верили, их ждут тепло и уют временного пристанища, где они обживутся и будут делать все, чтобы помочь фронту, помочь Красной Армии сокрушить фашистского изверга.

Большак, неизвестно кем и когда сооруженный, пролегал через колхозные поля, мелко припорошенные ранним снежком. Легкий морозец укрепил черноземный грунт, и это облегчало движение всему живому, тянувшемуся на восток.

Тяжело было людям, но еще тяжелее скоту. Долгий путь и скудный корм довели его до истощения. Особенно жалко выглядели лошаденки, еще оставшиеся в хозяйствах. Они еле-еле тянули за собой тяжело груженные телеги. Даже маленькие дети шли, держась за руки старших, лишь бы не обременять скотину. По ровной дороге эти лошади еще кое-как тянули груз, но там, где появлялся небольшой подъем, они останавливались и, невзирая на яростные понукания возниц, не могли тронуться с места. И беженцы, облепив со всех сторон телегу, помогали животным. Во время одного из переходов над большаком пролетели немецкие истребители.

— Воздух! Самолеты! Фашисты!.. — сразу же покатилось по колонне.

Подруги остановились в нерешительности, не зная, что предпринять. Сверху застрекотали пулеметные очереди. Девушки бросились в сторону. Через считанные секунды на дороге никого не осталось.

«Мессершмитты» после первой атаки взмыли вверх и не торопясь заходили на повторную. Поиздевавшись над беззащитными людьми, фашисты удалились на запад.

Печальный вид после их налета являла собой эта местность. В предсмертных судорогах бились коровы, телята. Кое-где лежали люди.

Острое ухо Нины уловило нарастающий плач и причитание женщин. Подруги подошли к группе людей, столпившихся невдалеке. Глазам девушек предстала картина человеческой трагедии — верной спутницы войны.

На земле лежала молодая женщина, обнявшая цепкими руками уже мертвого ребенка. Из левого виска матери текла кровь, от нее исходил легкий пар. Рядом ползала девочка лет трех, тоненьким голоском повторявшая: мама! Мама!., вставай!

Она смотрела на толпившихся вокруг людей и в ее детских глазенках был испуг, недоумение и мольба о помощи.

Беженцы предали земле погибших, подобрали осиротевших детей и снова двинулись в путь.

— Долго мы будем скитаться по этим дорогам?! — спросила Нина. — У многих идущих есть цель, а у нас что? Может быть, нам вернуться?

— Согласна, — сказала Вика, — доберемся вон да того села, переночуем и тогда решим.

Но девушки не успели дойти до первого дома, как услышали над собой гул мотора.

— Нина! Смотри, это же наш самолет, — закричала Вика, — такой же тупоносый, как у Сережи и Анатолия!

Самолет с выпущенными колесами шел на посадку.

— Там аэродром! — уверенно заявила Вика. — Пойдем. А вдруг там наши ребята!

Окрыленные надеждой, подруги быстро зашагали по тихой тропинке и вскоре добрались до аэродрома — большого ровного поля на краю села.

Летчики сразу же окружили девушек. Узнав, что они разыскивают сержантов, начали балагурить.

— Мы таких военачальников не знаем, — сказал белобрысый майор, — у нас в полку летчики в звании не ниже лейтенанта. Сержантов не держим!

Девушкам стало обидно до слез. Но от всей аэродромной обстановки повеяло на них недавним мирным временем и такими волнующими и дорогими встречами с друзьями-летчиками, что решение пришло почти сразу. Они понимающе переглянулись.

— Товарищ майор, — бойко заговорила Вика, — Может быть, вы нас в полк возьмете? Будем служить, как настоящие бойцы!

— Таких красавиц как не взять?! Только куда же вас пристроить? — задумался майор.

Девушки молча ждали решения своей участи.

Их направили к интенданту. Оглядев девчат, он сказал: идите в столовую, там дел найдется. Заведующий столовой обрадовался появлению новых работниц.

— Рад пополнению! — улыбнулся он. — Нам как раз очень нужны посудомойки. — И, немного подумав, добавил: — Но прежде чем приступить к работе, вам, пожалуй, надо бы приодеться.

Вместе с заведующим девушки подошли к сараю, где размещался вещевой склад. Нина и Вика получили красноармейскую форму. Весь вечер девчата подгоняли гимнастерки и брюки под свой рост, прилаживали по фигуре, а когда утром пришли на работу, окружающие восхитились — подруги походили на лихих красавцев парубков.

У многих авиаторов тут же появились неотложные дела в столовой. Некоторые приходили на кухню даже ночью, предлагая свою помощь в чистке картошки. Нину это возмущало, а Вика довольно спокойно принимала ухаживания и даже как-то взялась журить Нину:

— Не будь затворницей, чего ты дичишься? Они хорошие, нормальные парни.

— Вика, ты молодец, — сердито ответила Нина, — быстро акклиматизировалась, даже пополнила свой лексикон словом «нормально»! У летчиков оно заменяет, кажется, десяток других слов.

— Возможно! — с вызовом посмотрела ей в глаза Вика. А Нина, словно оправдываясь, продолжала:

— Я никогда не дичусь, ты знаешь, но сейчас не до этого. Идет война…

— Я знаю, об этом по радио передают, — перебила ее подруга. Нина, не обращая внимания на колкость, спросила:

— Ты уже и с ним успела познакомиться? — она показала взглядом на уходившего из кухни летчика.

— Конечно, чего теряться?! — все так же, подзадоривая подругу, ответила Вика.

— О чем ты с ними разговариваешь? — продолжала сердиться Нина. — Как ни посмотрю, все ты с кем-то шепчешься. Я просто не узнаю тебя! Что с тобой происходит?!

Она подошла к Вике, обняла ее за плечи, посмотрела в глаза. Вика выдержала взгляд, а потом сказала тихим, жалобным голосом:

— Нина, душа болит постоянно — как там наши в Ростове? И ребята неизвестно где. Вот я и спрашиваю у каждого, может, кто их и видел…

Только в середине ноября Фадеев добрался до Горького. В полку ему обрадовались, похвалили, но оказалось, что полк уже укомплектован полностью и… Фадееву в нем нет места.

Богданов, сообщая об этом Анатолию, чувствовал себя очень скверно. Фадеев стоял, вконец убитый, перед строем своего, а теперь уже — чужого полка, летный состав которого обновился на две трети.

В это время легкий шумок пронесся по рядам: «Акула идет!»

Анатолий увидел коренастого, выше среднего роста летчика в куртке и шлемофоне, очевидно, только что вернувшегося из полета.

Командир полка прошел мимо Анатолия и доложил:

— Товарищ подполковник, полк построен для выполнения полетного задания.

Акула, как узнал позже Анатолий, считался отличным летчиком, воевал в Испании. В первый же день Великой Отечественной, войны был ранен. Потом его направили командовать запасным полком и не ошиблись. Он обладал твердым характером, был решительным, резким, но справедливым к людям.

Анатолий, не отрываясь, смотрел на Акулу, и невольно холод забирался в его душу. Свирепый, недоброжелательный взгляд, твердо сжатые губы не сулили ничего благоприятного.

— Ну, что вы тут прохлаждаетесь?! Воевать надо! Почему так долго переучиваетесь?! — сразу зашумел Акула. — Получили самолеты, полетали немного, и на фронт! Давыдов, когда полк будет готов к вылету?

— Дня через три, — ответил командир полка.

— И ни одного часу больше! — Подполковник энергично повернулся к летчикам и резко бросил младшему лейтенанту, стоявшему в строю первой эскадрильи: — Это ты развернулся вчера на взлете? — Я, — дрожащим голосом ответил младший лейтенант.

— И ты, Давыдов, хочешь взять его на фронт?

— Товарищ подполковник, я думаю… — успел сказать Давыдов.

— Думать надо было раньше, сейчас настало время решать, — перебил подполковник. — Таких салажат нечего брать! Пусть он пока у меня в наряд походит. — Он повернулся спиной к Давыдову и пошел мимо строя в штаб. Анатолий заметил под его расстегнутой курткой два ордена Красного Знамени. Таких наград он прежде ни у кого не видел, разве только на газетных снимках.

Тем временем капитан Богданов подошел к Давыдову, и они о чем-то заговорили. Командир полка подозвал Фадеева, сказал коротко:

— Замените младшего лейтенанта. Три дня на переучивание на ЛаГГ-3.

— Есть, товарищ майор! — обрадовался Фадеев.

Командир первой эскадрильи капитан Кутейников — высокий, стройный шатен, осмотрел критическим взглядом Анатолия и небрежно произнес:

— Иди к инженеру, если он допустит тебя к полетам — завтра будешь летать, если нет — поедешь на фронт в обозе.

Анатолий пошел к инженеру.

— А, лихой разведчик, пойдем в кабину! — Инженер обстоятельно рассказал о каждом новом приборе, системах самолета, особенностях эксплуатации мотора с водяным охлаждением. Убедившись, что Фадеев усвоил его рекомендации, разрешил запуск. Фадеев четко исполнил все приемы.

— Теперь рули, только смотри не разломай самолет, иначе Акула меня повесит, — сказал инженер, напутствуя Анатолия.

Еще полдня Фадеев продолжал изучение ЛаГГ-3. Все летали — он рулил по земле. На последней рулежке Анатолий понял, что этим самолетом он сможет управлять и в воздухе, хотя было еще неясно, как поведет себя в полете винт, сработают ли кнопки уборки и выпуска шасси…

После обидных слов Кутейникова одна мысль не давала Фадееву покоя: как доказать свое право на полеты? Он посмотрел на бензиномер — горючего более половины заправки. Итак, быть или не быть?! Вырулил на старт и прямо с ходу пошел на взлет. Взлетел хорошо. Убрал шасси, набрал скорость, запросил по радио зону. «Зоны заняты, набирайте высоту и выполняйте пилотаж над аэродромом», — услышал Анатолий знакомый голос, но кому он принадлежит — не смог сразу вспомнить, а догадавшись, струхнул ужасно: Акула!

— Вас понял, — с дрожью в голосе ответил Фадеев, набрал положенную высоту и строго над аэродромом полностью выполнил пилотаж.

Когда оставалось около пятидесяти литров горючего, он зашел на посадочный курс, выпустил шасси, щитки, отлично произвел посадку и доложил командиру эскадрильи:

— Товарищ капитан, сержант Фадеев к полетам готов.

— Ты мне скажи, почему притворялся, что не летал на ЛаГГ-3? От фронта хотел увильнуть? — набросился на него Кутейников.

Фадеев ожидал всего, но только не этого. У него чуть слезы из глаз не брызнули.

— Что ты за гусь, мы еще разберемся! — кипел гневом комэск первой. «Особняки» еще тобой займутся!

И действительно они занялись. Все летчики летали, а Фадеева допрашивали: где родился, крестился и так далее… Потом вдруг сразу оставили в покое.

— Скажи спасибо Акуле, — шепнул Анатолию Богданов.

За два следующих дня Фадеев завершил переучивание и вместе с полком полетел на фронт. Он шел в составе эскадрильи Богданова командиром третьего, сержантского звена. Его предшественник неожиданно заболел, неудачника оставили в запасном полку, и Богданов тут же обратился к Давыдову с просьбой назначить командиром звена Фадеева. Перед самым отлетом на фронт Фадеев успел лишь один раз слетать вместе со своими подчиненными.

Размышляя о событиях последних дней и людях, встретившихся ему в эти дни, Фадеев не раз вспоминал Акулу. Разные все-таки бывают люди. Одни ласковые слова говорят, но в трудную минуту спокойно отойдут в сторону, другие же, вроде этого подполковника, не подбирают мягких выражений, управляют жестко, но человека в беде не оставят…