"Похищение Черного Квадрата" - читать интересную книгу автора (Гусев Валерий)Глава VIII «Я САМ ПОХИТИЛСЯ!»Главное и самое сложное в этой задумке Алешка взял на себя. Только он, с его неотразимым обаянием, мог уговорить дядю Женю на эту авантюру. И Алешка это сделал. Как ему удалось — особый разговор. А сейчас… Я и теперь дико волнуюсь, вспоминая, что мы тогда натворили. Хорошо еще, что никто об этом не узнал. Даже Бонифаций не подозревал, что стал поневоле нашим соучастником. И вот в один прекрасный осенний день в квартире Петелина раздался телефонный звонок. Игоряшка был дома и взял трубку: Але-е! Кто говорит? Здравствуйте, — вежливо сказал Игорь Зиновьевич. — Это вы, Игорь? Ну! Собственной персоной. Что надо? Это Игорь Зиновьевич. Помните меня? Русский язык и литература. О! Бонифаций! — фамильярно воскликнул Игоряшка. — Тезка! Хотелось бы повежливей, — в этот момент Бонифаций очень пожалел, что разговор ведется по телефону. При непосредственном контакте Игоряшка уже поглаживал бы затылок. Да ладно. Свои люди. Вам передали приглашение на вечер встречи выпускников? Была пацанва какая-то. Даже фотку мою сделали, а я не просил. Жаль, им уши не надрал. Так вы придете? Отмечать вас по списку? Может, и приду. Может, и нет. Ну, хорошо, решайте. А сейчас передайте трубку Кузнецову. Ка-какому Кузнецову? Ростиславу. Ученику третьего «Б». Таких не держим, — Игоряшка взял себя в руки. Не валяйте дурака, Игорь. Я звоню по просьбе его бабушки, Калерии Андреевны. Она беспокоится, что он не посещает школу. У него… это… ангина. Приболел малец. Но я его наблюдаю. Врача вызывали? — напирал Игорь Зиновьевич. — Передайте ему трубку. Или мне в милицию обратиться? И тут Игоряшка струхнул. И позвал к телефону Ростика. Бонифаций довольно долго, чтобы Игоряшке надоело подслушивать, говорил с Ростиком на школьные темы, передавал ему приветы от одноклассников, а от Алешки Оболенского совет: почаще подходить к окошку и дышать свежим воздухом. Это очень полезно. — Особенно при твоей ангине, — многозначительно добавил от себя Бонифаций. — Самое лучшее время для этого от двух до трех часов дня. Ты меня понял, Ростик? Ростик, как вскоре выяснилось, все понял. Дело только в том, что мы с Алешкой его не поняли. И вот в тот же прекрасный осенний день возле Игоряшкиного дома появился рычащий и чадящий экскаватор, похожий на бронтозавра. Его появление никого не удивило: Игоряшка частенько заезжал на нем домой. Странно было только то, что остановился экскаватор не у подъезда, как обычно, а с другой стороны дома, на узенькой пешеходной дорожке. Но об этом никто не подумал. Встревожились только постоянные обитатели скамеек. В это время дня на них сидели бабушки и мамы. Бабушки вязали носки своим внукам, мамаши покачивали коляски со своими детьми. Все они тут же всполошились и недовольно заговорили: Опять раскапывать будут. Потом опять закопают. И снова копать начнут. И так до зимы. Скажете! Они и зимой теперь копают. Бабушки подобрали свои вязанья и уложили их в пакеты, мамаши укатили своих любимых детей в колясках. И никто не обратил внимания на то, что вместо «копательного» ковша на конце стрелы было закреплено что-то вроде решетчатой металлической бочки с дверцей. Я в это время стоял за углом дома и смотрел по сторонам на случай опасности. О которой, если она появится, должен был своевременно известить главных действующих лиц. Похитителей и похищаемого. Такой опасностью мог быть, например, случайный милиционер или тот же Игоряшка. И не знаю, не на этот ли случай снабдил меня Алешка папиной каской? Экскаватор остановился в нужном месте. Из его кабины выбрался и спрыгнул на землю Алешка. Он принял командирскую позу — встал, расставив ноги и уперев руки в бока, вскинул голову и скомандовал: — Вира! Вира помалу! — и где только нахватался? Я вот до сих пор путаю эти «вира» и «майна» — которая из них что означает. Какая — «вверх»-«вниз», какая — «поднимай», какая — «опускай», без конца путаю. Но дядя Женя не путал команды. Стрела экскаватора дрогнула и пошла задираться вверх — плавно, аккуратно. — Стоп! — выдал Алешка очередную команду. Стрела послушно замерла. Я так думаю, что дядя Женя вряд ли прислушивался к Алешкиным указаниям. Он действовал самостоятельно, но соблюдал правила игры. — Вира! — опять взвизгнул Алешка. — Идем на контакт! И стрела стала удлиняться, будто экскаватор вытягивал шею, как доисторический ящер. Корзина все ближе жалась к дому, точно напротив нужного окна. И наконец словно застыла, плотно к нему прижавшись. — Есть контакт! — воскликнул Алешка. В ту же секунду, повинуясь действиям дяди Жени, наверху что-то щелкнуло, и запертая ранее дверца сдвинулась в сторону. Теперь Ростику оставалось только шагнуть из окна в корзину. Дверца защелкнется, и экскаватор помчится вдаль со своей добычей. Как хищный диплодок, ухвативший маленького птеродактиля и содравший его с дерева. Так и случилось. Отчасти. Окно распахнулось, из него высунулся птеродактиль Ростик и завопил: — Леха! Меня не хитили! Я сам похитился! Удирай! Игорь уже двери отпирает. — И он захлопнул окно. Наша тщательно продуманная и подготовленная операция, потребовавшая столько сил, ума и хитрости, бесславно провалилась. — От винта! — грустно скомандовал Алешка и махнул рукой. Лязгнула дверца в корзине. Поползли друг в друга составные колена стрелы. Экскаватор как бы съежился и опять стал довольно компактным. — Димка! — крикнул мне Алешка. — Давай на стройку! — и взобрался в кабину. Экскаватор фыркнул, выбросил клуб черного дыма и не спеша покинул зону действия. Размахивая пакетом с каской, я тоже не спеша пошел за ним. Бронтозавр вполз за ограждение, добрался до своей любимой траншеи, остановился, опустил голову-корзину на ее край и, словно вздохнув, затих. Алешка и дядя Женя выбрались из кабины. Я подошел к ним. По их виду нельзя было сказать, что они очень уж огорчены. Так или иначе, но они порезвились. Особенно Алешка. И на экскаваторе покатался, и экскаватором покомандовал. — Давай каску, — сказал он мне. Я передал ему пакет. Алешка вытащил каску и нахлобучил ее на голову. Она укрыла его почти до подбородка. Как? — Он повернулся к дяде Жене. Класс! — с искренним восторгом высказался тот. — Только тебя в ней не очень видно. Ну и не надо! — сказал Алешка. Снял каску и вручил ее дяде Жене: — Дарю! На память о совместной работе. Гонорар. Да что ты! — смутился дядя Женя. — А тебе не попадет? Не твоя ведь. Согласовано с полковником милиции, — отчеканил Лешка. — Там внутри надпись есть, но тебя она не касается. — Они уже, после совместной работы, были на «ты». Дядя Женя с удовольствием надел каску. Она пришлась ему впору. На космонавта похож, — одобрительно сказал Алешка. Я ее носить не буду, — трогательно пообещал дядя Женя. — Я ее дома на комод поставлю. А если, значит, еще кого похитить надо, всегда готов. Хоть с двенадцатого этажа. Он бережно снял каску и прижал ее к груди. И я подумал, что он будет в ней, как в вазе, держать свежие цветы. На комоде: Ну, бегите, ребятки, — сказал дядя Женя, — а то на свой турнир опоздаете. Жалко, конечно, что вашего чемпиона не вытащили. Прорвемся, — сказал Алешка. А чего он кричал-то? Я ведь не слышал, грохот в кабине. Я тоже, — сказал Алешка. С хитрой улыбкой. Ну и врунишка ты. Все, бегите, ребятки, мне еще корзину на ковш менять. И мы пошли домой. — На какой еще турнир ты собрался? — спросил я Алешку, едва мы вышли со стройплощадки. Он пожал плечами. На шахматный. А чего я не знаю? Ты много чего не знаешь, — справедливо заметил Алешка. Так справедливо, что захотелось щелкнуть его в лоб. Но он рассмеялся. — Турнир виртуальный, Дим. Надо же было дядю Женю уговорить. Да, а вот это интересно. — Я, Дим, — начал свой рассказ Алешка, — сначала хотел дяде Жене выложить все по правде. Но подумал, что тогда он может не согласиться. Мы ведь его совсем не знаем. Верно? Отчасти, подумал я, кивая. Совсем не знаем, а уговорить на такое дело не отказались. Ну, потом мы с ним разговорились. Познакомились получите. Он сказал, что любит пиво, футбол и шахматы. Тут я и сообразил. Я ему такую грустную историю рассказал, что он сам напросился Ростика из окна вытащить. И что за история? — я даже остановился. Да пошли, Дим, ничего страшного, ты не думай. Вообще-то, да. Пригнать экскаватор, чтобы похитить пацана из окна четвертого этажа, — да, после этого ничего не страшно. И не думай, что очень много ему врал. Ну так, фантазировал. Сначала сказал чистую правду. Что у нас скоро День родной школы. Что будут всякие мероприятия. Концерт там, аттракционы, игры на свежем воздухе. Ну и что будет проводиться шахматный турнир между старшими и младшими классами. Понял? — это он машинально спросил. Он был во мне уверен: не понять такую простую вещь может кто угодно. Только не его старший брат. Он мне иногда льстит. Бессознательно. И что, ты пригласил дядю Женю на турнир? Лучше бы я этого не спрашивал. На этот раз остановился Алешка. Внимательно посмотрел на меня, покачал головой с сожалением. Но ничего не сказал, продолжил свой рассказ. Скучным таким голосом. — Ну вот, я ему сказал, что Ростик — капитан нашей шахматной сборной. Опять не понял? — Вздохнул, набираясь терпения. — А Игоряшка, его брат, — капитан старшеклассников. Ростик — чемпион школы и может один, одной левой обыграть, не сходя с места, всю команду Петелина… Ну вот, что-то стало проясняться. — …И значит, Петелин, злой и вредный, специально запер Ростика дома, чтобы тот непопал на турнир и не обыграл всю команду старшеклассников одной левой, не сходя с места. Представляешь, какой им позор? Лешка, кажется, и сам уже поверил в эту историю. Дядя Женя сказал: «Вот гад!» и… И согласился? Тут Алешка немного замялся. Согласился. Но не сразу. А вот когда я сказал ему, что Ростик будет спускаться из окна по веревке, тут он сразу же согласился. Ну и врунишка ты! А Бонифаций говорит: фантазер. — И самокритично добавил: — Но толку от этого оказалось мало. Знаешь, Дим, если мы не разберемся в этой истории, мы Ростику не поможем. А чего ему помогать? Он же сам «похитился». Нет, Дим, — Алешка как-то по-взрослому покачал головой. — Что-то тут неправильно. Мне все чаще кажется, что Ростика втягивают в какую-то нехорошую историю. Пожалуй… Надо выходить с ним на прямой контакт. Чтобы он нам все рассказал. Но как? Очень просто, — не моргнув глазом, сказал Алешка. — Я все придумал. — У него на все случаи жизни эта ключевая фраза готова. Мы вошли в свой подъезд, вызвали лифт. И знаешь, кто меня надоумил? Дядя Женя. Когда я ему все эти ужасы рассказывал про запертого чемпиона, то он сначала сказал, что нужно вызвать милицию. А я думаю, еще лучше можно сделать… И мы сделали. Еще лучше… Дом Игоряшки в грязно-розовых тонах выглядел сегодня почему-то не очень приветливо. Может быть, потому, что небо стало затягиваться серыми облаками, и солнце просвечивало через них плоским желтым кругом. И можно было смотреть на него, не щурясь и не жмурясь. А может, все дело было в том, что очень не хотелось идти на контакт с этим блином Игоряшкой. Мы обошли дом и стали под окнами шестнадцатой квартиры. Алешка осмотрелся. Никакой опасности вблизи вроде не наблюдалось. Как и всегда, дремала на скамейке бабуся, машинально перебирая спицы, с которых сползал на землю уже довольно-таки безразмерный носок. Похожий на полноразмерную штанину. Да бродил поблизости, как всегда, не очень трезвый дядька. Наводил порядок. Алешка еще раз окинул взглядом окрестности и свистнул. Это он умеет. Бабулька вздрогнула и уронила штанину. Дядька тоже вздрогнул и быстренько исчез. На всякий случай. Нужное нам окно растворилось, и в нем появился похищенный Ростик. — Спускай трап! — крикнул Алешка. Ростик, и вправду, оказался хитрым и сообразительным. Он тут же выпустил за окно длинную нитку с привязанным к ней ржавым гвоздем. Алешка поймал гвоздь и наколол на него записку. Ростик быстренько смотал нитку, развернул записку и крикнул: Есть! Вас понял! Ну вот, — сказал Алешка, садясь на скамейку рядом с бабулей, — * немножко подождем. А чего ждать? — спросил я. Сейчас Шойгу приедет. Кто? МЧС, не знаешь, что ли? А… А зачем? Спасатели, Дим, зачем приезжают? — И сам себе, вернее, мне, ответил: — Спасать. А кого спасать? Нас с тобой? Двенадцатую квартиру, — лениво пояснил Алешка. Ты что? — я даже стал заикаться. — Ты… туда… что-нибудь заложил? Алешка вздохнул с такой тоской, что мне стало жалко себя. За свою бестолковость. И он сказал, как перед экраном, где крутился захватывающий фильм: — Потерпи, сейчас увидишь. Вскоре к подъезду подошел человек в замасленной телогрейке, в кепочке набекрень и с чемоданчиком, в котором носят инструменты. Он постоял у дверей, не спеша докурил и так же неспешно скрылся в подъезде. — Слесарь-сантехник, — сказал Алешка голосом за кадром. — В шестнадцатой протечка. Двенадцатую заливает. Мы поднялись на этаж и попали в самую гущу событий. На площадке бушевала тетка в халате и нападала на слесаря: — Ну сделайте что-нибудь! Воду, наконец, перекройте! У меня же с потолка дождь капает! Тут же толпились возбужденные соседи. Кто в халатах, кто в пижамах, кто в тапочках или с газетой в руках и в очках на носу. Все галдели. А слесарь-сантехник лениво отбрыкивался: А что я сделаю? Стояк перекрою? Оно вам надо? Весь подъезд вой подымет. А в ихнюю квартиру я не взойду. Там наглухо заперто. Хозяев нет! — объясняла всем шустрая тетка, по-моему, вообще не из этого подъезда. Может, даже из другого дома на другой улице. — Оне пьяные совсем. Наркоманы! В общем, суматоха была еще та! И тогда я еще не знал, что Алешка подсказал Ростику в своей записке заткнуть губкой слив в раковине и открыть кран. В случае чего Ростик не виноват: губка свалилась, кран открылся. Вода набежала и перелилась. Тут спустился пожилой старичок со стаканом чая и сказал: — Надо МЧС вызывать; Кажется… А то мы все уплывем. Этот лоботряс Петелин… Кто-то бросился звонить министру Шойгу, а все остальные — к дверям шестнадцатой квартиры и стали звонить в нее и барабанить ногами. А за дверью верещал Ростик: У меня ключей нет! Я могу утонуть! Я на стуле плаваю! И наверное, Игоряшкиными тапочками гребет вместо весел, — шепнул мне Алешка. А ситуация, между прочим, осложнялась. Из-под двери показалась тоненькая струйка воды, грозящая превратиться в полноводный ручей. Алешка занервничал: — Вот дурак! Давно бы кран закрыл! Вот и я подумал, что вполне уже хватит наводнения. Но тут, к счастью, приехали спасатели МЧС. Они молодцевато вскрыли дверь и ринулись в квартиру. Ростик выбежал на площадку. Вид у него был не то что испуганный, а скорее очень довольный. — Здорово постарался? — шепнул он Алешке. Но Алешка тут же увлек его к батарее и о чем-то начал горячо шептать. Я улавливал только обрывки фраз: Алешка:… тебя спасать. Бежим, пока они… У нас поживешь… Под охраной… полковник… Ростик:… не могу… Задание такое… выручать человека… «двоюрный брат»… И наконец, решительная фраза моего младшего брата: — Толком расскажи! И пока шла суета в квартире, пока спасатели закрывали кран, а соседи ликвидировали последствия наводнения, Ростик что-то горячо шептал Алешке на ухо. Что он шептал, я не слышал. Но вот как менялось выражение Алешкинои мордахи за весь период шепота, я углядел. Целая гамма чувств со всеми тонами: недоверие, возмущение, недоумение, злость и вдруг — какое-то озарение. Будто он шлепнул себя по лбу и вскричал, как Архимед: «Понял!» Правда, Архимед что-то другое кричал, но не это важно. Важно, что Алешка, в свою очередь, прижал к себе голову Ростика и тоже начал горячо нашептывать ему в ухо. Ростик сначала удивился, потом возмутился, а потом радостно закивал и сунул Лешке под нос большой палец: «Классно, клево, круто!» Сговорились хлопцы. Тут примчался Игоряшка. Схватился за голову. Стал отругиваться от наседавших соседей. Потом увидел Ростика, схватил его за руку и втащил в квартиру. В это время оттуда выходили спасатели. Игоряшка выпустил Ростика и стал теперь хватать за руки их. И кричать: — А дверь? А замок? Кто заплатит? Как я ночевать буду? Тут соседка снизу сказала ему: — Вы, Петелин, оплатите мне ремонт, а я вам куплю новый замок. Вы меня уже четвертый раз заливаете. Игоряшка скрылся в квартире, а через распахнутую, вырезанную дверь было слышно: Ты что натворил? Ничего. Кто квартиру залил? Зачем раковину заткнул? Это не я. А кто? Давай его сюда! Это ты, Игорь. Ты кран забыл закрыть, когда уходил. А губка сама сползла и дырку заткнула. А ты что? Не мог завернуть кран? А я думал — так надо. Мы вызвали лифт и спустились вниз. Вышли из подъезда, пошли домой. Алешка был задумчив. Хмурил лоб и что-то бормотал под нос. Когда мы проходили возле школы, мимо нас промчался Бонифаций. Он не стал тормозить, только крикнул на бегу: Я домой! Нас залило из верхней квартиры! Позже позвоню! Тебе звонил Бонифаций… То есть, я хотела сказать, Игорь Зиновьевич. Напомнил, что завтра вы едете в Малеевку. Алешку возьмете? Попробуй его не возьми. Я сказал Алешке, чтобы он не приставал ко мне с вопросами, и сел за уроки. Но ничего не лезло в голову. Я думал о том, какая она странная, эта история с Ростиком. С одной стороны — его похитили. С другой стороны — он не делает попытки удрать. Уж Ростик-то смог бы. С третьей стороны — похитители не требуют никакого выкупа. Может, они ждут, когда вернутся с гастролей его дрессировщики… То есть, я хотел сказать, родители. Подзаработали в Америке деньжат — можно и потрясти их немного. Но тогда зачем они украли Ростика заранее? Лишние хлопоты: корми его, охраняй, приглядывай. Да и милиция может заинтересоваться. А также бабушка и школа. Загадочная история. И что это за слова: «Сильно не корми его, а то не поместится»? Где не поместится? В Игоряшкиной квартире? Я ломал над этой загадкой голову, а Алешка беззаботно мурлыкал на тахте, копался зачем-то в любимой маминой шкатулке. Эту деревянную резную шкатулку отдала маме наша бабушка. Она сказала лирически: «Я хранила в ней письма твоего отца. Теперь ты будешь хранить в ней письма своего мужа». Шкатулка была красивая, на ее крышке был вырезан Кремль со звездами и Мавзолеем. Только она очень скрипела, когда ее открывали. Наверное, от старости. Что там Лешке понадобилось? Ты бы уроками занялся, — посоветовал я. — А то в Малеевку не возьму. Возьмешь как миленький. Алешка что-то достал из шкатулки, чем-то пошелестел и пересел за свой рабочий стол. Там он затих. Стал что-то старательно писать. Только пыхтел немного от старания. Потом опять чем-то зашелестел, опять скрипнула шкатулка. Потом стукнула, когда он поставил ее на полку в стенке. Если бы я тогда поинтересовался его действиями, то, вполне возможно, моя жизнь на много лет вперед могла бы сложиться иначе. Но я не поинтересовался. А когда узнал, изменить что-то было уже поздно. Да и не нужно. Ни в коем случае… |
||
|