Глава одиннадцатая

Путешествие оказалось томительно долгим. Троллоки не слишком-то церемонились с арестованными. Судя по всему, задавать им вопросы и проводить дотошное расследование никто не собирался. Эти молодые троллоки, Хазред и Гирсу, убили соплеменника, удрали, а потом еще творили разные бесчинства… Неизвестно, сколько убийств на их совести. Недавно погибли несколько троллоков, и их смерть без колебаний приписали двум сбежавшим приятелям. А кто еще мог решиться на такое злодейство? Неспроста ведь Хазред и Гирсу боялись в родную деревню даже нос показать. Их даже чумной туман не берет - а ведь, по слухам, белые клубы видели уже неподалеку. Правда, потом туман рассеялся, но известно также: где был туман, там осталась нежить. А эти двое и нежити не устрашились, только правосудия старейшин по-прежнему избегали.

Пенна также вызывала у троллоков большое недоверие. Девушка упорно молчала, не отвечая ни на какие вопросы. Она даже отказалась назвать свое имя. Впрочем, троллоков, разъяренных всем случившимся, имя женщины интересовало меньше всего. И поскольку она отказывалась объяснить, какие общие дела связывают ее с двумя преступниками, к ней отнеслись весьма сурово.

– Не хочешь говорить - не надо, - сказал старейшина. - В конце концов, ты - чужачка. Ты - никто пустое место, растертый плевок. О тебе никто не спросит. Так что мы поступим с тобой, как сочтем нужным. Для нас никаких последствий не будет. Последствия будут только для тебя.

Пенна безмолвно взирала на него. Его угрозы оставляли ее абсолютно равнодушной. Она давно уже поняла, что смерть оставила на ней отметину и заберет в свой час. Это сделалось очевидным еще на болоте, когда отряд - вся ее семья - погибал среди чумного тумана. Боги дали Пенне отсрочку - ради какой-то цели. И когда она исполнит свое предназначение, то уйдет вслед за остальными. Другое дело, что отнюдь не троллоки станут для нее вестниками смерти. Это будет нечто другое. В этом Пенна тоже была твердо уверена.

Гирсу, по-прежнему привязанного к шестам, водрузили на спину вьючного зверя, похожего одновременно на низкорослого коня и на кабана - с двумя кривыми клыками, торчащими из пасти. Пенну погнали пешком. Всадник на базилиске держал веревку, которой были стянуты ее запястья.

А Хазред шагал следом. Его вроде как охраняли и даже приглядывали за тем, чтобы он не сбежал, но вместе с тем никто не бил его кнутом, когда он отставал или спотыкался, не кричал на него грубым голосом, чтобы он не мешкал и не надеялся спасти свою вонючую шкуру… Словом, его как бы и не замечали вовсе. Так что, вероятнее всего, Хазред шел вместе с пленниками по доброй воле.

Отряд троллоков пробирался по болоту все утро, до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит. Тут они сделали остановку, но вовсе не для того, чтобы передохнуть, как можно было бы решить, а ради встречи с проводником. Впереди маячила Топь-Душеедка - обширное, наполовину залитое водой пространство, где не росло ни одно дерево. Пройти здесь можно было лишь по едва заметной тропке, которую в совершенстве знали лишь проводники.

Но худшее, чем грозила Топь-Душеедка случайному путнику, была даже не лютая смерть в болоте (а там люди и животные умирали, случалось, по нескольку дней кряду, так медленно засасывало их в бездну). Здесь что-то странное происходило с рассудком и душой создания, оказавшегося посреди Топи. Об этом рассказывали разное, но суть неизбежно сводилась к тому, что никто не выходил из этой Топи таким, каким вошел в нее.

Здесь необходимы были проводники. Таковых на краю Топи обитало несколько - трое или четверо братьев. Сколько их в действительности - этого не знал никто, поскольку их никогда не видели собравшимися вместе. Они всегда находились в пути.

Старейшина троллоков приказал отряду ждать, а сам направился к маленькой круглой хижине. На крыше этой хижины росли грибы - синеватые шляпки на длинных тонких ножках. Вокруг этих грибов, ядовитых даже с виду, тем не менее неустанно кружили мошки.

Старейшина потянул за разлохмаченную веревку, свисавшую с притолоки, и раздался глухой звук медного колокольчика. Вскоре дверца отворилась, и на пороге появился проводник - низкое сгорбленное существо, достигавшее руками земли. Оно потопталось на месте и вдруг прямо на глазах у наблюдателей начало расти. Не сразу можно было понять, что оно попросту выпрямляется. Вот оно ростом со взрослого троллока, а миг спустя - уже в полтора раза выше… Скоро оно стояло совершенно прямо, и теперь его можно было рассмотреть.

Тощее, крепкое тело существа состояло, казалось, из угловатых веток. Грубой фактуры темная одежда, напоминающая кору, плотно прилегала к коже - никаких драпировок или складок. На ногах - гигантские сапожищи, зашнурованные до бедра. Но диковинней всего было лицо - очень узкое, со множеством морщин и ярко-зелеными глазами, которые, казалось, были узниками на странной физиономии.

– Ашам, - глухо выговорило существо, и всем вдруг стало ясно, что оно назвало свое имя.

– Уважаемый Ашам, - прокашлявшись, заговорил старейшина.

Но существо сразу же перебило его, подняв узловатую руку-ветку:

– «Уважаемая» - так надо ко мне обращаться. Я прощаю вам невежество и неспособность отличить мужчину от женщины и женщину от мужчины, потому что вы, несомненно, принадлежите к низшей расе. Но больше не совершайте ошибок. Я гораздо добрее моих братьев.

– Уважаемая Ашам, - проговорил старейшина, медленно закипая от негодования, - могу ли я для начала (припадая к вашим уважаемым стопам в уважаемых сапогах, разумеется!) узнать, отчего это вы считаете троллоков низшей расой?

– Вы теряете в топях рассудок, а подчас и душу, - ответила Ашам. - Вы страдаете от укусов насекомых и умираете, отведав болотной пищи. И что же? Вместо того чтобы очертя голову бежать из болот, которые стремятся вас уничтожить, вы продолжаете влачить здесь свое жалкое существование. Высшая раса давно бы нашла себе лучшее место для жизни.

– Возможно, лучшие места для жизни уже заняты, - заметил старейшина.

Ашам пожала плечами:

– Высшая раса уничтожила бы соперников.

– А возможно, нам нравится жить на болотах!

– Высшая раса не любит тех, кто пытается ей досадить.

– Хотите сказать, что вы принадлежите к высшей расе? - спросил старейшина прямо.

Ашам вздохнула:

– Я живу так, как мне нравится. Здесь ничто не смеет меня убивать. Я свободна, прекрасна, умна и не рискую потерять мою душу, потому что храню ее не в теле, а в другом месте. Все это - отличительные признаки высшей расы. И если вы сумеете угодить мне, то я переведу вас через топи.

– Многочтимая Ашам, - сказал старейшина, - мы целиком и полностью… гхм!… согласны с вами и готовы… гхм!… признать ваше превосходство.

– Давно бы так, - заметила Ашам.

И тут раздался вопль:

– Анберрас! Анберрас! Чума на твою голову, Анберрас! Убирайся в дом и сиди там тихо! Опять принялся за свое? Я тебя накажу!

«Многоуважаемая Ашам» вдруг вздрогнула, втянула голову в плечи и начала быстро складываться, сворачиваться в тугой комочек. Скоро она уже превратилась в крохотное горбатенькое существо, которое торопливо покатилось обратно в хижину.

На тропе появился троллок: зеленокожий, с большими, странно печальными серыми глазами и бледным ртом. Он был одет в кожаную одежду. Плащ шумел при каждом его движении. В руке он держал палку с прикрепленным наверху фонарем. Несмотря на то что день был в разгаре, в фонаре горел огонь.

Болото сияло в солнечном свете. Мириады паутинок летали в воздухе, и каждая из них, покрытая влагой, сверкала под лучами.

Роса блестела и в волосах троллока.

Он подошел к путешественникам, окинул их беглым взглядом и, узнав старейшину, поздоровался:

– Привет тебе, Клаве. Я - Хаши. Помнишь меня?

Клаве угрюмо кивнул и перевел взгляд на хижину. Ему было неприятно. Остальные чувствовали неловкость.

Очевидно, Хаши давно привык к подобным происшествиям, потому что совершенно спокойно произнес:

– Простили бы вы меня, а заодно и этого непутевого Анберраса! Я заметил вас издалека и спешил, как только мог, да только Анберрас, разумеется, успел добраться до вас первым.

– Кто такой Анберрас? - спросил старейшина Клаве хрипло. Он изо всех сил старался не потерять лицо на глазах своих соотечественников.

– Один безумец, - ответил Хаши. - Я нашел его на болотах. Прямо здесь, в топях. Его уже засосало по плечи, а насекомые вились вокруг и кусали его в лицо. Там водится одна особенно зловредная мошка, она любит высасывать глаза… Я вытащил его, хотя лучше было бы его утопить! Иногда стоит помогать болоту довершить его черное дело, а не препятствовать в этом. Иногда Анберрас вспоминает о том, кто он, и разговаривает вполне связно. Но чаще он воображает себя эльфийкой по имени Ашам и требует, чтобы ему оказывали почести, как принцессе эльфов.

– По-твоему, он действительно видел эту принцессу? - спросил старейшина и прибавил: - Слишком уж убедительно он ломал из себя эльфа. То есть ихнюю женщину.

– А тебе доводилось их видеть? - вопросом на вопрос ответил Хаши.

Старейшина помотал головой и убежденным тоном прибавил:

– Просто повезло!

– Они не любят вылезать из своих лесов, - задумчиво сказал Хаши. - Сидят там, как лемуры бесхвостые. Впрочем, нас это не касается.

– Хвала Болотному Духу, это воистину так! - согласился старейшина. Он снова глянул на хижину, омрачился и кивнул подбородком: - А для чего вы держите этого Анберраса у себя, если от него одни неприятности?

– Он помогает по хозяйству, - ответил Хаши. - Кроме того, его некуда девать. Он не уходит от нас. Единственный способ избавиться от него - убить, но лично у меня не поднимается рука.

– Обратись к тем, у кого поднимется, - предложил старейшина. - Они охотно ее поднимут.

Хаши засмеялся.

– Идемте, - промолвил он, решительно прекращая разговор на неприятную для него тему, - я хотел бы провести вас и вернуться домой засветло, а времени остается не так уж много.

Хаши предупредил своих подопечных, чтобы они ни в коем случае не сбивались с шага и по возможности не глядели по сторонам.

– Здесь почти все выглядит не тем, чем является. - прибавил он. - Я-то к таким делам безразличен, а вам может с непривычки показаться странным.

Он шел впереди, а троллоки с пленными растянулись цепочкой следом. Пенна со связанными руками шагала среди троллоков. То и дело ей чудилось, что из глубин топи за ней следят внимательные глаза, но она помнила совет проводника и старательно отводила взгляд.

Кто-то вздохнул совсем рядом - казалось, у нее над ухом. Она не выдержала - глянула в ту сторону и даже ахнула: посреди болота медленно надувался радужный пузырь, внутри которого сидело большеротое и большеглазое существо. Его кожу покрывали огромные зеленые бородавки, похожие скорее на драгоценные камни. Оно пристально наблюдало за путниками. Раздвоенный язычок быстро высовывался изо рта и тотчас прятался. Затем пузырь лопнул, и вместе с ним лопнуло, взорвавшись сверкающими изумрудами, и странное существо.

Прекрасное женское лицо уставилось на Пенну из-под воды: утопленница проснулась в трясине и с улыбкой провожала взглядом путешественников. Она даже вздохнула, колыхнув водную гладь, и рябь пробежала по поверхности болота.

Едва заметные при дневном свете, мелькали в воздухе бледные огни - ночью они загорятся ярко, и души странников при виде их невольно потянутся к ним, а воображение начнет рисовать сбитым с толку людям гостеприимный домашний очаг.

Пенна смотрела на все это, удивляясь собственному равнодушию. Она не знала, какие чувства испытывают ее спутники. Может быть, их мучают страхи или они изнывают от любопытства. Соблазн взглянуть прямо в глаза утопленнице, например, всегда бывает велик - об этом Пенне рассказывал еще маг Бетмур. На болотах, по его словам, таится немало опасностей: и жутких грозящих неминуемой гибелью, и мелких, но чрезвычайно прилипчивых. В их числе - и взгляд утопленницы от которого человек начинает чахнуть и терять силы. Убить это не убьет, но жизнь испортит изрядно.

Фонарь, привязанный к верхушке шеста в руках Хаши, мерно раскачивался. Огонек внутри фонаря оставался неподвижным, язычки пламени как будто замерли. «Странно, - думала Пенна, - давно уже не было на душе такого покоя…»

Она не ощущала ровным счетом ничего. Теперь, когда все чувства оставили ее, она вдруг начала отдавать себе отчет в том, как много их, оказывается, было: раздражение, любопытство, печаль… Да, печали, пожалуй, больше всего. Эмоции сопровождали каждый ее шаг, каждое мгновение, прожитое ею. Как же легко ей стало, когда она избавилась от них как от ненужного груза! Ни восторга, ни даже обыкновенной радости по этому поводу она не испытывала. Вообще ничего. Пустота. Блаженный полусонный покой. Истинный отдых для вечно тревожного сердца.

Пенна не знала, как с этим обстоят дела у троллоков, но подозревала, что сходным образом: во многом троллоки не слишком отличаются от людей.

Она заметила, что у Гирсу, хоть тот и был связан, появилась на губах глуповатая улыбка - улыбка идиота, испытывающего полное довольство. Очевидно, плененного троллока совершенно перестала беспокоить его будущая участь. Даже то обстоятельство, что он связан и прикручен к двум шестам, как жертвенное животное, его не волновало. Его куда-то везли, о нем как-то заботились - вот и все, что он воспринимал из окружающего.

Пенна широко зевнула. Кто говорил, что болота - опасное место? Здесь так хорошо… так спокойно! И кто утверждал, будто скука разъедает душу? Скука так целительна…

Хазред поглядывал на процессию с насмешливым любопытством. Интересно ведут себя троллоки, очутившись посреди Топи-Душеедки. Один за другим погружаются в бездумный покой, начинают расслабленно улыбаться, даже слюнку изо рта пускают… И это - старейшины и воины! А Гирсу? Вот уж не думал Хазред, что его лучший друг позволит так с собой поступать! Ведь он намеревался, кажется, стать могучим, выдающимся воином, чью память будут чтить в веках!…

Сам Хазред никакому отупению, разумеется, поддаваться не намерен. Его надежно защищает серебряный доспех. Разумеется, проводник хорошо знает свое дело. Хаши - выдающийся проводник. Его фонарь действительно поглощает все эмоции, так что здешние чары бессильны против путешественников. Болото напрасно расточает на них свои ядовитые испарения - никто не реагирует ни на призыв немедленно кинуться в топь, спасая неведомую красавицу (и утонуть в ближайшей трясине), ни на естественную потребность живого существа удирать со всех ног, спасаясь от выросшего рядом с тропинкой монстра (чтобы, естественно, утонуть в ближайшей же трясине), ни на вызов со стороны мелких и зловредных зеленокожих тварей, которые пляшут на тропе перед путниками, приглашая сразиться с ними (и, опять же, бултыхнуться в ближайшую трясину).

Хазред знает цену всем этим видениям. Он запросто разгонит их собственной могучей магией. Он ведь обладает серебряным доспехом! Сейчас Хазред поднимет руку, и все эти жуткие твари разбегутся в страхе и трепете. Заранее улыбаясь и предвкушая потеху, Хазред взмахнул руками… пошатнулся… и едва не рухнул в ближайшую трясину! В последний момент его поддержали другие троллоки, которые, как казалось, совершенно не обращали на него внимания.

– А, Хазред, и ты здесь! - только и сказали они.- Мы думали, ты остался в другом месте.

– В каком? - осведомился Хазред, но ответа не получил: троллоки сразу же опять позабыли о его существовании.

Проводник не обратил на это маленькое происшествие никакого внимания. Он торопился закончить работу. По его поведению никак нельзя было заключить, скоро ли конец Топи-Душеедке: он просто шагал и шагал, все так же ровно и размеренно. И вдруг он остановился.

– Мы у цели. - просто сказал он, повернулся к путешественникам спиной и отправился в обратный путь.

Троллоки проводили его глазами. Уже сгущались сумерки, и впереди видны были яркие огни, заманивающие путника в ловушку: они подпрыгивали в воздухе и плясали, явно предвкушая лакомую добычу. Виден был и фонарь на шесте проводника Хаши. Он пылал так ярко, что, казалось, мог соперничать с заходящим солнцем: там, в неподвижном язычке пламени, перегорали все эмоции, которые проводник забрал у своих подопечных.

А путники, оставшиеся на другом берегу «переправы», обессилено опустились па сырую траву. Им казалось, что Хаши полностью опустошил их.

Глубокая тоска накрыла их черным покрывалом. То, что посреди топи представлялось благом, теперь обернулось собственной противоположностью. Я никогда не подозревала, что случаются в жизни такие черные полосы, - думала Пенна. - По сравнению с этим смерть выглядит как благо».

Она смотрела на свои связанные руки, остро ощущая свое унижение. Ей было невыразимо стыдно, потому что окружающие видели, как низко она пала. Сдалась в плен каким-то троллокам! Она не смела даже в мыслях представить себе священный лотос Архааля, потому что не была достойна помышлять о подобных предметах.

Величайшее уныние охватило и всех ее спутников. Некоторые посылали проклятия Хаши, который наверняка потому и выглядит бодряком, что высасывает всю энергию из путешественников. И еще вопрос, кто такой этот Анберрас, который прикидывается женщиной. Наверняка злодейский черный маг в обличье дурачка.

На сей счет разгорелся нешуточный спор между двумя троллоками, который закончился дракой. И только насажав друг другу синяков и вволю намахавшись кулаками, троллоки остановились и начали улыбаться.

– А здорово мы!… - проговорил один.

Другой тщетно боролся с ухмылкой, которая в конце концов расцвела на его физиономии.

– Да уж! Все Топь-Душеедка! И ведь пока на себе не испытаешь - ни в жизнь не поверишь, что такое бывает!…

Гирсу молчал, не считая возможным вмешиваться в подобный разговор, но и он явно чувствовал облегчение. Постепенно мрачное настроение развеивалось.

– Никто не покончил с собой, - констатировал старейшина, - и тропа благополучно перейдена. Считаю, что нам повезло. Все мы проявили себя героями. Таково мое мнение.

– А что, случались самоубийства? - заинтересовался один из воинов.

Старейшина с важностью кивнул:

– Разумеется, случались, и не по одному разу! Были такие, что впадали в беспросветное отчаяние и резали себе горло. Раз! И ножом… Раз! И ножом… И так пока окончательно не перережут. А остальные тупо смотрят. Я сам видел. Пока на лоскуте кожи голова не повисла, все не мог остановиться - резал и резал, резал и резал…

– Здорово! - восхитился троллок.

Они заночевали на краю топи, разложив в лагере четыре костра и установив дежурство. Не столько возможного побега пленных боялись, сколько нападения ночных тварей, но темное время суток миновало благополучно и без особых происшествий.

По утрам с пленниками было особенно много возни: их развязывали, чтобы они могли пройтись по важным надобностям, а потом еще и кормили. Пустая трата провизии, по мнению большинства троллоков, но старейшина считал, что это необходимо:

– Мы стражи закона и слуги справедливости, а не убийцы. Корм для Ужаса Исхара должен быть доставлен на место, по крайней мере, живым.

Не согласиться с этим было трудно, хотя Ужас Исхара, как поговаривали, не брезгует и падалью.

Тюрьма, в которой предстояло прожить последние дни Пенне и Гирсу (а может быть, и Хазреду - о нем по-прежнему никто не упоминал и в его сторону не глядел), показалась перед путниками в середине дня. Она представляла собой небольшую крепость посреди болот. Частокол в три троллочьих роста огораживал территорию, на которой размещались забранная решеткой яма для содержания пленников, небольшая кухонька и хижина для стражников.

Хазред стоял немного в стороне, размышляя, стоит ли ему входить внутрь крепости или же имеет смысл прямо сейчас убраться восвояси и не возвращаться, предоставив Гирсу его судьбе? Хазред мог поступить, как заблагорассудится. Никто и словом ему не возразит. Доспех делал своего обладателя невидимым и неуязвимым если не для стрел, то для ударов судьбы.

Старейшина взял рог, повешенный возле ворот крепости, и трижды дунул. Его лицо потемнело от натуги. Разнесся гнусавый призыв, и спустя короткое время на стене показался огромный хедд в шлеме набекрень. Было совершенно очевидно, что службу в тюрьме (за которую ему явно платили немалые деньги) этот хедд презирает, к оружию и шлему, которые получил от своих нанимателей, относится как к бесполезным бирюлькам и вообще находится здесь лишь потому, что происходящее его забавляет.

– Чего надо? - заорал хедд, широко разевая пасть.

– Привели пленников! - крикнул снизу старейшина. - Откройте! Еда для Ужаса Исхара!

– Их осудили? - осведомился хедд. - У нас тут, знаете, все по закону. Кто осужден - того в пасть, кто невиновен - перед теми сперва извиняются, а потом уже в пасть. У вас тут как - виновные или нет?

– Виновные, - хмуро сказал старейшина. Ему не нравился хедд.

– А, ну тогда ведите. Или несите. Вы им ноги уже переломали?

– Пока нет.

– Ничего, это мы быстро. Сколько их тут у вас?

Старейшина замялся, не зная, как отвечать. Ему почему-то казалось, что пленников он привел троих. Но видел лишь двоих. И по непонятной причине был уверен в том, что так и должно быть. Так двое или трое? Чему доверять - тайному указанию сердца или собственным глазам?

– Двое! - крикнул он наконец.

«Трое, трое», - панически зашептали ему предчувствия, но старейшина отогнал от себя эти тихие голоса. Он не видел третьего. Не было никакого третьего. То есть был и, может быть, до сих пор есть, но… но его нет. Определенно - нет.

Ворота заскрипели, отворяясь. Хедд с ухмылкой наблюдал за тем, как троллоки со своей «добычей» входят внутрь.

– Ты напрасно скалишься, - сказал старейшина, обращаясь к хедду, - никому из нас не нравится привозить сюда своих товарищей.

– Ну так и не привозили бы, - фыркнул хедд. - Все вы глуповаты, вот что я вам скажу. Ни один хедд, к примеру, не станет делать того, что ему не по вкусу.

– Очевидно, служить здесь тебе очень по вкусу, - сказал старейшина, кисло улыбаясь. - Оно и видно.

Хедд задумался. Три огромные бородавки, украшавшие его физиономию, побагровели. Он явно заподозрил, что над ним только что посмеялись, и теперь пытался осознать - как именно это произошло.

Тем временем Гирсу отвязали от шестов и, пока он не опомнился, крепко приложили по затылку. Пусть троллоки по сравнению с хеддами и выглядят хлипковатыми - связываться с разъяренным воином не хотелось. Конечно, в конце концов его одолеют, но предосторожность не повредит. Лучше обойтись без драматических сцен.

Что касается Пенны, то лучница выглядела совершенно сломленной. Она и сама поражалась своему состоянию. Неужели так просто заставить ее покориться судьбе. Или все дело в том, что она по-прежнему убеждена: ее судьба свершится не здесь?

Краем глаза Пенна постоянно видела рядом сияющую фигуру в серебряных доспехах. Она никак не могла вспомнить, кто это. Ее мучила мысль о том, что еще совсем недавно она знала это. Более того, в самом доспехе ей тоже чудилось нечто знакомое… Пенна понимала: если она не перестанет гадать о смысле происходящего, то попросту сойдет с ума.

«Тебя это не касается, - упорно думала она. - Это имеет отношение только к троллокам, а ты с ними никак не связана. То, что ты очутилась в их тюрьме, - всего лишь недоразумение. Оно завершится. Ты уйдешь от них. Ты никак с ними не связана», - твердила она себе и сама не верила собственным мыслям.

Рана на бедре - там, где был зашит под кожу артефакт, наследство Бетмура, - ныла все сильнее.

Кого здесь только не было! Однорукий хедд, с физиономии которого были срезаны все бородавки, лишенный правого уха, - он представился как Шрам и потребовал, чтобы новички преклонили перед ним колени. Возникла короткая, ожесточенная схватка между Шрамом и Гирсу. Гирсу был жестоко избит, но Шрам, наступивший под конец ему на спину широченной ступней, признал в побежденном троллоке отличного воина.

– Ты молодец, - пророкотал Шрам. - Доломал мой левый клык, дважды дотянулся до моей печени и очень даже уважительно пнул в голень. Поздравляю. Не многим удавалось такое.

– Чума на тебя, - хрипло отозвался Гирсу, - я был связан больше суток. У меня затекли руки.

Шрам убрал ногу и позволил Гирсу подняться. Он даже прислонил его спиной к сырой стенке ямы и помог не рухнуть.

– Что ж, это многое объясняет, - молвил Шрам покосился на Пенну.

– Не тронь ее, - сказал Гирсу. - Она лакомый кусок.

– Да он даже и не заметит, - заверил Шрам. - Ему все равно, что лопать.

– Откуда ты знаешь?

– Говорят.

– Кто говорит-то? - осведомился Гирсу.

– Да все говорят. - Шрам пожал плечами. Он был несколько обескуражен.

– Дружище, - произнес Гирсу убежденным тоном, - от Ужаса Исхара еще никто не возвращался, чтобы рассказать о его пристрастиях. Так что не стоит тебе вещать от его лица, поверь.

Шрам заморгал, обдумывая ответ, а потом брякнул:

– Ну так потому и не возвращаются, что он лопает всех подряд. Ему без разницы. Давай эту девицу используем по назначению.

– Я лучница, - подала голос Пенна. - Мое назначение - убивать из лука. Если ты хочешь воспользоваться моими навыками, тебе придется достать для меня лук.

Шрам глубоко вздохнул и, еще не завершив вздоха, опустил кулачище ей на голову, так что в глазах у Пенны потемнело и она рухнула на землю.

– Не умничай, - посоветовал Шрам.

Другие обитатели ямы выглядели немногим лучше искалеченного хедда. Здесь было еще двое троллоков из какой-то отдаленной деревни - во всяком случае, Гирсу не был знаком ни с одним из них. У более высокого из них были такие большие и тонкие уши, что даже скудный свет, проникавший на дно ямы, заставлял их светиться. Пятеро ижоров с прозрачными белыми глазами выглядели так, словно готовились живьем вознестись на небеса и обитать среди бесплотных духов. Их тонкие руки напоминали паучьи лапки, а бледные зеленоватые лица казались одухотворенными - такое случается с живыми существами, если их плохо кормить. И совсем уж странным выглядело присутствие вайла, человекообразного создания с невыразимо печальным взором и непомерно длинными конечностями.

Хазред с интересом наблюдал за этим сборищем. Пленники теснились в сырой яме, выкопанной на глубину двух троллиных ростов. Сверху ее закрывала решетка. Довольно ненадежное узилище. Даже странно, почему никто из узников не додумается встать на плечи Шрама и выломать решетку. Конечно, имеются еще стражники, и все они вооружены, но справиться с ними возможно. Потери будут, этого не избежать, но все же большинство беглецов получат возможность спастись.

Никем не замеченный, Хазред устроился на земле рядом с решеткой. Лезть внутрь он не намеревался. Сидеть в духоте, наслаждаясь ароматами, неизбежными в подобном месте, - ну вот еще! Доспех все прочнее срастался со своим владельцем, и с каждым мгновением Хазред ощущал, как увеличивается его могущество. И это не была скоропреходящая сила, даруемая единичным заклинанием, и даже не та мощь, которая заключается в обладании магическим артефактом (в конце концов, артефакт может быть утерян!). О нет, доспех как будто превращал самого Хазреда в своего рода живой артефакт, а это было нечто совершенно иное. Эту силу невозможно ни потерять, ни растратить. Отныне она принадлежала Хазреду так же естественно, как способность дышать.

Хазред улегся на земле поудобнее. Пару раз охранник-хедд (неуклюжая скотина) спотыкался о него и останавливался, недоумевающе глядя себе под ноги, но ничего не замечая. Хедд даже ощупал землю руками в надежде обнаружить незримое препятствие, о которое он едва не сломал себе шею, но ничего, естественно, не нашел. Хазред просто отодвинулся в сторону и не без любопытства наблюдал за охранником и его тщетными попытками схватить невидимку.

Серебряный доспех не то чтобы лишал Хазреда телесности или действительно превращал в невидимку; нет, просто теперь Хазред мог исчезать из поля зрения окружающих, когда считал нужным. Наверняка имелись и другие возможности. Их еще предстоит обнаружить. Хазред не без удовольствия думал об этом.

Ответ на свое главное недоумение - отчего пленники не выломают решетку и не сбегут - Хазред получил вскоре после того, как Гирсу столь дружески переговорил со Шрамом. Из небольшой хижины, стоявшей возле ворот крепости, выбрался старый хедд. Как и все представители своего народа, он был низок ростом и чудовищно широк в плечах. Очевидно, в молодости он обладал внушительными мышцами, но к старости все они заплыли жиром. Голова на короткой шее едва ворочалась. При ходьбе он опирался на гигантскую суковатую дубину. Для ижора или вайла поднять такую штуковину уже превратилось бы в тяжелую работу, однако для старого хедда эта дубинка служила чем-то вроде трости. Он еще и помахивал ею, когда вразвалку шагал по двору. Огромная, как лопата, челюсть хедда размеренно двигалась: кажется, он что-то напевал.

Облачен хедд был в шелковую фиолетовую мантию, чрезвычайно засаленную и рваную. Очевидно, он носил ее уже не первый год и мало заботился о ее сохранности. Когда-то со стороны хедда имела место неосмотрительная попытка облачиться в этот предмет туалета; как следствие, мантия треснула по всем швам и обрела вид своего рода бахромы, лишь кое-где скрепленной пряжками, а то и просто связанной узлами. И тем не менее это была именно мантия, очевидно, давным-давно снятая с какого-то незадачливого мага. Ему же, этому бедолаге, принадлежал и некий предмет, болтавшийся на шее хедда.

Старый хедд добрался до тюремной ямы, кряхтя, опустился на колени и, приблизив физиономию к решетке, заорал:

– Эй вы, засранцы, дураки, тупоголовые болваны, тухлятина, корм для божественного монстра, блевотина духов, отрыжка болот, испражнение чумного тумана! Думаете, вы тут очень умные? Думаете, я забуду про мои обязанности? Думаете, я допьюсь до того, что у меня из головы все вылетит? Забыли, что я хедд! Меня не то что ядом - меня даже вашим поганым пойлом не возьмешь! Да я могу десять бочек пива выхлестать - и ничего мне не будет, потому что мы, хедды, от ядов не помираем! Слыхали? Эй, Шрам! - обратился старик к соплеменнику. - Эй, Шрам, ты-то хоть не сделал такой глупости и не понадеялся, что меня свалит с ног тот пузатый бочонок, который доставили в крепость твои родственники?

Он захохотал, двигая мощной челюстью, как будто пережевывая собственную веселость.

Шрам помрачнел, а Гирсу удивленно воззрился на него. Очевидно, то, что сказал старый хедд, было правдой, и у Шрама действительно имеются какие-то родственники, которые сделали отчаянную попытку вызволить его. Для чего привезли - в дар божеству, от избытка почтительности, - бочонок отравленного эля. Такое случается.

– Вот это преданность! - пробормотал Гирсу. Его уважение к Шраму мгновенно выросло. - Не всякий троллок пожертвовал бы бочонок эля, да еще испортил бы чудесный напиток.

– Мы, хедды, на это смотрим проще, - буркнул Шрам. И обратился к толстяку: - Но ведь кое-кто все-таки помер, а?

– Ну, померли, да ведь это паршивые ижорские стрелки были, они вообще не в счет! - ответил старик пренебрежительным тоном.

Очевидно, Шрам пользовался уважением охраны не только как соплеменник хедда-«мага» (настоящим магом он, понятное дело, ни в коей мере не являлся), но и как старейший из заключенных. Самый изобретательный, жестокий и хитрый.

– Да, - сказал Шрам, - достать стрелка-ижора нынче не составит никакого труда. Да вот хотя бы эта девка. - Он ткнул пальцем в сторону Пенны. Девушка съежилась. Она искренне надеялась, что о ней забудут, но Шрам ничего не забывал и ничего не упускал из виду. - Она ведь ижорка и из лука стреляет. Возьми ее в охрану.

Хедд-толстяк задумался, а потом с трудом двинул шеей.

– Надо посоветоваться, - сказал он. - Она для божества.

– Божество ее и на зубах не ощутит, - сказал Шрам. - Брось ты, возьми ее в охрану.

– Своего человечка хотите в охране иметь? Знаю я ваши штучки. Ты, Шрам, не воображай, будто умнее меня. Еще ни один хедд не был умней меня, поэтому я и дожил до старости… Знаешь, как я заполучил этот пост?

– Знаю, - буркнул Шрам. Не было никаких сомнении и том, что он слышал историю старого хедд уже десятки раз. Но тот рявкнул:

– Не к тебе обращаются, пустая башка! Все должны знать, с кем имеют дело! Пусть оставят все надежды отсюда сбежать! Да, я, Шанфан Железная Челюсть, он же Фаншан Кусака, он же Хшафан Выбитый Зуб!… - Перечислив эти «титулы» залпом, старый хедд выдержал внушительную паузу.

Вайлы обменялись долгим тоскливым взглядом. Хазред подумал, что они, вероятно, пытаются сообразить, о ком сейчас пойдет речь и сколько участников в предстоящей истории - один или трое. И если один, то кто такие Фаншан Кусака и Хшафан Выбитый Зуб? Вайлы в таких делах плохо разбираются.

Гирсу не сводил со старика глаз. Ему казалось, что вот сейчас хедд проболтается и Гирсу узнает нечто чрезвычайно важное. Нечто, что поможет выжить, а впоследствии и спастись.

Хшафан продолжал:

– Да, я дожил до старости, я, единственный из всех, кого знаю! Может быть, где-то еще и имеются хедды такого почтенного возраста, но я с ними не знаком. А все почему? Потому что я был сильнее всех и у меня были самые крепкие челюсти. И ум в моей голове тоже был крепок, поверьте, ребятишки. - Тут он скрипнул зубами так громко и отчетливо, что у Пенны заныли кости. - И вот я встретил мага. Это был глупый ученик болотных чародеев, вайл с тонкой шеей. Жидкие мозги болтались в его большой голове, как кусок мяса в котле с похлебкой у скупой хозяйки. Ох и удивился же этот дурачок, когда перед ним вдруг появился Хшафан Выбитый Зуб! «Ах, ох, да я тебя заколдую, да убери от меня свои грязные лапы, да сейчас отведаешь моей могучей магии!…» - так он лепетал, пока я делал с ним все, что хотел, а хотел я оторвать у него лишние пальчики на тонких лапках. Обожаю похрустеть пальчиками вайлов. Кстати, Шрам, советую. Удивляешь ты меня. Сидишь в тесноте с пятью вайлами и ни разу не попробовал.

– Да попробовал я, - пробурчал Шрам, а один из вайлов густо посинел и отошел подальше, вжимаясь в стену. - Невкусные они, - прибавил Шрам. - Кормите всякой тухлятиной и ждете, что они будут съедобными. Вот задаст вам Ужас Исхара!

– Ужас Исхара ни разу не жаловался.

– Потому что вы даете ему сразу много. У него нет времени распробовать.

– Сиди уж молча, - посоветовал Шраму Хшафан. - Тебя тут держат для того, чтобы ты поддерживал порядок среди еды и не позволял ей распускать языки и руки. От богохульства еда становится горькой, так жрецы говорят. Для чего тебя подкупили обещанием жизни? Выполняй свою работу!

– Угу, - сказал Шрам, скаля зубы.

– Ну так вот, - продолжил Хшафан таким тоном, будто рассказывал сказку на ночь, - испугался мой бедный колдунишка и начал болтать всякие глупости. То угрожал мне, то сулил блага. Я его, разумеется, выслушал, а потом говорю: «А что это за хорошенькое такое ожерелье висит на твоей тонкой шее?» Он сделался изумительного синего цвета, вон совсем как тот вайл. - Челюсть Хшафана хлопнула, как крышка ларца, корявый палец указал на одного из вайлов-пленников. - Шрам, дружочек, выкрути ему ухо.

Шрам повиновался с мрачной ухмылкой. Вайл действительно потемнел лицом, присел и глухо застонал. Шрам выпустил его и толкнул кулаком в бок, так что пленник упал. Затем Шрам воззрился на Хшафана:

– Так?

– Спасибо, Шрам, дружочек. Быстро все смотрим на вайла! Вот таким был и мой собеседник, поняли? Только я ему еще палец оторвал…

– Пальцы рвать не буду, - предупредил Шрам. - Невкусные.

– Ладно, - милостиво позволил Хшафан. - И с пальцами сойдет. Я говорю ему: «Что у тебя, значит, за хорошенькое такое ожерелье?» А он бормочет, что это очень сильная магическая штука. Слово за слово, палец за пальцем - все мне про этот предмет рассказал. Как пользоваться и что он может. Я за годы перезабыл почти все, но вот что я вам скажу, мои хорошие: пара слов на несуществующем языке и прикосновение амулетом и ни одна скотина, даже хедд, да даже тролль, пожалуй, и бешеный орк - никто эту решетку с места не сдвинет. Поняли вы?

Он помолчал. Пленники ошеломленно безмолвствовали.

– Поняли? - проорал Хшафан.

– Да… - был нестройный ответ из ямы.

– То-то же.

– Да погоди ты этой штукой размахивать, - поморщился Шрам, - ты забери девчонку. Она лучница, говорю тебе.

– Да она вам поможет сбежать. Не держи меня за дурака. Вы успели сговориться.

– Не успели, - ответил Шрам. - Она дура и нас ненавидит. Ну хочешь, я ей больно сделаю, чтобы ненавидела сильнее? У нее бедро ранено, погоди-ка…

Шрам сильно ударил Пенну прямо по открывшейся ране. Девушка закричала от боли. Капли пота выступили на ее лбу, ее затошнило.

– Еще разок, - одобрительно кивнул Хшафан.

– С удовольствием, - отозвался Шрам. - Вопит она изумительно.

Еле живую, Пенну вытащили из ямы, и она рухнула на землю рядом с Хшафаном. Шрам прибавил, глядя на него снизу вверх:

– Тебе ведь известно, что охранники даже из числа бывшей еды начинают ненавидеть пленников на второй же день. И потом, вдруг мне опять бочонок эля передадут, - должен же ты иметь под рукой верный способ разобраться, отравленный он или нет.

– Да мне-то без разницы, что он с ядом, что без яда, - пробурчал Хшафан, однако кивнул, сочтя доводы заключенного убедительными. - Ну ладно, Шрам, продолжай свою работу. Втирайся к ним в доверие, узнавай об их планах, выясняй, кто вкусный, а кто нет, - и обо всем докладывай. Будь хорошим шпионом.

С этим он, держа амулет на цепочке, прочитал короткое заклинание. По решетке пробежали белые огоньки - словно быстрые ящерки. Затем все погасло.

И вместе с огоньками-ящерками для Гирсу как будто погасла последняя надежда.

Пенна очень быстро убедилась в том, что стражники, охранявшие крепость, представляли собой, по сути дела, такой же сброд, что и узники в яме. Чем руководствовались командиры, отбирая существ для подобной охраны, оставалось тайной. Равно как и легкость, с которой хедд-колдун выдал Шрама остальным заключенным. Разоблаченным соглядатаям в тюрьмах приходится, мягко выражаясь, весьма несладко, да и смысл в их присутствии сразу же пропадает.

Впрочем, ломать себе голову над здешними порядками девушка не намеревалась. Ее накормили, выдали одежду с плеча какого-то хедда, судя по тому, что рубаха была чрезмерно широкой, а штаны - чересчур короткими. Пенна попыталась выпросить еще и лук, но ей сказали, что сперва она должна заслужить доверие.

Пенна ответила, что заслужит к себе огромное доверие начальства, всадив стрелу в глаз первого же мерзавца, который посмеет хоть пальцем к ней притронуться. «Вы сразу поймете, как хорошо я стреляю», - прибавила она.

Стражники обменялись кислыми ухмылками, но вступать в дальнейшие споры с лучницей не стали. В конце концов, времени впереди много. Рано или поздно Пенна смягчится. Какой-нибудь шустрый троллок с болтливым языком и умелыми руками доберется до Пенны. А там, где побывал один, запросто побывает и второй… Не сможет же она вечно спать в обнимку со своим луком!

Пенну усадили на ворота и велели глядеть в оба.

– Вот тебе баклажка с пивом, не помню, отравленное или нет, - прибавил хедд-охранник, тот самый, что встретил караван с пленниками. - Помогает скоротать ночку. А я пойду отдыхать. Утомился.

Он широко зевнул - что в исполнении хедда выглядело просто устрашающе, принимая во внимание размер его нижней челюсти, - и спустился во двор, чтобы открыть ворота и выпустить троллоков, которые привели новых узников.

Пенна слышала, как препирается с хеддом старейшина троллоков. Кажется, троллоки просили разрешения переночевать в крепости.

– Вы не можете выставить нас на болота на ночь глядя, - говорил старейшина, стараясь, чтобы его голос звучал внушительно.

Однако, несмотря на все старания троллока, Пенна улавливала в интонациях старейшины самый обыкновенный страх. Очевидно, хедд-охранник тоже слышал эти нотки, потому что отвечал старейшине без всякого почтения:

– Эй, зеленый друг, да ведь ты живешь на болотах! Не знаю уж, сколько ночей ты провел среди сырых кочек, но подозреваю, что немало. Ну так и убирайся в топи, а у нас тут места нет.

– Мы, троллоки, - цивилизованные существа, - с достоинством молвил старейшина. - Мы ночуем не среди сырых кочек, как ты выразился, любезный, а в своих постелях под крышей.

– Прошу меня простить, - осклабился хедд. - Кажется, зрение у меня слабовато. Нужно поменьше пить отравленного эля. Но никак удержаться не могу - не выливать же добрый продукт! А результат перепутал троллока с жабой… Еще раз покорнейше прошу извинения. Теперь я отчетливо понимаю, что вы не жаба. Но голос, голос!… Голос-то как похож!…

Хедд изобразил полное раскаяние в своей «подслеповатости».

Старейшина вскипел:

– Я не позволю издеваться!…

– Позволишь, еще как позволишь! - сообщил хедд, ковыряя ногтем в зубах. - Уже позволил.

Старейшина предпринял последнюю попытку договориться добром:

– Сейчас на болотах полно опасных существ. Позволь нам все же переночевать под охраной стен.

– Да от кого они охраняют, эти стены! - сказал хедд с досадой на тупость собеседников. - Не от тумана же! Туман сквозь любую стену пройдет. А эти, которые летучие… от них вы, что ли, за частоколом скроетесь? Как же, не надейтесь!

– Возможно, вы сумеете нас защитить! - сказал старейшина.

– Я? Мы? - Хедд плюнул. - Да ты что! Да если тебя упырь пожрет у меня на глазах, я и пальцем не пошевелю. У меня своих забот хватает. Вон, - он махнул рукой в сторону решетки над ямой с пленниками, - видал? Целая орава бездельников. Это ведь распоследнее отребье, их собственные племена терпеть у себя не смогли. Да ты же сам знаешь, как оно бывает: уродится среди нормальных хеддов эдакое чудище, клейма негде ставить, а шутки - уж на что мы, хедды, с чувством юмора, и то понять не в состоянии. Выродки, одним словом. Негодяи с черным сердцем, хоть с виду от нормальных существ и неотличимы. А удерживает их здесь всего-навсего одна решеточка. Я вот гляжу на них и думаю: сколько времени понадобится этим тупицам, чтобы сообразить, что вся наша магия - сплошное надувательство и дешевый фокус?

– Что?! - тихо вскрикнул старейшина.

– Что слышал, - огрызнулся хедд. - Ученичок магов, вайл, о котором старик так любит рассказывать, ничего толком не знал и не умел. Он только-только начал проходить обучение, понял? Научился шнуровать сандалии своего мастера, мыть за ним посуду и, возможно, выносить его сиятельные горшки… Подчеркиваю - возможно. Доказательств нет. Старик-то наш свернул ему шею прежде, чем сумел все это уяснить. Все, на что способна та бирюлька, которую наш маг носит на шее, - это гонять по решетке вспышки белого света. На заключенных, впрочем, хорошо действует, впечатляюще. У них с перепугу способность соображать куда-то улетучивается. Сидят, как мыши, послушные такие, хотя давно уже могли бы сбежать. Их Шрам запугивает. Рассказывает, как плохо бывает тем, кто до решетки хотя бы дотрагивается. Шрам умеет быть убедительным. Понял ты теперь? Да тут недюжинная храбрость нужна, чтобы служить в рядах здешней стражи…

И снова у старейшины в памяти промелькнуло непонятное: вроде как еще один узник был, третий… или не узник, а преступник, избежавший наказания… Но вот как ему это удалось? И где он теперь скрывается? И почему он так назойливо вертится в мыслях у старейшины? С ним связана какая-то опасность… или какая-то хитрость…

У старейшины начала нестерпимо болеть голова.

– Уходи лучше из крепости подобру-поздорову, - посоветовал старейшине хедд.

И в который уже раз представление о третьем узнике, так и не оформившись до конца, растворилось бесследно.

– На болотах куда безопаснее, чем здесь, - продолжал откровенничать хедд. - Если до «живой еды» дойдет наконец, что их тут только пара хеддов удерживает, они перебьют нас, точно тебе говорю. Если бы не Шрам, они бы наверняка сообразили. У Шрама настоящий талант. Мы, хедды, горазды краснобайствовать, но Шрам здесь мастер, говорю тебе. Он всякую чушь городит, да так искусно, что скрывает под ней очевидное. И пока все в яме только и заняты тем, что прикидывают, как бы Шраму горло перерезать, - а до горла хедда добраться, как ты понимаешь, весьма трудно…

– Да, - сказал старейшина. - Я понял. Мы уходим.

Пенна не верила услышанному. Все так просто? Никакой магии - одна только непрочная решетка? И никто еще не сообразил? Но почему же хедд даже не понизил голоса, когда делился со старейшиной всеми этими откровениями?

Она усмехнулась. Да нет, все правильно. На самом стражник-хедд говорил очень тихо. Просто у Пенны чересчур острый слух. Наверное, это как-то связано с теми магическими изменениями, которые она претерпела, когда решилась стать лучницей. А может, дело в другом. Например, в том, что делает ее в глазах Тзаттога «королевой». Но об этом лучше пока что не думать.

По крайней мере, до наступления ночи. А ночью она сумеет как-нибудь позаботиться о себе. В конце концов, у нее будут лук и стрелы, так что к встрече с принцем-упырем она будет готова.