"Отрывки, etc" - читать интересную книгу автора (Семилетов Петр)

НАСТОЯЩИЙ ХАОТИЧНЫЙ ПИСАТЕЛЬ

Хаос бурлит в моем разуме, владеет всеми мыслями. Везде и в любое время. Сейчас я еду в вагоне метро по мосту через Днепр, и в окно светит белое, усталое августовское солнце. Мимо с грохотом проносится встречная электричка.

Новый сюжет возникает из фразы "я простой шофер". Фраза эта приходит на ум внезапно, вместе со сценой, в которой мать девушки спрашивает ее парня: "А кем вы работаете?". Эта сцена мне совершенно не нужна, она вторична, я никогда не писал лирику, меня цепляет сама фраза, "я — простой шофер". Вот и готовый сюжет для рассказа. Герой… Он — обычный шофер, занимающийся частным извозом, "грач". А по совместительству жестокий маньяк. Каково, а? Жертва сама садится в его машину, и все шито-крыто.

Я стою возле окна, и перевожу взгляд с пляжа около опор моста выше, на небо. Ассоциация: голубое небо — граненый стакан. Надо это запомнить. А еще такое — чертовые облака. Какие-то они мелкие, жалкие, как старые склочники. Живая картина — военные стреляют по тучам из зениток. Бабах! Бабах! Уши закладывает, камера трясется. Смотрим ближе — у военных собачьи лица, с черными кожаными носами и рыжей короткой шерстью, как у боксеров. Разговаривают на русском, как-то гортанно и чересчур резко. А зубы и уши у них человеческие.

Эта сцена настолько интересует меня, что проявляются все новые и новые подробности — вот круглая площадка с зенитками, вот какие-то пыльные ящики, вероятно, со снарядами. Небо серое, в тучах, с пригорка видна широкая полоса темной, тяжелой реки с мелкими волнами. Холодный ветер. Акации, рябины дрожат на нем своими изящными листиками, БАБАХ! разрывает воздух выстрел.

Открывшиеся двери вырывают меня в текущую реальность. Станция "Гидропарк", входят пляжники. В вагон вкатывается инвалид-попрошайка в кресле на колесиках. Картонный плакат на груди, из штанин высунуты грязные культи. Парень, кто тебе мешает помыться?

Он едет, оглядывая публику, а в моем воображении достает из нагрудного кармана старую опасную бритву, раскрывает ее, и бьет наотмашь ближайшего к нему сидящего пассажира — это девушка лет двадцати пяти, в легком светлом платье. Такой бежевый цвет нужен для контраста с кровью, которая выплескивается из ее шеи на ткань, словно брусничный сок.

Хаос подсовывает мне только такие сюжеты, милая лирика чужда ему, я не в ладах с гармонией и романтикой. Кровь как брусничный сок, серокожие люди в военной форме, кислотные реки и кипяток из крана с холодной водой. Неожиданно!

На следующей остановке заходит очередной попрошайка, цыганский мальчик лет девяти-десяти, и затягивает песню про божью матерь. Дескать, родила Иисуса, святая Мария.

[… внутренняя цензура]

Тем временем цыганенок закончил петь, и потрясая полотняной сумкой идет по вагону. Знаю я всех этих сироток, отчаявшихся матерей с больными младенцами, и прочих с ними тусующихся. Поедьте на станцию метро "Петровка" (заодно на книжный рынок зайдете), и посмотрите на цыганку, которая там сидит. Это — центральный штаб попрошаек, распределяющий маршруты сбора пожертвований между грязной братией. Девяносто пять процентов попрошаек являются членами этой ассоциации. Остальных пять процентов просто бьют, пока не делятся и не присоединяются.

Почему мир такой сволочной? We don't care? Нет, я скажу вам, кто виноват. Царь-батюшка, большевики, и Иисус Христос. Низкий поклон вам, от всея Руси… Наплевали в душу.

Станция "Левобережная", с высоты моста видна площадь, автобусная остановка, базар, гостиница. Автобусная остановка для меня интереснее всего, поскольку вызывает яркие воспоминания. Это — конечная того маршрута, что ходит в Русановские сады — большая "дачная" местность в центре города, и вместе с тем на отшибе. Сто лет я уже не ездил этим автобусом, но помню, что расписание его было весьма своеобразно — несколько рейсов утром, и несколько часа эдак в четыре, если мне не изменяет память. Опоздал — пили пешком по ровной, как {пошлость} дороге. Идешь, вишни с веток срываешь.

Типаж — невысокая девушка, лет 18 или 19? — волосы рыжеватые, как у кокера, верхняя половина лица в веснушках, глаза васильковые, нет, не то сравнение, черт! Как же называется этот цветок? У дорог растет, светло-синий такой, но есть в нем что-то фиолетовое. Бессмертник? Черт!

Говорит мягко, хорошо выговаривает букву "г". Приехала из Белоруссии с мамой и тетей, работает на фабрике (?) по пошивке купальников ("половина Киева в них ходит" сомневаюсь), любит слушать FM-радио, что читает — не знаю. Оч. приятный в общении человек.

Другой типаж — гнида. Лет пятьдесят с лишком, квадратная небольшая борода, лысина не наблюдается, одет в костюм и светло-кремовую рубашку, разговаривает очень спокойно, тщательно выговаривая слова, однако — часто вместо "а" произносит "о", как например, в слове "сОбака". Кроме того, использует слово "шо". Ведет себя уверенно, между тем, в областях знаний, касающихся его профессиональной деятельности, крайне некомпетентен. Любит "авторитетно поучать". Вот таких вот ребят, как он, я готов вешать на ближайшем фонарном столбе.

Шутка. Между прочим, вам знаком тип людей, которые, сказав некую странную сентенцию, поясняют окружающим: "Шутка" — с гробовым выражением лица? Ха-ха, право же, есть такой тип людей.

Кстати о висельниках. Из окна вагона все еще виднеется правый берег Днепра, на коем в глаза бросаются колосс Родины-матери, и Лаврская колокольня. Тут сразу две фишки — можно представить падение гигантской статуи с холма, на коем она стоит, и сценку, связанную с колокольней.

Вообразите — безлюдный город, воронье кружит в небе, осень. На фоне черного (да-да!) неба, в проеме верхней части колокольни, там, где должны быть колокола, раскачиваются повешенные человеческие тела. Тихо, нет городского шумового фона — вот что странно. Странно… Странно… Люблю это слово. Хаос, это снова ты, ну что же, я рад.

Хаос, при всем его многообразии, может предоставить только одну модель внутреннего настроения — я называю ее "крайне веселой мрачностью". Однако, не будем показывать читателям истинных мыслей автора. Интерфейс, который взаимодействует с окружающим миром, совершенно отличен от моей личности. Так удобнее.

Новый сюжет — мы переезжаем через еще один мост — и, какая трагедия! — поезд наворачивается в реку. Так и вижу передние вагоны начинают поворачиваться вокруг своей оси, падая вниз по касательной, стоящие люди намертво вцепились в перила, а те, кто сидели, упали на пол. Дикие вопли стоят в ушах.

Помню такой эпизод — раскачиваюсь на тарзанке над водой, высоко, и вдруг тонкий трос соскальзывает с ветки, к которой он был привязан, и я падаю в ОГЛУШИТЕЛЬНО холодную воду.

Помню другой эпизод — база отдыха, возле озера меж двумя тополями вбит турник. Различные энтузиасты-физкультурники используют оный для своих гимнастических упражнений. Мне лет десять, и я юная сволочь. Поздний вечер, комары. Я, сходив в вонючую парашу, где фекалии лежали прямо вокруг дыр, а на стене одной из кабинок какой-то оригинал оставил дерьмом отпечаток пятерни, подошел к турнику, и одержимый манией деструкции, умудрился выдрать его, вросшего в древесину, из стволов, после чего бросил оказавшийся очень тяжелым турник в холодные воды озера. То-то физкультурники удивились утром!

[… пропущенный кусок прочтёте после моей смерти;)]

Где ты, прошлое? Где вы, давно минувшие события? Быть может, я хочу вас вернуть. Ну-ка, кто там главный, покажись.

Я гляжу на стену — два небольших пейзажа, которые я написал лет десять назад. Черт, умел же! Правда, только пейзажи. Люди лежали в царстве хаоса. Персонажи, которых я изображал, получались гротескными и уродливыми — причем не изза неумения рисовать. Году эдак в 98 я выбросил кучу папок со старыми карандашными рисунками — целые галереи уродов и монстров. Люди с клешнями вместо рук (ну а вместо чего же еще?), с клешнями вместо ртов, люди со всевозможными механическими протезами, с пластинами на черепах, гигантские роботы, зомби, кровавые сцены — да, в 12–14 лет я рисовал кошмарные штуки, надо сказать. Не зря я их выбросил. Нисколько не жалею.

Мой язык — язык образов. Внутренний диалог практически чужд мне, я был несказанно удивлен, узнав, что такая вещь вообще существует, и люди мыслят… словами. Это ведь так неудобно.

Я единственный в мире хаотичный писатель. Я единственный, кто осознал мааааааленький кусочек Истинного Положения Вещей, я тот, кто побывал в ином мире и вернулся обратно — потому, что испугался.

Просто, как дважды два — четыре. Приятная для глаз фраза, не правда ли?

(с)Петр 'Roxton' Семилетов 7 июня 2000