"Монохром" - читать интересную книгу автора (Палий Сергей Викторович)

Глава шестая. Улица Миражей

Слепой страх – опасное ощущение. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы справляться с ним. Когда видишь врага – можешь хотя бы приблизительно оценить его силу, прикинуть собственные возможности, просчитать тактику боя или отступления. Неведение такой привилегии лишает.

Ты остаешься один на один не с противником, а со страхом…

Мы топали следом за Лёвкой, заслонившись высокими зеркалами.

Наверное, приблизительно так в стародавние времена чувствовали себя спартанцы, прикрываясь от стрел щитами. Сопишь себе в рукоятку, разглядываешь неровности оковки или знакомую до боли щепку, лихорадочно молишься всевидящим богам или вспоминаешь любовные приключения – в зависимости от характера. Нынешняя картина отличалась лишь в деталях.

Я сопел в фильтры маски, разглядывал дурацкий штамп на амальгаме и вспоминал, как выглядит фэнте-зийная деваха с обложки глянцевого журнала, вместо того, чтобы сожалеть об уходе Латы или, на худой конец, молиться. Что поделать, такова моя натура: если не могу контролировать положение, начинаю пестовать своих мозговых слизней.

Нужные мысли меж тем плавно проплывали на фоне силуэта фэнтезийной девы. В одном я был уверен на сто процентов: Коломин – не моя фамилия. Значит, остается всего-навсего четыре варианта. Не так уж много, разберемся. Обернулись на голос все – но в этом-то как раз ничего удивительного нет: обычная реакция на неожиданный раздражитель. Дрой вполне искренне удивился, Зеленый занервничал, Гост стал катить на него бочку, а Лёвка… приспособился к ситуации, что ли. Он вообще ловко управляется с чувствами, этот паренек. Темная, ох темная лошадка. Но мы-то каковы! Поманили пальчиком, пообещав скоротать путь, а господа старперы и рады гуськом по улице Миражей припустить. Хорошо хоть, офицер «пылевиков» ограничился единственным выстрелом из гаусс-винтовки. Снаряд с зубодробительным гудением просвистел в метре от нас, заставив втянуть головы в плечи, и хлопнул в землю далеко впереди. Высунуться из-за постамента к скоплению аномалий военные не решились, а с линии огня мы уже ушли. Да и какой резон палить по самоубийцам? В этом вопросе я логику командира как раз понимал.

– А ведь работает, – осторожно, словно боясь спугнуть удачу, прошептал Дрой. – Слышь, Минор, лысая твоя башка, работает метод нашего юного следопыта! Кто бы мог подумать – обычные зеркала.

– Рано радуешься, – завел свою пессимистичную пластинку Зеленый. – Мы еще и ста метров не прошли.

– Не забывай, что прошлые экспериментаторы сразу себе черепа вскрывали, – напомнил Гост. – Не люблю такие вещи говорить, но: мы рулим.

– Это у тебя первичная эйфория, – мрачно проворчал Зеленый из-за своего зеркала. – Скоро пройдет. И начнется депрессняк. – Ололо, – хыхыкнул Дрой. – Втяни яйца, зануда. – И арбалет не потеряй, – не удержался Гост. Зеленый печально вздохнул и заметил:

– А ведь за кем-то из нас по пятам идут бойцы подразделения «Пыль». И вряд ли они хотят просто проверить документы.

Эта фраза на корню убила едва зародившееся позитивное настроение. Сталкеры замолчали, следя за мельтешащими над асфальтом носками собственных ботинок.

Мерный стук каблуков на несколько секунд растворился в уханье крыльев ворона. Птица, судя по звуку, обогнула сгоревший барак и села на столб или дерево позади него. Снова глухой стук шагов.

Прилетевшее с порывом ветра шипение помех и обрывки распоряжений, отдаваемых по рации кем-то из военных. Опять ритмичная поступь…

По моим прикидкам, мы прошли метров двести – практически до конца площади.

– Ты говорил, что за дальним бараком есть слепая зона, – напомнил я Лёвке. – Далеко еще?

– Почти на месте, – отозвался он. – Забираем немного правее.

Я сделал шаг в сторону, запнулся носком берца о трещину в асфальте и чуть было не выпустил из рук зеркало. Сделав пару быстрых шагов, восстановил равновесие и выдохнул. Пальцы автоматически сжались, и в перчатки врезалась полированная грань стекла, которая отделяла меня от верной гибели. – Не расшибся? – справился Гост.

– В норме. Если б я расшибся и взглянул на один из «миражей», то под воздействием аномалии непременно совершил бы какую-нибудь несовместимую с жизнью глупость. Вены бы, к примеру, осколочком вскрыл.

– А я б не утерпел и выглянул из-за своей отражалки, чтоб такое зрелище не пропустить, – сказал Дрой. – И тоже бы себя укокошил. – Грустно все это, – резюмировал Зеленый.

– Пришли. – Лёвка притормозил и попросил: – Минор, обогни угол и подойди сюда. Я сейчас попробую опустить зеркало, осмотреться – последи за мной краем глаза. Если заметишь, что клюнул на аномалию – заставь выпустить воздух из легких. -Как? – Двинь в грудину со всей дури.

– А можно я? – тут же попросил Дрой. – Давно хотел тебе врезать за то призрачное появление в шахте под Янтарем.

Лёвка проигнорировал его слова. Выглянул из-за края зеркала и быстро метнул взгляд из стороны в сторону. Поморгал.

– Не цепляет? – тихонько осведомился я, отодвигаясь от угла здания. – Чисто, – выдохнул Лёвка. – Можно осмотреться.

Я прислонил зеркало к облупившейся штукатурке, размял затекшие пальцы.

Рядом торчал загаженный подоконник, выше слепым квадратиком таращилось на нас чердачное окно, а посередине торцовой стены барака виднелась заросшая «ржавыми волосами» дверь запасного выхода. Давний пожар не тронул это строение, зато ему здорово досталось от бездушного времени, борзых ворон и кислотных дождей: дверные и оконные петли превратились в бурую труху, рамы сгнили до сучков, битые стекла мутной россыпью смешались на земле с крупными осколками шифера.

Центральная площадь колонии осталась позади. И основная масса «миражей», хотелось надеяться, тоже. Дальше тянулась прямая аллея, по обе стороны которой валялись варочные котлы, каркасы стульев, дырявые ведра. Вот она, улица Миражей. Пустынная и унылая. С первого взгляда и не подумаешь, что многие сталкеры пережили на ней последние моменты бытия. Но даже с нашего безопасного ракурса можно было разглядеть обглоданный человеческий череп возле подстанции и висящий на фарфоровом изоляторе скелет в лохмотьях камуфлированного комбеза.

Дрой уловил направление моего взгляда и прокомментировал:

– Сходу и не определишь: одному хозяину запчасти принадлежали или разным. – Ты жрать хотел, – напомнил я. – И продолжаю хотеть.

– Тогда не бубни. – Я указал Лёвке на мощную «электру», три «птичьи карусели» и целый сонм «трамплинов». Поинтересовался: – И как этот рассадник проходить? По детектору – не прокатит: слишком плотно сидят аномалии. И обойти нельзя – в жижу болотную угодим, засосет. А по сторонам глядеть не получится – «миражи» затянут.

Лёвка взял меня за подбородок и плавно поднял голову вверх. В другой момент я бы обязательно расценил жест как фамильярный и двинул ему в рыло, но не теперь. За кромкой крыши барака виднелась опора, левее еще одна, а на них крепилась толстая труба, по которой раньше гнали то ли газ, то ли воду, я в таких тонкостях не разбираюсь. Но магистраль уходила вдоль колонии именно в том направлении, которое нам требовалось.

– Соображаешь, родной, – сдержанно похвалил Гост, стряхивая с перчатки жухлую листву. – Здесь и впрямь можно вскарабкаться на трубу. Интересно, на ней «миражи» тоже могут нас достать?

– В некоторых местах, – кивнул Лёвка. – Поэтому зеркала придется брать с собой, хотя и неудобно будет.

– Одно радует: твари поганые не мешают, – заметил Дрой.

Лёвка уклончиво угукнул. Я внимательно посмотрел на бывшего отмычку. Он пошмыгал носом, сомневаясь, но потом все же сказал: – Наверху птицы.

– Падалыцики. Особого вреда не причинят, – отмахнулся Дрой. – Двигаем?

– Да-да, – пробасил Лёвка. – И все же будьте осторожны. Я подскажу, как действовать при случае. – При каком таком случае? – уточнил я. – Да мало ли какие бывают случаи.

Я пристально поглядел ему в затылок, словно этот сверлящий взор мог помочь проникнуть в мысли и душу человека, чтобы вычленить оттуда самое сокровенное, тайну, которую этот парень несет в себе и не спешит делиться.

Лёвка поправил рюкзак и поднял свой зеркальный щит, готовясь идти к опоре. Обронил:

– Если вдруг воронье… станет агрессивным, бить надо вожака стаи.

– У него шевроны специальные, да? – усмехнулся Дрой.

– Нет. – Лёвка не поддержал шутку. – Но ты сразу поймешь, что он главный.

До стойки мы добрались без происшествий: обогнули развалины хозяйственного флигеля, возле которых счетчик Гейгера застрекотал выше обычного, перелезли через недостроенный забор и оказались возле бетонного фундамента с влитыми железными фермами опоры. Она оказалась масштабнее, чем выглядела издалека, – метра два в диагональном сечении. Навесной лестницы не обнаружилось, но, судя по расположению распорок и промежуточных балок, забраться наверх можно было без особого труда. Вот только как затащить, не разбив, зеркала? Гост сообразил первым.

– Кому-то придется взобраться, а потом поднять стекляшки на веревке.

– Помнится, Минор, ты неплохо лазаешь по всякого рода вышкам, – подмигнул Дрой. Я повернулся к Лёвке. – Не попаду в радиус действия «миражей»?

– Я ходил здесь несколько раз, в этом месте прямого визуального контакта нет. – Но выбросы могли сдвинуть аномалии.

– «Миражи» не подвластны выбросам. А сами по себе двигаются лишь блуждающие. Странно, что не знаешь. – Где же ты руку вывихнул? – Дальше. Там будет сложный участок.

Я передал свое зеркало Зеленому и на глазок оценил сложность подъема. Высота меня не пугала. Беспокоил слепой страх перед неведомым пси-полем, заставляющим убивать себя. Может ли такой страх обернуться ужасом и заставить запаниковать старину Минора?

Я закрыл глаза. Вслушался в ритмичную пульсацию сердца.

Не в этот раз. Раз уж мы забрались в самый центр гиблого места, надо отсюда выбираться. А то глупо получится.

Под языком скопилась слюна, и мне пришлось приподнять дыхательную маску, чтобы сплюнуть. В нос шибанул приторный трупный аромат – совсем рядом кто-то помер и порядком разложился. Позитивненько. Что ж, приступим.

Подтянув ремень автомата, я запрыгнул на бетонную тумбу и обошел конструкцию, примериваясь, откуда лучше начать. Возле одной из поперечин остановился, смоделировал в уме схему подъема и остался доволен. Пожалуй, здесь.

– Учитесь, каскадеры, – сказал я и поставил ногу на металлическую перекладину.

– Хребет мне на темечко не просыпь, – бодро пожелал в спину Дрой. – Не отсвечивай, терпила.

Первые метра три я полз уверенно, без заминок. Пространственный рисунок балок был удобным. Мозг работал четко, руки сами находили нужную зацепку, а под ботинками словно по волшебству появлялась твердая опора. Но я не терял бдительности, помня, что кажущаяся простота в Зоне убивает быстро и эффективно. Зазевался, скользнул протектор по ржавой грани – хлобысь! – и твой бесценный организм остывает у ног товарищей со сломанной шеей. Незримые Демоны Зоны любят искушать иллюзиями как олухов-желтороти-ков, так и опытных бродяг.

Не зря я просчитывал каждое движение и проверял каблуком на прочность железяки, прежде чем переносить на них вес тела.

Нога опустилась на что-то хрустнувшее. Сначала я решил, что провисает перекладина, но когда глянул, вздрогнул и едва не выплюнул в фильтры остатки ужина. Из треснувшего сварочного шва торчала человеческая рука, которую снизу видно не было. Закостеневшие пальцы сжимали металлический уголок мертвой хваткой, на месте ногтей остались лишь запекшиеся кровоподтеки, остатки наручных часов врезались в жилы запястья, а локтевой сустав был небрежно перебит чем-то острым. Плоть под отрепьями рукава серела трупными пятнами, кое-где виднелись запекшиеся рваные ранки – вороны клевали ништяки до тех пор, пока мясо не пропиталось ядом и не стало окончательно ядовитым.

Вот чем так воняет. Немудрено: эта клешня здесь дней пять уже вялится. Хорошо, что мух нет, а то бы опарышами, поди, кишела. С детства терпеть не могу подобную живность – может, я, конечно, чересчур брезгливый, но по мне, так лучше уж с псевдогигантом поручкаться, чем полупрозрачные личинки на ладошке подержать. Бе.

Я еще раз покосился на зверски оторванную конечность. И тут в голову стукнулась действительно пугающая мысль: где все остальное?

– Чего застрял? – донесся приглушенный маской баритон Госта.

– Не скажу. – Я сглотнул. – Полезешь – сюрприз будет.

Когда я наконец добрался до трубы, сталкеры уже перевязали зеркала веревкой крест-накрест и пристегнули карабином к тросику. Один его конец я заблаговременно прицепил к портупее, а второй оставил болтаться внизу. По сигналу я стал тянуть, но стекло тут же зацепилось за поперечную балку. Трос дрогнул в руках, от рывка старая рана отозвалась тупой болью. Хрупкий груз чуть не разбился. Я ослабил тросик и растер плечо. Значительные, но плавные усилия во время карабканья на опору не сказались на ране, а от несильного, зато резкого движения – стрельнуло. Надо быть внимательнее.

Аккуратно, чтобы не расколотить наши драгоценные щиты, я поднял всю связку и положил рядом с собой.

Следом полез Дрой. Добравшись до висящей конечности, он чуть не слетел обратно от неожиданности, выматерился во всю глотку и проклял меня за то, что не предупредил. За ним поднялись Лёвка и Зеленый, а когда пришла очередь Госта, то сюрприза, ясное дело, уже не получилось. Сталкер лишь окинул взглядом пресловутую руку, брезгливо поморщился и ловко взобрался к нам.

Но через миг с ним произошло что-то странное. Глаза Госта внезапно расширились, он упал на живот, свесился вниз и уставился на конечность новым, безумным взглядом. – Ты чего? – перепугался я.

Он еще некоторое время разглядывал изувеченную кисть руки, не отвечая, затем резко сказал: – За ноги держите.

Мы крепко ухватили его за лодыжки, ничего не понимая. Гост сполз еще ниже и долго возился с останками, прежде чем просипел: «Тяните…»

Я подхватил его за портупею и выволок на трубу. Поднявшись, Гост повернулся к нам и показал раздолбанные часы странной формы с пятнами запекшейся крови.

– Помародерствовать на досуге решил? – вопросил Дрой, глядя на сломанный механизм. – Только накой хрен тебе сдался этот хлам? Хлам? – проворковал Гост таким елейным тоном, что у меня под ложечкой засосало. – Этот хлам, родной, в сотню раз ценней твоего годового хабара. Точнее… был ценней, пока пребывал в работающем состоянии. Впрочем, даже в таком виде его можно удачно загнать. Тут в одной только застежке восемнадцать карат розового золота. Это ж «De Witt»! Такая модель нереальную кучу бабла стоит! – Он нахмурился и снова поправился: – Стоила.

Вот теперь мы уже совсем иначе смотрели на находку и ее счастливого обладателя. Пришлось признать: умение разбираться в предметах роскоши только что реально помогло пижону поиметь козырный кусок цветмета.

– WХ-1, – трагически покачал головой Гост, с вселенским отчаянием глядя на детали. – Коллекционная модель 2008 года, вертикальный парящий турбийон, баланс из глюсидура, сапфировое стекло. Всю жизнь о таких мечтал. – Сталкер обернулся к оторванной руке и с ненавистью произнес, будто ее хозяин все еще мог его слышать: – Урод! Такую вещь испоганил!

– Постой-ка, – остановил я его праведный гнев. – Эта штука ведь прочная была?

– Еще какая. Прессом давить… – Гост осекся и покрутил сломанную побрякушку в пальцах. Кивнул мне: – Я понял ход твоей мысли. Такие часики непросто сломать. – Может, пуля попала? – предположил Зеленый.

– Нет, – пуще прежнего насупился Гост. – Тут повреждения другого характера. Их словно… сдавили. Но усилие должно было быть титаническим. – Мы теряем время, – напомнил Лёвка.

– Да-да, нужно двигаться, – отстраненно произнес Гост. – Но с этого момента меня категорически занимают два вопроса: какого банана такие фешенебельные котлы делают в нашей глуши и что их сломало?

Он убрал трофей в контейнер, и мы наконец огляделись. Труба лежала на высоте второго-третьего этажа. Отсюда была виден кусочек площади, угол постамента и нечеткие очертания распадка, скрытого дымкой. Центральную часть территории колонии, на которой сгрудилась основная масса аномалий, заслоняла крыша барака. А дальний конец улицы Миражей терялся среди зарослей карагача. Возле подстанции деревья теснили друг друга, и, несмотря на облетевшую листву, необычная густота ветвей создавала ощущение плотной завесы. – Гнезда там, что ли? – пробормотал Зеленый.

– Да, – сказал Лёвка, подтянув перчатки. – Придется разбиться по парам. Один будет прикрывать зеркалом, второй отстреливаться от воронья. Оно здесь в разы агрессивнее, чем в остальной Зоне, поверьте.

– Пять на два не делится, – напомнил Гост. – Покрайней мере без остатка. – Остатком буду я. – Это почему?

– Стрелять по пернатым эффективней всего из дробовиков, а они есть только у тебя и Дроя, – объяснил Лёвка. – Прикрывать вас проще всего Минору с Зеленым. Вы часто вместе ходили н рейды, хорошо чувствуете друг друга. Вероятность ошибки с моей стороны – выше среднего.

– Умный какой, – фыркнул Дрой. – Не знал бы тебя как дельного бойца, решил бы, что гузно бережешь.

– К тому же я, по долгу младшего, несу рюкзак с припасами. Лишняя помеха.

– Много фраз, мало дела, – сказал Гост. – Минор, ты со мной или с Зеленым в паре? – С тобой.

– Лады. Хватай зеркало, вставай боком. Пойдем приставными шагами. Зеленый, тебе прикрывать Дроя. Зеленый кивнул.

– Чувствую себя идиотом, – проворчал Дрой, перехватывая «Потрошитель». Он отодвинул плечом тесно прижавшегося Зеленого: – Да не жмись ты, как телка к бычку.

– Я могу вообще не прислоняться, – пожал плечами тот. – Живо под «мираж» попадешь.

Дрой фыркнул, но, взвесив «за» и «против», отбросил понты и миролюбиво похлопал его по плечу:

– Прислоняйся, но свои мужские чувствилища нераспускай, а то в морду дам.

– Параноик, – беззлобно покачал головой Зеленый и поднял зеркало. – Гост, ваша пара первой пойдет? – С чего бы? – удивился Гост. – Не знаю. Просто спросил. – Разыграем. – Давай. – Минор, болт.

Я быстро заложил руки за спину, стиснул железяку в левой ладони и уставился на Зеленого невинным взором.

– Плохой обычай. – Он легонько хлопнул меня по левому плечу. – Из-за болтов люди гибнут.

Я медленно протянул руку вперед и резко разжал кулак. -Бу.

Зеленый вздрогнул, но тут же расслабился. Еще бы! Он угадал, значит, нам с Гостом – в авангард.

Я примерился и запустил болтом в гущу карагачевых веток. Он пролетел сквозь нее с легким шелестом и трижды ударился о рубероид на крыше подстанции. Стало тихо.

– Никакого бешеного воронья, – с подозрением взглянув на Лёвку, сказал я. – Зазря муть нагоняешь?

– Пусть мы лучше заранее испугаемся, чем поздно спохватимся, – серьезно ответил он.

И вновь мне пришлось про себя признать правоту молодого проводника. Он простыми словами излагал не по возрасту и не по статусу мудрые вещи.

«Расколю тебя, гадкий кутенок, – хладнокровно подумал я и отвернулся, чтобы занять позицию. – Но сначала выберемся из душегубки».

Я притерся боком к Госту и выставил стеклянный щит, а он взял наизготовку дробовик. Двинулись.

Вы пробовали ходить по скользкой трубе в десятке метров от земли, прикрывая товарища и себя, любимого, панорамным зеркалом от пси-поля опасной аномалии, которая гарантированно толкает на самоубийство, если попадете в зону ее действия? Нет? Обязательно попробуйте – получите массу острых впечатлений и станете проще относиться к мелким бытовым неурядицам.

Мы медленно перемещались по покатой верхотуре. Гост то и дело сдвигал зеркало чуть в сторону, чтобы прицельно выстрелить в случае нападения. Я старался глядеть под ноги: попадались швы, о которые можно было споткнуться. Один неверный шаг в нашем положении мог стоить не только переломанных костей, но и жизни. А трагическая кончина в мой распорядок дня никоим образом не входила.

За нами, соблюдая дистанцию, семенили Зеленый с Дроем. Они долго шикали друг на друга, пихались, спорили о границах интимной зоны взрослого мужика и в конце концов чуть было не сверзились к чертовой матери. Зеленый едва не выронил зеркало, а Дрой сильно изменился в лице, балансируя на одной ноге над пустотой. Лишь чудом сталкеры удержали равновесие и сумели вернуться в исходное положение. Повезло дуракам. Зато после этого они притихли и начали двигаться слаженно.

Лёвка замыкал процессию. Бывший отмычка бесшумно, по-кошачьи ступал с каблука на носок и старался не упускать из виду обе наши пары.

– Притормози-ка, – сказал Гост перед П-образным изгибом.

Я моментально замер как вкопанный. Держать зеркало на вкось вытянутых руках было неудобно, но я натужился и постарался не думать об уставших мышцах.

Наши взгляды приковало темное пространство в центре подковообразной извилины, которая ломала прямой участок трубы. Там угадывались очертания то ли тряпья, то ли веточек. Лохмотья чуть заметно шевелились – и сложно было определить наверняка: ветерок ли их колышет, или нечто иное.

Гост придвинул кольцо внешнего фильтра к самому моему уху и шепнул: – Тревожит меня загогулина. – Сам чую. Что предлагаешь?

Он покосился на экранчик детектора, укрепленного на предплечье.

– Электроника не паникует. Сканер бы включить, да палиться лишний раз не хочется. Лучше болт кину.

– Чего тормозим? – негромко спросил Дрой, подступая сзади.

– Нычку проверить надо, – отозвался я. – Не шуми.

Гост перехватил «Потрошитель» в левую руку, достал болт и запустил его по навесной траектории в центр подозрительной извилины. Раздался глухой удар, шорох и басовитый клекот.

Я напрягся и вывернул шею до упора, стараясь не упускать из вида шевеление в тени изгиба. Гост вскинул дробовик, прицелился.

– Бейте вожака, – напомнил Лёвка из хвоста колонны. – Спасибо за совет, – огрызнулся Гост.

– Я предупреждал о возможном нападении, – спокойно ответил проводник. – Значит, не повезло: гнездо до сих пор не разорено.

– Красавцы, – промолвил я, косясь на выползающих из тряпья птиц. – Кажется, я склонен пересмотреть место воронья в пищевой цепочке. Раньше мутаций у пернатых замечено не было. Они населяли почти все районы, чураясь разве что пустошь-фермы да запредельно фонящих территорий. На пси-активность им было плевать. Мутагенные изменения не тронули крылатых бестий, поэтому все обитатели Зоны привыкли к ним и воспринимали неторопливое кружение в небе как один из атрибутов гиблой земли.

Падальщики – санитары природы: они полезны там, где пахнет смертью.

Но пара особей, которые вылезли из потревоженного гнезда и встопорщили смоляные перышки, отличались от обычных воронов-самцов. В первую очередь габаритами: размах крыльев, судя по размеру туловища и длине маховых перьев, достигал метров двух. Изогнутые когти на узловатых лапах и клюв одним видом могли повергнуть в ужас неопытного бродягу. Окончательно укрепляли образ крылатых убийц большие, черные, как космическая бездна, глаза, в глубине которых чудилась искорка разума. Рассудок подсказывал, что мозгов у этих переростков не больше, чем у подзаборного воробья, но слепой инстинкт беззвучно вопил: опасность!

Птицы выбрались на трубу, шумно встряхнулись, сбрасывая мусор, и замерли. Вылупились на нас немигающим, словно бы оценивающим взором. Несколько долгих секунд мы стояли друг напротив друга, не решаясь сделать лишнего движения. Зеркало уже основательно отягощало мышцы, медленно, но уверенно руки начинали дрожать от перенапряжения.

За тонким налетом амальгамы и хрупким стеклом – смертельные чары аномалии. На расстоянии одного, максимум двух прыжков – невиданные птички размером со щенков ротвейлера и с категорическим отсутствием доброты во взгляде. Казалось бы, что может быть хуже?..

Я сместился немного в сторону, чтобы дать Госту пространство для маневра, и залип, как парализованный, не желая верить своим глазам. Хуже, говорите?

О, еще как может. В разы хуже! Как сказал бы Дрой: от такого зрелища меня в щи развозит.

Позади расступившейся парочки сначала показались передние лапки. Скрюченные, кожистые, с острыми коготками. Если бы остальная часть монстра оказалась соразмерна этим миниатюрным лапкам – едва ли мутант стал бы серьезной преградой. Но масштаб гада был иным. Когда вслед за коготками показалась башка, из сравнений на ум пришло одно-единственное: тираннозавр.

– Вот теперь я понимаю, что мало'й имел в виду, – сглотнув, проговорил Гост. – Вожака и впрямь сложно не узнать.

– Мама-перемама, – слетело у меня с губ. – Жаль, что у тебя в схроне не было запасных труселей – они бы сейчас пригодились.

Оглушительный вопль вылетел из клюва, напоминавшего усыпанный шипами ковшик экскаватора. Я аж присел от неожиданности. Никогда не думал, что карканье может быть настолько сильным слуховым раздражителем. Уши заложило, и голова пошла кругом, как после легкой контузии. Я поморгал, чтобы не терять сосредоточенности.

Свита воронов-переростков взмыла в воздух. Чудовище опустило лобастую башку вниз, уперлось клювом в трубу, проминая металл, словно фольгу, и полностью выбралось из гнезда.

– Кажется, я догадываюсь, кто часики поклевал, – прокомментировал Гост. – Скотина этакая.

Колотить мой лысый череп! Да этот крылатый зверюга размером со взрослую химеру, не меньше! Задние лапы разительно отличались от мелких рудиментарных «ручонок»: это были полноценные толчковые конечности с развитыми мышцами и прочными канатами сухожилий. Туловище вожака покрывало короткое оперение, которое издалека можно было принять за черную шерсть, а в холке топорщился гребень то ли из роговых наростов, то ли из перьев покрепче. Глаза оловянными бляшками светились на мощном черепе, и, несмотря на цвет, было в них что-то воронье. Наверное, жажда легкой наживы.

Мутант вне классификации, крупный, агрессивный – ну и повезло же нам.

– Коракс! – Крик Лёвки донесся сквозь остаточный гул в ушах. – Стреляйте!

Гост прицелился в уязвимую шею медлительной тварюги, но Дрой его опередил.

– Лови свинца слегонца, долбоносик! – задорно провозгласил он и высадил три заряда дроби подряд, чуть не зацепив нас.

Гост выругался, но огнем поддержал: выстрелил и вгляделся в муть от пороховых газов. Мои уставшие до предела руки тоже зачесались: хотелось бросить надоевшее зеркало, сорвать с плеча автомат и накормить врага свинцовыми пилюлями. Привычка, что поделать.

И тут птичка-интуиция тревожно застучала в затылке. Что-то пошло не так. Монстр не заклекотал, не полетели перья, не брызнула кровь.

Вместо плоти дробь съела воздух и превратила в рваный дуршлаг изгиб трубы. И рисунок боя резко поменялся.

Коракс, как назвал мутанта Лёвка, лишь казался медлительным. Обманчивое впечатление, какое твари умеют произвести на добычу, часто приводит к трагическим последствиям – мы это прекрасно знали и были готовы к контратаке. Но никак не ожидали настолько безумной прыти от крылатого существа.

Уродливый хищник ушел в сторону с линии атаки и упал вниз, пропав из виду на секунду. Пока Гост двигал дробовик вслед за кораксом, тот нырнул под трубу и, шумно взмахивая крыльями, поднялся с другой стороны и без лишних прелюдий начал свой танец смерти. Он обрушился на нас смазанной черной молнией. То ли он был не таким тяжелым, каким казался, то ли мутировавшие перья и мышцы позволяли творить воздушные чудеса, не подвластные обыкновенным птицам, но гад показал класс.

Я еле успел убрать зеркало, сместившись вместе с напарником на метр правее. Коракс пронесся мимо, словно сумасшедший птеродактиль, и ушел на разворот. Дрой дважды выстрелил на упреждение, но вожак изломал траекторию полета так хитро, что дробь опять ушла в пустоту.

Свита коракса меж тем тоже не дремала. Псевдовороны принялись с громким ором нападать сверху, падая на наши головы практически отвесно, из зенита. Суетливая парочка особой опасности не представляла, но отвлекала от главного противника. К тому же на их разудалой клич прибыли еще несколько таких же переростков, и стали подтягиваться обычные вороны со всей улицы Миражей. Видимо, стая решила всерьез заняться путниками, посмевшими забраться на их территорию. С их точки зрения, обед сам пришел в гости.

Лёвка поставил свое зеркало в трещину между трубой и опорой, изловчился и срезал автоматной очередью одного из псевдоворонов. Перья полетели в разные стороны, птицу отбросило энергией пуль по пологой дуге и приложило о стенку подстанции. Черные собратья моментально набросились на обидчика и дали нам шанс расправиться с заходящим на очередной удар кораксом.

– Валите с двух стволов! – прорычал Лёвка, отбиваясь от наседающих мутантов. – Так ему сложней увернуться!

– Без сопливых солнце светит, – проворчал Дрой, и они с Гостом синхронно долбанули по вожаку стаи.

Коракса крутануло в воздухе. Над округой разнесся ужасающий вопль. На мгновение мне показалось, что тварь потеряла ориентацию, и я крикнул:

– Добейте!

Гост высадил в беснующуюся сволочь боезапас и принялся вщелкивать патроны в приемник. Дрой поддался искушению и тоже выпустил остатки дроби в перьевое облако.

Поспешность сталкеров и разжиживший кровь адреналин едва не обернулись трагедией для всей группы.

В общем – хрен мы угадали с тактикой.

Коракс был не просто хитер, как большинство высших мутантов, он был умен. Неизвестно, что породило на свет такую бестию, но вожак явно не страдал недостатком мозгов. Мы слишком поздно поняли, что он вовсе не тупой воробей гигантских размеров, а расчетливый и крайне опасный адепт смертоносного водоворота Зоны.

Когда отзвук последнего выстрела стих, коракс мигом выровнял полет, в несколько взмахов оказался слева и упал на нашу связку с моей стороны. Целился он не в плоть. Он бил в зеркало. Этот убийца прекрасно понимал, что гораздо проще разбить щит и дать жертвам благополучно покончить с собой, чем тратить силы и лишний раз подставляться под выстрелы.

В горячке боя мы упустили из виду основную угрозу: «миражи».

А коракс – не позабыл о коварных аномалиях…

Звон бьющегося стекла заставил меня вздрогнуть и машинально зажмуриться. Сердце пропустило удар, по ребрам растекся мороз страха. Жесткие края маховых перьев чиркнули по шее, царапая кожу, толчок в плечо сдвинул в сторону и вынудил сделать роковой шаг в бездну.

Глаза резко открылись.

Время замедлило бег. Зеркало треснуло. Больший кусок подхватил Гост, а меньший осколок так и остался в моей ладони – длинная, острая, блестящая и совершенно никчемная стекляшка. Я падал.

Горизонт накренился – медленно, как доска детских качелей. Заросли карагача опрокинулись и превратились в мешанину серых штрихов, надвинулась ближняя стена подстанции, прогнулись свинцовые линзы облаков.

В сознании намертво запечатлелся вытравленный небрежными мазками пейзаж с застывшими на фоне тумана силуэтами воронов.

Инстинктивно захотелось уплотнить воздух под лишившейся опоры подошвой, но мозг услужливо подсказал: чудес не бывает. Поздно.

Когда я уже летел вниз, свободная рука автоматически вцепилась в ботинок Госта и сдернула ногу с трубы. Сталкер тут же потерял равновесие, и я почувствовал, как тяну его за собой. Хорошо, зеркало не расколотил окончательно. Может, хоть ему повезет не попасть в…

Небо рухнуло. Тучи вдруг разродились сизым снегом, хлопья которого быстро заволокли свет солнечного пятна. Пепельная мгла окутала все вокруг, стирая цвета и растушевывая контуры. Холод сковал мышцы и впустил в голову страшные потоки чужих мыслей… – Воздух! – заорал Лёвка. – Выдыхай!

Его голос остановился где-то далеко, на грани слышимости. Слова я различил, но их смысл никак не отразился в центрах восприятия. Пустой, хрустально прозрачный звук.

И жуткие несвязные мысли, которые сознание должно скорей вытеснить прочь, но не в силах совладать с чужеродной силой… Вот, значит, какая ты в действительности, улица Миражей. Тихая, сумрачная, отстраненная от внешнего мира аномальным пси-полем и пробирающим до костей морозом.

В кончиках пальцев появилось покалывание, из внешнего фильтра выдавилось облачко пара, медленно раздулось и растворилось.

Над захламленным асфальтом аллеи висели три призрачные сферы, преломляющие неверный свет, но беспрепятственно пропускающие сквозь себя темные хлопья. Их чары успокаивали, давали передышку, освобождали от непонятных мыслей и тревожных переживаний. Страх уступал место другому чувству, малознакомому, напоминающему легкость сна, сумевшую просочиться в явь.

Над поселением разнесся стонущий звук. Сферы стали сближаться.

«Миражи». Загадочные аномалии, встречи с которыми избегают даже самые отважные ходоки. Несущие смерть, как говорят, из самой глубины человеческой сути. Легенды, домыслы, байки… И что получается на самом деле? Ни тебе гравитационных возмущений, ни электрических всплесков, ни термических излишеств. Разве что эта пронзающая стужа да легкие наведенные галлюцинации пепельного снега. Отчего же мы вас так боимся, а, «миражи»?

Призрачные сферы соприкоснулись краями, и во все стороны разошлась едва заметная волна. Как секундный обман зрения. Казалось, что само пространство на мгновение всколыхнулось, словно незримая ткань.

Когда-то я уже наблюдал нечто подобное, но теперь не смог припомнить.

Сферы двигались к центру общего радиуса до тех пор, пока не слились в единое целое.

Шарообразное пятно, вскипающее мелкой рябью, зависло над тротуаром и налилось лиловым свечением.

В ушах раскатился громоподобный удар сердца, и я внезапно осознал, что он первый после моего падения. Надо же.

Я все так же держался за ботинок Госта. Миллиметр за миллиметром мы съезжали с трубы вниз.

Кровь тугим потоком устремилась из сократившейся мышцы и надавила на стенки аорты. Человек в обычных условиях не способен почувствовать такое, но в зоне действия аномалий, видимо, раздвигались сенситивные пороги. Зашелестели перья.

Мельчайший осколок зеркала с хрустом столкнулся с другим осколком.

Ноздри втянули пропущенный через фильтры воздух. В нем, несмотря на очистку, было много вредных примесей.

Полчаса назад упавшая ресница с противным шорохом съехала со щеки.

Магнитные линии земной поверхности вспыхнули невидимыми лучами, и я на короткий миг узрел пронзающие все вокруг поля различной напряженности.

Время не замедлилось, не ускорилось. Оно будто сдвинулось в сторону от основной нити, по которой меня тащило всю жизнь. Здесь процессы и явления происходили немного по-другому, имели иные причины и обрастали измененными последствиями.

Пятно, родившееся из сфер, сжалось в точку, но после этого стало расти в диаметре настолько стремительно, что вмиг поглотило и меня, и всю улицу Миражей. Пейзаж изменился: вокруг больше не было запустения, трещины в асфальте затянулись, словно шрамы, ветви карагача отяжелели от листьев, ветер коснулся моего лица, с которого исчезла маска.

Только холод никуда не делся, продолжая сжимать душу. Из окон барака валил дым. Возле центрального входа лежало истерзанное пулями тело, из-за угла раздавались крики, грохотал станковый пулемет. Воздушный пресс сминал цветы – это ударная волна от разорвавшейся гранаты скользила по клумбам.

Никаких светошумовых игрушек, которые, по инструкции, должны применяться при подавлении бунтов. Все по-взрослому. Боевая РГД-5. Спецназ всерьез осерчал, обиделся на осужденных за оказанное сопротивление. Головорезам было плевать, что среди мятежников нет ни одного мужика – лишь доведенные до отчаяния женщины и дети.

Холод замораживал кровь, поднимался по капиллярам к более крупным сосудам, сковывал вены, артерии и приближался к сердцу.

Я попробовал подтянуться, но лишь стащил Госта еще ниже. Мне не было видно его лица за зеркалом, в котором отражались языки пламени, рвущиеся из дверного прохода. Часть мозга все еще оставалась работоспособной, и я понимал, что «миражи» сместили мое восприятие окружающего мира, заставляя сочувствовать людям, гибнущим от свинцового ливня, огненного шквала и угарного газа. «Не смотреть!» – приказал я себе.

Закрыть глаза не получилось: веки отказались опускаться. Ледяное веяние уже остановило их.

Лёвка говорил, что воздействие «миражей» можно как-то замедлить. Нужно было срочно что-то сделать, но… Я напрочь забыл, что именно. Досадно.

Военных, бунтовщиц, стрекотни пулемета – больше не было. Пламя слизнуло барак, как при ускоренной перемотке кинопленки, и от строения остались только стены, покрытые жирным слоем копоти. Пыль и грязь замели следы бойни. Всё?

Сердце во второй раз сократилось, отгоняя от себя подступающий по жилам иней. В ушах загудело. В этом мире осталось нечто совсем другое, никак не связанное с трагедией поселенцев. Я чувствовал, как оно надвигается. Неторопливо скользит по площади от постамента в мою сторону. Я не видел объект, но ощущал приближение настолько явственно, что мог в каждый момент времени точно указать его местоположение. Вот, чуть поменяло траекторию и миновало плац.

Страх, отступивший с появлением чарующих аномалий, навалился с новой силой. Теперь это была уже не просто боязнь за собственную шкуру, а первобытный ужас, лишающий остатков разума и заставляющий бежать без оглядки.

Тело не слушалось. Кажется, единственно возможным действием было разжать пальцы и отпустить ногу Госта. Упасть…

Глаза расширились, легкие замерли на вдохе, холод с треском ворвался в аорту, осколок зеркала, который я так и не выпустил, хрустнул в перчатке.

Оно приближалось. Свернуло с аллеи, осторожно пересекло по разбросанным бордюрным камням грязную лужу и остановилось за углом.

Предчувствие стало невыносимым. Ожидание неминуемой катастрофы парализовало организм. Каждая клеточка протестовала против бездействия, но невидимая сила блокировала нервные сигналы. Я раскорячился, словно комар в капле янтаря, которому по некой невообразимой случайности природа подарила всего две способности: видеть и бояться.

Голосовые связки не откликнулись на просьбу о крике.

Помощи ждать было неоткуда – сталкеры не станут губить себя, пытаясь спасти товарища, ставшего обузой. Дружба дружбой, а грядки врозь. К тому же у них хватает проблем и без меня. Коракс вот-вот развернется и собьет Дроя, если Зеленый не выпустит болт из своего арбалета…

Откуда взялись эти бесполезные прогнозы?..

Мороз коснулся сердечной мышцы.

Спазм.

Прерванное сокращение.

И миг прозрения, ради которого стоило сорваться в пропасть грез.

Ил и не стоило?..

Создание медленно вышло из-за угла.

Серые джинсы, футболка, расстегнутая олимпийка, бежевые ботиночки, тонкая золотая цепочка на шее. Немного сутулая, но не от природы, а от мальчишеской привычки держать руки в карманах, с вызывающим, но в глубине умным и добрым взглядом да взлохмаченной русой шапочкой волос.

Светлячок посмотрела на меня исподлобья и закусила губу, будто соображая, с чего начать.

Я нахмурился, отмечая мимоходом, что одета она не по погоде. Да и без защиты по этим местам шляться – небезопасно. Нельзя отпускать девятилетнего ребенка на улицу в таком виде.

Мысли растеклись в кисель.

– Па, – наконец промолвила Светлячок, – я тебе хочу что-то показать.

– Покажи, дочь, – машинально ответил я, пытаясь привести в порядок логические цепочки, которые рвались на отдельные звенья и клеились как попало.

– Там. – Она вынула из кармана олимпийки руку и ткнула пальчиком мне за спину. – Около будки.

Я понял, что она имеет в виду подстанцию, но объект был вне моего радиуса обзора. Попытка извернуться и увидеть то, на что указывала дочь, успехом не увенчалась. Я все так же мог совершить единственное действие: разжать пальцы и упасть вниз.

– Не вижу, – признался я.

Светлячок нахмурила лобик и снова убрала кулачок в карман. Блеснули слезы обиды.

– Ты никогда не оборачиваешься, – с досадой произнесла она. – Что там? – Будка и деревья. А за ветками они стоят.

Холод не отпускал сердце, сосуды покрывались белесой корочкой. Нужно было принимать решение: продолжать висеть, сохраняя надежду на спасение, или отпустить берц Госта, чтобы рухнуть наземь и попытаться помочь дочери. Хотя она не казалась напуганной, что-то подсказывало мне: «они» могут причинить Светлане вред. Нельзя было пускать ее гулять одну.

В прошлые выходные девчонки из параллельного класса расцарапали ей лоб и серьезно подрали шмотки, норовя проучить за говорливость. Светлячок вообще не шибко ладила с контингентом престижной школы, предпочитая гонять в футбол с пацанами из простых семей. Холеные ровесники сторонились острой на язык гордячки, иногда дело доходило до потасовки. У нее с самого детства было что-то мое в характере.

Но теперь в глазах Светлячка не осталось и тени спеси или протеста. Она внимательно следила за теми, кто находился у подстанции.

– Бестолочь, – сорвалось с моих обескровленных губ. – Я? – удивилась она.

Что же здесь такое творится? Я ведь хотел сказать совсем не то! Пришлось напрячься изо всех сил, сконцентрироваться. – Бес… Бе… Беги.

– Я не могу, пока не посмотришь. Как ты не понимаешь! Ведь они не отстанут.

Светлячок открыла рот, но так и не нашла нужных слов. Казалось, она обескуражена тем фактом, что я не улавливаю сути простых вещей. Ритм тяжелых шагов разбил монотонную тишину. Они решили больше не ждать. Маслянистая, черная, как угольная пыль, рука едва не ухватила девочку за рукав, когти рассекли воздух.

Истошный визг дочери полоснул по мозгам, как скальпель.

– Беги-и-и! – заорал я, разжимая пальцы и срываясь вниз.

Янтарь застывшего времени треснул и разлетелся в невесомую крошку. События стали разворачиваться быстро, сам я начал двигаться с нормальной скоростью, но с непривычки казалось, будто летаю молнией. Движения получались резкими, дерганными.

Еще в падении я выгнулся и коснулся поверхности, будучи вполоборота к неведомому противнику. Скомпенсировав удар согнутыми в коленях ногами, я удержал равновесие и умудрился не завалиться с ходу наземь. Взмах и удар наискось. Фыыхщ!

Осколком зеркала, который так и не выпустил из левой руки, я со свистом рассек пустоту. Надвигающаяся фигура успела обернуться бесплотной тенью, прежде чем стекло вспороло чернильную гладь шеи. Я отпрыгнул от пронесшегося мимо силуэта.

Доставать автомат было некогда, поэтому мне пришлось и дальше использовать лепесток зеркала в качестве оружия – благо, во время первого удара он съел воздух и не переломился.

– Па, смотри на них! – Светлячок заломила ручки. – Смотри! Тогда они становятся настоящими! Ты же сам меня учил! Смотри! Смотри! Смотри!

Я собрал волю в кулак и попробовал зафиксировать в поле зрения скользящую по дуге тень. Тщетно. Размытый овал стремительно сместился влево, нырнул между балками стойки, оставил в сухой траве примятый след и скрылся за грудой мусора.

В легкие ворвался резкий аромат озона, как после разрядки «электры».

За спиной послышался шелест. Реакция у старины Минора все еще была на уровне, поэтому уже через полсекунды я стоял к нападающему лицом, выставив вперед осколок. Но сумрачное пятно успело погасить инерцию, изменить траекторию движения и вновь уйти из сектора обзора.

Поймать взглядом противников я пока не успевал, но перемещения отслеживал четко, представляя, где находятся в каждый момент времени оба атакующих существа.

Мы обменялись еще парой выпадов. Я применил обманный финт, но стеклянный клинок опять не принес никому вреда.

Смущал вроде бы хаотичный стиль ведения боя. То один приблизится, то второй, одновременно не нападают, внятного тактического рисунка, с первого взгляда, вообще нет. Увы – только с первого взгляда.

Мне хватило опыта и расчетливости прикинуть вероятностные векторы дальнейших передвижек, и открывшаяся картина совершенно не порадовала.

Спираль сходилась в одной точке: предполагаемым центром был угол барака, где продолжала стоять Светлячок.

– Беги же! – снова крикнул я, следя за тенями. Почему она не бежит? Что-то держит ее? Что, что, что не так?

– Это будет очень больно, па… – пробормотала она, не двигаясь с места. – Тебе надо было обернуться раньше…

Я хотел было успокоить ее, но понял: дочь права. И жуткое ощущение катастрофы прострелило вдоль позвоночника, парализуя, приковывая ноги к земле, отдаваясь ломотой в суставах и болью в зубах.

Блеклые силуэты метнулись в разные стороны, и пока я разворачивался, один из них успел подобраться к Светлячку сзади. Истошный визг повторно разнесся по округе. Отсек все лишнее.

Я замер и наконец смог сосредоточиться на переливчатом облачке сумрака, нависшем над моей дочерью. Я наконец увидел то, чего подсознательно боялся больше всего на свете. Наверное, стоило дать разуму поверить в это, а не тешить себя иллюзиями и надеяться на благополучный исход.

То, что отразилось искаженными линиями на брит-ие зеркала, оказалось намного страшнее надуманных монстров.

Рядом с побледневшей девочкой стоял не угольник. Это было бы слишком просто. Настоящий ужас приходит совсем не оттуда, откуда мы ждем. Он оттого и пробирает до костного мозга, что неведом до поры до времени.

Даже самый отчаянный и искушенный воин бессилен, когда перед ним нет противника. Не с кем драться. Вся ярость становится бесполезна. Расчетливость и хладнокровие превращаются в никчемные придатки пустоты, тихо вползающей в тебя через тонкую нить восприятия. Словно яд течет по трубочке к самой душе, неуловимый, как суть ночного кошмара.

Моя дочь таяла. Не тьма, воплощением которой были стремительные тени, убивала ее. Нет. Ее вообще никто не убивал. Светлячка просто никогда не было.

И рука, крепко сжимающая плечо под сморщенной олимпийкой, всего лишь не давала девочке упасть. Рука поддерживала.

Меня просто-напросто бесстрастно ознакомили с не случившимся будущим. Это было не чувство потери – как можно потерять то, чего никогда не существовало? – это было гораздо глубже и неизбежнее. Холод, остановивший сердце, не давал шанса на откат. Путь завершен. Тупое мельтешение задних конечностей по холмам Зоны и рысканье в поисках хабара – это уже не путь. Все давным-давно закончилось. Нельзя спасти сразу всех…

В грудь внезапно ударило что-то тяжелое, вышибив дух. Мир подернулся, перед глазами поплыли ртутно-серые пятна. В горле запершило. Неприятный хруст пробрал до костей, на зубах осталась мельчайшая крошка.

Я изо всех сил оттолкнулся и прыгнул к исчезающему лицу Светлячка. В ее глазах застыло недетское сожаление и легкий укор, говорящий о понимании происходящего. С хрипом я пролетел сквозь пустоту и врезался в стену барака. Та от несильного в общем-то толчка рассыпалась в труху. Тут же просела крыша, разъехался хлипкий фундамент. А затем раздался громкий треск, и тяжелая балка упала мне на грудь торцевой частью.

Зверский удар окончательно лишил меня возможности дышать. На языке почувствовался вкус крови.

– Ствол в зубы суй, чтоб пасть не закрыл… – издалека долетело до сознания. – Осколок! Глянь! Минор, тело ты фонящее, не глотай…

Похоже на болтовню Дроя. Значит, они сумели отбиться от воронья. Это хорошо.

Следующий тычок под дых был уже лишним. Морок отступал, пелена перед глазами рассеивалась, предметы обретали более-менее знакомые очертания, к тканям и органам возвращалась чувствительность.

Шарах! И нервы взорвались веером импульсов, несущих боль.

Потревоженная рана на плече! Потянутая связка в районе запястья! Отбитый бок! Кусок зеркала в глотке… Я резко открыл глаза и сел, рефлекторно пытаясь вытолкнуть из горла чужеродный предмет. Ствол «Потрошителя», который сталкеры втиснули мне между зубами, отскочил в сторону. Хорошо, что удалось сдержаться и не сглотнуть – иначе тонкая полоска стекла рассекла бы слизистую к чертовой матери.

– Замри. И не вздумай сплевывать или глотать, – прошипел Гост в самое ухо. – У тебя в горле осколок размером с карандаш.

Хотелось немедленно отхаркнуть острую гадость и заорать: «Сам знаю, пижон ты сраный!» – но я стерпел, понимая, что любое неосторожное движение или произнесенное слово могут привести к нелепой и крайне мучительной смерти.

Зрение еще не вернулось в фокус, но контуры трубы и силуэт Зеленого, прикрывающего меня уцелевшим зеркалом, уже четко проступали на фоне серого пейзажа. «Неужто обошлось?»

Радостная мысль обрушилась на меня, будто ведро воды на иссыхающего в пустыне путника. Но следом внутренний взор заполнило свежее воспоминание о дочери, и на душе потемнело.

В деснах затрепетала боль. Ощущение сочащейся плоти вызвало приток адреналина. В глотке неприятно заклокотало. Голова наклонилась, болтающаяся на шее дыхательная маска уперлась углом в подбородок, на фильтр закапала кровь, скользнувшая струйкой из уголка рта.

– Хлеборезку растопырь! – рявкнул Дрой, наклоняясь ко мне.

Я вскинул голову и постарался отвалить нижнюю челюсть на максимально возможное расстояние. Почувствовал, как стекло впивается в нёбо. От чудовищной вспышки боли перед глазами вновь помутнело.

Дрой стянул перчатку и сунул мне в рот два пальца, остро пахнущие гарью и потом. От тошнотворного позыва у меня глаза на лоб полезли, я автоматически схватился за его локоть, не давая действовать.

– Грабли убери! – прорычал Дрой, пытаясь ухватить скользкий кончик осколка. – Кому сказал, культи прочь, если жить хочешь!

Жить я хотел. Вне всякого сомнения. Но пальцы продолжали сжимать его руку, несмотря на понимание ситуации. Видимо, какой-то древний инстинкт боязни острия был настолько силен, что нутром игнорировался даже здравый смысл. Бывают случаи, когда потроха не сразу слушаются мозга.

Наконец я заставил себя успокоиться. Медленно разжал пальцы, отпустил локоть Дроя и закрыл глаза. Красная муть тут же поплыла во все стороны, а режущая боль с новой силой ударила по нервам.

– Не шевелись, – сказал Дрой, сосредоточенно сопя рядом. – Почти ухватил.

Когда рвотные спазмы больше невозможно было сдерживать и мысленно я попрощался со скотским миром, так нелепо убивающим своего верного подданного, рывок веснушчатого сталкера прервал мои мучения. В хорошем – слава всем Демонам Зоны! – смысле слова.

Полоска зеркала вышла из моего горла, и боль стихла.

Зато кровотечение усилилось. Рот стал быстро наполняться теплым и соленым. Я сплюнул багряные сгустки венозной крови, и меня таки вырвало аккурат на берц стоящего рядом Госта.

– Сначала пятку чуть не поломал, теперь на ботинок наблевал, – вздохнул он, брезгливо стряхивая желчь с подошвы. – Чем тебе моя нога так не угодила, родной?

Я хотел съязвить в ответ, но язык ворочался плохо, и получилось лишь невнятное мычание.

– Держи. – Зеленый протер платком «светляк» и протянул его мне. – Клади в рот – остановит кровотечение. У меня ожоги почти зажили, тебе сейчас нужней.

Небольшой ртутно-зеленый шарик был теплым. Я прижал его языком к располосованному нёбу и жестом попросил «выверт», чтобы радиации не нахвататься. Приложил к щеке, облегченно вздохнул. Уже через минуту раны стали затягиваться, хотя до полного заживления было еще далеко.

Лёвка, прикрываясь зеркалом, подошел к нам и пристально осмотрел меня. Удовлетворенно покачал головой.

– Шево башкой мотаешь? – прошепелявил я, поднимаясь. Он показал глазами на свой искалеченный сустав. – Теперь ты тоже знаком с «миражами». – Да уж…

Меня передернуло. Образ девочки в серых джинсах стремительно стирался из ложной памяти, но я понимал, что до конца он не исчезнет. В каком-то уголке сердца теперь навсегда останутся укоризна, истлевшая в детских глазах, и ее последние слова: «Это будет очень больно, па… Тебе надо было обернуться раньше…» Бр-р-р.

– Коварные штуковины, – понимающе кивнул Лёвка, внимательно следя за моим лицом. – Что видел? Я промолчал. – Сильно ребра болят?

– Терпимо. – Только теперь я обратил внимание на остаточную пульсацию в районе солнечного сплетения.

– Мне пришлось в грудак тебе лупить, чтоб воздух из легких вышибить, – объяснил он. – Иначе бы «мираж» тебя наглушняк извел.

– Дал ты жару, брат, – сердито проговорил Дрой, переламывая пресловутый осколок. – Помнишь хоть что-то? – Не-а. – Сорвался ты, но Гост быстро сориентировался и втащил твою тушку обратно. Сначала вроде казалось, будто эта мерзость и не подействовала: ты даже показал Зеленому на пернатого переростка, да так грамотно, словно предугадал следующее движение. Тот вовремя и пальнул из стрелоплюва – больше не из чего было, я ж не успевал перезарядиться. Но через полминуты проняло тебя по полной. Упер осколок в трубу и стал на него насаживаться – неторопливо так, со знанием дела. Давненько я ничего жутче не видел… Еле успел тебя, дурака, под челюсть схватить. И то вон какой осколочек зажевал.

Дрой подмигнул и широко осклабился. Меня слегка отпустило при виде его дебильной ухмылки. Сердце забилось ровнее. Тиски всепроникающего холода наконец разжались.

– Так ты что же, – обратился я к Зеленому, – умудрился из арбалета вожака подстрелить?

– Ага, – гордо выпятил тот нижнюю губу. – Правда, не насмерть, только крыло продырявил. Но он ретировался, а за ним и прихвостни сдристнули.

– Новый вид меж тем, – хмыкнул Гост. Взглянул на Лёвку. – Встречал раньше этого красавца?

– Коракса? Да, видел, – не стал отрицать проводник. – Как раз когда руку сам себе вывихнул.

– Пойдемте уже отсюда, – сказал Зеленый, напуская на себя привычную меланхолию. – Поганое место.

Мы выстроились цепочкой, прикрываясь уцелевшими зеркалами, и осторожно двинулись дальше по трубе. В самом центре изгиба, который не зря показался нам подозрительным, и впрямь было гнездо. Проходя мимо сложенного из веток «тазика», Дрой не выдержал и пнул его ногой, превратив подобие порядка в хаос.

В чем-то я был с ним солидарен, хотя и не разделял привычку выпускать пар при первом желании. Когда мы минули опасную зону, слезли с трубы и припрятали зеркала в щели между плитами возле одной из опорных стоек, Гост остановился передо мной и посмотрел в упор. В его проницательном взгляде, в гумяющих на скулах желваках, в знакомом прищуре таился не озвученный вопрос. – Я видел дочь.

Тихо произнесенные слова прозвучали неоправданно громко в повисшей над поляной тишине. Ветерок снес облачко пара, вылетевшее из фильтра.

Кажется, мне все-таки удалось его удивить, хотя сталкер наверняка готовился к неожиданному ответу. Что ж, здесь не угадаешь. Как там было написано на стенке? Приходи без судьбы? Очень верно подмечено. Выцарапавший эти слова оказался чертовски прав: нечего в Зону со своими потрошками соваться. Сюда нужно приходить пустым.

– У тебя есть дочь? – спросил Гост, прекрасно понимая, что я не стану распространяться на личную тему. Как-то растерянно спросил, риторически.

Я улыбнулся под маской самыми краешками губ. Медленно опустил веки, так же медленно поднял их. И ответил, хотя никто не требовал.

– Нет, – прошептал я еле слышно. – Это был мираж. У меня никого нет.