"Чужие ветры. Копье черного принца" - читать интересную книгу автора (Прозоровский Лев Владимирович)Глава четвертаяГосподин Антон сказал, что будет доверять Агате, но на самом деле он ей ничего не доверял, по крайней мере в первый месяц. Переписка, которую вела Агата, была очень простой, а главное, по мнению девушки, совершенно бесполезной. Как-то, например, господин Антон, дав Агате журнал «Архитектурные памятники Швеции», указал на какую-то длинную статью и попросил перевести на английский. Агата работала весь день. К вечеру хозяин взял написанное, пробежал глазами текст, одобрительно бурча что-то, и похвалил Агату: — Блестяще! Вы меня здорово выручили. При этом он с таким неподдельным восторгом смотрел в лицо девушки, что она смущенно потупила взгляд: — Ну уж и блестяще… Напрасно вы расхваливаете. А на другой день, когда Франц — так звали молчаливого парня, который был здесь и за шофера и за повара, — растапливал плиту, Агата случайно вошла на кухню. Она своими глазами видела, что Франц разжигает дрова страницами ее вчерашнего перевода. Осторожность удержала Агату от ненужных расспросов. Да и что мог ответить Франц? Это был очень необщительный человек. По-шведски говорил плохо. Агаты сторонился. При встречах во дворе или в комнатах опускал голову, глаза отводил в сторону. За столом они не встречались — Франц питался отдельно. Так было заведено до появления Агаты, так осталось и теперь. Одевался Франц очень скромно: кожаная шоферская куртка красовалась на нем и в будни, и в праздники; на садовничьем синем комбинезоне пестрели заплаты, правда очень аккуратные, но все же заплаты. А ведь — Агате это было известно — хозяин платил Францу хорошо. Девушка, правда, отметила про себя, что у Франца очень красивые волосы — кудрявые и пушистые, — и что движения его всегда легки, быстры, как у спортсмена. Больше она об этом парне почти ничего не знала. Она была к нему равнодушна. Однажды ей пришлось слышать отчет Франца о расходах на хозяйство. Равнодушие девушки перешло в неприязнь: Франц обсчитывал хозяина. Да-да, самым бессовестным образом обсчитывал того, кто давал ему деньги, пищу и кров! Стоимость купленных продуктов была преувеличена Францем по крайней мере втрое — Агата, как домохозяйка, знала рыночные цены! Но хозяин, не возражая, утверждал все расходы, и Агата промолчала. Какое ей, в конце концов, дело? Со стороны Франца также не было заметно каких-либо проявлений симпатии к Агате. Девушка иногда чувствовала на себе взгляд Франца, но ей ни разу не удалось поймать этот взгляд. Возможно, парень наблюдал за ней по поручению хозяина? Как-никак, Агата была здесь новым человеком. Что ж, пусть наблюдает. Вскоре после первого случая с переводом из журнала господин Антон поручил Агате перевести на латышский язык отрывок из романа шведской писательницы Сельмы Лагерлеф «Иерусалим». Судьба этого перевода осталась для Агаты неизвестной. Но самое задание казалось очень нелепым — трудно было предположить, что хозяин решил стать пропагандистом шведской литературы среди латышей. И Агата впервые вспомнила слова Акселя, сказанные в ту пору, когда он собирался устраивать ее на работу: «Твой хозяин тебя не тронет, но он „трогает“ других, и ты должна относиться к этому равнодушно». Она довольно долго старалась сохранить равнодушие. Теперь в ней рождалось любопытство (почти на месяц позже, чем у любой другой девушки, попавшей в подобное положение). «А не является ли вся моя работа чем-то, служащим лишь для отвода глаз? Господин Антон хочет показать кому-то, что у него есть собственный личный секретарь. Но кому? Ведь на вилле посторонних людей не бывает! Не перед Францем же он решил порисоваться? Он презирает этого парня, как существо низшего порядка, хотя и держится с ним очень вежливо… А что, если Аксель рекомендовал меня сюда как бедную родственницу? Этого еще не хватало! Не так уж мы с отцом бедны! Теперешняя работа — скорей подготовка к возможным неприятностям в будущем, чем источник добывания средств в настоящем. Пока еще отцовского жалования вполне хватает на жизнь… …„Твой хозяин тебя не тронет, но он „трогает“ других“… Он „трогает“ других… Вот в чем разгадка! Но кого и как? Каким образом?» В распоряжении Агаты не было ни одного факта. Но их могло не быть потому, что господин Антон скрывал до поры до времени свою деятельность от секретаря… «До поры до времени… Значит, он меня проверяет!» «Не успокоюсь, пока все не разузнаю», — решила Агата. А характер у нее был отцовский — ровный, но твердый. Комната Агаты находилась на втором этаже. Чтобы попасть в эту комнату, надо было подняться по винтовой лестнице в правой стороне холла. Вторая такая же лестница, слева, вела в комнату Франца. Помещения были смежными, но их разделяла глухая стена. Решив разгадать тайну своего хозяина, Агата начала с Франца. Она справедливо решила, что этот парень посвящен во все тайны. Часто когда она знала, что Франц у себя, Агата приникала ухом к стене, отделяющей ее от комнаты Франца, и старалась подслушать что-либо. Но подслушать ничего не удавалось. Кстати говоря, комната Франца была единственным местом на всей даче, куда вход Агате запрещался. — Вы со всем познакомитесь в свое время, — однажды пообещал господин Антон. Агата демонстративно фыркнула. «Я вовсе не собираюсь знакомиться с этой комнатой!» Тщетно пыталась определить Агата род занятий своего «шефа», как его называл иногда Франц. Так же тщетно билась она и в догадках относительно национальности господина Антона. В том, что он не швед, она не сомневалась: господин Антон говорил по-шведски хотя и правильно, но с трудом, вернее подозрительно правильно, как обычно говорят иностранцы, тщательно изучающие чужой язык. Агате показалось, что ключом к разгадке таинственной личности хозяина может служить надпись, вылепленная на фронтоне виллы. Иногда по вечерам господин Антон, накинув теплый длинный халат, выходил в садик посидеть на скамейке. В таких случаях он приглашал с собой Агату. Хозяин молча курил, Агата искоса бросала взгляды на его грубоватый, будто высеченный из камня профиль. Однажды она набралась храбрости и спросила, указывая на надпись: — Что это означает? — Название дачи, — спокойно пыхнув огоньком сигареты, ответил хозяин. — Разве для вас это новость? — Нет, — смутилась Агата, — но мне понятно, когда здание называют в честь бога, святых или… в честь близких людей; например, какая-нибудь «Вилла Мария»… — Это для меня самое близкое название, — с покровительственной улыбкой, как всегда в разговоре со своими служащими, произнес господин Антон. — Плимут-Рок — место высадки первых английских поселенцев в Америке, скалы, к которым пристали колонисты из города Плимута… Если учесть, что после этого в Америке поселились сотни тысяч англичан, то нельзя не согласиться, что название «Плимут-Рок», хе-хе, довольно символичное… Как вы знаете, за нашей виллой, сразу за обрывом, начинается море… Вот я, учтя все вместе взятое, и придумал название… Внезапно Агате пришла на память одна история, рассказанная ей отцом. В двадцатых годах, вскоре после революции в России, здесь, чуть подальше от Стокгольма, на озере Несвинен, в одном из живописнейших пригородных уголков — Баль Станес, поселилась группа эмигрантов, выдававших себя за каких-то политических деятелей.[6] Впоследствии оказалось, что это была банда убийц, заманивавших свои жертвы на дачу с помощью женщин, участниц шайки. Агата вспомнила и фамилию главаря — Хаджет Лаше… Что, если господин Антон из той же породы и ей уготована роль живой приманки? Агата невольно содрогнулась от ужаса. Хозяин, всегда все примечавший, обратил внимание на это движение. — Вам холодно, фрекен? — Да… У нас, в Швеции, майские вечера всегда холодны. — Идемте в комнаты, послушаем радио… Я прошу вас выпить со мной чашку кофе. Отказываться не было причин. Агата согласилась. Она и до этого несколько раз пила вечерний кофе в обществе своего хозяина. В большой нижней комнате, где на стене висел скованный тореро, они сели к столу. Молчаливый Франц принес кофе. — Итак, послушаем радио, — предложил господин Антон. — Вы, скандинавы, ведь любите музыку? — В тоне, каким был задан этот вопрос, слышалась легкая насмешка. Агата приняла вызов. «Теперь ему не отвертеться». — Мы — скандинавы… А вы? Но господин Антон словно не слыхал вопроса. Спрашивать вторично было бесполезно. Еще в первые дни, вводя Агату в круг ее обязанностей, хозяин предупредил, что в этом доме вопросы никогда не задаются дважды: спросил, — не ответили — молчи! Волосатая рука включила приемник. Пока нагревались лампы, господин Антон повернулся к секретарю: — Ну, хотите музыку? — Смотря какую! — Хотя бы вот эту! — Пальцы повернули рукоятку приемника вправо. Из динамика вырвался лязг медных тарелок, сопровождаемый завыванием певца. Агата вздрогнула. — Что с вами? — засмеялся хозяин. — Это передача из Нью-Йорка. Играет джаз Дюка Эллингтона… Я его музыку узнаю сразу… Один из творцов новых гармоний, кстати говоря, негр… И пользуется в Америке почетом — вот вам опровержение басни о расизме. «Наверное, он американец», — подумала Агата. Она решила, что настал очень удобный момент открыто спросить хозяина о том, что ее интересовало. Не желая, однако, показаться навязчивой, Агата спросила, словно нехотя: — Интересно, господин Антон: у вас в Швеции дача, а вместе с тем вы очень мало похожи на шведа. Любите американскую музыку, говорите по-английски на американский манер… Кто же вы? Хозяин откинулся в своем кресле, словно желая лучше рассмотреть ту, что задала ему этот вопрос. Лицо Агаты было непроницаемым. Хозяин шумно вздохнул. — На ваш вопрос не следовало бы отвечать… И прежде всего потому, что секретарь не и-ме-ет пра-ва быть лю-бо-пыт-ным… — Слова эти впивались в голову Агаты, как гвозди. — Но вы женщина, и я вас прощаю… Итак, кто я?.. Когда-то в Латвии я был латышом… Это было давно, очень давно… Господин Антон опустил голову. Агата заметила, что он хотел скрыть выражение тоски, омрачившей в эту минуту его лицо. Агате стало жаль своего патрона. Ведь, в сущности, он делал ей только хорошее. Девушка робко проговорила: — Я вас огорчила. Простите меня. — Нет, нет… Ничего!.. Мы с вами заболтались, пора спать! Спокойной ночи! — И он первым поднялся с дивана. На следующее утро хозяин один уехал в Стокгольм. Франц остался дома. «Спросить или не спросить?» — думала девушка. Но Франц заперся в своей каморке. Агата взяла пачку журналов и легла на диван в гостиной. Хозяин приехал к обеду. Франц встретил его у ворот и что-то сообщил, видимо приятное, потому что господин Антон вошел в холл, широко улыбаясь, и крикнул наверх, в комнату Агаты: — Секретарь! Прошу к столу. После обеда Агата пошла за дачу, к морю. Здесь ограды не было. Участок, на котором стояла вилла, подходил к самому морю и кончался высоким обрывом. Агата подошла к обрыву. Далеко внизу пенились седые гребни волн, разбивавшихся о гранитный берег. Шум прибоя долетал до Агаты. Здесь, на ветру, было так хорошо стоять! — Э-ге-ге! — приложив руку ко рту, крикнула девушка. — Ге-ге-ге, — глухо прозвучало где-то под обрывом. Агата знала, что если лечь на траву и доползти до самого края обрыва, то можно увидеть дно огромной береговой выемки, которую за сотни лет выбило в скале море. В тихие ночи море отступало, и тогда в глубокую каменную чашу забирались тролли — маленькие добрые человечки,[7] которые когда-то жили в пещерах, а теперь, в беспокойный атомный век, прятались под обрывами вроде этого. Начинало темнеть. За спиной девушки послышались шаги. — Это я, фрекен, — глухо сказал Франц. — Шеф просит вас на дачу. Агата пошла вперед, боясь даже случайно коснуться человека, который вызывал в ней неприязнь. С некоторых пор девушка заметила, что Франц определенно наблюдает за ней сквозь ветви деревьев в те минуты, когда она сидит над обрывом, слушая шум моря. Господин Антон был в гостиной. Он сказал: — Завтрашнюю ночь я разрешаю вам провести дома. А теперь пьем кофе — и отправляйтесь в свою комнату… Завтра вы обязательно должны ночевать в городе, — подчеркнул он. — Вы поняли меня? Агата пожала плечами. Разве разберешься во всей этой таинственности? Ей, кстати, и самой хотелось побывать дома, убрать в квартирке, приготовить все к приезду отца. На улице вдруг послышался автомобильный гудок. Агата выглянула в окно. Возле виллы остановилась длинная черная легковая машина. — А-а, ч-чер-т! — прохрипел за спиной Агаты хозяин, рывком поворачивая ее к себе. — Вот это уж мне не нравится. В этом доме первым узнаю обо всем я, а потом решаю, что делать дальше… Франц! На пороге выросла бессловесная знакомая фигура. Как всегда, Франц смотрел на Агату исподлобья. — Проводи фрекен в ее комнату… Она не должна выходить оттуда, пока я не разрешу! Простите, Агата, у меня деловое свидание. С кем? Об этом говорить рано. Наступит время, вы узнаете все. Еще раз пожав плечами, Агата подчинилась. В сопровождении молчаливого Франца она поднялась по своей лестнице и вошла в комнату. Дверь закрылась. Девушка услышала, как снаружи щелкнул поворачиваемый ключ. Толкнула дверь, она была заперта. — Не волнуйтесь, фрекен, это ненадолго, — пробормотал через дверь Франц. «Что творится в этом доме? Что они готовят?» Агата подошла к окну, которое приходилось как раз над одним из окон гостиной. Машина стояла на прежнем месте. На лестнице послышались шаги. — Вы здесь, фрекен? — спросил Франц, не отпирая. «А где же я еще могу быть, дурацкая твоя голова!» — чуть было не крикнула Агата, но сдержалась и сказала: — Да! Шаги удалились. Стало очень тихо. Агата слышала, как в висках стучит кровь. Иногда любопытство ведет к храбрости. Агату толкало не любопытство. Хуже — она была задета за живое! А это сделало ее более чем храброй; это привело ее к безрассудству. Агата потушила свет. Сбросив туфли, на цыпочках подошла к окну. Потихоньку, затаив дыхание, приоткрыла одну створку. Приложила к образовавшейся щели ухо. О счастье! Окно в первом этаже тоже оказалось открытым. С точки зрения конспирации в этом не было ничего предосудительного: высокая ограда надежно защищала виллу от посторонних глаз и ушей. В нижней комнате разговаривали. Агата узнала голос Акселя. Рыжий говорил по-немецки. Отдельные слова девушка не могла разобрать, но конец речи поняла. — …поэтому, чтобы не опоздать, — докладывал Аксель, — этот человек приехал сегодня, на день раньше, чем вы ждали. — Очень хорошо. — Баритон хозяина звучал удовлетворенно. — Вы знаете свою задачу? — Отлично знаю, — звонко отчеканил неизвестный человек, к которому, по-видимому, был обращен вопрос. — Через три дня я отправляюсь в гости из Гамбурга, наношу визит земле моих предков, сиречь Латвии, узнаю причины молчания одного знакомого мне «животного», заставляю его работать и, в случае отказа, — убираю его… Все ясно, как в графине! — Прежде чем убрать, непременно узнайте от него, где находится «тот, кого обидели»… Понимаете, «тот, кого обидели»? — Такого мы не видели, — по-фиглярски ответил незнакомец. Но господин Антон сказал неожиданно серьезно: — Отзыв запомнили правильно! Остальное должен объяснить он… Тот, к кому едете… Кстати, не будьте слишком прытким… Если не найдете «того, кого обидели», вам будет очень трудно установить с нами связь, а следовательно, и вернуться назад. — Все будет в порядке, шеф. — Отлично, — одобрил хозяин. — Вот десять тысяч крон. Вторую половину получите после возвращения… А теперь — выпьем за удачу! Франц, дай коньяку! Зазвенели рюмки. «Странно, — подумала Агата, осторожно затворяя окно. — При мне он не пил ни глотка». И она отошла от окна. В чем же заключалось безрассудство Агаты, о котором говорилось выше? В том, что она играла со смертью! Если бы сидевшие внизу знали, что их подслушивают, девушки завтра же не было бы в живых. Тот, кто знает планы убийц, всегда рискует жизнью. Но Агата ничего этого не подозревала. Не зажигая света, как была, в одних чулках, она села на кровати и задумалась. Что означает этот разговор? Почему визит земле своих предков надо наносить именно из Гамбурга? Разве в Латвию нельзя попасть прямо из Стокгольма? Одно Агата поняла ясно: все слышанное не имело никакого отношения к ней лично. Она успокоилась: остальные пусть заботятся о себе сами! Зашумел отъезжающий автомобиль. На лестнице снова послышались шаги. Щелкнул поворачиваемый в двери ключ. Франц приоткрыл дверь и спросил с некоторой тревогой: — Вы спите? Этот вопрос опять рассердил Агату. — Да, — отрезала она. — Я сплю! А что, разве и спать уже мне не разрешается? Франц смущенно хмыкнул в темноте. — Шеф просит вас сойти вниз. Агата так и не успела придумать, что ей следует предпринять, как надо держать себя. «Поглядим, что будет дальше», — подумала она и сошла вниз. Господин Антон сидел у стола, держа в руке полную пузатую рюмку. — Выпейте со мной, фрекен Агата, в честь начала одного славного коммерческого дельца! Он говорил так, словно ничего не случилось. Это вызвало в Агате вспышку возмущения. — И не подумаю! — сердито выпалила она. — Выпивка с вами не входит в обязанности секретаря… Тем более, если его сажают под замок в собственную комнату. — Что? Ха-ха-ха! Разве Франц запер вас на замок? — загоготал хозяин. Агата заметила, что он уже изрядно навеселе. — Вот дубина!.. Ну, если вы не хотите разделить со мной компанию, я выпью один. — И опрокинул рюмку в рот. — Я могу идти к себе? — спросила Агата. — Нет, нет, посидите со мной, мне приятно ваше общество. Только не глядите на меня так сердито… Хорошо? Я хочу сделать вам подарок… Я хочу сделать вам такой подарок, какого еще не делал никому! Хозяин встал, нетвердыми шагами подошел к полированному шкафчику. На нем, в круглой глиняной вазе, стояли два ярко-зеленых пера неизвестной тропической птицы. Агата видела их и раньше, но не обращала внимания. Господин Антон выхватил оба пера, галантно, насколько это было возможно в его состоянии, протянул их Агате. — Вы помните гамсуновского лейтенанта Глана, охотника и бродягу?[8] Вы должны его помнить! Он подарил два таких же огненно-зеленых пера девушке, которую звали Эдвардой… Вот, берите, моя Э-эд-варда!.. Берите! Я немного пьян, но я — мечтатель! В нашем коммерческом деле иначе нельзя! Он настойчиво совал в руки Агаты яркие, отливающие золотом перья. — Что вы, господин Антон, — отказывалась слегка испуганная необычным поведением шефа Агата. — Зачем мне эти перья? — Она оглянулась по сторонам. Ей показалось, что за стеклянной дверью гостиной на секунду мелькнула физиономия Франца. Выражение его лица было странным. А господин Антон между тем подошел к Агате вплотную. — Господин Антон, вы пьяны! Я вас боюсь, — попятилась от него девушка. — Зач-чем м-меня боять-ся? Р-разве я к-кусаюсь? «Дурак, — подумала Агата. — У него уже еле ворочается язык». Она повернулась, чтобы убежать, но хозяин крепко обнял ее. — С-садись, потол-лкуем, — с трудом выговорил он, усаживая девушку рядом с собой на диван. «Кричать бесполезно, — мелькнуло в мыслях Агаты, — второй — такой же мерзавец… Буду защищаться». Она увидела на столе серебряный фруктовый нож. — Не надо, господин Антон, пожалуйста, не надо, — быстро заговорила она. Хозяин отодвинулся в сторону и загоготал. — Хо-хо-хо! Вы похожи на мадам Дюбарри, любовницу Людовика Пятнадцатого… Когда ее тащили на казнь, она умоляла палача: «Господин палач, только прошу вас, не делайте мне больно!» Мысли Агаты окончательно смешались. Она забыла про ножик и зашептала уже в страхе: — Палач… любовница… казнь… Ужас! — Не бойся, детка, — хрипел рядом господин Антон, снова придвигаясь к девушке. — Все будет хорошо… Я тебя люб-лю! — О, зачем, зачем это все! — жалобно сказала Агата и вдруг, не в силах больше сдерживаться, заплакала. А пьяный патрон принял эти слезы за проявление нерешительности и перешел в наступление. Он обнял Агату за плечи и зашептал ей в самое ухо: — Не плачь, детка! Полюби меня, и ты не пожалеешь! Агата пыталась вырваться, но господин Антон уже взял себя в руки, отодвинулся и сказал спокойно, почти трезво: — Здесь никого нет… Мы можем говорить откровенно… Скажи, сколько ты хочешь? — Что-о?! — истерически вскрикнула покрасневшая до ушей Агата. Она рывком выпрямилась и, совсем не сознавая, что делает, отвесила хозяину звонкую пощечину. Ударила, сама испугалась и остановилась в растерянности, прерывисто дыша. Господин Антон закусил нижнюю губу. Левая бровь полезла вверх. Таким этот человек еще никогда не был. — Ах ты… мелочь! — ледяным тоном процедил он. — Распускать руки! Ты забыла, с кем имеешь дело? — Мутным взглядом обвел комнату, увидел лежавший на столе ножик, метнулся к столу. — А-а-а-а! — закричала Агата и, почти не помня себя, выбежала наружу, толчками распахивая двери. Она сбежала с крыльца, в несколько шагов достигла калитки, дернула ее. Чудо! Всегда запертая калитка на этот раз оказалась открытой. Через несколько секунд Агата уже бежала по шоссе, ведущему в город. Ночь была светлой, на шоссе — ни души. — Домой! Домой! Домой! — стучало в висках у девушки. Она бежала, пока хватило сил. Потом устала, пошла шагом. «Ведь до города километров десять! Хоть бы какая-нибудь машина», — размышляла она. И вдруг из-за поворота, ярко осветив огнями фар полотно дороги, выскочил открытый двухместный автомобиль. Агата едва успела отбежать в сторону. Машина промчалась, чуть не задев ее. Это был черный «бьюик» хозяина. За рулем сидел Франц. Агата могла поклясться чем угодно, что он видел ее. И раньше, когда вырвался из-за поворота, и в последнюю минуту, когда, проезжая мимо, скользнул по ней глазами. Однако он не остановился. Девушка кинулась в придорожные кусты. «Это он сгоряча. Сейчас вернется». Но машина не возвращалась. То прячась в кустах, то выходя на шоссе, Агата продолжала путь. Вскоре услыхала за спиной шум еще одного мотора. Медленно, лязгая и громыхая, в город шла пустая молочная автоцистерна. Агата подняла руку. Машина остановилась. Шофер, молодой парень с заспанным лицом, опросил: — В чем дело? — Подвезите меня до города, я заплачу, — взволнованно сказала Агата. — Куда вам? — До Стюрегатан. — Садитесь. Маленькая узкая улица была пустынной. Машина остановилась на углу, возле фонаря. Агата пришла домой бледная, усталая от волнений и непривычного бега. Дома ее ждал сюрприз: отец вернулся с моря раньше, чем предполагалось. — Как ты узнала, что я буду сегодня? — удивился он. — Ведь мне совсем случайно дали фрахт в Стокгольм! Мы должны были прийти сюда только через неделю. — Папа, милый… — Агата припала к отцовскому плечу и зарыдала, уже не сдерживая слез. — Что с тобой? — испугался капитан. В таком состоянии он видел свою дочь впервые. Агата, не отвечая, продолжала вздрагивать, уткнув лицо в шерстяной вязаный жилет отца. Капитан ввел дочь в комнату, усадил на стул, дал глоток холодной воды. Постепенно девушка стала успокаиваться. Вместе со спокойствием пришла обычная сдержанность. В немногих словах Агата поведала отцу о том, что случилось на даче. Нравственная чистота ее не позволила описать поведение пьяного хозяина во всех подробностях. Агата сказала лишь, что господин Антон был в нетрезвом состоянии, она испугалась неприятностей, могущих возникнуть вследствие этого, и убежала. Зато о разговоре хозяина с приехавшим незнакомцем она передала все, что знала. И о том, что незнакомец едет в Латвию из Гамбурга, и о том, что отъезд должен состояться через три дня, и о том, что по приезде на место незнакомец собирается кого-то убрать, то есть, скорее всего, убить. — Похоже на то, что твой хозяин занимается не совсем хорошими делами, — задумчиво сказал капитан, внимательно выслушав рассказ. — Жаль, что на рассвете мы опять уходим, надо бы посоветоваться со знающими людьми… Надеюсь, ты к нему не вернешься? — Ни за что! — вырвалось у Агаты. — И Аксель тоже хорош… А еще называется другом! Устроил мою дочь в какое-то бандитское гнездо. — У нас нет оснований утверждать так, отец, — запротестовала Агата. — Господин Антон — очень интеллигентный, воспитанный человек. Ко мне все время относился хорошо… Это — первый случай за все время!.. И поездка может иметь целью какую-нибудь личную месть… — Ложись спать, — сердито оборвал отец. Через несколько минут, когда Агата, постелив постель, стояла у зеркала и расчесывала волосы, она вдруг вспомнила: «А как же Франц с его машиной? Куда он мог деться?» — Отец, а до моего прихода к нам никто не приезжал на машине? — Нет, спи. Утром Агата не слыхала, как ушел отец. Разбудил ее настойчивый стук в дверь. Было около девяти. Агата открыла и увидела встревоженного Акселя. — Хей по дей![9] Что же это ты, дочка? — укоризненно сказал он. — Подвела меня, хозяин сердится. — Боком, тяжело и неуклюже, Аксель ввалился в комнату. Агата возмутилась. Вот как! Значит, дело совсем не в том, что господин Антон так безобразно вел себя, а в том, видите ли, что он еще сердится… Ну и пусть сердится! Пусть скажет спасибо, что она не сообщила в полицию! — Ваш упрек удивляет меня, господин Аксель. — Впервые за все годы знакомства она назвала Акселя господином. — Значит, вам безразлично, что он… что я… — Голос девушки дрогнул, но она сдержалась. Недаром она была дочерью старого моряка. — Не к чему нам продолжать этот разговор. Больше я у господина Антона не работаю. Так ему и передайте! — Это невозможно, — взмолился Аксель и стал похожим на того жалкого Акселя, какого Агата в день своего прихода видела у хозяина. — Ты не допустишь, чтобы я остался на улице… Ведь я так много для тебя сделал! — М-м! Любопытно… А при чем тут вы? — Он сказал, чтобы я не возвращался без тебя… Он клянется, что это было в первый и последний раз… Я сам страшно удивился! Ему совсем нельзя пить! Агата стояла в дверях, полуодетая. «Как этот Аксель не может понять, что я говорю совершенно серьезно!» Она повернулась и пошла в комнаты. Аксель, шаркая ногами, поплелся следом. — Доченька, я же тебе говорил, что жизнь — это далеко не сказка! В жизни бывает многое и похуже того, что было с тобой. Агата прищурила глаза и сказала, открыто издеваясь над размякшим, растерянным Акселем: — Но ведь вы первый учили меня не проявлять сочувствия! Оно может повлечь за собой удар в спину… А я хочу жить! За годы знакомства с семьей Эриксонов Аксель успел изучить характер Агаты. Если девчонка не в духе, с ней лучше не связываться. Стараясь принять равнодушный, независимый вид, Аксель подошел к столу, взял чашку, которую капитан, уходя, приготовил для дочери, налил в нее кофе из кофейника, стоявшего тут же, добавил сгущенного молока, не спеша размешал ложечкой и стал пить мелкими глотками. Выпив, поставил чашку на стол и сказал безразлично, словно ничего не случилось: — Ну, ладно… Как знаешь… Я приду завтра, может передумаешь? Не дожидаясь, что на это ответит Агата, повернулся и вышел. Агата осталась одна. Позавтракав, она навела порядок в комнатах, где уже начало сказываться отсутствие женской руки. Потом взяла книжку, села к окну. Но читать не смогла. В плаксивой речи Акселя смущала одна фраза: «Ему совсем нельзя пить». Кстати, до этого случая господин Антон, насколько она знала, не пил ни разу. Бывает же, что алкоголь превращает людей в скотов… Так что, если бы он не пил… Агата, недовольная собой, встала со стула и принялась нервно шагать по комнате. Уж не собирается ли она прощать этого хама? Нет, нет и еще тысячу раз — нет! Решив, что она не вернется к шефу ни в коем случае, девушка успокоилась. Решение было принято окончательно… «Господин Аксель — она второй раз назвала его господином — может хныкать сколько угодно — бесполезно! А я? Что я? Найду другую работу… А нет — могу посидеть и дома!» В дверь опять постучали. Стук был робким. Так обычно давали о себе знать нищие, приходившие по утрам; еле царапали, боясь рассердить хозяев, потому что официально в Швеции нищенства нет. Агата вынула из кошелька несколько мелких монет, пошла к двери. Но за дверью оказался… Франц. Он молча глядел на Агату, не двигаясь с места. Впервые за все время знакомства молодые люди встретились взглядами. Агата только сейчас смогла как следует рассмотреть лицо Франца. Раньше девушку всегда отталкивал взгляд исподлобья, который бросал на нее Франц. От того, что голова была при этом наклонена, лоб казался низким, нос — длинным, глаза прятались под опущенными ресницами. Теперь, когда Франц стоял прямо и не отворачиваясь смотрел на нее, Агата с некоторым изумлением увидела, что у этого парня — высокий, умный лоб и грустные зеленоватые глаза, излучавшие в эту минуту какой-то ласковый свет. Так на киносеансе, когда вдруг испортится аппарат и остановится лента, мы с новым ощущением рассматриваем застывшее на экране странно-неподвижное лицо героя. В первую секунду Агата хотела сказать непрошенному гостю резкость, но, сообразив, что тогда она ничего не узнает о вчерашней погоне, промолчала. Вслед за этим, поймав устремленный на нее грустный взгляд, Агата, сама не понимая почему, досадуя и сердясь на себя, вдруг смутилась и сказала самое глупое, что можно было сказать: — Здравствуйте, Франц! Вы ко мне? — Да, фрекен! — пылко и обрадованно ответил тот. — Я к вам по делу. Франц при этом тряхнул головой, и Агата сделала еще одно открытие: у этого парня светлая непослушная прядка волос падала на лоб совсем так же, как у нее и у ее отца, хотя волосы у отца были более редкими. Девушка отвернулась, чтобы не улыбнуться, и сказала подчеркнуто сухо: — Входите! — Я к вам по делу, — повторил Франц, входя в комнату и, неизвестно почему, окидывая все вокруг восхищенным взглядом. — Вернитесь на дачу… Я знаю все, что произошло… И я клянусь вам, — голос Франца стал твердым, — что больше это никогда не повторится. — Часа два назад мне в этом же клялся Аксель, — с усмешкой сказала Агата. Она продолжала досадовать на себя за глупость и непонятное малодушие. — Наверное, ваш шеф посулил вам обоим хороший куш за меня? — Не говорите так! — сверкнув глазами, глухо произнес Франц. На его лице появилось новое выражение. В голосе зазвучала решительность. Девушка сразу почувствовала это. Она помедлила и спросила тихо: — Скажите, Франц, почему вчера вечером калитка оказалась открытой? — Я… нарочно открыл ее, — потупив голову, ответил Франц. — Я наблюдал за тем, что происходит в гостиной, и решил, что калитка может пригодиться… — А… а когда вы гнались за мной на машине, вы меня видели? — Не только видел, — продолжал Франц, не поднимая головы, — но и колесил по дорогам столько времени, сколько нужно было вам, чтобы скрыться… Если б я вернулся сразу, шеф отправился бы сам догонять вас. — Во-от что! — протянула Агата. Теперь она видела, что Франц — ее союзник. — Но зачем вы все это делали? Франц молчал. Потом поднял голову и сказал: — Фрекен, я прошу вас, вернитесь! — Хорошо, я подумаю, — ответила Агата. — Думать некогда! — горячо и быстро заговорил Франц. — Надо ехать сейчас, пока шеф растерян. А это с ним бывает редко и быстро проходит. Агата продолжала колебаться. — А зачем вы следите за мной из-за деревьев? Франц вторично промолчал. Теперь Агата уже безошибочно чувствовала, что этот парень с грустными глазами уговаривает ее вернуться не только по поручению хозяина, но и потому, что сам хочет ее возвращения. А зачем?.. Какое ему, в сущности, дело до нее? Ведь они за все время сказали друг другу не больше сотни слов! И то далеко не самых приятных… Особенно Агата… И все же, несмотря ни на что, она ему, видимо, нравится… Нравится! Агата вспыхнула и отвернулась, чтобы Франц не заметил ее смущения. В мир ведут несколько дверей — сегодня открылась еще одна, новая. И из нее на Агату пахнуло весной. Агате еще никто никогда не говорил о любви. Но молодое сердце прислушивается даже к малейшим намекам на любовь. Инстинктом, унаследованным от многих поколений женщин, Агата почувствовала, что Франц пойдет за нее в огонь и в воду. Это новое ощущение сделало девушку сильной. И она сказала твердо: — Хорошо, едем! …Господин Антон, в домашнем халате, сидел на скамейке возле виллы и читал газету. Увидя остановившийся возле ограды «бьюик», он не спеша отложил газету и пошел навстречу Агате. — Вы — серьезный человек, Агата! Приятно, что я не ошибся в вас, — сказал он строго, уставив в лицо девушки свои, похожие на пистолетные дула, глаза. Перевел взгляд на Франца и коротко бросил: — Открой свою комнату. Мы сейчас придем туда. Франц скрылся в подъезде. Хозяин подвел Агату к скамейке. Жестом предложил сесть. — Все, что случилось вчера, было только испытанием вашего мужества, — начал он вполголоса. — Вы с честью выдержали его! — И вдруг быстро спросил: — А где ваш отец? — В море, — ответила Агата. — Вы никому не говорили о вчерашнем и вообще о своей жизни здесь? А? — Хозяин взял руку девушки выше запястья и сжал ее. — Нет, — солгала Агата, отнимая руку и дивясь тому странному спокойствию, которое охватило ее. — Нет, никому! — Отлично, — выдохнул хозяин и поднялся. — Идемте со мной. — Они пошли по дорожке. — Отныне в этом доме от вас нет никаких тайн! Но никому ни о чем ни слова! Иначе будет очень плохо и вам и… вашему отцу. «Не надо», — хотела сказать Агата, услышав угрозу, адресованную отцу, но не сказала, так как хозяин уже тащил ее наверх, в комнату Франца. Франц стоял на пороге и смотрел не на Агату, а на хозяина. Агата перехватила этот взгляд, поняла его и спокойно вошла в комнату. Там она осмотрелась вокруг и застыла в недоумении. Ничего интересного в этой комнате не было. С правой стороны, шагах в двух от входа, стоял радиоприемник. Если б девушка лучше разбиралась в радиотехнике, она поняла бы, что это не только приемник, но и передатчик; чуть дальше за ним стоял генератор, по стене тянулась проволока на фарфоровых изоляторах. Напротив, у другой стены, стояла койка Франца, скромная, узкая, по-солдатски заправленная серым тонким одеялом. Рядом с койкой был стол, а на нем — какая-то картотека в нескольких ящиках. — Вот здесь находится наш зверинец, — делая шаг к картотеке, сказал хозяин. Он вынул наугад одну из квадратных картонных карточек и показал крупную надпись вверху: «Аист». На второй карточке стояла надпись «Акула», дальше — «Барсук», «Цапля»… Агате все это показалось очень забавным. Тайна оказалась похожей на детскую игру. — Я вижу, в зверинце остались одни надписи на клетках, — не в силах сдержать улыбки, проговорила она. — А где же сами звери? — Они живут в разных странах, — неожиданно серьезно ответил хозяин. — В ближайшие дни я вам все объясню подробно, а теперь отдыхайте и считайте, что между нами не было никаких неприятных инцидентов. Агату не покидало ощущение, что вежливость хозяина показная, неискренняя. Он приложил все усилия к тому, чтобы загладить последствия случившегося скандала, и теперь, видя, что его переводчица не сердится, а даже улыбается, читая надписи на карточках, он сразу замкнулся, улыбка сбежала с его лица, и почти без всякого перехода он вдруг сказал: — Ну, я удаляюсь! Надо отдохнуть… — И вышел из комнаты. Вместе с ним словно испарилась та атмосфера нервного подъема, в которой до этой минуты находилась Агата. Она было уже начала жалеть о том, что вернулась, и в этот момент вспомнила о Франце. Тот стоял рядом и молчал. Желая сказать ему что-нибудь приятное, Агата похвалила: — Мне нравится у вас… Вот, оказывается, как вы живете! Скромно, совсем по-спартански… Она еще раз обвела взглядом комнату и вдруг заметила висящую над койкой фотографию кудрявого светловолосого парня в форме солдата гитлеровской армии. — Кто это? — с интересом спросила девушка. — Это я, — ответил Франц. И словно боясь, что его перебьют, быстро продолжал: — Меня мобилизовали уже в конце войны… В Арденнах я попал в плен… Господин Антон взял меня из английского лагеря военнопленных к себе в услужение. — А ваша семья? — В Восточной Германии… Недавно выступала по радио моя мать, простая крестьянка… Они там строят новую жизнь… А я? — А вы? — не удержалась Агата. По природе своей она была участливой и доброй — неподдельная грусть, прозвучавшая в словах парня, тронула ее. — А почему вы не бросите шефа и не уедете на родину? — Т-с-с! — испуганно произнес Франц, прикладывая палец к губам. — Господин Антон и его помощники всюду разыщут меня… Я слишком много знаю… Но все-таки я уйду! Я уже в течение двух лет откладываю каждую лишнюю крону, экономлю на одежде, на всем, лишь бы накопить побольше денег и разделаться с шефом. Агата вдруг покраснела до ушей. Ей стало стыдно за то, что она до сих пор считала Франца жадным скопидомом. Чтобы скрыть свое смущение, девушка взяла Франца за локоть: — Не надо огорчаться… Я уверена, что все в конце концов будет хорошо… А теперь — идемте к морю… Мы ни разу не были там вместе! Франц взглянул на часы: — С радостью, но только ненадолго! Через двадцать минут у меня начнется разговор с «Енотом». — С енотом? Кто это? — Раз господин Антон посвятил вас в тайну зверинца, у меня нет причин скрывать. «Енот» — это один из наших корреспондентов. А теперь — пошли! В одну минуту они добежали до любимого места Агаты — площадки на краю обрыва. Впереди, до самого горизонта, расстилалось море. Внизу, под скалой, оно было темно-зеленым, а дальше становилось все светлее и, став, наконец, голубым, сливалось с таким же голубым небом. Франц посмотрел вниз и отшатнулся. — Страшно? — с улыбкой спросила Агата. — Жутковато, — покачав головой, признался Франц. — А вы знаете, что раньше берега Швеции были гораздо ниже. Каждые сто лет они поднимаются примерно на метр… Мне об этом говорил отец… А еще он мне говорил, что ветры, которые дуют на восток, рождаются в Швеции… Они возникают в виде воздушных вихревых столбов у наших скал — и потом бегут дальше… Может быть, и под нашей скалой тоже рождаются ветры… — И летят на восток? — иронически спросил Франц. — Да, — широко открыв глаза, сказала Агата, не поняв иронии. — Не завидую я тем, на кого они летят! — Почему? — Поживете — увидите! |
||||
|