"Чужие ветры. Копье черного принца" - читать интересную книгу автора (Прозоровский Лев Владимирович)

Глава четвертая

С того дня, когда Агата впервые тепло посмотрела на Франца, молодой немец ожил. Он уже не ходил с опущенной головой даже перед хозяином, смело и открыто глядел на него, когда им случалось вместе ехать в машине.

В другое время это не прошло бы незамеченным. Господин Антон, властный и сильный, требовал, чтобы в маленьком мирке, которым командовал он, все подчинялись власти и силе. Но теперь ему было явно не до того, чтобы заниматься наблюдениями за своим слугой. К концу лета господин Антон стал все чаще уезжать куда-то, оставляя виллу на попечении Франца и Агаты. Он ездил не только в Стокгольм, но, видимо, и дальше. Франц дважды возил своего хозяина в порт, где дымили готовые к отплытию суда. Оба раза господин Антон был в отлучке больше чем по неделе. Возвращался злой. Франц заметил, что на большом дорожном чемодане хозяина появились новые наклейки дорогих западногерманских отелей.

По всей вероятности, все эти путешествия были вынужденными. Впрок самому путешественнику они явно не шли. Господин Антон перестал походить на стареющего боксера, а напоминал теперь резиновый аптечный мешок, из которого выпустили порядочное количество кислорода и опять заткнули пробкой: под глазами и по краям щек появились складки; складками свисал костюм и обвисшие брюки падали на носки ботинок тоже тяжелыми складками.

Только однажды на несколько минут к нему вернулась прежняя уверенность в себе и самодовольство человека, привыкшего к жизненным удачам.

Как-то вечером господин Антон позвал Агату вниз, поработать. Хозяин периодически диктовал ей описания берегового рельефа каких-то островов, которые он обозначал номерами, глубину и характер дна возле берега, наиболее удобное время для высадки… Диктуя, справлялся в листках, которые вынимал из кармана. Подробные описания, отпечатанные на машинке, куда-то отсылались.

Взяв большой блокнот и несколько остро очиненных карандашей, чтоб не отвлекаться во время стенографирования, девушка спустилась в гостиную. Хозяин сидел у радиоприемника и слушал. Наверное, он поймал в эфире что-то очень интересное, потому что при появлении стенографистки сделал, не поворачиваясь, небрежный знак рукой, по-видимому означавший: «Сидите и пока не мешайте».

Агата села на диван. Прислушалась к передаче, которая привлекла внимание хозяина. Работала Рига. Диктор говорил по-латышски: «…После вербовки шпионы на протяжении нескольких месяцев проходили специальную подготовку[21] на конспиративных квартирах, которые находились по следующим адресам: Стокгольм, к/о Лосберг, Эльвшё 2, Гимерставэген, 24 (телефон 47-32-12); Сеудлене, Есмо (40–45 километров южнее Стокгольма, квартира полковника в отставке Андреасона); Стокгольм, Риксбювэген, 19 (около железнодорожной станции Бромма); Стокгольм, Уденгатан, 54, Лидинге, Плобервэген, 5 или 7…»

Хозяин почти убрал звук, и некоторое время Агата не могла разобрать ни одного слова. Скучая, она от нечего делать принялась рисовать в блокноте чертиков. Один чертик вышел удивительно похожим на хозяина. Агата фыркнула. Господин Антон обернулся, зацепив при этом пальцами за рукоятку. Звук сразу стал громче.

«…Следствие по делам на захваченных шпионов закончено…» — продолжал рижский диктор. Господин Антон выключил приемник и не спеша поднялся. Тут-то Агата и увидела, что лицо хозяина сияет.

— Вы слышали эти адреса, Агата? — спросил он.

— Да, — ответила девушка.

— Заметили, что нашего адреса там не было?

— Заметила, — с некоторым недоумением сказала Агата.

— А почему не было? Знаете?

— По-видимому, потому, что мы не имеем ничего общего с этими господами…

— Ха-ха-ха! Вот именно! Мы не имеем ни-че-го общего с этими… идиотами, кретинами и ослами! Мы с вами не такие, правда?

— Конечно! — вполне искренне подтвердила Агата.

Она все еще никак не могла взять в толк, чем же все-таки занимается ее хозяин, кому он служит, откуда берет средства на жизнь. И почему он так обрадовался, убедившись, что среди адресов, названных рижским диктором, его адреса нет?

Но вскоре после этого случая Агате пришлось печатать на машинке документ, который привлек ее внимание своей нелепостью. Это был отчет «Союзу балтийских патриотов» о деятельности господина Антона. Там были такие графы: «Обнаружено за первую половину года родственников в Латвии — ноль. Получено от них писем — ноль»… Ноли попадались почти в каждой графе. Это, видно, очень злило хозяина, диктовавшего документ, потому что, когда в одном месте, не расслышав, Агата спросила: «Опять ноль?» — господин Антон закричал на всю комнату: «Да, представьте себе, глухая мисс, — опять ноль!» Агата думала было рассердиться, но не смогла, потому что в эту минуту ее хозяин был очень смешон и жалок.

В тот же вечер на виллу в одноместной спортивной машине приехал незнакомый Агате человек, пожилой и надменный. Едва оставшись вдвоем с господином Антоном, он стал шуметь и ругаться. Из обрывков слов Агата поняла, что гость распекает ее хозяина за плохую работу.

— Бездельник! Лентяй! — неслось из-за двери гостиной. — За что вам платят деньги! Я должен знать, что происходит на участке, который поручен вам! Понимаете — должен!! Мы кормим вас вместе с вашим зверинцем не для того, чтобы вы на виллах обнимались со смазливенькими секретаршами!

Господин Антон что-то смущенно забормотал в ответ. Не желая больше слушать ругательств приезжего, который появился на вилле впервые, а вел себя так по-хамски, Агата решила уйти к морю, посидеть на берегу. Открыла дверь своей комнаты и увидела, что по лестнице неуверенно поднимается Франц, держа в руке довольно большой листок бумаги.

— Отдайте шефу, Агата, — попросил Франц, взглянув на девушку. Протянул ей листок. Там были написаны какие-то цифры. — Я только что принял… Это очень срочно, но мне не хочется показываться хозяину на глаза при постороннем человеке… Опять начнется…

Агата заметила, что между хозяином и Францем в последнее время установились какие-то новые отношения, смысл которых оставался для нее неясным. Случайно она подслушала один их разговор: господин Антон приказывал Францу куда-то ехать, а тот отказывался. «Секретарь будет принимать радиограммы, — говорил хозяин, явно намекая на Агату, — а ты должен ехать… Один раз, и тогда я тебя отпущу куда хочешь и с большими деньгами…» Франц упорно не соглашался. Агата догадывалась, что в этом отказе некоторую роль играет и она сама: Францу не хотелось оставлять ее одну. Догадывался, видно, и хозяин, потому что с каждым днем грубил Францу все больше, все чаще, откровенно его третируя, особенно в присутствии Агаты.

Если бы Франц понес сейчас листок хозяину сам, это привело бы к новым оскорблениям. Агата пожалела парня, хотя ей тоже не хотелось показываться в гостиной после того, как она только что слышала постыдные намеки гостя, направленные в ее адрес.

— Хорошо, я отнесу, — ответила она Францу. Застучав каблучками, быстро сбежала по крутой лестнице, подошла к двери гостиной, постучала.

— Войдите, — помедлив, сказал хозяин.

Агата вошла, держа бумажку в вытянутой руке, чтобы наглый гость сразу увидел, зачем она пришла и не обрушил на нее очередной поток ругательств.

— Что у вас? — спросил господин Антон. Он, заложив руки за спину, ходил по комнате, бледный и злой. Гость полулежал на диване, задрав на край стола ноги в модных грубых ботинках.

— Франц только что принял радиограмму, — ответила Агата. — Вот она.

— Радиограмму? — моментально вскакивая с места, переспросил гость. — Интересно! Дайте. — Он вырвал из рук Агаты бумажку, попытался прочесть, что там написано, но, увидев цифры, отдал листок господину Антону:

— Не понимаю. Переведите.

Господин Антон взял листок с некоторой настороженностью. Он каждую минуту ждал очередной неприятности. И очередная неприятность могла таиться даже в этом безобидном на вид листке. Поэтому, вынув самопишущую ручку, хозяин Агаты без особого рвения принялся расшифровывать текст. Агата заметила, что господин Антон время от времени поворачивает надетое на безымянный палец левой руки массивное золотое кольцо и сличает знаки, очевидно имевшиеся на этом кольце, со знаками на принесенном листке бумаги. Господин Антон тоже заметил, что девушка искоса наблюдает за ним.

— Спасибо, Агата, — сказал он. — Теперь вы можете идти к себе.

Агата подчинилась и вышла, плотно закрыв застекленную дверь гостиной. Поднялась по лестнице на две ступеньки и застыла, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Загадочное кольцо, на которое Агата раньше не обращала внимания, теперь заинтересовало ее.

На том же листке, ниже цифр, хозяин писал текст. С каждой строкой, с каждой фразой на лице его все больше проступало довольство собой. Видимо, он опять выигрывал.

Наконец, расшифровав все, хозяин небрежно протянул листок гостю. Тот прочитал написанное вслух, и Агата услышала:

— «Барсук» струсил, и я его убрал. Связи нет. Перехожу на легальное положение. Жду нового связного каждую среду, пятницу, субботу у пивного ларька возле порта. Пароль: «Дайте рубль опохмелиться». Отзыв: «Больше полтинника не дам». Способ перехода границы мой. «Жук»… Что это означает?

— Это означает, что вы не зря тратите деньги на мой зверинец, мистер Джонсон, — холодно ответил владелец виллы. Он опять стал хозяином положения. — Сведения с моего участка вам будут представлены… Посылка нового человека стоит сорок тысяч крон! Вы сейчас дадите мне чек на пятьдесят тысяч. Десять я разделю между радистом и фрекен Агатой, которая принесла нам это радостное известие!..

— Позвольте! — еще раз пробежав взглядом радиограмму, пытался протестовать тот, кого назвали мистером Джонсоном. — Я не вижу здесь ничего особенно радостного… Объясните, в чем дело?

— Дело в том, — по-прежнему холодно и спокойно пояснил господин Антон, — что этот корреспондент молчал в течение трех месяцев и я уже считал его погибшим… Мне показалось, что вы торопитесь в город? Не забудьте оставить чек!

Гость, продолжая недовольно бурчать, вытащил чековую книжку. Агата помчалась наверх, к Францу.

— Я ничего не могу понять, — быстро заговорила она, довольная тем, что хозяин получил приятное известие (как-никак он ведь был ее хозяином!). — Какого-то «Барсука» убрали… Кого-то ждут…

— Меня уж они во всяком случае не дождутся, — хмуро проронил Франц. — Агата, вы, кажется, собирались идти к морю? Идемте вместе!

— Нет, теперь уже темно и холодно, — сказала Агата.

— Я захвачу ваш теплый халат, — настаивал Франц. — А в темноте мы увидим морские огни, много пароходных огней…

На берегу моря и в самом деле было хорошо. Дышалось легко, полной грудью.

— Помните, Франц, — усаживаясь на траву и закутываясь в халат, тихо проговорила девушка, — вы однажды сказали, что ветерок, который родится у наших скал, несет людям несчастье. Почему же тогда мне так хорошо, почему мне так приятно ощущать его ласку, почему он нам не приносит никакого несчастья?

— Насчет нас еще ничего нельзя сказать, — глухо пробормотал Франц. — Еще может повернуться по-всякому…

Он стоял, вглядываясь в далекие огни. Агата сидела у его ног.

— Вы меня пугаете, — с тревогой сказала она. — Что господин Антон может сделать с нами? И зачем ему это?

— Вы догадываетесь, чем занимается шеф? — спросил Франц.

— Догадываюсь… По-моему, он старается причинять какие-то пакости России… Меня, признаться, это не особенно волнует… Я ничего не понимаю в политике.

— Вот как! — воскликнул Франц. — А то, что он занимается этим на вашей земле, в стране, которая находится в добрососедских отношениях с Советами?

— Говорю вам, что я ничего не понимаю в политике! Возможно, что если бы об этом пронюхала наша полиция… Но ведь мы заявлять не пойдем? Ни вы, ни я?

— Заявлять я не буду, а уйти от него — уйду! — твердо сказал Франц. — Пора кончать с этим! Я хочу вернуться домой… в Германию.

— Что ж, — немного помедлив, проговорила девушка. — Возвращайтесь!

— Легко сказать! — печально сказал Франц. — Он ведь добром меня не отпустит… И потом… и потом я уже не могу уйти один!.. Я люблю вас, — добавил он еле слышно.

Агата опять немного помолчала и затем сказала просто:

— Я это знаю.

Франц замер, ожидая, что она скажет дальше. Внизу шумело море. В тишине его плеск стал слышнее.

— А все же холодно, — поднимаясь с земли, проговорила Агата. — Идем домой… Я не могу вам ничего ответить, Франц… Боюсь, что мне еще незнакомо чувство, которое принято называть любовью…

Франц, понуро шедший сзади, протяжно вздохнул.

— Но это еще не значит, что вы мне не нравитесь… Где-нибудь в другой обстановке, в другом месте, — только не здесь… На нашей вилле, несмотря на ее внешнюю привлекательность, очень мало романтики.

— На нашей вилле, — усмехнулся Франц.

— А почему мы не можем называть ее нашей? Она больше наша, чем господина Антона… Это все наше! — задорно воскликнула Агата. — И море, и скалы, и лес!.. Мы молоды и жизнерадостны, а он… Он сам говорит о себе в прошедшем времени… «В Латвии я был латышом»… Был! А что?.. Возьму и заявлю на него в полицию!

— Тсс… Осторожней! Он всегда все слышит.

Но на этот раз господин Антон не слышал разговора своих помощников. Он заперся в спальне, которая примыкала к большой нижней комнате, и вышел на стук дверей, запираемых Францем на ночь.

— Погоди! — крикнул господин Антон. — Вместе с фрекен Агатой зайдите ко мне!

— Вот что, — задумчиво сказал он через несколько минут, разглядывая явившихся. — Пусть фрекен Агата едет ночевать домой. Отвези ее, Франц!.. Попутно узнай у капитана Эриксона, где могут сейчас находиться вот эти пароходы. — Он протянул записку, на которой размашистым почерком было написано: «Глория», «Нанду», «Панама», «Квинслэнд». — На обратном пути привезешь ко мне Акселя… Только быстро! Я жду.

Агата села в кабину рядом с Францем. Почти половину дороги они проехали молча. Когда машина ворвалась на первую городскую улицу, Франц вдруг грустно промолвил:

— Напрасно я сегодня сказал вам… Прежних простых отношений уже не вернуть, а новые…

Тут машину тряхнуло на ямке, Агату толкнуло к Францу, и Францу показалось, что девушка слегка прижалась к нему.

Когда Агата приехала домой, отец очень обрадовался. В последнее время господин Антон начал нарушать свое обещание и не отпускал секретаря домой в дни, когда капитан находился на берегу. А тот все чаще оставался дома, в дальние рейсы «Агнесса» давненько уж не ходила, а после того памятного случая на море — и подавно. На постоянной каботажной линии появились конкуренты — новые, маленькие, но быстроходные и хорошо оснащенные суда.

Увидев старого капитана, Франц остановился в нерешительности. Они впервые встретились друг с другом. Худощавый старый моряк с добрым прищуром проницательных глаз был отцом девушки, которую любил Франц. Если Агата что-нибудь скажет, старик, как все отцы, заинтересуется личностью Франца, станет расспрашивать… А что тогда отвечать? Какое Франц имеет право любить такую девушку, как Агата? Что он может дать ей? Счастье? Богатство? Ничего, кроме своей любви! А любовь бедняка — валюта неважная.

— Входите, Франц, — просто и тепло сказала Агата. Хорошо, что она не догадывалась о его мрачных мыслях. — Знакомьтесь с отцом. Сейчас я приготовлю кофе.

За стаканом кофе Франц передал старому капитану просьбу хозяина.

— «Глория», «Нанду», «Панама» и «Квинслэнд»? — не спеша повторил старик. — Как же, знаю!.. На «Панаме» сам плавал в молодости вторым помощником… Все это — пароходы старой конструкции, дальше Гавра не ходят, курсируют на Балтике и в Северном море… Любопытно, зачем они понадобились вашему хозяину? Из всех судов, которые я знаю, под стать этому старью одна только греческая кастрюля «Гелиополис»…

Старик подлил в кофе ликера, и Франц, который у себя почти никогда не пил, раскраснелся, глаза его заблестели.

— Хорошо у вас, — искренне сказал он.

— А если хорошо, заходите почаще, — предложил капитан Эриксон. — Агата, я думаю, тоже не будет против… Как, дочка?

Тут он хитро улыбнулся. Уголком глаз поглядел на дочь, думая уловить на ее лице следы замешательства, волнения. Но Агата ответила совсем спокойно:

— Да, да! Конечно! Я всегда буду рада.

Это равнодушное «буду рада» больно укололо Франца. Конечно, в теперешнем своем положении он никто для нее. И, обратившись к капитану, Франц высказал как твердое решение то, о чем еще совсем недавно думал довольно неопределенно:

— Хочу уходить от шефа! Я знаю, что это почти невозможно… Но все же рискну… Помогите мне найти работу в порту. Я механик, электрик, шофер…

Капитан Эриксон внимательно посмотрел на молодого немца и произнес всего два слова, но тот понял весь глубокий смысл, вложенный в них:

— Не нравится?

Франц опустил голову. Сказал глухо:

— Надоело… Грязно!

— А как же Агата? — уже строго продолжал капитан. — Ей оставаться там? Одной?

— Мы уйдем вместе! — неожиданно твердо сказала Агата. Франц радостно встрепенулся. Нет, в эту минуту Агата уже не была равнодушной! Глаза ее лучились теплом.

— Что ж, — удовлетворенно поговорил старый моряк. — Я охотно помогу вам… Завтра же поговорю с кем надо.

Поужинав, Франц стал прощаться. Надо было торопиться за Акселем, чтобы лишний раз не навлечь на себя гнев патрона. Узнав, что Франц от них едет к Акселю, Якоб-Иоганн заметил:

— Что-то мой старый друг редко стал бывать у нас! Видно, тоже работу подыскивает, уходить хочет?

Франц промолчал, но Агата сказала рассерженно:

— Просто ему стыдно!

Франц еле заметно улыбнулся:

— Стыдно? Мне кажется, это не по его части!

— Ну, ну, — добродушно запротестовал капитан. — Это уж вы чересчур! Он неплохой человек.

Франц молча направился к двери. Хозяин поднялся было проводить гостя, но Агата остановила отца:

— Сиди, я сама!

Отец улыбнулся и протянул Францу худую, но крепкую руку.

— Значит, не забывайте нас… А в порту я завтра же узнаю…

Жилища моряков часто напоминают музей. Рядом с высушенным кокосовым орехом тут можно увидеть глиняную трубку алакалуфа с Огненной Земли; модель парусника, удивительным образом заключенная в пустую бутылку, стоит возле огромной раковины, в которой, если прислушаться, никогда не смолкает шум тропических морей.

Моряку приходится бывать в самых различных странах. И отовсюду он привозит сувениры. Было их множество и у капитана Эриксона. Они стояли, лежали, висели как в столовой, откуда только что вышли Агата с Францем, так и в тихой, уютной прихожей, где молодые люди задержались на минуту.

Франц скользнул взглядом по маленькой ореховой полочке, прибитой к стенке на уровне глаз. На полочке валялись различные безделушки.

— Агата, подарите мне что-нибудь на память.

— Зачем? — слегка удивилась девушка. — Дарить принято, если люди расстаются. А мы ведь не собираемся расставаться… Наоборот, после сегодняшнего вашего разговора с отцом…

— Подарите, — грустно настаивал Франц. — Кто знает, что может случиться завтра?

— Хорошо, раз вы так хотите, — согласилась Агата. — Я вам подарю… — она поискала глазами среди безделушек, — я вам подарю вот этот компас. — Протянула руку и взяла с полочки миниатюрный компас — брелок для часов, настоящий, с магнитной стрелкой и буквенным обозначением стран света. Стрелка, качнувшись на секунду, приняла свое постоянное положение. Держа компас на ладони, Агата вытянула руку вперед. Теперь один конец стрелки показывал на нее, а второй застыл ровно против груди Франца.

— Символический подарок, — с улыбкой, в которой, однако, чувствовались серьезные нотки, сказала девушка. — Во-первых, всегда указывает правильный курс; во-вторых, при случае можно пофилософствовать насчет разноименных полюсов, которые притягиваются, и в третьих… в-третьих, просто потому, что он первым попался мне на глаза… Берите! — Агата пыталась шутить, но ей мешало какое-то непонятное волнение. То не была растроганность, сентиментальность, девичья робость… Нет! То было смутное предчувствие боли. Францу передалось это волнение. Он быстро схватил безделушку и сунул в карман, словно боясь, что ее могут отнять.

— Спасибо, Агата!.. За вами заезжать завтра?

— Нет, я к вечеру приеду сама! Так и скажите хозяину.

Но на другой день Агата не приехала. Рано утром ее разбудил кашель отца. Капитан кашлял тяжело, с надрывом, словно кто-то колотил мокрым полотняным жгутом в днище перевернутой бочки.

Агата торопливо накинула на плечи халат. Зажгла свет. Встревоженная, подбежала к постели отца.

— Что с тобой? Ты простудился?

Капитан слабо махнул рукой. Лицо его осунулось, глаза были широко открыты. На лбу, на щеках и даже на подбородке выступил пот.

— Это уже несколько дней, — с усилием произнес он еле слышно. — В Турку мой помощник… отпросился в город… Я вместо него в портовом холодильнике считал груз… Вот и… — Капитан опять закашлялся.

Агата вызвала врача из «Красного креста». Врач нашел у Якоба-Иоганна катарральную пневмонию, иными словами воспаление легких.

— В его возрасте это опасно, — добавил он вполголоса, отозвав Агату в сторону от кровати, на которой, закрыв глаза и тяжело, прерывисто дыша, лежал капитан Якоб-Иоганн Эриксон. — Только тщательный уход может спасти вашего отца!

Агата не поверила диагнозу бесплатного врача и, посоветовавшись с соседкой, прачкой Марией, вызвала другого, который жил в одном из богатых кварталов города и имел собственную машину.

Но и другой врач подтвердил, что у старика воспаление легких, и не сказал ничего утешительного. К вечеру капитан почувствовал себя еще хуже. Ночью у постели больного дежурила сестра. Через каждые два часа делала ему уколы и иногда прикладывала ко рту кислородную подушку.

Метался в жару отец, не спала и Агата. Ночь прошла в тревожном напряжении. Агата не могла думать ни о своем хозяине, ни об Акселе. Только Франца ей хотелось бы увидеть. Вот когда она стала слабой, беспомощной девчонкой! Сейчас ей была нужна твердая мужская рука. Чтобы опереться, чтобы опять почувствовать себя сильной… Что это: часы в столовой тикают так громко или кровь стучит в висках?..

К утру кризис миновал. Так сказал известный врач, который снова приезжал утром. Агата с сомнением покачала головой. Уж очень быстро наступил день кризиса — не успел больной захворать!

Врач улыбнулся.

— Быстро? Нет! Просто ваш отец держался до последнего, переносил болезнь на ногах. Теперь ему нужен полный покой, внимание и заботы. Ваши — потому что вас не заменит никакая сиделка!

Прошло четыре, пять, шесть дней… Мысли Агаты были прикованы только к отцу. На седьмой день он тихо спросил:

— А где Аксель?

«А где Франц? — тут же подумала Агата. Она устала, осунулась и побледнела за эти дни. — Франц! Почему он ни разу не показался?»

Моряки — крепкий народ. Даже в пожилом возрасте. На восьмой день капитан Эриксон, невзирая на протесты дочери, поднялся с постели. Неуверенно отправился в первый рейс по комнате, от стенки до стенки. К вечеру побрился, переоделся в чистое, повеселел.

— Если бы пароходы были способны чувствовать, то они после жестоких штормов наверняка чувствовали бы себя так же, как я сейчас, — пошутил он.

— Завтра я поеду к господину Антону, — сказала Агата без всякой связи с тем, что услышала.

За отца она уже не боялась. Она все больше начинала тревожиться за другого.

Напомни ей теперь кто-нибудь, что было время, когда она терпеть не могла Франца, Агата молча смерила бы такого человека ледяным взглядом и презрительно отвернулась. Но вместе с тем, если бы отец прямо спросил, любит ли она Франца, — Агата сразу бы ответила: «Нет!» Она просто проявляет участие к невеселой судьбе этого немецкого парня. Женское участие! Сколько девушек ловили сами себя на эту удочку!..

На следующее утро Агата поднялась с зарей и принялась хлопотать по хозяйству. Приготовила отцу еду на весь день. За завтраком сказала строго, как ребенку:

— Прошу тебя никуда не выходить, к вечеру я постараюсь вернуться.

Предчувствие чего-то непоправимо-тяжелого не давало ей покоя.

Это заметил и шофер такси, широкоплечий лобастый парень с проницательными карими глазами; заметил сразу же, едва Агата вошла в машину. Назвав адрес, девушка замолчала. Машина тронулась. Справа и слева проплывали дома. Агата смотрела прямо перед собой, уставившись в ветровое стекло невидящим взглядом.

Путь предстоял неблизкий. Покосившись на хорошенькую пассажирку, таксист завел разговор на проверенную тему — о погоде.

— Июль в этом году выдался на редкость теплый… Вам можно позавидовать — целый день будете купаться!

— Я? — Агата невольно улыбнулась наивной попытке добродушного парня завязать разговор. — С чего вы это взяли?

— А как же! — обрадовался шофер, увидев, что его слова не остались без ответа. — Вы же едете к морю, а что делать там, как не купаться?.. Правда, — добавил он, — можно просто выйти к обрыву и долго-долго смотреть вдаль… Туда, где небо сходится с водою…

— Да, вы правы, — оживилась Агата. Она вдруг вспомнила тот день, когда они с Францем стояли на площадке над обрывом… Внизу под скалой море было загадочно-темным… Франц говорил, что там рождаются ветры, которые летят на восток. Почему Франц с такой горькой иронией говорил об этих ветрах? Это было давно-давно. Задолго до того дня, когда Франц сказал ей, что любит ее…

Машина легко скользила по голубому, дышащему жаром асфальту шоссе. Город уже остался позади. Начались повороты: один… другой… третий… Наконец за одним из очередных поворотов показалась знакомая вилла. Агата повернулась к шоферу:

— Вот мы и приехали. Знаете что? — вдруг, неожиданно для себя самой, сказала она: — Подождите меня здесь. Мне почему-то кажется, что я очень скоро вернусь. — Порывшись в сумочке, она вытащила крупную ассигнацию, почти не глядя сунула ее шоферу и, натянуто улыбнувшись, повторила: — Обязательно подождите.

Машина стояла метрах в пятидесяти от ворот виллы. Агата легко выпрыгнула на дорогу и быстро, мелкими шажками, засеменила к воротам.

Наверное, в поведении девушки было что-то такое, что показалось странным водителю. Напрасно некоторые думают, что шоферам такси нет никакого дела до их пассажиров. Это заблуждение — они очень наблюдательны, эти немногословные люди; просто работа у них такая, что выражать свои чувства им не положено.

Шофер подал машину вперед, догнал девушку, бросил ей на ходу: — Я развернусь! — и поехал дальше, туда, где у обочины шоссе стоял дорожный знак, предупреждающий о крутом повороте. Сам поворот начинался метрах в ста за виллой господина Антона. Проехав еще метров двести, водитель развернул машину, направил ее опять к вилле и остановился у кустов так, что машину за поворотом не было видно. Выключил мотор, спрятался за куст и принялся наблюдать за пассажиркой.

А та тем временем подошла к знакомой решетчатой ограде. Первое, что бросилось Агате в глаза, был черный лакированный «бьюик» господина Антона. Машина стояла во дворе. Агата облегченно вздохнула — значит, Франц дома.

И она почти спокойно дернула за ручку старого колокольчика. Сейчас выбежит Франц, и то чувство смутной тревоги, которое не покидало ее все эти дни, сразу исчезнет.

Но на крыльце показался сам хозяин. Не спеша он проделал путь от крыльца до калитки, открыл ее и, наведя на Агату свои похожие на пистолетные дула глаза, сказал с плохо скрытым раздражением:

— А-а! Наконец-то!

Агата заметила, что хозяин далеко не так тщательно следит за собой, как обычно. Он вышел к ней небритым, чего никогда не бывало раньше; светло-коричневый мешковатый пиджак был измят, ворот бледно-зеленой сорочки расстегнут…

Впрочем, она обратила на это внимание лишь мельком. Пропустила мимо ушей и язвительное замечание хозяина. Ее занимала все та же мысль: где Франц?

Она собиралась задать этот вопрос вслух, но господин Антон уже успел подавить свое раздражение и продолжал любезно, как всегда, когда хотел быть любезным:

— Однако, чего мы тут стоим? Идемте в комнаты!

Агата сделала два шага по дорожке и остановилась. «Сейчас он запрет калитку… Если Франца нет на даче, то мы останемся вдвоем!» Эта мысль испугала ее, хотя раньше Агате не раз приходилось оставаться на вилле вдвоем с хозяином.

— Нет! — решительно заявила девушка. — Я никуда не пойду, пока не узнаю, где Франц!

Хозяин удивленно поднял брови или по крайней мере сделал вид, что удивился.

— Франц? А почему это вас так интересует?

— Где Франц? — уже громче повторила Агата. Она боялась, что сейчас разразится та самая беда, предчувствие которой не покидало ее все эти дни.

И беда разразилась.

— Франца нет! — ответил хозяин.

— Как нет? Где он? — крикнула Агата.

— Тише! — испуганно прошипел господин Антон и скользнул настороженным взглядом по шоссе. Там все было тихо. — Я переезжаю отсюда, — уже спокойнее продолжал он. — Франц поехал приводить в порядок новую квартиру.

— Неправда! — воскликнула Агата. — Он бы обязательно заехал ко мне!

— Ах, вот как! — уже по-настоящему удивился господин Антон. — Я и не знал, что ваши отношения приобрели такой характер.

Агата вспыхнула, смущенная и вместе с тем разгневанная.

— Я больше не хочу работать у вас! Я уйду… уйду сейчас же! — Она повернулась к распахнутой калитке. Господин Антон сердито схватил девушку за рукав тонкого летнего платьица.

— Погодите!

Агата вырвалась резким движением и выбежала за калитку, на шоссе.

— Стойте! — угрожающе крикнул вслед господин Антон. — Стойте, или… — Тут он удивленно выпучил глаза: из-за поворота шоссе вынырнула легковая машина и остановилась возле самой виллы. Шофер, здоровенный лобастый детина, открыл дверцу и, не обращая никакого внимания на господина Антона, коротко бросил Агате:

— Садитесь!

Одной рукой он легко втащил девушку в машину. Хлопнула дверца. Агата ткнулась в угол и зарыдала, давая волю слезам. Машина тронулась.

Все это произошло в течение какой-нибудь минуты. Господин Антон с проклятиями бросился к своему «бьюику».

— Врешь, не догонишь! — ухмыльнулся шофер. — Пока ты его выведешь со двора, мы уже будем далеко. — И продолжал, обращаясь к плачущей пассажирке:

— Простите за грубость, мадам, но ваш муж — свинья! Я все видел.

— Мой муж? — Агата от неожиданности перестала плакать. С любопытством подняла мокрые, блестящие глаза. — Почему вы решили, что это мой муж?

— Мне так показалось, — смущенно пробурчал шофер. — А если не муж — тем хуже! Не подоспей я вовремя, он мог бы вас ударить… Если хотите, я скажу все это в полиции.

— Нет, нет, не надо в полицию, — сразу испугалась Агата. — Тогда Францу может быть еще хуже!

— Францу? — Шофер понимающе улыбнулся. — Значит, это была просто ревность?

Агата отрицательно покачала головой. Шофер показался ей симпатичным парнем. После всего пережитого она чувствовала непреодолимую потребность поделиться с кем-нибудь своими тревогами, своими мыслями, своими сомнениями относительно судьбы Франца. Наклонившись к спине сидевшего перед ней шофера, она в полузабытьи принялась путанно и сбивчиво рассказывать историю своих отношений с господином Антоном. Она совершенно не думала о том, к чему это может привести.

Машина мчалась уже по Стокгольму. Шофер сворачивал с одной улицы в другую, не спрашивая адреса. Он боялся прервать рассказ пассажирки. Сказав в заключение, что она очень тревожится за жизнь Франца, Агата всхлипнула и умолкла.

— Грязное дело, — после некоторого раздумья проговорил шофер. — Я догадываюсь, какой породы эта птица!.. Счастье, что вы сели в мою машину. Вы встретили человека, который способен помочь вам.

— Помочь мне? — Агата радостно встрепенулась. — Найти Франца?

— И его, — ответил шофер, — и… вообще! Если хотите, я сейчас повезу вас к людям, которые постараются разоблачить вашего хозяина! Да и вам эти люди помогут найти настоящий путь в жизни!

— А где эти люди?

— Они? Всюду, где надо бороться за хорошее, за настоящее, за честное… Они — мои товарищи, коммунисты!.. Друзья той страны, которой пакостит ваш хозяин.

Наступило молчание. Машина влилась в оживленный поток центральных улиц и замедлила ход. Агата видела в зеркальце над рулем высокий лоб и умные глаза человека, который вел машину.

— Хорошо… Везите меня к ним!

Шофер еще некоторое время испытующе смотрел в зеркальце на свою пассажирку. Агата твердо выдержала этот взгляд.

— Поехали, — наконец сказал шофер и добавил шутливо: — Только вытрите слезы. Тот, к кому мы едем, не любит плакс.

Машина свернула с оживленной городской магистрали, оставила за собой несколько мостов — Стокгольм расположен на островах — и вскоре оказалась в приморском рабочем районе. Чистенькие островерхие здания плотно жались друг к другу. На узких улицах играли дети. Магазинные витрины стали более скромными. Владельцы лавок, стоя в дверях, перебрасывались шутками с проходящими мимо знакомыми. Возле одного дома, с виду ничем не отличавшегося от своих соседей справа и слева, шофер затормозил.

— Вам придется немного подождать в машине, — сказал он. — Надо сперва узнать, дома ли мой товарищ.

Шофер ушел. Агата осталась наедине со своими мыслями. Она чувствовала, что интерес, проявленный к ней шофером такси, был вызван не просто любопытством, и участие, с которым отнесся к ней этот немногословный парень, совсем не походило на обывательское слезливое участие. Все было серьезнее, значительнее, глубже. Видимо, господин Антон и те люди, среди которых он вращался, были политическими противниками друзей шофера — коммунистов.

И шофер тоже скорей всего был коммунистом.

Такое предположение слегка смутило Агату. Ни отец, ни она сама никогда не проявляли интереса к тому, что называлось политикой. О коммунистах ей как-то рассказывал Аксель. В его освещении это были люди, с которыми лучше не связываться. Но после того разговора и сам Аксель показал себя человеком, с которым тоже лучше не связываться. Все это было очень сложно. В других условиях, при других обстоятельствах Агата, пожалуй, не рискнула бы на поездку, которая привела ее сегодня сюда. Но шофер сказал, что коммунисты помогут ей найти Франца… Ах, если бы это им удалось!

— Девушка, — не знаю вашего имени, — прошу за мной! — Шофер открыл дверцу машины и глядел, улыбаясь. — На наше счастье, мой друг Эрик оказался дома.

— Меня зовут Агата, — просто ответила девушка. Опершись на протянутую руку, она легко выпрыгнула из машины.

Товарищ, которого шофер так фамильярно назвал Эриком, годился этому парню в отцы. Это был крепкий плечистый человек, давно перешагнувший за пятьдесят. Красная с синим клетчатая рубаха навыпуск, распахнутая на загорелой груди, делала его похожим на отставного тренера, а выцветшие голубовато-серые брюки из «чертовой кожи» являлись несомненно частью спецовки грузчика. Правая рука этого человека до локтя была обмотана бинтом. Он радушно протянул Агате левую.

— Здравствуйте, — сказал Эрик низким, словно слегка простуженным голосом. Такой голос бывает у людей, которым приходится громко разговаривать на ветру. — Располагайтесь поудобнее и повторите все, что вы уже сообщили Ивенсу, то есть ему. — Поймав вопросительный взгляд Агаты, он кивнул в сторону шофера.

Эрик придвинул Агате стул и случайно задел спинку забинтованной рукой. Приветливое лицо его на секунду исказилось болезненной гримасой.

— Вы больны… а я со своим делом… так некстати, — смущенно пробормотала Агата.

— Ошибаетесь, — степенно возразил Эрик. — Ящик, который вчера упал мне на руку, как видите, упал именно кстати. Если б не он, вы бы не застали меня сегодня дома. — Он придвинул второй стул и сел рядом с Агатой. — Ну, выкладывайте все, как на духу… Тут вы можете чувствовать себя спокойно.

Уверенное и вместе с тем тактичное, уважительное отношение странным образом подействовало на Агату. Она сразу почувствовала себя так, словно находилась среди давних и добрых друзей. Неторопливо и обстоятельно девушка принялась рассказывать Эрику всю историю своего знакомства с господином Антоном, начиная с того апрельского вечера, когда она впервые приехала на виллу. Эрик внимательно слушал, отведя взгляд в сторону, чтобы не смущать рассказчицу. Ивенс, тот, напротив, опершись рукой на стол, не сводил глаз с Агаты и в такт ее речи временами кивал головой, словно мысленно сверяя ее теперешний рассказ с тем, что уже слышал в машине.

Описав свое последнее свидание с господином Антоном, Агата умолкла.

— Ну что ж! Дело совершенно ясное, — после некоторого молчания произнес Эрик. — Этот господин — один из тех, кто под крылышком нашего правительства занимается шпионской деятельностью против Советской России. Правда, господа социал-демократы из правящей партии так же, как и их друзья консерваторы, клянутся, что им о подобной деятельности ничего неизвестно. Но мы внесем запрос в риксдаг, сообщим адрес этого типа, и они будут вынуждены нам ответить. Мы потребуем ответа!

— А как же Франц? — робко промолвила Агата. Судьба Франца — это было то главное, ради чего она приехала сюда.

Эрик провел здоровой рукой по лицу, сгоняя набежавшую тень.

— Боюсь, девушка, как бы с ним не случилось чего плохого… Люди той породы, к которой принадлежит ваш бывший хозяин, не любят лишних свидетелей. Счастье еще, что вы отделались так легко.

— Если господин Антон причинит Францу какую-нибудь неприятность, — Агата побоялась произнести слово «убьет», — то я ему отомщу… Еще сама не знаю как, но отомщу непременно!

— Месть — чувство, недостойное борца, — спокойно сказал Эрик. — Направленная против изверга-одиночки, она, к сожалению, ничего или почти ничего не даст для общего дела… А главное — это общее дело. Дело, ради которого мы живем, за которое боремся!

— Боюсь, что борца из меня не получится, — с грустной улыбкой сказала Агата.

— Получится! — уверенно воскликнул молчавший все это время Ивенс. — Надо только хорошенько захотеть… Для начала мы вам найдем работу переводчицы. Хотите быть переводчицей у нас?

— Я должна прежде посоветоваться с отцом, — робко возразила Агата.

— Да, кстати, а кто ваш отец? — спросил Эрик.

— Капитан Эриксон.

— Не тот, что ходил на старушке «Агнессе»?

— Да.

— Ах старая уключина! Какую дочку красавицу вырастил!

— Вы знаете моего отца?

— Я с ним когда-то вместе плавал. Передайте ему привет от Эрика Тронхейма. Он сразу вспомнит… И скорее возвращайтесь к нам. Придете?

Агата вдруг почувствовала себя сильной-сильной.

— Непременно приду!

— А вашего Франца мы будем искать, — сказал Ивенс. — Был бы он только жив.

— Был бы он только жив… — машинально повторила Агата. Она опять стала грустной.

Прошло пять дней. Франц так и не показывался. Агата узнала у отца адрес Акселя и поехала к нему — может быть, он что-нибудь знает о судьбе Франца? Соседи сказали, что господина Акселя нет дома.

А на шестой день рыбаки, промышлявшие в шхерах, заметили труп молодого человека в кожаной куртке, прибитый к одному из мелких островков. Затылок утопленника был проломлен.

— Сорвался с утеса, — предположил один из рыбаков.

— А может, столкнули? — сказал другой.

Никаких документов при утопленнике не оказалось. Только в одном из его карманов рыбаки нашли маленький, похожий на игрушку, компас. Морская вода не попала внутрь. Компас взяли в руки, стрелка качнулась и застыла, как всегда.

По странной случайности лодка в это время занимала такое положение относительно берега, что северный конец стрелки показывал прямо на виллу господина Антона.

Впрочем, это длилось не более двух-трех секунд.