"Чужие ветры. Копье черного принца" - читать интересную книгу автора (Прозоровский Лев Владимирович)

Глава восьмая

Широкие портовые ворота весь день стояли распахнутыми настежь. Грузовики шли почти непрерывным потоком. У вахтеров не было свободной минуты отлучиться в будку: они проверяли документы, стоя прямо в воротах.

После шести часов вечера поток машин ослабел.

К семи проезжали лишь грузовики-одиночки, и вахтеру вечерней смены уже можно было, заперев ворота, сидеть в будке, вылезая из нее лишь на гудки редких машин.

Часов около восьми, когда начало темнеть, раздался очередной автомобильный сигнал. У ворот стояли семь самосвалов. Из порта везли горючий сланец. Шофер головной машины протянул вахтеру путевку. Тот прочитал ее, открыл ворота. Одна за другой в город выехали все семь машин.

В последнем самосвале на груде сланца сидел грузчик в поношенном темном пиджачке и засаленной кепчонке. Широкогрудый, как большинство людей, занимающихся физическим трудом, он обладал к тому же крепкой шеей атлета. Перед ним в сланец была воткнута лопата, и грузчик ехал, опираясь на нее. Поравнявшись с вахтером, грузчик повернул к нему голову, отчего на шее сразу вздулась мышца, и весело крикнул неожиданно звонким голосом:

— До завтра!

Вахтер улыбнулся и тоже помахал рукой.

Но заперев ворота и вернувшись в будку, вахтер вспомнил об этом грузчике. «Почему он сел в кузов, а не в кабину, рядом с шофером?.. И потом, почему вообще туда попал грузчик: ведь машины-то — самосвалы! Нет, это, пожалуй, был не грузчик!.. Но зачем же тогда лопата в руках?»

И окончательно запутавшись в догадках, вахтер принялся думать о другом…

А тот, кого считали грузчиком, подождал, пока колонна самосвалов, отъехав от порта на несколько кварталов, поравнялась с полутемным бульваром, и, улучив момент, легко выпрыгнул из машины. Очутившись на мостовой, огляделся и нырнул в полутьму бульвара.

Через несколько минут из главной аллеи бульвара, вливающейся в городскую шумную улицу, ленивой походкой отдыхающего бездельника выплыл рослый, моложавый человек спортивного склада, с бычьей шеей, коротко подстриженный, в отлично отглаженном коричневом костюме, с небольшим чемоданом в руке. Прищурившись от яркого уличного электрического света, человек этот огляделся по сторонам, словно вспоминая что-то, и, смешавшись с потоком прохожих, двинулся к центру города. Неизвестный был в хорошем настроении. Он на ходу насвистывал какую-то веселую песенку. Раз очень мило отстранил рукой загородившего ему дорогу малыша и, улыбнувшись его мамаше, которая плелась сзади, звонко произнес, явно напрашиваясь на знакомство:

— Малышам пора бай-бай!

Мать поняла это по-своему. Она дала малышу подзатыльник: «Не вертись у людей под ногами!» Человеку спортивного склада пришлось вежливо поклониться и продолжать свой путь.

В это же время в противоположном конце бульвара, медленно волоча ноги по хрустящему песку, шел еще один человек. Это был высокий, широкий в плечах, но слегка сгорбившийся мужчина средних лет, небритый, с крупными чертами лица. Он ежеминутно озирался, словно прятался от кого-то. На небритом мужчине был поношенный рабочий костюм, старая кепка и в руке — фанерный баул, который, видимо, представлял большую ценность, потому что владелец бережно нес его под мышкой.

Дойдя до освещенного участка и увидев, что навстречу идут два милиционера, небритый мужчина с ловкостью, свидетельствующей о большой практике, юркнул в кусты. Через минуту он вышел из них и направился по большой улице, полутемной и широкой, ведущей к железнодорожному вокзалу.

А первый незнакомец, продолжая свой путь по центральным улицам города, минут через пятнадцать быстрой ходьбы приблизился к четырехэтажному красивому дому. Остановился у стеклянной широкой парадной двери. Прямо над ней горел яркий матовый фонарь с номером дома.

Незнакомец взглянул на номер и быстро шмыгнул в подъезд. Прыгая сразу через две ступени, влетел на третий этаж. На лестничную клетку выходили две двери. Отдышавшись, он позвонил в правую. Открыла пожилая полная женщина в домашнем капоте. Пришедший, извинившись за беспокойство, назвал фамилию жильца, которого он хотел бы увидеть, и спросил, дома ли тот? Пожилая женщина любезно ответила, что гражданин этот теперь тут не живет. Вежливый незнакомец слегка растерялся, но тут же успокоился и спросил, куда уехал разыскиваемый им гражданин. Женщина назвала сельский район и место работы человека, который некогда занимал жилплощадь в этом большом красивом доме. Казалось, что такой ответ вполне удовлетворил пришедшего. Приложив руку к сердцу, он еще раз поблагодарил за любезность и откланялся.

На улице этот человек с минуту постоял возле подъезда, словно опять, как и при выходе с бульвара, собираясь с мыслями. Несколько раз внимательно огляделся по сторонам. Потом, приняв решение, пошел направо. Оставил за собой три квартала, свернул за угол и очутился у ярко освещенного подъезда большой гостиницы. Кабинка дежурного администратора была внизу. Незнакомец подошел к маленькому окошечку из матового стекла, постучал в него и, когда оно открылось, вежливо спросил:

— Номера есть?

Из окошечка выглянула миловидная девушка. Оглядев посетителя, насколько это позволяло сделать тесное окошечко, она задала встречный вопрос:

— Командировочный?

Услышав этот в сущности пустяшный вопрос, пришедший вытер рукой лоб. Рука еле заметно дрожала. Пальцы сразу стали мокрыми.

— Уф, забегался, пока к вам пришел, — сказал наконец он. — Нет, я сам от себя… А что, нельзя разве? — и он улыбнулся.

— Почему нельзя? Можно, — улыбнулась и девушка. — Давайте паспорт.

Тут незнакомец второй раз вытер лоб, на этот раз уже платком.

— Паспорт? Пожалуйста. — И он спокойно протянул в окошечко раскрытый паспорт.

При этом посетитель не добавил ни одной фразы, вроде таких, как «прописочка в порядочке», «в браке не состою — можете убедиться» и прочих пошлостей, на которые порою так охочи гостиничные постояльцы. Девушка взяла паспорт. Посетитель ей понравился, и теперь она не без интереса разглядывала его фотографию в паспорте, однако делая вид, что изучает необходимые для прописки данные. Владелец паспорта заметил это проявление повышенного интереса к своей персоне и шутя сказал:

— Хотите знать, откуда приехал?

— Нет, — живо ответила девушка. — Сравниваю фотографию с оригиналом… Что-то не особенно похож.

Она вскинула смеющиеся глаза на владельца паспорта и увидела, что тот в третий раз вытирает пот со лба.

— Неужели?

— Да! В жизни вы интересней! — И девушка захлопнула окошечко, чтобы собеседник не заметил румянца, вспыхнувшего на ее щеках.

— Брувелис Петер Карлович? — через полминуты крикнула она, не открывая окошечка.

— Так точно! Брувелис Петер Карлович, — подтвердил посетитель, нетерпеливо отстукивая пальцами по деревянному подоконнику администраторской будки какой-то ритмический этюд. Девушка раскрыла журнал для приезжающих и принялась вписывать туда фамилию нового постояльца. В это время за спиной пишущей кто-то сказал шепотом: «Дзидра!» Девушка обернулась. Надо заметить, что администраторская будка лишь одной своей стороной выходила в гостиничный вестибюль — вторая сторона сообщалась с помещением бухгалтерии. Именно оттуда в эту минуту вышла вторая девушка и, назвав первую по имени, поманила ее пальцем: «Поди сюда, погляди, какие я туфли купила!» Первая девушка немедленно откликнулась на приглашение подруги и пошла вслед за ней, продолжая держать в руках паспорт нового постояльца. Рассматривание новых туфель продолжалось минуты три. Посетитель совсем не подозревал, что дежурная ушла. Он лениво прогуливался по вестибюлю, насвистывая легкомысленную песенку. Однако глаза его почему-то были настороженными и злыми.

Не чувствуя за окошечком никаких признаков жизни, посетитель начал нетерпеливо покашливать. Сначала потихоньку, потом громче.

Подошел к окошечку, осторожно приоткрыл, стараясь не скрипнуть. Никого!

И паспорта нет.

Дальнейшее поведение посетителя стало очень странным. Он закрыл окошечко, повернулся и на цыпочках направился к двери. В тот момент, когда он уже взялся за ручку, девушка вернулась. Она заболталась с подругой и поэтому чувствовала себя немного виноватой перед посетителем, который оказался вынужденным столько времени топтаться в вестибюле.

Кокетливо улыбаясь, ибо кокетливая улыбка — сильное оружие в таких случаях, — девушка открыла окошечко… И успела заметить только ноги незнакомца. Он уже распахнул дверь, чтобы уйти.

— Гражданин! — крикнула девушка.

Гражданин даже не обернулся. В следующую секунду он уже был на улице. Дверь захлопнулась. Удивленная странным поведением владельца паспорта, девушка мысленно обозвала его дураком и отшвырнула документ в сторону. «Ничего, через десять-пятнадцать минут явится как миленький».

Но «миленький» не возвращался. Больше того! Он быстрыми шагами удалялся от гостиницы и остановился, только выйдя на вокзальную площадь, которая находилась в нескольких кварталах от гостиницы. К площади примыкал большой тенистый бульвар. Человек направился туда, нашел незанятую скамейку и грузно сел на нее.

Он успел просидеть не больше двух минут, как раздался хруст тяжелых шагов по песку дорожки. К скамейке направлялся высокий сутуловатый мужчина, тот самый, что несколькими минутами раньше так ловко избежал встречи с милицией. Теперь он шел гораздо спокойнее. Бросив быстрый взгляд в сторону сидевшего на скамейке и не уловив, по-видимому, ничего подозрительного, второй мужчина сел рядом, раскрыл свой драгоценный баул и извлек оттуда бутылку водки, пучок зеленого лука, щепотку соли в бумажке и жестяную кружку. Заметив, что сосед следит за этими приготовлениями с любопытством, прохрипел ему вызывающе:

— Ну, чего уставился? Хочешь компанию разделить — пей! А нет — давай отсюда! Не люблю, когда в рот глядят.

В первую минуту тот, к кому были обращены эти «ласковые» слова, ничего не ответил. Он внимательно глядел на соседа, казалось изучая его. Наконец весело и непринужденно ответил:

— А зачем же мне отказываться? И себя обижать, и хорошего человека!.. Давай наливай, друг. Будем знакомы!

И решительно протянул руку к жестяной кружке, чем сразу же расположил собеседника в свою пользу. Выпив и закусив, первый мужчина сказал с легкой усмешкой:

— А ведь ты меня на первых порах напугал! Думаю, что это за тип с чемоданом?.. Раскроет сейчас свой чемодан, снимет с меня костюм, запихнет туда, и поминай как звали!

— Нет, такими делами не занимаюсь, — с достоинством ответил второй, голос которого был настолько хриплым, что некоторые слова почти невозможно было разобрать. — Я бы и не пил, если б не жена! Замучила меня с алиментами, и я назло ей решил не работать. Алименты хочешь с меня получить — получай вместо них… — и он грязно выругался.

Выпили еще по одной. Первый задавал своему собутыльнику вопрос за вопросом. Выяснил, что тот в недавнем прошлом был шофером, но уже два года нигде не работает, скрывается от уплаты алиментов. В данную минуту испытывает острую нужду в деньгах.

— Эх, теперь бы рублей сто — закатился бы я к одной дамочке!

— А у нее подружка есть? — коварно осведомился первый.

— А у тебя деньги есть? — в свою очередь, но более бесцеремонно спросил хриплоголосый.

— Есть.

— Сколько?

— На двоих хватит.

— Постой, постой! — придвигая свое лицо вплотную к лицу соседа, подозрительно произнес хриплоголосый. — А сам-то ты кто? Ведь я тебя не знаю…

— Я амнистированный, — понизив голос, проговорил первый. — Только-только с поезда… Пятьдесят восьмая статья… Политический. Приехал в родные места, и переночевать негде…

— Ах так? — удовлетворенно заключил владелец баула. — Это другое дело… А сколько у тебя денег?

— Говорю, хватит и еще останется!.. Пять лет в лагере ударником был!

— Ну что ж, тогда пойдем, — решил хриплоголосый. Он поднялся, прошел шага три по дорожке, остановился, поджидая товарища. Тот встал и присоединился к своему спутнику. Когда оба вышли на перекресток аллей, где было значительно светлее, чем у скамейки, тот, кто называл себя амнистированным, остановился и оглядел своего спутника с ног до головы. Владелец баула на свету производил более выгодное впечатление, нежели в полумраке бульвара, когда о его личности можно было судить лишь по двум элементам, одинаково непривлекательным: хриплому голосу и запаху винного перегара. А теперь это оказался плечистый, чуть сутулящийся человек средних лет, с большими рабочими руками и крупными чертами лица. Лицо это можно было бы даже назвать симпатичным, если бы оно не было таким опухшим и небритым.

Хриплоголосый заметил, что его разглядывают, и спросил недружелюбно, по привычке настораживаясь:

— Ну, что уставился? Не купишь, не продаюсь!

— А я и не покупаю, — живо ответил амнистированный. — Просто любуюсь: побрить тебя да почистить — бравый гусар получился бы. Сколько лет-то тебе?

— Сороковой.

— Одногодки, выходит! Мне в прошлом месяце сорок исполнилось. А родом откуда?

— Из Видземе!

— Ну, а я, брат, из Курземе…[15] Рыбак потомственный…

— Ты, друг, брось зубы заговаривать, — вдруг рассердился видземец. — Лучше деньги покажи — есть ли они у тебя? А то приедем в гости — конфуза не оберешься, когда выгонять начнут! Да и ехать нам не близко…

— На вот деньги, смотри! — Амнистированный вытащил красный сафьяновый бумажник и развернул его. Бумажник был туго набит сторублевками. Хриплоголосый, увидев деньги, проглотил слюну. Глаза его жадно блеснули.

— Вот что, — сказал он, — ехать нам надо на хутор, сперва такси возьмем, а там пешком по лесу идти… Ты как, не боишься?

— Тебя-то? Нет! — весело ответил спутник.

Так, разговаривая, они подошли к стоянке такси у вокзала. Взяли машину. Садясь с шофером, хриплоголосый удовлетворенно вздохнул и приказал:

— Сперва к «Гастроному», а потом на хутор Вецмуйжа… Только чтоб с ветерком!

— Что ты, что ты! — с комическим ужасом запротестовал второй. — В таком виде к дамам? Нет, водитель, везите нас сначала в парикмахерскую, а потом уже куда положено! Расходы беру на себя. За деньгами не постоим!

Дежурная по гостинице, так и не дождавшись возвращения странного посетителя, наутро сдала его паспорт в отделение милиции, подробно рассказала обо всем, что было, и ушла успокоенная.

Вечером к ней домой приехал уполномоченный уголовного розыска, морщинистый пожилой капитан милиции, сердитый и торопливый.

— Это вы сдали сегодня утром в милицию паспорт гражданина Брувелиса? — спросил морщинистый капитан милиции.

— Я, а что?

— Собирайтесь со мной! Поедете опознать владельца паспорта.

— А где он и что с ним?

— Он убит сегодня ночью.

— Убит? — в ужасе прошептала девушка. Перед ее глазами всплыла привлекательная физиономия вчерашнего странного посетителя. Вспомнилась фамилия: Брувелис Петер Карлович. Кажется, четырнадцатого года… Вот так Брувелис… Вот так Петер!.. Кто же это его?

Так она думала в машине, которая везла их в морг. В морге сердитый уполномоченный предупредил, подводя девушку к нарам, где лежал труп, покрытый желтоватой простыней:

— Прошу не волноваться… Зрелище не из приятных.

Тут он сдернул с трупа покрывало. Девушка взглянула и вскрикнула. Перед ней вытянувшись во весь рост, лежал вчерашний странный посетитель. Костюм его был в пыли и пятнах запекшейся крови.

— Подойдите поближе, — пригласил уполномоченный. — Лицо узнаете?

Но лицо узнать было невозможно. Нос был свернут на бок, кожа со щек и лба содрана и свисала лоскутом на одну сторону. Левый глаз вытек, правый надулся багровым шаром.

— Он? — спросил уполномоченный, пристраиваясь на краю нар, чтобы заполнить протокол опознания трупа.

— Бедный, бедный… — пробормотала девушка. — Как же это случилось, товарищ следователь?

— Найден сегодня утром неподалеку от шоссе, в районе хутора Вецмуйжа, в пятнадцати километрах от города… При нем — справка о досрочном освобождении из тюрьмы, выданная на имя Брувелиса Петера Карловича… Больше ничего — ни документов, ни денег… Значит, вы подтверждаете, что предъявленный вам для опознания труп является трупом того самого гражданина, который вчера оставил вам в гостинице свой паспорт?

— Да… это он, — грустно сказала девушка. — Идемте отсюда скорее, мне тяжело смотреть.

Уполномоченный накинул на мертвеца желтоватую простыню и направился к двери. Девушка пошла следом. У выхода она еще раз обернулась и бросила взгляд на лежавшего, словно прощаясь с ним. И вдруг вскрикнула, схватив уполномоченного за плечо:

— Товарищ следователь, это не он!

— Как не он? — удивился и недовольно поморщился уполномоченный. Новое обстоятельство вносило путаницу в дело, которое, казалось, было ясным.

— Так и не он! Этот в сапогах, а тот был в ботинках.

— В ботинках? — Уполномоченный остановился с озадаченным видом.

— Ну да! — уверенно кивнула девушка. — В коричневых ботинках. Я хорошо видела, когда он уходил.

— Это забавно, — сказал уполномоченный, которому было ничуть не забавно. — А вы твердо уверены, что не ошибаетесь?

— Я думаю, что не ошибаюсь.

— Ах, вы думаете! — сердито подхватил уполномоченный. — Вы думаете, а надо знать твердо! Как вы его видели?

— Когда он уходил, я глядела вслед из окошечка будки.

Уполномоченный пожал плечами, вежливо, но твердо взял девушку под руку и вернулся вместе с ней к нарам, на которых лежал труп. Снял простыню и пробурчал наставительно:

— Я же вам говорил — смотрите внимательней!.. Может быть, и костюм не тот?

Смущенная недовольством официального лица, девушка сказала нерешительно:

— Костюм тот… вернее, костюма я не видела.

— Еще одна новость, — недоверчиво усмехнулся уполномоченный. — Как же так могло получиться?

— Сначала он подошел к окошку вплотную, и я видела только его лицо. А потом, когда он уходил, — только ноги.

— А как же вы догадались, что уходил именно он?

— Н-не знаю… Кроме него, в это время никого в вестибюле не было.

— Вот что, — заключил уполномоченный, который вообще не любил допрашивать женщин, считая, что их свидетельские показания часто построены на случайных ощущениях и поэтому бывают ошибочными, — вот что: мы сейчас поедем в гостиницу и я сам проверю, много ли можно увидеть из вашего окошечка.

Через несколько минут они уже были в гостинице. Уполномоченный вошел в будку, высунул из окошечка сердитое морщинистое лицо и попросил своего шофера пройти к двери и открыть ее. Когда шофер выполнил требуемое, уполномоченный вышел из будки и недовольно пробрюзжал, обращаясь не к девушке, которая ждала тут же, на диване, а куда-то в пространство:

— Ну, знаете, у вас взор просто орлиный! Я у моего шофера еле самые ноги разглядел, а не то, что было на ногах!

— Значит, я ошиблась, — со вздохом сказала девушка, — то есть насчет обуви ошиблась… Значит, убитый — это все-таки он!

Итак, несмотря на все принятые меры, человек с «Гелиополиса» сбежал! Это означало, что операция «Земляк» провалилась…

Андрей сидел у стола, собираясь с мыслями. Лаймон Грива нервно шагал из угла в угол. Он был очень обескуражен неудачей. Неприятность всегда горше, если она неожиданна.

— Это моя вина, — бормотал он. — Поскольку я находился на судне…

Андрей машинально скользил взглядом за помощником и думал. «Через какую лазейку ускользнул беглец? Спрятался в пустой бочке? Вряд ли. Это слишком рискованно — бочку в складе могут запихнуть куда-нибудь так, что не вылезешь… Смешаться с грузчиками и незаметно сойти на берег он не мог тоже. И из команды никто в город не ходил — стоянка „Гелиополиса“ для этого была слишком короткой…»

Лаймон остановился возле Андрея. Спросил несколько растерянно:

— Что теперь делать, товарищ майор?

Андрей поднял голову.

— Вы что, товарищ лейтенант, думаете, что шпионы и диверсанты — это круглые идиоты и дураки, которых можно ловить наподобие кузнечиков?.. Нет, Лаймон, — отбросив официальный тон, продолжал Андрей, сочувственно улыбаясь, — наши клиенты — народ ловкий, надо отдать им справедливость… А мы с тобой должны быть еще более ловкими!

В конторе начальника портового района, где происходил этот разговор, кроме них находился еще лишь пограничник Сергеев, тот самый щеголеватый лейтенант, с которым Лаймон познакомился утром.

— Прежде всего надо узнать приметы бежавшего матроса!

— Спрашивали у самого капитана, товарищ майор, — с готовностью ответил Сергеев, довольный тем, что он уже сам, по собственной инициативе, сделал то, о чем его просят в данную минуту. — Капитан давать объяснения отказывается… Как выяснилось из разговоров с некоторыми членами команды, дело здесь нечисто… Этот матрос был нанят в Гамбурге в последнюю минуту, без документов, взамен раненого…

— Раненого?

— Да. Один из матросов «Гелиополиса» был в Гамбургском порту ранен ножом в спину и отправлен в больницу.

— Видите, — заметил Андрей, — я говорил вам, что они далеко не дураки… Возможно, что это ранение подстроено специально, чтоб на корабле освободилось место для нужного человека…

— Все может быть, — согласился пограничник. Лаймон молчал.

— Обыщите порт, — приказал ему Андрей. — Поставьте наших людей у ворот, возьмите в помощь группу коммунистов-портовиков. Они всех своих знают в лицо.

— Есть, товарищ майор! — ответил Лаймон.

— Разрешите заметить, что это бесполезно, — сказал лейтенант Сергеев. — Мы не знаем, когда он сбежал, — это могло быть и утром, в самом начале разгрузки «Гелиополиса»… Пропуска проверяются у одиночек… грузчики едут на машинах без пропусков.

Андрей ничего не сказал и отвернулся. Видно было, что он согласен с лейтенантом Сергеевым. Когда Лаймон рванулся к двери, Андрей остановил его движением руки:

— Не надо.

О неудачном исходе операции «Земляк» доложили полковнику. Оскар Янович распекать не стал. Все случайности были предусмотрены, все возможные варианты исчезновения шпиона, если он только действительно имелся на «Гелиополисе», предугаданы. И коль ему все же удалось скрыться, значит шпион оказался хитрее. Гневаться на себя в таком случае бесполезно. Надо предпринимать следующий ход, чтобы на этом следующем ходу стать умнее противника.

— Он приехал к нам не за тем, чтобы сидеть сложа руки, — сказал полковник. — Кроме того, в день приезда, еще не успев сориентироваться, он может ошибиться в какой-нибудь мелочи, и это его обнаружит… Именно в день приезда! Поэтому надо связаться с милицией и запросить сводку происшествий за сутки… Завтра тоже… И послезавтра…

— Теперь искать его — все равно, что иголку в стоге сена, — невесело усмехнулся Лаймон Грива.

— Да, товарищ лейтенант, вы правы, — согласился полковник. — Только вы, по своей молодости, упустили при этом, что есть очень надежный и проверенный способ находить иголку в стоге сена!..

Лаймон удивленно поднял глаза.

— Какой же?

— Перебрать весь стог по одной травиночке!

На следующее утро Андрей получил суточную сводку происшествий. Убийство Брувелиса привлекло его внимание. Беседа с дежурной по гостинице усилила интерес. Но все нити обрывались на участке шоссе, возле которого был найден труп Брувелиса. Как он попал туда? Андрей на всякий случай дал задание — спросить шоферов таксомоторного парка, не ездил ли кто-нибудь из ребят накануне вечером в район хутора Вецмуйжа? Оказалось, что в одиннадцать часов вечера со стоянки «Вокзальная площадь» туда на машине № ЛА 2546 отправились двое мужчин. Майор показал шоферу фотографию в паспорте Брувелиса.

— Этот был?

— Вроде был, — нерешительно ответил шофер. — В машине темно, а я специально не приглядывался…

Тогда шоферу показали труп. И опять шофер мялся в нерешительности.

— Темно было, плохо видел… Вот кабы по голосу, я бы сразу узнал… У одного голос такой хриплый, до невозможности…

— Если бы труп был не труп, а живой человек, тогда бы мы и без вас все узнали, — недовольно проворчал Лаймон Грива, сопровождавший шофера в морг.

— Оно конечно… Вам виднее, вы специалисты, — довольно равнодушно произнес шофер — ему хотелось скорее кончить эти разговоры.

В порту тоже пошел слух о том, что с «Гелиополиса» во время стоянки сбежал человек. Неизвестно, кто разболтал об этом, но только слух пошел. Дополз он и до вахтера, который видел на самосвале странного грузчика. Вахтер молчать не стал, направился в водную охрану. Оттуда его послали к Андрею. Лаймон повез вахтера в морг опознавать труп. Андрей слегка волновался — показания вахтера были принципиально важными. Если убит именно тот, кто ехал на самосвале, то значит карьера шпиона на нашей земле закончилась очень скоро. Оставалось узнать, кто его убил, — сам же он был уже обезврежен… Если же это другой человек, то…

Зазвонил телефон. В трубке загудел радостный голос Лаймона:

— Товарищ майор? Это я! Вахтер опознал убитого. Это он! Тот самый!

Андрею вдруг стало досадно, и он даже пожалел, что основная фигура так интересно начавшейся партии вдруг вышла из игры. Теперь не установишь — к кому он приехал. В это время дежурный по управлению доложил, что внизу ждет человек, который хочет видеть «самого главного начальника». Андрей спустился в приемную. Со стула в дальнем углу поднялся человек и робко пошел навстречу. Человека этого никак нельзя было назвать красавцем: плешивый, большеголовый, с оттопыренными ушами и подслеповатыми глазками на желтом болезненном лице.

— Что у вас? — спросил Андрей.

— Я Ольгерт Щипсна, возвращенец… то есть репатриированный, — робко начал подслеповатый посетитель. — В сорок четвертом году немцы угнали меня в Германию… Четыре года я жил в лагерях для перемещенных лиц в городе Любеке… В сорок восьмом году возвратился… Моя профессия — парикмахер…

Майор Александров, умевший слушать очень терпеливо, не перебивал говорившего, изредка кивая в такт его словам.

— В Любеке вместе со мной… в одной казарме, нет, даже в одной комнате, — продолжал желтолицый заявитель, — жил мой соотечественник, некий Струпс… Бруно Струпс! Его тоже угнали немцы. Но когда мы все возвращались домой, Бруно не поехал, а остался в Германии, навсегда, как он тогда говорил… И вот этого самого человека, этого Струпса, — переходя на трагический шепот, закончил заявитель, — я вчера вечером видел здесь, в нашем городе. Струпс вышел из одного дома… Дом я запомнил. Моя фамилия Щипсна. Ольгерт Щипсна! Прошу отметить, что я пришел к вам сам!

— Гм, — проговорил Андрей, стараясь прикинуть, какое значение может иметь заявление Щипсны, — а кем был Струпс в прошлом?

— Он, по-моему, рыбак… Здоровенный парень! Но при немцах в море не ходил, а занимался мелкой спекуляцией… Не знаю, где учился, но парень очень грамотный!

— В гитлеровской армии этот ваш Струпс не служил?

— Нет.

— Тогда, возможно, он тоже вернулся на родину, так же как и вы… Сначала думал остаться, а потом увидел — жизнь несладкая, вот и приехал! Тем более, что Струпс, как вы говорите, рыбак и перед своим народом ничем не скомпрометирован.

— Что вы, что вы! — с жаром запротестовал Щипсна. — Добровольно явиться Бруно не мог! Он в Любеке клялся всеми святыми, что вернется на родину лишь в качестве освободителя… вы меня извините, если я полностью передам его слова?

— Пожалуйста!

— …в качестве освободителя от русских! — Конец фразы Щипсна произнес с величайшей таинственностью. Андрей улыбнулся.

— Что ж, спасибо за сообщение, товарищ Щипсна, — сказал он, доставая из кармана блокнот. — Дайте-ка мне координаты того дома, возле которого вы заметили вашего любекского знакомого? Мы проверим.

Андрей опустил блокнот в карман. Там пальцы случайно натолкнулись на паспорт убитого Брувелиса. В голове майора мелькнула озорная мысль. Собственно, в приложении к теории — перебирать в поисках иголки весь стог сена — эта мысль не была озорной. Но надо было видеть стоявшего напротив Щипсну, большеголового и смешно обескураженного, чтобы понять, почему такая, в сущности, правильная мысль могла показаться озорной. Щипсна стоял, оттопырив толстую нижнюю губу и часто хлопая глазками. Он был разочарован тем, что его сообщение, казавшееся ему самому таким значительным, не произвело должного впечатления.

— Гражданин Щипсна, вы можете оказать нам услугу, — сказал Андрей. Щипсна встрепенулся. — Дело вот в чем, — доставая паспорт, продолжал Андрей, — здесь сфотографирован тоже один из перемещенных, и тоже из Любека. Мы его ищем. Вот! — Раскрытый паспорт был протянут Щипсне. — Не знаете ли вы этого человека?.. А может быть, это и есть Струпс, о котором вы рассказывали? На фамилию не глядите, фамилия может оказаться липовой… Вот лицо — другое дело!

Щипсна с готовностью взял паспорт, поднес к самым глазам, долго рассматривал, даже, как показалось Андрею, нюхнул, и наконец вернул со вздохом.

— Что-то знакомое в лице есть, но я его не знаю… И уж во всяком случае, это не Струпс… Хотя, сходство некоторое есть…

— А ну-ка, дайте ваш паспорт!

Не совсем понимая, зачем это понадобилось, Щипсна достал свой паспорт. Андрей посмотрел на фотографию Щипсны на документе и невольно улыбнулся.

— Да ведь вы здесь просто красавец! — шутливо проговорил он.

— Да, да, — обрадовался Щипсна. — Жена говорит, что я здесь даже больше похож на себя, чем в жизни… Это снимали в театральной фотографии.

— Что вы говорите! Получился прямо заслуженный деятель искусств!.. А почему вы думаете, что другие не могут сфотографироваться так же?.. Например, Струпс?

— А зачем ему?

— Так просто, — загадочно сказал Андрей. — Чтобы казаться красивей, чтобы девушкам нравиться!.. А в общем все это шутки, вот ваш паспорт, еще раз благодарю за информацию!

Но честно говоря, благодарить было не за что! Маленькая ниточка, которая могла бы привести куда-нибудь, оборвалась в самом начале. Однако Андрей не отчаивался. Он побеседовал с Крейшманисом и Арутюновым. Оба в один голос утверждали, что шведский капитан был очень серьезен, говоря о шпионе, и, то всей видимости, совершенно искренен. «Хорошо, — думал Андрей, — но является ли сбежавший матрос тем самым шпионом, о приезде которого предупреждал шведский капитан?» И здесь сомневаться не приходилось. «Гелиополис» пришел из Гамбурга, из того самого порта, о котором говорил швед. Факт оставался фактом — один человек с этого судна куда-то исчез. Если бы это был матрос, пожелавший остаться на советском берегу, то он в первые же минуты своего пребывания на советской земле заявил об этом в соответствующие органы. Значит, бежал враг! Но куда направлялся этот враг? Не поехал ли он сразу в глубь страны? Можно было думать по-всякому. Но здесь смущала статистика. Она неумолимо свидетельствовала о том, что диверсанты и шпионы, засылаемые в порты советской Прибалтики, в большинстве своем оседали поблизости на хуторах и мызах, будучи сами выходцами из этих мест. Некоторые имели знакомых, а то даже и родственников среди сельских жителей. Это помогало им прятаться и затрудняло действия работников госбезопасности.

После войны в густых прибалтийских лесах осталось некоторое количество лиц, совершивших преступления перед своим народом и скрывающихся от наказания. В свое время была объявлена амнистия всем, кто пожелает выйти из леса и честным трудом искупить свою вину. Пользуясь амнистией, вместе с теми, кто прятался в лесах, могли перейти на «легальное положение» и диверсанты, недавно заброшенные в нашу страну. Кто знает, не находится ли среди них и тот, кого официально считали сбежавшим с греческого судна матросом?

Вот какие мысли тревожили Андрея. Но, верный законам своей сложной профессии, в которой главное — терпение, он не поддавался возникавшему временами желанию махнуть рукой на призрачного матроса, а терпеливо, травинка за травинкой, перебирал огромный стог фактов, событий, имен…

На очереди была следующая «травинка» — пятиэтажный дом, возле которого заявитель Щипсна увидел своего бывшего знакомца по любекскому лагерю перемещенных лиц. Андрей негласно познакомился со всеми жильцами большого дома. Уловить что-либо в десятках биографий было почти невозможно. Не совсем невозможно, а почти… Этим «почти» оказался человек, привлекший к себе внимание Андрея. Человек был из числа репатриированных. Имелись сведения, что он даже жил некоторое время в Любеке. Сейчас его в большом доме не было, он работал в одном из районов. Андрей навел справки — тот работал честно, занимал скромную должность, подозрительных связей не имел.

В тщетных поисках сбежавшего матроса и не менее тщетных размышлениях прошло уже больше месяца. Случай на «Гелиополисе» произошел в начале мая, а теперь близился к концу июнь.

За это время у Андрея были и другие дела, немало других дел, но в гуще будней он ни на минуту не забывал о столкновении, в котором враг его обманул! Да-да, обманул! Было бы легче, если бы в морге действительно лежал тот, кто накануне выезжал из порта на самосвале! Но несколько фраз, сказанных Андреем вахтеру, несколько вопросов, заданных в упор, лишили свидетеля абсолютной уверенности в том, чему так радовался по телефону Лаймон Грива. Да, было темновато, — говорил вахтер. Да, над бортом самосвала были видны лишь голова и плечи едущего. В морге, разглядывая убитого, свидетель пытался сам себя уверить в том, что перед ним тот, кого ищут. Ибо, если это другой, то разыскиваемый скрылся, скрылся по вине вахтера, проверяющего документы.

В руках была одна зацепочка, вернее единственная зацепочка, на которую посоветовал обратить внимание полковник Зутис. Любекский знакомый Щипсны в большом доме не жил. Он к кому-то пришел. И этого «кого-то» не оказалось на месте, вернее совсем не оказалось, иначе Струпс пришел бы еще раз. Совсем не оказаться дома мог только тот жилец, который, как было известно, переехал на работу в район. И Андрей периодически наводил справки об этом человеке.

Так он узнал, что интересующий его человек совершил непредумышленное убийство, был судим, получил условное наказание, вернулся в свой коллектив и продолжал работать. Во всей этой истории было что-то еле уловимое, могущее заинтересовать лишь обостренный ум разведчика. Так, пальцы слепого, которыми он водит по страницам книги, написанной знаками азбуки Брайля, нащупывают еле заметные следы булавочных проколов. В результате этого ощупывания в уме слепого рождаются совершенно определенные образы. Андрей не стыдился признаться, что он покамест слеп. И поэтому тщательно ощупывал малейшие шероховатости, малейшие неровности на поверхности событий, так или иначе связанных с делом бежавшего матроса.

Вот почему не было ничего странного в том, что Андрей очутился в кабинете директора сельскохозяйственной школы в тот самый момент, когда Алина Яунзем читала так удивившее ее письмо.