"Дикие гуси" - читать интересную книгу автора (Граков Александр)

Глава 5 Восьмое марта — женский день!

Назавтра Аро дал им со Светловым отгул. И сам смотался куда-то. Ну, у него-то дел было по горло — вечно в поисках своих должников, а вот чем заняться Грунскому со Светловым — надо было подумать. Вовчик все же исчез вскоре на полчаса, а вернулся нагруженный пакетами с едой и выпивкой — принес «привет» от Нины и Янки.

— Они нас в девять часов вечера на концерт приглашают! — торжественно сообщил он, — Ну, а мы им после свою «самодеятельность» покажем! — подмигнул Вовчик Олегу и пригласил его «отобедать», позвякивая стеклом бутылок.

Тот отказался, предупрежденный Ниной, потому что он знал уже, какой «концерт» будет дан ее группой в девять вечера. Вовчик нисколько не обиделся: он умел «посидеть» и сам — в обществе магнитофона и зеркала. По магнитофону он прокручивал кассеты с записью выступлений Петросяна, Арлазорова и Хазанова — вот вам и собеседники, а с зеркалом чокался во время очередного тоста! «Будь здоров, Владимир Светлов!». Поэтому с радостью и сейчас направил стопы в казарму, заглянув по пути в исписанные Олегом страницы.

— Письмо кому пишешь?

— Сказку сочиняю! — объяснил ему Олег. — О нынешнем положении дел в России!

— В стихах? — недоверчиво прищурился Вовчик.

— В стихах! — подтвердил Олег.

— Слушай, прочти, а?! — попросил Светлов, — Я в своей жизни только заборных поэтов встречал — тех, которые туалеты еще расписывают, а с толковым мужиком так и не пришлось пообщаться!

— Заходи через часик-полтора, должно быть готово, — пообещал ему Грунский.

— Это меня устраивает, пойду пока червячка заморю! — Вовчик удалился, оставив Олегу для «подкрепления» большой кусок копченой баранины, пару лавашей и четверть головки свежайшего сыра — королевский обед.

Видимо, эти продукты и вдохновили его на подвиг, ибо явившемуся через пару часов в некотором подпитии Светлову был предложен уже готовый шедевр под названием «Как мужик царя кормил» (старая сказка на новый лад):

В тридевятом где-то царстве занедужил вроде царь, И, хлебнув сутра «лекарства», шваркнул о паркет стопарь: — Надоело до икотки заседать да выпивать, Да закусывать икоркой, да балык с пивком жевать! А подать сюда министров, отпирай замки ворот, Наливай вина канистру, мы пойдем гулять в народ!.. Вмиг из залов заседанья мудрецы — персон до ста: — Что ты, батюшка, а званье — царь ведь люду не чета?! Можа, гриб не той закваски сунул ты на завтрак в рот, Голова должна быть ясной, у тебя ж — наоборот! Ведь и дел с утра — палата: надо нам Указ издать, А доклады, а дебаты — заседать да заседать! — Цыц, едри вашу налево, хватит пудрить мне мозги! Раз сказал, что надоело, значит, спорить не моги! Заседаем год от года, на столах бумаг — горой… Вот потретесь средь народа, растрясете геморрой! Сладко слушать ваши сказки, но пора бы знать и честь — Мало издавать Указы, надо их и в жизнь провесть. Поглядим-ка, кто чем дышит, как живут и что жуют. Может, новое что впишем в Конституцию свою… Делать нечего. Собрали в «дипломаты» все дела, Через час уже шагали вдоль околицы села… Ноги шаркают — пылища, солнце темечко печет, Притомился царь и ищет, где колодец промелькнет. Вдруг — как в сказке: появилась магазея на бугру, На царя окном скосилась, приглашая ко двору. Крикнул он: — Вот то, что надо! Где ты есть там, казначей?! А подать нам лимонаду, да с изюмом калачей! Видишь, очереди нету! Дак быстрей к прилавку шпарь! Мож, колбаски нам к обеду расстарается шинкарь? Вдруг раздался голос сиплый со скамейки у крыльца: — Дулю с маком не хотите ль — персонально, для лица? Пригляделся царь, и видит он скамью со старичком: Вот ей-Богу не обидел, ежели б спутал со сморчком. — Ты чего, пенек засохший, лезешь в царску нашу речь? Кукиш твой — тебе ж дороже: враз кочан поедет с плеч! — Что ж, срубить башку не трудно — много надо ли ума? Ты подумай-ка покуда, где ты будешь брать корма? В заведенье энтом сроду, ежли что и завезут, Не доходит до народу: все с подсобки разгребут. Тесть и теща, сестры, братья — вся приказчика родня — Прут от спичек и до платья, — в общем — махвия одна! А в воскресный день с народу по три шкуры обдерут. Экономикой, навроде, только рыночной, зовут. И кудый-то, вот зараза, подевалася махра. (Не иначе, как с Указу, что от царского двора!) Враз тут морды спекулянтской поналезло, словно мух, Сам вот пачечку «Моршанской» оторвал за десять «штук». — Что ты, дед? В уме своем ли? Да махрой спокон веков Охранял народ от моли приданое сундуков! — Не скажу насчет там ваших, ты пойди заглянь-ка в мой, Ну не пахнет, прямо скажем, в ем ни молью, ни махрой! А ведь было ж там одежи: полушубок, платья, шаль… Вроде плакаться негоже — и, однако ж, тряпок жаль: В полушубке ентом сдуру погостить к сынку попер, Мне откуда ж знать, что шкуры город любит с давних пор? И, когда я на минутку забежал, прости, в сортир, Там меня из полушубка вытряс дюжий рэкетир. Дальше — шаль для внучки Зины, как за стимул под товар, Обменяли в магазине нам на тульский самовар. Платья дочки растащили: мода, вишь, на них пошла! (Видно, раньше крепко шили — в ентом, знать, и все дела!) И теперя, чтоб кому-то что-то мы достать смогли, Надо сбагрить за валюту твои царские рубли. — Цыц, старик, допек до почки! Все на старый коленкор! Мне до фени твои дочки — об Рассее разговор. Ведь в масштабе ежли мыслить, да статистику учесть, Ты должон во всяком смысле мягко спать и сладко есть… Вот послушай, на примере объясню тебе наш спор, Ежли ты башкой доселе так своей и не допер. Я имею две машины: «кадиллак» и «мерседес», Два дворца, сарай паршивый (что в мои владенья влез). Ты ж всю жизнь в сарае прожил и не нажил ни шиша. Приплюсуем, подытожим — и мы оба в барышах. По статистике, смекаю, нам выходит: по дворцу. По машине и сараю (в смысле — каждому лицу)!.. Дед гляделками захлопал и башкою завертел: — Сколько в жизни каши слопал, ан не смыслю ентих дел! Чтоб сарай — да с «кадиллаком», иль дворец — да с батраком, Или чтобы сказка — с таком — без Иванов-дураков! Что ж, давай прервем беседу, притомился вроде я, Да и баснями к обеду, чай, не кормят соловья? По-рассейски гость покеда приглашается за стол: — Так пожалуйте отведать наш крестьянский разносол! Тут почуял царь: желудок не на шутку подвело. Ноги в руки, и за дедом пошагал через село. На крестьянское подворье завалились всей гурьбой, Крикнул дед: — Эгей, Прасковья?! Накорми народ честной! Вмиг из дома и сарая, с сеновала и гумна Ребятня, как птичья стая, заметалась по углам. И на стол дубовой плашки, что под яблоней стоял Заскакали ложки, чашки, словно черт их всех загнал. У царя в глазах двоится, и в ушах — сплошной набат: — Это что ж за молодица наплодила сей детсад? Их же тут — как зайцев в клетке! — Дед ему и объяснил: — Енто две моих невестки постарались в меру сил. Счас же стало, как под вечер: нет бы книжку почитать, Тут как тут — система «Веер» загоняет всех в кровать. Сыновья придут с работы, телевизор клац — ан шиш! Лягут спать — и все заботы: что ни год — опять малыш! Царь спросил: — В таком пределе туговато, чай, с едой? — Ну, у нас любой при деле: и старик, и молодой. Есть хозяйство — есть и мясо, и в борще, и на столах… — Да, а в огороде припасов — хрен да луковый салат! — Знаешь, царь, давай не будем! Хочешь, дам тебе совет? Ты, во-первых, сельским людям обеспечь эквивалент! Ведь на складах и в подсобках загнивает ширпотреб: От стиралок до кроссовок. Пусть сменяют нам на хлеб! Холодильник — на картошку, телевизор — на курей, Будут яйца не по тыще, а всего по сто рублей. И еще совет не лишний: пусть бы каждый депутат Посадил хотя б по вишне — вот бы вырос сад-гигант! И еще… — Довольно, хватит! Стой, старик, притормози, Кто куда чего потратит — без тебя сообразим! Погоди чуток, невежа, ты и так наплел всего На четыре добрых съезда и пять сессий сверх того. Говоришь: «Картошка, яйца, сад вишневый, ширпотреб…» Что ж, пошли обсудим, братцы, собирайтесь сей момент. Нам ведь некогда с тобою тары-бары разводить — Отправляемся в покои — думать, спорить и рядить. А тебе, старик, заданье. Коль не выполнишь приказ, С головой прощайсь заране… Ну, так слушай, вот наказ: Посчитай моих придворных, да за каждого, смотри, Посади один-два дуба. За меня посадишь три. Чтоб легко дубы сажались, казначею скажем так: — Выдай там ему записку: на вино и на табак. Дед вскипел: — А где ж записку отоварить, е-мое Сдвинул царь корону низко: — Энто дело — не мое! …Ходят гуси, щиплют травку. Двор пустой, как в шторм причал. Долго дед сидел на лавке. Долго думал. И молчал… Из кармана выгреб крошки, плюнул зло — по мере сил, И в записке «козью ножку» он с «Моршанской» закрутил…

— Не хило! — Вовчик задумчиво помахал в воздухе рукой. — Ну прям как на картинке — наша родимая Россия. Давай за это и тяпнем по сто грамм?!

— По сто грамм можно! — согласился Олег. «Уговорили» они бутылку. После чего улеглись спать: Светлов — поневоле, с «перегрузом», а Грунский — про запас, на будущую ночь. Но сначала наступил вечер. А с ним черти принесли Аро. Чем-то он был встревожен: лазил по складу, обнюхивал все углы и закоулки. Олег забеспокоился: летела коту под хвост задуманная операция. Наконец он не выдержал:

— Тебя что, в праздник такой дома никто не ждет? Или на стороне? Маячишь тут перед глазами, как… кобылий хвост перед телегой!

— Ну, ты! — окрысился враз кладовщик, — Не забывай, кто тебя кормит! Отпустили — иди, трахай свою Нинку. Тем более, я для тебя ее распечатал еще три года назад! — ухмыльнулся он похабно.

— Брешешь, гад! — рванулся к нему Олег, — Да какая девушка ляжет под тебя добровольно?

— Еще как легла! — захохотал Аро. — Ей одежда шикарная нужна была позарез, а вместо мани-мани — дыра в кармане… Вот и сменяла свою целку на купленные мной шмотки!

— Смотри, как бы не вышли тебе боком эти самые шмотки! — на полном серьезе предупредил его Олег. — Бабы — они мстительные, сто лет обиду помнят.

— А-а-а, брось! — небрежно отмахнулся кладовщик. — Она мне теперь по гроб благодарна должна быть: я ей вместо себя такую замену нашел! — оценивающе оглядел он Олега.

— Тьфу, кунем твою рожу! — плюнул тот и ушел в казарму — дочитывать книгу. Однако на душе было неспокойно.

Ровно в двадцать один час под воротами раздался требовательный сигнал автомобиля. Он, как ужаленный, подхватился с кровати и, выскочив на улицу, огляделся. Аро нигде не было видно.

— Ушел домой, зараза! — облегченно вздохнул Олег.

Забежал в дежурку и надавил кнопку. Огромный лист металла плавно поехал в сторону, и на территорию склада, ревя моторами, ворвались три армейских «Урала». Из кабины первого выскочила Нина.

— Закрывай ворота! — приказала она Олегу. Он задвинул лист на место.

Грузовики, с крытыми тентом бортами, уверенно двинулись к третьему, самому дальнему пакгаузу и стали в ряд перед его входом. Из-под брезента в кузове стали выгружаться молчаливые люди в пятнистом камуфляже.

И вдруг из огромных металлических дверей склада выскочил Аро, на ходу пытаясь задернуть молнию брюк. Из-за его спины испуганно выглядывало женское лицо.

— Кто такие? Почему без спросу в выходной день?! — кладовщик, брызжа пеной гнева, подскочил к машинам.

— По какому праву, говоришь? — Нина, подходя сбоку, спрашивала уверенно, жестко, — А по праву первой брачной ночи, мы ведь с тобой повязаны давно, не так ли? А в этом вот «дворце», — показала она на вход в склад, — ты мне не одну банку с тушенкой и сгущенным молоком скормил в обмен за «трах». Впрочем, не мне первой и, вижу — не последней! — подмигнула она испуганной молодой женщине.

— Высмотрела, шалава, где что лежит?! — прошипел с ненавистью Аро. — А теперь привела своих кобелей на готовенькое? Ах ты сволочь!

Выстрел прозвучал так буднично, что никто сориентироваться не успел — откуда у кладовщика появился в руке пистолет. Никто, кроме Нины. Она невольно схватилась рукой за левую грудь — место, в которое угодила пуля, а правой выхватила у рядом стоящего напарника в камуфляже маленький, словно игрушечный, автомат «Узи». То ли рука ее ослабела настолько, что не смогла поднять оружие до уровня груди, но скорее всего — специально вся очередь пришлась Аро в нижнюю часть живота — точно между ног. Его воплю мог бы позавидовать Кинг-Конг из одноименного американского фильма. Кладовщик повалился на асфальт двора, скрутившись в тугой комок, словно пытаясь защитить свои «драгоценности» от следующей очереди. Но Нина больше не стреляла — не могла стрелять. Автомат со стуком выпал из ее руки, а она мертвенно вдруг побледнела, шагнула к подбежавшему Олегу и упала в его объятия.

— Ну, вот и все, Айс! Прости, что так глупо… — пыталась она оправдаться, — никуда мы с тобой уже не уедем!

А от казармы бежал еще не протрезвевший толком и ничего не понимающий Светлов. Одновременно раздалось несколько металлических щелчков — его уже взяли на мушку…

— Стойте! — закричал Олег, чувствуя, что сейчас произойдет еще одно убийство. — Не стреляйте, это свой!

К Вовчику уже спешила Янка, метнувшаяся было к подруге, безжизненно обвисшей вдруг на руках Олега. Захлебываясь в рыданиях, она вкратце поведала ему происшедшее. Бывший бомж сориентировался быстрее всех.

— Ребята, грузите побыстрее, что вам нужно, и сваливайте отсюда! Хорошо, если в соседней части не обратили внимания на выстрелы. А мы, извините, вам помогать не будем.

— Это почему еще? — возмутился было Олег, бережно опустив Нину на кем-то брошенную прямо на асфальт пятнистую куртку.

— Потому что не хочу, чтобы меня завтра судил трибунал за ограбление вверенного мне объекта! — мрачно огрызнулся Вовчик, отдирая от себя руки Янки. — А кроме того, мы с тобой будем заняты более важным делом!

Янка склонилась над безжизненным телом Нины, поцеловала ее в лоб, затем потянула из ножен на поясе подруги сверкающий клинок десантного ножа.

— Эй, ты что делать собралась! — встревожился Вовчик, видя, что она подходит к корчившемуся кладовщику, — Брось, не надо!

Янка, будто не слыша, развернула Аро физиономией вверх и с минуту вглядываясь в его обезображенное гримасой боли лицо, сказала:

— Ну что, доволен теперь, козлиная харя? — она с ненавистью плюнула в это лицо, затем холодно, расчетливо всадила нож в ямку чуть повыше ключицы. Аро забулькал горлом, дернулся и затих. Женщина дернула молнию на его ширинке, одним взмахом располосовала трусы и, резанув пониже живота, бросила на грудь мертвого кладовщика окровавленное и истерзанное пулями мужское достоинство, вырезанное вместе с мошонкой.

— Получай, кобель жирный, то, что заслужил!

Рядом раздался истошный вопль ужаса, тут же оборвавшийся. Все, ошеломленные столь страшной и непредвиденной развязкой, оглянулись на молодую женщину, выскочившую из дверей склада вслед за Аро. Она с ужасом смотрела на труп «благодетеля», судорожно зажав рот рукой.

— Уходи! — сурово приказала ей Янка, — И передай всем, что этот вампир испустил дух! Где твоя тачка?

Та указала на одноосную тележку, приткнутую к бухте троса во дворе склада.

— Помогите ей загрузить ее продуктами! — обратилась Янка к людям в защитной форме, — И заодно в темпе начинаем погрузку! Мы и так уже вышли из графика.

Вмиг ворота склада были распахнуты, и три «Урала» исчезли в его чреве. Оттуда они выехали через час, загруженные по самые борта, обтянутые сверху зеленым прорезиненным брезентом.

Тем временем Светлов с Олегом тоже не дремали. Вовчик подсказывал ему, какие ящики таскать, безошибочно тыча в них пальцем. Складывали они их в дежурке, опуская в неизвестную ранее Грунскому яму, замаскированную под досками пола.

— Ты мне скажи, что мы хоть носим? — спросил его Олег, тяжело отдуваясь.

— Потом, потом! — торопил его Вовчик, надсадно сопя во время этой гонки. — Чем тяжелее придется нам сейчас, тем легче будет жить потом, вот увидишь!

Наконец груженые «Уралы» выстроились цепочкой у ворот.

— Шабаш! — скомандовал Вовчик: их яма тоже наполнилась ящиками и коробками.

К ним подошла Янка.

— Что ж, прощай, Светлов, и не поминай лихом! — крепко поцеловала она Вовчика, — Мне было хорошо с тобой — по крайней мере, ты проводил со мной время не на шкурный интерес! Или я не права?

— Ты мне нравишься! — откровенно признался Вовчик. — Так нравишься, что я бы охотно женился на тебе… Но в другое время и в другой обстановке!

— В другое время и в другой обстановке! — согласилась с ним Янка. — Что ж, может быть и будет оно когда-нибудь у нас! Адрес мой у тебя имеется — на всякий случай! Ну, а все остальное — забота Провидения, не так ли?

— Так! — подтвердил Светлов, — Тебе пора!

— По машинам! — скомандовала Янка водителям, успевшим за время прощания отмыть на бортах заляпанные до этого грязью номера. И «Уралы», взревев двигателями, вскоре исчезли из поля зрения, увозя вместе с грузом тело Нины.

— А с моей студенткой встречи больше не будет! — грустно выговорил Олег, глядя им вслед.

— С какой студенткой? — искренне удивился Вовчик.

— С Ниной, с кем же еще! — сумрачно обронил Грунский.

— Она тебе что — ничего не рассказывала? — продолжал удивляться Светлов. — Какие там студентки? Ну, может, и были ими раньше, но последние два года их профессия — убивать людей! В полном смысле этого слова! — заметив теперь уже удивление на лице Олега, подтвердил он. — Снайперши они обе. Слышал о спецбригаде «Белые колготки»? Так это о них пишут все газеты, о таких вот Нинах и Янах. Зарабатывают хорошо: до пятисот долларов за офицера и в три раза меньше за рядового, но, получив деньги, берут отпуск и за два дня все проматывают. А затем вновь возвращаются сюда. Или переходят в лагерь противника, если там заплатят больше. И везде быстро находят «спонсоров» вроде этого, — мотнул он головой в сторону трупа кладовщика. — Ненавидят этих «спонсоров» лютой ненавистью, однако деться некуда, жить-то привыкли по первому классу — вот и ложатся под них. Однако при первом же удобном случае избавляются от свидетелей позора, как сейчас. Так что любой, кто их трахает за соответствующую подачку — потенциальный покойник, рано или поздно.

— Выходит, они и нас могли того?.. — Олег на пальцах изобразил взведенный курок.

— Только поначалу! — не согласился с ним Светлов. — А после Нинка втрескалась в тебя всерьез — это мне Янка по секрету доложила. Да так, что решила завязать со своей профессией, ну и заодно тебя уберечь от нее. После сегодняшней операции… Не вышло, как видишь! — с тяжелым вздохом развел руками Вовчик.

— Да, человек предполагает, а судьба — располагает! — задумчиво протянул Олег.

— Судьба! — подтвердил Светлов и… изо всей силы хрястнул неожиданно по зубам его так, что из разбитых губ Олега брызнула кровь. Тот оторопел от неожиданности на пару секунд. За это время Вовчик успел приложиться к его физиономии еще раза три — в челюсть, глаз и ухо. Больше не успел — Грунский, очухавшись от секундного шока, отскочил на безопасное расстояние и, крутнувшись, засадил его прямой ногой по корпусу. Слепая ярость осознания несправедливости происходящего прошла, и теперь перед Светловым предстал Айс — хладнокровный, расчетливый и не дающий пощады. На Вовчика обрушился такой каскад ударов, что он летал по асфальтовому плацу как мотылек. Наконец, влипнув в бухту троса, у которой совсем недавно стояла тележка, он заслонился окровавленными руками, ободранными о жесткое покрытие двора, и закричал:

— Хватит, довольно, не надо больше!

Олег подскочил к нему, схватил одной рукой за волосы, а другой — вывернул его кисть за спину аж до затылка.

— Ты что, сволочь? Крыша поехала?

— Отпусти, больно же! — взмолился Вовчик. — Я больше не буду!

— Проверим! — Грунский отпустил его руку, — Теперь объясняй!

— Пошли звонить начальству об ограблении склада! — пригласил его Светлов в казарму — Заодно доложим и о том, как нас избили до потери сознания! — попытался он скорчить ухмылку разбитым ртом.

— Ах ты артист долбаный! — сразу все поняв, шутливо замахнулся на него Олег. — Не мог сначала объяснить, что к чему?

— Эффект был бы совсем не тот! — оправдывался Вовчик и, засмеявшись, наконец протянул руку Грунскому. — Ну что, без обиды?

— Да кто на клоунов обижается?! — пожал его «клешню» Олег…

Только через час они дозвонились до начальства: праздник ведь, да и ночь на дворе. К тому же, заместитель комбата Чохчоглен был явно «подшофе», телефонная трубка с трудом могла переварить его бессвязную речь. Добившись от него обещания «разобраться во всем завтра, на месте», Светлов бросил трубку на рычаг аппарата.

— А не забудет он до завтра по пьяни о всех обещаниях? — усомнился Олег.

— Ты плохо знаешь нашего заместителя! — торжественно провозгласил Вовчик, разливая по солдатским кружкам великолепный армянский коньяк — из складских запасов, — Он может забыть переспать с женой, но дела батальона — никогда! За это и держится до сих пор на должности, иначе бы давно пополнил ряды алкашей-безработных. Ну, давай помянем Нину, да заодно выпьем за успех проведенной операции!

— А что они грузили в эти машины?

— Много будешь знать — мало проживешь! — скаламбурил Светлов, — До хрена там чего дефицитного накопилось у Аро — очень запасливый и жадный был мужик! Может, и удалось бы ему сохранить все это в тайне, а затем продать выгодно, да сгубила еще одна жадность — к молоденьким женщинам. Тайком от жены оборудовал в складе целый офис — с коврами, видаком и выпивкой, там и прикармливал, там же и использовал. Вот и накрылась тайна его одним женским местом! Много поимеют ребята на этом «деле», если, конечно, не попадутся. Тогда им лучше самим застрелиться: ислам воровства не прощает! Ну, а перед нашим Богом мы свои грехи как-нибудь при случае отмолим!

Светлов широко вдруг зевнул, зашипев невольно от боли в разбитых губах:

— Слушай, Грунский, тебе не кажется, что после таких трудов мы заслужили праведный сон?