""Умирать страшно лишь однажды"" - читать интересную книгу автора (Геннадьевич Цеханович Борис)

Часть пятая.

2 января 2000 года. Утро было достаточно хмурым и пока на КНП собирались командиры

23:36 подразделений ВВ, я решил немного пострелять одним дивизионом, потом

другим. Начал как всегда с пулемётного гнезда на выходе из улицы, но опять не попал. Несколько выстрелов произвёл основным орудием и снова остался недоволен результатами, после чего углубился в карту, разглядывая на ней скрытые участки жилого сектора.

– Вы, товарищ подполковник, начальник артиллерии полка? – Неожиданно прозвучавший вопрос заставил меня встрепенуться. Рядом с моей ячейкой стояли два майора: один невысокого роста, держащий в руках старенькую видеокамеру, а второй наоборот высокий, но с пустыми руками.

– Да, я. А что?

– Я с академии генерального штаба, – отрекомендовался невысокий майор, – меня командировали сюда с целью произвести съёмки работы артиллерийских подразделений для создания учебного фильма и мне порекомендовали к вам обратится.

– А я сопровождаю телеоператоров Си-Эн-Эн – американцев. Они снимают для новостных передач. – Высокий майор мотнул головой куда-то за бруствер и, я выглянув из ячейки, увидел чуть сзади и сбоку двух гражданских в бейсболках, расставлявших телеаппаратуру.

Я с сомнением посмотрел на телевизионщиков, а потом на офицеров и нерешительно протянул: – Ну, не знаю… Может быть, ещё для учебного фильма и снялся, то американцам и западникам светится что-то желания нет…., – повернулся и посмотрел на разбитый жилой сектор Старых Промыслов.

– Товарищ подполковник, – заспешили, перебивая друг-друга майоры, – мы тут уже всё обсудили. Никого в лицо снимать не будем. Мы лишь снимем вас со спины, а вы нам покажете несколько целей, расскажите порядок их поражения, мы записываем ваш голос и снимаем сами разрывы. И всё.

Офицеры замолчали, а я после недолгого раздумья махнул рукой: – А, ладно. Давайте поработаем…

Через несколько минут я разъяснил офицерам порядок ведения огня и вылез из ячейки.

– Какое увеличение камеры? – Спросил у телеоператоров, уже зная что оба прилично говорят на русском языке.

– Сто раз….

Я весело удивился и засуетился у камеры: – Слушай, Джон. Что тут вертеть и как? Я сейчас вам покажу цели.

Американцы показали и я с удовольствием приник к окуляру новенькой, профессиональной камеры. Правой рукой взялся за ручку и повернул камеру на цель Љ 306, нажал на кнопку и пулемётное гнездо плавно приблизилось.

– Ого, – удивлённо и завистливо присвистнул, нам бы такую технику. Пулемётная амбразура, ход сообщения, забор и дом за ним были как будто в двадцати метрах от меня. Я повернул камеру на другую цель: грязная рожа чеченского пулемётчика смотрела из амбразуры прямо на меня, заставив немного отшатнутся от камеры.

– Чёрт побери, – осознав что до пулемётчика 1400 метров я опять прильнул к окуляру и с удовольствием посмотрел чеченцу в лицо. Тот, как будто почувствовав мой взгляд, решительным движением поправил пулемёт. Я отодвинулся от камеры и дал американцам возможность поснимать с восторженными возгласами пулемётные гнёзда и другие цели.

– Ну, что начнём? Через несколько минут эти цели перестанут существовать, – с апломбом заявил я американцам и майорам. Майор с академии вскинул камеру и пристроился рядом со мной в ячейке, а американцы поспешили к своей камере, положив передо мной микрофон от телекамеры.

– "Самара! Я Лесник 53, Цель 306…., – запел я команду, а сам внутренне сжался, понимая что если я за неделю не попал по этим целям, то сейчас и вовсе не попаду, но продолжал уверенно вести команду, – Подручной, один залп. Огонь!"

– "Самара, Залп!" – пропел в трубке голос радиотелефониста и четыре снаряда с непередаваемо приятным для меня звуком прошелестели слева от КНП. К моему величайшему удивлению три снаряда упали прямо на пулемётное гнездо, разметав по окраине остатки сооружения и забор за пулемётным гнездом. Четвёртый попал в сарай точно также раскидав гнилые доски и рубероид по огороду. Снимавший майор из академии восхищённо выдохнул: – Вот это да….

Такие же крики восторга послышались и со стороны американцев. Я с невозмутимым лицом, как будто ежедневно уничтожал по сотне огневых точек, отдал распоряжения навести самоходки в цель Љ307 и ещё раз показал снимающим где цель. Результат был также впечатляющим. В само пулемётное гнездо мы не попали, но тремя снарядами разнесли каменный дом в двадцати метрах сзади огневой точки и весь палисадник с кустарником. Четвёртый снаряд опять оторвался, но попал в "ПАЗИК" во дворе, разорвав его напополам. Я выскочил из ячейки и оттолкнув от телекамеры оператора, прильнул к объективу. Взрывной волной снесло весь земляной бруствер и голая рамка амбразуры нелепо смотрелась на фоне развалинах дома, из которых подымался чёрный дым.

– Пулемётному расчёту, который обслуживал эту огневую точку звиздец. Они всегда прятались при артиллерийском налёте в подвал дома. И сейчас они там остались навсегда. – Я с чувством хлопнул академического майора по плечу и повернулся к радиостанции. Следующие десять минут я был в ударе, да и мои артиллеристы тоже. Американцы и майор только успевали снимать цели, которые тут же разлетались от прямых попаданий снарядов. Кураж прошёл и я с удовлетворением посмотрел на жилой сектор Старых Промыслов, затянутых красной кирпичной пылью и чёрным дымом. В нескольких местах в небо подымались красные языки пламени.

– Вот так майор мы и воюем, – майор улыбаясь укладывал в чехол камеру, а американцы, что то возбуждённо обсуждая складывали свою аппаратуру.

В воздухе прошелестели последние четыре снаряда, которые я решил положить вдоль невидимой нами улицы частного сектора. Четыре серо-чёрных разрыва одновременно поднялись в глубине жилого сектора и взрывной волной выкинуло на перекрёсток боевика. Пролетев, нелепо размахивая руками, по воздуху метров пятнадцать он тяжело грохнулся на середину перекрёстка. Мгновенно вскочил и тут же упал, ухватившись одной рукой за ногу и второй за бок.

– Американцы, – возбуждённо закричал я через бруствер, – раненый боевик на перекрёстке. Смотрите, как я его сейчас накрою.

– Телеоператоры лихорадочно стали устанавливать обратно аппаратуру, а майор поспешно выхватил из чехла камеру.

– Ну что, готовы, – нетерпеливо закричал я американцам и майору и увидев их утвердительные кивки, скомандовал для подручной батареи, – Залп!

К этому времени на перекрёсток из боковой улицы выскочили четверо боевиков и суетились около раненого, но услышав звук подлетающих снарядов, резво метнулись обратно за угол кирпичного забора. Снаряды кучно разорвались на перекрёстке, заслонив дымом фигуру боевика. Но когда дым развеялся, чеченец продолжал сидеть на земле монотонно раскачиваясь из стороны в сторону, лишь его автомат откинуло ещё на пять метров дальше.

– Самара, Залп! – В азарте проревел я команду и очередные разрывы заслонили перекрёсток. Теперь боевик лежал, но через несколько секунд опять принял сидячее положение.

– Самара, ещё один Залп! – Эту команду я подал уже со злостью. Чёрт побери, что за ерунда? Но и эти снаряды разорвавшись на перекрёстке не уничтожили чеченца. Зло сплюнув, я скомандовал.

– Самара, Стой! Записать!

Через секунду над бруствером появилась голова в бейсболке и возбуждённо затараторила: – Господин подполковник, почему – Стой? Давай стрелять ещё туда…

– Джон, Смит, не знаю как тебя там зовут. А как же права человека? И где Ваша хвалённая гуманность. Знаешь что – пошёл ты к чёрту. Это, во-первых. А во-вторых – ему достаточно. Ранен в ногу, в бок, да ещё контужен наверняка – тут десятерым человекам с лихвой хватит. Короче – он уже не боец.

От камеры возбуждённо закричал второй американец и все посмотрели на перекрёсток. Из-за угла снова выскочили четверо боевиков, ловко подхватили раненого боевика, валявшийся автомат и через мгновение скрылись за углом кирпичной стены.

– Самара! Левее 0-02… – Тут же выдал я в эфир команду и через полторы минуты залп дивизиона кучно накрыл окрестности перекрёстка. Четыре разрыва взметнулись и в глубине улицы, куда скрылись боевики.

– Всё. Самара, Стой!

Все, кто наблюдал за нашей работой на КНП, вернулись к своим делам, американцы стали лениво сворачивать аппаратуру, а майор с академии и сопровождающий иностранцев в соседней ячейке закурив, стали обсуждать дальнейший план. Я углубился в свои записи, разбираясь с расходом боеприпасов, рассчитывая, сколько смогу сегодня потратить на ведение огня и не сразу обратил внимание на стрельбу и крики за бруствером окопа.

Расталкивая солдат и офицеров, толпившихся в узких проходах КНП, мимо меня на выход промчался высокий майор и, матерясь, выскочил наверх. Чуть приподнявшись над бруствером, я выглянул из окопа и увидел вполне рядовую, боевую ситуацию. Боевики, озлившись на артиллерийский обстрел, в свою очередь обстреляли нашу высоту двумя АГС не жалея гранат. Разрывы подымались в пятидесяти метрах от КНП и в сорока от операторов, которые метались по изрытой воронками земле, не зная куда бежать. Солдаты, офицеры, которых обстрел застал на открытой местности, попрятались в воронках, брошенных окопах боевиков и других естественных укрытиях, откуда со злорадным смехом наблюдали за бестолковым мельтешением иностранцев.

Высокий майор подскочил к американцам и, не церемонясь, толчками погнал их к ближайшей авиа воронке. Боевики немного довернули и около десятка гранат разорвались около нашего КНП. Мы все одновременно нырнули в спасительную глубину окопа и, переждав свист и пение осколков, выглянули из окопа, уже беспокоясь о судьбе репортёров, так как обстрел снова сместился в их сторону.

Если раньше телевизионщики под разрывами метались с аппаратурой в руках, то теперь они в панике покидав оборудование на землю неслись сломя голову вверх по склону, а высокий майор сорвав голос, безнадёжно махнув рукой спрыгнул в глубокую воронку и обстрел как по мановению волшебной палочки прекратился. Всё обошлось – уцелели американцы, никого из наших не задели гранаты. Из воронки вылез высокий майор, подобрал сумки с камерами, штативы и уныло побрёл за своими подопечными. Ушёл из окопа и майор из академии….

По темну поехали на командный пункт полка: за русским кладбищем разворачивались и закапывались в землю миномётные батареи ВВ. А в долине, недалеко от огромного факела горящего газа уже стояли палатки полка Внутренних войск. В свете газового факела с трудом поднялись по крутому подъёму на верх и по голым полям помчались в свою сторону. Сильно похолодало и мы все кутались, ещё плотнее запахиваясь полами бушлатов, пытаясь сохранить остатки тепла. Слева мелькнули одинокие палатки мотострелковых отделений первого батальона. Каждое, из которых контролировали по триста-четыреста метров переднего края и я, привычно, по артиллерийски, стал переводить оборону этого участка в цифры.

Мотострелковое отделение насчитывает десять солдат. Если всех солдат положить в линию, в цепь, то на каждого солдата придётся сорок-тридцать метров. То есть, вправо и влево по двадцать-пятнадцать метров. Классно, нормально. Через такую цепь ни один боевик не просочится – подумал бы любой гражданский, ни дня не прослуживший в армии. Тем более, видевший войну только в кино. Где наш солдат одной очередью валит пять-десять фашистов.

Но я продолжил рассуждения, опровергая идиотский оптимизм цивильного оппонента.

– Дорогой мой. Можно продержать этих солдат в цепи, в линии – день. А ночь?

Конечно, гражданский может привести следующий аргумент: командир отделения может, просто в тупую, разделить отделение на половины. Дневная смена и ночная смена. Можно поступить и так, но это разделение сразу же увеличивает расстояние между солдатами до восьмидесяти метров. Но ведь это не учения трёхдневные – это война и за три месяца боевых действий, наверняка, в этом отделении есть убитые, раненые, больные. Даже два убывших из строя, увеличивают дистанцию между солдатами в цепи до ста метров. Три месяца непрерывных боевых действий – это дополнительные факторы усталости, психологического давления. Сначала страх перед смертью, а потом равнодушие к ней…., – дальше я приводить аргументов не стал, хотя их у меня было около десятка, а лишь зябко передёрнул плечами – лучше об этом не думать и надеяться на то, что хотя бы три пары глаз сейчас наблюдают за позициями боевиков напротив себя. Будем надеяться, что и у боевиков такая же проблема и сил у них гораздо меньше.

Справа мелькнула огневая позиция первой миномётной батареи, которая своим расположением также прикрывала разрывы между опорными пунктами.

Кунг встретил меня теплом, светом и неприятным известием – Чистяков всё-таки уехал. Ну что ж, будем работать без него.

9 января 2000 года Утром 8го января на наше КП приехал Малофеев, которого мы уже

5:03 ждали. Он пересел на КШМ подполковника Тимохина и мы начали

движение в Ханкалу. Ехали тем же путём, что и первый раз через Чечен-Аул. За два час дороги все здорово промёрзли, поэтому как только наше начальство ушло на совещание, мы залезли во внутрь КШМки командира полка, включили обогреватель и быстро согрелись. Начальник связи полка Юра Якушенко выставил на раскладной столик водку, закуску и стало совсем хорошо. Но как всегда бывает у русских – водки не хватило. И мы живо стали обсуждать вопрос – где её "проклятую" достать? Тем более в Ханкале. И тут я совершил поступок, который поднял мой авторитет в глазах товарищей ещё на более высокий уровень.

– Ребята, сейчас я вам через пять минут принесу две бутылки водки, – все засмеялись моему смелому заявлению, понимая, что не имея здесь знакомств водку достать практически невозможно.

– Зря смеётесь. Для того чтобы достать здесь водку за пять минут нужен опыт двух войн и я его имею. Деньги на стол, – пересчитав сложенные и мятые купюры, я вылез из КШМ и прямиком направился к вертолётной площадке в пятидесяти метрах от нас, чувствуя на спине взгляды товарищей.

На площадке стояло три вертолёта и ближайший ко мне, уже раскрутил винты, готовясь вот-вот оторваться от земли. Вертолёт мощно взревел двигателем и начал подыматься, а я рискуя быть сбитым в грязь воздушным потоком, резво подскочил к вертолёту и повелительным жестом приказал приземлиться обратно. Вертолёт замер в воздухе в метре от земли и в кабине открылась форточка.

– Что нужно, подполковник? – Прокричал мне вертолётчик.

– Водка есть? Мне нужно две бутылки.

Голова вертолётчика согласно кивнула и исчезла, двигатель чуть сбавил обороты и тяжёлая машина плавно опустилась на землю, через мгновение открылась дверца и в проёме показался техник. Убедившись, что мне нужно только две бутылки он исчез в глубине машины, а на его месте оказался полковник в чистенькой полевой форме.

– Москвич, наверно, с какой-нибудь комиссии, – мелькнуло у меня в голове.

– Товарищ подполковник, кто вы такой и что вам нужно? – Гневно шевеля бровями, задал мне вопрос "тыловая крыса".

– Полковник, сядь на своё место и не лезь к боевому офицеру, а то сейчас вытащу из вертолёта и вымажу тебя в грязи и мне за это ничего не будет. Понял? Тогда смойся….

Полковник мгновенно поняв, что если он и дальше будет играть роль начальника перед боевым офицером то его действительно могут вытащить из вертолёта и хорошенько повалять в грязи, поэтому счёл благоразумно скрыться в салоне вертолёта, а дверях опять появился техник, передав мне в руки две бутылки водки. Дверь захлопнулась, винты заревели и машина легко взметнулась в воздух….

Совещание в этот раз было коротким, Малофеев и Тимохин вышли и сразу же стали рассаживаться по машинам. В этот раз я ехал на своём ПРП и пристроился в хвост колонны, сзади меня ехало только БМП разведчиков. Медленно проехали через расположение группировки, выехали на поле у станции Примыкание, свернули вправо и выбрались на асфальтовую дорогу в том же месте что и в первый раз. Колонна опять рванула в сторону Аргуна, а я остановился и остановил БМП разведчиков.

– Блин, опять попутали направление движения. Сейчас они развернутся, – прокричал я разведчикам, когда они остановились около меня. На какое-то время я отвлёкся и когда посмотрел на аргунскую дорогу то не увидел колоны.

– "Паук, Я Лесник 53" вы свернули не туда, нам надо в обратную сторону. Я жду вас на выезде на асфальт.

– "Лесник 53, Я Паук" следуйте за мной. – Поступил приказ.

Я заматерился, но приказ есть приказ – послушно помчался вслед за колонной. Ехали мы очень быстро, но колонну догнать никак не могли. А вдали уже показались окраины города Аргун. Тревожное чувство, что эта поездка может окончится неудачно, а может и трагично всё более и более охватывало меня. Заскочили на длинный мост через реку Аргун и с грохотом промчались мимо двух русских милиционеров, стоявших в одиночестве у въезда на мост. Вид замерзших, синих от холода ментов, жалостью кольнул сердце и только упрочил тревогу, которую я тщательно скрывал от подчинённых и разведчиков. Город, начавшийся сразу же за мостом, встретил нас неожиданным многолюдством и сутолокой на улицах. И углубляясь всё больше и дальше в узкие улочки города, нарастало ощущение чего-то странного и ненормального в облике города. Чуть снизив скорость, мы мчались по улицам, считая что вот-вот уткнёмся в хвост колонны с генералом Малофеевым, но каждый поворот всё больше разочаровывал нас. Пронзив город, мы выскочили на окраину и, проехав ещё километра три, увидели оживлённый перекрёсток.

– Чёрт, через сорок минут такой езды наверняка в Кизляре будем, – я нагнулся вперёд и прокричал механику, – Тормози.

ПРП стало резко тормозить и остановилось качнувшись на рессорах, а сзади послышались резкие крики и звуки стремительно приближавшейся БМП разведчиков. Двигавшись на небольшой дистанции, механик БМП запоздало затормозил и сейчас бронированная машина скрежеща гусеницами, высекая искры из камней неумолимо надвигалась на нас – сильный удар в корму чуть не сбросил нас брони ПРП, а разведчиков с БМП.

– Чёрт побери – ни фига себе, – я очумело обвёл глазами перекрёсток, замерших в изумлении нескольких торговок, застывших у своего товара разложенного на обломках досок. Нескольких чеченских милиционеров, сразу же отпустивших легковую машину и медленно направившихся в нашу сторону. Мой взгляд остановился на двух указателях – Мескерт-Юрт и Шали, – ещё немного и к духам попадём.

Убедившись, что мои не пострадали я обернулся к разведчикам – там тоже было всё нормально, хотя побились парни больше моих. Бердюгин уже выскочил из люка и вместе с механиком-водителем БМП, тихо переругиваясь осматривали корму ПРП.

– Товарищ подполковник, замки на кормовых дверях от удара срезало и двери теперь вряд ли закроются, – Бердюгин несколько раз крепко хлопнул дверцами, но они упорно не хотели закрываться и каждый раз отходили в сторону.

– Бердюгин, ты не дверью хлопай, а смотри нет ли течи с кормовых баков? Мужики, тут колонна из нескольких машин бронированных не проходила, минут пять-десять тому назад? – Этот вопрос я уже адресовал чеченским ментам, которые подошли с перекрёстка.

– Не, командир – никто из военных за последние полчаса не проезжал, – жизнерадостно ответили вразнобой менты и стали рассматривать наши машины, что-то обсуждая на чеченском языке. Мне почему то не понравилось, что один остался несколько в стороне от машин, как бы контролируя обстановку, а остальные направились к корме ПРП. Я уже более внимательным взглядом оглядел перекрёсток и увиденное ещё больше не понравилось: около тридцати крепких, молодых чеченцев вроде бы без дела слонялись по перекрёстку, старательно делая вид что их не касается происходящее. Несколько парней лет 25-27 маячили в развалинах бывшего поста ГАИ, причём так, что протяни они руку за стену и вытащат оттуда автоматы или гранатомёты.

– Бердюгин, ну-ка иди сюда, – позвал я необычно ласковым тоном своего механика-водителя и взмахом руки подозвал к себе старшего из разведчиков.

Изумлённый моим необычным тоном, механик подбежал ко мне, а старший разведчик перескочил на мою машину. Я присел на корточки на правом борту ПРП, а ко мне пригнулся разведчик.

– Парни, – я бросил мимолётный взгляд на Шароборина, который также присоединился к нам, – не нравится мне всё здесь, поэтому тихо оповестите всех – приготовиться к бою, а ты Бердюгин, быстренько заматывай проволокой кормовые двери и ходу отсюда. Понятна задача? Действуйте.

Бойцы понимающе мотнули головами и разбежались, а я оживлённо заговорил сразу со всеми ментами, отвлекая их внимание от моих солдат, кося одновременно взглядом на приближающихся потихоньку со всех сторон чеченцев.

– ….Бердюгин ходу, – ПРП грозно взревело, выкинуло сизый клуб дыма из выхлопной трубы, сзади также заревел двигатель машины разведчиков, заставив ментов в испуге отскочить в сторону. Моя машина и машина разведчиков, лязгая гусеницами, опасно заскользили по асфальту, резко разворачиваясь на перекрёстке и теперь все чеченцы, в том числе и торговки в испуге разбегались от дороги. Ещё раз взревев двигателями, наши машины рванули в обратную сторону. Опять замелькали мимо нас окраины города и через пять минут быстрой езды мы очутились на улицах населённого пункта. Теперь-то я смотрел более внимательным взглядом на всё происходящее вокруг. Самое интересное – за пятнадцать-двадцать минут что мы отсутствовали, на улицах стало ещё больше народу. Причём, здесь были только мужчину – ни женщин, ни детей видно не было. А это был очень хреновый признак. Мы мчались по улицам, грохоча гусеницами, углубляясь в город всё больше и дальше. Развернуться нам бы уже не дали, да и негде, так что путь у нас теперь был только вперёд. Я молил бога только об одном, чтобы сгоряча не залететь в тупик, или же чтобы чеченцы не соорудили впереди баррикады. Выстрелов в нас ещё не было, но что они будут я уже не сомневался.

– "Паук, Паук! Я Лесник 53". Где вы находитесь? – Я попытался в очередной раз связаться с Малофеевым, но эфир мне отвечал неразборчивым бормотанием, которое прерывал и заглушал шум двигателя.

– Чёрт побери, – я ещё крепче выругался, и стал вглядываться в глубину улицы. Кажется, чеченцев здесь было несколько меньше, – Бердюгин. Стой!

ПРП заскрежетало гусеницами по асфальту и остановилось, на этот раз механик разведчиков вовремя среагировал и их БМП остановилась в нескольких шагах от нас. Солдаты залегли на верху машин, направив в разные стороны стволы автоматов, а я в азарте начал снова запрашивать Малофеева, поглядывая на чеченцев, замявшихся в нерешительности в глубине улицы.

Слышимость была гораздо лучше, но услышанное не прибавило мне оптимизма – генерал требовал, чтобы я присоединился к нему, даже не пытаясь объяснить где он.

– Да пошёл ты на х…, "Паук", – последние слова я выкрикнул в микрофон, естественно отключенный. Приказ генерала я и не собирался выполнять. Передо мной теперь стояла другая задача, причём более важная, чем присоединиться к генералу – это не дать погибнуть солдатам, самому выжить и сохранить технику.

Минуту назад, чеченцев было человек тридцать, а сейчас их уже было гораздо больше. Они лезли из всех щелей, внезапно появляясь из калиток, дверей домов, выворачиваясь из-за угла улицы. Как по сигналу, они одновременно двинулись к нам, приближаясь всё быстрее и быстрее. В руках у них по-прежнему не было оружия, что останавливало меня от немедленного приказа открыть огонь и я лишь настороженно наблюдал за ними.

– Бердюгин, дави, – дальше ждать было уже нельзя, до чеченцев оставалось десять метров и они замкнули нас в кольцо. Мою команду услышал и механик разведчиков – обе машины одновременно заревели и рванулись прямо на толпу. Ещё несколько секунд тому назад, торжествующие чеченцы считали нас растерявшимися и лёгкой добычей. Но теперь мы превратились в нападающую сторону и они с визгом и дикими криками выскакивали практически из-под гусениц, падали на мостовую, сшибая друг-друга. Просто чудо, что мы никого не задавили и теперь мчались по улицам и были готовы убивать и давить всё или всех, кто попытается нас остановить. Заполнив грохотом пол города, мы благополучно вырвались из теснин улиц и выскочили к мосту с двумя русскими милиционерами.

– Мужики, садись на броню в городе духи.

– Не…, товарищ подполковник, нам сказали здесь быть, – молодые парни улыбались синими от холода губами и трясли головами, отказываясь и не слушая мои увещевания, наверняка считая меня пьяным.

– Парни, я последний, кто живым вышел из города. Садитесь ко мне пока не поздно, – но менты не соглашались и не хотели верить мне. Лишь три дня спустя я узнал, что в тот момент, когда я уговаривал милиционеров на мосту – город был уже во власти боевиков. Комендант города, русский полковник, был растерзан чеченскими женщинами, когда он вышел к ним и попросил разойтись. Были убиты и остальные офицеры комендатуры. Оставшиеся в живых, сумели отступить к зданию вокзала, где заняли круговую оборону. А молодым милиционерам, которых я уговаривал, осталось жить десять минут. Чеченцы, сидевшие в засаде у моста, только ждали когда мы уедем. Но сейчас я этого не знал. Не знали мы и другого, что одновременно с захватом города Аргун, боевики атаковали ещё несколько населённых пунктов в том числе и Шали. Было разбито несколько наших крупных колонн с боеприпасами. Взято в плен и убито много наших военнослужащих и эфир был наполнен радостными "реляциями" боевиков…

– Может быть, я паникую? Всё-таки я не видел ни у кого оружия. Чёрт побери, плохо иметь опыт – начинаешь думать и накручивать себя. И стрельбы не слышно – наверно, крыша начинает ехать…

Я немного успокоился и дал команду на движение: надо было спешить, чтобы до темна вернуться в лагерь. Чего греха таить – днём мы контролировали дороги и Чечню, то на ночь войска закрывались в местах расположения, на блок-постах и в темноте на дороге можно запросто получить пулю в лоб или гранату в борт машины как от боевиков, так и от своих. Поэтому мы погнали. Справа промелькнула среди деревьев станция Примыкание, напротив Ханкалы мы свернули налево и ныряя в ямы и ухабы, проследовали через сады к асфальтовой дороге. Здесь прибавили ходу и через десять минут выскочили к перекрёстку плем. совхоза у Чечен-Аула. Но времени до темноты оставалось совсем немного. Мы ещё прибавили – очень уж не хотелось оставаться в ночи, на дороге. Но как бы мы не спешили, к перекрёстку в Алхан-Юрте мы подошли почти в темноте. Менты выскочили на дорогу и замахали руками, требуя остановиться, но я сам решительно замахал в ответ руками, отказываясь и махнул рукой на Алхан-Калу. Бердюгин начал было тормозить на требования милиционеров, но я рыкнул на механика и ПРП прибавило ходу, тем самым избежав повторного столкновения с БМП разведчиков, которое просто не успевало бы затормозить.

Алхан-Кала смутно и угрожающе прорисовывалась на противоположном, высоком берегу реки Сунжа и опасность нас могла подстерегать непосредственно на длинном и узком мосту через реку и внутри села, через которое нам нужно проехать. А ведь всего пару дней назад село было в руках бандитов и что там сейчас – непонятно.

Я поднял вверх руку с зажатым автоматом и стволом показал вправо и влево. Мой сигнал поняли правильно и машины ощетинились стволами в разные стороны. А, будь что будет. Мы смело прогрохотали по мосту и благополучно выскочили на берег. Чуть снизили скорость на крутом повороте, проскочили железнодорожный переезд и въехали в село. Улицы были темны и безлюдны. Тёмные дома безмолвно высились вдоль узкой улицы. Подъезжая к очередному перекрёстку, я каждый раз сжимался, ожидая выстрела с гранатомёта. Но нам повезло – село получило хороший урок и молча выпустило нас из своих улиц.

…Фу, ещё три километра и появились огни нашего командного пункта. Мы радостные и возбуждённые слезали с машин около палатки ЦБУ, когда туда же подъехала и колонна генерала Малофеева.

– Борис Геннадьевич, ну тебя на х…, – зло оборвал мой доклад Тимохин, – куда ты слинял? Я за это время чуть не поседел, переживая за вас….

– Владимир Васильевич, вы то сами куда умчались? Я ведь вас догнать не смог. – Я не обижался на подполковника Тимохина, понимая его состояние. И, действительно, зам. командира полка быстро "отошёл" и через пару минут он рассказал, что Малофеев спонтанно решил проехать к полку, обогнув Грозный с другой стороны. Для самого Тимохина было неожиданностью, когда они выбрались на автостраду у станции Примыкание – приказ генерала свернуть налево, а не направо.

– Ну, вот видите, – мы уже сидели в тёплой палатке ЦБУ за столом, – а откуда я это мог знать? Поэтому остановился, считая что вы через километр развернётесь и поедете обратно. Да, кстати, что-то неладное в Аргуне. Мне здорово не понравилась тамошняя обстановка. Может быть, я накручиваю себя, но что-то там не тово….

После приёма доклада от дежурного артиллериста и постановки задач на ночь, я открыл рабочую тетрадь оперативного дежурного. Ого и тут новости. Днём, в районе Самашкинского леса колонна 1го полка попала в засаду боевиков. Причём, тех боевиков, которые вырвались из Алхан-Калы. Зажали так здорово, что на подмогу пришлось посылать три танка и 2 БМП с пехотой.

Завтра на базе Алхан-Юрта в 9 часов будут проводится занятия по действиям штурмовых отрядов. Через неделю будем брать Грозный.

6:50 Устал, очень устал. Вымотан, причём не физически, а морально-психологически.

Внешне вроде бы по мне не видно, но чувствую себя "разбитым". Держусь – нельзя мне расслабляться. Что будет с моими подчинёнными если начальник сломается. Чистяков уехал, Гутник ещё не вернулся из отпуска. Приходится работать втроём: Кравченко, я и Шумков. Вот у меня эта пружина внутри и заведена, но держусь – держусь изо всех сил.

18:20 День прошёл спокойно. Где-то в одиннадцать прилетел вертолёт, откуда вылезли

два генерала в сопровождении нескольких офицеров, которые шустро начали проверять штабные документы и работу штаба. Конечно, накопали кучу мелких и досадных недостатков, как-то: полковника Сергеева положили в госпиталь, а приказа что Сергеев лёг в госпиталь, а подполковник Тимохин принял командование полком – нет. В некоторых документах перепутаны даты, записи в рабочих документах оперативного дежурного ведутся небрежно, неряшливо и так далее и тому подобное. Генералы с показной сердитостью сидят в ЦБУ и вокруг них со значительными лицами бродят их офицеры, а Тимохин и мы скрипим зубами от злости, еле сдерживая желание, чтобы не послать их подальше. Но вскоре они улетели в 15 полк тоже с проверкой. Когда они прилетели к соседям РЭБ перехватил радиообмен между боевиками: – "Вижу вертолёт, могу его сбить". Ответ: – "Подпусти поближе".

Вертолёт всё-таки они не сбили. Где-то в три часа поступило тревожное сообщение, которое как это не парадоксально, заставило немного погордиться собой, своим опытом и интуицией. В Аргуне и Гудермесе идут тяжёлые бои и они находятся в руках боевиков.

А ещё через час с танкового батальона сообщили о гибели одного танкиста и ранении другого. Да.., в полку уже 32 убитых.

Не обрадовало меня и сообщение вернувшегося с занятия подполковника Чикина: начальник штаба дивизиона майор Пиратов собрал вещи и уехал к родственникам в Кисловодск.

– Борис Геннадьевич, всё это он объяснил тем, что очень устал. Говорит: если не отдохну то "крыша уедет".

Я только развёл руками – вот этого я не ожидал и теперь не знаю что делать. То ли докладывать, то ли нет. Ладно…, если через неделю не появится – то буду докладывать. Появится и всё будет тихо – обойдусь тяжёлым разговором, но второго дивизиона ему не видать.

13 января 2000 года Пострелять с утра не пришлось. В два часа ночи позвонили с

21:05 группировки – утром, исполняющий обязанности командира полка

подполковник Тимохин, я и начальник связи вылетаем в Ханкалу. Прилетели в группировку и сразу же на построение. В едином строю командного состава стояли офицеры-армейцы, Внутренние войска, МВД, здоровяки из ОМОНа, милиционеры. Ждать почти не пришлось: из палатки вышел грузный командующий Северо-Кавказским округом генерал-полковник Казанцев. Был он мрачным и явно не в духе. С презрением посмотрел на ту часть строя, которая относилась к МВД и тут же вызвал к себе командира 22 бригады ВВ. Мы думали, что он вызвал его для награждения, но всё было наоборот. Оказывается, один из батальонов этой бригады отказался идти в бой и командир бригады, со слов командующего, сам смалодушничал, пытаясь выгородить своих подчиненных.

Казанцев не стеснялся в выражениях и не щадил самолюбия ментов, слова – подлецы, трусы, потенциальные предатели сыпались из уст командующего, как из рога изобилия. Краткая оценка участия ментов в боевых действиях также не блистала корректностью – воюют плохо, зачищают плохо, охраняют – тоже плохо. Передавать дословно возмущение командующего нету смысла. Но запомнились два эпизода недавних событий.

– …вы на себя посмотрите какие вы отожравшиеся за спиной армии и подчинённые у вас задницы поотращивали. Кроме как дубинками пенсионеров и студентов лупить ничего больше и не можете. Тут, товарищи офицеры, – Казанцев теперь повернулся к нам, армейцам – случай произошёл, когда боевики Шали захватили 7 января. Боевики, если по честному говорить, Шали и не захватывали, а просто вошли в населённый пункт. Гарнизон из 120 милиционеров, вместо того чтобы дать отпор боевикам, запёрся в водонапорной башне и стали вопить в эфир – На помощь… Придите к нам на помощь…. Армия нас бросила… Спасите….!!!

120 ментов, здоровенных мужиков. Как они там 120 человек в башне поместились, я до сих пор не пойму. Их крики о помощи были услышаны и мотострелковый взвод – 30 солдат срочников, молодых пацанов приехали и разблокировали этих трусов. Позорники и вы после этого хотите чтобы к вам нормально относились? А Аргун? Там армейцы на вокзале закрепились, вышли в эфир и попросили не помощи, а воды и боеприпасов. За несколько часов обшили стальными листами дрезину, загрузили воду, боеприпасы и двое армейских, я подчёркиваю – армейских солдат, сели и прорвались к осаждённым и те сумели продержаться до разблокирования….

В течении последующих пяти часов увязывались все вопросы взаимодействия всех кто будет участвовать в штурме Грозного. Интересный момент, командир штурмового отряда по огневому воздействию будет иметь такие же возможности что и командующий общевойсковой армии. По первому же требованию командира штурмового отряда прилетит армейская, фронтовая авиация, нанесут огневое поражение все виды артиллерии.

15 января 2000 года – Боря, только мы вчера вечером тихонечко пробрались на то место,

16:05 откуда вы обстреляли машину с боевиками, как над нами почти

впритирку пролетают снаряды и начинают рваться на заводе. Стреляли точно, но очень уж опасно для нас, всё время казалось что твои снаряды нас зацепят. Потому и пришлось выходить на ваш полк, чтобы вы прекратили огонь…, – мы ещё немного пообщались с Ткачом, а потом разошлись по своим КНП.

Связь с огневыми позициями была установлена, приборы расставлены. Мне осталось только разложить свой планшет с картой. Доложил полковнику Сухареву о готовности и стал прислушиваться к указаниям генерала Малофеева. Сегодня мы должны были занять территорию перед нашим КНП вплоть до стадиона. Выслушав последние слова инструктажа офицеры разошлись по своим местам и расположениям.

Час тому назад внезапно из глубины частного сектора вышла группа местных жителей. Человек двадцать стариков, женщин и детей жались к седобородому старику, который твёрдо держал в своих руках белый флаг. Они прошли по улице Алтайской и остановились недалеко от КНП полковника Ткач, а через пять минут полковник сам спустился к ним. Ещё через пятнадцать минут Ткач поднялся на КНП, а местные жители удалились к домам и вскоре растворились в глубине частного сектора.

Зазвонил телефон и полковник Ткач доложил Малофееву: – Приходили местные жители. Просят чтобы мы не стреляли по домам. Я их спросил – где тогда боевики, покажи их и мы будем стрелять только по их позициям. Они ответили, что ничего не знают про боевиков. Тогда и я им сказал – раз не знаете, тогда разворачивайтесь и идите обратно. Мы тоже не знаем будем по вам стрелять или нет.

….Я успел для контроля дать по одному снаряду по запланированным целям, как в 9:30 началась артиллерийская подготовка атаки. В течении 15 минут 6 батарей выпустили 250 снарядов и мин, после чего со стороны КНП Ткач началась двигаться наша разведрота с арт. корректировщиками: Кравченко и Гутник. Через пять минут в пешем порядке за ними стала вытягиваться 1ая рота нашего полка. Пока всё шло нормально, боевики подозрительно молчали, а пехота раскинувшись в цепь двигалась между зелёнкой и нами внизу. Мы напряжённо наблюдали в бинокли за продвижением солдат, бросая взгляды на зелёнку, откуда и нужно было ожидать огонь. Внезапно в середине цепи, прямо под ногами одного из солдат, вспух серый дым от разрыва гранаты и тут же докатился звук разрыва. Солдат упал и около него тотчас сгрудились несколько человек, оказывая ему медицинскую помощь.

– Товарищ генерал-майор, только что сообщили. Солдат сам случайно выстрелил себе под ноги из подствольника, – доложил от радиостанции связист.

Генерал молча мотнул головой и отдал приказ: – Не останавливаться. Продолжать движение.

Постепенно, первая рота и разведчики без единого выстрела заняли всю территорию вплоть до стадиона. И здесь, обогнув восточную трибуну и проникнув на территорию парка, разведчики нос в нос столкнулись с большой группой боевиков. Одновременно с обоих сторон затрещали выстрелы, полетели гранаты. Боевиков было гораздо больше и разведчики сразу же оказались в критическом положении. Если первая рота находилась вся на виду и в двухстах – двухстах пятидесяти метрах от нашего КНП, то разведчики были от нас в четырестах метрах и поле боя заслоняла трёхэтажная трибуна стадиона и кроны деревьев. Гутник, который был с разведчиками, сразу же вышел на связь и стал запрашивать помощи огнём артиллерии, но толком не мог объяснить точное место разведчиков или боевиков. Единственно что я смог понять это то, что боевики были в тридцати метрах от разведчиков и так зажали их огнём, что подняться и отойти не было никакой возможности.

Стрелять в таких условиях было рискованно – можно было накрыть и боевиков и своих. Но и разведчики долго в таких условиях продержаться не могли. Я вновь прильнул к окулярам большого прибора и стал разглядывать парк за стадионом, пытаясь хоть что-то разглядеть, но тщетно.

Я схватил микрофон радиостанции и вызвал Гутника на связь: – "Скрипач, Я, Лесник 53". Начинаю работать одним орудием, как только увидишь разрыв снаряда, докладываешь отклонение в метрах.

– "Лесник 53, Я, Скрипач", я башку поднять не могу, тут же пулю в лобешник получу. Так что не смогу наблюдать за разрывами.

– "Скрипач, ты хоть один засеки, а дальше я сам сработаю.

– "Самара, Я Лесник 53", работаем основным. Варшава 5, точно семь. Один снаряд, Огонь!

– Выстрел, – прозвучало из наушников радиостанции и я стал смотреть на восточную трибуну. Есть. Снаряд разорвался прямо в центре трибуны, выкинув в воздух обломки от скамеек.

Быстро передал корректуру на огневую позицию и услышав команду – выстрел, схватил микрофон: – "Скрипач", лови разрыв.

Тихо прошелестев над нами снаряд упал в глубине парка и разорвался. Поднявшийся над кронами деревьев серый дым, обозначил место разрыва. Судя по звукам перестрелки снаряд упал метров на сто сзади боевиков.

– "Лесник 53, сто метров сзади боевиков. Я, Скрипач"

– Хм, – я довольно хмыкнул, – опыт не пропьёшь.

Тщательно просчитав доворот, я передал корректуру на дивизион и внутренне сжался. Если наводчик основного орудия ошибётся хотя бы на единицу угломера, снаряд ляжет прямо среди разведчиков. Снова тихо прошелестел снаряд и облако разрыва поднялось среди деревьев. А я перевёл взгляд на радиостанцию – что мне сейчас доложит Гутник.

– "Лесник 53, Я, Скрипач" – отлично. На этих же установках дайте залп.

– Э нет, Санков, я положил наушники на карту и взял микрофон радиостанции с дивизионом.

– "Самара", основным, шесть снарядов, двадцать секунд выстрел – Огонь!

– Копытов, а чего ты залп батареей не даёшь? Так ведь в одну точку долбить будешь – Генерал Малофеев до этого молча только наблюдал за моими действиями, а сейчас зашёл в мою ячейку.

– Нет, товарищ генерал-майор, нельзя, – категорично ответил и тут же стал объяснять, – для того чтобы дать точный залп в этих условиях прямо по позициям боевиков, я должен буду пристрелять каждое орудие. Лишь после этого я могу дать залп. А времени то нет. Поверьте мне – этих снарядов будет достаточно. А естественный разнос снарядов накроет всю позицию духов.

Шесть разрывов снарядов, предрешили исход боя. Огонь со стороны боевиков быстро ослаб и разведрота, лишь с одним легкораненым, смогла выскользнуть из ловушки.

Только мы облегчённо перевели дух, как боевики, незаметно пробравшись по узким улочкам частного сектора, внезапно атаковали с двух сторон первую роту, которая ещё не успела закрепиться на новых позициях.

Несколько облегчало положение первой роты, то что она находилась за бетонным забором и боевики не могли просматривать всю роту. Но они засыпали всю территорию внутри бетонного забора гранатами из подствольников и АГС, а 7.62 мм пули лёгко, как бумагу, прошивали бетонный забор. Этот же забор, в свою очередь, тоже мешал мотострелкам вести прицельный огонь, они вынуждены были залезать на БМП, и подымаясь во весь рост вести огонь над забором тут же приседая от ответного огня, что было очень рискованно. Весь бой проходил на наших глазах, так как позиции были намного ниже нашего КНП и находились в двухстах пятидесяти метров от нас. Боевиков которые атаковали со стороны города нам не было видно, но они мелькали с другой стороны и тогда все офицеры и солдаты на КНП открывали дружный огонь из автоматов по чеченцам, чем здорово помогали оборонявшимся мотострелкам.

Бой шёл уже минут двадцать и натиск со стороны боевиков только увеличивался. Я обстрелял тылы боевиков и попытался работать батареей, но быстро прекратил, увидев опасные отрывы снарядов.

В самый острый момент боя непонятно откуда, на узкую улочку между бетонным забором, за которым оборонялась первая рота и деревянными, частными домами вышли два наших бойца. Они остановились посередине улочки и стали с интересом наблюдать, как перестреливались солдаты 1ой мотострелковой роты и боевики в сорока метрах от них. Все на КНП начали кричать, стрелять в воздух, чтобы привлечь внимание бойцов, но солдаты покуривая, понаблюдав за перестрелкой несколько минут, повернулись и спокойно стали спускаться по улочке вниз, лишь изредка поглядывая за спину и через четыре минуты скрылись из виду.

– Ну, у вас и "слоны", – восхищённо засмеялись офицеры внутренних войск, находившиеся в окопе с нами, а я про себя закончил – да, а ваши бойцы разбежались бы.

Огонь со стороны боевиков несколько ослаб и вроде бы появилась уверенность, что бой так и закончится. Но точная очередь из АГС накрыла гранатами переднюю БМП-2. Боевая машина густо задымила, а с ёе верха стали спрыгивать бойцы и разбегаться в поисках укрытий. Как то сразу мотострелки стали откатываться к каменному строению посередине замкнутого пространства и здесь занимать оборону. Из дымящего БМП выскочил механик-водитель и как заяц помчался вдоль бетонного забора. Низ забора в этом месте поднимался над землёй на тридцать сантиметров и боевики хорошо видели мелькающие ноги солдата. Пули прошивали бетонный забор в основном над головой механика, заставляя его всё ниже пригибаться и ускорять движение. Казалось, конец этого соревнования очевиден – очередь перечеркнёт бойца, поставив точку. Но солдат почти на четвереньках выскочил из-под обстрела и добежал до своих товарищей.

БМП продолжало густо дымить, как раз посередине между боевиками и мотострелками и если сейчас не предпринять решительных мер, то грозная машина может запросто попасть к духам. За зданием скопилась несколько офицеров первого батальона, о чём-то посовещались, выглядывая из-за угла строения и один из них стал снимать с себя снаряжение. Это был начальник штаба первого батальона майор Калинин. Игорь разделся, избавившись от куртки. Сунул за пояс пистолет, рассовал по карманам гранаты, взял в руки несколько дымовых шашек и, стремительно выскочив из укрытия, помчался в сторону одинокого БМП. Это было так внезапно, что боевики пропустили рывок офицера и открыли ураганный огонь лишь когда Калинин оказался сзади БМП.

Мы все с облегчением перевели дух, но больше всех были поражены смелым поступком офицеры ВВэшники и мы с гордостью слушали дифирамбы в адрес не только начальника штаба первого батальона, но и в наш, армейский, адрес. Но дифирамбы дифирамбами, а мы с тревогой наблюдали дальнейшие действия Игоря. Калинин выглянул из-за боевой машины, нажал на ручку задней дверцы и рывком отворил её. Потом быстрым движением выхватил из-за пояса дымовые шашки и, выдернув шнуры, раскидал начинавшие дымить шашки за бетонный забор, а сам нырнул в глубину машины. Дымовушки буквально за несколько секунд разгорелись, отделив густым дымом БМП от забора и боевиков. Из задней дверцы на улицу вылетели матрац, потом несколько подушек. Ещё через несколько минут взревел двигатель, выкинув в воздух клуб сизого дыма, потом машина дёрнулась и рванула задним ходом в сторону позиций, виляя из стороны в сторону. Сделав несколько резких поворотов и разбив небольшой бетонный столбик, БМП зацепив бортом весовую, заскочила под её защиту.

– Фу, нормально…, – офицеры и солдаты, наблюдавшие за этим рискованным действием, все разом облегчённо вздохнули и стали оживлённо переговариваться. А генерал Малофеев приказал.

– Начальника штаба батальона представить к ордену.

Постепенно обстановка нормализовалась. Развед. рота благополучно вышла из боя и сосредоточилась на высоте сзади КНП. На ящике передо мной сидел сумрачный Гутник и тихим голосом рассказывал, как их зажали.

– … Как только мы вдоль трибун вышли в парк, сразу же были атакованы боевиками. Их было, товарищ подполковник, до пятидесяти человек. Они были везде. Их фигуры мелькали среди деревьев, вдоль трибуны, рядом с нами. А как только снаряды первые упали, они сразу же ломанулись вперёд и оказались в тридцати метрах от нас. Снаряды падают сзади их, не принося им никакого вреда. Вот тогда страшно стало. Если бы они сделали рывок вперёд, в рукопашную – они нас задавили бы числом. Но духу у них на это не хватило и слава богу….

– Ладно, Володя. Сегодня больше никуда идти не надо: так что отдыхай.

Я отвернулся и стал смотреть за бруствер окопа: на душе было тягостно. Было ясно, что Гутник находится на грани нервного срыва. Он старался, крепился, но пережитый ужас, страх выдавался дрожанием рук, тусклым голосом, которым подчинённый рассказывал о бое. Ему нужно дать отдохнуть, перевести дух и я не мог этого ему предоставить. Завтра я его опять погоню вперёд. И послезавтра тоже. Конечно, я мог бы наплевав на все запреты, пойти вместо него. Мог бы и придёт время пойду. Но каждый должен быть на своём месте: как бы не желал и не хотел я своей спиной не смогу защитить и закрыть от смерти всех своих подчинённых. Да, дам на сколько это возможно Гутнику отдохнуть, но потом пошлю его вперёд и буду посылать пока не придёт ему замена или же….

– Товарищ подполковник, прибыл из первого батальона. Всё нормально…., – бодрый голос отвлёк меня от грустных размышлений и я с удовольствием оглядел появившихся в окопе Кравченко и Мустаева.

– Товарищ подполковник, если что, мы тут рядом. Костёрчик разведём и пообедаем. – Я разрешающе кивнул головой, отпустив офицеров.

Десять минут наблюдения за передним краем, в попытке разглядеть позиции боевиков, ни к чему не привели и я резко присел вместе со всеми на дно окопа, укрываясь от внезапно начавшегося миномётного обстрела. На КНП и прилегающие к нему кусты обрушился град 82 миллиметровых мин.

Надо сказать что перед наступлением на нашем направлении вся высота была заполнена подразделениями внутренних войск, ментами и различными службами как армейскими так и МВД. Везде где была возможность стояли палатки разных размеров, предназначенные для обогрева и отдыха офицеров и личного состава. Тарахтели движки, выкидывая в воздух сизые дымки и питая спец. машины электричеством. Чуть ниже вершины в кустах ВВэшники развернули медицинский пункт, где хозяйничал с санитарами старший лейтенант медицинской службы. Всё было в движении. И сейчас я с тревогой прислушивался к разрывам мин, представляя, что они могли наделать. И раньше боевики обстреливали высоту из автоматов и пулемётов, а то и из АГСов. И каждый раз были раненые и убитые, но сейчас они очень плотно накрыли миномётами высоту. Все молча сидели на дне командно-наблюдательного пункта и напряжённо ожидали окончания налёта, надеясь что ни одна из мин не попадёт в наш окоп. Тревожился я и за своих офицеров, которые вышли наверх. Они как раз попали в самый эпицентр разрывов.

Миномётный налёт закончился также внезапно, как и начался и мы все резко поднялись, вскинув к глазам бинокли для того чтобы попытаться засечь позиции вражеских миномётчиков. Но минута проходила за минутой и я с огорчением опустил бинокль.

Послышался шум шагов и в окоп спустились бледные Гутник и Кравченко – последний растерянно крутил в окровавленных руках изодранную чёрную вязанную шапочку.

– Что случилось?

Гутник молча прошёл к ящику и сел на него, обречённо обхватив руками голову. Кравченко же продолжал крутить в руках шапочку, собираясь со словами, а потом выдавил из себя: – Вот, товарищ подполковник, вот…. Только отошёл в кусты, как первой же миной Мустаева ранило в голову, а его солдата убило. А мне всю шапочку осколками порвало…

Дав офицерам немного прийти в себя я выслушал более-менее связный рассказ. Выйдя из окопа Кравченко, Гутник, Мустаев и солдат-связист решили расположиться в кустах в пятнадцати метрах от КНП. Быстро наломали веток, сложили их в кучку и зажгли. Мустаев расставив банки на небольшом пенёчке, стал их неторопливо вскрывать готовя к подогреву. Гутник отошёл на несколько шагов, выглядывая очередную порцию топлива, а Кравченко снял с себя оружие и снаряжение и обстоятельно всё это развесил на небольшом деревце рядом с костром. Туда же водрузил и свою вязанную шапочку мокрую от пота. Достал из разгрузки кусок туалетной бумаги и не спеша направился к ближайшим кустам.

– Товарищ старший лейтенант, наверно ещё надо принести дров, а то не хватит для разогрева, – Мустаев критически посмотрел на костерок и поощрительно кивнул своему связисту головой.

– Давай.

Рядовой Платов поднялся с колен, повернулся, сделал два шага вперёд и практически шагнул в миномётный разрыв первой же мины. Он был мгновенно убит, Мустаева взрывной волной откинуло назад и небольшой осколок от второго разрыва ударил его в голову….

Гутник и Кравченко отделались испугом и царапинами. Поняв, что солдат убит, они перевязали Мустаева и быстро отправили его к медикам. После чего занялись собой. Одна из мин попала в дерево, где было развешано снаряжение Кравченко и разбросало всё его имущество по кустам…

– Товарищ подполковник, если бы я не пошёл в кусты меня бы прямым попаданием разнесло…. Во это то везуха… Володя ты представляешь? – Сашка возбуждённо крутился в проходе, бесперестанно теребя Гутника и всех окружающих, удивляясь тому, что его спасло. Но Гутник, уйдя в свои переживания, безучастно сидел на ящике и не реагировал на окружающее. Что здорово мне всё больше и больше не нравилось.

Я энергично затряс капитана за плечо, пытаясь действием и вопросами вывести его из заторможенного состояния: – Володя, а что с Мустаевым? Как он ранен?

Я добился своего. Гутник поднял на меня глаза, в которых начало появляться осмысленное выражение. Потом он как бы встряхнулся и пришёл в себя.

– Да вроде бы ничего. Крови только много из раны вышло. А так чиркнуло его по касательной. В госпитале разберутся….

Я отвернулся и облокотился на бруствер: конечно, то что Мустаева легко ранило – радовало, но не утешало и мне уже надо сейчас решать вопрос – Кого ставить командиром батареи?

Если смотреть со стороны, то как бы проблемы – "Кого ставить" – не было. Конечно, опытного старшего офицера батареи старшего лейтенанта Каюмова, а командира второго взвода – СОБом. Это просто, если бы этот вопрос решал посторонний офицер. А я, зная обстановку в батареи, колебался. Старший лейтенант Каюмов хорош был на своём месте, именно под командой командира батареи, в данном случаи, Мустаева. А в должности командира батареи он был всё-таки слабоват. Развалить батарею он не развалит, но и на этом уровне удержать её не сможет. Тем более накануне наступления.

– Ладно…., – я решительно встряхнул головой, – отложу ка я эту проблему на вечер. Если ничего лучшего не придумаю, то пусть батареей временно покомандует помощник командира батальона по артиллерии капитан Серёгин. А там посмотрим.

Я опять прильнул к оптическому прибору, перестрелка между первой ротой и боевиками постепенно стихла и духи отошли в глубь частного сектора, а мотострелки опять вышли к бетонному забору и начали там закрепляться.

Перевёл прибор на частный сектор и стал пристально его разглядывать. Вроде бы увидел нескольких чеченцев, которые перебегали во дворах двухэтажных деревянных бараков. Быстро передал данные на огневые позиции и пролетевшие над нами сорок восемь снарядов разбили бараки, сараи внутри дворов, взлетели воздух доски, куски заборов, а с посечённых осколками деревьев срезало более половины веток. Несколько снарядов попали в здание заброшенной кочегарки и на том месте несколько минут клубилась красная кирпичная пыль. Я вошёл в азарт и следующий огневой налёт сдвинул на сто метров вправо на предполагаемые позиции боевиков и с удовольствие наблюдал как очередные несколько домов превратились в руины. Медленно, в течении нескольких минут оседала пыль, а вместо неё из развалин всё смелее и смелее стал выбиваться с каждой секундой густеющий дым. Выскочил язык пламени, потом другой. Подул ветерок и через какое то время там уже бушевал не хилый огонь, быстро перекинувшийся на соседние дома. Если боевики там и были, то сейчас они вынуждены отступить из-за пожара ещё глубже в частный сектор и дать нашей пехоте около часа в спокойной обстановке обустроиться на новых позициях.

Теперь своё внимание я перенёс на промышленную зону, которая располагалась за частным сектором. За улицей Социалистической, где мы недавно обстреляли УАЗик, располагалась тоже промышленная зона, но это был единый промышленный комплекс – нефтеперерабатывающий завод со всей сопутствующей нефтехимическому предприятию инфраструктурой. В мешанине громадных цистерн, рефракционных башен, бесчисленных трубопроводов тянувшихся на несколько километров, как в глубину так и в ширину практически невозможно было разглядеть позиции и перемещение боевиков. А ведь под этим заводом существовала ещё и развлетвлённая сеть подземных коммуникаций, где чеченцы могли свободно перемещаться. То здесь была другая картина. Здесь промышленная зона была шириной метров пятьсот-семьсот и ограничивалась с дальней от нас стороны Старопромысловским шоссе и двухэтажными кирпичными зданиями вдоль него. По фронту она тоже была небольшой – около километра, может быть чуть больше. И состояла она из нескольких промышленных предприятий и складских зон. Прямо напротив нас, на дальней стороне, располагался бетонный растворный пункт с несколькими высокими башнями, правее его тянулись двухметровые заборы и за ними приземистые складские сооружения. Чётко видна была пожарная часть, её двор, опять заборы и левее несколько мелких предприятий общестроительного характера. Виднелись ворота мастерских. Но уже здесь можно было вычислить маршруты передвижения и места расположения боевиков.

Передав на огневую позицию, что буду работать основным орудием подручной батареи, я быстро подготовил данные по одному из предполагаемых мест расположения. Уж очень там было много скрытых подходов. Да и внутри нескольких зданий можно было спокойно передвигаться. Но установку взрывателя определил – "Замедленный".

Чёрная точка снаряда на какую-то долю секунды мелькнула и ударила в бетонную крышу конторы (так я определил для себя эту часть комплекса зданий) пробила её и тут же крыша подпрыгнула от внутреннего взрыва, выкинув из всех щелей и окон пыль и дым. Дал ещё два снаряда: один также разорвался внутри помещения, а второй во внутреннем дворике, выкинув в небе чёрную землю. Несколько раз довернув основное орудие, прочесал снарядами практически все помещения этого комплекса и остался доволен ювелирной работой наводчика. Надо будет вечером позвонить командиру дивизиона, чтобы тот представил того к награде. Попытался накрыть памятник "Трёх дураков", сделав перенос от этой цели, но опять не попал лишь поцарапал его осколками.

Теперь моё внимание привлекли две девятиэтажки на выходе из бульвара. Окна квартир верхних этажей на обоих зданиях были заложены кирпичом. Интересно.

– Евдокимов, ну-ка позови сюда кого-нибудь из противотанкистов. Они там слева располагаются….

– Мошкин, – я повернулся, когда в окопе с шумом появился командир второго противотанкового взвода, – что-нибудь разведал?

– Да так, – неопределённо протянул старший лейтенант, – наблюдаю, но пока ничего не обнаружил.

– Блин, Мошкин, ну когда вы более самостоятельными будете? – Не злобливо возмутился я, – меня в первую войну драли за то, что я по одиночным боевикам бил. Гонялся за ними. Сам цели искал. А вы сидите только лупаете глазами. Иди сюда пионер, смотри.

Я отодвинулся от оптического прибора и дал посмотреть в окуляры: – Смотри, Мошкин, куда перекрестие направлено – это цель номер один.

Чуть толкнув офицера в плечо, я снова прильнул к окулярам и навёл перекрестие на небольшую будку на плоской крыше шестиэтажного здания около растворного пункта: – А это цель номер два, – я пустил командира взвода к прибору, – Видишь?

Мошкин кивнул головой и приподнялся над прибором, запоминающим взглядом поглядел на первую цель, потом на вторую и повернулся ко мне.

– Цель номер один и номер два уничтожить. Время пошло, – я демонстративно поглядел на часы и молодого офицера как выдуло из окопа.

– Сержант Епифанов – ко мне, – полковник Сухарев, майор Богомяков, подошедшие из своей ячейки и я выглянули. Мошкин ставил задачу командиру противотанковой установки и вот уже сержант летел к своей машине. Гулко хлопнула крышка люка. Машина завелась и почти сразу же пакет с пятью ракетами стал поворачиваться в сторону девятиэтажек, напоследок на высокой ноте взвыли электромоторы горизонтальной наводки. Щёлкнули крышки контейнера и с пламенем выскочила ракета. Слегка провалилась на траектории, как это всегда бывает и уверенно пошла к левой девятиэтажки. Если она сначала и слегка рыскала на траектории, то через несколько секунд она уже как по рельсам катила к цели. Вспышка пламени, дыма и в кирпичах образовалась дыра.

– Эх, блин, догадается ли Мошкин через эту дыру вовнутрь следующую ракету загнать? – Я с досадой наблюдал, как командир взвода запрыгнул на броню противотанковой установки и что-то прокричал сержанту Епифанову. Спрыгнул и отбежал в сторону.

– Молодец старлей, да и командир установки тоже, – вторая ракета лишь слегка задев край кирпичной кладки, ушла во внутрь квартиры и там рванула, а я с удовольствием посмотрел на командующего ракетными войсками и артиллерии нашей группировки. – Ну, как, товарищ полковник?

Полковник Сухарев и Богомяков рассмеялись: – Молодцы, парни….

Третьей ракетой противотанкисты разнесли будку на крыше, а потом самостоятельно сделали ещё несколько пусков по другим целям.

Сумерки сгустились и мы начали собираться домой. На вершине горы ко мне присоединился Дзигунов на КШМке и двумя машинами мы погнали в сторону КП полка. Выскочили к русскому кладбищу, на южном краю которого занимали огневую позицию и закапывались в землю три миномётных батареи ВВэшников. Через километр свернули влево и спустились к лагерю полка внутренних войск. Медленно проехали через расположение ментов и выехали к очень крутому подъёму на очередную гряду холмов, зловеще освещаемому огромным газовым факелом, с грохотом вырывающимся из разбитого газопровода. В который раз подымаюсь по этому подъёму, но каждый раз смотрю с опаской, понимая что когда-нибудь двигатель ПРП или впереди идущей машины захлебнётся на подъёме и она покатится обратно и последствия могут быть весьма печальными.

Бердюгин переключился на низшую передачу и начал медленно подыматься по разбитой колее. Чуть выждав немного, по этой же колее следом за нами стало карабкаться вверх и КШМ Дзигунова. Двигатель ПРП ревел на высокой ноте, но упорно тянул бронированную машину к вершине холма. Успокоенный ровным и уверенным гулом машины, я обернулся и стал наблюдать за подъёмом КШМ. Здесь же не всё было нормально. Машина проскальзывала гусеницами и иногда, несмотря на вращающиеся гусеницы, осаждалась назад на несколько метров. Дзигунов нагнувшись в люк механика-водителя и руководил его действиями, в результате чего КШМ немного развернулось и теперь подымалась на холм наискось подъёму. Благополучно миновав критическую точку подъёма, ПРП прибавило скорость и мы помчались вдоль обороны первого батальона, а ещё через пять минут нас догнало КШМ, приняло влево и поравнялась с нами. Командир первого дивизиона энергично замахал рукой, предлагая остановиться. Замедлили ход и остановились борт о борт. Дзигунов ловко перескочил на ПРП и нагнулся ко мне.

– Борис Геннадьевич, только что передали по радиостанции, что на высоте в батарее на прямой наводке тяжело ранены трое моих артиллеристов. Я сейчас возвращаюсь обратно и разберусь с происшедшим.

– Давай, Ермек. Потом доложишь обстоятельства….

Вокруг палатки ЦБУ царило оживление: приехало офицерское пополнение. Вновь прибывшие офицеры стояли кучками и перекуривая с любопытством оглядывали окрестности и расположение командного пункта. С ещё большим любопытством они наблюдали за "старослужащими" офицерами, а когда моё ПРП остановилось недалеко от палатки ЦБУ, то я ощутил на себе несколько десятков удивлённых взглядов, типа – Что это за чучело в фашисткой каске приехало? Второе, что я почувствовал это уже была зависть тому, что я вот так запросто, в фашисткой каске мог ездить и что у этого офицера есть эта каска, а у них нет. Наверно, не в одной голове в этот момент прозвучала "клятва" – "Чёрт побери, через две недели любой ценой достану себе такую же каску и также небрежно приеду на боевой машине в штаб полка".

Среди пополнения оказались и артиллеристы и к моей радости прибыл старший помощник начальника артиллерии с Шадринского гарнизона.

– Товарищ подполковник, подполковник Ржанов прибыл для прохождения службы в должности старшего помощника начальника артиллерии. – Передо моим столом стоял плотно сбитый, высокий подполковник и выжидающе смотрел на меня. Не отвечая на представления я молча и внимательно осмотрел офицера с ног до головы – так вроде бы ничего, но надо испытать. Вдруг такой же как Чистяков.

– Пошли, подполковник, – мы вышли из ЦБУ и через минуту расположились в кунге. Я достал из-за кровати бутылку пятизвёдночного коньяка и, налив полную кружку, протянул офицеру, – пейте, товарищ подполковник.

Ржанов удивлённо глянул на меня, но промолчал и выпил не отрываясь коньяк. Не зная куда поставить кружку, он начал её вертеть в руках, а я тем временем стал его расспрашивать где и как служил, пристально наблюдая за его реакцией. Мужик он вроде бы ничего, единственно что мне не понравилось – он последние несколько лет служил командиром кадрированного дивизиона. Впрочем, чего мне расстраиваться, если я сам последние десять лет служил "на кадрах" и вроде бы не деградировался. Через пять минут я взял из его рук кружку и вновь наполнил её до краёв.

– Пей, Ржанов.

– Товарищ подполковник, я не понял – чего вы добиваетесь? – Несколько с вызовом произнёс старпом, держа полную кружку в руке.

– Ржанов, пей я потом тебе всё объясню.

Подполковник махом опрокинул кружку коньяка в рот и решительно поставил её на стол: – Товарищ подполковник, объяснитесь – что за ерунда?

Я улыбнулся и посмотрел на часы: – Ровно через пять минут я тебе всё объясню, а пока я введу тебя в курс дела.

В течении пяти минут я объяснил чем он будет заниматься, рассказал о своих требованиях, развернул карту и ввёл его в обстановку. Закончив этот познавательный рассказ я удовлетворением констатировал, что после двух кружек коньяка подполковник держался очень хорошо.

Из ящика я достал закуску и из второй бутылки вновь налил в кружку коньяк и пододвинул её к своему новому подчинённому.

– Товарищ подполковник, я больше один пить не буду, – Ржанов решительно отодвинул кружку от себя.

Рассмеявшись я достал свою кружку и налил туда тоже коньяк: – Не беспокойся – пить один не будешь. Первые две кружки были испытательные и с удовольствием могу сказать, что теперь смело могу хоть с кем то в штабе артиллерии нормально выпить. А то у меня офицеры выпьют сто грамм и "плывут", и пить с ними дальше можно только в убыток себе. Так что давай выпьем за знакомство и чтобы мы с тобой сработались.

…После совещания командир первого дивизиона доложил по телефону о пострадавших и об обстоятельствах ранения. Батарея самоходок, выполнив задачу дня по уничтожению целей прямой наводкой, выстроилась в колонну на высоте для движения на огневые позиции дивизиона. Место построения колонны было открытое и иной раз туда залетали пули боевиков, но несмотря на это, место считалось вполне безопасным. Исходя из этого, трое военнослужащих батареи: сержант Ибрагимов, механик-водитель самоходки Петраш, радиотелефонист Устинов вольготно расположились на самоходке впереди башни и с удовольствием наблюдали за обстрелом микрорайона из миномётов. В это время колонну самоходок боевики обстреляли из крупнокалиберного пулемёта разрывными пулями. Благо, что прямых попаданий в солдат не было и их лишь обильно посекло осколочками пуль. Но посекло достаточно серьёзно, что они были отвезены в госпиталь. Печально. Печально от того, что каждый день мы теряем своих людей. Вчера разрывом мины в третьей миномётной батареи был тяжело ранен старший вычислитель. Сегодня ещё пятеро. Правда, я уже знал, что в батарею вернулся, отказавшись от госпитализации, старший лейтенант Мустаев. Обработал рану в госпитале, перевязался и вернулся. Молодец. Перед совещанием рассказали ещё один случай происшедший с исполняющим обязанности командира первого батальона майором Булашовым. Во время боя по удержанию занятых позиций первой роты, боевик с тридцати метров выстрелил в офицера и пуля калибра 7.62 попала в бронежилет Булашова. Удар был настолько силён, что офицера отбросило на несколько метров. Алексей в горячке вскочил с земли и ещё несколько часов руководил боем и лишь к вечеру ему стало плохо и он потерял сознание. Оказывается, от удара пули у него внутри были отбиты практически все органы. Но самое поразительное, что сегодня, накануне боя его товарищи еле уговорили надеть на себя ментовский бронежилет. Ведь до этого он никогда его не одевал – вот и не верь после этого предчувствиям.

24 января 2000 года. Не писал несколько дней. Не было времени, да и не того было. 17

21:45 января для меня был один из самых тяжёлых дней моей жизни. Правда

и сегодня мне тоже не сладко. Проснулся как и хотел в три часа ночи, в четыре строилась колонна и мы в ёе составе уходили на КНП. Койка Кравченко была пуста, что мне здорово не понравилось. Но уже через пять минут открылась дверь и в кунге появился Кравченко. Видно было что ночь он провёл бурно, но держался неплохо.

– Кравченко, тебе же идти через пару часов в бой, а ты не спал. А тебе же ещё двое суток воевать…

– Товарищ подполковник, всё будет нормально, – Кравченко зачастил оправдываясь, – да выпил немного, но мне разведчики дали таблеток и я сейчас даже переполнен энергией.

Я раздражённо махнул рукой и продолжая бриться исподлобья наблюдал за своим помощником.

Действительно, Саня был весь как на пружинах – метался по кунгу хватая то одно, то другое, пытаясь делать сразу несколько дел. Что-то пытался рассказывать, но сбивался и опять начинал одевать снаряжение, но так и не оделся даже спустя тридцать минут. Я несколько раз делал ему замечание и подгонял его, но всё было бесполезно. Он никак не мог собраться. Впервые я наблюдал такую картину. Оставив Кравченко в безуспешных попытках одеться, я и Гутник вышли к ПРП и уже через три минуты со своей группой занимал место в колонне за машиной подполковника Тимохина. В колонне уже находилась КШМ Дзигунова, но машины Чикина видно не было, а ведь он сам должен быть при командире батальона ВВ, а его Язев уходил корректировщиком с одной из штурмовых групп. Я слез с ПРП и прошёл на ЦБУ, по телефону мне со второго дивизиона ответили, что командир дивизиона уже убыл на КНП.

– Ермек, ты сегодня видел Чикина?

Дзигунов присел на верху своей машины и, помолчав пару секунд немного с горечью в голосе, сказал: – Да пьяный он спит у себя. Думаю что его в ближайшие полчаса сумеют растолкать.

Я хотел ещё раз сходить на ЦБУ и позвонить во второй дивизион, но появился Тимохин и колонна двинулась вперёд. За моим ПРП двигались БМП разведчиков, но Кравченко на них тоже не было.

– А, чёрт с ним, пусть как хочет добирается до передка, но если опоздает – пришибу. – По радиостанции связался со вторым дивизионом: Чикин должен был идти в бой вместе с командиром первого штурмового отряда. Радист заверил меня, что через три минуты КШМ командира дивизиона тронется с огневой позиции на передок.

– Тут хоть всё в порядке.

Уже перед самой высотой, нашу колонну догнал танк, а когда мы остановились с него соскочил Кравченко со своей группой и, подскочив ко мне, весело доложил о прибытии.

Я взял рукой капитана за рукав и отвёл его в сторону: – Саня, перестань метаться, возьми свои эмоции в руки. Остановись. Что ты дёргаешься? Кравченко, ругать я тебя не буду, но я очень недоволен твоим поведением и твоим опозданием. А сейчас иди в свою штурмовую группу и удачи тебе.

Отправив Кравченко, я спустился в окоп, где к этому времени моя ячейка была уже развёрнута и на массети висела трубка радиостанции. Если со своим корректировщиком я разобрался то меня всё больше и больше беспокоило отсутствие Чикина и Язева и, взяв в руку трубку, опять связался со вторым дивизионом. Хоть меня и заверили, что командир дивизиона в движении у меня было достаточно оснований не верить этому сообщению. Решив связаться с командиром дивизиона через полчаса, я занялся проверкой готовности дивизионов и миномётных батарей к артиллерийской подготовке атаки, в которой участвовало до пятнадцати дивизионов, после нас прилетает фронтовая авиация и утюжит оборону боевиков "пятисотками" и "двухсот пятидесяти" килограммовыми бомбами. В это время недалеко от нас разворачивается "Буратино" и накрывает овощехранилище: за его размеры и низкие приземистые здания мы прозвали его "Пентагоном", а после артподготовки штурмовые отряды выдвигались вперёд. На нашем направлении действовал 674 полк внутренних войск, а в направлении стадиона и микрорайон пятиэтажек – 21 бригада ВВэшников и вроде бы ничто не предвещалонам неудачи. Когда мы приехали на КНП чистое звёздное небо и прогноз авианаводчиков давал надежду на хороший, солнечный день, но внезапно на окрестности навалился плотный туман и вообще ни черта не стало видно. Я опять связался с командиром второго дивизиона и уже голос не совсем ещё трезвого Чикина по радиостанции доложил, что они через пару минут выедут с огневой позиции.

– Чёрт побери, этих командиров. Как надоели эти пьянки. Ну, можно же выпить, но не нажираться перед наступлением. И мужик ведь Чикин неплохой.

А тут как будто почувствовав мою слабину ко мне привязался полковник Бурковский.

– Товарищ подполковник, где ваши корректировочные группы и командир дивизиона?

– Товарищ полковник, – я подавил в себе неприязнь к Бурковскому и бодрым голосом доложил, – командир дивизиона с командиром батальона, а корректировщики в своих штурмовых отрядах.

– Что то там я их не видел, товарищ начальник артиллерии, – полковник с такой же неприязнью ответил мне, – пойду ещё раз проверю.

Я матюкнулся про себя в спину удаляющего полковника и вернулся к своим делам, благо подходило время артподготовки. В ходе неё моя артиллерия участвовала в трёх огневых налётах с расходом 750 снарядов. В первом огневом налёте наносил удар по опорному пункту в гаражном комплексе. Через десять минут второй огневой налёт – окучиваем два здания на пути движения штурмовых групп. Ну а в третий огневой налёт возвращаемся опять к гаражному комплексу.

Немного рассвело, но видимость всё равно нулевая. Было прямо видно как белесые пряди тумана тянулись вдоль земли в сторону стадиона и даже не было намёток на то, что он разойдётся.

7:30 утра над высотой прошелестели снаряды и первые разрывы ухнули в тумане, слегка его колыхнув. И замолотило. К разрывам присоединился гул работающих дивизионов и у меня поднялось настроение. Тем более что Чикин наконец-то доложил, что он на месте. Слава богу.

В восемь часов как мановению волшебной палочки артиллерийская канонада стихла и над передним краем повисла тишина. Но длилась она минуты две, высоко воздухе загудели самолёты и в тумане стали рваться "пятисотки". Мощными своими разрывами они как бы всколыхнули весь туман и он начал быстро подыматься вверх. Чуть потянуло ветерком и пелена тумана в течении пяти минут разорвалась на крупные куски, которые стали быстро таять. Из остатков тумана выплыл громадный "Пентагон", против которого уже разворачивалась "Буратино". Ещё пару минут ожидания и снаряды огромной мощи накрыли всю площадь овощехранилища.

Всё, штурмовые группы пошли вперёд.

– Товарищ подполковник, вас вызывает "Мрамор". Чего то голос у него нервный, – радиотелефонист протянул мне трубку.

– "Мрамор. Я, Лесник 53. Приём!"

– "Лесник 53, оторвался от своей группы и заблудился в частном секторе. Что делать?"

Да. Ничего иного я от Кравченко и не ожидал. Всегда, когда он уходил на корректировку я подспудно ожидал от него какого-нибудь подвоха. Но такого. Заблудиться в такой ответственный момент – это надо уметь.

Спокойным голосом я дал совет своему подчинённому: – "Мрамор, успокойтесь. Сориентируйтесь там на месте и догоняйте группу."

Блин, только этого не хватало. Сейчас заблудится и не дай бог ещё выбредет на боевиков. Впрочем, переживал я не долго. Кравченко вышел на связь и доложил, что догнал группу. Только я облегчённо перевёл дух, как в окопе появился полковник Бурковский прошёл в ячейку Сухарева и позвал меня.

– Товарищ полковник, официально вам докладываю, что начальник артиллерии полка нагло обманывает нас. Командира дивизиона на наблюдательном пункте командира батальона нет. Также я встретил одну из его корректировочных групп, которая металась там, не зная куда идти.

Сухарев вопросительно посмотрел на меня, ожидая моего ответа.

Едва сдерживая бешенство, я доложил: – Корректировщики в своих штурмовых группах, командир дивизиона на КНП командира батальона. Разрешите я схожу и разберусь. – Я с ненавистью глянул на Бурковского и, взяв автомат, направился в сторону ВВэшников.

Чикин небритый и пышущий хорошим перегаром встретил меня у буссоли: – Борис Геннадьевич, я конечно виноват, но я прибыл вовремя.

Ничего я не стал говорить Чикину, лишь тяжело вздохнул и направился обратно к себе.

Бурковский находился в ячейке командующего артиллерией группировки и что-то нудно втолковывал Сухареву и Богомякову, на лицах которых застыло терпеливо-тоскливое выражение. В ячейке генерала Малофеева толпились его офицеры: кто-то вёл переговоры по радиостанции, кто-то разглядывал в приборы передний край, сам же генерал смотрел на карту, на которой его начальник штаба рисовал линии обозначающие положение штурмовых отрядов.

Я бесцеремонно перебил очередные нравоучения полковника Бурковского и, приложив руку к головному убору, доложил Сухареву: – Товарищ полковник, также официально вам докладываю, что командир дивизиона находится там, где ему и положено. Корректировщики в своих штурмовых отрядах.

Я опустил руку, закончив доклад, но не утерпев язвительно добавил: – Я не знаю где лазил полковник Бурковский и где он искал моих подчинённых.

Бурковский пристально посмотрел на меня своими водянистыми глазами и молча вышел из окопа, а Сухарев взял меня под руку.

– Боря, ты пойми правильно мою позицию. Он проверяющий и мне его навязали. Вследствии чего я не могу вести с ним себя не почтительно. Я должен прислушиваться к его мнению. А ты – пехота. Что с тебя взять? Так что ты можешь запросто "поставить его на место" и тебе всё спишется – "что взять с тупорылой пехоты", но будь осторожен – не перегни палку.

Судя по ухмыляющимся лицам окружающих нас офицеров Малофеева, Бурковский достал и их и они были бы рады развлечению.

Я вернулся в свою ячейку, где стал ожидать каких либо сообщений от корректировщиков. Но через пятнадцать минут в окопе снова появился Бурковский и торжествующе объявил на весь командный пункт что я всех обманываю и командира дивизиона нет на КНП командира батальона.

Над КНП повисла тишина: все, даже Малофеев заинтересованно повернулись ко мне, ожидая моего ответа.

Выйдя на середину прохода, я стал перед Бурковским и ткнул себя в грудь пальцем: – Я – Вру? Вы что тут за следствие устроили? Это вы что тут заявляете? Что моё слово – слово начальника артиллерии полка – Лживо? Вы что "буровите"? Ну-ка, полковник, пошли со мной – я тебя сейчас ткну лицом в подполковника Чикина.

Моя реакция и искреннее возмущение на его слова, несколько смутило полковника. Торжествующая улыбка сползла с его лица и, поняв что он переборщил, забормотал: – Хорошо, хорошо, я сейчас сам ещё раз схожу туда и разберусь.

Офицеры штаба Малофеева за спиной Бурковского довольно улыбались, Сухарев тоже прятал улыбку, а я уже завёлся.

– Нет…, товарищ полковник, пойдём вместе. Я тебе сейчас покажу как во время боевых действий проводить расследование и отвлекать боевых офицеров. – Всё это я говорил почти ласковым тоном. Взял автомат и решительно встряхнул его, – пойдём, полковник. Я сейчас тебя на боевые потери спишу за клевету….

Полковник, поняв что этот чокнутый подполковник, вполне может пустить его в расход, наотрез отказался выходить из окопа.

Я же, скрывая ухмылку дожал представителя вышестоящего штаба: – Пошли, полковник, за базар надо отвечать.

Бурковский затравлено бросил взгляд на офицеров, но встретив недружелюбные взгляды, понял – что надо идти. Ведь если он сейчас не пойдёт – то все поймут что он струсил. Обречённо вышел со мной и всю дорогу молчал за моей спиной.

КНП комбата встретил меня сосредоточенной работой: в левом конце окопа командир батальона сидел у радиостанции и слушал доклад командира штурмовой группы, Чикин наблюдал в буссоль за окраиной Старых Промыслов.

– Вот командир батальона, а вот командир второго дивизиона, – я резкими взмахами показал на офицеров и вперил свой взгляд в Бурковского. Потом подтолкнул полковника к командиру батальона.

– Товарищ майор, – командир батальона немного приподнялся от радиостанции и выжидательно уставился на нас, не ожидая для себя ничего хорошего от этих взбудораженных офицеров, – доложите полковнику, где сейчас находятся артиллерийские корректировщики, а то полковник мне не верит.

Майор перевёл взгляд с меня на полковника и, опасаясь сказать лишнее, осторожно ответил: – Обе корректировочные группы находятся в штурмовом отряде.

Бурковский, поняв что он "перегнул палку", засуетился, но по инерции стал задавать вопросы командиру батальона: а когда появился Чикин? А какие группы корректировщиков впереди? А не опоздали ли они с выходом и так далее и тому подобное? Майор, поняв что эта свара его не касается, осмелел и уже толково, с различными подробностями стал докладывать: что, мол, товарищ полковник, всё нормально и события развиваются тоже нормально. Да, подполковник Чикин опоздал с прибытием на КНП на пятнадцать минут, но на начало артподготовки был на месте.

Я насмешливо развёл руками и скептически спросил: – Что, командир батальона тоже врёт? А?

Бурковский морщил лоб в смущении и растерянно топтался на месте, пытаясь что лепетать в своё оправдание и мне осталось лишь его дожать.

– А теперь, товарищ полковник, доложите мне кто вы такой? – Нагло задал я вопрос, но несколько перегнул с тональностью и полковник мгновенно вспыхнул от такой постановки вопроса.

– Я представитель вышестоящего штаба и вы ещё пожалеете, что в таком тоне разговариваете со мной.

– А я не знаю кто вы такой и мне никто не представлял вас, – я намеренно борзел всё больше и лез напролом, чтобы отвадить полковника в будущем лезть ко мне и моим подчинённым.

– Ты, подполковник, слишком мелкая сошка чтобы меня тебе представляли. Читай внимательней приказы. – Бурковский уже начал приходить в себя и постепенно всё более уверенней чувствовал себя.

– Ах даже так. Ну ладно. Во-первых, полковник, приказы я читаю внимательно и о тебе там ни сказано ни слова. Во-вторых: я не мелкая сошка, как ты тут пытаешься буровить, а второй человек по вертикале власти в артиллерии после начальника артиллерии группировки – я начальник артиллерии полка. Конкретный начальник, а не бездомный полковник. Ну а в-третьих: раз тебя мне не представляли ты для меня просто пол-ков-ник. Так что не суйся к моим офицерам – они в отличии от тебя воюют. А сунешься – пожалеешь об этом.

Последнюю точку в нашем споре неожиданно поставил Чикин, который резким движением развернул к себе Бурковского и почти шёпотом произнёс: – Если ты против начальника артиллерии дёрнешься, мы тебе пасть порвём….

Полковник окончательно растерявшись оглянулся на командира батальона ожидая от него как минимум поддержки, но майор мгновенно опустил глаза к радиостанции, делая вид что он ничего не видел, а солдаты комбата с любопытством наблюдали свару офицеров. Разведчики Чикина наоборот подошли поближе и по их виду было ясно, что они придут на помощь, но только на стороне своих офицеров.

Уже не обращая внимания на этого представителя вышестоящего штаба, я задал несколько коротких вопросов Чикину, выслушал ответы и направился на свой КНП, где сразу же обо всём доложил полковнику Сухареву.

А через несколько минут на КНП появился Бурковский и сразу же сунулся в мою ячейку, наверно считая, что при Малофееве и Сухареве я не посмею себя вести не почтительно, но просчитался.

Встав перед старшим по званию офицером и преграждая ему путь к моим документам и приборам, я медленно, сквозь зубы процедил: – Если ты, полковник, будешь лезть к моим офицерам и отвлекать их от выполнения своих боевых обязанностей. Если ты будешь лезть ко мне и меня отвлекать, то я прикажу своим солдатам, и они тебя отсюда вышвырнут. И я не посмотрю что ты представитель вышестоящего штаба.

……Сашка Шароборин удовлетворенно хмыкнул и положил микроэлектронную трубку рядом с радиостанцией – связь с первым и вторым дивизионами была нормальная. Можно подменить Евдокимова.

– Ну что, я побежал? – Евдокимов выжидающе посмотрел на Шароборина – Я быстро, чаю только попью и назад, подежурь за меня минут двадцать.

– Давай, иди, – махнул Сашка. Настроение было нормальное, идти никуда ни сегодня, да и завтра не надо было. Согласно приказа главного штаба в этот раз Грозный будут брать Внутренние Войска, а армейские подразделения, как ВВэшники говорят – "старший брат", будут лишь осуществлять боевое обеспечение их боевых действий, короче говоря помогать артиллерией, авиацией и что непосредственно касалось командира отделения артиллерийской разведки старшего сержанта Шароборина – это ходить с группой корректировщиков в Грозный. Вот и сейчас от нашего полка в первый штурмовой отряд ушли две группы корректировщиков и их надо менять лишь через двое суток в городе, так что впереди было двое суток достаточно спокойных и безопасных, а на войне для солдата это многое значит.

Саша мечтательно закрыл глаза, настроение подымалось еще и оттого, что через две недели – ДЕМБЕЛЬ. Он перед тем как подменить Евдокимова сидел у костра, пил чай и рассказывал механику-водителю ПРП Бердюгину, как через две недели, ну максимум через три он будет гулять по родным улицам своего Кургана. Как он придет в свою школу – а встреча с одноклассниками, друзьями, да ещё когда на груди боевые награды будут позвякивать, вот разговоров то будет. Саша знал – он за то, что двенадцать раз сходил в группе корректировщиков в тыл боевиков, да и за другие боевые заслуги был представлен к ордену Мужества, медали Суворова, да и вчера начальник артиллерии полка подполковник Копытов говорил командиру взвода, чтобы он подготовил на Сашу наградной лист на медаль "За Отвагу", так что было отчего быть в хорошем настроении, хотя где-то в глубине души Шароборина грызло какое-то беспокойство, какая то тревога – причин её Сашка не мог понять, и спустя некоторое время отмахнулся от нее.

– Гутник, чего ты сидишь надутый – давай изучай местность, ведь сколько раз я вам на тренировках говорил, изучайте местность отсюда с горы, запоминайте ориентиры, характерные здания, представляйте как они будут выглядеть там внизу. На улицах, все будет смотреться по другому, а то я сейчас запрашивал корректировщиков – почему не стреляют? А они мне отвечают – ни хрена не видим и не знаем куда надо вести огонь. – Всё это начальник артиллерии с раздражением высказал начальнику разведки артиллерии полка капитану Гутнику, который безучастно сидел на ящике и о чем-то угрюмо размышлял, – Тебе же через двое суток менять Кравченко с его группой.

Да начальника артиллерии можно было понять, прошло уже пять часов, как началось наступление на Грозный. В восемь часов утра закончилась мощная артиллерийская подготовка, в ней как Саша знал, принимали участие пятнадцать артиллерийских дивизионов. Только наша артиллерия полка выпустила за эти тридцать минут тысячу снарядов и мин. Применялась фронтовая и армейская авиация, да и другие мощные огневые средства. Через час после арт. подготовки, начальник РЭБ принес радиоперехваты боевиков. Они докладывали своим командирам, что на позициях у них большие потери, нету ни одного кто не был бы ранен, контужен или убит. Это обнадеживало. После арт. подготовки подразделения ВВ – первого штурмового отряда пошли вперед и сходу заняли овощехранилище-"Пентагон". Слева от улицы Алтайской ВВэшники прошли через частный сектор и вышли к гаражам, где по данным разведки был мощный опорный пункт боевиков, и всё – встали ВВэшники. Ни идут вперёд и толком объяснить не могут – почему идти не могут? Что им мешает?

Нервозность еще вносило и то, что КНП полка был совмещен с КНП командующего Западной группировки генерал-майора Малофеева, тут же находился представитель вышестоящего штаба полковник Бурковский – гнусный полковник, как убедился Шароборин. Этот полковник во время арт. подготовки решил учинить следствие по поводу "якобы отсутствующих в передовом отряде наших корректировщиков" и попытался наехать на начальника артиллерии, но не на того напал. Подполковник Копытов при всех присутствующих, ни капли не смущаясь, сказал ему:

– Если ты, полковник, будешь лезть к моим офицерам и отвлекать их от выполнения своих боевых обязанностей. Если ты будешь лезть ко мне и меня отвлекать, то я прикажу своим солдатам, и они тебя отсюда вышвырнут. И я не посмотрю что ты представитель вышестоящего штаба.

После этого полковник к артиллеристам нашего полка больше не лез, а ушёл в ячейку артиллеристов Малофеева, и там пытался вмешиваться в действия начальника артиллерии группировки.

– – Шароборин, не мечтай – наблюдай тоже вперед, – голос начальника артиллерии вернул Сашу к действительности и он выглянул из-за бруствера. Старые Промыслы – район Грозного лежал как ладони. Слева был виден частный сектор, гаражи, еще дальше пятиэтажки, здание института геофизики и всё это разбивалось артиллерией вдребезги в течении почти двух с половиной недель, весь частный сектор был занят боевиками, которые успешно в течении двух недель отбивали атаки одной из бригад Внутренних войск. Артиллеристы нашего полка тоже хорошо там поработали. Справа от улицы Алтайской – овощехранилище, его взяли в самом начале наступления и сейчас там находились наши корректировщики. Хорошо было видно как горело одно из хранилищ, куда во время арт. подготовки попал заряд из "Буратино".

Слышны были выстрелы, автоматные и пулемётные очереди, то там, то здесь в расположении боевиков подымались разрывы мин и снарядов, от которых горели несколько домов в частном секторе, выкидывая в небо густые клубы дыма. Вроде бы активного противодействия, как заметил Саша, боевики не оказывали, но ВВэшники вперед не шли и это всех нервировало.

– Грошев прилетел, – пронеслось по КНП, начальник артиллерии сплюнул в сердцах и что-то злобно пробормотал. Шароборин давно заметил, что по каким-то причинам Копытов сильно не любил Грошева и старался с ним не сталкиваться. Офицеры на КНП подтянулись, каждый стал готовиться ответить на вопросы генерала, который отвечал за штурм Грозного. Через несколько минут генерал со своей свитой спустился в окоп и остановился в центральной ячейке наблюдательного пункта: – Что тут у вас, докладывайте.

Малофеев, короткими фразами, в течении нескольких минут обрисовал сложившиюся обстановку на данный момент и замолчал. Грошев внимательно выслушал, задумался, глядя на карту и через минуту повернулся к Малофееву:

– Задача дня у вас, товарищ генерал, перекресток улиц у двухэтажного здания. Сейчас время половина первого, до задачи дня еще 1200 метров, а вы застряли в "Пентагоне" и не знаете, почему войска не идут вперёд. Вы, что тут сидеть собрались или вы разбираться будете, по какой причине нет движения вперед? – Грошев недовольно смотрел на Малофеева, затем молча оглядел всех, кто находился на КНП, – Ну-ка пошли выйдем генерал из окопа.

Генералы вылезли из окопа и остановились за ПРП. Было хорошо видно, как Грошев с раздражением что то выговаривал Малофееву, после чего, позвав своих офицеров, ушёл на КНП Внутренних Войск.

Что-то должно сейчас произойти – Шароборин с любопытством наблюдал за генералом. Малофеев долго рассматривал городские кварталы, занятые боевиками, потом молча и долго смотрел на карту – поднял голову, оглядел присутствующих здесь офицеров.

– Майор Богомяков, адъютант и мой связист – за мной! – Генерал взял автомат и стал через ячейки полка двигаться на выход.

– Товарищ генерал. – Встрепенулся начальник артиллерии, – Разрешите мне вместо майора Богомякова пойти с вами, если вы идете вперёд. Мне нужно там, на месте разобраться, почему мои корректировщики не работают.

– Давай, – разрешил генерал и майор Богомяков опустил свой автомат, с благодарностью посмотрев на начальника артиллерии полка, он уже два дня как был болен и его здорово лихорадило. И выглядел он не совсем хорошо. Копытов засуетился, надел каску, схватил автомат.

– Гутник, – позвал он начальника разведки артиллерии, – На связь. Остаёшься за меня, – и шустро выскочил из окопа за генералом.

Саша заулыбался – начальник артиллерии, никогда не упускал возможности сходить в передовые порядки пехоты и повоевать, а если была возможность, то и сходить в атаку. Саша вспомнил, как 7 декабря он с начальником артиллерии несколько часов под огнем нескольких групп снайперов лазил на окраине населенного пункта Кирово, ещё они тогда полевого командира Бараева ранили в руку, а его помощника убили. 17 декабря там же начальник артиллерии подымал в атаку саперов когда подбили у них ИМРку и зажали в засаде майора Яблокова с солдатами. Лихо тогда пошли по голому полю в атаку на высоту, ИМРку конечно тогда не спасли, сгорела она, но Яблокова и солдат выручили, было только два раненых у нас, да и то легко. Но тогда начальника командир полка сдерживал, а сейчас командира не было.

Через полторы минуты Копытов опять появился в окопе, – Шароборин хватай радиостанцию, идем вместе с генералом.

– Ни хрена себе, подменил Евдокимова, – удивленно подумал Саша, – А я то думал, что идти никуда не надо. Вот "блин". Ну что ж – неохота идти, но раз выбор на меня упал – придётся идти. Ну, Евдокимов: домой поедем – пивом, так просто за эту ходку он не отделается.

Сашка подхватил радиостанцию, автомат, помог начальнику артиллерии сложить карту Грозного и выскочил из КНП наверх, где уже стояли – командующий, его адъютант, связист командующего с радиостанцией и начальник артиллерии. Ещё через несколько минут и они мчались на БМП к овощехранилищу, с любопытством разглядывая частный сектор – ведь две недели его разглядывали в оптические приборы, искали замаскированные пулеметные гнезда и окопы боевиков, а когда их находили, били туда артиллерией до тех пор пока не было уверенности что боевики уничтожены, а окопы разрушены.

Навстречу попалась грузовая машина, в кузове которой лежали раненые солдаты ВВ. Мы ещё издалека заметили, что машина отъехала от пролома в заборе овощехранилища. В ложбинке у забора, куда мы подъехали через пару минут, были свалены ящики с боеприпасами, около которых суетились солдаты. Из пролома в заборе вытащили еще одного раненого и, не обращая на нас внимания, стали грузить его на БМП. Генерал, за ним все остальные цепочкой, через пролом пролезли на территорию хранилища, где было все разбито снарядами и минами и никого не было видно. Прикрываясь холмом подземного хранилища, выскочили к кирпичным зданиям, откуда навстречу нам выбежали несколько солдат.

? – Где командир батальона? – Прокричал генерал, остановив ВВэшников.

? – Вон там, в здании, – солдаты махнули на ближайшее кирпичное хранилище.

– Сами то, куда бежите?

– За боеприпасами, товарищ генерал, только там не командир батальона, а командир роты, – солдаты побежали дальше, а Шароборин вслед за начальником и генералом ввалился в здание, где всё было битком забито солдатами ВВ, которые сидели и стояли вдоль стен во всех помещениях и коридорах. Саша перевел дух, поправил радиостанцию, которая была за спиной и вытер обильный пот со лба.

– Да, чёрт побери, я сегодня умоюсь "потом". Ну "блин", ну Евдокимов пивом ты не отделаешься. – Саша усмехнулся: до ДЕМБЕЛЯ всего ничего, да и до пива столько же.

– Шароборин, а ты что тут делаешь? – Из-за угла коридора вывернули корректировщики со своими группами. Впереди шла группа помощника начальника артиллерии, капитана Кравченко, а из-за его спины выглядывали и улыбались разведчик Попов и Ахмеров. За ними шел командир 4 ой батареи старший лейтенант Язев со своими солдатами.

– Да, я с начальником. – Саша кивнул на генерала и подполковника Копытова, они уже нашли командира роты, и теперь внимательно слушали ротного, который объяснял им сложившиеся положение.

– Вы сами огонь не ведете, вот начальник и пришел с генералом разбираться, что у вас тут происходит.

Кравченко с Язевым покривились лицами, и досадливо махнули рукой:

– Блин, правильно говорил начальник на тренировках, чтобы местность изучали сверху, отсюда – снизу ни хера не видно. Попробовали справа пройти – на пулемет "духовский" наткнулись. Двоих ранило и не дает идти вперёд – практически в упор бьет. Слева не сунешься, прямо на гаражи выскакиваешь, в упор срежут. Двор перед забором минами засыпают, да и забор хоть и кирпичный насквозь пулями прошивается: короче звиздец какой-то, не шагу ни вперёд, ни в бок. Вот и сидим, ждём, что пехота придумает.

Начальник махнул рукой, подзывая к себе.

– Язев, Кравченко в обстановку я вошёл, сейчас пойдем вперёд и посмотрим что там за пулемет справа и заодно поищем место откуда можно будет корректировать огонь. Шароборин от меня не отставай.

Все зашевелились, ротный со своими солдатами, за ним генерал и остальные двинулись по коридору к выходу из хранилища. Через проем дверей было видно соседнее здание, куда надо было пробраться. Открытое пространство, по словам Петренко, между зданиями капитально простреливалось. Ротный дал указание о порядке перемещения и первым выскочил с солдатами из дверей. Через несколько секунд они были под защитой кирпичной стены хранилища. Солдаты сразу же заняли позиции и приготовились прикрывать остальных. Боевики не ожидая такой прыти от русских, пропустили их, но насторожились. Поэтому, когда генерал выскочил на открытое пространство, то они тут же открыли по нему огонь. Сашка с замиранием сердца наблюдал, как вокруг Малофеева запрыгали фонтанчики от пуль, но всё-таки генерал благополучно проскочил опасное место. Начальник артиллерии повернулся к Саше и знаком показал – Я первый, ты за мной. Помедлив секунду, он выскочил из дверей и, перебегая зигзагами открытое пространство, оказался у хранилища, присел и махнул рукой, – Вперёд!

Сильно забилось сердце, Саша глубоко вздохнул, собрался и выскочил из дверей. Практически сразу свистнули пули над головой, следующая пуля просвистела совсем близко, и судя по звуку вылетела она из серьезного оружия: – 7,62 калибра, не меньше, – пронеслось в голове. Саша вложил в бег все силы, но хранилище приближалось медленно. Взвизгнуло еще несколько раз – совсем близко, но еще несколько прыжков и спасительная стена здания скрыла Александра от невидимого стрелка и Сашка присел, тяжело дыша, около начальника артиллерии.

– Ну, Шароборин, ты и бежал – запах горящей резины от твоих сапог, наверно перебил все запахи в округе, – начальник засмеялся.

– Неужели, товарищ подполковник, я так быстро бежал, а мне казалось, что я еле тащюсь, – Саша счастливо засмеялся. Вообще с начальником артиллерии интересно в бой ходить, где он становился веселым, смеялся, шутил, и с ним было спокойно.

Не дожидаясь, пока остальные перебегут к хранилищу, группа начала продвигаться вдоль стены к углу здания. От стены несло теплом, и Саша слышал, как внутри гудело и ревело пламя, а снаружи все выглядело нормально. В двадцати метрах, впереди хранилища, двор пересекал двухметровый кирпичный забор, за которым пощелкивали выстрелы и периодически рвались мины. Тогда во все стороны летели осколки, кроша всё что попадалось им в полёте.

Дошли до угла и ротный пропустил вперед генерала. Малофеев подошел к углу, выглянул из-за него и в течении нескольких секунд смотрел вправо за здание. Затем резко отпрянул и присел, а угол вскипел кирпичной пылью от пулеметной очереди. Как по команде началась стрельба из автоматов за забором. Било как минимум три автомата – калибра 7,62,

Пули как бумагу легко прошивали кирпичный забор, на высоте пятидесяти сантиметров над землёй.

– Если мы были бы там, то половина группы было бы уже мертва, – с замиранием сердца подумал Саша. Но группа находилась метров в пяти правее, и пули с противным звуком проходили мимо, никого не задевая. В промежутках между очередями за забором были слышны крики духов – "Аллах Акбар".

Все напряженно наблюдали, каждый в своем секторе, готовые немедленно открыть огонь. В довершении всего, через две минуты автоматного и пулеметного огня в навес, который находился в двадцати метрах, попали две мины и громко разорвались, осыпав осколками от мин и шифера солдат и офицеров прижавшихся к стене, но никого не ранило.

– Товарищ генерал, отходим, духи нас засекли, сейчас минами накроют, – прокричал ротный.

На лицах у начальника и Кравченко появились скептические улыбки, да и Шароборин сам понял – не духовские это мины, а ВВэшные минометчики ошиблись, но всё обошлось. По команде генерала все начали отходить и через несколько минут благополучно опять собрались в первом хранилище. Малофеев опять собрал вокруг себя офицеров и начал совещаться, а Саша отошел к одной из групп солдат ВВ и тоже присел у стены на корточки, прижавшись к ней спиной. Такие же группы солдат сидели вокруг, и спокойно ждали какое решение примут офицеры. Чтобы выполнить его.

Шароборина толкнул в бок рядом сидящий солдат, – Слушай, боец, кто это за фашист с тобой пришел?

Саша засмеялся: – Это мой начальник артиллерии. Фашисткую каску взял в бою ещё в первую войну, и она у него как талисман. Как в бой идти так он её надевает и ни одна пуля его не берёт. – Солдаты засмеялись, глядя на офицера, снимая этим смехом и улыбками часть своего внутреннего напряжения.

Шароборин, теперь уже как бы глазами посторонних солдат взглянул на начальника артиллерии, и в который раз удивился, как здорово начальник похож на немецкого солдата. Здоровый, несмотря на то, что уже четыре месяца воюем и с питанием не особо, Копытов выглядел откормленным: кровь с молоком, в камуфляжной форме, манера ношения автомата – вылитый эссэсовец да и только. Спокойный, уверенный в себе и своей уверенностью он заражал других. Находясь рядом с ним, невозможно было поверить, что его могут убить или ранить, но Саша знал, да и сам начальник никогда не скрывал, что если когда-нибудь боевики его всё-таки зажмут и другого выхода не будет – в плен он никогда не сдастся. Все знали, что он всегда носил с собой гранату, на которой краской было написано – "МОЯ", как он смеялся – "Мой последний патрон".

Как только офицеры закончили совещаться, Сашка встал и подошел к начальнику.

– Шароборин, сейчас будем пытаться всё-таки пройти вперед, так что ты не отставай, – начальник задумчиво крутил в руках карту Грозного, которую он взял с собой с КНП. Она была очень большой, и даже в сложенном виде была неудобной и при передвижении здорово ему мешала.

Копытов оглядел Шароборина: – Ну-ка Саша присядь, я тебе карту сейчас под куртку, за спину засуну, задолбала она меня.

– Товарищ подполковник, я весь потный и мокрый, всю карту испортим, ничего на ней не разглядим потом.

– А, ерунда. – Начальник стал засовывать карту за спину Шароборину, и обрадовано засмеялся: – Во, руки теперь свободные.

Пока возились с картой, генерал со своей группой скрылся в глубине здания и пришлось бежать за генералом по коридору, который вывел их в разбитый туалет – Малофеева нигде не было. Из туалета, через дыру в стене, проникли в тоже разбитую раздевалку, где через окна тут же были обстреляны боевиками. Раздевалка выходила прямо на кирпичный забор и возвышалась над ним. Увернувшись от автоматных очередей и осколков кафеля, вывалились обратно в коридор, где и наткнулись на группу Малофеева.

– Что обстреляли? – Поинтересовался генерал.

– Да, тут не пройти.

– Тогда сейчас выйдем слева из здания, вдоль стены проберемся к забору и под его прикрытием пройдем к весовой и посмотрим оттуда на гаражи – что там? Командир роты – ты, со своими идешь впереди, мы за тобой.

К нашей группе присоединился командир взвода с несколькими солдатами, и нас уже стало около пятнадцати человек. Отдав указания, ротный со своими солдатами выскользнул из здания, за ним остальные. Растянувшись вдоль стены группа, пригнувшись пробралась к забору. Где-то вдалеке пощелкивали выстрелы, но здесь было тихо.

– Значит духи не засекли нас, – подумал Сашка. Он пробирался за начальником, чутко прислушиваясь к звукам стрельбы где-то в районе пятиэтажек, готовый залечь в любую секунду, помня как пули пронизывали забор. До весовой и ворот осталось метров десять, когда ротный рукой показал командующему и остальным на весовую, где была оборудована пулеметная точка – амбразурой на улицу Алтайская. По команде командира роты один из его солдат перебежал открытое пространство к весовой, за ним туда же перебежали начальник и Саша. Пулеметное гнездо было оборудовано на совесть, помимо того что оно расположено в кирпичной весовой с бетонной крышей оно еще дополнительно было накрыто бревнами в три наката и засыпано землей, так что если бы сама весовая была бы разбита артиллерийским огнем, пулеметный расчет остался бы невредимым и смог эффективно выполнять свою задачу. Через амбразуру хорошо просматривалась метров триста улицы Алтайской, и простреливались все подходы к овощехранилищу с этой стороны. Справа в двухстах пятидесяти метрах виднелись гаражи, и все кто мог продвигаться или наступать вдоль улицы попадал под мощнейший перекрёстный огонь.

– Смотри, Шароборин, гильз то стрелянных нет, наверно как усекли, что ВВэшники не по улице пошли, а через овощехранилище, так им пришлось бросить это место и отойти.

Сашка огляделся и придвинувшись к амбразуре, стал рассуждать: – Да, товарищ подполковник, если бы я командовал этой операцией, я бы создал мощную группу танков с пехотой, да и по улице этой, Алтайской, пробил бы коридор до перекрестка улиц – задачи дня. Задачу бы выполнил сразу, а здесь бы духи в это время пехоту отрезали, танки пожгли и всех остальных бы уничтожили на перекрестке, так удачно они здесь расположились.

Начальник задумчиво посмотрел на Сашу: – Вот так, Шароборин, боевой опыт и приходит, методом проб и ошибок. Правильно говорят: Кто ничего не делает – тот не ошибается. В городе наступать надо больше по дворам и огородам, а не по улицам переть.

Саша вылез из пулеметной точки за начальником и они вновь присоединились к остальным, где генерал и ротный пытались через щели в заборе рассмотреть что происходит около гаражного комплекса. Солдаты внутренних войск уже заняли оборону около ворот, но в нашем районе стояла зловещая тишина насколько это можно было назвать тишиной. В частном секторе через улицу не было видно ни какого движения, в гаражах, где сидели духи – тоже, но Саша понимал что эта безлюдность только кажущиеся и десятки напряженных глаз с этой и с той стороны ведут наблюдение друг за другом. Что каждую секунду эта тишина могла взорваться выстрелами, разрывами гранат и криками.

Постепенно генерал и ротный подобрались вплотную к воротам, залегли и начали изучать местность. Посовещались, по репликам, которые донеслись до Саши, он понял – сейчас они попытаются пробраться в соседний двор. К генералу подобрался Язев и что-то начал ему доказывать, может пытался отговорить Малофеева, но тот зло сплюнул и судя по выражению лица, что-то в жёсткой форме ответил офицеру. Все, кто пришел с генералом сюда, понимали, что к Грошеву нужно возвращаться с определёнными, конкретными результатами – нужно было действовать. Сначала из ворот выскользнул взводный с солдатом, пробежали три метра по открытому пространству и нырнули через пролом в заборе в соседний двор – тихо, все были наготове открыть огонь и прикрыть их, но обошлось. Через минуту благополучно перебежали в соседний двор генерал, ротный, адъютант и связист генерала – тоже нормально. Начальник обернулся к Шароборину: – Теперь мы с тобой, – вскочил и скрылся за воротами.

До самой последней минуты Сашка надеялся, что генерал только посмотрит здесь, ну отправит вперед ВВэшников, а мы вернемся обратно:

– Чёрт, неужели им не страшно? Ведь ещё есть возможность вернуться обратно и остаться живыми. Ведь оттуда, куда мы идём, будет очень трудно вернуться.

Шароборин вскочил, он не боялся, вернее он боялся как всякий нормальный человек. За эти четыре месяца Саше пришлось много пережить, рисковать, видеть убитых и раненых. Он не верил, что может быть убитым, научился преодолевать свой страх, и сейчас, в который раз загнал страх в самые отдаленные уголки своей души. Метнулся за ворота, направо, перепрыгнул через куст, еще раз направо и в пролом. И сразу же под прикрытие стены каменного сарая. Вдоль стены подобрался к начальнику

Все, кто раньше перебежал уже заняли круговую оборону в промежутках между сараем и забором и ждали остальных. Через минуту с шумом вломилась следующая группа.

– Значит так, командир роты, – Малофеев повернулся к ротному, – вот таким образом и пойдем вперёд. Как думаешь, подполковник? – Неожиданно обратился командующий к начальнику артиллерии.

– Я согласен. Такими мелкими группами и нужно просачиваться вперёд, но группы должны идти на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы могли помочь тем, кто попадет в засаду, да и наращивать усилия будет удобнее и оперативнее.

Малофеев повернулся к командиру роты: – Давай вытягивай своих на себя, сюда. Мы сейчас с тобой и с нашей группой пойдем вперед, а взводный пусть встречает остальных здесь, и потом они двигаются за нами, понял? – Ротный кивнул головой и начал отдавать распоряжения, после чего генерал начал довёл порядок движения. Поправив на себе снаряжение, вперёд со своей группой скользнул ротный, за ним генерал со своей группой, замыкали – начальник артиллерии и Шароборин.

Обошли сараи и через густые кусты выбрались во двор, посередине которого стояла разбитая и полусгоревшая грузовая машина. Дом разбитый прямым попаданием снаряда и вокруг никого. Быстро перебежали двор и опять углубились в кусты уже у других сараев, обошли их и выбрались к пролому очередного забора, где присели и начали оглядываться. Через пролом был виден достаточно просторный двор. Справа в глубине двора двухэтажное здание из белого силикатного кирпича, прямо через двор опять кирпичный забор с полуоткрытыми воротами, слева несколько полуразрушенных, больших боксов под грузовые машины. Стены здания были исклёваны пулями и осколками, видны были и пробоины от попадания снарядов. Несколько глубоких воронок, от которых разлетевшимся строительным мусором и обломками здания был усыпан весь двор. За кирпичным забором, через дорогу возвышался заводской цех с характерной стеклянной галереей на крыше. Слева и справа, даже справа и сзади были слышны выстрелы, но здесь было тихо. Все залегли, а офицеры перекинулись словами, после чего ротный подозвал к себе своего сержанта и, показав на двухэтажное здание в глубине двора, коротко отдал приказ занять его. Сержант кивнул и группа из четырех человек, тихо скользнула вперёд. Все насторожились и приготовились к бою, понимая, что вот-вот мы должны столкнуться с духами.

– Шароборин, ко мне, – позвал начальник Сашку. – Давай-ка, проверь связь, а то наверно сейчас придется корректировать огонь, и нагнись – карту достану.

Начальник запустил руку за шиворот куртки и достал карту, развернул её и, посвистывая, начал водить грязным пальцем по карте, довольно хмыкнул: – "Масандра" это впереди, товарищ генерал, – Малофеев кивнул и повернулся к ротному, – Если дом чистый, будем брать завод – готовься.

– Товарищ подполковник. А что это за "Масандра"? – Спросил Саша.

– Шароборин, ну ты даёшь? Я то думал, что ты знаешь условные обозначения местности, а ты просто так проторчал на НП. Ты же, блин, командир отделения артиллерийской разведки, а не "хухры-мухры" какой-то. "Пентагон" – это овощехранилище, откуда мы вышли сюда, а "Масандра" – это и есть заводской цех, который перед нами. Видишь, поверху цеха идет стеклянная, как бы веранда, вот поэтому мы и назвали ее "Масандрой". Теперь понял? Ты связь проверил?

Саша нажал на тангенту – "Самара, Самара! Я, Лесник 53, как слышишь меня? Приём".

Через секунд десять послышался ответ – "Лесник 53! Я Самара, слышу Вас на троечку, как слышите Вы меня? Приём".

– "Самара! Я Лесник 53, слышу Вас также на троечку, дежурим".

Начальник с досадой плюнул: – Чёрт, далеко конечно – километров десять по прямой будет, да еще гора между нами. Удивительно, что ещё слышим друг друга. Ладно, Шароборин, дежурим.

Все опять замерли, ожидая известий от группы, которая ушла в здание. Каждый наблюдал в своем секторе, а ротный неотрывно смотрел на дом, переживая за своих подчинённых и наконец облегченно вздохнул, когда в окне второго этажа показался снайпер и знаком показал, что внутри никого нет и они уже заняли оборону у окон.

Генерал кивнул на гаражи – Вперёд. Ротный с солдатами вдоль стены пробрался к крайнему гаражу и скрылся там. Через несколько мгновений поднялся Малофеев со своей группой. Перебежали двор и вошли в первый бокс, где по обломкам стен и через дыры в них все пробрались в крайнее помещение. В боковой стене когда-то стояли ворота, но сейчас они висели на одной петле полусорваны взрывом и были густо изрешетены осколками. Всё помещение завалено обломками кирпичей и другим мусором, который образуется в результате взрыва. У ворот расположился ротный, который сразу же начал вести наблюдение за цехом, остальные солдаты рассредоточились по помещению и через щели, и дыры также наблюдали за подходами к цеху.

Начальник и Сашка подобрались к воротам и выглянули из них. Здание цеха находилось за дорогой в пятидесяти метрах от гаражей. В 15-20 метрах от гаража, вдоль дороги проходила канава – метра три шириной. Она была так давно вырыта, что в ней успело вырасти четырёхметровое дерево. Сам заводской цех выглядел нетронутым, лишь здорово была разбита снарядами трехэтажная пристройка цеха, где обычно располагались раздевалки для рабочих, душевые и другие подсобные помещения. Вот и сейчас хорошо были видны, разрушенные второй и третий этаж. На втором этаже отчётливо просматривались, разбитые и раскиданные взрывом шкафчики и скамейки.

В течении десяти минут в гараж подошли взводный с остальными солдатами и теперь в гараже нас собралось, вооружённых "до зубов" человек сорок. Все повеселели, с таким количеством солдат не так то просто справится даже в случаи внезапной контратаки боевиков.

Командующий собрал вокруг себя офицеров и буднично задал вопрос: – Что будем делать, товарищи офицеры?

Офицеры молчали. Да и что тут говорить: для того чтобы выполнить задачу дня нужно пройти еще километр, а для начала надо брать "Масандру", а что там духи и с ними придётся схватится, ни у кого не было сомнения.

Не дождавшись ответа на свой вопрос, генерал обвёл взглядом офицеров и суровым голосом стал ставить задачу: – Слушай приказ. Разбиваемся на тройки и врываемся в цех втихую. Без огневой подготовки, используя фактор внезапности. Первая тройка – ротный и трое его солдат, вторая тройка – я, начальник артиллерии со своим связистом, третья тройка – адъютант, мой связист.

Малофеев резко повернулся к командиру роты, – Старший лейтенант, дашь туда своего гранатомётчика. Остальные тройки на твое усмотрение.

– Врываемся в цех, вон через то окно – Малофеев показал на третье окно от пристройки, под которым был виден хорошо оборудованный окоп боевика, вроде бы пустой. – Каждая тройка прикрывает впереди идущую. Командир роты, тебе тяжелее всех – идёшь первый. Врываемся в здание и закрепляемся там. Осмотримся и определяемся, как будем действовать дальше. Задача всем ясна? – Генерал на несколько мгновений замолк, обведя взглядом офицеров:

– Вижу, всем всё ясно. Отдать распоряжение и приготовится к атаке.

Все пришли в движение, а Сашка вопросительно повернулся к начальнику: – Товарищ подполковник, мы дальше пойдем с ВВэшниками, ведь корректировщики остались в "Пентагоне" или вернемся обратно на КНП?

– Не знаю, Шароборин, я думаю что если со взятием цеха пройдет всё гладко, то генерал удовлетворится этим, отдаст распоряжение ротному действовать так и дальше, и может тогда мы все уйдём обратно. Тогда я отправлю к ротному с "Пентагона" Язева и Кравченко – может быть, так будет? Не знаю, не знаю…..

Начальник замолчал и начал проверять магазины с патронами, задумчиво выщелкнув несколько патронов с трассерами на ладонь.

– Шароборин, а у тебя трассера есть в магазине? – Неожиданно спросил Копытов.

– Нет, трассера ведь выдают, откуда стреляешь.

– Балбесы, меня тоже в первую войну за это всё время ругали. И так вычислят, откуда стреляешь, зато ты сам видишь куда стреляешь и сразу можно подправить стрельбу. Почему с меня пример не берёте? Тем более что у тебя АКСУ-74 – эта "Пукалка".

– Готов, – прозвучал доклад ротного, он смотрел на цех, и уже мысленно бежал вперёд. Он уже был – "Там".

– Пошёл! – Резко скомандовал генерал.

Ротный и три солдата махом выскочили из гаража и, пригибаясь рванули вперед. Оставшиеся в гараже взяли на прицел все вероятные позиции боевиков, но группа ротного благополучно скрылась в канаве. Через несколько секунд их головы показались над краем и завертелись в разные стороны, осматривая пути подхода к цеху.

Саша напрягся: – Сейчас пойдём мы, – мелькнуло у него в голове, он посмотрел на генерала – тот привстал, наблюдая за группой ротного. Глянул на начальника, тот тоже уже был там и поудобнее ставил ногу, готовясь к прыжку. Веселье с него слетело, лицо стало хищным, глаза сузились. Сашка поглядел вперед, ротный коротко взмахнул рукой. Его группа выскочила из канавы и рванула к цеху. Командир роты и двое его солдат устремились к окну, а последний солдат-снайпер, начал уклоняться влево, направляясь к стене пристройки цеха.

Генерал начал подыматься, а начальник повернулся к Саше, резанув его глазами: – За мной! – Выдохнул он.

* * *

Я повернулся к Шароборину, настала наша очередь – За мной! – И выскочил из гаража. Всё назад ходу нет – только вперёд. Где-то подспудно я понимал, что мы все пересекли какую-то черту, откуда назад дорога была уже не всем. И я не мог себе представить, что через десять минут буду сидеть в углу цеха, зажатый боевиками с гранатой в руке, и ждать, когда духи подойдут поближе чтобы взорвать себя и их. А пока я бежал рядом с живым генералом, сзади бухал своими сапожищами по земле ещё живой Шароборин. Подбежав к канаве, скатились в нее, оказавшись на глубине два метра и сразу же начались карабкаться на противоположную сторону канавы, осторожно выглянув из неё. Ротный с двумя солдатами миновали пустой окоп боевика, и по одиночке прыгали через окно вовнутрь цеха, снайпер находился уже под стеной пристройки, прижавшись спиной к ней и настороженно смотрел вверх. Всё это я успел охватить одним взглядом и приготовился бежать дальше, ожидая команды генерала, который лежал справа от меня, а ещё правее Шароборин.

– Духи! – Внезапно крикнул генерал, сильно ткнув меня локтём в бок. Я резко повернулся вправо и приподнялся над генералом, который навалился на Шароборина, закрыв его своим телом и кричал сержанту: – Не стреляй со своей "пукалки", мы сами справимся.

В пятидесяти метрах от нас в канаву ввалились три боевиками и с дикими криками "Аллах Акбар" тут же открыли по нам огонь. Я вскинул автомат над генералом, и вместе с Малофеевым одновременно открыли огонь по духам. Первая трасса сразу же прошлась по боевикам, но и вокруг нас в опасной близости засвистели пули. Грохотали очереди, мы жали на спусковые крючки и били в друг-друга – никто не хотел отступать. Схватка шла кто кого? Мои трассы вились вокруг духов. Убить никого не получалось, но было отчетливо видно, что хоть по касательной, но двоих духов мои очереди зацепили и ранили их. Может быть, мы и завалили бы кого-нибудь из них, но у духов кончились патроны в магазинах быстрее, чем у нас и, не перезаряжая автоматов, боевики мгновенно выскочили из канавы и убежали через дорогу. Дав ещё пару очередей вдогонку, перевели дух и опять выглянули из канавы – никого не было видно. Быстро сменив магазин, я снова выглянул и посмотрел влево, увидев как солдат, который стоял под стеной пристройки большим пальцем показывает на второй этаж. Я внимательно, в течении нескольких секунд разглядывал мешанину из разбитых шкафчиков и скамеек, но ничего не разглядел. Солдат, поняв, что я не понял его, ещё раз жестом показал на второй этаж.

– Товарищ генерал, по-моему, на втором этаже дух засел и пасёт нас, – командующий посмотрел на пристройку и тут же выдал решение: – Хорошо, идёшь последним, прикрываешь меня и радиотелефониста. Пошли!

Мы разом выскочили из канавы и ринулись через дорогу покрытую старым, выщербленным асфальтом: первым бежал Малофеев, за ним Шароборин – я последним. Я бежал медленно, не сводя взгляда со второго этажа, и не зря. Из-за шкафчиков как чёрт из коробочки выскочил боевик и прицелился. Но я был готов к его появлению и тоже резко вскинул свой автомат. На какое-то мгновение наши взгляды встретились и мы разом нажали на курки – одновременно прозвучали короткие очереди. Духовская очередь едва не задев меня просвистела слева от головы. От моей же очереди в щепки разлетелась дверца шкафчика за спиной боевика и в тот же момент дух как привидение исчез в глубине раздевалки. Пока я разбирался с боевиком, генерал и Шароборин добежали до цеха и через окно-сначала генерал, а потом Сашка заскочили вовнутрь. Я перебежал через дорогу, спрыгнул в окоп боевика – неплохо гад приготовился, подбежал к окну. Видать боевик в окоп ходил через окно, потому что под окном аккуратно стоял железный ящик, который служил духу ступенькой. Тем же путём вспрыгнул на подоконник одной ногой – подскользнулся, нелепо замахал руками и упал вовнутрь здания. Сильно ударился о кирпичи, перевернулся на бок и бодро вскочил на ноги. В трёх метрах от меня, поджидая, стоял Шароборин и улыбался, наблюдая за моими судорожными движениями. За его спиной генерал уже перебежал на вторую половину цеха и приближался к ротному, который сидел у амбразуры в стене, разглядывая что-то во дворе завода.

Крик, – "Аллах Акбар"! – Прозвучал справа совершенно неожиданно и близко. Я резко повернул голову вправо и сердце ёкнуло, в цех через въездные ворота, в тридцати метрах от меня, ворвались трое боевиков. Двое из них от живота, даже не целясь, открыли огонь по двум солдатам ротного, которые тяжело и медленно бежали к воротам, чтобы там занять оборону. Одному из солдат пуля сразу же попала в голову, но вскольз, второму повезло-мимо, они упали на бетонный пол и откатились под прикрытие стены.

Третий – гранатомётчик, это он кричал "Аллах Акбар" – подымал гранатомет и уже целился в меня.

– Ещё секунда и он выстрелит. Как муху размажет по стене, – эта мысль появилась уже в движении. Наверно, со стороны было видно, как я резко крутанулся вправо и вскинул автомат, но для меня всё это растянулось на длинные, длинные мгновения. Время замедлило, почти прекратило свой бег. Я вижу, как медленно и тягуче подымаю автомат. Вижу как двое боевиков от живота тоже медленно ведут огонь, медленно дёргаются затворы автоматов и поблёскивая латунью, гильзы вылетают из автоматов, но звуков не слышу. Два ВВэшника также едва-едва катятся под огнем в укрытие. Полная тишина, я ничего не слышу. Все чувства сосредоточены на боевике с гранатомётом. Я вижу его грязную рожу, острый прищур глаз, когда он целится в меня, и волчий торжествующий оскал. Мой палец медленно нажимает на спусковой крючок и трассирующие пули идут в боевика, они бьют его в бок, но чеченец ещё не чувствует боли, а только сильный толчок в тело. Он стреляет в меня, но было уже поздно, от удара пуль сбивается точный прицел, и тут все звуки обрушиваются на меня – выстрел из гранатомёта. Граната вылетает, попадает в стену в десяти метрах от меня и оглушительный взрыв накрывает меня, но я всё равно жму на спусковой крючок и вижу, как мои очереди хлещут по духам. Боевик выпускает из рук гранатомёт, схватился за бок, куда попали мои пули, и кренясь в сторону, двигаясь рывками убегает из цеха. Следом за ним, непрерывно строча из автоматов, отступают и автоматчики. Всё можно бежать к генералу. Кругом стрельба, крики. Шароборин так и не успел понять, что произошло и куда я стрелял. Его от боевиков заслоняла стена, и он их не видел.

Отчего то бросилось в глаза и запомнилось, что стена, около которой я стоял, несмотря на разрушения в цеху, была недавно побелена и чистая.

Надо двигаться через цех к генералу и занять там оборону. Слева и впереди от нас в стене дверь в подсобное помещение. В голове закрутились мысли: – Что там за дверью? Есть ли там боевики или нет? Ведь там помещение, куда наверняка есть еще дверь из пристройки, а то что в пристройке есть боевики, я уже убедился, но надо было идти, а не размышлять. Бежим, Шароборин приотстал и я первый подбегаю к двери, заглядываю в неё, готовый немедленно резануть очередью. В дальней стене помещение ещё одна дверь в пристройку, но никого. Нормально, но надо всегда помнить об этой двери и держать её на контроле. Потом когда закрепимся, попробуем через нее прорваться в подсобные помещения. Бежим дальше, перескакиваем через груду красных кирпичей и попадаем на вторую половину цеха. Слева в четырех метрах стена, в которой темнеет провал двери, а над ней, на уровне второго этажа в цех выходят две небольших амбразуры.

– Всё! Сейчас из двери врежут, – непонятно откуда сверкнула мысль – надо прыгать, не важно куда, главное двигаться.

– Шароборин – Прыгааай! – И я сам, не раздумывая кувыркнулся через голову назад. Сашка удивлённо посмотрел на меня, но я уже был в прыжке, и вовремя – из двери ударила очередь. Я ощутил, как пули буквально в нескольких сантиметрах прошли мимо моей груди и ударили Шароборина в грудь, откинув его в сторону. Уже в прыжке, переворачиваясь через голову, я услышал, как он закричал и это был не только крик боли, а в нём было Удивление. Потом Сожаление и Обида – "Почему Я???? Почему в МЕНЯ???? В Меня нельзя – я ведь Дембель…. Я ведь домой должен ехать….".

Перекувыркнувшись через голову, я тяжело и больно грохнулся на кирпичи, сразу же откатился в угол и изготовился к стрельбе, поведя стволом автомата по цеху. Увидев, что непосредственной опасности для меня нет, посмотрел на Шароборина, который лежал в трёх метрах и тихо стонал. В голове у меня всё перекрутилось и смешалось: почему-то мне показалось, что раненым лежит не Шароборин, а сержант Ахмеров.

– Ахмеров, Ахмеров, что с тобой? – Хотя я понимал, что он был ранен.

– Товарищ подполковник, – голос его звучал слабо, – Я ранен, вытащите меня отсюда.

Не задумываясь я вскочил и кинулся к нему. Подскочил, левой рукой схватил его за воротник куртки и попытался его тащить, в правой руке у меня был автомат, и я искоса поглядывал на дверь. Тащить было тяжело, он упал на спину, где у него была радиостанция, которая теперь гребла как бульдозер и мешала тащить. Опасался я не зря – из двери ударила очередь и пули впились у меня между рук в кирпичи, но не попали ни в меня, ни в Шароборина. Кирпичная крошка больно стеганула по лицу, заставив отпрянуть от раненого, и снова откатиться в свой угол. Перевёл дух и через пятнадцать секунд снова кинулся к Шароборину, дал короткую очередь в дверь и, схватив Сашку за воротник, потянул его по кирпичам. Опять очередь. Пули заколотили вокруг меня, дробя кирпич, но в очередной раз не задели нас. Снова отпрыгнул в угол. Понял, что действуя одной рукой ничего не получиться. Зарычав от злобы, положил автомат на кирпичи и ломанулся к Шароборину: – Всё, без него в угол не вернусь. Плевать на боевика.

Подскочив к Сашке, одной рукой схватил его за воротник куртки, второй за поясной ремень, рывком приподнял его и быстро потащил к себе в угол. Боевик не стрелял – может у него в этот момент кончились патроны в магазине и он их перекидывал, а может он и стрелял, но я уже ничего не воспринимал – я тащил Сашку и дотащил. Шароборин лежал на спине и тихо стонал, на груди его виднелись отверстия от пуль, но крови не было видно, лишь лицо сильно побледнело.

Пока я занимался раненым вокруг нас обстановка резко изменилась, боевики предприняли контратаку и сумели отбить остальных ВВэшников от цеха и окружить нас. Я завертел головой, оценивая обстановку: кругом били очереди и пули чертили красивые линии пыльных фонтанчиков на всей площади цеха, сквозь трескотню выстрелов доносились остервенелые крики "Аллах Акбар". В дальной части второй половины цеха в проемах стен и окон мелькали фигуры боевиков. Короткими очередями в два-три патрона приходилось бить по ним, не давая возможности заскочить им во внутрь здания. Так длилось две-три минуты и затем все потихоньку стихло, лишь изредка то там, то тут били автоматные очереди и пули хлестали по цеху, не давая поднять голову. Я посмотрел на генерала и ротного, которые несмотря на то, что кругом шёл бой, продолжали наблюдать за двором цеха, и кажется даже не видели, как был ранен Шароборин. Справа их от боевиков закрывала какая-то пристройка, а слева железная труба большого диаметра. И было непонятно, заметили ли они вообще, что обстановка кардинально изменилась.

– Всё ясно – нас окружили. Надо вызывать огонь своей артиллерии и ударить по дальнему концу цеха и угольным кучам во дворе, откуда боевики контролировали мою половину, простреливая весь цех по длине и сковывая возможные наши манёвры.

Я снял с головы Шароборина наушники, отчего он коротко застонал: – Ничего, ничего парень держись, я сейчас вызову огонь артиллерии по духам, а там и тебя отправим к своим.

Я ему говорил, а сам не верил тому, что говорю. Мы окружены, один ВВэшник ранен в голову, да и отрезаны они от меня, хотя и находятся в двадцати метрах. Повернул голову налево, генерал с ротным продолжали смотреть в амбразуру – эти тоже не помощники. У них свои проблемы, да и перебежать ко мне им опасно – боевик в дверях срежет их одной очередью из автомата. Одному тащить неудобно – тяжело, да и руки будут заняты, и я сам становлюсь хорошей малоподвижной мишенью – мгновенно завалят. Остается драться до конца, а уж там как получится – погибнем или выживем. Глядишь, может ВВэшники всё-таки сумеют к нам прорваться.

Радиостанция работала: – "Самара, Самара! Я Лесник 53", – но в ответ только треск в эфире.

– "Самара, Самара! Я Лесник 53", – шипенье, помехи – я бросил наушники. Бесполезно, или железобетонные стены цеха мешают прохождению волн, или радиостанция от удара всё-таки повреждена. Я изготовился к бою, что ж, помирать – так с музыкой. Об отходе не могло быть речи – раненого не бросишь. Бросил взгляд на Сашку, было здорово заметно, что он "отходит": стоны становились все тише и тише, черты лица заострились, на губах появилась розовая пена, ещё секунд тридцать – сорок он сделал последний вздох и умер. Лицо его стало спокойным в своей неподвижности. Где-то в глубине души шевельнулось предательское облегчение, теперь я был предоставлен самому себе и мог "крутится" чтобы выжить. Я устроился поудобнее, духи продолжали стрелять во внутрь цеха, не давая нам передвигаться. Повернул голову влево и посмотрел на генерала и ротного – что они там делают?

Командующий и ротный что-то внимательно рассматривали через амбразуру во дворе завода. Через несколько секунд оба резко отпрянули от амбразуры, которая внезапно заклубилась от попадания автоматной очереди со двора. Малофеев внезапно дёрнулся, коротко вздохнул и тихо осел от трёх пуль попавших ему в голову. Из под волос, из ушей, носа и рта обильно хлынула кровь, стекая на землю, но не пачкая его лица. Как он сидел на корточках у амбразуры, так и остался в этом положении, лишь правым боком опёрся на стену.

Генерал убит. Убит командующий. Убит человек, которому мы вверили свои жизни, за которым шли. И надеялись, что он сумеет принять правильное решение, в результате чего будет выполнена задача и мы благополучно вернёмся обратно. И вот он был убит. Я смотрел на него и медленно осознавал то, что для него всё закончилось – кончились бессонные ночи, бесконечные думы над картой, у него уже нет ответственности за выполнение задачи, не надо отчитываться перед Грошевым. Ему всё уже до "лампочки" – убьют нас или мы выживем. Ему уже Всё Равно. Ему уже ничего не надо….

А по ротному всё бил и бил боевик, но уже явно не со двора. Офицер сумел сгруппироваться, поджать ноги, и теперь он прикрывался от боевика толстой железной трубой-диаметром сантиметров сорок. Автомат выпал из рук и лежал рядом с ним, но поднять его он не мог. В руке командир роты держал "Мотороллу", в которую что-то лихорадочно говорил – наверно прощался. Вспомнился сразу случай, как две недели назад ВВэшники штурмовали школу в Старых Промыслах, и у них во время атаки был тяжело ранен замполит роты. Он лежал впереди всей роты в тридцати метрах, в руках у него тоже была "Моторолла", и духовские снайпера к нему никого не подпускали. До самой темноты с ним непрерывно говорили по радиостанции, не давая тому уйти в шоковое состояние, а в темноте его вытащили. Но по дороге в госпиталь он скончался от большой потери крови. Это воспоминание пронеслось у меня в голове и пропало. Судя по фонтанчикам от пуль, боевик вел огонь из амбразур второго этажа стены, которая выходила в цех. Боевик злился; пули с противным визгом рикошетили от трубы в разные стороны, попадали рядом с ногами ротного и его автоматом, но в самого его попасть не могли. Но и в таком положении долго не просидишь.

– Приехали, пора сливать воду. Ничего себе сходил посмотреть, как работают корректировщики. – Оценив свои шансы, которые равнялись практически нулю, я стал абсолютно спокоен. Еще в первую войну решил про себя, что если когда возникнет такая ситуация, что меня зажмут боевики, то буду драться до конца, а потом взорву себя вместе с боевиками гранатой. Для этого всегда носил с собой гранату, на которой краской было написано – "МОЯ".

Поглядывая по сторонам и готовый немедленно открыть огонь, левой рукой стал доставать гранату, и в который раз убедился, что разгрузка хоть и красивая, но карманы для гранат сшиты неправильно. Мне понадобилось пятнадцать секунд чтобы буквально выковыривать гранату. И если ещё раз понадобится доставать гранату, да в ходе боя – то не успею. Крутанул в пальцах ЭФКУ (Ф-1), в который раз прочитав на её гранях – "МОЯ", разогнул усики и зубами вырвал чеку. Надо ж, из четырёх гранат на поясе я вытащил именно её – Значит это Судьба.

– Всё, теперь даже если и тяжело ранят то пальцы разожму и всё равно успею взорвать себя. Ну, а если повезёт, то и несколько духов захвачу с собой. Выбор сделан.

На меня накатило спокойствие. Как всегда в таких острых обстоятельствах, а это было и в первой войне, и в Абхазии у меня "перегорели предохранители самосохранения" и осталось только одно – драться до конца. Мелькнула мысль сожаления о семье, мелькнула и исчезла, вся прошедшая жизнь – семья, все проблемы, всё это осталось за чертой,

– Жизнь прожил честно, за спины не прятался – осталось достойно умереть.

Я теперь уже спокойно огляделся и был удовлетворён – позиция у меня была удобная. От духов я был прикрыт, и для того чтобы завалить меня им пришлось бы выскочить на открытое пространство, а там мы ещё посмотрим – кто кого. Получалось, что я со своей позиции контролировал почти семьдесят процентов цеха. Повернул голову налево, командир роты до сих пор был живой, и что-то лихорадочно продолжал говорить в "Мотороллу", но зажат был капитально и автомат его продолжал валяться у его ног.

– Лейтенант, ты поглядывай справа от себя, чтобы дух внезапно не выскочил из дверей и не кончил нас, – крикнул я ему. Он что-то прокричал в ответ, но я не сумел разобрать, по трубе, за которой он сидел заколотила очередь, заставляя офицера ещё больше вжаться в стену.

– Да, не помощник он мне, зажат капитально. Любое движение с его стороны и он открыт для боевика. Может попытаться кинуть гранату в дверь, из которой был убит Шароборин. Но если я промахнусь, то осколками посечёт командира роты. Ладно, здесь пока оставим ситуацию как она есть. Так, а если кинуть гранату в дверь, мимо которой мы пробегали с Сашкой, ведь наверняка там стена пробита и боевики внутри подсобки могут спокойно перемещаться, и если он оттуда внезапно выскочит то я не успею повернуться. Но тогда надо проползти три метра вдоль стены, значит открыться для духов, которые сидят за угольной кучей во дворе. Да, оказывается не совсем удобная позиция у меня: пока сижу в углу – всё нормально, но как только начну перемещаться так сразу же подставляюсь под пули. Хорошо, и здесь оставим ситуацию такой какая она есть.

– Что-то подозрительно тихо стало. Точно духи замышляют какую-нибудь каверзу.

Два солдата ВВэшника продолжали лежать впереди меня в метрах двадцати, по обе стороны ворот и смотрели ко мне за спину – Молодцы догадались, что я контролирую и вижу всё пространство впереди их за стеной, зато они контролируют эту чёртову дверь, которая справа от меня. – У раненого кровь продолжала сочится из головы, но уже гораздо меньше.

В стену надо мной ударила пуля и осыпала кирпичной крошкой, ещё две отрикошетили от бетонной плиты впереди меня – били через весь цех из двора из-за куч то ли шлака, то ли угля. Я положил автомат на зажатую в кулаке гранату и насторожено стал водить стволом по цеху. За стеной остервенело в несколько глоток кричали боевики "Аллах Акбар", "заводя" себя перед атакой на нас.

– Вот, чёрт, точно сглазил. – Послышались гулкие звуки шагов, я поднял голову и похолодел. Прямо надо мной, в крыше, была здоровенная дыра и по ней бежал дух, чтобы кинуть в дыру гранату прямо на меня.

– Ничего себе, контролирую обстановку-это конец. – Обожгла мысль. Я вскинул автомат, но сам понимал что дух не покажется в дыре, в лучшем случаи покажется в броске рука с гранатой, и вряд ли я в неё попаду. Я не только слышал и ощущал, как душара приближается к дыре, но и почти воочию видел, как он красиво бежал по крыше.

– Семь метров, пять, четыре, три, сейчас полетит граната, – я сжался, и как загипнотизированный смотрел на дыру.

Выстрел с гранатомёта со стороны гаража и тут же звонко лопнул разрыв на крыше от прямого попадания в боевика. От него только ошмётья полетели в разные стороны и с гулким ударом остатки тела рухнули около дыры. Даже кровью забрызгало кирпичи рядом со мной.

– Чёрт, молодцы ВВэшники, выручили нас. – Я отвёл глаза от дыры.

Перевёл дух, поудобнее расположился в углу и теперь был готов отразить атаку и с крыши. Ситуация продолжала оставаться вялотекущей, духи по-прежнему орали за стеной, продолжая простреливать всё пространство цеха. Внезапно, в пятнадцати метрах от меня в окно, стреляя из автомата во все стороны, прыгнул боевик, но получив от меня пару очередей, дух через спину перекатился через подоконник и исчез, упав во двор. Обстановка накалялась. Да, ещё минут десять и они предпримут контратаку, чтобы полностью очистить здание.

В этот критический момент в окно, через в которое мы врывались в цех, заскочил адъютант командующего. Спрыгнул на пол и остановился, с любопытством оглядываясь по сторонам.

В первый момент я опешил, а потом неистово заорал: – Капитан уходи! Уходи ёлки – палки, ложись!

Адъютант удивлённо посмотрел на меня: выражение лица у него было безмятежно – спокойное. Он смотрел на меня, и как будто спрашивал: – А что у вас тут происходит? Чего вы все лежите? У вас всё нормально?

– Ложись сволочь, тебя же сейчас грохнут, – но капитан продолжал стоять, спокойно и безмятежно поглядывая то на меня, то на лежащих солдат, которые тоже предупреждающе кричали и махали ему.

– Всё, сейчас его убьют, – я сжался и обречённо смотрел на него. Конечно, духи быстро очухались от такой наглости. Из какой-то ямы посередине второй половины цеха высунулся дух и с пятнадцати метров открыл огонь по адъютанту. Как зачарованный смотрел я на капитана и на стену за ним, на которой всё вспухало от попадания пуль, а потом очнувшись вскинул автомат и дал длинную очередь по боевику даже не целясь и промазал, после чего невредимый боевик моментально юркнул обратно в яму. А капитан, увернувшись от первой очереди, здоровый и невредимый бежал через цех ко мне несмотря на то, что по нему било уже несколько боевиков с нескольких позиций. Да, адъютант, видать, родился под счастливой звездой, он добежал до моего укрытия и упал на кирпичи в трёх метрах впереди меня. Если куча кирпичей прикрыла его от стреляющих боевиков, то теперь он попал под обстрел боевика, который сидел на втором этаже подсобки цеха, и держал под огнём ротного. Дух сразу же перенёс огонь на новую цель и стал бить практически в упор – с расстояния десять метров, но никак не мог попасть. Адъютант крутился на кирпичах как рыба на "раскалённой сковородке", вокруг него всё кипело от пуль. Внезапно огонь боевика захлебнулся, кончились патроны в магазине, и капитан тотчас откатится в мёртвое пространство, где смог прийти в себя.

Самое удивительное, что он пошёл с генералом, имея в автомате лишь один магазин и без бронежилета. Хотя я сам никогда не носил бронежилет и знал много офицеров, которые в бой ходили без него, но сейчас я с любопытством наблюдал за его действиями.

Покрутив головой, адъютант спросил: – Где генерал?

– Вон там, убитый лежит – кивнул я головой.

– Как убитый? – Он непонимающим взглядом несколько секунд смотрел на убитого генерала, потом решительно вскинул голову и безапелляционно изрёк, – Надо его вытаскивать.

Я ухмыльнулся: – ну, что ж попробуй к нему подойти, сверху боевик бьёт. Он же и по тебе бил, когда ты как рыба на кирпичах скакал.

Адъютант посмотрел на меня, потом на генерала, подумал и сказал, причём, так спокойно сказал, как будто он сейчас выйдет из одного кабинета, пройдёт по ковровой дорожке и зайдёт в другой кабинет. Я даже начал сомневаться за его рассудок (позднее капитан рассказал, что он был в этот момент в состоянии аффекта и ничего абсолютно не помнит), – Ну, тогда надо пойти и доложить, что командующий убит.

Я, несмотря на критическое положение, засмеялся: – Тогда пойди и попробуй теперь выйти.

Капитан притих, о чём-то напряжённо размышляя, и я уже подумал что он оставил мысль уйти или унести (попытаться унести) тело Малофеева, но не тут-то было, капитан вскинул голову:

– Ну, я пошёл, товарищ подполковник, – вскочил и побежал через цех к окну. Как он бежал, это надо было видеть, как он быстро и красиво бежал.

Только он вскочил и побежал, как из всех щелей по нему открыли огонь боевики, причём било человек семь, а капитан бежал. Словно зачарованный я смотрел, как он бежал сквозь этот шквал огня, подбежал к окну, не останавливаясь "ласточкой", в прыжке, выпрыгнул в окно. Какое-то время боевики ещё били по окну, но было поздно, капитан ушёл от них целый и невредимый.

– Молодец, хоть кто-то останется живой и расскажет, что тут произошло Я в свои сорок пять лет, в разгрузке с почти полным боекомплектом не смогу так быстро бежать, и особенно так легко прыгнуть в окно.

Духи как с ума сошли, как же один из русских ушёл – поднялась стрельба, крики "Аллах Акбар": – Ну, сейчас наверное пойдут злые в атаку и уничтожат нас.

В дальней части, левой половины цеха, из всех окон и щелей скопом полезли боевики, строча из автоматов во все стороны. Выскочили двое гранатомётчиков и с расстояния двадцать-тридцать метров, почти не целясь выстрелили в мою сторону из гранатомётов. Оглушительно грохнули разрывы, но я стрелял длинными очередями, практически не целясь, и в магазине у меня быстро кончились патроны. Перезаряжать автомат одной рукой было неудобно, потому что в левой руке была граната без кольца и я боялся потерять впопыхах контроль над спусковым рычагом, да и времени уже не было. Быстро приближался конец всего. Я сжался и замер, считая что каждый выстрел из гранатомёта последний. Бухнул разрыв над головой – Живой. Второй справа в трёх метрах – опять Живой, даже не раненый, дальше всё смешалось.

– Третий, четвёртый, – пауза, я поднял голову. Из окна, посередине стены, левой половины цеха, высунулся гранатомётчик, приложился к прицелу: – Замурзанная сволочь, неужели я погибну от него – Выстрел. Граната разрывается в пяти метрах от меня, вздыбив пыль, которая на несколько секунд заслонила меня от боевиков.

– Это последний шанс уйти, – молнией пронзила меня мысль. Больше не думая ни о чём, я вскочил и побежал через цех к окну. Справа дверь, автоматически поворачиваю голову – точно, прав я был, всё-таки могут они там, в подсобках, перемещаться. По комнате в мою сторону бежал дух и, увидев меня, с ходу ударил одной длинной очередью. А я бежал и как загипнотизированный смотрел, как он стреляет в меня. Можно было кинуть в него гранату – "Свою", но не кинул, а вложил все силы в рывок к окну. Промчался мимо двери – Живой. Подбегаю к окну и, не касаясь подоконника "рыбкой" ухожу в окно. Увидев мой прыжок, наверно, все каскадёры мира застонали бы от зависти. Капитан вообще, со своим прыжком – пацан против меня. Я ушёл в окно красиво и высоко. Вылетел, пролетая над подоконником, успел заметить и охватить взглядом всё как-то разом – жить ведь хочется; ящик под окном, слева двор цеха, прямо в двух метрах кусты у забора. Во дворе мечутся боевики. Больно ударился коленкой о ящик, сгруппировался и, используя инерцию, покатился в кустарник. Влетел, ломая кусты – Живой, Живой, чёрт побери – хрен им. Мы еще повоюем. Вскочил на ноги, прыгнул вперёд и свалился, жёстко ударившись о дно, в окоп боевика, из которого врывались в цех. Падая вниз, успел увидеть, что в окопе уже кто-то есть, резко отпрянул к другой стороне окопа, резко развернулся, чтобы сразу ударить прикладом автомата, но вовремя остановил свой удар. Прижавшись к стенке окопа, на корточках сидел адъютант.

– Как, у тебя – всё в порядке? – Не слушая ответа, выглянул из окопа. До гаража, где были ВВэшники пятьдесят метров открытого пространства, но по дороге, через которую надо было бежать, как будто железной метлой подметали, так сильно по ней стегали тугие и частые автоматные очереди. Внутри цеха продолжалась стрельба и крики боевиков, но она постепенно затихала. Зато усилилась стрельба и крики в стороне угольных куч и они быстро приближались к нам. Пора было пробираться через дорогу.

– Значит так капитан, на счёт три выскакиваем из окопа и бежим до канавы. Только давай сразу договоримся, если кого из нас убьют или ранят, то оставшийся в живых хватает и тащит того до канавы, а там дальше сам прорывается к своим. Начинаю считать – раз, два….

– Стой! – Закричал капитан. – Я не готов.

– Ты что раненый? Если нет, то надо прорываться, готовится тут нечего. Считаю по новой – раз, два. Три! Пошли, – мы рванули из окопа и выскочили на дорогу. Под ногами в воздухе вокруг нас с визгом носились пули, воздух как будто загустел от них, но всё-таки сумели добежать до канавы. И скатились в неё, прямо на гранатомётчика с третьей тройки (он оказался во время контратаки боевиков отрезанный от нас и своих в гараже), упали на него, завалив своими телами. Непонятно откуда, в этот момент в канаву заскочили боевики и с расстояния 30-40 метров открыли по нам интенсивный огонь. В левой руке у меня была зажата граната, в магазине автомата – пусто. Мы с адъютантом накрыли своим телами гранатомётчика и просто лежали, ожидаю когда у них кончатся патроны в магазинах, тогда появлялась возможность вскочить, в рывке сократить расстояние, бросить гранату и схватится врукопашную. Пули впивались в землю вокруг нас, в дерево, уходили в воздух. Срезанные пулями ветки падали вокруг и на наши тела. Но опять ни одна пуля не зацепила. Расстреляв по магазину, боевики также внезапно выскочили из канавы и исчезли.

– Блин, опять живые, ни хрена себе, уже сколько раз могли убить, а всё живой.

– Так, на счёт три выскакиваем из канавы и бежим до гаража, считаю – Раз, Два, Три – Пошли!

Капитан с солдатом разом вымахнули из канавы и убежали, а я лишь смог подняться наполовину по склону и съехал обратно на дно, вскочил, предпринял еще одну попытку – опять съехал. Ну, ё-моё! – Я зарычал от злобы, закинул за спину автомат, с силой вонзил пальцы правой руки в землю, рывок, выскочил из канавы и побежал к пролому гаража, где маячили фигуры ВВэшников. Вроде бы, когда шли вперед, место было чистое, а теперь на пути к гаражу масса препятствий, которые под огнём нужно было преодолевать – впереди поваленное дерево. Обогнул его, под звуки, летевших с разных сторон пуль. Обломок стены – перепрыгиваю через него, и тут же фонтанчики пуль заплясали под ногами, но наконец-то и пролом, почти падаю в него, а там сорок человек – Всё! У своих.

Стоя почти на четвереньках, обвёл их всех глазами:

– Там ещё трое ваших, ротный и два солдата. Один из них ранен в голову, – на одном дыхании выпалил я.

– Лейтенант, что будем делать? Генерал убит и мой солдат тоже, – я вопросительно уставился на взводного, но в это время громко закричали ВВэшники, увидев выпрыгнувшего из окна цеха командир роты.

– Огонь! – Заорал взводник и солдаты открыли дружный огонь, чтобы прикрыть ротного. Старший лейтенант ввалился, запалено дыша: – Дайте пить. – Выхватил протянутую фляжку и шумно стал пить воду.

– Завалил я того духа, который в тебя, подполковник, стрелял из дверей, он и не ожидал, что я на него выскочу, менял "душара" магазин, я так в него очередь влупил, что его метра на три откинуло. – Ротный опять стал жадно пить воду.

Опять послышались возбуждённые крики наблюдателей. Из окна вывалились два солдата, и под прикрытием огня быстро добрались до нас. У раненого из под каски продолжала сочится кровь, и вся грудь его была красной от крови, но держался парень хорошо.

– Всё, в живых там никого не осталось, только тела генерала и моего солдата. Что будем делать? – Я оглядел собравшихся ВВэшников. Они молчали. Потом один из них выматерился.

– Надо врываться обратно в цех и закрепляться, – выкрикнул он. Остальные продолжали молчать, упорно уводя от меня и кричавшего взгляды в сторону. Я начал обдумывать это предложение, хотя чуть было не спросил: – А почему вы сразу нас не поддержали, когда мы там зажатые сидели? Хотя бы человек десять за нами ворвались, и можно было бы организовать в здании нормальную оборону. А так теперь всё по новой надо начинать.

Лезть, конечно, обратно не хотелось, что тут говорить, но с другой стороны я артиллерист и опыта штурма здания у меня не было, одновременно понимая, что изначально мы штурмовали здание неправильно, командующий совершил какую-то ошибку (позднее, через пару дней я понял в чём была ошибка. Нужно было растянуться вдоль всего здания цеха. Нанести огневой налёт из гранатомётов и огнемётов "Шмель", которых было достаточное количество. И атаковать по всему фронту здания. Одновременно ворваться вовнутрь и закрепится), а пока что-то мешало мне принять окончательное решение. Да и командир роты станет ли подчинятся мне, хоть и подполковнику, да ещё с совершенно другого министерства. Мой взгляд упал на "Мотороллу" в руке ротного.

– С кем у тебя связь?

– С "Пихтой"

– Кто такой "Пихта"?

– "Пихта" – это командир полка, нашего ВВэшного. А что? – Ротный вопросительно посмотрел на меня.

– Давай сюда, – я выхватил "Мотороллу", – Карту сюда, я свою оставил со своим солдатом, в цеху.

Командир роты молча протянул мне карту: – "Пихта, Пихта! Я, Лесник-53" от старшего брата. Вызываю огонь по координатам: Х=00000, У=54300. Высота=154. Огневой налет. Осколочной. Взрыватель осколочный и фугасный. Пять секунд выстрел. Одним хозяйством, Огонь!

– От гаража до цеха пятьдесят метров. От трёх миномётных батарей ВВ, которые стоят за русским кладбищем до цели – четыре километра, да если учесть, что наверняка миномётчики полную подготовку не считали – то это практически огонь на себя, – мысли вихрем пролетели у меня в голове.

Но мною уже овладела мысль – необходимо не подпустить к убитым боевиков и попытаться, пока у меня нет связи с дивизионами, разрушить потолок, и плитами завалить Малофеева и Шароборина. Всплыло воспоминание о фильме "Чистилище", эпизод где танкист танком размазывает по земле наших убитых. Какая была полемика, что это Невзоров придумал. Что это чудовищно. Что так делать нельзя…. Вот и я сейчас стал перед таким выбором. Можно это делать и нужно (месяц назад у погибшего начальника разведки духи отрезали ухо и пытались вырезать сердце) и пусть меня осудят, но тела своих товарищей, если мы не смогли их вытащить, не должны достаться боевикам, чтобы они издевались над ними.

– "Лесник-53"! Пихта, координаты "Х" не понял, – я как баран смотрел на карту. Да, действительно, сколько лет в артиллерии служу, но такие координаты попались впервые. Как их произнести?

– "Пихта"! "Х" два нуля, потом ещё три нуля.

– "Лесник-53"! "Пихта" координаты "Х" не понял.

Я заорал в радиостанцию – "Пихта", ты сволочь, я виноват, что такие координаты попались, смотри в карту. Огонь, сволочи по моим координатам.

Через двадцать секунд из "Мотороллы" донеслось: – "Пихта" координаты "Х" понял, отходите, сейчас начнём.

Командир роты дал команду на отход и мы тем же путём каким входили, начали отходить. Непонятно как, но я оказался впереди всех и нам здорово досталось, когда во время отхода нас начали обстреливать со стороны гаражей, где был опорный пункт боевиков, потом обстреляли и слева. Выскочили из-под обстрела и тут на меня начала наваливаться усталость, особенно подводили ноги, как будто они были сделаны из ваты. Сказывался малоподвижный образ жизни. Организм "просил" – Остановись, передохни, ты ведь не дойдёшь. Но я шёл как паровоз и когда первым выскочил в "Пентагон" на площадь между весовой и хранилищами, то сразу же увидел стул, который одиноко стоял по середине площади и никто на нём не сидит.

СТУЛ – я больше ничего не вижу. СТУЛ – я на него сейчас упаду, а СТУЛ – это отдых. Бегу к стулу, не обращая внимания, что по краям площади все лежат и делают мне какие-то знаки, что-то кричат, но я не хочу слушать. СТУЛ – он впереди, я сейчас сяду, а потом разберусь, что все хотят от меня. Дайте мне сесть, потом я буду решать ваши вопросы.

Вот он СТУЛ – я плюхнулся на него и с наслаждением протянул ноги. Накатился покой, расслабленность. Какое это блаженство. Наконец-то мои ноги отдохнут. Война отхлынула куда-то запредельно, а я наслаждался отдыхом. Ярко светило солнце, где-то громко чирикал воробей. Но странно, мимо меня, используя укрытия, пробегали ВВэшники и знаками и криками пытались что-то мне сообщить или привлечь внимание. И Язев и Кравченко тоже что-то кричали канавы, а мне всё было до лампочки.

Прямо около ног появилось красивое облачко пыли, потом справа от меня, тут же взвизгнуло над ухом и тут же через каждые несколько секунд заплясали около меня в опасной близости фонтанчики, на которые я тупо уставился.

– Красиво, а что это такое? – И тут до меня дошло, что по площади работает снайпер, может даже не один, и я самая отличная мишень.

– Ни хрена себе, – вскочив со стула, откуда только силы взялись, пригибаясь метнулся через площадь.

– Добежать, только добежать. Обидно выжить в цеху и получить пулю от снайпера уже практически у своих. – Ещё раз взвизгнуло в районе головы, и я со всего размаху плюхнулся в канаву рядом со своими корректировщиками.

– Ахмерова убило, вынести его не смог, – переведя дух, выговорил я на их безмолвный вопрос. Глаза у Кравченко и Язева от изумления расширились.

– Как, Ахмерова? – тупо спросил Петренко.

– Как, как? Вот так – очередью в грудь. Там, в цеху, затащил к себе в угол, а через минуту он умер. – Кравченко, Язев и разведчик Попов продолжали изумлённо таращить на меня глаза, а справа кто-то, шумно сопя, подполз ко мне. Обернувшись, я увидел, что это был сержант Ахмеров и теперь уже я изумлённо таращил глаза.

Если Ахмеров живой – то кого убили в цеху? А может ничего не было? Может мне всё это привиделось? У меня контузия и в бреду мне всё это показалось, ведь было такое со мной в первую войну, когда меня контузило – Может мы никуда не ходили? И все живые? Видя моё недоумённое лицо, капитан Кравченко тронул меня за плечо: – Товарищ подполковник, вы же с Шаробориным туда уходили.

На меня снова навалилась гнетущая тяжесть- да это всё-таки произошло, и генерал с Шаробориным убиты и ничего это мне не привиделось. Что-то рядом закричал Язев, все обернулись на капитана, который энергично тыкал пальцем вверх, где прямо над нами, на высоте метров пятьсот что-то рвалось, и из облачков разрывов вываливались чёрные капли, стремительно падая на нас. Мы опять все разом вскочили и рванули в сторону хранилищ, пробежали метров сто пятьдесят и снова упали в канаву. Я осторожно выглянул из неё. На то место, где мы только что были, с глухими звуками упал дождь каких-то предметов, но разрывов на удивление не было.

Ко мне подполз адъютант Малофеева: – Товарищ подполковник, нам с вами надо идти на КНП полка и доложить о гибели командующего.

Кивнув, я подозвал к себе Язева и Кравченко, ещё раз уточнил задачу и попросил никуда без толку не лезть. Оставив их, я и адъютант, перебежками вдоль забора вышли с территории "Пентагона", спустились в ложбину к ящикам с боеприпасами. Конечно, БМП давно уже ушло и нам предстояло пешком пройти полтора километра. Мы сели на ящики передохнуть, вместе с нами с "Пентагона" ещё вышел и связист командующего. Чувствуя себя в относительной безопасности, мы расслабились и адъютант со связистом закурили, а я начал переобуваться.

– Капитан, как тебя зовут? – спросил я.

– Игорь.

– А меня – Борис, будем знакомы. – Обсудив все перепитии боя, мы двинулись на КНП полка.

Да, малоподвижный образ жизни конечно, здорово сказывается,

и я опять в этом убедился. Адъютант со связистом как пошли, так сразу же взяли высокий темп, а я отстал, да и возраст тоже чувствуется. Прибыл я на КНП минут через двадцать после их. Они уже доложили о гибели Малофеева и некоторые подробности происшедшего.

Первое что я увидел на КНП – это растерянные глаза Евдокимова: – Неужели это правда? Как так? Я ведь только на несколько минут отошёл попить чай, это ведь я должен был идти.

Чтобы не видеть его глаз, я прильнул к окулярам оптического прибора большого увеличения. По цеху с высоты били два танка, но били они только по подсобке цеха, видны были и разрывы мин, но они были редкими и немного не там, куда надо было бы.

– "Самара! Самара! Я, Лесник-53", примите координаты, "Гавана" один, точно три. Один снаряд подручной, Огонь! – Передал я кодированные координаты цеха.

Первый снаряд прошелестел левее КНП и лёг чуть дальше цеха – Хорошо.

– "Самара, основным два снаряда, Огонь!

Хорошо наводчик сработал, оба снаряда легли во дворе завода практически в одну точку.

– "Самара – хорошо. Работаем только основным, правее 0-02, два снаряда, Огонь! Снаряды разорвались в том месте, откуда гранатомётчик с духами ворвались в цех и обстреляли меня и ВВэшников.

– "Самара, левее 0-01, Огонь!" – Теперь снаряды багровым пламенем рванули прямо на крыше цеха, провалив пару плит вовнутрь – Отлично.

На меня в очередной раз "накатило" – самоходка, наводчик самоходки, снаряд на траектории и я превратились в одно целое, где главным был я. Мозг превратился в компьютер. Я выдавал команду за командой и снаряд за снарядом падал туда куда он и должен упасть.

Десять снарядов по цеху – плиты проваливаются вовнутрь, над цехом красное облако кирпичной пыли, теперь шесть снарядов во двор завода. А сейчас довернём и врежем по куче шлака или угля, из которой они простреливали цех насквозь – Хорошо. Теперь по подсобке – мало вам сволочи, ещё десять снарядов по цеху, так вам. Теперь дальше по остальным зданиям завода, вот так вам. Вот так. Я не видел, а чувствовал, как вокруг меня собрались офицеры и, затаив дыхание, наблюдали за моей работой, а я бил, бил, разваливал здание цеха и радовался, что тела погибших не достанутся духам. Тогда я ещё не знал, что боевики всё-таки успели их вытащить, и мне предстояло прожить самую тяжёлую неделю в моей жизни. Когда мне приходилось давать показание по факту гибели генерала. Доказывать, что генерал и Шароборин убиты, доказывать, что не было возможности их вынести из цеха. Пришлось защищать свою честь, когда пресса, непонятно с чего стала писать в газетах, что генерал и солдат были лишь легко ранены, их без сознания бросили в цеху, они попали в плен и дают в ходе допроса признательные показания. Боевики мгновенно с ориентировались, в свою очередь стали по радиосвязи выходить на наше командование и предлагать обмен на живых Малофеева и Шароборина, попавших в плен боевиков. Всё это продолжалось до тех пор, пока наши не сумели в ходе боёв за завод найти тела генерала и Шароборина. А пока я бил по цеху и ничего не знал. Через полчаса меня "отпустило"

– "Самара, Стой! Записать цель 837, доложить расход!" – я отошёл от прибора и глубоко вздохнул.

– "Лесник-53, расход 100, Я Самара".

– "Самара, Я, Лесник-53, цель 837, беспокоющий огонь, четвёртым в подручной, темп 2 минуты, Работаете с "Мрамором-10",Огонь!"

Ко мне подошёл полковник Сухарев, приобнял за плечи – Боря, всё хватит – ты разбил этот цех, хватит, езжай в лагерь – отдохни.

Я прошёл в центральную ячейку и в полном молчании рассказал офицерам, как погиб генерал Малофеев, после чего вернулся в свою ячейку, где снова наткнулся на растерянного Евдокимова.

Приобняв его за плечи, я заглянул ему в глаза: – Убили нашего Шароборина. Поехали в лагерь, помянём его и генерала……

ПРП последний раз взрыкнула и заглохла около кунга. А я продолжал сидеть на своём месте в левом люке и смотрел как к машине подходили солдаты взвода, которые сегодня не выезжали на передний край. Через минуту к ним присоединился подполковник Ржанов, а от палатки ЦБУ бежал Шумков. По всей видимости они уже знали о гибели Шароборина. Пока ехали с КНП я несколько раз прокрутил в голове весь бой в попытке проанализировать и найти возможные ошибки с моей стороны. Ошибок вроде бы не было, но в моей голове продолжал звучать последний крик Сашки и чувствовал себя всё поганей и поганей: ведь всё-таки очередь из автомата должна быть моей. Я тяжело выбрался из люка, подхватил планшет с картой, автомат и соскочил к своим подчинённым.

– Да, парни – это правда. Нету Сашки. Был ранен в атаке и умер у меня на руках и самое поганое, что я не смог вынести тело. Сам вырвался, а его не смог. Помяните его и генерала тоже.

…– Жалко, жалко Сашку до слёз, – я со стуком поставил на стол кружку и в отчаянии замотал головой, – Малофеева тоже жалко, но Сашку слов нету, как жалко. Малофеев или я бы – ну что ж, мы пожили. Остались дети в которых будет жить генерал. А Сашка – Что он видел? Ну что? Ведь он и не успел пожить. Вот кручу в башке так, и так. Ведь прекрасно понимаю, что даже если бы попытался вынести его тело и сам бы там остался. Но всё равно – как будто живого бросил его там…..

…..Так я размышлял и прикидывал развитие различных вариантов событий – как это отразится на мне, моей судьбе и семьи. Но даже представить не мог, какой удар ожидал меня по приезду на КП полка.

…..- Борис Геннадьевич, подполковник Тимохин, – оперативный дежурный протянул мне телефонную трубку.

– Да, Владимир Васильевич.

– Боря, подойди ко мне в кунг.

– Хорошо, минуты через три-четыре буду. – Я положил трубку и вернулся к своему столу на ЦБУ. Ещё раз прикинул координаты ночных целей и огневых налётов и остался удовлетворён. Ну, кажется всё, можно идти к Тимохину, исполняющему обязанности командира полка. Владимиру Васильевичу уже официально предложили стать командиром 276 полка, но зам. командира отказался и сейчас все ожидали – кого пришлют.

Тимохин был один и когда я по хозяйски расположился на кровати замполита, то обратил внимание на озабоченное выражение лица Владимира Васильевича.

– Что-то случилось, Владимир Васильевич?

Тимохин тяжело вздохнул, поглядел на меня и молча разлил коньяк в расставленные кружки: – А? Случилось, Боря, случилось. Давай только сначала выпьем. – И такое начало мне совсем не понравилось.

Мы чокнулись, залпом выпили приятно пахнувшую коньяк и дружно зажевали куски холодного мяса.

– Ну, что случилось всё-таки? – Сердце защемило, в предчувствии беды и в голове закрутились несколько вариантов несчастья: в основном они касались семьи. Лицо опахнуло холодом и я, уже почти поверив в это несчастье, почти шепотом спросил, – Что, у меня дома не всё в порядке?

– Да, нет. Дома у тебя всё в порядке. Тут другая ерунда. Я даже не знаю, как это преподнести тебе, но я обязан тебе это сказать первым. Как другу и поддержать тебя…

Я облегчённо вздохнул и распрямился: – Ну, Владимир Васильевич, ты так меня до инфаркта доведёшь. Если дома всё нормально, то чем же ты меня можешь напугать? Давай валяй, только давай выпьем по второй за наши семьи, чтоб у них и дальше всё было в порядке.

Тимохин бросил на меня быстрый взгляд, но тост с удовольствием поддержал. Закусывали мы молча и я видел как исполняющий обязанности командира о чём-то напряжённо размышлял, медленно двигая челюстями.

– Ладно, Боря. Ты только это не бери в голову: знай – в полку тебе верят и поддерживают. Ты только держись. Короче, час тому назад звонили с группировки. По закрытому каналу. Боевики вышли на связь и предлагают живого Малофеева обменять на брата Бараева. Вот такие дела. – Тимохин бросил испытующий взгляд на меня, а я в изумлении только и сумел открыть рот, но уже через двадцать секунд обрёл дар речи.

– Какой живой? Я же докладывал – три пули в башку. Они о чём там буровят? – Я коротко хохотнул и развёл руками в недоумении.

– Боря, это я изложил в двух словах, но подробности, которые они приводят, ещё неприятнее….

Я насторожился: – Ну, и что они там ещё плетут?

– Ну, рассказали ещё, что да – генерал был ранен в голову, но ранен легко и лишь потерял сознание. И что вы его и солдата, струсив, бросили, а они их подобрали, оказали медицинскую помощь. Кстати, Шароборин тяжело ранен, но будет жить. А Малофеев на допросе даёт показание. Сейчас они ведут переговоры о месте и времени обмена…., – Тимохин замолчал и в кунге повисла тяжёлая тишина.

– Да, вот это наезд…, – удивлённо протянул я, а потом в упор посмотрел на товарища, – ты сейчас мне эти подробности таким тоном передавал, как будто сам веришь в это.

Тимохин вспыхнул: – Ты то ерунду не пори. Я саму тональность сообщения передавал. Я то не верю, но они то там в группировке, не зная тебя – верят боевикам и ведут уже с ними переговоры. С Москвы летит представитель министра обороны, чтобы разобраться на месте с обстоятельствами смерти или пленения генерала. Вот так. – Тимохин замолчал, а потом разлил коньяк по кружкам.

– Давай, Боря, выпьем за души погибших Малофеева и Шароборина.

Я машинально плесканул коньяк в рот и не чувствуя вкуса быстро зажевал кусок мяса, пытаясь привести мысли и эмоции в порядок.

– Обидно. Ведь что получается, Владимир Васильевич: я всем и обо всём рассказал и никто мне не поверил, а этим сраным боевикам поверили с ходу. Конечно, можно было попытаться вытащить Малофеева, но тогда бы я здесь не сидел. Это сейчас, в спокойной обстановке, можно рассуждать – атаковать, пробиться в подсобки, замочить всех там боевиков, очистить цех и вынести тела Малофеева и Шароборина. Но в тот момент, зная что в подсобке боевик сидит и только ждёт когда ты туда заскочишь, чтобы всадить тебе пулю в лобешник, а второй душара лупит со второго этажа с семи метров и не даёт подойти к телу генерала: вот в этот момент у меня было только одно решение – ломануться к телу генерала, чтобы его вытащить и там же лечь рядом с генералом. Да, для меня, наверно, лучше всего сейчас лежать убитым рядом с генералом и Шаробориным – тогда бы веры мне было бы гораздо больше….

– Ты, Боря, брось эти мысли. Тебе самое главное полк верит, а то что они там обсуждают – "верить тебе или не верить" они тоже имеют моральное право. Им тоже сейчас надо перед Москвой ответ держать – это может быть ещё хуже, чем тебе. А то что эта ложь ведь вскроется очень быстро – дня через три-четыре и тебе эти дни придётся пережить с этим грузом. Понимаю – тяжело, но терпи, терпи из всех сил….

На ЦБУ я вернулся придавленный тяжестью неприятных известий. В палатке кроме дежурной смены телефонистов, истопника и оперативного дежурного никого не было, но когда я сел за свой стол то почти физически ощутил на себе любопытные взгляды солдат и дежурного.

– Знают, все знают. Обсуждают…, – мне стало "тошно", – Блин, лучше бы я там погиб….

Мои тяжёлые размышления прервал телефонный звонок из второго дивизиона – звонил Чикин.

– Борис Геннадьевич, я оставил с командиром батальона ВВ командира батареи, а сам вернулся на огневые позиции – что-то я себя плохо чувствую. Печень болит.

– Ладно, Александр Владимирович, лечись, но только не водкой…, – слушать протестующие возражения Чикина я не стал и положил трубку на телефон.

В кунге я честно рассказал своим подчинённым о неприятных известиях, а в конце повернулся к старшему помощнику: – Так что, Геннадий Николаевич, будь в готовности принять у меня артиллерию. Я вполне могу попасть "под раздачу".

Ржанов нахмурился, потом громко хлопнул себя по коленям и в волнении встал с кровати, но увидев что в кунге не пройтись, снова опустился на кровать: – Я так и знал, что какая-нибудь "подляна" вылезет. Я ведь, когда отправляли сюда, говорил: что не справлюсь с этой должностью. Ведь я столько лет просидел на отделе хранения в Просвете и хоть моя должность и приравнивается к должности командира дивизиона, но ведь она всё равно отличается даже от командира кадрированного дивизиона…

Ржанов вновь вскочил и насколько было возможно взволновано прошёлся в кунге вдоль кровати, а потом присел на табуретку рядом со мной.

– Я, говорю – не готов я. А мне: да ты что? Там полк обстрелянный… Начальник артиллерии опытный…, оботрёшься около него. Да что там должность старпома – будешь делать то что тебе начальник артиллерии прикажет и всё. – Геннадий Николаевич произнёс наверняка всё это голосом того кто с ним беседовал и несмотря на своё довольно тягостное настроение я рассмеялся, что подвигнуло Ржанова на большее откровение.

– Смешно вам, Борис Геннадьевич, а когда прошло сообщение по радиостанции, что пропали без вести "Лесник 53 и Паук" то стало понятно, что мне сейчас вот так на ходу придётся дела и должность принимать. Какие-то решения принимать, кому-то приказы отдавать. У меня чуть "крышак" не поехал. А кто я такой? Да никто. Салабон необстрелянный. Я ведь всё про артиллерию забыл. И сейчас я не готов. Морально не готов. Понимаете?

– Да всё я понимаю. Это я так тебе сказал, чтобы ты подготовился. Может быть, всё ещё обойдётся.

19 января я с КНП произвёл замену группы Кравченко на группу Гутника и пока они не пришли на КНП, сидел на связи в готовности оказать любую помощь огнём. Надо сказать, что за эти два дня ВВэшники так и не смогли выполнить задачу даже первого дня. Первый штурмовой отряд приняв влево, не стал штурмовать завод где погибли Малофеев и Шароборин, и захватил пятиэтажки. Но к перекрёстку улиц Алтайской и Старопромысловского шоссе так выйти и не смогли. 21ая бригада внутренних войск Фоменко спустилась с высоты и лишь зацепилась за первую линию пятиэтажек и всё. Причём, там получился винегрет: половина здания наша, другая – духовская. Или мелкие группы боевиков, без особых трудностей передвигались внутри микрорайона. Здесь обстановка была более тяжёлая чем в первом штурмовом отряде. Поэтому чтобы поддерживать ВВэшников с позиций прямой наводкой по микрорайону постоянно работали танки и самоходки, не давая покоя духам и возможности им контратаковать ВВэшников. Стадион тоже ВВэшники не смогли взять. Наша разведрота 18го сумела с боем проникнуть под трибуны стадиона и зацепиться там, но ВВэшники не оказали им своевременной помощи и наши вынуждены были отойти на исходные позиции…

– Боря, – рядом со мной на бруствер облокотился начальник разведки группировки Игорь Калугин, – слушай, тут у меня информация прошла, что духи на перекрёстке Алтайской и Старопромысловского шоссе держат прицеп с несколькими тоннами тола и как только наши выйдут на перекресток то они взорвут его. Могут быть серьёзные потери с нашей стороны. Давай, нанесём несколько огневых налётов туда. Может с детонирует? А?

Мы минут пять рассматривали перекрёсток, гадая где можно разместить прицеп со взрывчаткой, чтобы нанести как можно больший урон нашим подразделениям. Прикинули несколько мест и нанесли мощные огневые налёты, ожидая ответного взрыва, но ничего там не с детонировало.

24 января Утром меня разбудил лейтенант Шумков: – Товарищ подполковник, во втором

дивизионе ЧП. Вчера вечером у них в одной из самоходок замкнуло электропроводку и самоходка загорелась. Правда, огневики сработали оперативно и сумели быстро потушить машину и за ночь восстановить её. А в 4 часа ночи уже в другой самоходке не потушенный окурок бросили на пучки пороха. Самоходка мгновенно вспыхнула. Бойцы быстро покинули машину, а механик-водитель отогнал её на сто метров вперёд позиций и сам благополучно выскочил из неё. Потушить её не получилось и через полчаса самоходка взорвалась.

Я посидел несколько секунд на кровати, осмысливая сообщение и потянулся к телефону.

– Борис Геннадьевич, – послышался истерично-плачущий голос Пиратова в трубке, – у меня ЧП. Не успел я толком покомандовать дивизионом и у меня такое ЧП. Что делать не приложу ума? Товарищ подполковник, я не виноват – это всё эти балбесы – солдаты…., – и так далее и тому подобное. Я молча выслушал эту белиберду и дождался когда он замолчит.

– Пиратов, ты чего убиваешься? Никто не погиб – и это самое важное. Эту железяку спишем, а ты проведи расследование: накажи кто виновен и поощри кто проявил себя в этих событиях…

Я положил трубку на телефонный аппарат и стал медленно одеваться, оттягивая неприятный момент, когда мне придётся докладывать о ЧП в штаб группировки и в округ Гвоздеву. Вот уж они поизгаляются надо мной. Когда я докладывал в штаб группировки своим артиллеристам о потерях в личном составе, даже о травмированных – то мои доклады вызывали бурю эмоций на противоположном конце провода. Так что эти доклады доставляли мне много неприятных минут и всегда оставляли осадок.

В очередной раз вздохнув, я поднял телефонную трубку и попросил дежурного телефониста связать со штабом группировки и был немало удивлён тем, что в штабе артиллерии достаточно равнодушно восприняли моё сообщение о взрыве самоходки: – …Ну, если никто не погиб то ерунда. Ты лучше, Копытов…., – дальше пошла постановка задачи на день.

В штабе артиллерии округа трубку поднял Гвоздев, которого тоже не заинтересовало сообщение о самоходке: – Копытов, ты мне лучше скажи где Семёнов? Месяц назад вы его отправили сюда и никак не могу его отловить для разборок.

Когда мы прибыли на КНП, день разгулялся и солнце заливало своими щедрыми лучами все окрестности. Даже чёрные дымы от горящих домов в Грозном, на этом фоне гляделись совершенно безобидно. Из окопа навстречу к нам выскочил начальник разведки группировки Игорь Калугин и сразу же пристал к подполковнику Тимохину с требованием представить меня к медали "За отвагу" за вчерашнюю стрельбу.

– …Владимир Васильевич, Борис вчера уничтожил двенадцать боевиков и согласно радиоперехвату в одной из групп была уничтожена известная снайперша алжирка французского происхождения.

Я немного потолкался на КНП, убедился в том что ведение разведки налажено ушёл на КНП ВВэшников, где меня уже ждали. Вчера капитану Беляеву на день рождения передали посылку от отца и он пригласил нескольких офицеров отведать продуктов, оказавшиеся в передачке. За КНП ВВ, в кустах Беляев организовал небольшой костёрчик, положил на небольшие чурбачки доски и на пустом снарядном ящике выставил две бутылки водки и закуску с посылки. На импровизированных скамейках уже сидели офицеры и радостным гомоном встретили моё появление. Все потеснились и я втиснулся между Тимохиным и начальником связи. Все оживлённо перебрасывались словами и шутливо подгоняли Беляева, который заканчивал сервировку. Было приятно сидеть среди своих товарищей и свысока поглядывать на чеченца-гантемировца и других ВВэшников, головы которых выглядывали из наблюдательного пункта и завистливыми глазами смотрели в нашу сторону. Меня так и подмывало подняться и сказать им.

– Ну, что – Суки? Вы считаете меня трусом и подлецом, а ведь полк считает совершенно по другому. Смотрите скоты, и заткните свои языки в задницу.

Конечно, я не встал и не сказал, но в очередной раз обвёл взглядом высоту. В четырёх метрах от нас солдат-ВВэшник, раздевшись до нательного белья, весело поигрывая топором, с удовольствием рубил снарядные ящики на дрова и кидал деревянные обломки во внутрь тут же стоявшей палатки. Сзади нас рычал двигателем танк, выезжая на позицию прямой наводки. Впереди просматривались самоходки первого дивизиона, где крутился Дзигунов, что-то объясняя командирам машин и командиру взвода. И по всему пространству высоту суетилось множество солдат и офицеров всех родов войск и силовых министерств.

– Всё, товарищи офицеры, разбирайте закуску и готовьте кружки, – Беляев начал откручивать с хрустом пробку с бутылки, а остальные потянулись за кружками. Я пододвинулся к ящику и потянулся к открытой банке с овощным салатом, который уже пару минут притягивал к себе мой взор – так мне вдруг захотелось салатика. В этот то момент и прилетела первая мина. Гулкий разрыв взметнул чёрную землю вперемешку со снегом в тридцати метрах от нас и в разные стороны со свистом разлетелись осколки. Солдаты и офицеры ВВэшники разом попадали на снег и в укрытия и осколки никого не задели. Мы же только пригнули головы пережидая разлёт смертоносного металла.

– Перелёт, – практически одновременно и вслух прокомментировали мы с Беляевым разрыв 82мм мины.

Солдат, коловший ящики на дрова, на секунду приостановился, а потом с ещё большим напором стал громить ящики.

Мы опять потянулись с кружками к Марату как сзади, в двадцати метрах грохнул новый разрыв мины.

– Минус – Вилка, – непонятно почему радостно завопили мы с командиром миномётной батареи. – Разбегаемся – сейчас сюда прилетит.

Услышав наше видение дальнейшего развития обстрела, все брызнули в разные стороны от костра. Начали разбегаться и остальные военнослужащие ВВ и у костра остались только я и Беляев, а солдат коловший ящики остановился, стирая пот со лба.

Марат лихорадочно хватал с импровизированного стола закуску, но учитывая что в левой руке он и так держал две бутылки водки, это плохо у него получалось. Из правой руки постоянно выпадывала колбаса, хлеб. Он наклонялся за ними хватал, но они упрямо падали из рук. Поняв, что ему всё это не унести, Марат хватанул колбасу и заорав: – Борис Геннадьевич, уходите, – метнулся в сторону БТР, стоявшего в пятидесяти метрах от нас.

– Успею, Марат, – сам же лихорадочно накладывал из стеклянной банки на хлеб понравившийся мне салат. Ложка стремительно сновала между банкой и куском хлеба, и я выкладывал толстым слоем аппетитную массу, а сам про себя считал оставшиеся секунды. Из КНП ВВэшников, от БТР и из других укрытий неслись крики, тревожные голоса, требующие чтобы я и солдат коловший дрова ушли с опасного места, но я продолжал дурацкое соревнование со смертью, лишь только крикнув солдату чтобы тот спрятался.

– А, ерунда.., – весело прокричал мне солдат, – промахнутся.

Наконец-то я закончил выкладывать ровным и толстым слоем салат на огромный кусок хлеба, метнул взгляд на скалящего зубы в ухмылке солдата и побежал в сторону БТР, понимая что уже не успеваю уйти от взрыва.

– А, чёрт…, – я резко присел и сжался в комок, закрывая хлеб с салатом своим телом: сзади грохнул разрыв – воздушная волна лишь сильно толкнула меня в напряжённую спину, но я устоял.

– Всё, больше они стрелять не будут, боясь что их уже и так засекли. Сейчас они поспешно уходят с позиции. – Я спокойно поднялся и замахал всем рукой и из всех щелей и укрытий стали безбоязненно вылезать офицеры и солдаты, смеясь и подтрунивая друг над другом когда они метались в поисках укрытия. Правда смех быстро прекратился, когда мы вернулись к костру и увидели подёргивающие в агонии ноги солдата ВВЭшника. Грязная нательная рубаха была густо залита дымящейся кровью, в крови был и снег и остатки ящика. Мина разорвалась как раз посередине – между нашим костром и солдатом, поразив большим осколком бойца в горло. Сейчас его голова под неестественным углом, тоже дёргалась, но как бы отдельно от тела. Ухватившись рукой за горло, солдат несколько раз перекатился через дрова и забился в последних движениях агонии.

Через несколько минут прибежали санитары от санитарного ГАЗ-66, деловито уложили тело на носилки и трудолюбиво потащили его к машине. Мы опять расселись около остатков костра, заваленного землёй и снегом от разрыва. Оставшиеся закуска был бесповоротно испорчена и первую кружку водки мы выпили за упокой души солдата. Аккуратно закусив от моего куска хлеба с салатом, мы наполнили водкой кружки и уже выпили за именинника, пожелав ему удачи на войне.

Посидев немного с товарищами, я решил прогуляться до первого КНП и посмотреть оттуда на частный сектор. Едва я вылез из зелёнки и, пройдя пятьдесят метров по открытому пространству, как был плотно обстрелян из автоматов из частного сектора из-за позиций первой роты. Еле успел метнуться до ближайшего окопа и свалиться туда. В окопе никого не было и я устало присел на лежащий здесь ящик. Переждав несколько минут, я попытался вылезти, но новый шквал огня заставил отказаться от намерения покинуть окоп.

Набравшись терпения, решил посидеть в окопе не высовываясь и через пятнадцать минут повторить попытку выбраться из ловушки. От нечего делать, стал смотреть на верхушку бетонного столба с обрывками стальных проводов, стоявший в десяти метрах от окопа и был удивлён когда в верхушку столба попала пуля. Не очередь, а именно пуля, причём, приличного калибра: или из автомата 7.62 калибра, или же из снайперской винтовки. Ещё больше был удивлён, когда практически в ту же самую точку попала вторая пуля.

– Чего там, душаре, что ли делать нечего как по столбу стрелять? – Хотел и дальше поразмышлять над этим, но моё внимание привлекло громкое сопенье и через земляной бруствер с шумом перекатился в окоп старший снайперов Геннадий Петрович.

– Боря, ты как тут? Всё нормально? Я просто увидел как тебя накрыли и метнулся к тебе – вдруг ранен и нуждаешься в помощи? – Полковник едва переведя дух завалил меня вопросами, но увидев мой довольный вид успокоился и сразу же деловито предложил выбираться отсюда.

– Да, погоди Геннадий Петрович. Минут десять подождём и рванём, а то у духов видать с боеприпасами всё нормально – даже по столбам лупят.

Мой товарищ достал из разгрузки пачку сигарет, прикурил и задумчиво спросил: – Как это по столбам лупят?

Я мотнул головой на столб: – Да, вон по верхушке столба какой то дурак пару раз стрельнул. Причём, не меньше 7.62 мм.

Геннадий Петрович задумчиво посмотрел на верхушку столба, потом на меня и мудро усмехнулся: – Боря, как раз тот кто стрелял по верхушке столба и не дурак, а опытный снайпер. Он по тебе дальность пристреливал. Столб то как раз вровень с окопом стоит. Дальность он пристрелял и как только ты высунешься из окопа – так он тебя как миленького тут и положит. Но с другой стороны тебе повезло, что у тебя есть такой же мудрый товарищ как я. Сейчас мы попробуем этого снайпера и подловить.

Геннадий Петрович достал из нагрудного кармана разгрузки "Моторолу", вызвал дежурную пару снайперов и, объяснив сложившуюся ситуацию, приказал занять им новую позицию. Ещё раз уточнил у меня с какой стороны верхушки я наблюдал попадания пуль.

Десять минут ожидания прошли в неспешной беседе и когда Геннадий Петрович получил доклад по "Мотороле" о занятии позиции дежурной сменой, он аккуратно затушил окурок и буднично произнёс.

– Ну что, Боря, сейчас мы узнаем есть ли удача на войне или нет? Как выскакиваем из окопа, рвём в разные стороны. Пока снайпер будет принимать решение по кому стрелять – у нас будет пять-десять секунд. Пока прицелится, пока стрельнет – пройдёт ещё пять-десять секунд. Это то время у нас и есть чтобы уйти от этой подлюки. Только после того как снайпер стрельнет откроют огонь мои и то только если они его успеют засечь. Так что сейчас мы поиграем в русскую рулетку. Ты готов?

Я поправил на себе снаряжение и с горечью произнёс: – После того что произошло с Малофеевым и Шаробориным я даже с радостью поиграю в эту рулетку…

– Боря, ну тебя на х…, – оборвал меня товарищ, – если бы ты был трусом, так бы ты тут и остался в окопе. Никто бы не пошёл интересоваться – что с тобой и как? Тебе верят и ты должен жить. А теперь приготовиться и пошли.

Полковник резко выдохнул последнее слово и прыгнул на бруствер. Не отстал от него и я. Выскочил наверх и метнулся в сторону кустов, лишь краем глаза отметив, что Геннадий Петрович побежал в другую сторону. Не знаю стрелял в меня снайпер или нет, но я как матёрый кабан вломился в кусты и в несколько прыжков сумел преодолеть кустарник. Остановился за бугром, куда через пару минут прибрёл, запалено дыша Геннадий Петрович.

– Чёрт подери, Боря, ты то как? – товарищ шумно сглотнул и вязанной шапочкой вытер потное лицо, – давно не бегал, так что упарился совсем. Ты то слышал как по тебе стреляли?

Я отрицательно мотнул головой и полковник осклабился: – Я тоже не слышал. Так пёр что наверно снаряд бы разорвался и то бы не услышал, – мы одновременно рассмеялись.

Передохнув пару минут, полковник вытянул из разгрузки мотороллу и запросил снайперов, прикрывающих нашу беготню.

Радиостанция захрипела и выплюнула ответ: – "Тайга", позицию засекли, сейчас дежурим. О результатах доложим позже.

Посидев ещё немного мы разошлись в разные стороны. Я вернулся на своё КНП, откуда несколько раз открывал огонь по вероятным местам расположения боевиков, а вскоре меня солдаты позвали к костру пообедать.

Я удобно сидел на стуле и раскачивался на задних ножках, наблюдая как солдаты накрывают снарядный ящик, служивший нам столом. Иногда бросал взгляд на кварталы Грозного, которые с моего места просматривались гораздо лучше чем из ячейки и подумывал, что может быть стоит перетащить сюда большой оптический прибор….

Пуля противно свистнула, почти в притирку пройдя у лба, даже почувствовал какой то ветерок и меня спасло то, что я в этот момент, качнулся на ножках стула назад.

Резко наклонился вперёд и теперь пуля прошла над затылком. Не останавливая движения я нырнул к ПРП под надёжную защиту бронированной машины. Солдаты с недоумением проводили мой кувырок взглядом, а через секунду оба как горные козлы, даже не разбегаясь, скаканули через снарядный ящик ко мне.

– Вот это нам повезло, – Бердюгин счастливо заулыбался, – был бы снайперюга поближе точно бы он кого-нибудь уложил.

Механик-водитель сунулся к ящику и попытался собрать куски хлеба, но громкий щелчок пули о кружку, заставивший посудину стремительно улететь в кусты, заставил Бердюгина отпрыгнуть назад. Больше снайпер не стал испытывать свою судьбу и уже через пять минут мы опять спокойно расположились вокруг ящика.

После обеда я решил пройтись по вершине и за санитарным ГАЗ-66 увидел группу наших разведчиков и офицеров. Разведчики только что вернулись из частного сектора перед нами и заодно вытащили оттуда русскую семью.

Старик, лет семидесяти, но ещё достаточно крепкий стоял и на карте начальника разведки полка отмечал карандашом огневые точки боевиков и их позиции: – Вот тут, в крайнем доме пулемёт, а тут окопы и в них пять чеченцев оборону держат… Вот здесь они обычно встречают ночью еду и смену…, – старик продолжал показывать на карте и другие места, а я продолжал разглядывать остальных. Старуха, тоже лет семидесяти, сидела на узле с одеждой с потухшим взглядом и ни на чего не реагировала. Рядом с ним стояла двадцатипятилетняя девица, скорее всего их дочь так как она чем то неуловимо была похожа на старика и старуху. Может до войны и она была красивой, но сейчас грязное, истомлённое, землянистого цвета лицо очень старило её. Клоки грязных волос, выбивавшихся из-под платка, рваная одежда и усталый взгляд довершали их убогий вид.

Выкачав из старика всё что было возможно, разведчики потеряли к нему интерес и ушли, а я остался.

– Ну, что отец и куда ты теперь?

Старуха с дочкой подняли головы и с надеждой посмотрели на главу семьи. Старик потоптался, оглянулся на частный сектор Грозного и почесал озадаченно затылок.

– Сынок, не вижу твоего звания, только я не знаю что делать. Дом мой разбили вы артиллерийским снарядом и последние три дня мы жили в подвале. Не знаю… Родных в России у нас нет и ехать некуда. Наверно подадимся в лагерь беженцев, но как отсюда выбраться и куда обращаться – не знаю. Может ты сынок мне чем-нибудь поможешь? – С надеждой посмотрел на меня старик. С такой же надеждой смотрели и старуха с дочкой.

Теперь и я озадачился и пожалел, что не ушёл с разведчиками, а остался и теперь мне что-то надо было отвечать им. Чувствовал я и свою вину: дом на 100% развалили мои артиллеристы – может быть и я сам лично. Закончится война и дай бог что эти трое несчастных людей выживут в этой заварухе. Вернутся к развалинам дома. А дальше что? Старик не сможет восстановить дом: не те силы, да и возможностей у него не будет. Помощи тоже никакой. Помрут они со старухой и останется их дочь одна. Тоже никому не нужная. Блин, чёртова война, эти сволочные чеченцы – сидели бы себе тихо, не рыпались. Тогда эта семья продолжала спокойно жить в своём доме. Старики в конце-концов умерли бы своей смертью и в доме хозяйкой осталась бы дочка. Подвернулся бы какой-нибудь мужичонка и жизнь продолжилась в этом доме.

Пока я мучительно размышлял что мне ответить старикам, откуда-то вынырнул зампотылу полка и, уяснив в чём дело, быстро распорядился: – Так, давайте садитесь вон на ту машину. Пока поживёте у нас на командном пункте. Помоетесь, отъедитесь, будете работать при офицерской столовой, а потом посмотрим чем и как вам помочь.

Русская семья с благодарностью и со слезами на глазах стала благодарить подполковника Волобуева, а я молча пожал ему руку за его решение.

….После обеда я уехал на командный пункт полка, решив поработать с документами, но моим планам не суждено было сбыться. На улице послышался приближающийся гул вертолётных движков и рядом с палаткой опустился вертолёт с группировки.

– Кто подполковник Копытов? – В палатку шагнул среднего роста полковник и выжидающе оглядывал нас.

– Я, подполковник Копытов. А вы кто?

Полковник молча прошёл к моему столу, по хозяйски уселся, расстегнув бушлат. Всё это он проделал молча, бросая изучающие взгляды на меня, а потом веско произнёс: – Я, полковник ФСБ Волегов. Прибыл поговорить с вами об обстоятельствах гибели генерала Малофеева.

Я внутренне подобрался, ощущая в свой адрес недоброжелательность. Тяжело вздохнул и начал рассказывать, сдерживая нарастающую злость оттого что полковник немигающим, ничего не выражающим взглядом уставился на меня, как бы фиксируя мою мимику и желая словить меня на какой-то лжи.

Спустя пятнадцать минут я закончил рассказывать и несколько с вызовом спросил: – Ну сколько можно рассказывать одно и тоже. Если вы хотите меня словить на расхождениях, то я всё уже это заучил наизусть и сколько бы не рассказывал – буду рассказывать одно и тоже.

Полковник едко ухмыльнулся: – Подполковник, сколько надо – столько и будем спрашивать. Потому что ты трус и лжец. Всё что ты тут болтаешь – это одно выгораживание себя и спасание своей шкуры….

Голос ФСБэшника возвышался и вместе с ним мы оба поднялись с табуретов и стояли друг против друга: я закаменевший в ярости крепко ухватился за край стола, а полковник продолжал кидать мне в лицо обвинения. Потом стукнул себя в грудь и торжествующе закончил: – Вот здесь, у меня в нагрудном кармане лежит кассета, которую нам передали боевики. На ней допрос легко раненого Малофеева и твоего солдата, которых ты бросил, сбежав. Что ты на это скажешь?

Я тяжело качнулся к старшему офицеру и сгрёб бушлат на его груди: – Полковник, вот когда боевики обменяют живого генерала и моего солдата – Тогда ты можешь мне сказать что я трус и сбежал с поля боя, но этого никогда не будет, потому что они оба погибли. А сейчас пошёл на х….й, пока я тебе не на бил твою поганую рожу….

Наверное, я ему всё-таки врезал бы по лицу, но на меня навалились офицеры штаба и оторвав мои руки от ФСБэшника оттащили в сторону, уговаривая не связываться с этой тыловой крысой. Кто-то из офицеров подошёл к полковнику и попросил его убраться с полка, так как ему сейчас офицеры сами набьют рожу. Побагровевший полковник выскочил как ужаленный в задницу из палатки и был таков, а меня усадили обратно за стол, посоветывав не обращать на этих скотов внимания. Настроение было испорчено и о работе естественно не было и речи. Постепенно все в палатке успокоились и вернулись к своим делам, лишь я сидел за столом тупо уставившись в карту.

Полог входа вновь открылся и в палатку с шумом вошёл Геннадий Петрович с полотняной сумкой в руке и подошёл к моему столу.

– Чего, Боря, печалимся? Сейчас я тебе подыму настроение.

Полковник поднял сумку и с весёлым, стеклянным звяканьем поставил её на стол.

– Геннадий Петрович, – отодвинул объёмистую сумку на край стола, – давай убирай. Нет у меня настроения.

– Хо, хо.., – коротко хохотнул товарищ и стал доставать водку, закуску, – Боря, не суетись. Есть повод.

– А ладно…, нечего раскисать, – я сменил позу и, немного расслабившись, уже с большим интересом наблюдал за действиями товарища, с любопытством размышляя над таинственным поводом.

Геннадий Петрович наполнил мою и свою кружку водкой и оглянулся на присутствующих офицеров: – Товарищи офицеры, подходите с кружками. Есть приятное известие для вашего начальника артиллерии. – Наполнив кружки офицеров, полковник повернулся ко мне.

– Боря, хорош печалится. Всё нормально. Час тому назад нашли тела Малофеева и твоего разведчика. Характер ранений соответствует твоим рассказам и подтверждает, что оба были смертельно ранены и погибли. И все сообщения о допросах якобы живых Малофеева и разведчика только блеф со стороны боевиков. Да они и не могли быть в плену у них. Тела были обнаружены рядом с цехом в кустах. Генерал и солдат лежали рядом друг с другом. Для того чтобы удобней тащить тела убитых из цеха боевики связали им руки и дотащили до кустов, а там бросили их. Давай. Боря, за тебя. Теперь все заткнутся…, – Геннадий Петрович и окружившие нас офицеры потянулись кружкой ко мне, но я рукой остановил.

– Нет ребята. Давайте лучше помянём генерала и моего Шароборина…, – я замолчал, прошептав про себя – "царство им небесное" и вылил водку себе в рот. Моему примеру молча последовали и другие. Закусив и выпив уже за меня, я отвёл в сторону товарища:- Геннадий Петрович, подробности какие-нибудь есть?

Товарищ нахмурился взял из моих рук пустую кружку, вернулся к столу, где наполнил кружки водкой.

– Ну что, тело генерала целое. Только три дырки от пуль в голове. Удивительно, но крови было очень мало. А твоему Шароборина досталось: всё тело исполосовано осколками от снарядов. А одним, наиболее крупным его почти перерубило. Тело генерала сразу же на вертолёт и в Ханкалу, а разведчика часа через два привезут к вам в полк.

Я скрипнул зубами и одним большим глотком выпил содержимое кружки…

Через час привезли Шароборина.

25 января. С новыми силами и в приподнятом настроении, всё-таки всё прояснилось, я

выехал на своё КНП. Пока расположился, пока вник в обстановку, из-за горизонта поднялось солнце: сначала красное, потом всё желтее и желтее оно подымалось над разрушенными кварталами, обещая хороший денёк. Приподнятое настроение, постепенно пропало от того, что нужно было быстро решить кучу вопросов, одним из которых было – Кого послать корректировщиком с разведротой? Рядом с КНП тарахтели БМП разведчиков, а в моей ячейке на ящике сидел Сашка Ефименко и каждые две минуты задавал вопрос о корректировщике. Разведке поставили задачу со стороны завода, где погиб Малофеев, через частный сектор незаметно пробраться огородами к двухэтажной школе и занять её. Школа имела стратегическое значение на дальнейшем направлении наступления первой роты. Кто владел школой – тот контролировал большой район промышленной зоны. С разведкой должен идти Марат Беляев, но его не было и на запросы связиста третья миномётная батарея упорно не отвечала. Я с сомнением посмотрел на капитана Гутника и потому как он торопливо отвёл свой взгляд, стало понятно – надо идти самому. Больше некому.

– Гутник, остаёшься за меня, а я с разведчиками.

Ефименко с недоумением поглядел на Гутника, с которым он частенько "ходил", потом на меня: – Борис Геннадьевич, а что вам с нами идти? Нам Гутника хватит….

Нетерпеливым жестом, я прервал начальника разведки полка: – Ты, начальник разведки полка – идёшь. Так почему я, начальник артиллерии полка, тоже не могу пойти? Пошли Саня…

Мы гурьбой вышли из окопа и расположились на машинах, Сашка Ефименко хотел было с каким-то вопросом подойти к командиру полка, но я заартачился, боясь что командир разглядит среди разведки меня и запретит идти в бой.

Уже когда двинулись от КНП вниз к улице Алтайской, я прокричал в ухо своему товарищу: – Саня, ты меня не спрашивай, но Гутник сейчас не в "форме" – не боец он. Пусть какое-то время посидит на КНП – отойдёт. А пока в бой сбегаю я.

Скрежеща гусеницами, спустились к улице Алтайской, промчались мимо полуразрушенного "Пентагона", медленно проехали мимо цеха, где неделю назад я потерял Шароборина, через 200 метров свернули во двор завода, где расположилось подразделение 205 бригады, но Ефименко не стал здесь задерживаться, а сразу же вывел нас к месту, где в бетонном заборе, который ограждал завод, образовалась брешь. За забором проходила улица, куда задами огородов выходил частный сектор, занятый боевиками. За жилыми домами, где-то там, в метрах четырестах и была школа, которую надо занять. Одновременно с нами, только с другой стороны, к бреши вышли помощник командира первого батальона по артиллерии капитан Серёгин и подполковник-"химик", руководивший действиями "Змея Горыныча".

– О, Паша, – обрадовался я своему подчинённому, у которого за спиной висела радиостанция, – будешь пока со мной. А вы, товарищ подполковник, что тут делаете?

Капитан Серёгин неопределённо хмыкнул, а подполковник с силой поскрёб щетину на подбородке: – Да вот позицию для своей машины выбираю поудобнее, чтобы по духам долбануть….

Пока я разговаривал с офицерами, Ефименко поставил разведчикам задачу и взвод разведки с офицером приготовились к рывку за забор.

– Саня, я не понял – мы что не идём с ними? – С недоумением спросил я.

Ефименко спокойно посмотрел на меня: – Да, Борис Геннадьевич, не пойдём. Сейчас не пойдём. Как мои там закрепятся благополучно – тогда и пойдём. У нас вами, Борис Геннадьевич, другие задачи и не гоже нам в роли простых солдат выступать. Наше место пока здесь.

Понаблюдав за местностью за забором и ничего подозрительного не обнаружив, разведчики быстро перебежали через улицу и скрылись в глубине частного сектора среди построек. Мы же сгрудились у радиостанции и стали ждать известия от ушедших, тревожно прислушиваясь к редким выстрелам за забором. Судя по этим выстрелам, разведчики ещё не были обнаружены и всё шло по плану.

Мы нетерпеливо поглядывали на радиостанцию, ожидая доклада о занятии школы даже не подозревая о шедшем в этот момент активном радиообмене между боевиками. Содержание станет известно лишь завтра от РЭБовцев.

– "Лорд 2 – Ангелу", к школе приближаются русские. Что делать?

– "Ангел – Лорду 2" – если это менты, дайте по ним несколько очередей и они сами убегут. Если русская пехота – запустить в школу, окружить и уничтожить.

Разведчики ни о чём не подозревая, подобрались к зданию, понаблюдали за ней и стремительно ворвались на первый этаж школы. Боевики были здесь, об этом свидетельствовали следы недавнего пребывания, но самих их не было. Быстро прочесали здание и, не обнаружив противника, солдаты стали закрепляться на новых позициях.

Выслушав доклад командира взвода, Ефименко облегчённо вздохнул и суеверно трижды сплюнул через левое плечо: – Тьфу, тьфу, тьфу. У меня, Борис Геннадьевич, нехорошее предчувствие было насчёт этой школы. Думал, что её с боем придётся брать, а тут духи её чего то оставили. Тоже чего-то сомнения у меня по этому поводу. Ну ладно, теперь и мы можем идти, а там на месте разберёмся: что и как.

Только мы собрались выскочить за забор, как со стороны школы донёсся громкий выстрел из гранатомёта, приглушенный разрыв и тут же вспыхнула бешенная автоматная стрельба.

Мы застыли, напряжённо прислушиваясь к звукам разгорающегося боя, в которые вплелись ровные строчки пулемётных очередей и периодическое уханье гранатомётов, удостоверившись, что стрельба шла всё-таки около школы мы все повернулись к начальнику разведки, но тот уже колдовал у радиостанции, запрашивая обстановку.

…– Так, духи неожиданно обстреляли школу из гранатомётов и сейчас пошли в атаку. Их где-то около пятидесяти человек и у нас уже трое раненых, – Сашка хотел продолжить, но за забором совсем близко внезапно заработал духовский пулемёт и пули с громким щёлканьем начали пробивать бетонный забор, заставив нас повалиться на снег. Откатившись в сторону, я прильнул к дырке внизу забора и поглядел через неё вдоль улицы после чего злобно перематерился: – Чёрт подери, как же так…?

– Саня, Серёгин, идите сюда.

Ефименко и помощник по артиллерии командира батальона, шустро подползли ко мне, лишь на мгновения замирая, когда пулемётная очередь слишком близко прошивала над ними забор. Подполковник-"химик" уже куда-то исчез, а несколько разведчиков оставшихся с нами, тоже нашли дырки, через которые пытались разглядеть позицию пулемётчика.

– Смотрите, – я отодвинулся от дырки в заборе, давая возможность посмотреть на улицу, – я ещё когда первый раз поглядел, подумал что в конце улицы что-то не так, но ни как не мог сообразить – что именно не так. А ведь это там дот. Блядь. И он сучара, видел как мы тут кучковались, и как разведчики через улицу перескочили. Саня, что будем делать?

– Товарищ майор, – окликнул от радиостанции Ефименко радист, – командир взвода докладывает – двое раненых "ходячих", один "тяжёлый" и спрашивает что делать?

Начальник разведки оглядел всех, как бы пересчитывая присутствующих, тяжело вздохнул и крикнул радисту: – Пусть отходят, если есть возможность. Если её нет – пусть сообщит. Тогда будем пробиваться к ним.

Сашка задумчиво ещё раз оглядел нас: – Борис Геннадьевич, как мои разведчики из школы выскочат на 150 метров – накрой школу и окрестности. Может, они тогда сумеют оторваться от духов. – Ефименко вздохнул и продолжил.

– А если нет возможности отойти – придётся всемером прорываться к ним. Как это получится не знаю. Но точно знаю, если организовывать помощь из полка – то не успеем. Будем ждать доклада командира взвода.

Несколько минут прошли в томительном ожидании доклада. За это время накал перестрелки достиг своей наивысшей точки, а пулемёт на улице перестал работать. Я же за это время передал координаты школы в первый дивизион и получил подтверждение о готовности открыть огонь и теперь как и все смотрел на радиста. Вот он встрепенулся, поднял руку вверх и весь превратился в статую, вслушиваясь в наушники станции. Потом радостно закричал.

– Всё! Отходят. Духи в школе, но продолжают преследовать. Просят встретить и прикрыть отход.

Все радостно зашевелились и четверо разведчиков, по приказу Ефименко благополучно перебежав улицу, скрылись за строениями: пулемёт запоздало рокотнул очередями и замолк. А я, отсчитав до двадцати, выдохнул – "Ока, подручной – Огонь!"

– Ну, Саня, сейчас школу по кирпичикам раскатаем, – радостно заявил я, прислушиваясь к звукам боя. Но ожидаемые разрывы снарядов, донеслись из расположения первой роты, а не в районе школы.

– "Ока, Стой! Чёрт побери, проверить установки".

Я резко повернулся к капитану Серёгину: – Паша, залп миномётной батареи перед школой. Живо!

Я возбуждённо вскочил на ноги и, плюнув на опасность, выскочил за забор и напряжённо стал вглядываться в постройки, ожидая появление разведчиков и залпа миномётной батареи. Через минуту ко мне выскочил Серёгин: – Сейчас, товарищ подполковник, сейчас мины разорвутся вон там. Как раз между разведчиками и духами…

Стрельба тем временем стремительно приблизилась и теперь были слышны даже отдельные крики, только пока непонятно – боевиков или разведчиков.

– Командир взвода докладывает, товарищ майор. Подмога вовремя прибыла и не дала окружить их…. Но духи продолжают преследования…. Просит огня артиллерии…

– Сейчас, Саня, сейчас миномётка наеб…т, – возбуждённо приплясывая, прокричал я Ефименко, не отрывая взгляда от предполагаемого места залпа.

Ряд оглушительных разрывов накрыл нас и в тридцати метрах на огородах мгновенно вспучились круглые шары разрывов, засыпав всех с противным воем и визгом крупными и мелкими осколками. Бетонный забор мгновенно превратился в решето, но каким-то чудесным образом осколки никого не задели.

– Паша, вы все там на огневых позициях охерели что ли? Дивизион долбанул по первому батальону, твои миномётчики начальника артиллерии и тебя чуть не уложили. Что за фигня…?

Не успел я закончить, как вновь загрохотал пулемёт духа, а стрельба вплотную приблизилась к нашему району, а ещё через несколько секунд среди полуразрушенных домов показались фигурки нескольких разведчиков. Трое из них кого-то тащили на одеяле, ещё двое помогали им, но помогали лишь немного: у одного был напрочь оторван рукав и голая рука белела свежей повязкой. Второй тоже был перевязан, но резво передвигался вокруг разведчиков, постоянно оглядываясь назад. Пока разведчики с трудом перекидывали раненого через очередной забор, из-за домов выкатились остальные разведчики и тут же стали отстреливаться от боевиков, которые перебегали между домов.

– Паша, правее 0-05. залпом – Огонь! – проревел я команду Серёгину и стал стрелять из автомата в сторону боевиков, не обращая внимания свист пуль и крики Ефименко. Тот тоже стрелял по боевикам, но еще и орал нам: – Ложитесь, ёб… вашу мать. Ложитесь, ведь убьют….

– Саня, не ссыыыы.., раз сразу не убили, значит уже не убьют, тем более, что помощь к нам идёт, – я уже секунд сорок слышал приближающийся мощный гул двигателя и вот из-за угла цеха сначала выскочил подполковник – "химик", а следом за ним зацепив и обрушив весь угол здания вывернула бронированная машина со "Змеем Горынычем".

– Молодец, "подпол" – не сбежал, как я подумал сгоряча…. – Новая серия разрывов мин, заставила отвлечься от подполковника – "химика". Миномётчики не исправили установки и мины легли опять в тридцати метрах от нас.

Переждав пение осколков и убедившись, что и опять никого не зацепило, я повернулся к капитану: – Серёгин, я понимаю, что бог любит троицу, но передай своим миномётчикам, ради бога – "Правее 0-05".

Разведчиков от нас отделяла уже только улица, но перейти её они не могли – не давал пулемёт в доте, который непрерывно строчил и строчил. Бессмысленно даже было и пытаться перебежать под огнём улицу. Да, процентов двадцать и перескочили бы, но остальные легли. Разведчики залегли в кустах на огороде и стали отстреливаться. Духи, непрерывно перемещаясь за заборами и между сараями и несмотря на наш сильный огонь приближались всё ближе и ближе, выдавливая разведчиков под пулемёт.

Не сговариваясь, действуя только по какому-то наитию, на улицу выскочило четверо разведчиков. Туда же выскочили и мы с Ефименко. Повернулись лицом к доту и одновременно, не обращая внимания на пули, открыли огонь по амбразуре дота, стараясь не дать ему вести прицельный огонь. Этот манёвр дал мгновенный результат. Огонь пулемёта захлебнулся, потом затих. Через несколько секунд прозвучало ещё несколько рваных очередей, а затем он вновь застрочил. Но огонь был уже неприцельный и пули шли высоко над нами: боевик видимо оказался "ссыкло" и сейчас лишь стрелял в нашем направлении вслепую. Разведчики воспользовавшись моментом мигом перебежали на нашу сторону и перетащили раненых, где и попадали на снег, запалено дыша, широко раскрыв рты. Не прекращая огня по доту, мы попятились назад и тоже через несколько секунд ушли с линии огня. Боевики у сараев, численностью до двадцати человек, поднялись для атаки, но в этот раз миномётчики довернули и мины легли практически по духам. А ту ещё подполковник – "химик" отскочил от машины и, грозно зарычав ракетными двигателями "Змей Горыныч", сорвался с направляющих и вихляя из стороны в сторону помчался как раз вдоль улицы, в направлении дота. Как зачарованные мы смотрели на стремительно разматывающийся тросик с проводами от "Змея Горыныча" и когда он остановил свой бег, мы все плотно прижались к земле. 800 килограмм тротила – это не шутка. Когда мы очумелые от страшного грохота разрыва поднялись и выглянули из-за забора, то очумели ещё больше: там где взорвался "Змей Горыныч" была широкая просека среди исчезнувших в взрыве домов, дальний край которой терялся в полуразрушенном жилом секторе.

– Саня, по моему сейчас можно спокойно и открыто вернуться в школу и снова занять её, – Ефименко задумчиво посмотрел на результат работы "химика" и отрицательно покачал головой.

– Нет, Борис Геннадьевич, сегодня уже нет, – Саня кивнул головой на разведчиков, которые начали шевелиться вокруг раненых и подозвал командира взвода, – ну что, Серёга, рассказывай…

Старший лейтенант слегка поддёрнул автомат, поудобнее располагая его на плече, оглянулся на разведчиков и, шумно сглотнув слюну, начал рассказывать.

– …До школы дошли нормально. Боевиков не видели, но то что они были неподалёку ощущалось – ну прямо в воздухе висело это чувство. Да и снег вокруг домов и во дворах был истоптан. Причём не тропинками, а следы виднелись кругом и довольно свежие. Залегли за заборами и стали осматриваться: школа была в метрах ста пятидесяти. Обычная двухэтажная школа, стандартного образца – панельная. Улица с деревянными и каменными домами – всё как обычно в мирной жизни. И здесь боевиков тоже не было видно. Понаблюдали минут десять за школой и прилегающими к ней домами – тишина. То есть стрелять то – стреляют, но где-то в стороне, здесь же никого нет и никого не видно.

Назначил троих и они, перебежав улицу, дворами стали приближаться к школе, мы же приготовились открыть огонь и прикрыть отход разведчиков, если они столкнутся с боевиками. Но бойцы благополучно добрались до здания и стали осторожно продвигаться вдоль стены, по очереди заглядывая во внутрь через разбитые окна и прислушиваться ко звукам внутри здания. Осмотрев так большую часть помещений первого этажа, разведчики подали сигнал что всё нормально и в здании никого нет, после чего мы, прикрывая друг-друга, устремились к школе и через минуту попрыгали через окна внутрь здания. Быстро рассредоточились по помещениям и окончательно убедились, что боевики отсутствуют. Даже было удивительно, что они оставили такую удачную позицию. Оставив часть разведчиков на первом этаже для организации там обороны, я с остальными поднялся на второй этаж, где в течении пяти минут прошуровали все помещения. Следы боевиков были, были и их позиции оборудованные около окон в нашем направлении, но всё это было брошено и судя по следам на снегу – ну, вот-вот и непонятно по какой причине. Если первая рота будет здесь наступать то с этих позиций на втором этаже можно было бы перестрелять запросто половину роты. Но я не стал забивать себе голову этими размышлениями, а приказал занимать круговую оборону. Сам же стал перемещаться из класса в класс, чтобы выбрать наиболее удачное место для наблюдения за ближайшими окрестностями. Зашёл в класс, где располагались, вот эти раненые, – командир взвода кивнул головой на раненых, вокруг которых уже началась суета, – солдаты уже оборудовали позиции и раскладывали боеприпасы рядом с собой. Я осторожно выглянул в окно: ну, отсюда видно гораздо лучше, но если переместиться в соседний класс то подступы к школе будут как на ладони. Я кивнул своему связисту и мы выскочили в коридор. Едва за нами хлопнула дверь, я ещё только успел сделать шаг в сторону, как оглушительный взрыв сорвал дверь с петель. Если бы я этот шаг не успел сделать, то меня бы этой дверью пришибло, а так она разлетелась от удара о стену на мелкие кусочки. И сразу же началась со всех сторон стрельба Я и связист заскочили в окутанный пылью класс и сразу же наткнулись на раненых. Одного взрывом гранаты ранило в ноги и он полз нам навстречу, второй как волчок крутился на одном месте, всё время хватая себя за рукав бушлата, откуда текла кровь. Раненый в голову просто лежал без движений на куче хлама. Мгновенно подскочил к окну и всё стало ясно: выстрел из гранатомёта, которым были ранены мои солдаты послужил сигналом для атаки. Отовсюду: из-за домов, из проулков, из дворов выбегали боевики и непрерывно строча из автоматов и пулемётов устремлялись к школе. Разведчики на первом и втором этажах через какое-то время дружно открыли огонь, заставив часть боевиков залечь перед школой, но другие стали справа и слева охватывать здание. Нас пытались окружить. Пока я оценивал обстановку и принимал решение, связист оказал помощи раненым и на скорую руку перевязал их. Надо было уходить. Конечно, можно было бы закрепиться в здании и обороняться там, дожидаясь подмоги. Но здание было большое и удерживать его было трудно. Нас бы постепенно выдавили в одно помещении и там бы уничтожили, забросав гранатами…

Командир взвода замолчал, переводя дух, а Ефименко доброжелательно похлопал взводника по плечу: – Сергей, не переживай. Ты правильно мыслил. Уцепился бы ты за школу – пока мы организовывали бы тебе помощь, пробивали коридор – то как минимум половина взвода легло бы. Да и мы бы понесли потери. Конечно, школа важный объект, но она не стоит жизни даже одного нашего солдата. Сейчас начальник артиллерии навернёт туда побольше снарядов и будет классно. Назовём этот бой – разведка боем. Теперь понятно – примерно сколько боевиков находятся в этом районе. Если они перед атакой сумели собрать пятьдесят человек, то здесь как минимум семьдесят-восемьдесят боевиков находятся и это точно. Сколько хоть вы завалили духов?

Старший лейтенант с сомнением пожал плечами: – Да хрен его знает? Если они у нас никого не завалили, то и мы, наверно, тоже никого. Круговерть такая была, что некогда было что-то считать. Если только что артиллеристы – больно хорошо последний залп лёг…

Раненых уже перевязали более основательно, каждому вручили сигареты и они теперь, блаженно щурясь от солнца и сигаретного дыма с благодарностью смотрели на своих товарищей, которые вытащили их из этого ада. Среди разведчиков, рассевшихся вдоль забора, то тут, то здесь вспыхивал смех, слышался неестественно громкий разговор людей, только что перенёсших смертельную опасность. Лица из бледно-землянистого цвета приобрели нормальный цвет и только продолжавшие лихорадочно блестевшие глаза, выдавали внутреннее напряжение.

Паша Серёгин, пока командир взвода рассказывал о бое, успел накрыть район школы мощным огневым налётом и мы теперь все ждали, когда подойдёт БМП разведчиков за ранеными. От группы солдат отделился сержант и подошёл ко мне.

– Товарищ подполковник, мы тут хотели вам вручить один подарок в школе, но как видите не получилось. Давно его искали – именно для вас… Вот примите от разведчиков к вашей фашистской каске – этот трофей. Немецкая губная гармошка на память о разведке 276 полка. – И протянул мне изящную, никелированную гармошку.

Я был тронут до глубины души простым солдатским подарком. Молча пожал в знак благодарности сержанту руку и поднёс к губам гармошку. Сам того не ожидая, я извлёк из неё простенькую, незамысловатую мелодию, звук которой через несколько секунд растаял в чистом воздухе.

Через несколько минут подошла БМП, на неё загрузили раненых и мы покинули расположение 205 бригады, солдаты которой проводили нас уважительными взглядами.

За двести метров до полкового КНП, наше БМП встретил капитан Гутник и предложил мне сойти с машины для разговора. Удивлённый я слез, но выслушав начальника разведки озадаченно зачес затылок.

– Как это произошло и откуда такая ошибка?

– Когда вы, Борис Геннадьевич, вышли на связь и передали координаты, то рядом с радиостанцией находился командир полка: он и принял координаты цели и пальцем записал их на снегу. Евдокимов передал координаты на ОП первого дивизиона и их связист ошибся в координатах. Поэтому первый дивизион и положил залп по первой роте. Один солдат убит.

Сейчас подполковник Зорин с прокуратурой рулятся, а я выскочил сюда чтобы вас предупредить.

Я смачно выругался: – А прокуратура, откуда так быстро выскочила?

На КНП находились только свои и увидев меня ко мне подскочил полковник Сухарев и подполковник Зорин.

– Боря, ты куда стрелял? – Почти одновременно спросили меня.

Я молча зашёл в свою ячейку и карандашом показал на школу, Сухарев офицерской линейкой замерил координаты и удовлетворённо произнёс: – Всё правильно. Правильные координаты. Действительно связист на огневой позиции напутал. Ну командир, здесь ты сам разбирайся, а ты Борис Геннадьевич потом ко мне подойдёшь.

Когда полковник Сухарев ушёл в свою ячейку, я попросил рассказать о происшедшем.

Зорин достал из бокового кармана никелированную фляжку и воровато оглянувшись сделал из неё несколько глотков, потом сунул её мне: – На, глотни коньячка. Да, всё бы обошлось. Ну еба…ли по роте, ведь никого кроме этого солдата не задели. Чего ему в голову взбрело? Сидел в окопе, а тут встал, вылез и побрёл. То ли ему поссать захотелось, то ли посрать – непонятно. Тут его и накрыло. Сидел бы в окопе – остался жить. А…, – командир махнул рукой, – Борис Геннадьевич, дай сюда фляжку – я ещё коньячка глотану. А тут прокурорские. Их так сюда привезли – развеяться с группировки…. А тут такое… Пришлось две бутылки водки, своё НЗ, им отдать чтобы отцепились. Ладно, ты тут сам разбирайся, а я пошёл.

Мне понадобилось пять минут чтобы разобраться в причинах ошибки. Ещё раз перематерившись, я направился в ячейку к начальнику артиллерии группировки. Полковник Сухарев молча выслушал мой доклад, после чего облокотился на бруствер окопа и долго смотрел на задымлённый город. Тяжело вздохнул…

– Боря, в том что твой дивизион убил солдата есть и твоя вина. Вот если бы ты был тут – на КНП, я уверен этого не произошло бы. Сколько тебе можно говорить и повторять, что ты начальник артиллерии полка. Я начальник ракетных войск и артиллерии группировки. Мы с тобой НАЧАЛЬНИКИ. Мы предназначены руководить и организовывать: в том числе и огонь артиллерии. Ты же как раненый в жопу, как пионер-тимуровец лезешь в каждую дырку. Это я про твои желания участвовать в каждой атаке. Вон у тебя капитан сидит с тусклыми глазами, пусть он и идёт туда. Твоё место здесь. Сколько тебе об этом можно повторять? Я конечно горжусь что у меня начальники артиллерии полков могут запросто в атаку сходить, но всему есть предел…., – много полковник Сухарев говорил правильного, о многом я мог бы с ним поспорить, но молчал. Спорить можно, если бы мы вернулись и солдат был бы живой, а так против трупа никуда и не попрёшь….

– Боря, ты что и в школу с разведчиками слазил? – Вопрос начальника вернул меня к действительности.

– Нет, не получилось, а что?

– Да ты ободранный весь, как и остальные разведчики. На тебе же утром был новый, беленький маскхалат, вот я и подумал…

Только сейчас я обратил внимание на свой внешний вид. Действительно, приехав сюда, я с помощью своих солдат одел новый, маскировочный халат и перед тем как уйти отсюда с разведчиками щеголял в нём на зависть офицерам группировки, которые в отношении снабжения были в более худшем положении.

Я был сам поражён, впервые после возвращения обратив внимание на себя: маскхалат был грязный, как будто я в нём весь день валялся на земле и здорово изорван. Главное я никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах привёл в негодность имущество. Видя моё искреннее изумление Сухарев рассмеялся и, глядя на него расхохотался, и я. Отсмеявшись, рассказал о ходе, так называемой "разведке боем", о её результатах и смешных моментах.

– А…, Боря, иди к себе в ячейку. Тебя как послушаешь – так всё у тебя "весёлые, военные приключения". А как кто другой начнёт рассказывать – волосы дыбом становятся. Как только ты выкручиваешься и живым остаёшься – понятия не имею?

В моей ячейке, облокотившись на бруствер, курили двое незнакомых офицеров, и увидев мой вопросительный взгляд, один из них бросил с сожалением сигарету и значительно представился: – Майор Круглов и капитан Куриленко. Из военной прокуратуры.

– Ну, напугали…, – насмешливо протянул я и выжидательно уставился на прокурорских.

Поняв, что меня сходу нельзя "взять на испуг", несколько смягчил тон и предложил ответить на несколько вопросов.

– Ничего, если я перейду на "ты"? – С вызовом спросил я и тут же пояснил, – мне так проще с вами обоими разговаривать, тем более что твой капитан молчун.

Майор обернулся на своего коллегу и, озадаченный моим вызывающим тоном, протянул: – Да нет, товарищ подполковник, ничего…

Я же не дал майору продолжить и прийти в себя, а "буром попёр" на него, сознательно обостряя ситуацию: – Чего тебе надо, майор? Привезли вас сюда на экскурсию – вот и ходите и лупайте глазами. Посмотрите – как тут люди воюют и погибают. Вот посмотри, – я схватился за лохмотья маскхалата и затряс ими перед офицером.

– Смотри, майор. Сегодня утром это было чистеньким и белым, а через два часа – вот оно что. Потому что возникла необходимость и начальник артиллерии полка взял автомат и с разведчиками полез в школу, из-за которой и погиб солдат. Пошёл в атаку подполковник не потому что его туда послали, а потому что возникла острая необходимость. А ты то что, майор, пришёл сюда и клеишься? Кто тебе задачу поставил, задавать вопросы мне и другим вот здесь? Именно в этом окопе – в моём окопе, а не в твоём кабинете.

Майор от моего натиска сначала несколько растерялся, но быстро пришёл в себя и теперь с явным интересом слушал мою тираду. Капитан же продолжал безучастно дымить сигаретой и было непонятно слышит вообще он наш разговор.

– Приехали сюда погулять – вот и гуляйте. Увидели, что артиллеристы не туда стрельнули и не того убили так это не ваше дело – это наше дело. Мы сами разберёмся у себя в полку и сделаем выводы – кто виноват и кого надо наказать, а кого нет. Только я тебе сразу же скажу, что бойца-связиста вам никто не отдаст. Да…, он ошибся в приёме координат. Да…, в результате этого огневики неправильно навели и погиб солдат первой роты. Мы все это знаем, но знаем и то что этот связист вместе с нами зашёл сюда и воюет уже четыре месяца – из дня в день сидит у телефонного аппарата и принимает, передаёт координаты, команды и некому его заменить и нет его большой вины в этой нелепой смерти. Знаем и то, что убитый солдат тоже воюет с первого дня в полку и тоже устал и чёрт его знает что у него было в башке, когда он принял решение и вылез из окопа. Вот такие дела мужики. А сейчас если нет вопросов – пройдём к моей машине.

Майор пожал плечами, а капитан отлепился от стенки окопа и произнёс хриплым голосом: – Всё ты правильно тут говорил, подполковник. Но и все тут знают, что мы видели это и мы не можем проигнорировать случившиеся. Хотя, если вы, "правильно" – капитан сделал ударение на слове "правильно" и значительно посмотрел мне в глаза, – проведёте служебное расследование по данному происшествию, то для вашего солдата всё закончится только моральными мучениями.

Я молча махнул рукой и мы втроём вышли из окопа, поднялись к ПРП, откуда я через минуту достал две бутылки пятизвёздночного коньяка.

– Парни, на те. Только правильно поймите меня – не откупаюсь я от вас, а спасаю судьбу солдата… А вечером я сам лично слегка набью ему рожу, чтобы и далее был более внимательным…

Майор принял из моих рук бутылки и, засовывая их за пазуху, прервал меня: – Ладно, подполковник, всё мы понимаем. Работай спокойно и дальше. Мы понимаем что в жизни за всё надо платить, но солдату рожу не бей. Ему и так хватит на ближайшие две недели терзаний…

– Хорошо, до вечера ещё далеко, вполне возможно он и не получит…

Прокурорские удалились, а когда я спустился в окоп ко мне подскочил возбуждённый подполковник Калугин, который уже минут десять разглядывал промышленную зону в попытках обнаружить позиции боевиков.

– Боря, – радостно завопил Игорь, – я позицию духов обнаружил. Только они как-то странно ведут себя – наверно обкуренные.

Я подошёл к большому оптическому прибору и нагнулся к окулярам. Да, среди строений, за бетонным забором несколько боевиков спокойно затаскивали в небольшое бетонное строение ящики с патронами и действительно в их движениях не было торопливости и страха.

– Игорь, что-то тут не того, – я приподнялся над прибором и теперь не вооружённым взглядом попытался обнаружить позицию духов.

– Боря, давай координаты своим и накрываем их, – продолжал теребить меня начальник разведки группировки, – Чего тут думать – накрывать надо.

Не…, погоди, погоди, – бормотал я, вглядываясь в позицию боевиков, потом подымался и смотрел на неё поверх прибора. Что-то мешало мне немедленно открыть огонь: смущало спокойное поведение боевиков, окружающая их местность и строения что-то смутно мне напоминали а Игорь всё теребил и теребил меня. Я медленно потянул на себя микрофон радиостанции, чтобы начать передавать целеуказания на огневую позицию, как меня пронзило – бетонный забор. Рядом с ними бетонный забор, за которым мы скрывались, когда разведчики ушли на школу.

– Игорь, да пошёл ты к чёрту – это ж наши там стоят.

– Да ну, Боря, откуда там наши?

– Блин, Игорь, да я оттуда с разведкой только что вернулся. Это 205 бригада на заводе стоит. Ты чего? Ты же как начальник разведки группировки должен бы знать что там наши стоят.

Подполковник Калугин крякнул в смущении, пробормотал неуверенно – Что этого не может быть и прильнул к окулярам прибора. Через минуту он поднял голову и нервно хихикнул: – Чёрт побери, действительно наши. И чего это я их с боевиками спутал?

…День прошёл под знаком плохого настроения. Я несколько раз "срывался", звонил на огневую позицию второго дивизиона и орал в трубку на капитана Язева, обвиняя его в чёрт знает каких грехах. Слава богу, он молча сносил мой гнев и не отвечал мне. Нанёс в район школы несколько огневых налёт и к вечеру собрался на огневую позицию дивизионов.

В землянке начальника штаба дивизиона я долго смотрел на понурившего голову связиста, стоявшего передо мной. В землянке, в которой находились ещё солдаты ячейки управления, капитан Язев и командир дивизиона – висела тяжёлая тишина. Все ждали какое решение я приму. Я же смотрел на солдата-связиста, на бойцов ячейки управления и на душе у меня было муторно. Бить солдату рожу, ругать его мне не хотелось, да и за что? Такова ли его большая вина? Но оценку происшедшему давать всё-таки надо.

Тяжело вздохнул и приказал: – Давайте стройте дивизион, кроме дежурных расчётов. В строй всех, кого можно. Передайте в первый дивизион, чтобы с каждой батареи прислали по десять человек на общее построение. Построение через пятнадцать минут.

Все оживились, закрутились ручки телефонов, посыпались приказания, лишь связист ещё более сжался, понимая что сейчас перед строем объявят решение его судьбы. С улицы слышались голоса офицеров и топот строящихся подразделений. Вскоре всё затихло, я поднялся с табурета и взглянул на связиста: – Пошли солдат. Как бы мы не отдаляли этот момент через него тебе и мне нужно пройти.

На улице уже стемнело и не было видно лиц построившихся, но вечерняя темнота дышала напряжённым вниманием.

– Парни, – начал я, обращаясь к безмолвному строю, – я как начальник артиллерии полка капитально недоволен вашей работой и сейчас скажу достаточно много нелестных, обидных, порой оскорбительных и нелицеприятных слов. И не из-за того, что я хочу вас оскорбить, а хотя бы таким образом достучаться до вас, до вашего сознания и попытаться там что-то перевернуть и этого требует та ситуация, которая сложилась на этот момент.

Сразу хочу сказать честно, чего тут скрывать. 50% моего неудовольствия вашей стрельбой я возлагаю на офицеров. Но ради бога только не подумайте что ваши офицеры тупые и плохо соображают в артиллерии. Нет и нет – это далеко не так. Они грамотные и компетентные в артиллерии офицеры. И причины моего неудовольствия их работой относятся к их личной подготовке и вообще системе боевой подготовки в мирное время. Мою позицию они знают. Практически ежедневно я могу влиять, давить на командиров дивизионов, начальников штабов, высказывать своё неудовольствие тем или иным огнём. Реже общаюсь с командирами батарей, но командиров взводов я охватить уже не могу. И если разобраться совсем до конца то эти причины моего неудовольствия их работой лишь незначительно влияют на точность огня нашей артиллерией. Про офицеров я сказал вам, так – для общего понимания и поэтому к ним я больше возвращаться не буду.

Сейчас же я буду говорить об вашей, блядь, безмозглой работе, про те 50% причин, которые можно уже убрать прямо после вот этого построения и завтра стрелять ещё точнее, ещё лучше, ещё быстрее. Считайте это занятием, считайте это передачей моего личного опыта вам. Я прошу вас, особенно командиров орудий и наводчиков, внимательно выслушать то что я сейчас вам скажу.

Руководя огнём артиллерии в течении четырёх месяцев, я могу точно сказать чем дивизионы отличаются друг от друга. Первому дивизиону лишь бы выстрелить: не важно, что снаряды упадут не туда куда надо – не важно. Главное быстро выстрелить, но зато связь в первом дивизионе, особенно с начальником артиллерии – отменная. И как бы негативно я не относился к вашему сбежавшему начальнику связи, могу сказать только одно – связь он организовал на "пять". Второй дивизион медленно и основательно готовит данные, также медленно, с чувством и расстановкой, наводят орудий, но стреляют гораздо точнее, чем первый дивизион. Но пока ваш начальник артиллерии дождётся долгожданного залпа второго дивизиона он исходит на КНП на "говно". Но а связь во втором дивизионе, особенно с начальником артиллерии, традиционно "ху…вая". Хрен дозвонишься – хоть лопни. Я, конечно, несколько сгустил краски, но общая тенденция именно такая.

Теперь о самой стрельбе. Если мне надо отстреляться точно, тогда я стреляю основным орудием подручной батареи. Как правило нареканий то больших и нету: расчёт работает хорошо, если ошибки есть – то они незначительные и они касаются в основном работы наводчика. Это – наводчик не выбирает мёртвые хода механизмов наведения и не однообразность наводки. И как только мне после пристрелки основным орудием нужно нанести удар батареей, да ещё и на веере сосредоточенном – всё, батарея никакой точности не даёт. А если дивизионом, то как минимум 50% снарядов летят за границы цели. И это касается обоих дивизионов. За всю войну, хороший веер сосредоточенный, я видел лишь несколько раз. Всё остальное порнография. И это после четырёх месяцев интенсивных боевых действий. Парни, ёб вашу …., мы выпустили обоими дивизионами уже пятьдесят тысяч снарядов. Это в среднем по 2 – 2,5 тысяч снарядов на расчёт и показывать такие результаты – это позорно. Это стыдобище.

Я бы вас, может быть, сейчас и не ругал бы сильно. Но я ведь срочку, от звонка до звонка, прослужил артиллеристом и за первый год прошёл должности орудийного номера, наводчика, командира орудия. Выпустил за год всего 10 боевых снарядов на учениях и был выше вас на несколько голов. Если бы я тогда выпустил 2000 снарядов – я вообще не представляю какой бы у меня был бы высочайший уровень подготовки. Даже грубо умножить ваши четыре месяца на три, как считается "день за три" – вот он мой год. Но вы на таком низком уровне находитесь, что я в недоумении. Это что – вырождение поколений? Вы что охренели или зажрались здесь? Мозги жиром заплыли?

Это же элементарщина – однообразная наводка орудия. Всё время перекрестие панорамы подводишь или справа, или слева – кому как удобно. Мне было удобно справа, даже если перекрутил влево от точки наводки – возвращался обратно и подводил справа. Это и есть однообразность наводки, в результате чего рассеивание снарядов сводится к минимуму. А у нас получается – первый снаряд в одно место, второй дальше или ближе, третий вообще в стороне, потому что наводчик бездумно крутит маховиком во все стороны. Дальше: я будучи наводчиком всегда контролировал расчёты своего командира орудия и что самое интересное на панораме считается быстрее и точнее чем у командира орудия в блокноте. Например: даётся команда "правее 1-47". На панораме последний отсчёт 22-15. Вот как я действовал будучи наводчиком. Ага к 22-15 подкручивая механизм точной наводки прибавлял ровно 1-00 и выставлял на шкале 23-15. Затем четыре деления угломера по 0-10 – получалось 23-55, а потом пять и два и через семь секунд на панораме стоит 23-62. И если мне командир орудия говорит другое число, то тогда начинаем разбираться – кто ошибся. Такой двойной контроль только увеличивает эффективность стрельбы. А вас получается следующее: что командир орудия сказал то наводчик и ставит на панораму. Сидит сволочь и балдеет, когда ему пахать тоже надо. Вот ещё один приём для того чтобы сократить время наводки: та же команда – "правее 1-47". Из своей срочной службы я знал – чтобы довернуть орудие на 1-00 нужно повернуть маховик горизонтальной наводки восемь раз. Значит "правее 1-47" – маховик поворачивается двенадцать раз. И вместо того чтобы сидеть и ждать когда командир расчёта скомандует "23-62", наводчик должен 12 раз крутануть маховик, и когда он ещё выставит на панораме 23-62, то марка панорамы будет в районе точки наводки. Вот вам и реальное сокращение времени наводки…

– Командиры орудий и наводчики выйти из строя, – неожиданно скомандовал я. После небольшой заминки строй колыхнулся и передо мной выстроилась неровная шеренга фигур. Я неспешно прошёлся вдоль строя, повернул обратно и в середине шеренги ткнул пальцем в грудь первого попавшего солдата, – Чего тебе, боец, непонятно в моих наставлениях и требованиях по наводке орудия?

Солдат от неожиданности отшатнулся, но быстро оправился: – Всё понятно, товарищ подполковник.

Я ткнул в грудь следующего солдата: – А тебе? Может провести с тобой дополнительное занятие? – Я пошёл дальше и, тыкая пальцем каждого, задавал вопросы, на которые получал ответы.

– …Ни как нет. Так точно. Всё понятно…

– Так какого хрена вы стреляете так хреново? Ладно, поехали дальше, – я выдернул провинившегося связиста на середину строя.

– Вот герой сегодняшнего дня. С его помощью, наша артиллерия наконец-то сумела убить своего солдата. Хочу сказать сразу: на его месте мог бы стоять любой из вас. Я ведь ещё не забыл как второй дивизион 2 ноября ошибся на 9-00 и лупанул по позициям мотострелков. 7 октября ошибся вычислитель первого дивизиона и дивизион дымовым снарядом еба…ул по КНП командира дивизиона, где в это время находились командир первого батальона с офицерами, начальник артиллерии с офицерами. Во мясорубка была бы. Или 25 декабря, когда второй дивизион положил 12 снарядов по пехоте 245 полка, так что они из окопов были вынуждены убежать. Всё помню и этот список можно и дальше продолжать, но не буду. А вот сегодня он уже герой. Попутал одну, лишь одну цифирку в координатах и мы убили солдата с первой роты. Вот что теперь делать? Солдат убит и за него ведь кому-то надо отвечать. Вот его ведь никуда не спишешь: не спишешь на боевиков, потому что все видели четыре красивых разрыва артиллерийских снарядов в расположении первой роты. Не припишешь ему самоубийства потому что в солдате вот такой осколок сидит – с ладонь. Были мы бы там одни – Полковые. Можно было бы "закрыть глаза" на происшедшее, но там, на высоте, кто только не сидел и как специально ещё и прокуратура в этот момент прилетела. И они видели, и даже знают с какого дивизиона снаряды прилетели и кто виноват. Вот и что делать? Что делать командиру полка и начальнику артиллерии? Вот ведь вопрос то. Вот если его сейчас выгораживать, ничего не писать – получается, что я с командиром полка занимаемся укрывательством. А это чревато: командиру полка сейчас 34 года и он самый молодой командир полка и на хрена ему портить из-за какого то солдата свою карьеру. А я? Я хочу спокойно и достойно уйти после войны на пенсию. На хрен мне заморочки нужны и получается, что для всех лучше будет если мы отдадим прокуратуре связиста. Вот он виновник – вот с него и спрашивайте. Срока большого он не получит. Чего там? Не умышленное убийство, если повезёт – отделается "условно". Ну а если вообще повезёт, это я насчёт амнистии на пятидесятипятилетие Победы – ну значит совсем повезёт. Ничего тогда не будет.

Я замолчал и молча несколько раз прошёлся вдоль строя и остановился напротив сгорбившегося связиста. Строй молчал, ожидая продолжения.

…– Вот если можно было отдать его под трибунал и тем самым воскресить солдата первой роты, то конечно решение было бы одно – отдать связиста под суд. Но ведь мы прекрасно понимаем также, что чудес то на свете не бывает – не воскресить этим солдата. Ну посадим его – кому от этого лучше станет. Да и ломать его судьбу я тоже не хочу. Тюрьма это не та школа жизни чтобы её необходимо было пройти…

– Решение моё будет следующее. Назначим и правильно, я подчёркиваю и "правильно проведём расследование. Я думаю, что этим и ограничимся. Так что, солдат, скажи спасибо что у тебя нормальные командиры и становись в строй и служи дальше только сделай тоже правильные выводы. Встать в строй!

Я толкнул совсем растерявшегося солдата в строй, а когда он занял своё место продолжил: – Но я всё-таки хочу чтобы вы задумались над следующим. Ведь это не так просто – солдат погиб и всё. Ведь у этого солдата есть мама, папа, два брата, девушка. Вот сейчас они едут, идут с работы, со школы и они ещё не знают, что в их семью пришла беда. Большое горе. Конечно, полк напишет семье письмо, придёт бумага – пал смертью храбрых в боях за город Грозный. Ну, хорошо если они правду не узнают и орден "Мужества", которым его посмертно наградят будет висеть под его портретом в почётном месте. А если узнают – каково им? Вы об этом задумайтесь, крепко задумайтесь…

…После того как я распустил строй солдат, все присутствующие на построении офицеры спустились в землянку начальника штаба дивизиона.

– Давайте поговорим теперь более откровенно. То что я сейчас говорил солдатам, обвинял их давайте забудет. Всё это словесный понос. Виновники гибели солдата из первой роты вот тут сидят. Это все вы, товарищи офицеры, – я обвёл каждого пальцем, – и я, не беспокойтесь, себя не забыл. Я тоже виноват. Я тут обвиняю солдат. А кто их должен учить? Вы должны были научить: и однообразности наводки, и выборки мёртвых ходов, и считать на панораме. Хотя, честно говоря, откуда вы то могли этому научиться при той системе боевой подготовки? А с другой стороны, ёб вашу …., извините за выражение – вы училища позаканчивали, верхнее образование имеете – сами додуматься должны были. А вы на ругань начальника артиллерии только и говорили – мы хорошо стреляем, товарищ подполковник. Хорошо стреляем…

– Где был начальник штаба дивизиона, когда связист принимал координаты? Где был старший офицер батареи? Почему никто контроль не осуществлял? Что солдат принял то наводчики и поставили. И на хрен, спрашивается, вы тут офицеры-контролёры нужны? А если бы огневики немного ещё бы ошиблись и положили мы залп по высоте, где на каждом квадратном метре солдат или офицер? Мы бы тогда двумя бутылками коньяка и двумя водками не отделались. Вы вдумайтесь в это. Это должно было произойти гораздо раньше, но произошло сегодня. Сделайте нормальные выводы – нам ещё стрелять и стрелять. Если надо какие-либо дополнительные занятия провести с наводчиками и командирами орудий – я готов. Только скажите…

…Когда я прибыл на ЦБУ, совещание только что закончилось и офицеры гурьбой вывались на улицу. В палатке стало тихо и пусто. Подполковник Ржанов, дежуривший на ЦБУ довёл до меня необходимые документы поступившие из штаба артиллерии группировки, довёл остаток боеприпасов на огневых позициях. Я облегчением снял себя бушлат, тяжёлую разгрузку и присел к большому столу, разглядывая последние изменения на карте оперативного дежурного, делая необходимые пометки на своей карте. Я так увлёкся этой работой, что не заметил как в палатке появился старший помощник начальника штаба полка, прибывший две недели назад вместо Аристова. Он тихо достал из сумки 2 бутылки водки, немудрящую закуску и всё это расставил на моём столу.

– Борис Геннадьевич, – неожиданно услышал я в разгар работы, – давайте помянём солдата с первой роты.

Я поднял от карты голову и задумчиво посмотрел на сослуживца. За эти две недели мы успели подружиться, но всё равно предложение помянуть солдата несколько удивило меня.

– Андрей, я бы понял если бы сейчас это предложение прозвучало от командира первой роты. Но ты то, офицер штаба, причём здесь?

Товарищ молча разлил водку по кружкам и также молча протянул кружку мне: – Давай, помянём – потом расскажу.

Мы выпили, Андрей плеснул водки в свою кружку и протянул её Ржанову, дежурившему у радиостанции.

– Ну…?

– Сосед он мой, по дому. Правда, в соседнем подъезде жил, но я его хорошо знал, да и его семью. Когда сюда уезжал, накануне мать с отцом ко мне приходили передачку собрали для сына и просили, чтобы я за ним приглядел. Передачку я передал, вчера к ним ещё раз приезжал, встречался с ним, а теперь что им говорить не знаю? Да и как домой после этого ехать и встречаться с ними – тоже не знаю…?

– Да, Андрей, ситуация. А как он вчера тебе показался?

– Да нормально всё у него было….

Я прошёл в угол связиста и взял с их стола ещё две кружки, вернулся и уже сам разлил водку по кружкам, но уже и Ржанову и оперативному дежурному. Чокнулись и молча выпили. Через минуту я нарушил молчание.

– Так и скажешь, Андрей – погиб в бою. Правда о его смерти она никому не нужна…

30 января 2000 года За эти дни мало что изменилось. Идут бои за Грозный, наши подразде-

5:35 ления потихоньку продвигаются вперёд. Иной раз несём большие поте-

ри: так в одну из ночей духи сумели отбить обратно консервный завод в результате чего 255 и 423 МСП понесли большие потери – погибло до 80 человек. Поговаривают, что батальон полка ВВ, из-за которого погиб Малофеев в районе площади Минутка попал под наши бомбы и тоже понёс тяжёлые потери. Подробности неизвестны.

Вчера выехали на КНП затемно, решив всё-таки захватить школу и район к ней прилегающий. Атаковать решили в девять часов, но упал туман и ни черта не было видно. Пришлось сидеть и пялиться в космы тумана, медленно проплывающие перед глазами. Без пятнадцати двенадцать потянул ветер и быстро разметал сырую муть, стлавшуюся по земле. А на чистом небе царствовало только солнце, которое освещало каждую деталь кварталов. В атаку должны были идти разведрота и первая рота, но каждая своим маршрутом. Разведчики шли по тому же маршруту, что и несколько дней назад, а первая рота напрямую. Широкой цепью, зачищая кварталы перед школой.

Яркий солнечный день, относительная тишина на этом участке обороны, предполагали успешные результаты атаки. Данные артиллерийской подготовки, были подготовлены заранее, и оба дивизиона только ждали команды – Огонь! Она и прозвучала ровно в 12:00. Первый огневой налёт дивизионы наносили по группе зданий в трёхстах метрах впереди позиций первой роты. Это была противоположная сторона улицы, проходящая параллельно переднему краю, сама улица видна не была, но двухэтажные каменные дома тянувшиеся вдоль неё, чётко обозначали её. Там иногда наблюдалось передвижение боевиков, поэтому и определили её за первый огневой налёт. Второй огневой налёт наносился по району школы, а третий обратно по улице и прилегающим к ней постройкам.

Моё прекрасное настроение мгновенно исчезло, когда я увидел результаты первого залпа дивизионов. Первый дивизион положил свои снаряды нормально, как и планировалось: вокруг кочегарки и нескольких двухэтажных домов, закрыв пылью от разрывов этот участок.

Второй дивизион должен был накрыть правый край улицы, но весь свой первый залп положил по первой роте, вздыбив чёрные султаны разрывов на краю зелёнки.

– Самара – Стой! Что вы творите? Проверить установки. – Заорал я в сильном волнении в микрофон радиостанции.

Из ячейки командира полка послышалась ругань и оттуда покрасневший от гнева прибежал Зорин: – Борис Геннадьевич, ну сколько может это продолжаться? Первую же роту накрыли, а им в атаку идти…

– Товарищ подполковник, командир первой роты на связь вызывает, – закричал связист командира полка, высунувшись из ячейки.

– Ну…., – командир в отчаянии закрутил головой, обречённо махнул рукой и убежал к себе, а моё лицо опахнуло холодом в предчувствии беды.

– Чёрт, ну два дня назад же вроде бы нормально поговорили…, – потянулся к трубке радиостанции, намереваясь запросить результат проверки, но меня опередили.

– "Лесник 53, Я Самара! Проверил установки – у меня всё нормально. Приём"

Я не успел ответить, как в ячейке снова появился Устименко.

– Фу, пронесло. Никого не задело, только один контуженный. Давай продолжай арт.подготовку, но только ради бога поосторожнее.

Я вытер потный лоб и, еле сдерживая себя, прохрипел в микрофон: – Самара, вам повезло, но я вас всех поубиваю, если ещё раз повторится такое. Самара прицел дальше триста – Огонь!

Пока мы разбирались с "Самарой" первый дивизион закончил вести огонь по первому огневому налёту и теперь наводил свои орудия по целям второго огневого налёта. Поработали они хорошо. Последние два снаряда попали в кочегарку и разорвались внутри её, выкинув через высокую железную трубу струю сажи и дыма. Один снаряд попал в высокий тополь, напрочь срубив его под корень и дерево упало на сараи в глубине двора. Разрушенные двухэтажные дома курились первыми сизыми дымками и клубы пыли оседали на и так грязный снег.

– "Ока залп, Самара, Залп", – доложил связист и приподнялся над бруствером, чтобы вместе со всеми посмотреть, как упадут снаряды. Я уже успокоился, когда над КНП прошелестели снаряда первого дивизиона и снова разорвались, где и положено по второму огневому налёту, полностью накрыв свою цель. И тут чёрные разрывы снарядов второго дивизиона вновь накрыли расположение первой роты, заставив всех дружно ахнуть в возмущении.

– "Самара, Я лесник 53. Я же сказал – прицел дальше триста, а вы стрельнули на прежних установках. Самара – Стой! Прекратить огонь и разобраться в причинах безобразной стрельбы".

В ячейку ворвался разгневанный начальник артиллерии группировки, из-за спины которого выглядывал исполняющий обязанности группировки полковник Стоянов.

– Борис Геннадьевич, ты же мне сегодня утром доложил, что провёл занятия со вторым дивизионом… Что же тогда происходит?

– Товарищ полковник, мне нечего ответить. Будем разбираться. Огонь второму дивизиону прекратил. Арт. подготовку буду дальше проводить первым дивизионом…., – продолжить я не успел, потому что из ячейки командира полка донёсся голос связиста, – опять пронесло первую роту – никого не задело…

Сухарев махнул рукой, типа: разбирайся сам и они убрались в свою ячейку. В течении пятнадцати минут первый дивизион отработал все цели как свои так и второго дивизиона. Стреляли отлично, но настроение было испорчено напрочь.

После артиллерийской подготовкой, над передним краем повисла грозная тишина, которая в мгновение ока могла взорваться выстрелами и смертью. Красноватая пыль от разрывов медленно оседала на землю открывая дымящиеся развалины частного сектора. Никто не стрелял: развед. рота начала выдвижения со стороны завода и сейчас тихо пробиралась огородами к школе. Первая рота тоже не стреляла, напряжённо ожидая результатов движения разведчиков. Если всё нормально – то тогда пойдут вперёд и они. Боевики тоже молчали, наверно приходя в себя. В томительном ожидании прошло двадцать минут и пришёл доклад от разведки: – Школа взята, начали закрепляться…

Из ячейки командира полка послышался голос Зорина, приказывающий мотострелковой роте начать атаку. Так как первая рота находилась за обратным (к нам) скатом возвышенности – ничего видно не было, и их движение можно было отслеживать только по докладам командира роты и взводных. Прошло пять минут и все вздохнули с облегчением – вроде бы всё и закончится тоже нормально…

…. Короткими и злыми очередями за возвышенностью заговорил пулемёт, мгновенно вспыхнула автоматная перестрелка, всё более и более набирая обороты. И уже через минуту грохотал весь частный сектор, где находилась рота.

– Что у вас происходит? – Раз за разом запрашивал связист Зорина командира первой роты.

Перестрелка как внезапно вспыхнула, также и внезапно пошла на убыль и сейчас в частном секторе стучали лишь одиночные выстрелы. Иногда слышались короткие очереди и звуки выстрелов из гранатомётов – но это были лишь спорадические всплески стрельбы.

– Что там у них произошло, товарищ подполковник? – Я зашёл в ячейку командира.

Командир вскинулся над картой и зло взглянул на меня. Видно было, что ему хотелось резко ответить мне, но он сдержался. Помолчал и я уже хотел уходить, понимая что ему не до меня, как услышал: – Начали они движение, как в середине квартала наткнулись на ДЗОТ, тот по ним в упор врезал, а потом другие боевики подключились. Наши откатились, потеряв одного человека убитым и три человека ранеными. Сейчас будут обходить квартал, чтобы оставить боевиков в тылу. Ими займётся второй взвод роты.

Не успел я дойти до своей ячейки, как вновь вспыхнула сильная стрельба, которая продолжалась тридцать минут. Когда она затихла, пришёл доклад: первая рота при обходе квартала наткнулась на новые позиции боевиков. В ходе боя рота потеряла ещё троих солдат убитыми и четыре было ранено. Одного убитого сумели вынести, двоих нет. Сейчас рота откатилась на прежние позиции. После такого доклада, командир полка вынужден был отдать приказ разведывательной роте уйти из школы и как только пришёл доклад, что рота сумела отойти благополучно на завод, я начал первым дивизионом просто "ровнять" кварталы частного сектора и наверно сровнял бы квартал с землёй, но с огневой позиции дивизиона пришёл доклад – снарядов осталось только 2БК, что то около двух тысяч снарядов.

…Не дожидаясь темноты, я отпросился у командира полка и помчался на огневые позиции. В кунге сидел над картой Пиратов и когда я вошёл, он с виноватым видом поздоровался. Поздоровавшись, я прошёл во внутрь и по хозяйски расположился за столом.

– Водки нальёшь, Анатолий Ильич? Или вы тут в одиночку квасите?

Пиратов не ожидая такого начала тяжёлого разговора засуетился: – Да, конечно, Борис Геннадьевич. Ни каких проблем – сейчас организую.

– Заодно и Язева давай сюда.

Через пять минут стол был накрыт и мы теперь ожидали только начальника штаба, а когда он зашёл я скомандовал: – Давай, Анатолий Ильич, наливай.

Пиратов налил мне в кружку и поставил бутылку на стол.

– А себе и Язеву, чего не льёшь?

– Не…, вы выпивайте мы не будем и начинайте нас чехвостить.

– А…, чувствуете вину, – удовлетворённо протянул я и с удовольствием выпил жгучую жидкость. Медленно и со вкусом закусил, разглядывая виновато выглядевших офицеров.

– Ну, Пиратов, докладывай – почему два раза подряд накрыли первую роту? Причём во второй раз я приказывал увеличить дальность на триста метров.

– Пусть Язев докладывает, он разбирался во всём.

– А причём тут Язев? Ты командир дивизиона и с тебя в первую очередь спрос, до Язева очередь тоже дойдёт.

– Ну…, – протянул нерешительно Пиратов, – мы проверили установки на орудиях и всё было нормально…

Командир дивизиона хотел продолжить и дальше своё оправдание, но я его прервал.

– Анатолий Ильич, мне всё ясно: сейчас ты мне с Язевым лапшу активно начнёте вешать на уши, а я не хочу её даже слышать. В, принципе, мне и не интересна причина такого огня. Я её и так знаю. Да, да. Не делайте таких удивлённых лиц.

Парни, я вроде бы неплохой по жизни мужик, считаюсь хорошим командиром. Как начальник артиллерии не вмешиваюсь в жизнь дивизионов, хотя мог и клевать вас по мелочам, но обратите внимание я ведь не лезу в дивизионы…. Считаю, что в артиллерии полка, среди офицеров, нет дураков-артиллеристов – каждый на своём месте. Всё могу понять и всё могу простить. Но в жизни я придерживаюсь определённого правила по отношению к подчинённым – будь он солдатом или офицером.

– Ну, первый раз залетел, ну так случилось – могу понять и простить.

– Ну, второй раз произошло – тоже могу понять: всякое в жизни случается.

– Третий раз прокол. Тоже могу понять, может даже пошучу, типа – бог любит троицу.

– Но в четвёртый раз – это уже система. С этим подчинённым надо обращаться по другому. С ним бесполезно разговаривать – его можно только ломать.

В продолжении своей мысли расскажу одну быль, которая произошла на самом деле в Великую Отечественную войну с одним артиллеристом. Блокадный Ленинград. Командиру артиллерийской батареи 76 мм пушек, приказали переместиться на другие огневые позиции. Командир батареи знал что, например в три часа ночи, разводятся на Неве мосты. Он всё сделал нормально, но опоздал к разводу мостов на три минуты и с опозданием занял огневые позиции. Но к этому времени немцы на этом направлении провели атаку и продвинулись вперёд на шестьсот метров. Командира батареи арестовали и через сутки расстреляли. Посчитав, что если бы командир батареи не опоздал, то немцы не сумели бы продвинуться вперёд. Вот так, товарищ Пиратов.

Сегодня первая рота в бою потеряла четыре солдата убитыми и семь ранеными, задача поставленная командованием выполнена не была. Если бы всё это происходило во время Отечественной войны, то с тобой командир дивизиона сейчас бы беседовали НКВДисты. Вот как оно получается, что начальник штаба, своей работой подставил бы командира дивизиона. Во как оно может быть связано….

– Товарищ подполковник, я не хочу быть начальником штаба дивизиона, – неожиданно выкрикнул Язев.

– А тебя и спрашивать, товарищ капитан, никто не будет – хочешь ты или не хочешь. Я, как твой начальник, да и командование полка считают тебя подготовленным для того чтобы ты был начальником штаба дивизиона. И нечего при первой же неудаче крылышки опускать, а разбираться надо и делать выводы, чтобы впредь этого не допускать. Я сейчас стопашку ещё одну выпью и поеду к себе, а вы сидите и думайте…

В палатке, кроме оперативного дежурного и моего Ржанова, никого не было. Рассеянно выслушав доклад старпома, я задумался над сложившейся ситуацией. Но потом мысли сменили направления и я решил сходить в полковой медицинский пункт. Последнее время, несмотря на усталость, я очень плохо спал и в довершении очень здорово чесалось всё тело. С этим надо было что-то решать.

– Ну, что товарищ подполковник, всё типично: чешетесь от бельевых насекомых. Стирают в прачечных плохо и от этого страдают все. Удивительно, что у вас это проявилось только сейчас, но вот возьмите жидкость и в течении трёх дней обтирайте всё тело, – медик протянул мне пузырёк с прозрачной жидкостью и упаковку таблеток, – а это вам цитрамон. Перед тем как лечь спать, примите таблеточку и всё в порядке. Через три дня подходите – посмотрим, что получилось.

До совещания оставалось минут двадцать и я, нащупав в кармане таблетки, решил их принять сейчас – Какая разница? Приняв две таблетки и запив водой, я вновь углубился в донесения от дивизионов и миномётных батарей, но через несколько минут почувствовал сильную сонливость и вялость во всём теле. Если бы совещание начиналось минут через тридцать, я бы упал на кровать дежурного связиста и до совещания покемарил. Но палатку уже заполнили офицеры подразделений и я сильно потёр лицо ладонями, уселся напротив командира полка.

Спать хотелось неимоверно, глаза слипались и если бы у меня под рукой были бы спички, то наверно я бы сейчас и попробовал вставить в глаза спички. Усилием воли я прогонял сон и на каких-то тридцать-сорок секунд был в состоянии слушать командира полка, потом вновь проваливался в небытиё. Чёрт побери, что такое? Не пойму. Я вновь и вновь тёр лицо и сосредоточив внимание пытался слушать командира, но внимание через несколько секунд вновь рассеивалось и я опять "уходил в себя". Как добрался до кунга я уже не помнил и очень удивился, когда в четыре часа утра меня разбудил часовой: – Товарищ подполковник, вы просили разбудить, чтобы пойти на дежурство…