"Древние тюрки" - читать интересную книгу автора (Гумилев Лев Николаевич)

Глава II. ПРЕДКИ

Война жужаньского ханства с империей Вэй. 420 год был кульминацией жужаньского могущества. Легкие победы над северными и западными племенами сделали Жужань гегемоном в Великой Степи, но ни в коей мере не обеспечили этому ханству ни покоя, ни процветания. Главным врагом жужаней была империя Тоба-Вэй, и жужаньский хан Датань, попытался сделать все возможное, чтобы не допустить усиления своего естественного соперника.

В 424 г. Датань с 60 тыс. конницы вторгся в Китай, дошел до столицы и разграбил императорский загородный дворец. Мобилизация тобасских войск и отсутствие дисциплины среди жужаней заставили его вернуться, не приняв боя. В 425 г. тобасцы отогнали жужаней за Гоби. В 430 г. император Тай-у-ди (Тоба Дао) решил уничтожить жужаней, для того чтобы развязать себе руки в Южном Китае. Огромное войско вошло в степи, и жужани рассеялись кто куда. Датань бежал на запад и пропал без вести. Телесцы убивали его людей. Сын Датаня, Уди, отказался от продолжения борьбы и стал выплачивать империи Вэй дань. Однако мир был нарушен в 437 г. самим Уди, произведшим набег. По-видимому, без грабежа жужани не мыслили своего существования. Ответный поход в 439 г. ничего не дал императору Тоба: пришлось вернуться, не встретив жужаней, попрятавшихся по ущельям.

В 440 г. Уди, воспользовавшись войной Тоба против Хэси, снова напал на границу, но оставленные на границе заслоны захватили в плен его авангард. Жужани вновь бежали. Та же история повторилась в 445 г., после чего Уди умер, передав престол своему сыну Тухэчженю (445–464).

Теперь роли переменились: империя Тоба-Вэй достигла своего зенита, а войска ее вторгались в степь, вынуждая жужаней прятаться в горах. По существу это была не война, а просто карательные походы.

Сын и преемник Тухэчженя, Юйчен (464–485), попытался продолжать борьбу, но в 470 г. был разбит и в 475 г. просил мира и представил дань. Жужань ослабела, набеги на Китай стали непозволительной роскошью. Теперь в качестве объекта грабежа был избран более бедный и более слабый Западный край. В 460 г. жужани овладели Турфанской долиной, где расправились со своими бывшими союзниками — южными хуннами, бежавшими туда от победоносных тоба. В 470 г. жужани разграбили Хотан, но усилившееся государство эфталитов положило предел жужаньской агрессии. Границей Жужани стал Тянь-Шань.

Новый жужаньский хан Доулунь (485–492), был «человек жестокий, склонный к убийствам»[20]. Свое вступление на престол он ознаменовал казнью одного из вельмож вместе со всем его родом. Это вызвало возмущение в стране. Еще больше не понравилось стремление хана напасть на Китай. Все понимали, что вслед за набегом, пусть даже удачным, последует поход китайских войск, об отражении которых нечего было и думать.

Телеский старейшина Афучжило настоятельно советовал хану не начинать войны с Китаем, но, убедившись, что его доводы не действуют, восстал со всем телеским народом. Количество теле в то время было немалым (по китайским данным, 100 тыс. кибиток). Тогда Афучжило откочевал на запад, в долину Иртыша. Там он принял титул «Великий сын Неба»[21], чем отразил претензию на равное место с жужаньским ханом, и война вспыхнула, как полымя.

В 490 г. китайские войска вступили в степь с востока и вместе с телесцами зажали Жужань в клещи. Жужаньские вельможи возложили всю ответственность на незадачливого хана и убили его (492 г.).

Переход теле на запад был событием чрезвычайной важности: на западе эти разрозненные кочевники образовали свою державу[22]. В Азии снова начался процесс этногенеза. В это самое время в Алтайских горах сложились в народ тюрки, в долине Брахмапутры — тибетцы, а в Китае началось возрождение, давшее великолепную средневековую культуру династий Суй и Тан. Античный период истории Восточной Азии заканчивался, и уродливый пережиток его — Жужань — должна была погибнуть.

Карта. Срединная Азия накануне создания тюркютской державы — конец V в.

Телеутское ханство — Гаогюй. Отложение телеутов и государственный переворот 492 г. были переломным моментом в истории Жужани. Она потеряла гегемонию в Центральной Азии и принуждена была сражаться уже не за власть, а за существование. Сменивший убитого Доулуня Наган правил всего один год. Он взял девиз своему правлению: «Весьма спокойно», т. е. отказался от воинственных замыслов своего предшественника. Сын Нагая, Футу, продолжал политику своего отца, пока это было возможно[23].

Тем временем телеуты освоились на новоселье и уничтожили Юэбань, последний остаток хуннской эпохи. На новом месте телеуты попытались создать свое государство. Для этого они разделили народ на две половины: северный правитель Афучжило принял титул «Великий император», а южный — титул «Наследный государь»[24]. Как они сами называли свое государство — неизвестно, но китайцы называли его Гаогюй, что в переводе значит «высокая телега». Под этим наименованием оно и, вошло в историю.

В политическом отношении Гаогюй держалось китайской ориентации, рассчитывая получить шелк на одежды, но этот шелк не пошел ему на пользу. В 494 г. эфталиты расправились с Ираном и, обеспечив себе тыл, повернули на север. Южная часть Гаогюйской державы была молниеносно разбита, «Наследный государь» убит, его семья взята в плен, а народ разбежался: часть подчинилась жужаням, часть ушла в китайские владения. В следующем, 496 г. так же быстро была завоевана и северная держава. Эфталиты выбрали из числа пленных князя Мивоту и поставили его над оставшимися телеутами. Итак, Гаогюй превратилось в вассала эфталитов, врага жужаней и союзника китайцев, которые заплатили ему за союз 60 кусков шелковых тканей[25]. Видимо, в это время (497 г.) эфталиты захватили Карашар, а правитель княжества Гаочан в Турфанском оазисе, китаец Жу, просил китайское правительство принять и перевезти на китайские земли его подданных. Вокруг Жужани замыкался стальной круг. Но гаочанцы не захотели бросать насиженного места и, убив своего правителя, присоединились к Жужани. Это несколько разрядило экономическую напряженность, так как земледельческий Гаочан мог снабжать Жужань хлебом, плодами и тканями; но это же усилило политическое напряжение, так как раздражило китайского императора Сюань-у-ди. На просьбу хана Футу о мире император заявил, что он единственно потому не имеет видов на север, что занят покорением Южного Китая, а вообще считает Футу и жужаней мятежными подданными[26]. Тем временем в Гаочане китаефилы восторжествовали и союз с Жужанью был расторгнут (500 г.)[27].

Для поддержки китайских интересов в Западном крае туда был направлен трехтысячный отряд регулярных войск под командованием Мын Вэя. Базируясь в Хами, он стеснил жужаней. Новое посольство Футу в Китай осталось без ответа. Против жужаней были подняты телеуты, которые должны были оплатить кровью свои 60 кусков шелка. При оз. Пулэй Мивоту разбил жужаней. Те бежали на юг, но в горах Бэйшаня встретили китайские отряды Мын Вэя. В панике бросившись обратно, жужани натолкнулись на телеутов и были снова разбиты (508 г.). В резне погиб злополучный хан Футу. Мивоту отправил его скальп Мын Вэю. За это ему были присланы дары: полный набор музыкальных инструментов, 80 музыкантов, 10 кусков пунцовых и 60 кусков разноцветных шелковых тканей.

Наследник погибшего Футу, Чеуну, дважды пытался договориться с Китаем, но понял, что только сила может его спасти. В 516 г. он напал на Гаогюй, разбил Мивоту и, захватив его в плен, убил весьма своеобразным способом. Ноги пленника были связаны под животом клячи, которую гоняли до тех пор, пока Мивоту не умер от тряски. Череп Мивоту был потом покрыт лаком и превращен в чашу. Спасшиеся от жужаней телеуты примкнули к эфталитам[28]. После этого посольство жужаньского хана принял император Вэй — Сяо Мин-ди (518 г.). Им был прочитан выговор за неточное исполнение вассальных обязанностей[29]. Такая формулировка допускала любой компромисс, и казалось, что Жужань вырвалась из безнадежного положения.

Распри в Жужани. Чеуну сделал все возможное, для того чтобы спасти Жужань. Разгромив телеутов, он не продолжал войны на западе и заключил договор с эфталитами. Союз был скреплен браками жужаньских принцесс и эфталитских вельмож[30]. На востоке жужани снеслись с Кореей (Гао-Гюйли), чтобы совместно разгромить одно из маньчжурских племен, дидэугань, и ослабить позиции дома Вэй в Маньчжурии[31]. Так же благополучно разрешился турфанский вопрос. В 518 г. китайское правительство официально отказалось от мысли вывести население из. Турфанского оазиса во Внутренний Китай и признало княжество Гаочан[32]. Надо полагать, торговля турфанцев с жужанями не прекратилась; жужани регулярно снабжались хлебом и тканями. Железные изделия доставляли жужаням их алтайские вассалы — тюркюты (тюрки-тукю).

Но единство в орде нарушилось. В Жужань проник буддизм. Как обычно, буддийские миссионеры первым делом сделали буддистом хана. В ставке появились «шамыни» — буддийские священники и «ни» — монахини. В новых условиях буддизм принимал фантастические формы: например, монахини имели законных мужей, но это, видимо, не смущало хана. Однако, несмотря на всю скудность сведений, можно утверждать, что далеко не всем буддизм нравился. Оппозиция возникла и в семье хана и в войске. Жужань потеряла единство, которое ей было необходимо более чем когда-либо. В 513 г. во главе жужаньского посольства в Китай стоял шаман Хунсюань, который привез «идола, жемчугом обложенного»[33]. Это первый случай в истории кочевников, когда духовное лицо выступало в светской роли.

Еще более показательно следующее. В жужаньской ставке жила молодая шаманка, по имени Дэу-хунь дивань. Бросается в глаза, что прозвище — «дивань» — было персидское: «одержимая». «Она лечила и волхвовала (т. е. шаманила силой духов), и Чеуну всегда имел веру к ней»[34] Китайский летописец считает ее шарлатанкой и передает рассказ о ее мошенничестве, но нам интересно не это. «Чеуну очень уважал и любил ее и, поступая по ее советам, привел государственное управление в запутанность»[35]. В орде возникла оппозиция фаворитке, и в 520 г., когда Чеуну был в походе, дивань удавили по приказанию ханши-матери, когда же Чеуну вернулся, мать в сговоре с вельможами убила его, а престол передала другому своему сыну — Анахуаню.

Десять дней спустя Чеуну был отомщен. Некто Шифа, родственник хана, напал на ставку и разбил ее. Анахуань успел бежать в Китай, а его мать и братья были убиты. Пока Анахуань вымаливал милость в Китае, его дядя Поломынь собрал своих сторонников и разбил Шифу. Шифа бежал в Маньчжурию к племени дидэугань[36] и там был убит. Поломынь принял ханский титул. В 521 г. он был разбит восставшими телеутами и с остатком своих подданных откочевал в Китай. Жужань опять оказалась на пороге гибели.

Наконец-то Китай добился своего: оба жужаньских хана отдались в его руки. Приходящие с севера рассказывали, что «государство пришло в большое волнение. Каждый род отдельно живет, и попеременно грабят друг друга»[37].

Распрями воспользовались телеуты: младший брат замученного Мивоту, Ифу, восстановил государство Гаогюй и разбил в 521 г. жужаней Поломыня, загнав их в Китай[38]. Осенью того же года бежал в Китай от гаогюйцев Синифа, брат Анахуаня, замещавший его. Китайское правительство решило закрепить успех. Поломыня с его приверженцами поселили внутри Китая, у оз. Кукунор, а Анахуаня, который более втерся в доверие, за границей — к северу от Дуньхуана. Поломынь сразу же попытался бежать к эфталитам, так как три его сестры были замужем за эфталитским царем. Но Поломыня задержали, и он умер в тюрьме. У Анахуаня выдержки было больше. В 522 г. он выпросил 10 тысяч мешков проса для посева, но, видимо, жужани просо съели, и в результате в следующем году у них возник голод, который привел к грабежу китайского населения. Посланного для разбора дела китайского чиновника Анахуань задержал, ограбил все что мог поблизости и со всей ордой откочевал на север. Там китайский чиновник был отпущен. Посланная за Анахуанем погоня вернулась ни с чем[39]. Эта головокружительная авантюра спасла жужаней.

Империя Вэй разлагалась с поразительной быстротой, и каждый год создавалась новая политическая ситуация. Уже в 496 г. была потеряна Западная Маньчжурия, где взбунтовались хи (татабы)[40]; активизировалась империя Лян в Южном Китае, и, наконец, в 524 г. на самом севере страны вспыхнуло и быстро разрослось восстание в крепости Во-йе. Анахуань вызвался подавить это восстание и весной 525 г. разбил бунтовщиков. За это он получил награду «разными вещами» и полное прощение. Теперь настала очередь Гаогюя. Оставшись одни на один с телеутами, жужани разбили их наголову. Ифу был убит своим младшим братом Юегюем, который попытался продолжать войну, но в 534–537 гг. был также разбит. Сын Ифу, Биди, убил своего дядю и возглавил сопротивление. В 540 г. Биди был разбит жужанями, и держава Гаогюй перестала существовать. Тем временем в Китае империя Вэй раскололась на восточную и западную части, боровшиеся между собой. Тут Анахуань выступил как гегемон, ибо обе стороны заискивали перед ним.

Это был последний луч кровавой жужаньской славы.

Потомки волчицы. Знание родословных и специальное изучение их было издавна характерно для центральноазиатских народов[41]. При этом весьма любопытно, что многие из них называли своим родоначальником того или иного зверя. Так, тибетцы считали своими предками самца обезьяны и самку ракшаса (лесного духа), монголы — серого волка и лань, телесцы — тоже волка и дочь хуннского шаньюя, а тюрки — хуннского царевича и волчицу. Две последние легенды возникли очень давно, по-видимому еще в период обитания этих народов на южной окраине великой пустыни Гоби, так как мифология в некоторой степени корректируется фактами политической истории и этногенеза.

Среди племен, побежденных тобасцами при покорении ими северного Китая, находились «пятьсот семейств Ашина»[42]. Эти «пятьсот семейств» возникли «из смешения разных родов»[43], обитавших в западной части Шэньси, отвоеванной в IV в. у китайцев хуннами и сяньбийцами[44]. Ашина подчинялись хуннскому князю Муганю, владевшему Хэси (область к западу от Ордоса, между излучиной Хуанхэ и Наньшанем). Когда в 439 г. тобасцы победили хуннов и присоединили Хэси к империи Вэй, то князь «Ашина с пятьюстами семействами бежал к жужаньцам и, поселившись по южную сторону Алтайских гор, добывал железо для жужаньцев»[45].

Текст повествует о происхождении не всего народа древних тюрок, а только их правящего клана. В этой версии происхождения древних тюрок ничего легендарного нет. По-видимому, Ашина был вождем небольшой дружины, состоявшей из удальцов, почему-либо не ужившихся в многочисленных сяньбийских и хуннских княжествах. Такие мелкие военные единицы, которые нельзя назвать государствами, постоянно возникали в мятежную эпоху III–V вв. и исчезали, не оставив следа.

Китайцы называли подданных ханов Ашина — Ту-кю. Это слово удачно расшифровано П. Пельо как «тюрк + ют», т. е. «тюрки», но с суффиксом множественного числа не тюркским, а монгольским. В древнетюркском языке все политические термины оформляются монгольским множественным числом. Это дает основание думать, что они привнесены в тюркскую языковую среду извне.

Само слово «турк» значит «сильный, крепкий». Согласно А. Н. Кононову, это — собирательное имя, которое впоследствии превратилось в этническое наименование племенного объединения. Каков бы ни был первоначальный язык этого объединения, к V в., когда оно вышло на арену истории, всем его представителям был понятен межплеменной язык того времени — сяньбийский, т. е. древнемонгольский. Это был язык команды, базара, дипломатии. С этим языком Ашина в 439 г. перешли на северную окраину Гоби. Слово «Ашина» значило «волк». По-тюркски волк — бури или каскыр, а по-монгольски шоночино. «А» — префикс уважения в китайском языке. Следовательно, «Ашина» значит «благородный волк»[46]. Не подвергшееся китаизации слово сохранилось в арабской записи этого имени Шанэ[47].

Вопрос о том, насколько правомерно называть ханов Ашина тотемистами, при современном состоянии наших знаний не может быть разрешен[48], но ясно, что название «волк» имело для тюрок VI в. огромное значение. Китайские авторы считают понятия «тюркский хан» и «волк» синонимами, видимо опираясь на воззрения самих тюркских ханов. Не случайно сяньбийская царевна говорит про своего мужа, хана Шаболио: «хан по его свойствам есть волк»[49]; и в инструкции при нападении на тюрок сказано: «таковую должно употребить меру: гнать кочевых и нападать на волков»[50]. Золотая волчья голова красовалась на тюркских знаменах[51], и, наконец, в двух легендах о происхождении тюрок первое место принадлежит прародительнице-волчице[52]. Для обеих несколько разнящихся легенд характерно то, что в них нет никакого намека на историческое событие — переход орды Ашина из Ганьсу. Поэтому, надо думать, легенды возникли на Алтае и, может быть, были созданы специально для того, чтобы обосновать права пришельцев на исключительное положение.

Первая легенда любопытна тем, что она знает об «отрасли дома Хунну от Западного края на запад», т. е. о державе Аттилы. Эта отрасль была начисто истреблена соседями; уцелел лишь один девятилетний мальчик, которому враги отрубили руки и ноги, а самого бросили в болото. Там от него забеременела волчица. Мальчика все-таки убили, а волчица убежала на Алтай и там родила десять сыновей. Род размножился, и «по прошествии нескольких колен некто Асянь-ше со всем аймаком вышел из пещеры и признал себя вассалом жужаньского хана». Итак, согласно этой легенде, алтайские тюрки-тукю (тюркют) происходят от западных гуннов, но не прямо, а мистически, через посредство волчицы, причем, если учесть, что западные гунны были уничтожены около 468 г., а тюрки выступают как народ уже в 545 г., то можно было бы только подивиться быстроте размножения их и смене поколений!

Вторая легенда выводит тюрок от местного рода Со и опять-таки волчицы. Все представители рода Со, по легенде, погибли «из-за собственной глупости» (в чем она проявлялась, не объяснено), только четыре внука волчицы уцелели. Первый превратился в лебедя, второй поселился между реками Абу и Гянь под именем Цигу, а третий и четвертый — на р. Чуси (Чуе) в южном Алтае. Эта легенда объяснена Н. А. Аристовым, который сопоставил Со легенды с родом Со у кумандинцев — североалтайского племени на р. Бие, первого внука увязал с племенем лебединцев — ку-кижи, а второго — с кыргызами, жившими между Абаканом (Абу) и Енисеем (Гянь-Кем). Внук старшего сына — Асяньше первой легенды. Здесь они обе смыкаются[53].

Предгорья Монгольского Алтая, куда попали беглецы, были населены племенами, происходившими от хуннов и говорившими на тюркских языках. С этими аборигенами слились дружинники князя Ашина и наделили их именем «тюрк», или «тюркют».

Судьба этого слова настолько примечательна и важна для нашей темы, что следует уделить этому сюжету особое внимание. Слово «тюрк» за 1500 лет несколько раз меняло значение. В V в. тюрками, как мы видели, называлась орда, сплотившаяся вокруг князя Ашина и составившая в VI–VIII вв. небольшой народ, говоривший уже по-тюркски. Но соседние народы, говорившие на том же языке, тюрками отнюдь не назывались. Арабы называли тюрками всех кочевников Средней и Центральной Азии без учета языка. Рашид-ад-Дин начал различать тюрок и монголов, очевидно по языковому признаку, а в настоящее время «тюрк» — это исключительно лингвистическое понятие, без учета этнографии и даже происхождения, так как некоторые тюркоязычные народы усвоили тюркский язык при общении с соседями. При таком разнобое в употреблении термина необходимо внести уточнение. Тот народ, история которого описывается в нашей книге, во избежание путаницы мы будем называть тюркютами, так, как называли их жужани и китайцы VI в[54].

Какого бы происхождения ни были те «пятьсот семейств», которые объединились под именем Ашина, между собою они объяснялись по-монгольски до тех пор, пока перипетии военного успеха не выбросили их из Китая на Алтай. Однако столетнее пребывание в тюркоязычной среде, разумеется, должно было способствовать быстрой перемене разговорной речи, тем более что «пятьсот семейств» монголов были каплей в тюркском море. Надо полагать, что к середине VI в. и члены рода Ашина и их спутники были совершенно отюречены и сохранили следы монголоязычия лишь в титулатуре, которую принесли с собой.

На основании вышеизложенного видно, что происхождение тюркоязычия и возникновение народа, назвавшего себя «тюрк» «тюркют», — явления совершенно разные. Языки, ныне называемые тюркскими, сложились в глубокой древности[55], а народ «тюркютов» возник в конце V в. вследствие этнического смешения в условиях лесостепного ландшафта, характерного для Алтая и его предгорий. Слияние пришельцев с местным населением оказалось настолько полным, что через сто лет, к 546 г., они представляли ту целостность, которую принято называть древнетюркской народностью или тюркютами.

А сама тюркоязычная среда в то время уже успела распространиться далеко на запад от Алтая, в страны, где жили гузы, канглы, или печенеги, древние болгары и гунны.