"Московский характер" - читать интересную книгу автора (Софронов Анатолий Владимирович)Картина втораяКружкова — Зачем, Ирина Фёдоровна, свет зажгли? Ещё видно. Гринева — Не люблю полумрак. Или темно или полный свет. Садись, Аня. Будем хозяйничать. Кружкова — Вы хорошо говорили, Ирина Фёдоровна. Гринева — Жизнь научит. А потом, знаешь, складно говорить не так уж трудно. Кружкова — Трудно. Ко мне приходят разные люди. Простые и непростые. Иной говорит, а я чувствую, проверяет меня, где я неправильно скажу, где не знаю чего, а я ещё много не знаю. А мне говорят, просят меня: помогите, решите, вмешайтесь. А если мне самой нужно помочь? Гринева — Да, депутату нельзя ошибаться. Кружкова — Вот меня и беспокоит… Вот хотя бы эта, Свиридова. Гринева — Наша Северова? Кружкова — Она… Пришла ко мне, плачет. «Может, мне не к вам надо было, — говорит, — может, в партком или ещё куда, а я к депутату решила. Своя работница, — говорит, — поймёт. Муж вернулся из армии. Ушёл слесарем, вернулся капитаном. Говорит мне: «Отстала ты от меня, трудно нам понять друг друга, запросы, — говорит, — у тебя, и вообще, — говорит, — культура страдает. Не ровная мы пара теперь. Давай врозь». Объявление в «Вечорку». А какое же тут объявление, когда у меня двое ребят. Да что ребята? Ребята — полбеды. Я их прокормлю. Жила без него. А как быть с любовью? И в чём я отстала? От кого я отстала? Я на почётной доске. День и ночь работала всю войну. И сейчас. Не хочу я врозь», — говорит. И плачет: «Помоги, Анна Сергеевна, ты депутат, ты всё можешь». А как помочь? И мне горько стало. И я сижу и плачу. Сидим и обе плачем. Гринева — Долго ж вы плакали? Кружкова — На часы не смотрела… Сказала, что поговорю с ним. Вызову его. А что я ему скажу? Выругаю, а вдруг не поймёт. А может, и выругать не смогу. О другом буду думать. Гринева — О Кривошеине? Кружкова — О нём. Гринева — Сама же ушла! Кружкова — Ушла, а вот любовь не ушла. Я не хотела быть при нём, хоть он и умный, Ирина Фёдоровна. Слишком он всё мне объяснял… Может, это от профессии. Хороший технолог, говорят. Гринева — Пошёл он к чорту со своей технологией! В станках понимает, а в людях разобраться не может. Знаешь, Анна, трудно быть советчицей в таких вопросах, но я бы на твоём месте выбросила его из головы. Инженер?! Когда мы поженились с Алексеем, кем я была? Простой прядильщицей. А он инженер. И вот видишь: двенадцать лет, как один день. Живём. Кружкова — И не бывает у вас ссор? Гринева — По правде сказать, почти не бывает. Кружкова — Так всегда у вас было? Гринева — Было… А что, Кривошеина ты с тех пор не встречала? Кружкова — Он приходил ко мне в апреле. После выборов уже… Я спросила его, почему не приходил в декабре, до выборов? Ушёл… Один раз я его встретила на улице — перешёл на другую сторону. Знаете, Ирина Фёдоровна, я бы даже уехала куда-нибудь. В Иваново или в Орехово-Зуево… Гринева — Зачем же тебе? Пусть он едет. Кружкова — А вдруг я неправильно сделала? Вдруг я своё личное счастье прогнала? Гринева — А что ты всё-таки скажешь мужу Свиридовой? Кружкова — Я не судья. Я сама потерпевшая. Попрошу его помочь жене, если она в чём отстаёт. Гринева — А тебе он не мог помочь? Кружкова — Пытался, но не так. Гринева — А, студент! Виктор — Почти нет. Гринева — Поздравляю. Виктор — Ещё диплом, Ирина! Гринева — Ты хоть бы поздоровался с незнакомой девушкой. Виктор — Я знаком. Виктор Гринев. Я вас знаю. Был доверенным лицом по вашей кандидатуре. Гринева Кружкова — Какой же диплом у вас? Виктор — «Настоящее и будущее Москвы». Кружкова — Красивая тема. Виктор — Увлекательная. Вы знаете, Анна Сергеевна, мне снится она! Кружкова — Кто? Виктор — Москва… Воздушная, золотая, пронизанная голубизной. Кружкова — Счастливый вы, Виктор, институт заканчиваете. Виктор — Я счастливый? А вы?! Кружкова — Я только месяц назад девятый класс вечерней школы окончила. Виктор — Я не о том…. Кружкова — А о чём же ещё? Гринев — Принимай гостя, дочь. Алексей дома? Гринева — Садись, отец, чай будем пить. Гринев — Погорячей бы чего-нибудь… Гринева — Сегодня не праздник. Гринев — Это правильно, будни. Виктор — Не дипломат, а дипломант. Гринев — Всё одно — на ассамблее дипломаты, в районе тоже дипломаты. Дома — тоже дипломаты. Разговоры одни. Гринева — Чем ты недоволен? Гринев — А то не знаешь, предфабком? Почему наш станок не пускают в ход? Гринева — Пустят, обожди немного. Гринев — Все ждалки отсидел. Надоело. В министерство блюстиции пойду. Гринева — Куда, куда? Гринев — В министерство блюстиции. Виктор — Изобретаешь, отец. Гринев — Твоё дело — слушать. Сказал блюстиции, — значит, так оно и есть. Блюсти советские законы надо. Кружкова — Напишите, займёмся. Гринев — Всё занимаются, а дела ни с места. Гринева — В министерстве или в главке. Гринев — Заседают? Никак до текущих дел не доберутся. Гринева — Хватит ворчать, отец… Поздравил бы лучше Виктора: все экзамены сдал. Историком будет. Гринев — В глубь веков? Нет, чтоб, как все люди, пойти по науке и технике. Впрочем, поздравляю. Историков ещё у нас в роду не было. Может, про меня историю сочинишь? Виктор — Про Москву пишу. Гринев — Раз про Москву, без меня не обойдёшься. Москва без меня — что я без Москвы. Весь век друг за друга держимся. Что ж ты напишешь? Виктор — О том, какая она сейчас есть, какой будет. Как люди будут жить в Москве. Гринев — А тебе, что ли, известно? Виктор — Известно. Гринев — Завирает молодое поколение. Виктор — Ты вот уже и сейчас Тверскую не узнаешь? А какой она станет?! На девять километров от Красной площади сплошь подымутся фронтоны величественных зданий. Новый Арбат, как стрела, врежется в Можайское шоссе. Гринев — Врежется? Виктор — Как стрела. Гринев — Ну, врезай дальше. Виктор — А вот всего через несколько лет здесь, под нами, набережные Москвы-реки превратятся в прекрасные прогулочные магистрали столицы. Гринев — Говоришь ты плохо. Виктор — Почему? Гринев — Прогулочные магистрали… Будто специально для прогульщиков… Виктор — Не придирайся, отец. Ты представь себе. Весна, тёплый вечер. Шелестят листья над рекой. Девушки идут в ярких, как весенний луг, платьях… Гринев — Платьев не будет. Виктор — То есть как не будет? Гринев — А так, не будет! В чертежах твои девушки будут ходить, из синей кальки с белыми пунктирчиками блузки шить будут. Не делают ведь наш электрогравировальный станок. Маринуют. А станок — не гриб, он не любит, когда его маринуют. Где Алексей? С ним переговорю. Гринева — Он вам не поможет. У него государственный заказ. Гринев — А я что, для частника-кустаря стараюсь? Виктор Гринева — Это — не твоё дело. Виктор — И ты бюрократкой становишься? Гринев — Понять этого не можете. Да если б товарищ Сталин знал, он бы лично приказал выполнить всё, что товарищи Горбенко и Гринев придумали. Кружкова — Доложу. Гринев — Будут с тобой считаться? Кружкова — Будут. Гринев — Сей момент! Гринева — Пойми, отец, ты родня ему. Нельзя такие дела по-родственному решать. Гринев — Слушайте, что она говорит?! Бюрократизм, значит, и равнодушие — можно по-родственному. Это разрешается? По-родственному? Да у нас теперь вся земля родственная. Понять этого не можешь, предфабком! Виктор — Довели человека! Дочь, называется! Гринева — Молчи уж ты! Виктор — Отец прав. Гринева — Не рассуждай. Догони отца лучше. Знаешь ведь, что он в таком настроении сделает, ещё милиционера какого с поста сшибёт. Виктор — На самом деле, пойду. Гринева — Анна у нас в гостях. Кружкова — Мне пора. Завтра в первую смену. Идёмте, Виктор. Гринева — Алёшенька! Потапов — Испугалась? Гринева — Читала… Потапов — Легла бы отдохнуть… Устала ведь? Гринева — Тебя хотела дождаться. Потапов — Может, соскучилась? Гринева — Я всегда по тебе скучаю, Алёша. Потапов — И я, Ириша… Гринева — Скоро чай закипит… Садись, давай твой чемодан. Потапов — У тебя гости были? Гринева — Были… Кружкова, отец заходил, Виктор… Потапов — У министра. Гринева — Ты всегда шутишь. Потапов — Какие уж тут шутки… От отца твоего отбивался. Гринева — Алёша, я всегда была недогадливой… Потапов — Не наговаривай на себя… Ты ж ведь знала, с чем Северова приезжала ко мне? Гринева — Знала. Потапов — А о том, что Северова министру писала, знала? Гринева — Нет. Потапов — Значит, обошли профсоюзного деятеля. Гринева — А ты? Потапов — Смешной вопрос… Гринева — А может быть, ты сумел бы выполнить и наш заказ, Алёша? Потапов — То есть, конечно, сумел бы, но в ущерб основному. И потом, знаешь, Ирина, много канители с новым заказом. Гринева — Что ж, Алёша, всё, что делаешь новое, всегда трудно. Всегда в ущерб чему-то… Ведь правда? Потапов — Правда-то — правда, но, знаешь, меня просто возмутила бесцеремонность твоей этой Северовой. Лезет на чужой завод. За своим надо смотреть. У меня, слава богу, за прошлый месяц 137 %, план! 137! А у вас 98? Двух процентов не дотянули… И теперь шумихой о новом станке хотите покрыть невыполнение плана? Да ещё за чужой счёт! Гринева — Алексей, ты нехорошо говоришь, мне не нравится… Потапов — А мне дела ваши не нравятся. Появляется ваша тётя, и, видите ли, она будет бороться за мой завод! Нет, ты подумай! Не за свою фабрику, а за мой завод! За мой завод! Нет уж, извините, там, где я хозяин, где я директор, где люди подчинены мне… Гринева — Алёша, а почему ты так часто говоришь «мой завод…», «я директор…», «я хозяин»? Ты хозяйственник, Алёша, а хозяин всё-таки — государство, народ — хозяин. Потапов — Ирина, ты не на профсоюзном собрании. Не учи меня. Гринева — Я не учу, просто напоминаю. Потапов — Ну и что ж, что я так говорю. Я на самом деле директор, и, кажется, неплохой! Или я ошибаюсь? Гринева — Насколько мне известно, не ошибаешься. Ты действительно хорошо руководишь заводом. Но, Алексей, мне кажется, в своём характере ты постепенно теряешь одно качество… Потапов — Какое же? Гринева — Чувство нового, Алексей… Потапов Гринева — Чувство нового. Потапов Гринева — А ты думаешь, наше дело — только членские взносы собирать и смотреть за работой детских яслей? Потапов — Вы ещё должны воспитывать массы… Гринева — Да, представь себе… И не только массы, но и отдельных членов профсоюза… Потапов — А поскольку я являюсь членом профсоюза… Гринева — И воспитывать в них чувство патриотизма к своему предприятию… Потапов — Ага, к своему! Гринева — Да, к своему! К своему району, к своему городу. Потапов — Но почему я должен делать всё на своём заводе? Почему заказ не может быть выполнен на другом московском, уральском или сибирском заводе? Почему, я спрашиваю тебя? Гринева — Но ведь твой завод может помочь нам? Потапов — Мой? Не может! Гринева — Слово коммуниста? Потапов — Типичное женское легкомыслие. Гринева — Опять просчёт. Ты просмотрел большую силу. Потапов — Какую? Гринева — Я говорю о женщинах. Потапов — Почему? Я всегда с удовольствием смотрю на женщин! Гринева — Не говори пошлости. Потапов — А ты говори доказательно. Гринева — Вспомни картофелекопалки. Потапов — Я выполнил свой план раньше всех в районе. Гринева — Но перед этим сколько ты отказывался от них? Сколько доказывал, что они помешают выполнить основной план? Сколько раз ездил в райком, в главк? А не хотел подумать, что для рабочего снабжения эти двести картофелекопалок — большое дело… Знаю, знаю, ты оказался первым, ты и здесь обогнал текстильщиков и даже был отмечен в постановлении бюро райкома. Но я б не отмечала тебя. Ни в коем случае! Просто ты, в конце концов, понял, что можешь заработать выговор — это раз, это отразится на твоей репутации — два, а, значит, тебя где-нибудь, на каком-нибудь торжественном собрании не выберут в президиум — это три. Мне кажется, ты стал слишком дорожить своим местом в президиуме… Потапов — Блеск! Ты, кажется, завтра где-то доклад делаешь? Гринева — Делаю… Тебе-то что? Потапов — Я чувствую… На мне тезисы проверяешь? Гринева — Дурак! Потапов — Спасибо! Гринева — Пожалуйста! Потапов — Вы закруглились? Гринева — Да! Потапов — Теперь послушай меня. Гринева — Не хочу! Потапов — Я требую Гринева — Я знаю, что ты мне скажешь. Потапов — Тем лучше! Так заруби себе на носу и передай своей Северовой. У меня свой план! Свой завод! Своё ритмично налаженное производство! И я не допущу вмешательства. Тебе понятно? Гринева — Мне понятно, что я была права! Потапов — Ладно… Теперь давай мне… чаю! Гринева — Чайник на кухне, можешь взять сам. Потапов — А ты? Гринева — А я уже напилась, сыта по горло! Виктор — Здравствуй, Алексей! Потапов Виктор — Что это у вас жжённым пахнет? Потапов — Где? Да, да! Ой, чайник! Виктор Потапов — Что радуешься! Распаялся. Да ещё как! Погорели мы на этом деле, Виктор! |
||
|