"Не вернуться никогда" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег Николаевич)

Интерлюдия: Рукодельница

Вадим долго не спал в ту ночь. Ротбирт уже давно похрапывал; тихо, как мышка, спала Эрна — а он всё ещё лежал, глядя на рисунки чужих созвездий и огромные шевелящиеся звёзды в бездонном небе.

"Кто я?.. Я — Вадим…"

"А зачем я здесь?.. Не знаю… Нет — знаю. Но зачем я не здесь вот, а вообще — в мире?"

"Почему всё так, как есть?"

Оформить эти мысли в слова он не мог, да и не пытался. Бывают моменты — он усвоил это уже давно — когда слова лишь портят всё. Кроме того, говорить было всё равно не с кем.

Арфа продолжала позванивать, мужские голоса что-то пели. Где-то отбивали клинок, лениво брехали собаки. От города доносился сдержанный расстоянием шум.

Вадим соскользнул наземь. Ему было не по себе. Когда он лежал в повозке, казалось, что она куда-то плывёт. А холодная земля под ногами и ветерок с реки помогли вернуть ощущение реальности.

Реальности? Мальчишка негромко рассмеялся. Конечно… Он где-то на другой планете, он воин в полупервобытном-полусредневековом племени — куда уж реальней!

Придерживаясь за борт повозки, мальчишка обошёл её. Потрепал по мордам быков. Поморщился — бычьи морды были всё-таки противные, не сравнить с конскими… И спокойней не становилось. Вспомнился жуткий закат — Вадим передёрнул плечами, отгоняя навязчивые мысли.

— Всё будет хорошо, — сказал он по-русски.

Утром Ротбирт проснулся раньше Вадима. Эрна уже сидела у костра, помешивая похлёбку из мяса, дикого лука, моркови и пшена. Ротбирт, повернувшись на бок, наблюдал за её ловкими движениями почти с удовольствием, подумывая, что и в самом-то деле неплохо было бы взять её в жёны. Ну и что с того, что она немая — меньше будет шуму! Зато красивая и по хозяйству — просто волшебница… Вздохнув, он перевернулся на бок и почти враждебно покосился на славянина, оценивая ревниво, кто из них лучше. Они были похожи, как похожи все здоровые мальчишки. Вадомайр был повыше, но не так широк в плечах, не умеет стрелять из лука, да и бегает и верхом ездит похуже. Зато ловок драться без оружия, речист и уверен в себе — такие девицам по душе, а то, что он из другого народа и вообще чуть ли не с неба, может добавить интереса. Да уж, тут не выбрать. На месте Эрны (Ротбирт улыбнулся) он бы плюнул и всё.

Он уже собирался разбудить славянина, но сигнал трампета заставил его вскинуться и завертеть головой. Из-за возов не было видно, что происходит, но весь лагерь пришёл в хаотичное, быстрое движение. Вадим, приподнявшись, заспанно моргал и тоже смотрел по сторонам недоумённо.

Ротбирт, перевесившись через борь, схватил за плечо пробегавшего мимо мальчишку, нёсшегося куда-то со всех ног.

— Что случилось?! Говори же! — рявкнул юный ратэст. Мальчик повернул к нему возбуждённое лицо и прокричал:

— Корабли! Золотые корабли на реке! — после чего вывернулся и побежал дальше, мелькая пятками.

Мальчишки переглянулись — и без слов полезли наверх по распоркам навеса.

То, что увидели они за кольцом возов, заставило обоих окаменеть от ужаса и страшных предчувствий.

На поле не было ничего, кроме трупов. Ворота города — распахнут, там виднелся небольшой отряд латников.

А на реке высились, будто крепости, сияющие золотом, три весельных горы — золотые корабли данвэ.

Двое рослых воинов, держа под мышками шлемы в виде грифоньих голов, стояли на мостике, вознесённым над носом первого корабля. Странный это был мостик — словно бы тщательно стилизованное под прошлое изделие современности, где фигурная резьба выполнена из пластмассы, а в резную медную картушку заключён электронный компас… Узкие лица данванов были спокойны и внимательны. У одного — атлета лет тридцати, не рыжего, а скорей золотоволосого — кожа была темней, чем у большинства данванов. Но большие зелёные глаза и манера держаться ясней ясного указывали, какого народа это сын. Стоящий рядом был моложе почти вдвое, в глазах горели недобрые огоньки.

Ан Джерард йорд Ангон — так звали золотоволосого — был Первым Адмиралом Игры. Второго звали ан Эйтэн йорд Виардта, и он приходился средним сыном командующему экспедиционным корпусом на востоке Мира.

— Они не пытаюстся бежать, — прозвенел голос юноши. — Совсем ополоумели от страха, как видно.

— Скорей они его просто не знают, — возразил слегка насмешливо Адмирал. Ан Эйтэн покосился на старшего, но тот выглядел совершенно серьёзным. Надо сказать, что оба данвана испытывали друг к другу взаимную антипатию — слишком различными были их взгляды и на жизнь, и на Игру. Но сейчас перед ними был общий враг, и ан Эйтэн сделал небрежный жест рукой в перчатке из гибкой брони:

— А! Все дикари на всех планетах они одинаковы! Я возьму сотню конных ребят, и через час мы уже будем загонять их на корабли… Примем столько груза, Адмирал?

— Не стоит атаковать одной конницей, — тот словно бы не слышал вопроса. — Это всё-таки не гесс-поле. Пусть лучники подойдут ближе под прикрытием мантелетов и обстреляют лагерь навесом. А ещё лучше — сгони из города тамошний сброд, и за их спинами…

— Вздор! — юноша махнул рукой пренебрежительно и запрыгал через ступеньки вниз по лестнице. На палубе зазвенели его команды.

— Если ты свернёшь себе шею, дурачок, — пробурчал ан Джерард йорд Ангон, — это будет огорчительно для всей Империи и для твоего отца в особенности. Но плакать по тебе я не стану — дураков надо отсеивать в юности.

И усмехнулся.

Когда Ротбирт и Вадим добрались до зашитной линии, там уже всё было готово к встрече. Пати Гэст, мрачный и ожесточённый, стоял между раздвинуты повозок.

— Выслали своих. Говорить хотят, — отрывисто пролаял он, подошедшим мальчишкам. Оставшиеся ратэсты стояли по обе стороны от Гэста — надо было показать врагу лучшее из того, что осталось.

От берега реки скакали двое — мужчина и мальчишка с флагом. Скакали бесстрашно прямо на анласов, хотя не могли не знать, что в любой миг могут получить град стрел, от которого не спастись… И остановились в десятке шагов.

Старший спросил — именно спросил, даже не очень громко, но как-то неприятно, монотонно — по-анласски:

— С кем я могу говорить?

— У нас добрый гость сперва называет себя, а уж потом выспрашивает имя хозяина, — ответил Гэст.

Лицо данвана не изменилось.

— Капитан ан Атто йорд Делар. Я говорю от имени командиров нашего отряда. Теперь назови своё имя, — и в голосе его прозвучала еле слышная издёвка, — хозяин.

Однако и Гэста не так-то легко было смутить:

— Я — пати Гэст сын Кэдэрикэ из анла-энграм. И говорю тебе я от имени всех наших людей. Что ты хотел сказать, капитан ан Атто йорд Делар из данвэ?

Капитан промолчал. Он скользил взглядом по лицам воинов, и взгляд этот был ощутим кожей. Под ан Атто йорд Деларом конь стоял спокойно, а вот мальчишка со знаменем, ловко избоченясь в седле, заставлял своего выплясывать, то наступая на анласов, то отскакивая.

— Хороший конь, — пробормотал Ротбирт. — Ссадить бы этого непоседу…

Вадим хотел ответить, но не успел. Старший из данванов снова заговорил:

— Вас тут, в лагере, не больше пяти тысяч. Всего — с детьми, женщинами и стариками. У нас там, — он указал на корабли, — восемьсот воинов. Скажи мне, пати Гэст, выстоишь ли ты в бою?

Вопрос был — как удар боевым молотом в лоб, с размаху и без пощады. Ответ же знал каждый — анласы не выстоят. Не выстоят десяток ратэстов и ополчение против восьми сотен данвэ. Да и прежнияя дружина, будь она вся цела — не выстояла бы. Впрочем, никакого ответал данван не ждал — он продолжал говорить:

— Мы предлагаем вам сдачу. Каждый десятый будет отпущен к вашему народу безо всякого вреда, остальные будут жить. Этого достаточно.

Среди анласов пронёсся ропот. Гэст вздёрнул ладонь, заставив всех замолкнуть одним этим жестом. Недобро щурясь, спросил:

— И ты, данвэ, в самом деле думаешь, что мы покроем себя позором сдачи?

— Позором? — ан Атто йорд Делар нахмурился. — Речь идёт о вашей жизни. Понимаете? Вам предлагают жизнь! — он повысил голос, обращаясь ко всем сразу. Теперь ответом было ледяное молчание и недобрые взгляды. А Гэст покачал головой:

— Ты сказал. Мы слышали. Теперь уходи. Наши боги не любят трусов.

Раздался слитный гулкий удар — ратэсты били в щиты. По лагерю понёсся, ширясь и множась, зловещий лязг — люди подтверждали готовность драться без надежды на победу, но в ладе с честью.

В зелёных больших глазах капитана мелькнуло что-то, весьма похожее на уважение.

— Вы все погибнете, — сказал он, поворачивая коня одним движением колен. Мальчишка-знаменосец поскакал за ним.

Возы тут же сдвинули. Воины рассыпались по местам. И, как оказалось, вовремя.

Впрочем, Вадим удивлённо открыл рот, а Ротбирт даже рассмеялся, когда они увидели атакующих. Под весёлые звуки рогов они неслись россыпью, шпоря коней и склонив копья — не больше сотни кавалеристов, казалось, собравшихся на загонную охоту, а не на атаку укреплённого лагеря. Это до такой степени не походило на тот памятный анласам бой на берегу моря, что анласы недоумённо наблюдали за происходящим.

— Боги лишили их разума, — сказал Ротбирт, наклабывая стрелу на тетиву.

— Скорей поразили их непомерной гордыней, — ответил Гэст, проходивший рядом. — Но от этого их мечи и копья не затупились… Стыдно будет не отбить эту атаку, но вот какова будет следующая?

Ротбирт подпустил "своего" на сотню шагов и выпустил одну за другой три стрелы. Одна рпошила маску коня между ушей, вторая — грудь всадника, третья — шлем между глазниц. Больше полусотни атакующих либо покатились с сёдел, либо рухнули вместе с конями. Не меньше двадцати — удержались в сёдлах либо раненые, либо тоже мёртвые.

Свист, насмешки, улюлюканье анласов провожали поспешно отступивших уцелевших…

… - Шестьдесят три убитых! — голос ан Эйтэн йорд Виардты дрожал от гнева и боли — стрела, расколов наплечник, вышла из плеча сзади, и врач как раз вынимал её. — Остальные почти все ранены! Они заплатят! Я заставлю их заплатить! Я заставлю их сожрать сырыми своих собственных щенков! Я отдам их сук нашим коням! — юноша был в такой ярости, что бранился древними, уже несколько веков почти не употреблявшимися проклятиями, вышедшими из тех времён, когда народ данов-данванов появился на своей прародине, Хэймтэли. — Адмирал, вы можете подвести корабли ближе к их логову?!

— Мог бы, — спокойно ответил ан Джерард йорд Ангон, — если бы реку не завалили трупы. Корабли не пройдут… Мне кажется, нам надо позабавиться в городе — вашим этого хватит, чтобы утолить интерес. И уйти… Но, — Адмирал заметил бешено искривившиеся губы юноши, — если вы всё-таки хотите их уничтожить — поступите так, как я сказал.

Несколько секунд юноша молчал. Потом — склонил голову:

— Так я и сделаю, Адмирал.

Скажи об этом убитым, хотел заметить Адмирал. Но промолчал. Игра была делом добровольным и, что уж говорить, весёлым.

Ближайшие трупы лежали шагах в тридцати. Мальчишки были среди тех, кто выбрались в поле — пособирать стрелы и вообще… О внезапном нападении можно было не беспокоиться — хангаров вблизи вообще не было видно, а данвэ находились у кораблей. Они, кажется, всё-таки готовились к новой атаке, но не спешили.

Ротбирт надёргал уже три десятка стрел, Вадим, помогая ему — еще с дюжину… когда мальчишки буквально споткнулись о взгляд. Взгляд того самого парня, что приезжал к лагерю со знаменем вместе с капитаном. В груди его коня сидели по оперение две стрелы — рухнув, они придавли ногу хозяина. Данвэ лежал совершенно неподвижно — лишь поняв, что его заметили, начал биться, силясь выбраться и скребя землю латными пальцами в мелкой стальной чешуе. Потом извернулся всем телом, глядя на приближающихся анласов с отчаяньем и вызовом. Не желая терять чести, он сказал — и снова голос был какой-то странный, безликий:

— Чего вы ждёте? Убейте меня. Или вы трусы? — он хотел оскорбить дикарей посильней. Он бывал в походах уже несколько раз и видел, каким неспешным мучениям подвергают иногда пленников. Вызывая гнев, юный данван хотел приблизить лёгкий конец.

Мальчишки подошли поближе. Вадим видел, что Ротбирт явно не испытывает к давану никакой неприязни — скорей любопытство. А ему самому было интересно — откуда этот голос? Как у GPRS-навигатора… и губы мальчишки движутся явно не в лад со словами анласского языка.

Зелёные глаза данвана встретились с серыми — анласа и русского.

— Трусы не ходили за храбрым Йохаллой. И не меня так называли, — сказал Ротбирт, — да и не назовут, милостью Дьяуса, — он достал саксу.

Данван снова скребнул землю рукой в отчаяньи. Посмотрел в сторону кораблей. Помощи не было… Что с ним сделают?

Анласы — слов нет — умели пытать. Но делали это лишь мсят за кровные обиды или добывая у пленного сведения. Кровных счётов у Ротбирта к данвану не было, сведения — какие сведения, всё как на ладони…

— Давай-ка… — проворчал Ротбирт, перерезая подпругу и сдёргивая седло. Мальчишки подсунули руки над конскую тушу, послышалось слитное "йухх!" — и Вадим сдавленно рявкнул по-русски:

— Тяни, блин!

Данван вытащил ногу из-под конской туши, откатился — как ртутный шар — и сел, во все глаза глада на врагов, которые, отряхивая руки, смотрели на него.

Он великолепно знал, что такое жалость и доброта. Но никогда не примерял этих чувств ни на кого из не-данванов. В круге жалости и доброты были только свои. Иначе было бы просто смешно. И всё-таки сейчас он, подняв оброненный в падении меч, не набросился на анласов — и не из страха, что их двое, а он один.

— Эй, — неуверенно сказал он. — А… зачем вы это сделали? Почему вы меня не убили?

— А вот в бою встретимся — убью, не пожалею, — ответил Ротбирт. А Вадим смотрел во все глаза на то, чего никак не могло быть — миниатюрную гарнитуру, в левом ухе данвана, от которой тонкий отросток, плотно прилегавший к коже, уходил на шею и ниже — под панцырь. — Какое зло ты мне сделал, чтобы тебя убить просто так?

— Зло? — данван невольно улыбнулся, словно услышал что-то забавное. — А что такое зло, анлас?

Ротбирт хмыкнул. Стукнул кулаком о кулак. Вопрос застал его врасплох.

— Зло… Зло — это когда плохо…

— Плохо? Мы разобъём вас; нам будет хорошо, вам — плохо. Так где твои зло и добро? — насмешливо спросил данван, не обращая внимания на ставший злым взгляд Вадима — уж очень знакомые слова послышались, как со страничек новенького учебника по формальной логике, на последней страничке которого мееееленько напечатано: "Выпущено по рекомендациям Международного Комитета по правам человека. Спонсировано Фондом Сороса". — Это не понятия, а облака. Дунул ветер… и нету. Или изменились так, что и не узнать.

Ротбирт вздохнул. Он никогда не задумывался над этим. Ведь это просто и понятно… но как это объяснить и доказать? Как объяснить и доказать то, что не требует объяснений и доказательств? И решился наконец.

— Ты — данвэ, а у вас, демонов тьмы, наверное, всё иначе. А наша жизнь коротка. Мы не можем что-то делать, надеясь, что будет время переделать, и мы говорим: "Думать легче, чем делать. Поэтому думай, прежде чем обещать и клясться."… — Ротбирт вздохнул и увидел, что его внимательно слушают и данван и Вадомайр, только что выглядевший почему-то очень обозлённым. — У нас, молодых, был учитель — старый, слепой сэп — ну, певец-воин… Он говорил так: "Когда боги создали людей, они дали им волю и право выбирать зло или добро. И самим решать, что есть что. Ни один человек не знает, правилен ли его выбор и что его ждёт после смерти. Но человек — если уж он человек! Выбрав, идёт до конца, а после смерти принимает заслуженное без страха." Мой народ, данвэ, выбрал добро — наше, людское, добро. Мы поём об этом песни — вот такие —

— Друзей в беде не оставляй.

Кто слаб — того не обижай.

Не разрушай, а создавай!

Слова на ветер не бросай.

Любовь свою не оскверняй.

Стране родной не изменяй… Вот и всё. Эт оне тучи в небе. Это скалы, на которых держится земная твердь. Всё придёт, уйдёт и забудется, но то, о чём я сказал тебе — останется, ибо это есть суть человека.

Данван уже давно смотрел не задумчиво, а изумлённо. Потом хотел что-то сказать, но промолчал, лишь продолжал смотреть на анласа. И вдруг произнёс:

— Если мы встретимся в схватке — я тебя не увижу.

— И я не подниму на тебя меч, — просто ответил Ротбирт. Данван повернулся и пошёл прочь, сильно прихрамывая.

Конные сотни хангаров шагом двигались на молчащий анласский лагерь. За ними плечо в плечо шагали данвэсские лучники; на флангах их строя — клинья конных отрядов…

… - Они тебя отпустили?! — ан Атто йорд Делар сдвинул грифоний шлем, радостно и изумлённо глядя на мальчишку. Тот кивнул:

— Да. Мой капитан… я прошу простить мои слова, но мне кажется, что мы напрасно хотим сражаться с этими людьми. Они знают что-то… что-то, чего не знаем мы, папа.

— Дикари? — ан Атто йорд Делар покачал копьём. — Успокойся, сынок. Ты слишком близко был к смерти, а в твои годы это слишком остро воспринимается…

Ливень тяжёлых данвэсских стрел рушился на анласский лагерь. От падавших стрел спасения не было — они прошибали щиты, кольчуги, доски возхов, убивая воинов, детей, женщин, стариков, скот…

Анласы отвечали таким же упорным градом. Но их стрелы находили добычу среди хангаров.

Друзья не прятались. Очевидно, боги анласов хранили побратимов. Одна стрела, падая сверху, пробила дно воза рядом со ступнёй Ротбирта, вторая, пущенная, должно быть, издалека, ударила в грудь панцыря Вадима, третья сразила на миг заслонившего его же ополченца… Они не могли не стать мишенями для лучников — воины в доспехах…

Стало ясно, что врага не остановить, когда коричневая масса, подошедшая совсем близко, вдруг раздалась под двумя серебристыми клиньями данвэсской конницы. По двести всадников в каждом…

Ротбирт ещё успел вогнать стрелу точно в щель шлема мчавшегося на него всадника и, швырнув лук с тулом далеко назад, выдернул из креплений щит…

…Атака данвэ была молниеносной и беспощадной, как вихрь. Их копья с ромбическими наконечниками били снизу вверх, и ополченцы гибли один за другим, не успевая даже дотянуться до врага. Подоспевшие хангары бросились растаскивать возы.

Вадима тоже спас щит. Удар копья пришёлся точно в центр, опрокинув мальчишку с повозки. Над ним пронеслись копыта и лошадиное брюхо — данван перескочил через воз, и Вадим дико восхитился мастерством всадника. Отведя острый стальной локоть, всадник вонзил копьё в грудь девушке, спешившей с бочонком пива к возам. Потом, словно мечом, гранью наконечника рубанул по шее бросившегося на него с охотничьим копьём парня, начал разворачивать коня…

Стоя на колене, Вадим метнул топор. Всадник отбил его молниеносным движением копья и бросил коня на мальчишку, прижавшегося спиной к возу.

Рядом рухнул с воза зарубленный ополченец, воткнулось в землю копьё. Вадим не думал ни секунды. Схватив гладкое, оплетённое кожей под руки древко, он раскачало его в руке и метнул в цель. Данван заученно вскинул коня на дыбы — копьё вошло тому между передних ног, пробив фартук. Сам данван соскочил наземь раньше, чем упал конь. В правой руке у него был топор с широким месяцевидным полотном и гранёным бойком-молотом. Выставив вперёд щит и держа топор опущенным, он пошёл на Вадима. Мальчишка выхватил меч.

Перевернувшись в воздухе, топор обрушился не полотном на щит, а бойком — на правое плечо Вадима. Удар вышиб меч из руки парня и опрокинул его самого на колени.

Сбоку от данвана Вадим увидел Ротбирта. Размахнувшись щитом, анлас обрушил его кромку — как топор — на латную шею врага сзади, и данван замертво повалился ничком.

— Вставай! — кричал Ротбирт. — Скорее! Смотри!

Слева и справа в прорывы в стене возов врывались данваны, рубя и закалывая всех подряд. Ополченцы дрогнули под этим холодным и яростным натиском и отступили, почти бежали вглубь лагеря. Следом входили лучники; на глазах у мальчишек один из них нагнал женщину с ребёнком на руках, левой рукой доставая короткий широкий меч. Ударом по шее он начисто обезглавил бегущую, отпихнул ногой покатившуюся голову, а потом поднял ребёнка за ногу и размозжил об угол воза.

Ротбирт бросился на врага без оружия. Данван не ожидал нападения. Мальчишка ударил его плечом в грудь, свалил наземь, насел сверху, вонзил кольчужные пальцы в щель между шлемом и нагрудником, разрывая чужую ненавистную плоть и выворачивая голову врага. Со щелчком лопнул хребет. Ротбирт встал, щатаясь и тяжело дыша. На него мчались всадники, несколько пеших анласов сшиблись с ними… Вадим поволок друга дальше в лагерь…

Женщины анласов, увидев, что мужчины отступают, подняли страшный крик. Некоторые осыпали воинов проклятьями. Другие бросались вместе с детьми наземь под ноги бегущим. Третьи рвали из рук мужчин оружие…

— Трусов, трусов мы родили!

— Топчите нас! Вот ваши дети — топчите их!

— Что вы нам оставили?! Рабство и позор?!

— Убейте нас сами!

— Женоподобные! Отдайте оружие, мы будем сражаться!

— Дьяус отвернётся от вас!

Крики, проклятья и плач мешались с воплями старух, выкрикивавших с возов страшные стихи-проклятья. Наконец одна из женщин, встав на пути своего сына, крикнула в отчаяньи то, что говорить нельзя:

— Я не рожала тебя, трус! — и осеклась от своих жутких слов.

Юноша замер, словно его убило на месте. Потом — побагровел, повернулся и с глухим страшным рёвом, вращая над головой подхваченную оглоблю, бросился на данванов. Его приняли на мечи, но…

…В это время Гэст принял совершенно правильное решение. Он отдал приказ уходить к бродам, а по ним — в леса за реку. Впрочем, приказ уже опоздал — конная сотня данванов обошла лагерь и заходила в атаку как раз от бродов. Её вёл в атаку сам ан Эйтэн йорд Виардта — верхом на чёрном огромном жеребце…

…Вадим и Ротбирт отвязывали от воза коней. Эрна быстро и без разбора подсаживала на воз детей, женщины и дети постарше готовились бежать, держась за борта.

— К бродам не ходи, — быстро сказал ей Вадим. — Плывите через реку! Увидимся на том берегу, слышишь?!

Немая мучительно замычала. Никогда в жизни не было ей так больно от своей немоты. Она столько хотела сказать… но лишь прижалась щекой к сапогу славянина в стремени.

— Гони! — крикнул мальчишка, вырывая ногу. — Мы их попытаемся хоть немного задержать! Ротбирт!

Гарцевавший рядом Ротбирт весело откликнулся:

— Вайу и сталь!

— Вайу и сталь! — прокричал в ответ Вадим. — Брат, вперёд!

— Вперёд, брат!

Мужчины сражались отчаянно, давая возможность спастись хоть немногим. Люди пробивались к реке; женщины и дети на ходу отбивали трусливые наскоки хангарской конницы. Уже сразился с ан Эйтэн йорд Виардтой Гэста — и пал, но люди, пошедшие с ним, из последних сил сдерживали врага у бродов…

…Навстречу мальчишкам, топча трупы, мчались трое данванов. Одного вышиб из седла топором выскочивший из-за возов ополченец. Двое других ускорились и склонили копья.

Вадим не воспользовался пикой. Он скакал на врага, выхватив меч и держа его в опущенной руке. В метре от наконечника вражеского копья мальчишка лёг на круп и, пропустив удар над собой, секущим движением махнул снизу вверх-вперёд.

Хороший меч был Сын Грома. Панцырь данвана лопнул, и тот завалился на сторону, а потом упал из седла, запутавшись в стремени.

Резким движением Вадим выпрямился. Противника Ротбирта подвело, как видно, незнание того, как анласы ловки с пикой. Мальчишка вышиб данвана из седла — так задувают огонёк свечи, раз — и нет…

…Эрна гнала волов так быстро, как только они могли бежать. Навстречу, наперерез, выскочил, склонив копьё, данван. Застыл, как страшная кукла — неподвижный воин на неподвижном коне, направив копьё прямо в грудь девушке.

Она оглянулась. Люди в повозке, держась за борта, смотрели на неё с безумной надеждой. Матери прижимали к себе детей. Те, кто постарше, кусали губы. Луков не было ни у кого…

"У нас с ним был бы сын," — подумала Эрна за миг до того, как копьё отбросило её назад — на руки женщин. Завизжал конь, хрустнуло что-то под колёсами. Один из старших мальчишек прыжком бросился на передок.

— Люблю, — шевельнулись губы Эрны, и изо рта девушки на грудь хлынула кровь.

Позднее Вадим не мог себе объяснить, почему остался жив. Вокруг кричали, падали и умирали люди и кони. Обрывки воспоминаний — кровь, перекошенные лица, сверкающие панцыри врагов, Ротбирт, катящий вместе с другими навстречу атакующим вражеским конникам повозку… Он крутился на земле в обнимку с данваном, в потом вдруг снова оказался верхом, с пикой в руке. Рядом были Ротбирт (без шлема, всё лицо залито кровью, у щеки болтается, как тряпка, снесённый с головы лоскут кожи с волосами), какой-то ещё мальчишка и один из ратэстов. Вчетвером они отступали к реке; между ними и данванами не было никого, кроме мёртвых. Вадим чувствовал, что сзади в боку у него торчит стрела, пробившая панцырь и глубоко ушедшая в тело — поворачивая голову, он видел белое оперение и понимал, что оно — пластиковое.

Трупов вокруг было множество. Некоторые — это сразу различалось — убили сами себя; радости взять в плен аналаса не будет ни данванам, ни хангарам… Слева кто-то ещё сражался у возов, справа, за грудами трупов, у брода, тоже шёл бой — там сгрудились повозки.

— Теперь нам осталось только выбрать, где умирать, — Ротбирт, не морщась, содрал лоскут кожи, брызнула кровь.

— Почеум не здесь? — ответил Вадим. Обратился к мальчишке: — Ты вот что — езжай отсюда.

— Я не ратэст, но сражаться умею тоже, — спокойно ответил тот.

— Смотрите! — внезапно крикнул ратэст. — Смотрите!

Люди плыли через реку. Вода кипела… Женщины, дети, старики — плыли, опираясь кто на что мог, толкая перед собой доски с положенными на них малышами… А с берега по ним, растянувшись в цепь, били — спокойно, методично и прицельно — лучники-данваны. До противоположного берега было шагов четыреста, и стрелы летели, летели, летели…

— А, вот как, — сипло сказал Вадим. — Вот как, значит… — и вдруг бросил Вихря вперёд.

И было уже как-то всё равно — умирать, жить… Были беззащитные спины и метко летящие в них длинные, способные пронизать кольчугу, стрелы. Играючи. В худенькую спину девочки-подростка — раз! В привязанного на спину матери грудного ребёнка — раз, и махом две жизни! В ополченца, с трудом выгребающего одной рукой — раз! В плывущего на доске мальчишку — раз, и пусть плывёт дальше уже прибитый к этой доске!

Вадим доскакал первым и молча ударил пикой. Она выскочила из груди лучника, пробив доспехи, и того швырнуло на песок. Ротбирту так не повезло — "его" лучник успел повернуться, выпустил стрелу — и Винтахэв рухнул, поехал по песку на коленях, с жалобным стоном валясь на бок. Ротбирт соскочил с воплем, в котором мешались ярость и боль, удержался на ногах. Лучник уже целился снова, но мальчишка-ополченец, налетев, неловко, но сильно, ударил лучника в плечо мечом, и тот зарылся маской в сырой песок.

Грозя мечом, Ротбирт попятился к воде. Вадим вогнал пику в бок ещё одному лучнику, веретено с треском лопнуло.

— Сюда! — закричал он ратэсту, отбиваясь мечом от лучников, пытавшихся стащить его с Вихря. Ротбирт по колено в воде сражался сразу с двумя, отступал на глубину. Мальчишка скакал к Вадиму, а с другой стороны мчались, наклонив копья, конные данваны. — Сюда!

Но тот узнал в одном из трупов на истоптанном песке свою жену. А рядом — до неузнаваемости изувеченую копытами дочку…

С долгим, звериным воем ратэст выпрямился в седле и поскакал навстречу данванам. Кажется, свалил одного, но уже в следующий миг лежал в траве, сбитый копьями.

Вадим подал коня назад и сверху вниз вонзил меч между лопаток одному из противников Ротбирта. Тот попытался повернуться, но лишь откинул голову и осел в воду. Второй, отбиваясь мечом, бросился в сторону, споткнулся — шлем слетел с него, открыв искажённое яростью лицо.

— Тварь! — и Вадим, вскинув Вихря на дыбы, обрушил меч на голову данвана. Клинок застрял где-то в панцыре на груди, Вадим с рёвом вырвал его, как колун из дерева, огляделся. Мальчишка больше не скакал — он лежал на гриве коня, свесив в воду руку с мечом — в спине кучно торчали четыре стрелы, ещё одна — в затылке. Слева по берегу бежала, прижимая к себе маленького ребёнка, женщина. За нею — мальчишка лет двенадцати с саксой в руке. А следом скакал, прямо сидя в седле и разбрызгивая воду, данван.

Вадим узнал капитана, который приезжал на переговоры. А женщина — это была Ринд с Увальдом и Увольвом. Семья Йохаллы.

— Вайу и сталь! Держитесь! — крикнул Вадим и помчался навстречу.

Увальд между тем развернулся и, пригнувшись, приготовился, кажется, прыгнуть на врага. На скаку Вадим ногой отпихнул его в сторону, не до церемоний… эх, пику, пику бы! Жало копья хищно вильнуло, целясь в горло. Вадим скособочился в седле, с выдохом перерубил копьё у самой руки — капитан, перевернув обрубок, ударил окованным металлом подтоком, как пальцей. Вадим отбил удар щитом, но в руке данвана уже сверкнул меч — откинувшись назад, он рубанул мальчишку по шлему, снёс медное крыло — в голове Вадима помутилось, но он удержался в седле. Данван что-то кричал, и Вадим зачастил в ответ матерную скороговорку, саму собой полезшую на язык, взметнул Сына Грома навстречу новому размашистому удару, крикнул Ротбирту:

— Спасай детей! Через реку!

Обманный финт — меч данвана, распоров кольчужное плетение, как холстину, ранил Вадима в левое плечо. Но внезапно капитан закричал от боли и изумления. Увальд, подбежав сбоку, ударил его саксой под набедренник. И тут же Вадим вонзил меч в пах замешкавшемуся врагу.

— Это — тебе! — и добавил уже падающему в шею, в открывшуюся на миг полоску кожи. — В расчёте, курррва!

Соскочил с коня, чувствуя текущую кровь. Вбежал в воду, швырнул поводья женщине:

— Спасайтесь, плывите! Младшего на седло клади! Уплывайте же!

Увальд попытался остаться, но Ротбирт швырнул его в воду, как щенка:

— Мать спасай!

Мальчишки вошли в воду по колено, остановились, закрываясь щитами, подняв мечи. Данваны мчались на них, намереваясь стоптать… но конь под передним засёкся вдруг — и полетел через голову, скидывая всадника. Остальные отвернули, боясь затоптать своего.

Вадим мог бы поклясться… честное слово — что конь упал не сам, а всадник подсёк его умело брошенным поводом. Но разбираться и думать было просто некогда. Щит за спину, мечи в ножны — мальчишки бросились в воду. Они шли, пока вода не поднялась до груди.

— Доплывёшь? — спросил Ротбирт. Вадиму в голову лез Ермак, утонувший в Вагае под тяжестью царского панцыря. Рана в плече кровоточила, стрела в боку, хоть и обломанная, отзывалась болью при каждом движении, пример казачьего атамана стоял перед глазами…

— Доплыву, — ответил он.

И вот они уже плывут. В доспехах, резко взмахивая руками — плывут. Вслед летят стрелы — но вязнут в воде и уже не могут пробить доспехов. Одна бьёт Ротбирта в правое плечо — и остаётся торчать, а он по-прежнему взмахивает обеими руками.

Впереди его плывёт подросток. Он то и дело ныряет и подолгу не показывается, лицо белое.

— Тебя что, русалки за ноги тянут? — хрипло спросил Вадим, поравнявшись с ним. Мальчишка повернулся к молодому ратэсту:

— Они у меня… как из свинца… — но о помощи — гордый — не просил. Вадим поплыл рядом, подставлял здоровое плечо, когда мальчишка снова начинал "нырять". Ротбирт забрал у какой-то женщины маленькую девочку и усадил себе на шею…

… - К лесу! — прохрипел Вадим, толкая мальчишку в спину. Тут на песке лежали тела тех, кто погиб у самого спасения — стрелы данванов добивали и сюда… Ротбирт уже бежал, прикрывая окольчуженным телом сразу несколько человек. — В лес беги! Я… сейчас…

А у самого внезапно не стало сил. Мальчишка опустился на колени, а потом уткнулся лицом в песок…

…Подхватив потерявшего сознание ратэста под мышки и надрываясь до крика, мальчишка поволок Вадима к кустам…

Ан Эйтэн йорд Виардта был в бешенстве. В его руки попало всего около сотни людей — в основном раненых воинов, многие из которых уже умирали. Эти безумцы, чтобы не попасть в плен, убивали сами себя и друг друга, топились, бросались головой в камни… Около трёх сотен сумели, перебравшись через реку, скрыться в лесу — сунувшихся через брод хангаров встретили стрелами из чащи.

Самым же непредставимым было то, скольких воинов потеряли данваны, чтобы истребить этих… этих рыжих. Хорошую весть он принесёт на базу — двести восемьдесят четыре человека погибли, больше, чем за три предыдущих года Игры! И это уже не игра…

Данваны в гневе дотла обобрали урхан и отплыли…

Вадим очнулся, когда у него из бока вытаскивали стрелу. Вскинулся — но тут же вжался во влажную траву, хватая воздух ртом — мешать лекарю было нельзя.

Повернув голову, он увидел сидящего рядом Увальда. Он держал в руках чашку с водой, в которой женские руки мочили тряпку.

— Эрна, — позвал Вадим. Но тут же понял, что это не Эрна. Его перевязывала Ринд. И всё-таки позвал ещё: — Эрна.

— Лежи тихо, — послышался женский голос, — ты чуть не истёк кровью.

— Где Ротбирт? — спросил Вадим…

…Из ратэстов не уцелел больше никто. Две трети спасшихся были дети младше двенадцати лет, три четверти остальных — женщины и старики. Оружие могли держать лишь восемнадцать из двадцати семи оставишихся мужчин… а из них, в свою очередь, одиннадцати ещё не исполнилось четырнадцати.

Это всё, что осталось от пятитысячного рода, приведённого сюда Йохаллой. Весь скот, почти весь скарб, почти все кони достались врагу или погибли, пропали.

Ротбирта Вадим нашёл на опушке леса. Кто-то перевязал его, но анлас, кажется, не обращал на это никакого внимания. Он стоял на коленях возле Эрны.

Раненая в живот и тщательно перевязанная, девушка тяжело дышала, на губах вздувались кровавые пузыри. Ротбирт стоял молча, с сухими глазами и заострившимся лицом. Вадим остановился рядом. Ротбирт даже не повернул головы. Но сказал:

— Она звала тебя.

— Что? — не поверил своим ушам Вадим. Ротбирт повторил:

— Она звала тебя. Она говорит.

Вадим встал рядом с девушкой на колени. Вокруг лежали сотни трупов, которые некому было предать огню. Но эта девушка была жива. Она звала Вадима. Чёрт побери, этих девушек было как грязи. Ни одна из них не стоила… не стоила… не стоила…

— А ты? — спросил он хрипло. Ротбирт пожал плечами, вздохнул:

— Что я?

— Ты же тоже с ней хотел быть.

— А она зовёт тебя. Ты её держи за руку, может, она не умрёт. А я пойду. Вокруг много кому надо помочь.

— Я… сейчас, — Вадим тяжело поднялся — обеими руками упираясь в колено — и достал меч. Достал — и протянул его к Ротбирту. Навстречу Сыну Грома серебряным лучом лёг клинок анласа. Мечи скрестились над телом тяжело дышащей девушки. И два мальчишеских, но по-взрослому суровых голоса послышались над берегом:

— Своей кровью и своей честью! Дубом, терновником и ясенем! Зелёными холмами и хрустальными реками! Именем предков и своим именем! Я клянусь, что мы придём на берега этой реки вновь и вновь залью их кровью, но будет это кровь наших врагов. Я настигну и покараю убийц, где бы они не скрывались. И если моя жизнь пойдёт в уплату за мою месть — я плачу эту цену. Дьяус слышит! Дьяус знает! Дьяус свидетель! Дьяус слышит!! Дьяус знает!! Дьяус свидетель!! Дьяус слышит!!! Дьяус знает!!! Дьяус свидетель!!!