"День Астарты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

2. Большой красный крокодил

41

Давным-давно остров Тимор был огромным крокодилом, миль 300 в длину. Он плыл с юго-запада, из индийского океана, к Новой Гвинее, но, проходя между Австралией и Сулавеси, напоролся на рифы Алор, и с горя окаменел. Интуитивно понятно, что если история имеет такое начало, то и продолжение, скорее всего, не радостное. Правда, до XVI века все было нормально, австралоиды, папуасы и меланезийцы жили на спине окаменевшего крокодила, ловили рыбу, выращивали себе на огородах овощи и прочие бананы, не подозревая о таких вещах, как борьба за мировое господство. Потом сюда пришли каравеллы, и Тимор был аннексирован португальской колониальной империей, что принесло жителям нищету, рабство, христианство, гонорею и сифилис. В XIX веке голландские работорговцы решили заняться здесь бизнесом, и отняли у португальского короля туловище крокодила, оставив ему голову и ломтик на левом (северном) боку, который называется Оекусси. В 1942 году японские имперские войска захватили весь Тимор, и устроили там концлагерь. В 1945 их выгнали, и ООН стала делить Тимор по новой. Этот процесс затянулся, а в 1975 на остров вторглись войска индонезийского президента Сукарно и истребили треть жителей (из уцелевших в предыдущих сериях).

Следующие четверть века индонезийская армия воевала с партизанами (а заодно — с аборигенами). Потом, в виду явной бесперспективности процесса, сюда пригласили миссию ООН, чтобы поделить все еще раз. В результате туловище вместе с хвостом (островком Роти) осталось за Индонезией, а голова, ломтик на левом боку и островок Атауро в 12 милях от левого крокодильего глаза, стали называться «Демократическая Республика Тимор-Лесте (восточный Тимор)». Столицей назначили городок Дили в левом глазу, и объявили, что теперь на Тиморе настанет счастливая жизнь. Не тут то было! Жители, отвыкшие работать (в виду полной непродуктивности этого занятия в условиях непрерывных войн), остались в состоянии перманентной нищеты и голода, а столица с дивной регулярностью подвергалась захвату вооруженными бандами. Иначе говоря, случилось то же самое, что и в других зонах миротворческой активности ООН.

Такова была ситуация на 4 часа утра 1 марта, когда круизный лайнер «Royal Diamond» вместе с «ракетным траулером» и двумя океанскими катерами, оказались у тиморского побережья в 3 милях северо-восточнее Дили. Здесь далеко в море выступает высокий скалистый мыс, который в нужное время скрыл маленькую флотилию, идущую почти впритирку к рифам, от следующих за ней на дистанции 20–25 миль кораблей ВМС Индонезии. ВМС Тимор-Лесте или еще не заметили грубейшего нарушения своих морских границ, или не успели отреагировать, или уже вообще не функционировали.

Бывший 3-й помощник, а ныне — капитан Хэнк Худ, был слишком занят управлением лайнером, идущим самым малым ходом, чтобы заметить, когда началась операция морского десанта. Только позже он увидел, что на воду спущены шлюпки, а оба катера устремились к порту. Следом, ускоряясь, двинулся траулер. Затем, за спиной Хэнка бесшумно, как тень, возник красный командир Ним Гок.

— Слушай меня внимательно, капитан Худ. Твоя задача выполнена хорошо, и ты мне больше не нужен. Заложники тоже не нужны. В интересах нашего дела я поступлю гуманно, и не буду вас ликвидировать. У меня нет времени на заложников, которые находятся на траулере и на катерах. Их выбросят в воду, чтобы они не мешали. Тебе следует идти самым малым ходом, по проложенному курсу, и не пользоваться рацией еще 20 минут. Если ты не послушаешься, то я взорву лайнер ракетой. Когда 20 минут пройдет, делай все, что хочешь. Можешь попробовать спасти людей, которые будут в воде. Это уже твое дело. Я с тобой прощаюсь, капитан Худ.

— Прощайте, командир Ним Гок, — не оборачиваясь, ответил Хэнк.

Бывший 1-й помкэп «Royal Diamond», Торнтон Лимбур нервно оглянулся.

— Слушай, Хэнк, этот псих действительно ушел! Они все ушли!

— Не отвлекайся, Торнтон, иначе мы налетим на что-нибудь.

— Слушай, надо сматываться, они все равно взорвут лайнер. Это же красные кхмеры!

— Прекрати болтать и займись работой! — рявкнул Хэнк.

Шесть «Каталин», вылетевшие из Кокенау около полуночи, без помех прошли чуть севернее островов Ветар и Алор, и развернувшись к югу, вышли прямо к причалам городка Макасар — административного центра провинции Оекуси. Триста кхмерских бойцов по-хозяйски выгрузились из самолетов на пирсы.

Их встречали лишь два флегматичных ночных портовых сторожа, которые сидели на корточках и играли в маджонг. Рядом лежали два старых дробовика. Вооружение…

— Гуманитарная помощь? — заинтересованно спросил старший сторож.

— Революция, — лаконично поправил его Лон Бусан.

— А-а, — протянул тот, сразу утрачивая интерес к происходящему.

— Китайцы? — спросил другой, помоложе, и потому более любопытный.

— Нет. Красные кхмеры.

— Кхмеры… Надо же… А у вас есть сигареты? За две сигареты я провожу в мэрию.

— Почему ты думаешь, что нам нужно в мэрию?

— А куда? Аннексия, демилитаризация, все хотят мэрию. Революция, наверное, тоже.

— Я дам тебе одну сигарету, — решительно сказал Лон.

— Жадные вы, китайцы. Вот индонезийцы давали две, а австралийцы давали доллар.

— Мы кхмеры, — напомнил младший командир.

— Ладно, кхмер, — сказал сторож, лениво вставая, — Давай сигарету, и пошли.

Через четверть часа, красный флаг с желтой пагодой поднялся над офисом местного правительства… В маленькой провинции Оекуси, где жило меньше 10 тысяч семей, цивилизация состояла лишь из следов пребывания разных оккупационных корпусов и прочих вооруженных контингентов. Смена власти считалась тут неким нерегулярным, неприятным, но, как правило, не фатальным явлением природы. Главное, чтобы не убивали и не жгли дома. Желательно, чтобы еще и не грабили, но это уж как повезет…

Ситуация: круизный лайнер в незнакомом заливе, где есть значительное число рифов, скал, затонувших на мелководье судов и прочих невидимых подводных препятствий. Человек за бортом. Вернее люди — примерно сотня. На лайнере не осталось ни одной шлюпки. Плюс — вокруг вот-вот могут начаться боевые действия. Плюс — весь экипаж находится в состоянии нервного стресса, на грани шока от пережитых ужасов. Плюс — единственный помощник капитана нашел где-то банку спирта и мгновенно нализался. Флаг в руки капитану, организовывать в таких условиях спасательную операцию. Но бывший 3-й помощник Хэнк Худ за последние несколько дней уже так привык решать невыполнимые задачи, что взялся за это без промедлений и с полной уверенностью в успехе. План он придумал за полминуты, а затем начал решительно отдавать приказы. Матросы вообще-то были не обязаны ему подчиняться, но за последние 3 дня, они уже пришли в то состояние, когда человек подчиняется любому, кто приказывает строгим голосом. К моменту, когда истекли заявленные Ним Гоком 20 минут, на палубе «Royal Diamond» уже лежал 500-метровый капроновый трос, и на него через каждые 5 метров были навязаны пустые пластиковые 30-литровые канистры из-под питьевой воды (за последние дни их накопилось достаточно). Получилось что-то вроде поверхностного трала, и можно было (выражаясь языком рыболовов) «обметать им косяк людей». Для этой операции требовалось одно маленькое судно, пусть даже гребная лодка, которая управляла бы дальним от лайнера концом трала. Казалось бы, взять его неоткуда — все шлюпки забрали кхмеры, но был еще надувной спасательный рафт «Hydra-Raimar» с комплектом весел. Неясно, зачем этот рафт включили в лист оборудования лайнера, но сейчас он был очень кстати. Добровольцев на рафт Хэнк искать не стал — просто отдал приказ первым же четверым морякам, способным выполнить такую работу.

Когда рафт и лайнер разошлись на достаточное расстояние, чтобы трос с поплавками-канистрами образовал дугу, обеспечивающую охват кучи бессистемно плавающих в заливе людей, над виднеющимся вдали центром города взлетели султанчики дыма и раздались первые взрывы. Война продолжалась. Хэнк тихо порадовался, что никто из брошенных в воду заложников не пытался плыть к берегу. Там он ничем не мог бы им помочь. Теперь главное, чтобы из города не начали обстреливать залив. Один снаряд, упавший в воду среди людей, и… Хэнк отогнал эту мысль и продолжал работать.

В Дили местных мирных жителей было немного — люди стали покидать неуютный и опасный город еще в конце прошлого века. Кому интересен город, где нет работы, а электричество и водопровод функционируют от случая к случаю, и постоянно кто-то с кем-то воюет (индонезийцы с индепендентами, мусульмане с христианами, «голубые каски» с молодежными бандами, нефтяные и кофейные магнаты — с конкурентами)? В деревне — лучше, там можно кормиться натуральным хозяйством (огород, рыбалка), а в городе можно подрабатывать, когда не стреляют. Заработал долларов 5 — и нормально. Можно купить спички, камеры для шин старого велосипеда и батарейки для плеера.

Молодые и симпатичные девушки подрабатывали в городе проституцией. Женщины постарше, с маленькими детьми, при определенном артистизме, имели шанс получить гуманитарную помощь, иногда раздаваемую миссиями ООН или «Красного креста».

По выходным многие мирные жители ездили продавать агропродукцию на городской маркет, а вовсе отчаянные даже ставили на окраине маленькие кафе под навесами на четырех столбах. Строить тут что-то более капитальное — нет смысла, все равно через месяц — другой, сожгут при очередном дележе власти или при захвате города бандами.

О красных кхмерах и их зверствах никто из мирных жителей не слышал, а зрелище многочисленных, организованных, одинаково одетых и хорошо вооруженных людей, высаживающихся на берег и входящих в город, было тут таким же привычным, как перемена погоды. В 5 утра, дядя Жосе, владелец кафе-навеса рядом с причалами для рыбацких лодок, накладывая тушеные овощи с маисом в миски своим самым ранним клиентам — парням, выходящим на утренний лов рыбы, проводил глазами арьергард кхмеров и прокомментировал: «В городе опять кто-то с кем-то не поделился. Сейчас, точно, кого-нибудь убьют». И почти сразу же после этих его слов, со стороны города послышались сначала одиночные выстрелы, потом — пулеметные очереди, а следом за ними — гулкие взрывы. Дядя Жосе имел заслуженную репутацию эксперта по таким вопросам. Его политические прогнозы были лаконичны и почти всегда сбывались.

Один из рыбаков поднес к глазам старый бинокль (принадлежавший когда-то офицеру японского флота, пропавшему здесь без вести на войне с партизанами в конце 1942).

— Дядя Жосе, а почему индонезийские фрегаты остановились и не идут сюда?

— Потому, — авторитетно сказал кафе-холдер, — что граница. Территориальные воды.

— Чьи? Наши, что ли?

— То ли наши, то ли ООН-овские. В общем, без ООН заходить нельзя.

— А эти зашли, — заметил другой рыбак, кивнув в сторону флотилии красных кхмеров.

— Они бандиты, им можно, — лаконично разъяснил дядя Жосе.

— Отморозки, — согласился парень с биноклем, — Вон, в миле от берега, каких-то людей сбросили в море. Человек сто, не меньше. А теперь вытаскивают их как-то через жопу.

— Может, пройти на лодке, помочь? — спросил третий парень.

— Не лезь, а то убьют, — посоветовал второй, — Тебе-то какое дело?

Первый рыбак, продолжая обозревать море в древне-японский бинокль, проворчал:

— Еще какие-то штуки. Вообще не понимаю, что такое.

— Где? — спросил Жосе, наполняя чашки из кофейника, древнего, как череп динозавра.

— На полпути к Атауро, — сказал тот, передавая ему бинокль, — На, посмотри.

На фоне небольшого холмистого островка виднелась обычная старая лодка с двумя узкими поплавками-аутригерами, вынесенными на рейках по бокам, и незамысловато украшенная синей и желтой полосами, неровно проведенными вдоль борта.

— Ну, — проворчал Жосе, — Это же калоша братьев Лабриа, Франсо и Албео. Они с этим китайцем поймали какое-то говно. Кажется, дохлую акулу. И что?

— Дядя Жосе, протри глаза. Какая это, на хер, акула.

— Сам протри хером глаза. Молод еще, учить меня… — с этими словами, кафе-холдер присмотрелся внимательнее и изумленно выдохнул, — Долбиться конем, что за херня?

Естественно, тиморцы не могли найти этой вещи более адекватного определения, чем «что за херня». Ничего похожего на gliderboat «Yeka» они никогда не видели, им даже сравнить было не с чем. То, что они приняли Пак Ена за китайца — тоже понятно. Ведь китайцы есть везде, а корейцы на них похожи, но менее распространены в мире.

В данный момент кэп Пак Ен сидел на верхушке рубки Yeka, полупогруженного для маскировки. С позиции индонезийских кораблей, он был совершенно незаметен: его закрывал корпус лодки братьев Лабриа, которые эмоционально излагали кэпу свое представление о сложившейся ситуации. Говорил в основном Франсо, как старший.

— Ты пойми, hombre, мы на Атауро только-только как-то устроились после прошлой войны. Вот, купили лодку, и домик с участком в Маумета. Наша сестричка Элвира занимается огородом, и у нее есть пай в bonecar-fabric в Виа-Койн, где Eco-village, кемпинг для туристов.

— Bonecar-fabric? — переспросил Пак Ен.

— Boneca, игрушечный человечек, doll… — начал объяснять Албео, а потом пошарил в лодке и протянул капитану смешную, нескладную, но очень выразительную куклу, сшитую из мягкой материи. Глаза у куклы почему-то были в виде звездочек.

— Я понимаю, понимаю, — Пак Ен кивнул, — просто странно. Здесь кукольная фабрика. Посреди этой гребаной столетней войны…

— Мама говорит, эту фабрику сделали в 2006, когда пришли австралийские солдаты и навели тут порядок, — пояснил Франсо, — А потом они ушли. Я понимаю: на хер мы им нужны. У них-то дома намного лучше, чем здесь. А мы… Сам видишь. То одни уроды придут, то другие. Проще жить в норах, чем каждый раз все отстраивать заново.

Пак Ен снова кивнул и бросил взгляд через пролив в сторону Дили. Дым над центром города постепенно становился обильнее, гуще и темнее. Что-то там разгоралось.

— Так вы поможете, или смоетесь? — спросил Албео.

— Пока — поможем, потом — как прикажут, — ответил капитан.