"День Астарты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

18

Дата/Время: 14.02.24 года Хартии

Место: США, Гавайи, Гонолулу,

Отель «Шератон-Ваикики». Бар 22 этажа.

14.02. CNN

В ночь с 13 на 14 февраля военно-политический кризис вокруг островов Рапа-Нуи (Пасхи), Тангата-Ману (Аквила) и Моту-мо-Тере-Хива (Сала-и-Гомес) — спорных чилийских островов в Полинезии, вступил в новую, драматическую фазу. Кратко напомним, как развивались события. 11 февраля боевики PIRA (полинезийские сепаратисты) заняли остров Сала-и-Гомес и утром 13 вступили в затяжной бой с чилийской эскадрой. Бой продолжался до темноты. Чилийские эсминцы, после многочасовой бомбардировки острова, прорвались через заградительный огонь, и высадили на берег десант морской пехоты. Началась битва на суше. Боевики PIRA некоторое время сдерживали натиск чилийской морской пехоты, но затем оставили остров, контратаковали на море, и захватили атомный авианосец «Сантандер». В ходе боев, чилийская эскадра захватила нескольких яхтсменов из Новой Зеландии, а также, нанесла удар по кораблям ВМФ Папуа. После этого, силы Новой Зеландии и Папуа двинулись в зону боевых действий. В это время, военный лидер сепаратистов, Джеймс Увехику, заявил, что его люди частично демонтировали атомные реакторы «Сантандера» и превратят их в атомную мину, если правительство Чили не примет условия PIRA. При посредничестве коменданта меганезийской базы Риф Скотта, было достигнуто временное перемирие. Чилийская морская пехота покинула Сала-и-Гомес, а эскадра отведена на 15 миль от острова из-за угрозы ядерного взрыва. Морской авиаотряд ВС Папуа развернул плавбазу недалеко от зоны боевых действий. Корвет «Сфинкс» ВМС Новой Зеландии, вооруженный ракетами «Томагавк» движется к Сала-и-Гомес. Судьба задержанных новозеландских яхтсменов неизвестна. О военных потерях сторон не сообщается, но на видеозаписях отмечена горящая боевая техника на палубах судов и в воздухе. Репортеры выдворены из зоны конфликта. Акватория в радиусе 150 миль и воздушно-космическое пространство в радиусе 1500 миль от Сала-и-Гомес патрулируются боевой авиацией…

Первый Заместитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций, датчанин Кнут Вилбраге, вздохнул, печально посмотрел через панорамное окно на пестрящее всеми цветами радуги скопище парусов в районе Яхт-Харбор, сделал маленький глоток фруктового чая, еще раз вздохнул и повернулся к собеседнику.

— Знаете, мистер Монтегю, иногда я думаю о конце истории.

— О конце истории? — удивленно переспросил Джентано Монтегю, франко-итальянец, Второй высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объедниненных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам (так официально называлась его должность в ООН).

— Да. Это концепция знаменитого политического философа Фрэнсиса Фукуямы. Он говорил, что исторические устремления XX века под большой угрозой… Впрочем, я отвлекаюсь на абстрактную тему… О чем мы говорили?

— О пасхальном кризисе, — напомнил Джентано.

— Нет, я имею в виду более конкретно.

— О поручении для меня. Миссии, как это официально принято называть.

— А еще более конкретно?

— О сомнительной выполнимости этой миссии.

— Да! Правильно! — Кнут Вилбраге сделал еще глоток чая, — Именно после того, как вы усомнились в выполнимости этой миротворческой миссии, я вспомнил Фукуяму. Мне кажется, Фукуяма ошибался, считая, что конец геополитического историзма в нашем, западном понимании — это конец истории вообще. Просто история переходит на новые рельсы, как уже было много раз. Возникают новые ценности, новые принципы и новые авторитетные фигуры, играющие по новым, но вполне определенным правилам.

Джентано кивнул.

— Да, сэр. Одно такое правило я усвоил во время своей миссии в ТЭАЛ.

— Вы имеете в виду Южные провинции Демократической республики Конго?

— Можно сказать и так, но… Реальная власть там не у правительства в Киншасе, а у лидеров Транс-Экваториальной Африканской Лиги, Мпулу — Шонао — Зулу.

— Вероятно, вы правы, — согласился Кнут, — И что за правило, позвольте спросить?

— Первое правило Мао Цзедуна, — ответил второй советник, — Винтовка рождает власть.

— Разумно, весьма разумно, — произнес первый заместитель, — с этим можно работать.

— Можно, — согласился Джентано, — если у вас винтовка большей мощности.

Кнут Вилбраге шутливо погрозил ему пальцем.

— Вы упрощаете, коллега Монтегю. Давайте рассмотрим хорошо известное в истории неравенство. Человек с дубиной сильнее человека без дубины. Это универсалия. Сюда можно подставить вместо дубины — винтовку или атомную бомбу, это тривиально. Но сюда же можно подставить друга с винтовкой или с атомной бомбой, вот что важно.

— Уже подставили, — заметил Джентано, — У Меганезии третий по величине ядерный арсенал в регионе. И, возможно, первый по оперативности. Есть информация, что они вчера перебросили на ближайший к зоне конфликта архипелаг Питкерн, более тысячи термоядерных L-бомб, мощностью по 24 мегатонны в тротиловом эквиваленте.

— Вполне по-неандертальски, — заметил Кнут, — показать всем самую большую дубину.

— Да, но кому они ее показывают? Ведь официально они заявили о нейтралитете.

— Я же сказал: всем. Эти бомбы в данном случае — не инструмент, а символ. В данном конфликте для них нет объекта прямого применения. А где символ — там правила, там авторитеты, на которые можно опереться в миротворческой деятельности.

— В каком смысле, опереться?

— В смысле, показать, что мирное решение достигнуто в ходе переговорного процесса.

Джентано Монтегю задумчиво погладил ладонью подбородок.

— Я не уверен, что правильно вас понял, мистер Вилбраге.

— Вы отлично меня поняли, — возразил тот, — Не думаю, что у вас были иллюзии, будто мирное решение действительно может быть продуктом нашей деятельности.

— Вообще-то считается, что так оно и есть, — заметил второй советник.

— Конечно, так считается. В этом весь смысл. Красивый символ, в который люди хотят верить. Дайте людям повод в это поверить — и они будут вам благодарны.

— К сожалению, здесь мы скорее разрушим эту веру. Судя по наблюдаемому развитию событий, всем трем сторонам конфликта эта война выгодна, а значит, она произойдет.

Первый заместитель медленно покачал головой.

— Джентано, вы же умный человек! Не надо повторять вздорные рассуждения наших экспертов, которые учились политической аналитике на образцах времен мировых и холодных войн. Я не зря упомянул Фукуяму. История в том понимании кончилась.

— Вы хотите сказать, — осторожно предположил Монтегю, — что пасхальный кризис это инсценировка, и что никто не собирается воевать?

— И да, и нет, — ответил Вилбраге.

— Простите, но я вас не понял.

— Это не важно. Есть вещи, которые кто-то понимает раньше, а кто-то позже. Вам не приходилось читать Борхеса, «Сад расходящихся тропинок»?

— Нет, а это имеет отношение к данной проблеме?

— Имеет, Джентано, хотя и косвенно. Сама идея фатальности ряда событий, странным образом выраженная через многовариантность путей… Непременно прочтите, вам это пригодится… Но я снова отвлекся. О чем мы говорили?

— О мирном, переговорном разрешении пасхального кризиса.

— А более конкретно?

— Об авторитетах, на которые можно опереться.

— Да, верно… Таким образом, ваша миссия состоит в поиске подходящего авторитета.

Монтегю снова погладил ладонью подбородок.

— Речь идет о человеке, я правильно понял?

— Разумеется, о человеке, — подтвердил первый заместитель.

— И для кого он должен быть авторитетом?

— Как бы вам это объяснить, Джентано… Вы читали «Театр» Моэма?

— Да. Собственно, это один из моих любимых писателей.

— Очень удачно… Так вот, мир есть театр. Поэтому, когда я говорю об авторитете, то имею в виду того человека, который будет выглядеть убедительно для зрителей.

— Для людей, которые хотят поверить в переговорный процесс? — уточнил Монтегю.

— Вот именно! — обрадовался Кнут, — Они должны увидеть фигуру, найденную нами, причем такую фигуру, которая, как им покажется, способна морально принудить все стороны к взаимным уступкам, и в итоге — к мирному соглашению.

— Но для этого стороны должны подыгрывать, — заметил второй советник.

— Дайте им подходящую фигуру — и они будут подыгрывать. Разве это не понятно?

— Хм… А что им мешает самим найти такую фигуру?

— Ничего, — ответил Вилбраге, — просто они еще не начали работать над этим. Если мы выполним это за них, они примут нашу фигуру. По сути дела, им все равно.

— Кажется, я начинаю понимать… Это должна быть символическая фигура, не так ли?

— Совершенно верно. Символическая, яркая, убедительная, артистичная.

— Значит, — заключил Монтегю, — вы полагаете, что этот кризис, все же, инсценировка.

Вилбраге допил свой чай и улыбнулся.

— Знаете, Джентано, однажды на рынке в Пхукете у меня стянули бумажник.

— Я сочувствую.

— Ничего страшного. Там было долларов двести и кредитные карточки — их я сразу же аннулировал. Я вспомнил этот случай ради самой схемы кражи. Вы знаете, что такое тайский бокс?

— Кажется, это похоже на обычный английский бокс, только там бьют еще и ногами.

— Совершенно верно. Так вот, посреди рынка, двое молодых людей, владеющих этим видом спорта, сцепились из-за чего-то. Это была жесткая, я бы сказал, даже жестокая драка. Стремительные атаки, обмен ударами, падения, кровь… Разумеется, вокруг собралась толпа, преимущественно из туристов. Через четверть часа эти парни устали драться и просто разошлись. А многие зрители обнаружили пропажу бумажников.

— Боксеры работали в кооперации с ворами? — уточнил Монтегю.

— Полагаю, что да, — ответил первый заместитель, — Но вряд ли это можно доказать.