"Хлопок одной ладонью. Том 2. Битва при Рагнаради [OCR]" - читать интересную книгу автора (Звягинцев Василий Дмитриевич)

Глава 12

Ляхову-Фесту было проще. Он, как говорится, в этом мире никому ничего не был должен. На полной скорости его автобус пронесся по осевой линии Садового кольца. Корниловцы с оружием на изготовку приникли к открытым окнам, пленники лежали на полу, медленно приходя в себя.

Сумевшие покинуть горящую машину танкисты обычно довольно долго не в состоянии очухаться и в цивилизованных странах нуждаются в курсе реабилитации, чуть ли не в санаториях. В России, конечно, с этим попроще, но и здесь мало найдется ветеранов, отвоевавших на передовой год-другой, поменявших несколько машин и сохранивших полное душевное здоровье.

Картинка за окнами была странная, если не сказать — дикая. Совсем недалеко только что кипел кровопролитный бой, и грохот пушек и гранатометов непременно был слышен в центре города. Да и столбы неприятного даже на вид дыма отчетливо рисовались на фоне бледно-серого неба. А в то же время обыватели как бы и не замечали всего этого. Шли и ехали по своим делам, отнюдь не стремились к месту происшествия, узнать, что же там происходит. Только вот количество людей на улицах сократилось очень заметно по сравнению с обычным. Пожалуй, в десятки раз.

У Вадима мелькнула мысль — не использовано ли здесь какое-нибудь наведенное излучение, заставившее одних не обращать на происходящее внимание, а других просто сидеть по домам. Во избежание…

Вообще все происходящее настолько выходило за пределы его жизненного опыта, да и воображения тоже, что оставалось только апеллировать к фантастическим романам. Поздних Стругацких и нынешних молодых авторов. Правда, нынешние, талантливо раскручивая сюжеты, почти никогда не затрудняются сутью и глубинным смыслом происходящего.

Ну теперь и он сам действует внутри такого сюжета, и разбираться, что почем, придется самому. Или Александр Иванович объяснит.

С Самотечной автобус резко свернул налево, на Цветной бульвар, при этом опасно накренившись, что вызвало дружный мат офицеров в адрес водителя. Действительно, стоило в смертном бою выживать, чтобы по вине дурака перевернуться на пустой дороге.

Еще три поворота — и дома!

— Все целы? — не поверил Шульгин, когда Ляхов доложил ему о своих действиях.

— Может, это и чудо, но тем не менее…

— Молодцы. Значит, блокируем вход и начинаем разбираться спокойно. Офицеров отправь на кухню и в прилегающие помещения, обед, выпивка, отдых — по полной норме. Обратно в Крым мы их пока не отпустим.

— Мне кажется, Александр Иваныч, что они и сами не пойдут. Им тут понравилось. Очевидно, в том вашем мире недовоевали…

— Разберемся. Если что — на них только и надежда. Уж они Ловушке не поддадутся. По причине особо тонкой душевной организации… Мне перед Секондом чертовски неудобно, но я в тот момент действительно не мог ему помочь. Ладно, в Кремль они тоже пробились благополучно.

— Потеряв половину личного состава, — словно между прочим вставил Вадим.

— Война, — не стал развивать тему Шульгин. — Зато мы теперь снова «дома», система каналов не взломана, у нас есть трофейная техника, «языки» и сколько угодно времени. Сюда, надеюсь, враг не доберется…

— Да что за враг, Александр Иванович? Вы столько мне всего нарассказывали, а суть-то в чем?

— В том и беда, Вадим, что сам пока не знаю. Предположений сколько хочешь, из них большинство взаимоисключающие. Самое простое — это все-таки Ловушка так сработала. Именно — непостижимым для нас образом. Но тут уже почти весь Комитет собрался, начнем мозговой штурм за неимением лучшего.

Ляхов-Секонд, когда за его короткой колонной закрылись Никольские ворота, тоже испытал облегчение. Пусть и несколько иного плана, чем его двойник. У того ведь, что ни говори, это как бы вид спорта, сафари, если угодно, а для нас — единственная и неповторимая жизнь, где все делается всерьез и окончательно.

В Кремль они пробились в общем благополучно, хотя в районе Политехнического музея их неприцельно обстреляли из легкого стрелкового оружия, примерно из десятка стволов. Задерживаться, чтобы достойно ответить, Ляхов не стал.

— И что же вся эта история должна обозначать? — не внушающим оптимизма голосом спросил Тарханов, пропуская в кабинет Вадима с Бубновым. — Теперь Игоря нет, теперь ты мне все расскажешь. Здравствуй, Максим, — на мгновение отвлекся он, дожимая руку доктору. — А ты как в это дело влез? И так черт знает что творится, еще и тебя выручать пришлось. Ребят хороших столько положили…

— Я что, просил? — огрызнулся Бубнов, который и так чувствовал себя далеко не лучшим образом, а тут еще и упреки.

— Ты, само собой, ни при чем, а только… Одним словом, давай по порядку. Сейчас распоряжусь, завтрак принесут или обед, пожрать чего-нибудь, одним словом.

— В целом обстановка как? — спросил Ляхов, сбрасывая на диван амуницию.

— Бестолковая, но не критическая, — нашел Тарханов обтекаемую формулу ответа. — Всего по городу выявлено и локализовано больше десятка очагов вооруженных выступлений. Некоторые — с совершенно неясными целями. Разве только внимание отвлечь от других. Взбунтовались даже две отдельно стоящие армейские роты. Тоже поначалу непонятно, зачем и для чего. Двинулись к центру, якобы брать под охрану жандармское управление. Хорошо, мы их вовремя блокировали на марше превосходящими силами. Увидев гвардейскую форму, большинство солдат немедленно сложили оружие. Сопротивление оказали только офицеры, которые при попытке задержания застрелились. Все!

— Ну, это чисто тот самый случай, — сказал Бубнов.

— Точно так. Но вот кто и когда их обработал — ответа по-прежнему нет.

— Надеюсь, скоро будет, — обнадежил Ляхов. — Я привез двоих, которых, похоже, можно допросить. Только сначала ты, Максим, изложи, как оно с тобой получилось?

До сего момента им еще и парой слов, кроме чисто военных, перекинуться не удалось.

— Да проще некуда. Я собрался выходить из дому, на площадке на меня вдруг навалились, ткнули стволом под ребра, натянули на голову мешок и потащили. И все. Я только успел подумать, что уж больно по-дурацки сцена повторяется. И сразу же догадался, что совсем другие дела пошли. Вспомнил и допрос некробионтов, и наши с тобой, Сергей, рассуждения по поводу возможности зомбирования каждого… Со мной тож… Очень походило, что захватили меня не совсем люди. Прошлый раз нормально разговаривали, матерились через слово, на действие отвечали строго дозированным, подобающим моменту противодействием. А здесь не так.

Максим рассказал, как его свели в машину, молча и безэмоционально затолкали на заднее сиденье, зажали с двух сторон крепкими, давно не мытыми телами.

— Припахивало от них очень даже неприятно. Как от дезертиров.

Он пытался по направлению движения машины, по числу поворотов и остановок перед светофорами определить место, куда его везут, но очень быстро потерял ориентировку. Что и немудрено.

Мешок с головы сняли, только проведя по многочисленным лестницам. По гулкости и разнообразию доносившихся со всех сторон звуков Бубнов определил, что находится в здании старинной постройки с большими внутренними объемами и что вокруг достаточно много людей, занятых не вписывающейся в обычные рамки деятельностью.

Комната, где он вновь увидел солнечный свет, была невелика и практически пуста. Даже пыточного инструмента в ней не имелось, хотя бы для острастки. Больше всего ему сейчас хотелось закурить, потому что свою первую папиросу он обычно оттягивал до прихода на службу, в заботе о здоровье и тренируя волю. А тут и время вышло, да и стресс незапланированный накатил.

Рассказывая о своем приключении друзьям, Максим старался придерживаться только сухих фактов, но эмоции все равно прорывались, если не в словах, то в интонациях. Ляхов чувствовал, что в тот момент друг вовсе не был настроен героически умереть, особенно не зная за что, но и терять лицо до последнего не собирался. Офицерская честь все-таки, и опыт, подсказывавший, что если инициатива не твоя, то лучше следовать за развитием событий, не пытаясь их без нужды опередить.

Женщина, похожая по описанию на ту, что Вадиму удалось взять в плен, и еще один мужчина, ни на один из мельком увиденных им трупов не похожий, не угрожая и вообще не выказывая сильных эмоций, сказали Максиму, что от него требуется лишь одно — поехать сейчас с группой сопровождения туда, где установлены его верископы, миновать посты охраны и указать, что именно следует вывезти. Самое главное, без чего система не будет работать. А уже потом собрать ее и обеспечить нормальное функционирование совсем в другом месте.

Как полагается, его заверили в полной личной безопасности, уважении к его таланту и посулили все, что он изволит пожелать, и даже втрое сверх того.

— Она мне сказала: деньги, место проживания, возможности творческой работы, хотя бы исследовательский институт собственного имени — это даже не предмет для обсуждения. Это все само собой разумеется. Вот если вы имеете какие-то особые пожелания, тогда мы их обсудим и непременно найдем способ удовлетворить…

— А ты? — вдруг заинтересовался Тарханов.

— А я ответил, что гарем из трехсот несовершеннолетних мальчиков мне точно не нужен, а более экзотические развлечения я пока не могу вообразить…

— В ответ тебе предложили заткнуться и подумать о собственной заднице? — предположил Ляхов.

— Примерно так, — кивнул Максим. — Ты ж там не был, как догадался?

— Я рожу этой бабы видел. Чтобы представить стиль ее мышления — достаточно. Она себя никак не назвала?

— Не успела. Я как раз собрался поподробнее обсудить с ней предложенную тему, а тут и вы подскочили…

— Умеем, когда хотим, — скупо улыбнулся Тарханов, который по-прежнему мало что понимал в разворачивающейся перед ним интермедии. Но и прерывать разговор конкретными вопросами не желал, иногда из чужой раскованной болтовни можно извлечь гораздо больше. Он просто предложил выпить и закусить. У Максима стресс, у Ляхова релаксация после боевого напряжения, а он сам просто вымотался, на полдня приняв на себя обязанности главноначальствующего по гарнизону. Не такое легкое дело в нынешних обстоятельствах.

Однако все живы, бардак идет по плану.

— Как только поднялся шум и первые выстрелы, мужик залепил мне рот пластырем, приткнул туда, откуда ты меня высвободил, и они убежали. Баба еще успела крикнуть, чтобы я не радовался. Живым все равно не уйду…

— И?

— И потом ты зашел. Тебе что, мои ощущения пересказать? Задыхался и в гальюн очень хотелось. Но русскому полковнику обмочиться, сидя на цепочке, — моветон. Подумали бы, что со страху… Терпел.

— Да, братец, — вздохнул Тарханов. — Давай, махни полную. А Вадим Петрович нам твою знакомую представит, вот и возьмешь реванш.

Проглотив сто грамм и торопливо прожевывая заливное из языка с морковкой и зеленью (все, что по случаю форсмажора нашлось в буфете управления), Бубнов кивнул головой. Давай, мол.

Теперь Вадим мог рассмотреть женщину повнимательнее. Нет, не сорок ей лет, тридцать два, тридцать пять от силы, А лицо распухло от ударов тяжелыми солдатскими ладонями. Короткевич тоже команду исполнил от души. Ну что скажешь? Физиотерапия. Зато сейчас явных признаков душевного расстройства не наблюдается.

— Ее обыскивали? — спросил Тарханов, глядя в сторону.

— Бойцы наскоро общупали. Оружия вроде нет, — ответил Ляхов. — Пистолет я изъял, странный довольно.

О том, что сам эту систему знает, распространяться не стал. Достал из полевой сумки и подвинул через стол трофей.

Сергей взглянул мельком, не заинтересовался, не до этого сейчас было. Снял трубку телефона, приказал адъютанту немедленно прислать к нему двух сотрудниц шестого отдела.

Девицы с погонами подпоручиков явились почти мгновенно. Тут, в этом корпусе, все рядом.

— Вот вам, Яланская, — сказал Тарханов одной, наверное, старшей, — задержанная. Идите в мою комнату отдыха, — показал пальцем, куда именно, — и обыщите ее так… Ну, в общем, понимаешь. Предупреждаю — особо опасна и в том, и в другом смысле. Одна работает, вторая смотрит. Давайте. Туалетом пользоваться разрешаю. На тех же условиях…

— Итак, господа, что же мы имеем? — значительно произнес Тарханов, указывая на свой письменный стол. На нем рядом лежал трофейный пистолет и большой пакет из прозрачного целлофана, в котором виднелись какие-то изделия из ткани. — Подпоручик Яланская, весьма в своих делах квалифицированная сотрудница, ну и вообще… как женщина, под полную ответственность заявила, что снятое с задержанной нижнее белье не соответствует любому фасону, имеющему…

— Ношение в цивилизованном мире, — помог его стилистической заминке Ляхов.

— Вот-вот. Особенно та вещь, которая вызвала наибольший интерес у специалисток. Некая странная комбинация мужских кальсон с дамскими чулками. Я вам это демонстрировать не буду, поскольку вещи… несвежие, но передам на исследование экспертам. Пусть выскажутся.

— Что там бабские трусы неизвестного происхождения, — грубо ответил ему достигший начальной фазы восстановления Бубнов, — если подошедшие к нам на помощь неизвестные бойцы из неизвестного оружия спалили восемь или девять вражеских танков совсем уже нечеловеческой конструкции…

— Об этом точнее, пожалуйста.

Понимая, что не следует доводить до крайности и так весьма напряженного товарища, Ляхов доложил ясно, коротко и без намека на ерничество.

— …что полностью подтверждает ранее мною изложенное положение вещей, под которое мы попали.

Тарханов взял в руки и повертел отобранный у террористки пистолет. Номер, клеймо, почти похожее на настоящее, Тульского оружейного завода, год выпуска — «1964».

— Яланская! — крикнул он в сторону двери комнаты отдыха. — Введи ее сюда.

— Подожди, я сейчас, — попросил Ляхов Сергея, направляясь к входной двери.

— Так чего ты, там же… — удивился Тарханов, машинально бросив взгляд в сторону маленькой двери в углу.

— Извини, там ведь девушки, а дверь тонкая, а я застенчивый… Я в общий.

Объяснение не хуже прочих, действительно, справлять свои дела за тонкой фанерой, когда по ту сторону три женщины… Не комильфо.

Ляхов в очередной раз нажал кнопку вызова на хронометре. Ждать пришлось дольше, чем обычно. И там они заняты…

Шульгин ответил снова только по звуковой связи.

— Александр Иванович, вы сейчас за нашим советом наблюдали?

— Фест смотрел… — слова прозвучали как-то неопределенно.

— Смотрел или нет? — Это уже с напором.

— Да, да… Просто у нас тут сейчас… тоже совещание.

— Он готов подменить меня на полчаса хотя бы?

— Что ты придумал?

— А вы не поняли? Не хотите, не надо. Мне на ваши заботы тем более плевать! Шапки врозь и конец компании!

— Опасно нам, понимаешь, опасно сейчас снова канал открывать. То чужие танки на улицах ездят, а то в квартиру ввалятся… Хрен с вами, открываю…

Сначала приоткрылось окно, чуть больше дамского туалетного зеркала. За ним чрезвычайно взвинченный, никогда его Ляхов таким не видел, Шульгин, рядом — Ляхов-первый. В той же здешней форме, что была сейчас и на втором.

— Заскакивай, — сказал Секонд, — буквально на пятнадцать минут. Схема интересная наклевывается. Я — не потяну. Тут баба пленная — точно из вашего времени. Поучаствуй в допросе. Я тебя здесь подожду, чтобы лишний раз вашу систему не грузить.

Сказано это было с едкой иронией. Да в самом деле, головы-то мы сейчас кладем, а за что? За ваши забавы? А если нет — так тем более давайте на равных.

Фест перешагнул рамку, и проем тут же закрылся.

— Но ты в самом деле весь разговор слышал? — подстраховался Секонд. — Тут ведь в одном слове сбой, и уж не знаю, как выкарабкиваться будем.

— Говорю тебе — слышал. Та штука, что ваших ментовок удивила, колготки называется. Чудо трикотажной мысли девятьсот шестьдесят пятого года!

— Интересно. Колготки шестьдесят пятого года, пистолет — шестьдесят четвертого. Может, они оттуда?

— Ерунда. Колготки бабы до сих пор носят, той же самой конструкции, пистолеты по сто лет служат. Ничего не доказывает… Для Сергея с Бубновым мы с тобой, разумеется, этого знать не можем, но я уже начинаю просекать, куда дело поворачивается. Ладно, жди. Запрись в кабинке и кури себе. Вот в этой, крайней, тут окно на улицу, воздух свежий и хлоркой не так воняет. Постараюсь вернуться вовремя. Только подожди-ка…

Фест быстренько переколол себе на китель ляховскую орденскую планку. У него самого такой не было.

— Вот так и горят люди на мелочах. И пистолетик сюда давай. Явился бы я сейчас пред светлы очи твоего дружка. И как бы стал оправдываться? Куда колодку и «адлер» дел? В сортире забыл?

Секонду возразить было нечего. Заторопился, да, вот тебе и почти провал…

— Я быстро вернусь, — заверил его Первый. Поболтаю с этой бабой, и снова живот у меня схватит…

— А как же?..

— Капсулу в ухо воткни и слушай. Я там с ними еще грамм двести водки выпью, для маскировки, вернешься, изображай, что совсем развезло. Прорвемся, командир!

Тарханову было совсем не до того, чтобы опознать подмену. Он весь был в предвкушении допроса. Наконец у него в руках настоящий «язык», баба, плотно причастная ко всему, что свалилось ему на голову.

— Давай, — сказал Ляхов, потряхивая перед собой не просохшими после мытья руками. — Договорились — сначала я спрашиваю, а ты слушаешь. И фиксируй, что тебя больше всего заинтересует, Ты, Максим, просто слушай. Сравнивай, что будет говорить и что было на самом деле.

Яланская ввела пленницу. Личный досмотр повлиял на нее даже более деморализующе, чем все предыдущее. Да и то сказать, девушки-офицеры наверняка не церемонились, скорее даже напротив.

— Времени у нас мало, — без всяких вводных начал Ляхов, рассеянным взглядом скользя по телу подследственной. Оттого, что под рубашкой и серой юбкой на ней ничего больше не было, она невольно сжалась и сдвинула колени.

— Отвечать будете коротко и только по делу. Я переспрашивать не стану. Врать не надо, смысла нет. Есть возможность перепроверить. Как только увижу, что врете, снова передам нашим девушкам. Они будут объяснять, что так поступать нехорошо до тех пор, пока не осознаете. Но я не уверен, что у меня сразу же появится время вас выслушать. По очевидной для вас причине. Если мы не сможем встретиться вообще, вам будет еще хуже, потому что, кроме меня, в ваших откровениях заинтересованных нет. Доходчиво?

— Но вы меня захватили в бою. Я попадаю под статус военнопленного, — без особой уверенности выговорила женщина. В ее голосе Ляхов уловил знакомый жестковатый акцент. Едва заметный, и только ему.

Тарханов хмыкнул, а Вадим сохранил полную серьезность.

— Разумеется. Как только вы положите на стол солдатскую книжку или офицерское удостоверение, выписанное в армии государства, объявившего России войну. Тогда вы имеете право, не отвечая больше ни на какие вопросы, отправиться в лагерь до конца войны, после чего выехать в любую страну по вашему усмотрению. До этого получать посылки, письма и пайковое снабжение по предусмотренным нормам. Давайте… — и протянул руку. Женщина опустила голову.

— Понятно, хотя и нэ дужэ прыятно, — слегка утрируя «мову», ответил Вадим. — Тем более. «Судьбой твоею очень никто не озабочен». Львов, Станислав, Ужгород?

— Львов.

— И не наш Львов, я так понимаю, а исключительно «нэзалэжный». УНА-УНСО?

Она снова вскинула голову и посмотрела на него со страхом, смешанным с ненавистью.

— Что пялишься? Настоящего москаля давно не видела? Смотри, я — он самый и есть. Думала, тут только местные лохи сидят? Колготок не видели, трусов не то французских, не то турецких? Не-ет, пани, вы сюда, а я за вами… Давай, колись до донышка, пока я добрый. Мы, москали, уж до того добрые, что иногда и самим противно. Последний шанс даю. Говори все, и, если будет интересно, могу и обратно отпустить. Нет — в грязном подвале сдохнешь, и все мои выжившие бойцы с тобой за убитых вами товарищей напоследок рассчитаются. Имя, быстро!

Тарханов и Бубнов следили за допросом с острым интересом и одновременно — недоумением. Слишком много непонятного Вадим говорил, и тональность его речи была очень непривычная. Именно — нездешняя…

— Порецкая Инна Алексевна.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот семидесятый.

— Мисто[20]?

— Днепропетровск…

— Екатеринослав, — перевел для друзей Ляхов. — А в Львов зачем? За ридной мовой?

— Замуж вышла…

— Ладно, нас не касается. Сюда как, когда, зачем? Вадим, держа в уме уроки Александра Ивановича, вел допрос напористо, агрессивно, то взглядом, а то и словом все время остерегая Порецкую от слишком длинных пауз и попыток уклоняться от темы. Получалось неплохо. И картина вырисовывалась, ему простая и понятная, а Тарханову с Бубновым сложноватая для восприятия.

Львовскую организацию боевиков-националистов неизвестные лично пленнице люди (предположительно, американцы, а может быть, канадские украинцы) опекали давно. Со времен еще первой чеченской войны в России. Кое-кто из «хлопцев» туда даже съездил. Некоторые вернулись, а иные и нет. На вторую добровольцев, кажется, не нашлось. Зато значительно возросло финансирование выделившегося (или выделенного) крыла, ориентированного на подпольно-террористическую деятельность в пределах восточной и южной Украины и, разумеется, в России. На случай, если начнется гражданская война между «схидом» и «захидом»[21], поддержанная москальской интервенцией.

«Дружина», в которую входила Инна, готовилась к действиям непосредственно в Москве, в логове исторического врага.

Но, начиная с прошлого года, когда отборные боевики сдали «выпускные экзамены» и доказали на практике свои способности и верность «неньке Украйне», принесли все необходимые клятвы, началось нечто странное.

По крайней мере, для Порецкой. Изолированные на уединенных карпатских базах, они начали изучать макеты и планы совсем другой Москвы. Инна бывала в ней много раз, еще с советских времен, и сразу это заметила. Инструктор на осторожно заданный вопрос посоветовал не забивать голову ерундой. Что велено, то и делайте.

Женщине неглупой, с высшим образованием, не составило особого труда сообразить, что подобный город мог бы получиться, как развитие старой Первопрестольной, мимо сталинского Генплана тридцатых годов. Но каких-то далеко идущих выводов она не сделала. Мелькали в голове разные предположения, по преимуществу дурацкие, к сути не приближающие нисколько. Главное, что ей хватило ума нигде и ни с кем больше эту тему не поднимать.

А месяца три назад на специальном семинаре преподаватель, похожий скорее на немца, но безупречно владеющий русским (да, борцам с российским империализмом приходилось пользоваться почти исключительно русским, на «мове» в серьезных делах далеко не уедешь), довел, наконец, до «курсантов» суть и смысл задания.

Не влезая в дебри хронофизики и прочих наук, рассказал, что открыт способ проникать в сопредельные времена и пространства (вас же не удивляет, что американцы чуть не сорок лет назад высадились на Луну? Так Уэллс написал не только «Первые люди на Луне», а и «Машину времени». Поэтому считайте, никакой разницы).

Дальше он объяснил, что совсем «рядом» (куда ближе, чем Луна) находится еще одна Россия, только намного хуже нынешней, даже хуже бывшего Советского Союза, по-прежнему оккупирующая и Украину, и Польшу, и Финляндию… Сейчас там как раз бушует очередное польское восстание, и очень бы нужно героям помочь. В союзе с поляками освободить и Украину, вместе с Кубанью, разумеется. (Кубань считалась неотъемлемой частью Украины, поскольку заселена потомками запорожских казаков.)

— Ваш отряд, вместе со многими другими, направится туда, и вы покажете, зря вас учили или не зря…

Большинство боевиков, в массе не блещущих хоть сколько-нибудь приличным образованием, хотя среди них было немало студентов, полученную информацию переваривали молча, но нашелся один, который задал прямой вопрос. За каким, простите, бисом[22] им нужно отправляться воевать с москалями в другую Россию, помогать полякам, которые тоже не сахар, и, если придется, помирать в чужой земле, когда и здесь можно заниматься тем же самым. В Крыму, например, порядок навести…

На это инструктор ответил, не только спросившему, но и всем сразу, с должной назидательностью. Не в том, мол, дело, своя там земля или чужая, а в том, что, нанеся поражение противнику там, где он не ждет для себя опасности, мы здесь получим нужный, а то и еще более впечатляющий результат.

— Думаете, почему Союз развалился и Украина стала свободной? Потому что «там» другие люди постарались. Теперь ваша очередь. Начнет валиться «за бугром», повалится и здесь. Крякнется эрэфия[23]. Петербург и Карелия — финнам, Псков и Новгород — прибалтам, а нам Ростов, Краснодар, Новороссийск, Сочи, Туапсе… Грузинам — остальное. И заживем.

— И вас, вроде не совсем дуру на вид, такая бредятина не рассмешила? Не удивила хотя бы? — спросил Ляхов.

— Тогда — может быть, но сейчас я вижу своими глазами, что так оно и есть… Не врал немец.

— Пожалуй, не совсем так. Дальше…

Дальше их отряд переправили непонятным способом в район Киева, но уже здешнего. Для Ляхова, того и другого, ничего странного тут не было, практически та же схема прохода через боковое время. Боевики ехали в поезде, занимая целый вагон, и ночью в нужный момент один из сопровождающих включил генератор. Вышли на пригородном полустанке, странно безлюдном, посидели, покурили час-полтора, дождались другого поезда и с заранее купленными билетами под видом группы туристов прибыли в Москву.

Наличия оружия, виз, даже паспортов никто не проверял. Не та страна. Пока ехали, получили новый, теперь уже конкретный, по месту, инструктаж. Поселились в том самом доме и стали ждать приказа. Местные люди сопровождали тройки и пятерки боевиков по городу, показывали и рассказывали, в преломлении грядущих задач.

— Каких?

— Нашей группе — только одна. Когда поступит приказ — захватить живым и без травм этого вот человека, — Порецкая указала на Бубнова, — доставить на точку и ждать дальнейших указаний. Все.

— Тяжелый пулемет и прочее — откуда? — не выдержав, вмешался Тарханов.

— Привезли, поставили местные. Никого из Львова я здесь ни разу не видела.

— И что, был приказ сражаться до последнего патрона с нашей армией и полицией?

— Да, приказ был. Именно — до последнего. До тех пор, пока пленного не заберут кому положено. Не сумеем взять или не убережем — головой ответит каждый…

— Сурово, — с некоторым облегчением от того, что он вырвался из таких рук, сказал Максим. Закурил. От выпитого его уже вело, но пока — чуть-чуть.

Ляхов же Фест, помнивший читанные в детстве книжки из серии «Библиотека военных приключений», в изобилии валявшиеся у отца на чердаке дачи, очень даже хорошо представлял нравы, царившие в послевоенной Западной Украине. «Тревожный месяц вересень» вспомнить хотя бы. Или — «Под сенью креста Унии». Очень там убедительно все было описано. Бандеровцы не жалели ни мирных колхозников, ни вернувшихся с фронта солдат, ни уж тем более «активистов». Да в межклановых разборках и своих не жалели. Что говорить, иногда во время войны даже эсэсовцы расстреливали «украинских союзников» за невыносимую даже ими бессмысленную жестокость.

— А кто же это на помощь вам пришел, хоть и с некоторым запозданием? Тоже унсовцы?

— Не знаю, я уже сказала — кроме людей своего отряда и инструкторов из местных, я ни с кем не знакома и ни с кем не разговаривала. Когда было свободное время, я просто гуляла по улицам. Готовилась к смерти и радовалась, как хорошо здесь жить…

— Если бы не так много москалей, — располагающе улыбнулся Ляхов. Он не умел ненавидеть поверженного врага. Ему скорее даже жаль их было, Ладно, мы за державу кровь проливаем, а они за какой хрен? «Садок вишневиЙ коло хати» никто им не мешал культивировать, а «Вылыка та вильна Украина» — не к вашему рылу крыльцо, грамадяне[24].

— Теперь скажите мне последнее, я и передам вас в руки Закона, — в очередной раз сострил Вадим, — я ведь к тутошнему закону и власти никакого отношения не имею, мы с вами, пани, земляки в буквальном смысле. Но опять по разные стороны баррикад. За время жизни в Москве кто-нибудь из вас или вы лично не подвергались медицинскому обследованию на неизвестных аппаратах? Или даже на известных — рентген, кардиограф, томограф какой-нибудь?

— Нет. Не подвергались. Настолько далеко забота здешних «товарищей» не заходила…

— Ну и ладно. Сергей, спрашивай, что накопилось, а я опять на минутку выйду.

Секонду, похоже, до чертиков надоело сидеть на крышке унитаза и курить, пуская дым в открытое окно. Больше всего нервировало, когда входящие офицеры первым делом дергали ручку его кабинки. Им она тоже, наверное, нравилась.

— Пожалуй, у тебя здорово получилось, — сказал он, когда его окликнул Фест, начал меняться планками и оружием.

— Пустяк. Не жил ты в наше время. Хорошо запомнил?

— А чего там?

— Так и держись. Станут спрашивать, откуда ты все такое знаешь, отвечай — научили. Тарханову, я имею в виду, ну и Максу, что сам придумаешь. Сергей, тот быстро поймет, он сам почти в курсе. А я побежал, мне теперь с танкистами пообщаться надо…

Он хлопнул двойника-близнеца по плечу и просочился в приоткрытую Шульгиным щель.

Ляхов-второй вернулся в кабинет. Сел в сторонке, снова подчеркивая, что свою миссию считает выполненной, подмигнул Бубнову и щедро налил себе в компенсацию за ранее пропущенное. Фест хоть и обещал ему, что напьется, слова не сдержал. Слишком увлекся допросом. Так что Вадиму теперь в самый раз «улучшить свое состояние».