"Книга Легиона (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора (Подольский Наль)

1

От ощущения странности всего сущего, если уж таковое возникло, человек не волен отмахнуться. Людьми рациональными оно воспринимается как признак опасности, и осознание того, что это всего лишь реакция психики на неспособность ума адаптироваться ко "вновь открывшимся обстоятельствам", не приносит облегчения.

В нашем случае это неприятное ощущение странности испытывал человек, у которого, казалось бы, должен быть стойкий иммунитет против подобных эмоций, а именно - следователь по особо важным делам районной прокуратуры.

Речь идет о прокуратуре Адмиралтейского района города Санкт-Петербурга и Маргарите Климовне Софроновой, среди коллег и подследственных известной под прозвищем "Марго". Смутившая ее душевный покой история началась две недели назад с дела для профессионала пустякового, вполне рядового. Некий безработный научный сотрудник покончил счеты с жизнью, вскрыв себе вены, и его самоубийство вообще не попало бы к "важнячке", то есть следователю по особо важным делам, если бы прокурору не пришла блажь зацепиться за одно, по сути, незначительное обстоятельство. Девяносто процентов вскрывающих себе вены пользуются бритвой и только десять процентов - остро отточенным ножом. Начинающие самоубийцы и симулянты делают на запястье один или два поперечных надреза, а затем либо теряют сознание, либо усаживаются поудобнее, чтобы дождаться смерти с достоинством. Но живучесть организма, как правило, берет свое, кровь сворачивается, рана закупоривается, и суицидная попытка заканчивается неудачей. Грамотные же люди погружают руки в таз с теплой водой, и тогда успех обеспечен. А этот дилетант, даром что научный работник и должен бы знать про теплую воду, взял ножницы и варварски себя разодрал, чем и возбудил подозрительность прокурора. Тем не менее после следствия самоубийство было подтверждено, и Марго подготовила дело к сдаче в архив. И тут, как назло, на другом конце города произошла история, в которой кто-то уже на уровне городской прокуратуры усмотрел возможную связь с последним делом Марго. В результате на нее свалилось еще одно дурацкое дело, которым по справедливости должен был заниматься какой-нибудь следователь в далеком Красногвардейском районе.

Бизнесмен средней руки, в прошлом заведующий магазином, а ныне владелец нескольких кафетериев, ни с того ни с сего убил любовницу, одну из своих буфетчиц, и сделал это примерно таким же варварским методом, какой использовал для самоубийства вышеупомянутый научный работник: распорол ей вены ножом. Затем он скрылся и обнаружился только через неделю в гостинице города Курска, где совершенно нелогично зарегистрировался под собственным именем, предъявив паспорт, хотя наверняка знал, что находится уже во всероссийском розыске. Когда его пришла брать местная опергруппа, он лежал на гостиничной койке еще теплый, со вскрытыми венами. Попытки реанимации не увенчались успехом. Экспертиза констатировала самоубийство с помощью складного ножа, и это казалось странным, поскольку у него был при себе пистолет, с которым, как выяснилось, он вообще никогда не расставался.

В результате несложных следственных действий Марго установила, что мотивов для самоубийства не было. Бизнесмен отличался устойчивостью психики, был крайне расчетлив и в серьезных делах, и в мелочах. Сколько-нибудь значительных долгов за ним не числилось, с местной мафией он исправно рассчитывался, и никто на него не наезжал. Конфликтов в семье не было. Убийство любовницы тоже выглядело абсурдным: девушка была одинокая и покладистая, никаких претензий к нему не имела, принимая необходимость спать с хозяином как естественную и почетную обязанность.

У Марго это дело вызвало уже не ощущение странности, а крайнее раздражение - она не переносила бессмыслицы. Если бы не подтвержденные следствием факты, можно было бы подумать, что ей кто-то специально морочит голову.

Постепенно подобных дел накопилось более двух десятков, и Марго пыталась их систематизировать. Все случаи разделялись хронологически приблизительно недельными интервалами - от пяти до восьми дней. Географически же девяносто процентов (двадцать один из двадцати трех) локализовались в Петербурге и его окрестностях. Марго пришла к единственно возможному выводу, что имеет дело с изуверской преступной группой (не исключено - сектой), по способам внушения и уровню конспирации превосходящей все, с чем ей ранее доводилось сталкиваться.

Но начальство кисло отнеслось к ее теоретизированиям, не желая вешать на себя целую кучу нераскрытых преступлений, и в дело пошли заключения авторитетных специалистов-психиатров, гласившие, что хотя судебная психиатрия и не знает такого рода эпидемических заболеваний, но и не может их исключить в принципе.

После небольшого спора было достигнуто компромиссное соглашение: все дела отправляются в архив, но предварительно будут введены в память компьютера Марго. Та же участь ожидает и будущие дела подобного рода - любопытно, что прокурор района, как и Марго, не сомневался, что поступление дел не прекратится. Марго может тихонько их подрабатывать, причем обещает пока не высовываться, а начальство обязуется смотреть сквозь пальцы на то, что она будет тратить процентов двадцать (ну ладно уж, в крайнем случае тридцать) рабочего времени на свои изыскания.

Марго для начала решила провести тщательный обыск в квартирах всех жертв (она упорно не соглашалась считать их просто самоубийцами). Но обыск бесполезен, если не знаешь, что ищешь. Письма с угрозами?.. Это было бы идеально, однако оперативники их наверняка бы заметили при осмотре мест происшествия: ведь это первое, после орудия самоубийства, что ищут в таких случаях. Обнаружить прямые свидетельства связи между жертвами и насильниками она не рассчитывала, но надеялась найти повторяющиеся обстоятельства посещение одних и тех же собраний, членство в клубах и обществах, поездки в одни и те же места, наконец общих знакомых или хотя бы корреспондентов по переписке.

Пока шла канитель с обысками, случилось еще три самоубийства, и на эти свежие случаи Марго выезжала лично и была вознаграждена скромным успехом.

Один и тот же телефонный номер обнаружился у двух разных людей - у молодого банковского служащего и футбольного тренера. В записной книжке банковского юнца встречались исключительно женские имена - по-видимому, это была специализированная "амурная" книжка. Имя "Наташа" значилось девять раз (как же он их различал, успела удивиться Марго), "Лола" была в единственном экземпляре. Тот же набор цифр, без имени и иных пояснений, содержала полустертая карандашная запись на полях рекламного проспекта "Адидас", найденного у тренера. Зацепка, конечно, ничтожная, но ценная в силу единственности, и Марго начала разматывать эту ниточку с максимальной бережностью.

Телефон принадлежал некой Ларисе Паулс, двадцати шести лет от роду, незамужней, с высшим образованием. Род занятий - предприниматель, акционер и член совета директоров солидного страхового общества.

Получив почти без усилий санкцию прокурора, что уже было определенным успехом, Марго установила за ней наблюдение. Но, увы, результаты его не вписывались в рабочую версию Марго. Девица проживала одна в шикарной трехкомнатной квартире на Петроградской стороне и разъезжала в красной БМВ, не стесняясь нарушать правила дорожного движения. День она проводила в офисе, причем, как удалось установить Марго, в делах отличалась прижимистостью, а ужинала чаще всего в ресторанах, чуть не каждый день с разными мужчинами, которых затем увозила к себе домой и оставляла на ночь. При этом время от времени она выставляла своих партнеров на улицу, иногда - почти сразу по приезде, а иногда - и посреди ночи.

Марго еще с детского дома недолюбливала людей зажиточных и респектабельных, а уж эту шалаву она просто возненавидела. Вообще к потаскухам она относилась терпимо - чего там, дело житейское, и все мужики сволочи. А проституткам и вовсе сочувствовала, даже порой в их пользу слегка подтасовывая следственные факты. Но эту... Единственным обстоятельством, говорящим в ее пользу, было то, что она брала на ночь всегда одного и только одного мужика это можно было посчитать за достоинство, ввиду отсутствия иных добродетелей.

Обреченная на вынужденное бездействие, Марго, как принято выражаться в соответствующей среде, подкапливала материал на Ларису Паулс (в частной жизни именовавшуюся Лолой или Лолитой). Дело двигалось медленно - приходилось в каждой мелочи строго придерживаться законности, иначе с этой потаскухой и ее семейкой неприятностей не оберешься. Папаша - в прошлом комсомольский вожак и видный член партии, делегат двух съездов - теперь настоящая акула капитализма. Фактический владелец машиностроительного завода, двух страховых обществ, тянет свои загребущие руки теперь и к банку, у которого малость пошатнулись дела. А в телевизионных интервью по старой привычке все еще бубнит о благе народа. Мамаша, кроме игры в преферанс, ничем не интересуется, даже тем, что ее муж, старый хрен, на виду у всех заводит любовниц. Был еще брат, от первого брака отца, видный ученый, работал в Институте генетики - так он уже полтора года как умер. Марго туда специально сходила, вызнать что-нибудь про него говорят, был рыхлый и вялый, прямо зомби какой-то, умер в сорок лет, а выглядел на шестьдесят. В Институт приходил раз в месяц, на Ученый совет, сидел, молчал, спал на ходу - и притом был окружен общим почтением. Да уж, наука - вещь непростая, что к чему, сразу не разберешься. Для Марго главное, что с сестрой он лет десять контактов не имел.

Самоубийства шли своим чередом, с регулярностью сводок дорожно-транспортных происшествий. У Марго накопилось уже больше сорока папок.

Единственной путеводной нитью оставалась Лариса Паулс, и Марго оберегала эту ниточку, как росточек редкостного растения. Когда в список самоубийц попал приезжий лох, которого Паулс заклеила в ресторане, привезла к себе домой и сразу же дала от ворот поворот, Марго получила санкцию на постоянное прослушивание телефона и скрытую камеру.

Теперь жизнь Марго стала значительно интереснее. По части интимной в ее послужном списке значились неуютные амуры наспех в студенческом общежитии, однократное неудачное замужество, затем нудная связь с прицелом любой ценой родить ребенка, увы, безрезультатная, и, наконец, длительный вялотекущий роман с женатым сотрудником прокуратуры, где алкоголя было больше, чем секса. Поэтому она от изумления раскрывала рот, глядя, что вытворяла эта телка с мужчинами.

Лола любила вкусно поесть и совершенно не беспокоилась, как ее гастрономические наклонности скажутся на фигуре. Сложения она была плотного, как говорится, при формах, но назвать ее толстухой не приходило в голову никому. Бешеная сексуальная энергия и специфический нерв какой-то темной активности исправно сжигали любой избыток калорий. Еда для нее была занятием чувственным, и процесс поглощения ею пищи смотрелся со стороны как откровенная до неприличия сексуальная процедура. Почти каждый попавший к ней в постель мужчина обязательно докладывал, в качестве запоздалого объяснения в любви, что безумно ее возжелал, наблюдая, как она ест.

Дома, в своей мультиспальной кровати, застеленной ярко-красными простынями, чувствуя себя полностью хозяйкой положения, она импровизировала маленькие постельные сценарии, сочетавшие два ее любимых занятия, секс и еду.

Но время от времени она совершала поступки, не вписывающиеся в естественную для нее модель поведения. В любую минуту - едва войдя в дверь или уже в постели - она могла внезапно проникнуться страхом и отвращением к партнеру и немедленно выставить его из дома. В поведении Лолы определенно присутствовали некоторая непредсказуемость и нервозность, что никак не вязалось с рациональностью и уравновешенностью ее натуры.

Решив, что пора поглядеть на Паулс своими глазами, а не через объектив видеокамеры, Марго просто заявилась в кафе, где Лола назначила свидание какому-то типу.

Паулс явилась точно, секунда в секунду, плюхнулась в кресло и закинула ногу на ногу, предоставив взорам присутствующих мужчин в меру полные бедра, окруженные серебристым сиянием колготок. Не дожидаясь заказа, официант принес ей несколько крохотных тарталеток с неведомо какими малогабаритными лакомствами, поглощением коих Лола немедленно занялась. Внезапно она прервала свое занятие и по очереди внимательно оглядела всех сидящих в кафе мужчин (и только мужчин, отметила про себя Марго), но это был не оценивающий взгляд самки, а взгляд настороженный, подозрительный. Затем Лола вернулась к опустошению тарталеток с полной самоотдачей и вскоре стала центром внимания и мужчин, и женщин, с той разницей, что женщины подглядывали исподтишка.

Да, здесь было на что посмотреть. Это не выглядело как поедание пищи, а скорее как слияние с нею - Лола ее обольщала, заманивала в себя. Мужчин зрелище возбуждало до крайности, казалось, все они без исключения изнемогают от желания быть поглощенными этой теплой манящей полостью, ее оранжево-красным влажно трепещущим нутром, которое назвать просто ртом язык бы не повернулся.

"Тип" опоздал на пятнадцать минут, и Лола прочитала ему нотацию высоким ломающимся голосом с интонациями обиженного ребенка. Он ерзал в кресле, не зная, куда девать руки, но Марго почувствовала, что это - всего лишь ласковый вариант выволочки, а когда понадобится, в этом детском голоске появится режущая сталь.

Марго не стала дожидаться дальнейшего развития событий, ей стало ясно: Паулс совершенно нормальна, но чем-то обеспокоена, кого-то или чего-то боится, причем не знает, откуда и в каком виде ждать опасности.

Вскоре Марго получила возможность сделать ход в своей игре, и причиной тому стал очередной самоубийца, можно сказать, юбилейный - пятидесятый по счету. Бывший космонавт, удачливо и энергично внедрявшийся в рекламный бизнес, он столкнулся с Паулс на экономическом форуме регионального масштаба.

Поведение Лолиты за год, пока она пребывала под незримой опекой Марго, сильно изменилось. Она шарахалась от мужчин, едва успев свести знакомство, и в результате все чаще, иной раз по три ночи подряд, спала в своей необъятной постели в одиночестве.

Познакомившись с космонавтом, она, как обычно, поужинала с ним в ресторане, а затем, в нарушение регламента, не отфутболила его и не повезла к себе домой, а отправилась с ним в его гостиничный номер. На следующий день парочка переселилась в квартиру Паулс, и они прожили вместе больше недели такого постоянства у девчонки Марго ранее не наблюдала. Марго даже было подумала: неужто у этой паршивки жизнь как-то наладится?

Но, увы, неизбежное - неизбежно. Сцена расставания произошла ночью и получилась тяжелой. Он вернулся в свой номер в гостиницу и следующий день начал с того, что купил билет на самолет, отлетавший в Новосибирск через двое суток. Потом совершил три поездки по городу по своим коммерческим делам. Вечером отправился в гостиничный ресторан, откуда привел к себе в номер двух девиц, и они втроем резвились всю ночь, слегка беспокоя шумом респектабельную супружескую пару в соседнем номере. Далее он несколько часов отсыпался, после чего спустился в ресторан и пообедал, по свидетельству официанта, основательно и со вкусом. Затем вернулся в номер и вскрыл себе вены ножом.

Марго отлично понимала, что космонавт покончил с собой отнюдь не из-за отказа Паулс в постельных забавах, но ведь девчонка могла этого и не знать. А если и знала, то все равно - отчего бы следователю не поиграть в версию самоубийства на почве несчастной любви? О статье "Доведение до самоубийства", понятно, не могло быть и речи, но Паулс так или иначе была на крючке, в том смысле, что теперь и сотня самых лучших адвокатов была бессильна избавить ее от общения с Марго.

Марго позвонила ей в офис, стараясь, чтобы голос звучал устало и скучно:

- Вас беспокоит следователь, который занимается делом Громова. Вы с ним, кажется, были знакомы? - Марго нарочно построила фразы так, чтобы избежать раздражающих слух обычных людей словосочетаний "следователь прокуратуры" и "по особо важным делам".

- Да... знакомы.

- Мне нужно с вами поговорить.

- Пожалуйста, в любое время.- В речи Паулс не было никакого намека на ершистость или испуг, а скорее дежурная любезность делового человека.- Вы хотите, чтобы я приехала в прокуратуру?

Ага, значит, она отлично знала, какая инстанция ведет дела о самоубийствах.

- Нет, я думаю, обойдемся без протокола. Да и вам,- Марго позволила себе доверительно усмехнуться,- вероятно, удобнее нейтральная территория.- Она назвала кафетерий, доступный ее кошельку, но и достаточно престижный для Паулс.

Марго начала разговор в деловитом ключе.

- Мне представили подробный отчет обо всех действиях Громова с момента прибытия в Петербург. Все следственные факты однозначно доказывают самоубийство. Но мотивы? Вы же понимаете,- Марго понизила голос, придав ему чуть заметный оттенок интимности,- это не тот случай, когда алкаш повесился на чердаке... Человек известный, хоть что-то написать надо бы, а у нас - никакой версии, полный завал. У вас есть хоть какая-нибудь догадка, почему он мог это сделать?

- Ни малейшей.

- Вы не замечали в нем нервозности, подавленности, скрытого страха?

- Нет. Психологически он был в отличной форме...- Лицо Лолиты на секунду смягчилось.- Да и физически тоже,- добавила она без тени улыбки.

Марго неожиданно подумала, что ее с Паулс сближает, быть может, даже роднит, полное отсутствие у обеих чувства юмора, но она тотчас отогнала эту ненужную мысль.

- Еще один вопрос, Лариса Генриховна. Вопрос деликатный, если не хотите, можете не отвечать. Вы с Громовым практически не расставались почти десять дней. А последние двое суток его жизни не встречались ни разу. Вы поссорились?

- Не совсем, ссорой это не назовешь... Постойте-ка, а откуда вам все это известно?

- Да как же,- Марго скорчила умильную физиономию,- на вас все обращали внимание. Гостиничная обслуга, официанты - все в один голос твердят: "Такая чудесная пара, посмотришь - душа радуется".

- Надо же... а я думала, нет до нас никому дела.- Лолита подозрительно нахмурилась.- И вы что же, у каждого самоубийцы жизнь так препарируете?

- Разумеется, нет, Лариса Генриховна. Но в том и загвоздка, что сейчас речь не о "каждом самоубийце". Когда в деле замешана космонавтика, может сунуть нос ФСБ, а то и ФСК, они люди дотошные и непредсказуемые. Вот я и подстраховываюсь.

Удовлетворенная ответом, Лолита коротко кивнула:

- Постараюсь быть точной. Это было не ссорой, а расставанием. По моей инициативе: он мне стал физически неприятен. Со мной так бывает, и это непреодолимо. Я ему объяснила, он понял и даже не рассердился, воспринял это как дело житейское и, конечно, безо всякой трагедии. Так что, никакой связи между самоубийством и нашими отношениями нет.

- Ну что же, Лариса Генриховна, спасибо.- Мысленно добавив привычную фразу: "На сегодня достаточно", Марго достала из сумки блокнот.- Вот мой телефон, если узнаете еще что-нибудь, позвоните.

Марго на долю секунды замешкалась, прикидывая, следует ли прощаться с Паулс за руку, но, к ее удивлению, та протянула руку первая. Учитывая разницу в возрасте и явно отменное воспитание Паулс, это означало одно: ей хотелось обменяться рукопожатием с Марго. Но проделала она это как-то странно: сначала прикоснулась к ней осторожно, словно готовая отдернуть руку,- так ведут себя люди, касаясь оголенного провода и не зная, под током он или нет,- и только убедившись в отсутствии напряжения, вложила свою ладонь в руку Марго. От нее исходило приятное обволакивающее тепло, и отпускать ее не хотелось - не зря, видно, к ней так льнут мужики.

На следующий день Марго пришла к прокурору с повинной: дело, мол, развалилось, не успев начаться, версия Марго основана на случайных совпадениях. Она осторожно дала понять, что только прозорливость и осмотрительность прокурора спасли прокуратуру и ее, Марго, лично, от большого конфуза, и потому ворчание прокурора по поводу потерянного времени и средств было формальным. Наблюдение за Паулс и прослушивание немедленно прекратить, все телефонные записи и видеопленки уничтожить.

- Но самоубийц совсем не забрасывай, материал-то подкапливай... мало ли что,- на прощанье напутствовал ее прокурор голосом, лишенным энтузиазма.

Марго полностью погрузилась в однообразную рутинную работу, и временами ей казалось, что с прекращением дела Паулс она потеряла что-то очень важное. Самоубийства шли своим чередом, три за последующие две недели, и Марго их расследовала добросовестно, но без интереса - с Паулс они связаны не были.

Настало жаркое лето, пора отпусков, и приятель Марго, отправив жену и детей на дачу, жил теперь фактически у нее. Проведя день на работе, где почти не обращали внимания друг на друга, они вечера просиживали за бутылкой у телевизора и, если не слишком напивались, перед сном занимались любовью. Все это стало казаться Марго убогим и скучным, хотя раньше вполне устраивало. Она пыталась как-то приукрасить застолье и модернизировать постельные удовольствия, сделать свою частную жизнь хоть капельку интереснее, но ее сожитель, человек уже в возрасте, привыкший принимать однообразие как естественную норму бытия, ее старания не одобрял и не поддерживал, и она на них вскоре махнула рукой.

Поэтому в начале июля, когда список самоубийц пополнил охранник страховой компании Паулс, Марго даже обрадовалась. Лола позвонила сама.

- Я за вами заеду. В шесть, пойдет?

Лола машину вела молча, и Марго чувствовала, как она напряжена. Ведь надо же - девчонке явно не по себе, а выглядит все равно, как картинка из модного журнала. Порода такая...

- Послушай,- начала было разговор Лола и сделала паузу, нахально проскакивая перекресток на красный сигнал светофора,- давай будем на "ты". Поехали к нам на фазенду, в смысле на дачу. Там у нас хорошо, пусто, папаша в Германии. Маленько оттянемся, отдохнем, чего здесь в духоте париться?

Первой реакцией Марго было - жестко отказаться. Но, собственно, почему? Лола теперь не подследственная и скорее всего ею не будет. И вообще, действительно, отчего немного не оттянуться? Марго кивнула.

На даче первым делом искупались в прохладном озере, на обеих это подействовало благотворно, и, вернувшись в дом, Лола включила электрический камин, подкатила к нему кресла и поставила на журнальный столик коньяк и кофеварку, явно создавая условия для задушевного общения.

- Хочу тебе кое-что рассказать,- деловито разлив по рюмкам коньяк, Лола с ногами забралась в кресло,- только не надейся услышать, как говорится, чистосердечное признание. Кровавых злодеяний за мной, увы, не числится.

- Это, милочка, я давно поняла,- усмехнулась Марго,- иначе бы здесь с тобой коньяки не распивала.

- То, о чем пойдет речь, тебе покажется в лучшем случае странным, поэтому учти заранее, у меня с психикой все в порядке... ни мнительностью, ни избытком воображения никогда не страдала. Голова у меня работает, как компьютер, даже в пьяном виде я способна анализировать свои ощущения.

Марго почтила эту преамбулу молчанием и глотком коньяка.

- Речь пойдет о моем сводном брате.

- Который умер чуть ли не два года назад?

- Да. Но я с твоего позволения начну издалека. Иначе ничего объяснить не смогу, наберись терпения.

- Я давно набралась терпения. Валяй.

- У него было дурацкое имя - Легион. Мое мне тоже не по нраву, но Легион это уж слишком... оригинально. А я долго и понятия не имела, что у меня есть брат. Папаша своей бывшей семье какие-то бабки отстегивал, но дома никогда их не поминал даже вскользь. И вдруг начались за столом разговоры: Легион - то, да Легион - се... Мне это уже само по себе не понравилось, да и моей матери тоже. Оказалось вдруг, что мой братец - молодой гениальный ученый. Мне тогда было тринадцать, ходила в седьмой класс и училась так, что хуже некуда. Всех отличников, ясное дело, ненавидела. А этот... гениальный... выходило, что он отличник в какой-то сверхстепени. А папаша мне все нанимал репетиторов, вот однажды и говорит: теперь вместо занюханных учителей с тобой будет заниматься ученый с мировым именем. Ладно, говорю. Не хотелось, конечно, но с папашей спорить было невыгодно. И вот, стало быть, я к нему заявилась со своими школьными учебниками и тетрадочками. Если заочно я успела его невзлюбить, то, увидев живьем, по-настоящему возненавидела, прямо с порога. Он мне внушал ужас и отвращение. Когда он наклонялся, чтобы показать ошибку в примере или задачке, мне казалось, в меня проникает что-то мерзкое, скользкое, подчиняет себе и сейчас я начну превращаться в сгусток вонючей слизи. А его, как назло, на меня потянуло, и он стал приставать, с каждым разом все активнее, даже изнасиловать попытался. Я от страха и объяснить-то ему не могла, что он мне противен, только молча отталкивала и кусалась. И дело было не в том, что он приходился мне братом, это бы меня не смутило. Я тогда таскалась со всеми подряд, прямо ужас какая была похотливая,- простодушно пояснила Лола, и Марго вторично отметила про себя, что у нее с чувством юмора полный завал.- И не подумай,- невозмутимо продолжила Лола,- что у него был вид нетоварный или что-то еще в этом роде. Наоборот, одежда с иголочки, и сам спортивный, холеный, на руках каждый ноготь в кондиции, с виду - европеец и денди, а внутри кошмарная гадость. Как ни смешно, папашин замысел оправдался, хотя и косвенным, странным образом. Я поняла, что единственный способ избавиться от контактов с братцем - начать хорошо учиться. Маленько поднатужилась и вылезла в отличницы. Папаша ходил счастливый и пел дифирамбы преподавательскому таланту сыночка, а я втихомолку посмеивалась... Так или иначе я от него отделалась и никогда больше не видела. Папаша продолжал поддерживать отношения и приглашал иногда его к нам домой на обед, но я ловчилась устраивать свои дела так, чтобы с ним не встречаться. Но это не означало, что он оставил меня в покое...- Оборвав речь на полуслове, Лола задумалась.- Первый неприятный сигнал я получила лет через десять. К тому времени я уже успела подзабыть о своих детских неприятностях, быть может, и перестала бы так упорно избегать встречи с братцем, но он последние годы жизни болел, сидел сиднем дома и у нас не появлялся. Я тогда закончила экономический факультет, получила диплом с отличием, так отец ухитрился и красный диплом задним числом поставить в заслугу братцу, и меня это почему-то задело. Но папаша и мной был доволен, взял меня в свою страховую компанию, а вскоре сделал крупным акционером и ввел в правление. И еще купил мне квартиру, чтобы я без помех жила личной жизнью. Правда, при этом потребовал, чтобы я без его одобрения не выходила замуж, поскольку замужество - дело уже не личное, а семейное. Одним словом, я имела все, что хотела, и могла делать, что вздумается. К великому удовольствию папаши, в бизнесе я быстро освоилась и заняла приличное положение уже не только из-за его денег... Да тебе это, наверное, и так известно.- Она скосила глаза на Марго, и та подтверждающе кивнула.- А личной жизнью жила в свое удовольствие. Мужиков часто меняла и ни одному на шею себе садиться не позволяла. Ничего не обещала дольше чем на день-два вперед и любые претензии по этой части пресекала мгновенно, сразу же полный расчет. И был у меня один очень удобный партнер. Позвоню: если свободен, явится, нет - извини, занят, а сам никогда не набивался. Спортсмен-профессионал, каротека уж или кунфука, не знаю, в общем, по части восточного мордобоя. Дурак дураком, а в постели - что надо. И вот однажды я ему позвонила - с удовольствием, говорит, и немедленно припылил. Разговоры разговаривать мы не практиковали, да, собственно, и говорить-то с ним было не о чем, стало быть, сразу оказались в постели. И вдруг - как ведро дерьма мне на голову вылили, ужас и омерзение запредельные. И главное, ощущение знакомое, будто мой гениальный братец здесь, со мной, а я сейчас умру от страха и отвращения. Я его оттолкнула и стала ругаться. Вижу, он на братца ничуть не похож, но гадкие ощущения не проходят, и я все равно в шоке. У парня, конечно, глаза квадратные. Так и так, говорю, извини, это мой старинный дефект внезапно сказался. Считай, что теперь я вроде как и не женщина, и сделай одолжение, не сердись и уходи поскорее. Он оделся, вежливо попрощался и укатил в своей тачке - все-таки эти восточные махалова кое-какую выдержку в людях воспитывают. Мне, только он ушел, полегчало, но такая тоска накатила, что заревела даже, а со мной это не часто случается. И заметь, повторяю, к тому моменту я его, братца-то, десять лет не видала и давно уж о нем не вспоминала.

Возникла долгая пауза, и Марго решила подбодрить рассказчицу:

- Я заметила, ты стараешься не произносить его имя - Легион. Это не случайно?

- Нет, конечно. Это идиотское имя вызвало у меня неприязнь еще до знакомства с ним. Я и тогда избегала его произносить. А сейчас к тому же я боюсь его приманить, накликать, что ли. Может быть, это мое суеверие, а может, и нет. Ведь речь не идет о чем-то понятном и естественном.- Она опять замолчала.

Лола явно была готова замкнуться в себе, по-видимому, чувствуя, насколько дико звучит ее рассказ для такого рационального человека, как Марго.

- Я обратилась к психиатру. К хорошему психиатру за хорошие деньги, понятное дело, сугубо конфиденциально. Он меня всячески тестировал, в том числе под гипнозом. А после заявил, что я совершенно здорова и все это безобразие не является порождением моей психики. Что это, безусловно, вторжение извне в мое сознание, либо в сознание моих партнеров, либо в то и другое одновременно. Вторжение очень мощного экстрасенса, по сути дела, то, что в просторечии именуется магией. Поэтому решение моих проблем не в компетенции психиатрии. Скорее всего есть два пути. Первый - прибегнуть к помощи более сильной магии, но он лично в такие вещи не особенно верит и знает только, что они опасны для психики. Второй путь более простой и реальный: найти этого мага, то есть экстрасенса, и договориться с ним, к примеру, попросту откупиться... Дальше ты можешь просчитать мои действия. Я решилась найти моего проклятущего братца и выяснить, какого дьявола ему от меня надо. Но тут началось такое, от чего у меня чуть крыша не съехала... отчаянный бред, даже рассказывать язык не поворачивается...

- Да уж валяй, что теперь делать! - Марго в качестве моральной поддержки налила обеим по внушительной порции коньяка.

- Я стала ему звонить. К телефону поочередно подходили две какие-то женщины, которые посылали меня подальше, одна вежливо, а другая невежливо. Наконец, он взял трубку сам, я узнала голос, но его речь была совершенно бессмысленной. Впечатление полной невменяемости. По-моему, он не понял, с кем говорит, но слово "приходите" я из него все-таки выдавила. Я не сомневалась, что его мегеры попытаются меня спустить с лестницы, и взяла с собой телохранителя. Так по пути из него вдруг поперла эта самая мерзость, и он начал лапать меня прямо в машине. Я чуть не задохнулась от злости и омерзения, кое-как изловчилась фукнуть ему в рожу из баллончика и выкинуть на улицу. Поехала одна, но ни на звонки, ни на стук в дверь не открывали. Так ни с чем и уехала. Пришлось на него плюнуть, потому что на следующий день я улетала в Америку... Тоже была веселая история... А когда вернулась, позвонил папаша и сообщил, что мой гениальный братец скончался, что похороны через день, и приличия требуют, чтобы я там поприсутствовала. С любовью и удовольствием, ответила я и расхохоталась, но папаша, к счастью, сразу повесил трубку. Я была такая счастливая! И решила отпраздновать, по-своему. Я ведь к этому времени шарахалась от каждого встречного и потому в смысле личной жизни сидела на голодной диете. А как раз накануне ко мне в офис приезжал по делам человек из Германии - очень кондиционный мужчина, этакая белокурая бестия. И заодно пробовал клеиться, по-немецки, по-ихнему - и нахально, и вежливо одновременно. И я прямо с утра звоню в гостиницу, извините, герр Рихтер, мне одно место в немецком переводе нашего соглашения кажется неточным. Он сейчас же приехал, ну я корчу из себя дурочку, а он снисходительно объясняет: здесь, мол, пассивный причастный оборот, в современном деловом языке так принято, и никаких разночтений быть не может. Ах, говорю, герр Рихтер, вы меня так выручили! И я настолько вам благодарна, что приглашаю вас отпраздновать мой день рождения. Заявились мы в ресторан, хоть у него голова и немецкая, уже сообразил, что к чему, кладет руку мне на колено и говорит: как же вы, фройлен Паулс, сумели преуспеть в бизнесе, когда вам исполняется явно не более двадцати лет? Ошибаетесь, отвечаю, и кладу свою ладошку на его руку, мне намного меньше, я сегодня заново родилась! К десерту он мои коленки успел обследовать до самого живота, и я говорю: пора ехать. Ну, думаю, герр Рихтер, придется тебе поработать. И представь себе, через минуту в машине, внезапно, как дубиной из-за угла - то же самое проклятое ощущение, что не кто иной, как мой братец, меня за грудь лапает. Ощущение омерзительно достоверное и ужас невыносимый. У меня чуть истерика не случилась. И еще не понятно, что с немцем делать. Ему же по-простому не скажешь, как нашему: извини, Фриц, ты мне вдруг опротивел, так что не держи зла и вали на родину!

- И как же ты выкрутилась? - с чисто женским любопытством поинтересовалась Марго.

- Пришлось импровизировать,- улыбнулась Лола, и Марго подумала, что за все время знакомства она лишь второй раз видит ее улыбку. А улыбка хорошая, открытая.- Теперь, говорю, поедем в бизнес-клуб. Мой папа, мол, устраивает прием по случаю моего дня рождения, а мне хочется тебя познакомить с родителями. Там будет пресса, и телевидение, и весьма важные персоны, так что я буду тебя представлять не совсем как жениха, а просто как друга. У него морда вытянулась, свои руки сразу убрал, ай-ай-ай, говорит, что же ты заранее не сказала, я бы время иначе распределил, а сейчас, ничего не поделаешь, должны быть деловые звонки из Германии. И мигом слинял. А меня стошнило, натурально наизнанку вывернуло. Фриц звонит на другой день, и я...

- Ладно, черт с ним, с немцем. А с тобой-то что дальше было? бесцеремонно перебила Марго.

- Пошла на похороны, поглядеть на братца в гробу. Надеялась, хоть это поможет. Но, увы, ничего подобного. Он по-прежнему меня доставал, все чаще и чаще. Житья никакого не стало... Я сходила опять к психиатру, к другой знаменитости, в Германии. И ответ был тот же самый: это не входит в его компетенцию.

- Итак, тебя преследует человек, умерший почти два года назад, и это не входит в компетенцию психиатрии,- задумчиво подвела итог Марго.

- Когда и после его смерти я от него не избавилась, стала отслеживать и сопоставлять. Даже записи начала вести. За год набралось около сотни случаев. Я не знала, как быть. Ведь и посоветоваться не с кем, разве что с психиатром, так даже те открещиваются. Обращаться к магам и колдунам? Тогда окончательно крыша съедет, да и боюсь я их, как чумы. И я приняла единственно разумное с моей точки зрения решение: ограничить свой круг общения теми, к кому он доступа не имеет. А с новыми людьми сближаться осторожно, устраивать каждому нечто вроде испытательного срока или карантина, что ли. Конечно, это означало изменение образа жизни, но я и на это пошла. В общем, существование стало более сносным, как-никак избавилась от постоянного страха. И тут начались эти самоубийства. У меня совсем опустились руки. Отношения ко мне они не имеют, я уверена. Просто источник один и тот же, который меня преследует, но кому это объяснишь? Хорошо, хоть ты поняла, с этим мне повезло.

- Что я тебе скажу? Знаю, рядом с тобой уголовного дела нет. Следствие прекращено за отсутствием состава преступления. Сколько бы самоубийств ни последовало, ты в категорию подозреваемых не попадаешь. Я эти самоубийства коплю, и только, - так мне начальством велено. Даже если из них со временем кто-то попробует состряпать дело, твоя возможная роль в нем - только свидетель. И насчет твоего брата-покойника - его в прокуратуру не вызовешь, не в гробу же ему приезжать! - Марго закончила свою речь вполне милицейской шуткой, даже ей самой показавшейся грубоватой.

- Хорошо. А не могу ли я предложить тебе и дальше копать это дело? Как частному детективу, с соответствующей достойной оплатой?

- Я следователь прокуратуры. И брать халтуру на стороне не имею права. А было бы, что копать, то копала бы и по должности. Тут впору звать шамана, с бубном да погремушками.

- С шаманом повременим.- Лола без раздражения вернула разговор в деловое русло.- Разве ты не можешь как частное лицо и юрист немного... скажем так, присмотреть за мной? Чтобы в случае чего был разумный свидетель. Или вовремя что присоветовать. Опять же за приличный гонорар, разумеется.

- Экая ты, однако, настырная! Впрочем, это уже ближе к реальности. Присмотреть - оно можно, хотя, конечно, из следователя свидетель плохой. А вот с гонорарами пока повременим. Факт передачи денег иной раз все равно, что пуля в затылок. Так что это отложим, авось, за тобой не засохнет. Для начала давай вот что сделаем. Ты беседы свои с психиатрами наверняка на диктофончик записывала. Они знали об этом?

- Знали.

- Сделай с них распечатки в трех экземплярах. Пометь дату и время. И организуй нотариусов, чтоб заверили дату и подписи. Одну копию положи в свой банковский сейф, вторую храни, где хочешь, а третью передашь мне.