"Остров" - читать интересную книгу автора (Престон Дуглас, Чайлд Линкольн)

ГЛАВА 9

Дорис Воудич, агент по продаже недвижимости, уверенно поднялась по ступенькам дома номер пять по Оушнлейн. Старые деревянные ступеньки крыльца протестующе заскрипели под непривычным весом. Когда она наклонилась, чтобы вставить ключ в дверь, по ее руке с легким мелодичным звоном, напомнившим Хэтчу колокольчики на санях, сползло сразу несколько серебряных браслетов. Она какое-то время сражалась с ключом, затем повернула ручку и широким жестом распахнула входную дверь.

Хэтч подождал, когда она войдет, окутанная легким облаком юбок, а затем последовал за ней в холодный, темный дом. В следующее мгновение у него возникло ощущение, будто он получил сильный удар в солнечное сплетение: тот же запах сосновых досок, шариков от моли и трубочного табака. Он не вдыхал эти ароматы двадцать пять лет, но ему потребовалось собрать все силы, чтобы не выскочить наружу, на солнечный свет, где его не будут преследовать воспоминания о детстве.

— Итак! — услышал он веселый голос Дорис, которая закрыла дверь. — Очень красивый старый дом, правда? Я всегда говорила, что это позор — держать его столько лет запертым. — Она прошла вперед в сопровождении розового облака юбок. — И как он вам?

— Отлично, — ответил Хэтч и сделал неуверенный шаг вперед.

Передняя гостиная осталась такой, какой он ее помнил, какой она была в тот день, когда его мать наконец сдалась и они уехали в Бостон: обитые ситцем кресла, старый полотняный диван, фотография парохода «Линдер» на каминной полке, пианино с круглой табуреткой и плетеным ковриком.

— Водопровод приведен в порядок, — не замечая его настроения, продолжала Дорис, — окна вымыты, электричество включено, баллон наполнен пропаном. — Она перечисляла, загибая пальцы с длинными красными ногтями.

— Все хорошо, — рассеянно проговорил Хэтч и, подойдя к старому пианино, коснулся пальцами клавиш, вспомнив длинные зимние вечера, которые провел, сражаясь с произведениями Баха.

На полке рядом с камином лежал набор для игры в парчизи,[13] рядом — доска для «Монополии», коробка от которой давно потерялась, а розовые, желтые и зеленые прямоугольнички, изображавшие деньги, стерлись и помялись от бесконечного использования. На верхней полке он увидел несколько старых карточных колод, аккуратно перевязанных резинкой. У Малина сжалось сердце, когда он вспомнил, как они с Джонни играли в покер, используя деревянные спички вместо фишек, и их яростные споры о правилах. Все осталось на своих местах, он словно попал в музей воспоминаний.

Уезжая, они с матерью взяли только одежду, потому что собирались прожить в Бостоне всего месяц. Но месяц превратился в сезон, год, и постепенно старый дом стал воспоминанием: закрытый, никем не посещаемый, но всегда ждущий возвращения хозяев. Хэтч снова задал себе вопрос: почему мать не продала дом, даже когда у них начались трудные времена в Бостоне? И что помешало ему самому сделать это после ее смерти? Какое-то очень глубоко спрятанное чувство мешало ему отдать старый дом в чужие руки.

Он направился в гостиную и подошел к эркеру, откуда открывался вид на бесконечные синие просторы океана, сияющего в лучах утреннего солнца. Где-то далеко за горизонтом лежал остров Рэггид, успокоившийся после того, как заполучил свою первую жертву за прошедшие двадцать пять лет. После несчастного случая Нейдельман объявил, что решил дать всем выходной. Хэтч перевел глаза на зеленый луг, который сбегал от самого дома к берегу моря. Он напомнил себе, что вовсе не должен этого делать и вполне мог поселиться в каком-нибудь другом месте, где его не будут преследовать воспоминания. Но в Стормхейвене ему все равно устроиться не удастся; направляясь к своему дому сегодня утром, он увидел около дюжины рабочих «Талассы», которые толпились около единственной городской гостиницы, пытаясь получить пять имеющихся в ней комнат. Хэтч вздохнул. Раз уж он здесь, придется пройти весь путь до конца.

Пылинки плясали в лучах утреннего света, и, стоя перед окном, Хэтч чувствовал, как отступает время. Он вспомнил, как они с Джонни ночевали на этом лугу в спальных мешках, разложив их на влажной пахучей траве, и считали в темноте падающие звезды.

— Вы получили в прошлом году мое письмо? — вернул его к действительности голос Дорис. — Я боялась, что оно потерялось.

Хэтч отошел от окна, попытался понять, что она сказала, сдался и снова вернулся в настоящее. Вон там, в углу, подушка для стула с незаконченной вышивкой, выцветшей до пастельных тонов. А тут полка с любимыми книгами отца — Ричард Генри Дэна, Мелвилл, биография Линкольна, написанная Сэндбергом, — и две полки английских детективов, которые обожала мать. Внизу стопка потрепанных журналов «Лайф» и желтый ряд «Нэшнл джиографик». Он перешел в столовую, агент, шурша юбками, не отставала.

— Доктор Хэтч, вы же знаете, что содержать такой старый дом очень дорого. Я всегда говорила, что он слишком велик для одного человека…

Она замолчала и наградила его лучезарной улыбкой. Хэтч медленно обошел столовую, провел рукой по столу с откидной доской, задержался взглядом на висящих на стене хромолитографиях Одюбона[14] и отправился в кухню, где сразу увидел старый холодильник, отделанный толстыми кругляшками из хрома. Обрывок бумаги, потускневший и мятый, был прикреплен к нему магнитом. «Эй, мама! Клубнику, пожалуйста!» — было написано его собственным почерком. Хэтч задержался в углу, где они завтракали, — старый, изрезанный ножом стол и скамейки оживили воспоминания о сражениях за едой и о пролитом молоке, об отце, всегда сохранявшем достоинство в гуще дружелюбного хаоса, о том, как он рассказывал им морские байки своим тихим голосом и обед остывал в тарелках. А потом, позже, они вдвоем с матерью, у нее опущена голова, утреннее солнце освещает седые волосы, слезы капают в чашку с чаем.

— Помните, — услышал он чужой голос, — я писала вам про молодую пару из Манчестера, с двумя детьми. Они очень милые. Вот уже несколько лет они снимают на лето дом Фиггинса, но хотят купить собственный.

— Конечно, — пробормотал Хэтч.

Уголок, где они завтракали, выходил окнами на задний двор, там разрослись и одичали яблони. Хэтч вспомнил, как летом, по утрам, когда туман еще окутывал поля, из леса приходили олени, чтобы полакомиться перед рассветом яблоками, как они опасливо переступали через высокую луговую траву.

— Думаю, они готовы заплатить вам двести пятьдесят. Позвонить им? Разумеется, это вас ни к чему не обязывает…

Сделав над собой усилие, Хэтч повернулся к Дорис.

— Что?

— Просто я подумала, может, вы хотите продать дом?

Хэтч удивленно заморгал.

— Продать? — медленно переспросил он. — Дом?

Продолжая улыбаться, Дорис спокойно сказала:

— Ну, понимаете, вы ведь холостяк и все такое… это же совсем не практично.

Она смутилась, но решила не отступать. Хэтч с трудом взял себя в руки. В маленьком городке вроде Стормхейвена следует вести себя осторожно.

— Я так не думаю, — сказал он ровным голосом, затем вернулся в гостиную и направился к входной двери.

Женщина следовала за ним.

— Я не говорю о том, чтобы прямо сейчас, — не унималась она. — Если вы найдете… сокровища, ну, понимаете… Ведь это займет не много времени, правда? В особенности если учесть, сколько у вас помощников. — На мгновение она помрачнела. — О, какой ужас! Вчера ведь погибли два человека!

Хэтч внимательно посмотрел на нее.

— Два человека? Два человека не погибли, Дорис. Никто не погиб, даже один. Произошел несчастный случай. А кто вам такое сказал?

— Ну, я слышала от Хильды Маккол. — Дорис слегка смутилась. — Она держит салон красоты «Прически Хильды». Ну, все равно, когда вы получите столько денег, вряд ли захотите здесь остаться, поэтому могли бы…

Шагнув вперед, Хэтч открыл входную дверь.

— Спасибо, Дорис, — сказал он и попытался улыбнуться. — Дом в прекрасном состоянии.

Она остановилась, не доходя до двери, и на мгновение заколебалась.

— А как насчет той молодой пары? Он очень успешный адвокат. У них двое детей, мальчик и…

— Спасибо, — несколько тверже повторил Хэтч.

— Пожалуйста, конечно. Знаете, не думаю, что двести пятьдесят тысяч — это мало за летний…

Хэтч вышел на крыльцо, и ей пришлось подойти к нему, чтобы услышать его ответ.

— Цены на недвижимость сейчас довольно высоки, доктор Хэтч, — заявила она. — Но ведь никто не знает, когда они начнут падать. Восемь лет назад…

— Дорис, вы очень милы, и я порекомендую ваши услуги моим многочисленным друзьям-врачам, которые захотят перебраться в Стормхейвен. Большое вам спасибо. Пришлите мне счет за ваши услуги.

Затем Хэтч шагнул внутрь и осторожно, но твердо закрыл за собой дверь.

Несколько минут он стоял в прихожей, не зная, хватит ли у нее наглости нажать кнопку звонка. Но она нерешительно потопталась на крыльце, а потом, продолжая улыбаться дежурной улыбкой, вернулась к своей машине. Комиссионные в размере шести процентов от двухсот пятидесяти тысяч долларов — сумма для Стормхейвена довольно приличная. Хэтч смутно помнил, что муж у Дорис пьет и банк отобрал у него катер за долги. «Она не может знать, что я чувствую», — подумал он и пожалел агента по продаже недвижимости Дорис Боудич.

Хэтч уселся на маленькую табуреточку у пианино и тихонько сыграл первую ноту прелюдии ми минор Шопена. С удивлением и радостью он обнаружил, что инструмент настроен. Дорис, по крайней мере, точно выполнила все инструкции: вымыть дом, все приготовить к его приезду, но ничего не трогать и не передвигать. Он задумчиво играл прелюдию, пианиссимо, пытаясь прогнать все посторонние мысли. Осознать, что он не прикасался к этим клавишам, не сидел на табуреточке, не ходил по дощатому полу вот уже двадцать пять лет, было трудно. Куда бы он ни поворачивал голову, дом с радостью возвращал ему воспоминания о счастливом детстве. В конце концов, оно действительно было счастливым. А вот оборвалось внезапно и трагически. Если бы только…

Хэтч прогнал этот холодный, настойчивый голос.

Два человека погибли, сказала Дорис. Это как-то чересчур — далее для фабрики сплетен маленького городка. До сих пор Стормхейвен принимал нежданных гостей с благожелательным любопытством. Разумеется, городу их появление сулило выгоду, особенно тем, кто держал разные лавки. Но Хэтч уже понял, что кто-то должен взять на себя роль представителя «Талассы». Иначе трудно предсказать, какие жуткие истории поползут из магазинчика Бада и салона Хильды. Он отдавал себе отчет, что на эту роль годится только один человек, и ему стало нехорошо.

Он еще некоторое время посидел перед пианино. Если повезет, редактором местной газеты по-прежнему окажется старина Билл Бэннс. Тяжело вздохнув, Хэтч встал и направился в кухню, где его ждали банка растворимого кофе и — если Дорис не забыла — работающий телефон.