"Москва за океаном" - читать интересную книгу автора (Свинаренко Игорь Николаевич)

Глава 6. История Москвы

У пенсильванской Москвы, основанной в 1909 году, богатая история. По этому предмету самый главный во всей Москве — Тед Бейрд, президент Московского исторического общества. Он собрал уникальные сведения о московском прошлом и радостно делится ими с народом.

Эти рассказы президента Бейрда и легли в основу настоящего исследования.

Президентом Тед работает в свободное от работы время. Это его хобби из патриотических побуждений. Вообще практически все москвичи, как известно, очень уважают общественную работу и охотно ей предаются. Они обыкновенно проводят благотворительные ярмарки, заседают в разных комиссиях при горсовете, помогают учителям, пишут — за бесплатно — заметки о жизни community в местную газету Villager. Как перевести чуждое нам слово community, я даже и не знаю. Некоторые (в том числе и словари) переводят его как община, общество. В жизни оно обозначает, насколько я понял, форму существования соседей, которые не избегают друг друга и активно, именно активно соблюдают на своей территории разнообразные приличия — с русской точки зрения часто излишние. Самый удивительный из расхожих примеров — это когда некто в здравом, казалось бы, уме берет шефство над куском улицы и ее периодически подметает и чистит. Или, как тимуровец, помогает некой старушке. Или вот как Том Бейрд заседает в библиотечном совете и еще поет в церковном хоре, — когда надо, подменяет заболевших певчих. Ну и исследует историю родного края, что есть общественная деятельность чистейшей воды.

Там часто вспоминались слова про их нравы, про два мира и два детства. И так далее. В советских школах нам цитировали жалобы Достоевского: русский человек, говорил он, слишком широк, его бы сузить! И вот когда сузили, получился американец. Широкий человек и правда в быту не всегда удобен. А сузить — так он сразу получается такой деликатный, мало и вяло пьющий, не сходит с ума и не кидает деньги в камин, как малахольная Настасья Филипповна, не рубится с отцом Карамазовым топорами из-за веселых девушек, не проигрывает в Баден-Бадене последний рубль, не соблазняет, будучи офицером, замужних женщин с детьми и не спасает человечество насильно против воли последнего, а просто тихо и прилично живет себе и другим не мешает. Сочинить с таким персонажем русскую классическую литературу во всей ее глубине положительно невозможно… Ну так мы ее и не сочиняем.

Президент Тед Бейрд ходит каждый день на тихую службу — в соцстрах, то есть как бы в райсобес. Он сейчас там менеджер, сделал карьеру, а ранее сидел за стойкой, принимал заявления от старичков.

Краеведением же он занимается долгими зимними вечерами, а также по уикэндам. В субботу часто выезжает на раскопки на природу, ищет следы древних индейских стоянок и иногда даже находит соответствующие артефакты, к примеру глиняные черепки. Эти скудные осколки он расставляет и раскладывает на видных местах в гостиной наряду со старинными, состоящими из чистой ржавчины пистолетами, бухгалтерскими книгами прошлого века, картинками неустановленного происхождения и назначения, антикварной человеческой головой, выдутой из стекла…

— Соцобеспечение завел Франклин Рузвельт! — Это он, рассказывая о работе, ввернул как историк. — В Великую депрессию, когда нищих полно развелось. У людей не было денег, и на старость они не откладывали. И вот Рузвельт такое придумал, чтоб отчислять из зарплаты на будущую пенсию. Правительство крутит деньги, а потом выплачивает пенсионерам, с процентами… Но тут полно противоречий! — увлекается Тед. — Наши местные консерваторы считают, что это уж слишком по-коммунистически. Это попахивает социализмом… А в свободном-де обществе каждый сам должен о себе заботиться…

Тед стал историком в пятнадцатилетнем возрасте по той причине, что папаша, заводской менеджер, приохотил его к чтению книг про Гражданскую войну и жизнеописаний великих. Кроме того, на Вашингтонщине, где они тогда жили, в Гражданскую много чего происходило и оставляло артефакты.

Не то, конечно, на новом месте жительства, в Москве…

Но Тед тут не чужой: в Москве жил его дед, тоже Тед Бейрд. Его дед был лично знаком со старейшей москвичкой 100-летнего возраста. Это была Сейви (странное, но ходовое сокращение от Сарра) Фишбэк, черная, по профессии рабыня, она была кормилицей у белых хозяев.

Черных мало было в Москве, тут они работы не находили, поэтому, когда с Юга бежали, селились в больших городах. А тут их мало было. В Делвилле, рядом, жила черная, ее отец был рабом, а она после выучилась в Филадельфии в школе искусств, в люди вышла. А еще в ресторане одного из пяти отелей в Москве был в старые времена повар черный. Теперь вместо пяти отелей здесь пара жалких мотелей… Да, знавала Москва лучшие времена!

Со своими этими пятью отелями она казалась сказочной, сверкающей столицей местным фермерам, которые сюда приезжали в выходные торговать молоком…

Самые громкие преступления

Теду жаль, что в Москве не было никаких выдающихся происшествий. Самые громкие из известных президенту исторического общества событий, которые случались в Москве, — это убийства. Впрочем, их можно по пальцам пересчитать.

Одно из них случилось в 20-е годы — при дерзком ограблении отеля. Там в холле застрелили гражданина: грабить, что ли, мешал? При "сухом законе", вспоминает Тед, много было преступлений, связанных со speak easy (так назывались нелегальные бары тогда, потому что в целях конспирации надо было пить тихо, не шуметь). Один самогонщик-украинец по фамилии Music нелегально напивался и бил сына. Так сын, как ему восемнадцать исполнилось, убил отца. И сел в тюрьму для сумасшедших.

А пару лет назад было тут убийство с самоубийством, на почве несчастной любви: приезжий перед смертью застрелил любимую москвичку, которая ранее его разлюбила.

Москвичи снабжали Америку льдом

Народ тут исторически поселялся такой: лесорубы и фермеры. Добываемый лес, бук да сосна, шел главным образом на многочисленные шахты как крепежный материал. А зерно с ферм очень удобно было увозить в большие города по Московской железной дороге. Ее еще до войны построили, объясняет мне Тед, еще в 1850-х годах. (Она до сих пор сохранилась, и иногда в Москву приезжает паровоз с экскурсантами из райцентра Скрэнтон.) Жизнь была понятной: в горах железная руда, под землей — уголь, в Скрэнтоне — плавят сталь, в Москве рубят лес. И еще граждане заготавливали на продажу голубику — большой был бизнес!

Так что все вроде были при деле.

Ну вот. Сначала только товарные вагоны гоняли с лесом. А в 1856 году в Москве построили настоящую железнодорожную станцию. На том самом месте, где раньше была станция почтовая. Там делали остановку дилижансы, которые в Америке называют stagecouch.

Эту самую железную дорогу в 1890-е годы купил один парень, по имени Джей Гулд. В честь него, кстати, назвали соседний с Москвой поселок. Так вот Джей разбогател на том, что по этой своей дороге стал возить в Нью-Йорк чистейший подмосковный горный лед, который там необычайно хорошо распродавался. Вплоть до того момента, как в Америке вошли в моду холодильники.

Дед Теда тоже приложил руку к процветанию Москвы. Он держал тут заведение, куда пускал на ночлег путников. Им подавали ром, горячие печеные бобы и после аккуратно укладывали спать — по двое, по трое в одну постель. При полном отсутствии ванны, с искренним удивлением рассказывает Тед. Тогда же просто не было телевизионной рекламы, которая в конце концов склонила американцев поголовно к ежедневному мытью головы патентованным шампунем.

Бейрд-старший, конечно, не был первым, кто додумался до этого бизнеса. Первым был один немец, по имени Питер Руперт. Он-то и открыл тут первый постоялый двор в 1830 году. Оттуда и есть пошла Москва. А почему тогда юбилей — всего 90 лет? Да потому, что всякий постоялый двор может назваться гордым именем, да не всякому штат даст статус города в 1909 году, ясно?

История никогда не забудет благодетеля Москвы Генри Дринкера. Он был по профессии, как это там называется, developer: Скупил землю в Москве, а после стал продавать ее в розницу. Заслуга его была в том, что плату за землю он брал в рассрочку, причем натурой — зерном и лесом. Да и 435-е шоссе построил не кто иной, как Дринкер, — ну чистый Лужков, а? Москва при Дринкере поднялась. Народ его помнит.

Вот на этом-то историческом шоссе и стоит дом Теда. Мы сидим за пластиковым столом во дворе, пьем австралийское красное и смотрим на машины, которые через два часа въедут на Манхэттен…

Странное название — Москва

Конечно странно, что еще бывает какая-то самозваная Москва. Ну, если не хватило фамилий, так назвали бы, например, Вашингтон-17 (как у нас полно Арзамасов). Кто разрешил?!

В распоряжении Московского исторического общества имеются две версии.

По одной, авторство Москвы приписывают человеку по имени Леандер Гриффин, который в начале 1830-х годов был здесь начальником почты. Он еще открыл магазин, место же бойкое — почта.

И вот однажды в магазине кончились припасы. Гриффин поехал в Филадельфию за товаром, а его поставщик, оптовик, спрашивает:

— Куда доставлять-то?

Леандер начал объяснять, что надо доехать до Делвилла, дальше прямо, прямо и потом направо, ну а там уж всякий скажет.

Оптовик вроде запомнил, но строго заметил Леандеру, что всякое место обязано как-то называться, не в лесу живем все-таки.

Но Леандер никакого названия придумать не смог.

И тогда оптовик говорит:

— А вот я в газете читал какой-то, что есть такой крупнейший в мире надколотый колокол. А называется это место, где он, надколотый, — Москва. Хорошее, кстати, название…

Леандеру понравилось, и стала Москва.

Такую историю — со слов Леандера — рассказывала очевидцам после смерти Леандера его дочь. Современники так и записали и передали потомкам. Потомки рассказали мне, ну а я уже вам.

Но, как вы помните, это не единственная версия. Еще есть.

Питер Руперт, тот самый, который учредил первый в этих краях постоялый двор, был американцем в первом поколении, а еще раньше — немцем и жил в Европе, где, по слухам, ходил с Наполеоном в походы. И в Москве был зимой, и страшно там мерз. И вот впоследствии зимняя пенсильванская природа напомнила ему русскую (справедливо замечено), и снега тут полно. И вот якобы Руперт и дал название.

Теду первая версия нравится больше.

Москва и мировая история

Несмотря на свою сонность и провинциальность, Москва не осталась в стороне от мирового исторического процесса. Доказательств тому множество.

Например, из Подмосковья родом был один механик, автор изобретения, покорившего весь мир. Скорее всего, и к вашему дому это изобретение приделано, на досуге обратите внимание. Гениального парня звали Лайдж Лимэн. А изобрел он вот что: пожарные лестницы! Блестящая идея пришла ему в голову приблизительно сто лет назад, когда был объявлен конкурс на лучшее противопожарное приспособление. Лимэн конкурс выиграл и взял богатый первый приз — 200 долларов!

Враг чуть не напал на Москву

В 60-е годы одна радиокомпания надумала попугать зрителей. Сюжет был такой, что якобы внешний враг напал на Америку, и мнимая агрессия должна была освещаться в прямом эфире. Радиоврагам предложено было напасть на пенсильванскую Москву. К городу стали подтягиваться части национальной гвардии. Была заготовлена переодетая вражеская армия из статистов — без опознавательных знаков, но все догадывались, что это была рука "настоящей" Москвы. Радиостанция понимала, что Москве надо как-то компенсировать неудобства от игры в войну, и пообещала за это дать денег на постройку публичного плавательного бассейна.

Но местные торговцы взволновались, что от игры в войну, перекрытых улиц и возможной паники может пострадать бизнес… Ну и под давлением московских предпринимателей акция была отменена.

Москва осталась без публичного бассейна.

Некоторые московские старожилы до сих пор огорчаются из-за того несбывшегося бассейна. Особенно негодует пенсионер Морган Мэттьюз.

Впрочем, те москвичи, которые не мыслят своей жизни без занятия плаванием, давно уже построили бассейны у себя во дворах. И ни в чем себе не отказывают.

Шахтное дело

Когда-то Подмосковье было угольным центром всей Америки. Скрэнтон, город в 12 милях от Москвы, считался угольной столицей страны. Здешняя жизнь описывалась богатым словом "бум".

А потом шахты закрылись, и из оживленного промышленного района Подмосковье превратилось в сонную провинцию, состоящую из горных деревушек. Работы не стало, народ поразбежался.

А все это из-за катастрофы, которая случилась после войны. Капиталисты, нарушив технику безопасности, хищнически добыли лишнего угля и докопались до русла местной реки с индейским именем Лакавана. Река через дырку потекла в подземные выработки и затопила все шахты. Дыру пытались закидать гружеными товарными вагонами… Утечку реки удалось остановить только после того, как шахты были напрочь попорчены водой и восстановлению не подлежали.

Во всем были виноваты владельцы шахты под названием Нокс. Это они от жадности докопались до речки. Их потом судили и посадили. Один из кузенов бабушки Теда сидел за это.

Впрочем, еще перед катастрофой прибыль от угля стала падать — из-за массового перехода на бензин. Затопление только ускорило процесс. В отличие от нас, американцы свернули угольную промышленность вовремя и не оттягивали ее гибель дотациями; и потому шахтерам там не пришлось свергать существующий строй своими забастовками.

Повезло им.

Индейцы

Важное направление исторических исследований Теда — индейцы.

Они жили поблизости в долинах рек — Лакавана, Саскехана, Делавэр, а в московскую горную местность приходили охотиться.

Самое большое и знаменитое племя было делавары. Но это французское слово, а самоназвание у них — манси. Поначалу, когда в Пенсильвании стали селиться квакеры, они у делаваров мирно покупали землю, и все были довольны. До тех пор, пока могикане и ирокезы, которые жили к северу от теперешней Москвы на Finger Lakes, не обвинили делаваров в распродаже родины. Могикане с ирокезами этих делаваров контролировали или, говоря по-русски, "держали".

И за продажу земли виновных депортировали: согнали делаваров с насиженных мест, переселив поближе к себе, чтоб легче было за ними присматривать. А вождя делаваров "опустили": прилюдно накинули ему на голову одеяло и объявили, что он больше не мужчина и впредь будет считаться женщиной. Это было не что иное, как поражение в правах.

Вообще же индейцы землю обычно не продавали. Они просто пускали желающих пожить на свою территорию, а деньги за это брали чисто из уважения. Дает человек что-то, хочет тебя уважить, так неловко отказываться. Индейский взгляд на землю очень близок русским депутатам-коммунистам. Ни те, ни другие не в силах понять, как это земля может быть частной собственностью. Любопытно, что и тех, и других белые американцы называют красными. И к чему индейцев привело недопущение земли в рыночный товарооборот? Так и забрали у них землю за бесплатно. А бывшие ее владельцы неплохо устроились в резервациях.

— Вот ты мне скажи, Тед, спокойна у тебя совесть? Как-то получается, что вы пришли и все у индейцев забрали, и как забрали, так после тут же изобрели права человека. Не до, заметь, а после… Нет бы вам сначала учредить эти права, а потом уж вести с индейцами и их адвокатами переговоры. А?

— Нет, жульничества, думаю, там не было… А было столкновение двух культур, когда одна сторона не могла понять, чего хочет от нее другая. Индейцы и белые считали друг друга по меньшей мере странными.

Просто так получилось. Европейцы, когда покупали землю, считали, что она перешла в их собственность со всеми вытекающими последствиями. И никто чужой теперь не может на эту землю ступить. Иными словами, исходили из сложившегося и привычного им европейского понимания вопроса. А индейцы, даже взяв деньги за землю, продолжали ее считать ничьей.

— Так ты хочешь сказать, что белые поселенцы честно действовали по законам, какие они знали в Европе? То есть они покупали землю у индейцев так же, как они покупали бы ее, допустим, во Франции, приплыв туда из Англии, по рыночной цене, которая формируется при спросе и предложении? И как бы дешево они не купили, это было законно и рыночно? А индейцы, совершенно как коммунистические депутаты Госдумы, не могли никак постигнуть умом, что земля может быть собственностью?

— Так оно приблизительно и было! Они просто не понимали друг друга. Фермер, например, вырастил урожай. На поле приходят индейцы и рвут кукурузу растения же ничьи, они всегда сами по себе росли. И еще индейцы забивают фермерскую ручную свинью — ведь звери, они специально созданы Богом для охоты, правильно? Фермер обижается на индейца так, как обиделся бы на белого за то же самое. И требует законной компенсации. Индеец смеется ему в лицо и обзывает полным идиотом. Тогда фермер убивает индейца. Другие индейцы приходят и убивают фермера и сжигают ферму. Соседские фермеры в священном гневе идут мстить индейцам и так далее. Столкновение культур!

Да, не зря именно американские фантасты так убедительно сочиняют насчет завоевания чужих планет и разборок с различными марсианами; они замечательно изучили ситуацию…

Индейцы, как мы знаем благодаря Фенимору Куперу и Гойко Митичу, между собой не очень-то дружили. Одни за англичан были, другие за французов (нет бы единым фронтом против белых). Когда же началась революционная война, индейцы шли в основном за англичан, хотелось им выгнать поселенцев. Колонистов поддерживали разве что чероки. Чероки вообще обладали взглядами настолько широкими, что даже заводили себе черных рабов! (Да, что ни говори, все-таки человек тянется к комфорту.) Они прогрессивно перепрыгнули из родового строя в рабовладельческий. Причем с повышенной прогрессивностью, то есть даже часто на рабынях легально женились, а рабам за старание, за боевые заслуги или охотничью квалификацию давали гражданские индейские права.

В Гражданскую индейцы опять раскололись. Кто за Север, кто за Юг. Были даже войсковые части, укомплектованные сплошь из индейцев, — с обеих сторон. А племена, которые жили в диких местах к западу от Миссисипи, просто радовались, что их не трогают — армия-то вся на войне. И под шумок начинали теснить поселенцев…

Тед считает своим долгом разоблачить миф о страшной жестокости индейцев.

— Это все не от злости! Просто некоторые племена, особенно на востоке, считали, что, если пойманного врага не мучить, это значит оскорбить его, поставить под сомнение его смелость. То есть, считали они, вражескому воину надо дать шанс показать выдержку и терпение. Ну, ему и давали: еще живому жарили внутренности, выжигали уши, нос, глаза. Совершение этого ритуала доверяли обычно вдовам воинов, убитых на войне…

Вообще Тед индейцев сильно уважает и часто ездит на Maple Lake на раскопки. Там он выкапывает осколки глиняной посуды, копит их, чтоб когда-нибудь всю коллекцию безвозмездно передать в музей — в историческое общество в соседнем Luzern County… Все-таки индейцы — неотъемлемая часть истории пенсильванской Москвы и Подмосковья.