"Испытание магией" - читать интересную книгу автора (Снайдер Мария)

Глава 3

Я опешила.

— Ты шутишь? Как можно думать, что я — шпионка?

— Можно. — Орешка для убедительности кивнула. Ее рыжие волосы были собраны в два хвостика над ушами, и эти хвостики забавно подпрыгнули, однако моя сестрица смотрела очень серьезно.

— Так многие говорят, — сообщила она. — Хотя ни одна душа не посмеет и словом обмолвиться тете Перл или дяде Исаву.

— С чего они это вообразили?

Карие глаза Орешки округлились, словно она не могла поверить в мою тупость.

— Так ты глянь, во что одета, — она указала на мои черные штаны и белую рубашку. — Мы все знаем: северян заставляют носить форму. Народ и говорит, что, будь ты вправду с юга, в жизни больше бы штаны не натянула.

Я бросила взгляд на оранжевую юбку Орешки. Подол был заткнут под коричневый пояс из меха, чтобы не мешал носиться по деревьям, а под юбкой на сестренке были короткие желтые штанишки.

Не смутившись моим взглядом, она добавила:

— И ты ходишь с оружием.

С этим не поспоришь, Я носила с собой посох на случай, если вдруг представится возможность потренироваться, чтобы поддерживать навыки борьбы. Но упражняться било негде: жилые комнаты в поселении Залтана слишком малы, а в зале для больших собраний полно народу. Кроме того, к бедру у меня был пристегнут нож с выкидным лезвием, но я не стала про него рассказывать.

— Кто это говорит? — осведомилась я.

Орешка повела плечами:

— Разные люди.

Я молчала, ожидая продолжения, и сестренка в самом деле поделилась:

— Лист толкует всем и каждому, что с тобой явно не все ладно. Твердит, что признал бы собственную сестру. — Орешка потеребила рукав, смущенно закатывая до локтя яркую ткань. — Народ в Ситии боится, что однажды командор двинет на нас войско. А шпионы с севера вынюхивают, хорошо ли мы готовы к защите. Конечно, Лист всегда преувеличивает, но его магические способности очень сильны. Оттого почти все верят, что ты — шпионка.

— А ты как считаешь?

— Не знаю. Я себе сказала: поживем — увидим. — Орешка поглядела на свои босые ноги. Они были загорелые и покрытые мозолями.

Вот еще одно, чем я отличаюсь от Залтана: так и хожу в кожаных башмаках.

— Умно, — похвалила я решение сестренки.

— Ты думаешь?

— Ага.

Орешка улыбнулась, ее карие глаза просветлели. А я обратила внимание на россыпь веснушек на ее маленьком носике. Мы двинулись дальше, к заждавшейся меня матери.

Торопясь следом за Орешкой, я размышляла о подозрениях Залтана. Разумеется, я не шпион, но истинной южанкой меня тоже не назовешь. И я ничуть не уверена, что хотела бы зваться ситийкой. На юг я пришла по двум причинам: чтобы избежать казни на севере и чтобы научиться тому, как управлять своими магическими способностями. Встреча с семьей — нежданная удача, и я не позволю, чтобы всяческие глупые слухи испортили мне удовольствие от пребывания здесь. Поэтому не стану обращать внимания на косые взгляды моих родичей... до поры до времени.

А вот от чего не удалось укрыться, так это от материнской ярости. Когда мы с Орешкой наконец явились к Перл, эта маленькая худенькая женщина просто пылала гневом. Каждая мышца ее тонких рук была напряжена, и на длинной шее бились жилки.

— Где ты была? — встретила она мое появление.

— Ну, сначала проводила Айрис, а потом... — Я смолкла. Слишком жалкими казались объяснения по сравнению с гневом матери.

— Ты четырнадцать лет провела вдали от меня и всего через две недели снова отсюда уйдешь. Как ты можешь думать только о себе?!

Неожиданно мать рухнула в кресло, как будто из нее разом ушли все силы.

— Прости... — начала я неловко.

— Нет, ты меня прости, — перебила она и принялась объяснять: — Просто твоя речь и поступки такие странные. И отец возвратился и ждет не дождется, когда сможет наконец тебя увидеть. К тому же Лист меня доводит, несет всякий вздор, а я не хочу, чтобы моя дочь ушла от нас с чувством, что она по-прежнему чужая.

Я невольно съежилась, как от холода, чувствуя себя виноватой и неспособной оправдать ее ожидания. Мать просила слишком многого; хватит ли у меня сил?

— Отец хотел поднять тебя с постели среди ночи, — продолжала она. — Я уговорила его подождать, я он с самого утра разыскивая тебя по всему дому. В конце концов я послала его на верхний этаж заняться делами. — Перл широко развела руки. — Тебе уж придется нас извинить, если мы слишком на тебя давим. Ты появилась так неожиданно, и мне следовало настоять, чтоб ты осталась этой ночью с нами. Да только Айрис велела тебя пощадить. Как она выразилась, не задушить любовью. — Перл глубоко вздохнула. — Но меня это убивает. Я так хочу тебя обнять! — Однако вместо объятий она уронила руки на колени, на сине-белую ткань платья, и осталась сидеть — понурая, как будто обессиленная.

Я хотела что-нибудь ответить, но слова застряли в горле. Айрис права: мне требовалось время, чтобы свыкнуться с недавно обретенной семьей и ее укладом, но и мать я понимала. Лично я с каждым днем все больше тосковала о Валексе — а потерять ребенка наверняка гораздо тяжелее.

Неловко переминаясь у двери, Орешка подергала себя за хвостики. Мать, кажется, только сейчас ее заметила, встрепенулась.

— Орешка, будь добра, забери вещи Элены из гостевой комнаты и принеси сюда, — попросила она.

— Конечно, тетя Перл. Я мигом. Быстрее, чем летучая крыса парализует вальмура. — И сестренка умчалась.

— Ты можешь поселиться у нас в лишней комнате. — Мать прижала руку к горлу. — В сущности, это твоя комната.

«Моя комната». Такая простая, естественная вещь. Прежде у меня никогда не было собственного угла. Я попыталась представить, как бы я украсила жилище, сделала его поистине своим, — и не смогла этого вообразить. Моя жизнь в Иксии не предполагала совершенно особенных, чудесных вещей вроде игрушек, подарков поделок. Я поспешно задавила вырвавшийся из горла хриплый смешок. До сих пор единственной моей собственной комнатой была тюремная камера.

Перл вскочила на ноги.

 — Элена, садись же. Сейчас принесу поесть. Ты погляди, какая худущая: кожа да кости! — Она поспешила к двери, а по пути громко обратилась к потолку: — Исав, Элена пришла. Спускайся, будем пить чай.

Оставшись одна, я осмотрелась. В теплом воздухе стоял, слабый аромат яблок. Мебель была необычная: кушетка и два, кресла с виду казались сплетенными из веревок, однако на ощупь выяснилось, что это резное дерево. У других моих родичей кресла были сделаны из связанных веревками палок и веток, а здесь — вон как хитро придумано.

Я устроилась в кресле. Красные подушки с рисунком из листьев странно, хрустнули под моим весом. Чем они таким набиты? Потом взгляд остановился на черной деревянной чаше, которая стояла на маленьком, столике возле кушетки. Столешница была накрыта толстым стеклом, а чаша показалась мне вырезанной вручную. Я постаралась расслабиться. Это поначалу удалось — пока я не обратила внимание на длинный узкий стол у дальней стены.

Он был уставлен сосудами удивительной формы, которые соединялись извилистыми трубками. Под некоторыми сосудами стояли незажженные свечи. Мне тут же вспомнилось наводящее жуть хозяйство Рейяда, в памяти всплыла его коллекция стеклянных посудин и металлических инструментов. От леденящего воспоминания — я прикована к лежанке, а Рейяд не спеша выбирает орудие пыток — стало трудно дышать, по шее стекли капли пота. Опомнившись, я выругала себя зато, что позволила воображению разыграться. Глупо спустя два года пугаться при виде каких-то склянок с трубками.

Я заставила себя подойти ближе. В нескольких бутылочках была налита жидкость янтарного цвета. Взяв одну из них, я встряхнула содержимое. В нос ударил острый запах яблок. Тут же всплыло новое смутное воспоминание: я кружусь, в ушах звучит смех. Попыталась сосредоточиться, припомнить яснее — однако это воспоминание сейчас же ускользнуло. Огорчившись, я поставила бутылочку на место.

Полки над столом также были уставлены рядами склянок и пузырьков. Устройство с трубками показалось мне похожим на перегонный аппарат. Быть может, янтарная жидкость — что-то вроде яблочного бренди как у генерала Расмуссена в Седьмом военном округе в Иксии.

Я услышала, шаги, и обернулась. Мать держала в руках поднос с чаем, фруктами и плошкой ягод. Опустив поднос на столик возле кушетки, она жестом пригласила меня подойти.

— Вижу, ты нашла мою перегонную установку, — проговорила она так словно тут в каждой комнате стояли по углам такие штуки. — Чуешь знакомые запахи?

— Бренди? — предположила я.

Плечи ее чуть поникли, однако улыбка не дрогнула.

— Ну-ка попытайся угадать еще раз.

Пригнувшись к бутылочке с янтарной: жидкостью, я глубоко вдохнула. Запах окутал меня, вызвал ощущение уюта и безопасности. Затем от него перехватило дыхание. Нахлынули странные, смешавшиеся воспоминания: я прыгаю вверх-вниз и одновременно лежу на спине, схватившись за горло, скребу по коже ногтями. Вдруг закружилась голова.

— Элена, сядь. — Придерживая под локоть, Перл подвела меня к креслу. — Не надо было так глубоко вдыхать. Они очень крепкие. — Я, села, а мать осталась стоять рядом, положив руку мне на плечо.

— Что это? — спросила я.

— Мои духи «Яблочная ягода».

— Духи?

— Ты забыла. — Ее улыбка разочарованно погасла. — Когда ты была маленькой, я ими всегда пользовалась. Их у меня покупают охотней всего, особенно этот аромат любят магини в Крепости. А когда ты пропала, я больше не могла их употреблять. — Мать снова коснулась рукой горла, словно пытаясь то ли удержать слова, то ли сдержать чувства.

При слове «магини» у меня внезапно дух занялся. В памяти встал прошлогодний праздник огня, когда меня пытались похитить. Палатки, темнота и запах яблочной ягоды — эти воспоминания смешались со вкусом пепла и образом Айрис, которая приказывает четверым мужчинам задушить меня.

— Айрис тоже покупает у тебя духи? — поинтересовалась я.

— Да. Как раз предпочитает «Яблочную ягоду». Прошлым вечером она попросила меня изготовить еще. Этот запах тебе напоминает о ней?

— Должно быть, она пользовались ими в тот день, когда мы впервые встретились. — Я благоразумно упустила подробности. Не приди тогда Валекс на помощь, Айрис меня бы убила.

— Я обнаружила, что некоторые запахи пробуждают определенные воспоминания, — рассказывала мать. Мы с Листом этим занимаемся; и это часть его совместной работы с Первым Магом. Мы с ним создали множество разнообразных запахов и ароматов, которые помогают жертвам преступлений вспоминать подробности. Такие воспоминания очень ярки, и это помогает Листу лучше разобраться в случившемся. — Мать перешла к столику и принялась раскладывать уже нарезанные фрукты по трем деревянным мискам. — Я надеялась, что «Яблочная ягода» пробудит в тебе память о нас.

— Я в самом деле кое-что вспомнила, но... — Я запнулась, не в силах облечь, мимолетные образы в слова. Задавила растущую досаду на то, что ничегошеньки не могу припомнить из своих первых шести лет жизни. И затем спросила: — Ты делаешь много разных духов?

— Очень много. Исав приносит замечательные цветы и растения, которые я пускаю в дело. Это прекрасно — создавать новые ароматы.

— И во всей округе ей в том нет равных, — вдруг раздался звучный мужской голос, и в комнату вошел невысокий полноватый человек. Чертами лица и плотной фигурой он сильно напоминал Листа. — Ее духами прыскались Магистры Магии — женщины, конечно — а также королева и принцесса Иксии, когда были живы, — похвастался женой Исав. Крепко взяв пальцами мои запястья, он потянул меня вверх и заставил подняться на ноги. — Элена, детка, как ты выросла! — Он стиснул меня в медвежьих объятиях.

В нос крепко пахнуло землей. Я не успела придумать, что сказать в ответ, а Исав уже уселся на кушетку с миской фруктов на коленях и с чашкой чая в руке. Я тоже присела на старое насиженное место, и Перл вручила мне фрукты.

Нечесаные седые волосы Исава спадали до плеч. Он с удовольствием ел, а я заметила, что морщинки у него на руках темно-зеленого цвета.

— Исав, ты опять баловался с лиственным маслом? — спросила Перл. — Не диво, что так долго не мог спуститься. Оттирал масло, чтобы не перепачкать все кругом.

По тому, как он молча нагнул голову, я поняла, что это какой-то их давний спор. Затем Исав принялся меня разглядывать, щурясь и склоняя голову то на один бок, то на другой, словно пытаясь принять непростое решение. Кожа у него была темная, как крепкий чай без молока; лицо — в глубоких морщинах, доброе и как будто привычное и к смеху, и к слезам.

— Ну, а теперь я желаю услышать, чем, ты занималась все эти годы, — проговорил он наконец.

Я подавила вздох. Никуда не денешься, надо рассказывать. Привыкнув повиноваться распоряжениям и приказам, я поведала о том, как росла в сиротском приюте генерала Брэзелла. Впрочем, я благоразумно смягчила подробности, а кое-что и вовсе утаила. Слишком страшна была правда о тех трудных годах, когда я повзрослела и Могкан с Рейядом сделали, из меня подопытную крысу. Мать с отцом и без того были потрясены, услышав, что Брэзелл использовал магические силы похищенных детей, рассчитывая свергнуть командора. Поэтому я пощадила родителей, избавив от рассказа о том, что именно происходило с подростками.

Честно рассказав, как была дегустатором при командоре Амброзе, я умолчала, что перед год тем просидела в тюрьме, ожидая казни за убийство Рейяда. И что предложенный мне выбор был невелик: должность дегустатора или петля на шею.

— Держу пари: лучшего дегустатора у них не бывало, — заявил отец.

— Что ты такое говоришь?! — возмутилась Перл. — А если бы она отравилась?

— В роду Лиан все отлично чувствуют запахи и оттенки вкуса. Как видишь, Перл, девочка жива и здорова. Если б она плохо разбиралась в деле, вряд ли долго там протянула.

— Да и командора не каждый день пытались отравить, вставила я. — В сущности, только один раз.

Перл прижала руку к горлу.

 — Ох. Наверняка этот его придворный убийца сыпал яд. Отвратительный злодей.

Я глядела на мать, не понимая, о ком речь.

— Ну, знаешь же: шпион командора, Валекс. Вся Сития мечтает увидеть, его на виселице. Он сгубил всю королевскую семью, лишь один племянник спасся. Без Валекса этот узурпатор не сумел бы захватить власть и испортить наши добрые отношения с Иксией. А бедные детишки-северяне, которые рождаются с магическими способностями! Валекс их режет прямо в колыбели!

Мать передернулась от отвращения. Задохнувшись, я невольно нащупала под одеждой подвеску в виде, бабочки, которую Валекс мне подарил. Крепко сжала ее. Придержу-ка я, пожалуй язык: ни к чему Перл знать о моих отношениях с Валексом. И вовсе незачем распространяться о том, как командор приказал обходиться с иксийцами, у которых обнаружены магические способности. Правда, детей в колыбелях не режут, способности выявляют у взрослых, но все же несчастных обычно ждет смерть. Валекс был против таких мер, однако повиновался приказам Амброза. Быть может, со временем он убедит командора, что крайне полезно иметь магов на службе.

— Валекс не так ужасен, как вы думаете, — попыталась я спасти его доброе имя. — Он помог раскрыть планы Брэзелла и Могкана. Собственно говоря, именно Валекс помешал осуществить их затею. — Хотелось добавить: «Он дважды спас мне жизнь», но я увидела как исказились отвращением лица родителей, и промолчала.

Что толку убеждать? Валекс — признанный всеми злодей, и пустыми словами мнение о нем не изменишь. И винить за это мать с отцом нельзя. Впервые повстречав Валекса, я сама его боялась. Ведь я не имела ни малейшего понятия о той верности, чувстве справедливости и готовности жертвовать собой ради других, что таились в его душе.

К счастью, тут явилась Орешка с моим вещевым мешком в руках. Исав забрал у нее поклажу.

— Спасибо, Орех. — Ом шутливо дернул ее за рыжий хвостик.

— Всегда пожалуйста, дядя Сав. — Орешка ткнула его кулачком в округлый живот и ловко увернулась, когда Исав хотел ее поймать. Показала язык и скользнула к двери.

— Вот ужо, Орех, в следующий раз я тебя расколю!

Она залилась смехом:

— Попробуй! — и умчалась, будто ее и не было.

— Давай-ка я провожу тебя в твою комнату, — обратился Исав ко мне.

Я с облегчением вскочила.

— Элена, подожди, — остановила мать. — Скажи-ка, чем кончилось дело у Брэзелла?

— Крахом. Он в тюрьме.

— А Рейяд и Могкан?

— Мертвы, — ответила я с легкой заминкой.

Сейчас она спросит, кто убил негодяев; отважусь ли я рассказать, как способствовала их смерти?

Однако мать лишь удовлетворенно кивнула:

— Вот и славно.

Жилище моих родителей оказалось двухэтажным, причем этажи соединялись не лестницей, а диковинной штукой, которую Исав назвал подъемником. Я в жизни не видала ничего подобного. Мы забрались в комнатку размером со шкаф, где сквозь пол и потолок проходили две толстые веревки. Исав тянул за одну из них, и деревянная комнатка поднималась. Я невольно прижала ладонь к стене, опасаясь то ли толчков, то ли падения, однако подъемник двигался очень ровно. Так мы поднялись на второй этаж, Исав вышел, а я задержалась, с удивлением осматриваясь. Отец повернулся ко мне:

— Нравится?

— Потрясающе.

— Моя собственная придумка. Тут главное дело — блоки, — объяснил он, но я не поняла. — В жилище Залтана подъемников мало. Народ не слишком торопится менять свою жизнь. Зато на рынке я продал их целую кучу.

— Перл тоже сбывает духи на рынке? — полюбопытствовала я, выходя из подъемника на площадку.

— Конечно. Большинство Залтана продают либо обменивают товары. На Иллиэйском рынке торгуют круглый год. Мои изобретения и духи, что делает Перл, дают весьма приличный доход. — Исав повел меня по коридору, продолжая рассказывать: — Несколько человек из наших отправляются на рынок, когда накопился товар на продажу или готов какой-нибудь особый заказ. Мы не одни торгуем, поэтому если что нужно, покупаем необходимое. К сожалению, в джунглях далеко не все найдешь из того, что требуется. Скажем, стеклянные пузырьки для духов или гвозди для кресел.

— А мебель, из веревок тоже ты придумал?

— Да. Только это не веревки, а лианы. — Поскольку я непонимающе захлопала глазами, Исав пояснил: — Лозы из джунглей.

— Вот как.

— С ними вечная беда. Вероятно, оттого, наше семейство так и зовется: Лианы. — Он усмехнулся. — Эти самые лианы растут повсюду, душат деревья, поэтому их приходится срезать. Но однажды я не стал их сжигать, а принес охапку домой и принялся с ними работать. И выяснил кое-что полезное. Когда высыхают, лозы утрачивают гибкость. Но пока они еще сырые и податливые, из них можно плести что угодно.

Исав отдернул занавеску, которая закрывала вход в комнату, и жестом пригласил меня, войти. Сердце екнуло: как-никак, моя собственная комната.

В первое мгновение показалось, будто мы вошли: в кладовку. В воздухе чувствовался слабый запах плесени, по стенам тянулись многочисленные полки, уставленные разнообразнейшими стеклянными сосудами. В бутылях были налиты разноцветные жидкости. Лишь оторвав взгляд от их пестрой коллекции, я заметила сплетенную из лиан маленькую кровать и деревянный комод.

Исав виновато нагнул голову, провел по волосам пятерней, испачканной зеленым лиственным маслом.

— Извини. Я здесь, храню образцы. Но этим утром я все убрал с постели и со стола. — Он указал на задвинутый в угол письменный стол из черного дерева.

— Мне тут нравится. — Я попыталась скрыть разочарование. Едва ли бывшая детская поможет мне вспомнить жизнь до сиротского приюта.

Положив вещевой мешок на кровать, я спросила:

— А такие еще комнаты есть наверху?

— Наша спальня и моя мастерская. Пойдем, покажу.

Мы двинулись дальше по коридору. Еще один прикрытый занавеской вход; здесь оказалась большая спальня. В ней была широкая кровать, накрытая цветастым покрывалом, рядом — два столика, по стенам — множество полок. Вместо стеклянных сосудов на полках стояли книги.

Исав указал на потолок, сделанный из сшитых вместе кусков кожи.

— Я пропитал кожу маслом, так что вода стекает, не просачиваясь внутрь. В дождь не каплет, хотя в солнечные дни бывает жарковато.

С потолка свисало устройство из деревянных планок, напоминающее цветок. Его основание было обвито веревками; дальше эти же веревки тянулись через потолок и вниз по стенам.

— А это что? — не удержалась я.

Исав довольно улыбнулся.

— Еще одно изобретение. Система блоков и грузов заставляет деревянный цветок вертеться, и он охлаждает комнату.

Мы вышли, обратно в коридор. Напротив родительской спальни находилась еще одна, которую Исав мне тоже, показал. Простая узкая кровать, комод и ночной столик; я не заметила никаких украшений, изобретений и личных мелочей.

— Лист большую часть года живет в Крепости, — сказал Исав. — Поэтому его комнату я тоже занял под свои нужды.

Наконец мы дошли до конца коридора, где оказалось обширное помещение, — мастерская. Ступить, некуда: всюду битком набито растениями, банками, коробками, грудами листьев и инструментами. Полки прогибались под весом множества бутылей и кувшинов; в них были разнообразные жидкости либо какие-то непонятные предметы. Этот беспорядок живо напомнил мне обстановку, в которой работал, и жил Валекс. Но если у Валекса повсюду были навалены книги, бумаги и камни, то у Исава в мастерской поселились джунгли.

Я замялась на породе.

— Входи, входи. — Исав зашел внутрь сам; хозяйская нога знала, куда ступать, чтобы ничего не раздавить, не опрокинуть. — Я хочу, тебе кое-что показать.

Я осторожно пробралась следом.

— Чем ты тут занимаешься?

— Тем сем, — отозвался он, что-то разыскивая в кипе бумаг на столе. — Я люблю принести из лесу всякую всячину да поглядеть, на что она годится. Так я изготовил несколько лекарственных снадобий. Нашел новые плоды, которые можно употреблять в пищу… цветы для твоей матери... Ага! — Он выудил из-под бумаг записную книжку в белой обложке. — Держи.

Книжка меня не заинтересовала: я все еще осматривалась, пытаясь отыскать что-нибудь знакомое. Сказанные Исавом слова — «твоя мать» — снова пробудили в душе сомнения, которые преследовали меня со вчерашнего дня. Не выдержав, я спросила:

— Откуда ты знаешь, что я — твоя дочь? Ты говоришь с такой уверенностью...

Он улыбнулся.

— Погляди в книжке.

Я послушно открыла первую страницу. И увидела нарисованного углем младенца.

— Листай дальше.

На следующей странице был нарисован годовалый ребенок. Девочка. Листая книжку, я видела, как кроха растет, становится подростком и превращается в девушку, которую я знаю. В меня. В горле встал острый ком, на глаза навернулись слезы. Отец так меня любил — а я даже вспомнить ничего не могу! На картинках я увидела свое детство — такое, каким оно должно было быть, под крылом Исава и Перл.

— Особенно интересно пролистать книжку быстро-быстро. Увидеть, как ты за несколько секунд вырастаешь на двадцать лет. — Исав забрал у меня книжку, но не захлопнул ее. — Видишь? Вот почему я знаю, что ты — моя дочь. Я рисовал тебя каждый год в день твоего рождения. — Он повернул книжку к себе и оценивающе поглядел на последний созданный им портрет, сравнил со мной. — Похоже. Не совсем такая, как на самом деле, но теперь, когда я тебя увидел, можно исправить огрехи.

Исав легонько постучал книжкой себя по груди.

— Когда ты исчезла, — продолжал он, — мать не расставалась с этой книжкой, глядела на рисунки дни напролет. Со временем перестала, но пару лет спустя увидела, как я рисую новый портрет, и попросила все сжечь. — Отец снова вручил мне книжку. — Я сказал, что она ее никогда не увидит. И насколько я знаю, рисунки до сих пор не попали ей на глаза. Так что давай пока не будем ей показывать, ладно?

— Конечно. — Я внимательно рассмотрела каждую страницу, подмечая мелкие подробности, тщательно прорисованные рукой отца. — Это просто замечательно.

Ну вот, сомнения исчезли: я — Залтана. С души свалился огромный камень. Обязательно постараюсь, чтобы родители стали мне поистине родными. Однако старший брат — совсем другое дело.

— Ты бы лучше показал эти рисунки Листу. — Я вернула книжку Исаву. — Может, тогда он поверит, что я ему сестра.

— О Листе не беспокойся, ему картинки не нужны. Он и без них знает, кто ты. Его выбило из колеи твое возвращение. Он сильно переживал, когда ты пропала... ему было очень трудно.

— Ах, ну да, я забыла. Мне-то на севере жилось легко!

Исав поморщился, и я пожалела о своей злой насмешке.

— Тебя похитили буквально у Листа из-под носа, — проговорил он негромко. — Ты его упросила взять тебя вниз, поиграть на земле. Ему была восемь лет. Не подумай, что это мало: детей Залтана учат выживать в джунглях, чуть только они научатся ходить. Орешка лазала по деревьям еще прежде, чем пошла; моя сестра с ума сходила от тревоги.

Исав опустился в кресло из лиан, и во всем его облике внезапно проступила глубокая усталость.

— Когда Лист вернулся домой один, без тебя, мы не сильно встревожились. Потерявшегося ребенка всегда находили через час или два. В общем-то, Иллиэйские джунгли не так уж велики. Да и хищники днем не очень опасны, а по ночам мы с помощью разных уловок заставляем их обходить поселение стороной. Однако мы перепугались, когда к вечеру не смогли тебя отыскать. Ты как в воду канула; все полагали, что тебя поймала ожерельная змея или древесный леопард.

— Ожерельная змея? — переспросила я недоуменно.

Исав усмехнулся, в глазах мелькнуло почтительное выражение.

— Это такой хищник зелено-коричневого окраса, он живет на деревьях. Длиной змея бывает до семнадцати метров, и она обвивается вокруг ветвей, цветом сливаясь с листвой и корой дерева. Дождавшись какую-нибудь дичь, ожерельная змея обвивает шею жертвы и душит ее. — Исав руками показал, как это делается. — После этого она заглатывает добычу целиком и неделями ее переваривает.

— Не очень приятно.

— Да уж. А чтобы узнать, кого змея, проглотила, ее надо убить. Но шкура у нее слишком крепкая, стрелами не пробьешь, а подойти к ожерельной змее вплотную — чистое самоубийство. Так же и с древесным леопардом. Он утаскивает добычу в логово, а туда не подберешься. И в конце концов один только Лист и верил, что ты осталась жива. Думал, может, ты где-нибудь прячешься, играешь в какую-то игру. Взрослые горевали о потере, а он искал тебя в джунглях день за днем. Уж он давным-давно вырос, понимал, что надежды, нет, а все равно, его туда тянуло.

— И когда же он бросил поиски?

— В сущности, только вчера.