"Журнал День и ночь" - читать интересную книгу автора (Автор неизвестен)

Михаил Стрельцов Держусь

Странно вспоминать: с начальных классов я занимался в городском народном театре, а когда школа и попытка штурма режиссёрского отделения Кемеровского института культуры остались позади, уступив место библиотечному обучению, некая тоска по сцене толкала меня к чтению пьес и сценариев. От Лермонтова, Гоголя, Островского и Чехова до Леонова, Вампилова и Рощина. Однажды в библиотеке предложили серенькую, но весомую книгу. Так я познакомился с драматургом Романом Солнцевым. И думал, что, видимо, это классик, наверняка давно состарившийся. Потому что имя уже было на слуху, нет-нет да упомянет о нём Сергей Донбай, руководитель областной литературной студии «Притомье», куда я повадился захаживать.

Затем я увидел журнал «День и Ночь». Два экземпляра каждого номера, присылаемых из Красноярска, Сергей Лаврентьевич бережно передавал для чтения избранным «притомцам», и сколько ни желай, ни тяни руку, ни звони, ни спрашивай — журнал до меня не доходил. Так, дадут полистать минут на десять. Успеешь ухватить кусочек текста, и сразу — какой журнал хороший, вот бы опубликоваться! Что вряд ли. Как я понял, Роман Солнцев что попало не печатает.

Бежало время, в котором эпизодами — снова уплыл из-под носа заветный номер «ДиН». я снова перечитал пьесы Солнцева. открыл для себя его прозу и поэзию… Не специально, попутно — сообразно с интересами молодого человека, позиционирующего себя в качестве поэта. А году так в 2000-м стал, наконец, избранным «притомцем» и прочитал номер «ДиН» от корки до корки, смакуя свою «избранность», но торопясь — номер ждут другие. Так, в юности, мы читали «Детей Арбата» и «Мастера и Маргариту» — наспех, но с наслаждением. За это чувство я полюбил Романа Солнцева заочно.

И не предполагал даже, что судьба сделает крутой поворот, и ровно через год мы пойдём с ним за водкой для писательского застолья, а он, узнав, что я из Кемерова, с тонкой иронией будет рассказывать, как на том самом семинаре (мне не надо было говорить, на каком, пусть и на свете меня не было, когда в Кемерово приезжал Смеляков, но легенды живут, пока повторяются) — словом, на том самом семинаре Буравлёв забыл пиджак с командировочными на 200 человек в парке, на берёзке, а утром нашли, за ночь никто не взял. Эта новая байка от Романа Солнцева пополнила мой багаж знаний о кемеровском семинаре 72-го. И вот так сложилось первое впечатление о самом Романе Харисовиче, у которого, кажется, были в запасе истории про пьющих поэтов на каждый город и каждый год.

При таком спонтанном и динамичном знакомстве как-то язык не повернулся сказать о перечитанных мною пьесах, о журнале. Поблагодарить. Не люблю подхалимажа. А в тот момент похвалы слушателя Всесибирского семинара в адрес руководителя мастер-класса именно так и выглядели бы. Наверное. Теперь я жалею, что так и не рассказал ему о своих впечатлениях. А потом. Потом пошла другая жизнь, в которой возникали ситуации и истории, за которые мы могли говорить друг другу «спасибо». Он чаще. Не потому что я много чего ему хорошего делал (как-то даже перевозил подарки для родственников в Кемерово), а просто он умел, в отличие от меня, говорить «спасибо».

Он не был «старым классиком», каковых я уже, к сожалению, успел навидаться по провинциям. Бодрый, энергичный, юркий, в лад матерящийся, Солнцев, тем не менее, был для многих личностью, которой «спасибо» можно не говорить, и так придёт, всё сделает, всё решит. От него исходило ощущение надёжности, и не зря. Роман Солнцев запомнился, как человек, неохотно допускающий в свой круг, но если уж допустил — уверен, за каждого готов был порвать глотку или отдать последнюю рубаху. Однако, и он уже понимал, что рубах и сил на всех не хватит. При этом — какая-то непостижимая детская доверчивость. Может, поэтому, нет-нет, да и проскальзывал вблизи него проходимец, которому и рубаху отдай, и глотку его врагам перегрызи, а после — и самого Солнцева можно грязью облить. Открытие подлости в человеке Роман переживал сильно и сложно, и вновь круг становился более тесным. Ненадолго.

Эти пульсации обид и прощений касались меня тем боком, что вдруг мы становились близки, переписывались по электронной почте чуть ли не каждый день, обсуждали писательские дела (не секрет, что длительное время на писательских собраниях я «сидел на протоколах»), а потом — резко попадал в «зону отчуждения». Проходило три-четыре месяца — и внезапное письмо: «Михаил! Нет ли среди твоих ребят чего-либо для журнала? То, что тебе резко понравилось, запомнилось? Мы делаем новый номер.».

Он насторожённо принял предложение посидеть в жюри первого в Красноярске поэтического состязания «Король поэтов». Был недолго. Но вечером позвонил: «Того ли выбрали? Вдруг не того!». На второй фестиваль напросился сам, но за 20 минут до начала перезвонил, извинился, «жена заболела» — сказал, ещё раз извинился. Книжные кассеты по итогам конкурса — требовал. «Михаил! Тут все с книжками ходят по «Королю поэтов». Почему мне не завёз?».

Осенью 2004 года мне пришлось пережить развод и сложную финансовую ситуацию в связи с этим. Пошатнулись устои: моя вера в семью, мечта о ней (по Фрейду — без отца же рос) — всё пошло прахом. И не с кем было отвести душу, некому — путано объяснить, что «я дерево, и меня спилили». Само собой написалось письмо Роману. Ответ был для меня странен. «Держись, Михаил! Ты вступаешь во взрослую жизнь…». Вот как? Человек в полном разгаре четвёртого десятка, член правления, руководитель там всякий, а оказалось — это ещё не взрослое, это было так, ничего серьёзного. Вначале расстроился, обдумал. И мысль понравилась! Действительно: чего переживать, началась новая жизнь. Взрослая даже.

Почему-то это сочетание «Держись, Михаил!» в последние годы нашей переписки стало встречаться чаще. И сейчас порой очень хочется получить письмо от него с этими словами. И ответить: «Держусь! Держусь, Роман Харисович!».

Общаться мне с ним было сложно. И не потому, что время от времени «выпадал из круга». Здесь моё. Странное. Природа шутит, создавая двойников. Роман Харисович до боли, до жеста, до манеры рассуждать был похож на моего родственника Юрия Тотыша, журналиста и издателя. Поражённый сходством при первом знакомстве, я долго не мог отделаться от ощущения, что общаюсь не с писателем Романом Солнцевым, а со своим родственником. Иногда мог и ляпнуть что-то невпопад, по-семейному. Чувствовал, что Романа это настораживало. Наконец, не выдержал и рассказал тому и другому — при случае. Оба хмыкнули. Каждый в своём городе. Наваждение прошло.

Роман Солнцев был первым увиденным мною писателем с сотовым телефоном. Тогда «мобильник» был, скорее, предметом роскоши, нежели повседневным средством связи. Он ассоциировался с «новыми русскими», а никак не с писателями, удалёнными от денег, как Луна от Земли. За Романом подъезжала машина, в самолёте прикупал «мизирчик» с коньяком. Этот маленький шик, как мы, молодёжь, это видели — вписывался в программу «умеет жить» тех лет. Как он добивался этого? Бог весть. Но всегда выглядел первым, успешным, красивым.

И как-то не связывался такой имидж с усталым, вынужденным «Алло», после которого не хотелось ничего говорить, хотелось извиниться, что побеспокоил, оторвал от дел.

Господи, в этом «Алло», которое звучало скрипло и обречённо, проносились бремена забот и неудач. А через пару часов, при встрече, уже другой, «успешный», человек с какой-нибудь присказкой, безобидной подковырочкой, с историей про какого-то пьяного поэта, подвижный, энергичный.

Домодедово. Услуга авиакомпании — автобус для пассажиров до первой станции метро. Пассажиры получают багаж, автобус ждёт. Стоим. Минут через десять ожидания первый вскрик, почти всхлип: «Миша! Может, на такси поедем! Не могу столько ждать!». Не более десяти минут на одном месте. Это было выше его. Ему было нужно постоянно стремиться куда-то, спешить, торопиться. Успеть. И ушёл стремительно, быстро и неожиданно. Успел многое. Чего не успел — не сказал.

Конец октября 2008 года. Переставляем на работе, в библиотеке, книжный фонд. Стою на стремянке, захватил книг больше, чем надо было. Одна книжка выпала. Поднял с пола. Роман Солнцев. Отряхнул, поставил в тесный ряд других. Отхожу на пару шагов. Другая книжка выпадает из ровного стройного ряда. Без видимых причин. Поднимаю. Старенькая, с надорванным переплётом. Роман Солнцев. Через несколько дней случились неприятности по писательской части. С чиновниками. Не любил их Роман. Предупреждал, что ли?

г. Красноярск