"Изгнанники" - читать интересную книгу автора (Коу Дэвид)

10

Он сидел на большом валуне, глядя во тьму и прислушиваясь к мягкому плеску волн, набегавших внизу на каменистый берег. С моря Арика дул прохладный влажный бриз, пахнувший солью и водорослями. Несколько ярких звезд сияли высоко в небе, остальные заволокло легким туманом, повисшим между Северным и Южным Приютами.

Куда ты пропал, Баден? — пришло послание от Джарида, переданная мысль была слегка окрашена его веселостью.

Магистр улыбнулся во тьме.

Я здесь, — закрыв глаза и снова отпуская сознание за пределы своего тела, ответил он. — Хотел немного насладиться одиночеством. Но пока все вы, ребята, толчетесь в моей голове, вряд ли это будет возможно.

Незачем грубить, — вступил Транн. — В конце концов, все это ты придумал.

Лично меня уже тошнит от одиночества, — добавил Джарид.

И меня, любимый, — откликнулась Элайна.

Ну, будет вам, голубки, — встрял Меред. — А то я сейчас заплачу.

Баден рассмеялся вслух и почувствовал, что остальные тоже смеются. Хоть он и ощущал усталость после сеанса связи с другими магами и сильно хотел спать, он был рад, что может разделить с друзьями их мысли. Он больше привык скитаться, чем сидеть на месте. Ему нравилось переходить из деревни в деревню, встречаться в пути с разными людьми. В терминологии Ордена он был странствующим, а не оседлым. Но ради налаживания ментальной связи он изменил своим привычкам. Уже почти год он оставался на берегу моря Арика, служа нескольким рыбацким деревенькам, но большую часть времени был предоставлен самому себе. В каком-то смысле он расценивал установление связи как некую награду за свою маленькую жертву.

Во многом эта связь была похожа на ту, что существовала между ним и Голивом или его прежними птицами. Он ощущал мысли и чувства других магов так же, как ощущал мысли и чувства большого белого филина, сидевшего на его плече. Он даже ощущал, правда поверхностно, связь магов с их птицами, и частенько перед ним проносились беспорядочные мысли и образы, родившиеся в сознании не Голива или магов, а их птиц. С появлением связи труднее стало контролировать свой собственный разум. Именно поэтому ее поддержание было таким изматывающим делом. Но зато между ними появилась близость, которую маги часто разделяли с птицами и почти никогда — с другими людьми. И точно так же, как связь с Голивом расширяла представление Бадена о том, что творилось вокруг, ментальная застава давала возможность контролировать все западное побережье Тобин-Сера. Каждый маг был связан с сознанием двух ближайших к нему магов. Для Бадена это были: с севера — Меред, который находился на южной оконечности Верхнего Рога, а с юга — Джарид на побережье у Южного Приюта. Они в свою очередь посылали мысли Бадену и в другую сторону, Меред — Радомилу в лес Леоры, а Джарид — Элайне, находившейся в южной части Нижнего мыса. При помощи этой цепочки маги наблюдали за западной границей страны.

Они замечали все, что казалось им странным. Четыре года назад несколько магов, посланных Орденом к Отрогу Фелана, узнали от Неприкаянного духа Волчьего Магистра, что он и еще один Неприкаянный выследили чужестранцев благодаря необычному оружию и механическим птицам, которые были с ними.

— Они не похожи ни на что в этой стране, — объяснял Фелан, — хотя сами люди мало чем отличаются. Мы настроились на них и теперь можем не упускать из виду.

Несколькими днями позже, когда в его голове только начал складываться план построения ментальной сети, Баден подумал, что раз Неприкаянные, по словам Терона, «суть ходячие воплощения искусства магии», то, следовательно, маги, как и Неприкаянные, могут ощущать чужеродные предметы. Для проверки своей теории Баден спрятал сломанную механическую птицу в одном безлюдном переулке Амарида. Потом он поставил Радомила и Транна в противоположных концах города, и они установили между собой ментальную связь. Как Магистр и ожидал, оба мага почувствовали присутствие машины и смогли с точностью до нескольких десятков ярдов определить ее местоположение. Если новое войско завоевателей придет в Тобин-Сер, у них, несомненно, будет оружие. А раз так, Баден и его друзья смогут их выследить.

Сидя в темноте и тумане над каменистым пляжем, Магистр был, однако, уверен, что в эту ночь в Тобин-Се-ре все спокойно. Я не чувствую ничего необычного, — наконец отправил он. — Наверное, на сегодня все. Остальные маги согласились и один за другим стали покидать сознание Бадена. Последними остались Джарид и Элайна. Спокойной ночи вам обоим, — пожелал Магистр, прежде, чем оставить их наедине.

Спокойной ночи, Баден, — одновременно откликнулись они.

Баден знал, что эти двое поступились гораздо большим, чем остальные, ради сохранения ментальной связи. После исчезновения Орриса Бадену некого было поставить на его место. Правда, он и не пытался искать. После состоявшегося Собрания было бы трудно сблизиться еще с кем-то. Теперь он не знал, кого еще можно привлечь. Поэтому семеро оставшихся: Баден, Транн, Радомил, Урсель, Меред и двое юных магов — растянули стену своего сознания и сознания своих птиц еще дальше, чем прежде, до предела истощая себя и своих пернатых.

Чтобы облегчить участь остальных, Джарид и Элайна решили покинуть свой новый дом на побережье Южного Приюта, и один из них отправился севернее, а другая обосновалась на Нижнем Роге. В благодарность старшие маги договорились давать им несколько дней отдыха каждые две недели, чтобы они могли побыть вместе. Такая организация была далека от совершенства, но единственно возможна в создавшейся обстановке. По крайней мере, лето они выстояли. Все же Баден часто сетовал на отсутствие Орриса.

Как всегда, вспомнив о маге с золотыми волосами, Баден перенесся мыслями на юг. Если все складывалось благополучно, он и Барам сейчас уже должны быть на Перешейке. Но Баден слишком хорошо знал Барама, чтобы надеяться на благоприятный ход событий. В течение четырех лет, пока длились допросы, магистр мог наблюдать пугающие метаморфозы в личности чужеземца. В общем-то, с Баденом узник вел себя корректно, несмотря на все возраставшую подозрительность. Но к охранникам он проявлял откровенную враждебность. Когда же Барам стал туманно намекать на то, что некто крадет камни его камеры, Магистр понял, что рассудок уже не вполне ему подчиняется. Последний год с лишним беседы с Барамом не давали почти никаких новых сведений. Барам помнил так мало, что временами Бадену казалось — он знает Брагор-Наль лучше чужестранца.

Баден никому не говорил об этом, боясь, как бы Эрланд и его сторонники, узнав, что допросы уже бесполезны, не стали бы решительней требовать казни чужеземца. Он и подумать не мог, что Оррис заберет узника в Лон-Сер. Даже во время разговора на Собрании, когда Оррис намекнул о своем намерении что-то предпринять, самым худшим предположением Бадена было то, что Оррис похитит обломки механических птиц и попробует представить их Совету Правителей Лон-Сера. Магистр покачал головой.

— Храни тебя Арик, Оррис, — вслух промолвил он, уже не в первый раз после окончания Собрания.

Магистр устало поднялся и собрался идти к деревеньке, где он остановился. Обычно до холодов он спал под открытым небом, в лесу или в поле. Но в этом году похолодало рано, к тому же он никак не мог привыкнуть к влажному приморскому климату. Он печально усмехнулся.

— Наверное, я просто старею, — обратился он к Го-ливу. Белый филин мигнул, но никак не ответил.

Однако, сделав пару шагов, маг заметил зеленоватое свечение в ровном оранжевом сиянии церилла. Он вновь улыбнулся, поняв, чей это цвет. Он был сильно утомлен, да и час был поздний, но все же он остановился и с радостью приготовился ответить на призыв Сонель.

Тебе уже пора спать, — мягко пожурил он ее.

Не могу заснуть. И я почувствовала, что ты еще не лег. — В ее мыслях отчетливо чувствовалось напряжение.

Что случилось?

Сегодня приходил Эрланд.

Да уж, этот кому угодно испортит весь день, — сообщил он и почувствовал, что она улыбнулась. — Но ведь он служит в лесах севернее Лариана. Думаю, он нередко тебя навещает, — продолжил он после короткой паузы.

Так и есть. Но сегодня он представил мне официальный ответ на твой доклад о Бараме. Я еще не успела его внимательно прочитать, но после беглого просмотра поняла, что это просто очередная нападка на тебя и прежнее требование казнить Барама.

Баден тихо засмеялся.

А чего ты ожидала?

Да нет, — ответила Сонель, — ничего. Но что-то в тоне ее сообщения заставило его похолодеть.

В чем дело, Сонель? — потребовал он ответа. — Ты чего-то не договариваешь?

Премудрая колебалась.

Ты правильно сделал, Баден, что сохранил Бараму жизнь. Благодаря ему мы многое узнали. Хоть тебе и пришлось за это дорого заплатить, но ты был прав.

Итак? — поторопил ее Баден, чувствуя, как при упоминании о чужестранце учащенно забилось сердце. Сонель снова медлила. — Говори же. — В его сообщении отчетливо слышалась мольба.

Но он ведь уже рассказал тебе все, что знал. Ты сам говорил, что обеспокоен его поведением, что он многое забывает и странно себя ведет…

Но ты же не сказала об этом Эрланду? — перебил ее Баден.

Конечно нет! — возмутилась она. Он понял, что глубоко оскорбил ее этим вопросом. Довольно долго они молчали.

Прости, — в конце концов сделал первый шаг Баден. — Продолжай, пожалуйста.

Она не отвечала. Баден ясно представил, какая боль застыла сейчас в ее ясных зеленых глазах, и обругал себя за легкомыслие и несдержанность.

Прошу тебя, Сонель, — еще раз передал он.

Не знаю, — со все еще ощутимой обидой начала она. — Мы не вытащим из него больше ничего нового, а Эрланд, Арслан и остальные никогда не дадут вернуть его в Лон-Сер. И я уже не понимаю, что толку оставлять его в живых.

То есть?

Ну, ему никогда не жилось здесь очень сладко. Он же заключенный, Баден. Я знаю, что тебе хочется защитить его, ты всегда надеялся, что когда-нибудь он начнет доверять и помогать нам. Но этого не случилось. — Она остановилась. Баден понял, что это еще не все. — Но как Премудрая, я обязана заботиться о том, что хорошо для страны и магического искусства. И я обеспокоена всеми этими партиями, на которые начинает раскалываться Орден.

Ты полагаешь, что убийство Барама снова сплотит нас? — обрушился он на нее. — Хорошо же будет наше единство, ничего не скажешь!

Это несправедливо, и ты сам это знаешь! — ответила она с не меньшим пылом. — И тебе лучше многих известно, каким сложным был для нас этот вопрос! Цель не в том, чтобы убить его! Но это положит конец разногласиям и, между прочим, будет возмездием! Неужели ты этого не понимаешь? Разве ты не видишь, сколько людей желают смерти этому чужестранцу?

Баден начал было возражать, но сам себя оборвал. В следующий раз, когда они с Сонель встретятся, он собирался рассказать ей о том, что сделал Оррис. Однако грубоватый маг ушел, поддерживать ментальную связь было очень тяжело, и встреча состоялась бы не скоро, возможно только во время следующего Собрания. Но он не мог ждать так долго.

Я знаю, что для тебя это будет ударом, — неправильно поняв его молчание, продолжила она, — но, думаю, я дам согласие на казнь.

Это невозможно, — отозвался он.

Я знаю, что…

Нет, не знаешь. — Он сделал глубокий вдох. — Ты не можешь ничего знать. И виноват в этом я.

Я не понимаю…

Он хотел как-нибудь подготовить ее к своему сообщению, но — не умел.

Барама здесь больше нет. Оррис забрал его из тюрьмы в ночь Праздника Света и повел в Лон-Сер. Я не представляю себе, где они сейчас. Может быть, они уже покинули Тобин-Сер. Но даже если это не так, мы все равно ничего не сможем сделать.

Сонель так долго ничего не отвечала, что Баден уже подумал, что она просто прервала связь.

И ты ничего не предпринял! — Ее упрек вошел в сознание, как порыв ледяного ветра. — Ты просто устранился и дал его увести!

Да, — ответил Баден, стараясь соблюдать спокойствие. — Именно это и произошло.

«Именно это и произошло»! — передразнила она. — И что это означает?

Я устранился и дал Оррису возможность увести Барама в Лон-Сер, вот и все, что тебе нужно знать.

Сонель опять замолчала на некоторое время.

Прости, — в конце концов послала она ему, уже спокойнее. — Расскажи, как это случилось.

Баден глубоко вздохнул и уселся на землю. И он, и Голив уже слишком устали. Баден уже несколько часов истощал сознание психическим общением.

Это не так уж и важно, — утомленно начал он. — О том, что Барам исчез, я узнал лишь на следующий день, но я бы мог попытаться их задержать. По крайней мере предостеречь Орриса.

О чем предостеречь? — тревожно спросила Премудрая.

Состояние Барама еще хуже, чем я тебе говорил, — пояснил Баден. — По крайней мере так было, когда я видел его в последний раз. Полагаю, в заточении он сошел с ума.

О боги! Ты что-нибудь знаешь об Оррисе? Ты не пробовал с ним связаться?

Нет. — Баден уже чувствовал тупую боль в голове. Долго он так не выдержит. — Постарайся как-то скрыть это от Эрланда. Кто знает, что он выкинет, когда все узнает. А Оррис заслужил того, чтобы хотя бы попытаться.

Боюсь, Оррис заслужил кое-чего другого, — парировала она. — Одно дело — ментальная застава. Пусть ты скрыл это от Ордена, но это ни на ком не отразилось. Но теперь… — Она не закончила мысль, и Баден ясно представил себе, как она качает головой.

Что ты скажешь Эрланду? — спросил он, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове. Голив жалобно пискнул, он тоже держался с трудом.

Еще не знаю. Не волнуйся — что-нибудь придумаю. Но ты ведь понимаешь, это невозможно будет долго скрывать. Кто-нибудь обязательно обнаружит исчезновение одного или другого.

Да, — еле сумел ответить ей Баден.

Она сразу забеспокоилась и спросила:

Ты себя плохо чувствуешь?

Просто устал.

Конечно, ментальная цепь. Я сама должна была догадаться, Баден. Иди отдыхай.

Теперь боль невыносимо стучала в висках. Каждый удар пульса грохотом отражался в мозгу, но он заставил себя послать ей еще кое-что.

Сонель, прости меня. Клянусь, я собирался все тебе рассказать. Но времени… — Он осекся — излагать мысли ясно ему уже было чересчур трудно. — Прости, — повторил он.

Я понимаю, — отозвалась она. — Думаю, что я все понимаю.

Он почувствовал всю глубину ее печали. Надо было что-то ответить, но он с трудом мог принимать даже ее посылы.

Всего хорошего, Баден. Отдыхай.

Она отключилась, и Баден навзничь упал на холодную влажную землю, едва не застонав от боли. Голив приземлился рядом, и он ласково потрепал птицу под клювом. Потом его рука бессильно упала, и он лежал не шевелясь, выжидая, когда утихнет пульсация в голове.

Спустя какое-то время он очнулся. По-прежнему было темно, и он не знал, сколько времени провел в таком положении. Туман сгустился, и звезд уже не было видно. Он медленно сел. Боль несколько стихла, но все еще настойчиво стучала в висках. Он взглянул на своего филина, очерченного во тьме оранжевым сиянием церилла, и увидел, что птица не спит и внимательно смотрит на него круглыми ярко-желтыми глазами.

— Наверное, ты выглядишь получше, чем я. — Его слова прозвучали очень громко в тишине ночи. — И уж наверняка самочувствие твое лучше, чем мое.

Птица смотрела на него не отрываясь.

Маг проворно вскочил, с радостью заметив, что боль от этого не усилилась. Он протянул руку, Голив привычно уселся ему на плечо, и они пошли к деревне. Баден старался не вспоминать о Сонель и Оррисе, а думать только о своей теплой уютной постели в маленьком трактире. Но он никак не мог забыть то, что сказала Сонель: «Это невозможно будет долго скрывать. Кто-нибудь обязательно обнаружит исчезновение одного из них» -. Конечно, она права. На следующем Собрании Оррис не появится. Но он был почему-то уверен, что его отсутствие обнаружится еще раньше. А как только это произойдет, Тобин-Сер изменится навсегда.

Они неподвижно стоят на окраине деревни, хмуро обозревая нагромождение низких крыш, дымящихся труб, разбросанных тут и там лоскутков огородов. Рядом с деревней, весело блестя на солнце, протекает небольшая речушка Холодно, хотя и теплее, чем в горах, а небо сияет невыносимой синевой. Людей почти не видно — большинство, наверное, еще не вставали. И только двое или трое из тех, что уже вышли из своих домов, заметили их.

— Много времени это не займет, — говорит Сын Амарида немного нервно. Его плащ, посох и птица остались в лесу. Без них он выглядит странно. Вместо них у него в руке на веревке висят пять птиц, добытых ястребом. Другую руку он кладет на плечо Бараму и поворачивает его лицом к себе. — Помни, что я сказал: не отходи от меня и молчи.

Барам кивает. Он открывает рот, чтобы что-то спросить, но потом раздумывает и снова кивает.

Сын Амарида хмурится.

К ним бежит маленький мальчик, показывая на них пальцем и что-то крича, обернувшись, женщине, стоящей рядом с одним из домов.

— Вы охотники? — спрашивает мальчик, остановившись и подняв пыль столбом.

Маг едва заметно медлит с ответом.

— Да, — с улыбкой отвечает он. — Мы ставили ловушки в горах, а теперь спустились, чтобы кой-чем запастись. Тебя как звать?

— Родри.

— Приятно познакомиться, Родри. Меня зовут Оррис, а моего друга — Барам.

Оррис. Барам вдруг понимает, что впервые слышит имя мага Интересно, настоящее ли оно.

— Я так и понял, что вы охотники, когда увидел у вас перепелов, — хвастается мальчишка, показывая на дичь. — Я и маме сказал. — Он поворачивается и машет женщине.

— Что это за место, Родри? — спрашивает маг.

— Клаудсден. А вы ставите ловушки на диких котов? — с увлечением спрашивает он. — Наверняка ставите!

Оррис кивает:

— На диких котов, бобров, сурков и еще много на кого.

Глаза мальчишки округляются.

— А медведя вы когда-нибудь ловили?

— Нет, — качает головой маг. — Медведя никогда.

На лице мальчика появляется разочарованная гримаса.

Маг садится перед ним на корточки.

— Родри, здесь есть мелочная лавка?

— Нет, — трясет головой мальчишка.

Выражение лица мага не меняется, но Барам видит взгляд его темных карих глаз и непроизвольно вздрагивает. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Он больше не произносит этого вслух, но слова по-прежнему успокаивают его, и он повторяет их про себя, встречаясь глазами с магом.

— Кто-нибудь в селении может продать нам провизию и теплую одежду? — спрашивает Оррис мальчика.

— А зачем вам провизия? — с сомнением спрашивает мальчишка. — Разве вы не едите свою добычу?

Оррис улыбается одними губами:

— Конечно едим. Но ведь хорошо иметь кусок сыра или сухофрукты для разнообразия. Ты как думаешь? Или ты ешь одно и то же каждый день?

Мальчик пожимает плечами и бормочет:

— Наверное, вы правы.

Бараму кажется, мальчик думает о том, что Оррис не похож на охотника.

— Ну так кто же, Родри?

— Там живет старый Албан, — говорит он, показывая на маленький домишко у реки. — Он торгует с коробейниками, которые здесь бывают по весне. — Глаза мальчика опять становятся круглыми. — Я однажды слышал об охотнике, который поймал медведя лишь при помощи западни и ножа! — восхищенно говорит он.

— Да что ты? — притворно изумляется Оррис.

Мальчик кивает и выжидательно смотрит на них, словно надеясь услышать какую-нибудь подобную байку.

— Говоришь, Албан живет вон там? — переспрашивает Оррис, указывая на небольшой дом.

— Да-а-а, — разочарованно тянет мальчишка.

Оррис встает, треплет его по волосам и указывает Бараму идти в ту сторону.

— А можно посмотреть, что вы еще поймали? — кричит мальчик вслед.

— Остальное мы оставили в лагере, — не останавливаясь, отвечает Оррис через плечо. Он поднимает связку повыше. — Это все, что мы с собой взяли.

— Этого хватит? — тихо спрашивает Барам.

Маг слегка поводит плечами:

— Хотелось бы.

В конце концов оказывается, что за пять птиц дают грубую шерстяную куртку и небольшую головку сыра. Оррис пытается убедить несговорчивого старого торговца, лысого человечка с беззубой улыбкой, отдать им еще пакет сухофруктов. Но Албан не поддается, и Оррис отступает, так как ему не терпится покинуть деревню и снова тронуться в путь. Албан задает кучу вопросов о пушной торговле с Аббориджем, и Оррису не сразу удается закончить разговор.

Барам и маг выходят из домика торговца и кратчайшим путем покидают деревню несмотря даже на то, что теперь им придется сделать крюк по лесу, чтобы забрать посох и плащ. Ястреб сразу же нашел их, он садится Оррису на плечо и поднимает головку, чтобы маг почесал его под клювом.

— Оррис, — произносит Барам.

Маг изумленно смотрит на него.

— Твое имя. Оррис.

Оррис кивает и слегка улыбается:

— Да

По дороге Барам надевает шерстяную куртку. Она колется, но в ней тепло, и он благодарен за нее.

Холод напоминает ему о зимах в Нале, когда в больших мусорниках жгли всякий хлам и можно было погреться рядом; или когда он выходил из своего любимого кабака во Втором квартале с повисшей на руке вестрой и торопливо шагал в промозглом воздухе в свою теплую конуру. Теперь он все лучше и лучше вспоминает то время. С того случая у реки многое в его памяти прояснилось и стало понятней. Он не знает отчего. Возможно, из-за потрясения, когда он чуть не утонул, или оттого, что маг сказал ему, что они идут домой. Но, как бы то ни было, воспоминания снова живут в его душе, как и раньше, еще до тюрьмы. Он ясно видит изящное совершенство возносящихся над улицами зданий, видит великолепный изгиб Вершины, парящей над кварталом. Чувствует, как мягко вибрирует в руке лучемет. Если как следует постараться, то можно даже услышать шипение автомата в кабаке и почувствовать густую сладость темного эля на губах.

Он еще много что помнит. Имена. Лица. Чем он занимался до того, как Калбир дал ему задание в Тобин-Сере. И он начинает понимать, что это значило и что он будет делать, когда вернется назад.

Он знает, что нужен этому магу. Он сам так ему сказал. Но теперь Барам понимает, что это не вся правда. Мне нужно, чтобы ты помог мне сделать в Лон-Сере то, что я должен — так он сказал. — Я веду тебя домой, чтобы заключить мир. Так-то так. Но еще Барам нужен как провожатый. Без него маг просто потеряется в Нале. Барам мрачно усмехается при этой мысли.

Маг кормил его и оберегал, а теперь, думает Барам, посмотрев на новую куртку, еще и одевает. Он даже спас ему жизнь. Но все это по одной-единственной причине — без Барама ему не справиться. И хоть сейчас они вроде живут в согласии, Барам не забыл, как маг ему угрожал, бил и связывал веревкой. Он до сих пор чувствует себя пленником, не зная страны и боясь магического искусства спутника. Но скоро они окажутся на земле Барама, в Брагор-Нале. Он снова ухмыльнулся, зная, что идущий позади Оррис этого не понимает. Посмотрим, каково играть по моим правилам, Сын Амарида, подумал он. Посмотрим, сможешь ли ты выжить в Нале в одиночку.