"Иной" - читать интересную книгу автора (Мишин Юрий)

Глава 7

Несмотря на яркое Солнце, которым встретил нас Север, температура была не больше десяти градусов тепла. С полярного океана дул мерзкий ледяной ветерок. Пришлось срочно утепляться. Впрочем, довольно быстро мы оказались внутри аэровокзала, где было относительно тепло. Видимо здесь отопительный сезон заканчивался значительно позднее.

Вещей было немного и в багаж мы их не сдавали. Поэтому направив Михаила в ресторан заказать ужин, а заодно и обед Меньшиков и я направились к скрытой заклинанием, но и без того неприметной двери видневшейся прямо за стойками контроля.

В Сумраке на стене висела табличка: «Пункт регистрации Иных. Ямало-Ненецкая Ночная Служба. Ямало-Ненецкая Дневная Служба». За несколько шагов до двери мы дружно подняли свои тени с каждым шагом все более клубящиеся, обретающие объем и вошли в Сумрак. На первом слое было холоднее, чем на продуваемом всеми ветрами летном поле. Зато здесь не было двери. Сразу у входа за небольшим столом, отягощенным только старинным телефонным аппаратом, другая мебель в комнате отсутствовала, сидели двое. Вернее за столом сидел только один. По всей видимости дежурный. Темный Иной. Примерно пятый-шестой уровень определил я и, вероятно, судя по чертам лица из местных. Вот только маг ли он или нет не разобрал. Второй Иной сидел на столе, фривольно покачивая правой ногой. Я сразу понял, что перед нами Инквизитор. Светлый и при том Высший Светлый. Разобрать что-либо за сплошным ослепительным сиянием ауры я не мог и с надеждой взглянул на Дениса. Он, поняв меня, без слов отрицательно качнул головой.

Увидев нас, Светлый сказал сидящему за столом Иному:

— Это ко мне, — и широко улыбнувшись, поднялся нам на встречу. — Здравствуйте, как долетели?

— Спасибо, нормально, — ответил я, догадываясь, кто перед нами. — Вы вероятно Владимир?

— Конечно, конечно, — заверил он нас и представился. — Владимир. Иной. Светлый. Высший уровень. По совместительству Инквизитор. Иногда. Из Питера. А вы?

— Денис, — показал я на Меньшикова. — Иной. Светлый. Маг-перевертыш. Третий уровень, — и представился сам:

— Муромцев. Иной. Светлый. Третий уровень. Оба — из Нижнего Новгорода.

Владимир производил приятное впечатление. Он искренне был рад нашей встрече и постоянно улыбался, здороваясь и пожимая нам руки. Мою ладонь он несколько задержал и спросил:

— Точно у тебя третий уровень?

Я решил отделаться шуткой:

— По крайней мере, с утра был третий.

— Второй, Сергей Михайлович второй. Не совсем постоянный, конечно. Скорее даже второй-третий, но это точно. Ты очень быстро прогрессируешь, молодой человек. Очень быстро, — Владимир рассматривал меня, не скрывая своего интереса.

— Откуда вы знаете мое отчество? — спросил я. — Соколов сказал?

— И Соколов тоже, — маг отпустил мою руку. — Терпение, Муромцев, терпение. Я все расскажу. Но, немного позднее. А сейчас давай о деле.

— Нам надо зарегистрироваться, — сказал я, кивнув в сторону дежурного, на что Темный замахал руками в знак протеста. Дескать, что вы, какие пустяки! Ничего не надо…

— Не нужно, — мягко сказал Владимир. — Я уже все сделал за вас. Время дорого. Пойдемте, побеседуем. Я введу вас в курс дела, а потом отдых. Завтра у вас тяжелый день.

Увлекаемые магом мы вышли из дежурки и из Сумрака. Удобно устроившись на пустующем кресле в уголке зала ожидания, Владимир позаботился о том, что бы люди на нас не обращали внимания. Скорее всего, это был какой-то неизвестный мне вариант заклинания незначительности. Как бы то ни было, мы могли свободно беседовать, ничего не опасаясь.

Закинув ногу на ногу Владимир, обращаясь к Даблваню, сказал:

— Денис, суть задания ты знаешь. Извини, но остальное тебе расскажет Муромцев. Если сочтет необходимым….

— Понял, — Меньшиков встал. — Я к Михаилу, — сказал он мне. — Не задерживайся. А то разгончик в ресторане учиним без тебя. — И кивнул Владимиру:

— Увидимся.

Когда Денис ушел я спросил:

— Скажите, нельзя было его оставить? Нехорошо как-то.

— Нельзя. Я же сказал, что если сам посчитаешь нужным, то расскажешь. Хоть всем. Это не бравада. Решать тебе.

— Х-хорошо.

— Тогда слушай. Часть предстоящей задачи тебе разъяснил Соколов. Он же сказал, что кроме тебя и Меньшикова, о пилоте я не говорю, он просто человек, будет еще трое Иных. Да, пока не забыл, за безопасность человека отвечаете головой. И в первую очередь, ты. Понятно?

— Понятно, — мне стало грустно. Зря я втянул Мишу в эту авантюру.

— Хорошо, тогда продолжим, — сказал маг. — Недавно в численность твоего отряда внесены изменения. Три Темных мага, оба второго уровня, прибывают ночью спецрейсом из Питера. Это Инквизиторы. Светлый маг уже здесь. У него тоже второй уровень. Сейчас занимается техническим обеспечением. Готовит самолет и прочее. Не сам конечно, а с помощью местных техников. Еще трое Темных Высших прибудут рано утром. Всех их вы увидите и познакомитесь перед вылетом. Учти, все семеро выполняют задачу простых охранников. Поэтому, хотя они более опытные и старые Иные, все должны беспрекословно выполнять твои указания. Особенно это касается Темных. И особенно трех вампиров, которые будут не столько охранниками, сколько грузчиками и носильщиками.

— Темные — вампиры? — удивился я.

— Ну… не совсем, — сказал Владимир. — Это дрампиры. Возможно, ты не слышал о них. Это давно переродившиеся вампиры, которые питаются не столько кровью людей, сколько своими предками — вампирами. Их мало, но они достаточно влиятельны в Инквизиции.

— Мне неприятны эти подробности, Высший, — сказал я. — Поймите. Быть может, вы привыкли, но я… — комок в горле мешал мне говорить. — Прошу вас, Высший…

— Ты о людях? — серьезно спросил Владимир.

— Да. О них.

— Это хорошо, — непонятно сказал маг, но тут же заверил меня. — В дальнейшем я постараюсь избегать таких пикантных подробностей. Возможно, я действительно несколько э… стар и очерствел. Извини.

Владимир огляделся по сторонам и продолжил:

— Теперь о том, что ты не знаешь. И, в принципе не должны знать члены твоей э… команды, — он помолчал, видимо ожидая от меня вопросов, потом продолжил. — В тайге ты найдешь схрон. Что это такое знаешь?

— Да, — ответил я. — Мы проходили. Это место, где Иные иногда залегают в спячку. Обычно устраивается в глухих, безлюдных местах и тщательно маскируется.

— Все верно, — утвердительно кивнул головой маг. — Отбарабанил как по учебнику. Молодец. А теперь я скажу тебе то, чего ты не знаешь. Под схроном понимается вообще место спячки. Ну, примерно как могила у людей. Но как в могиле есть гроб, так и в схроне должен быть его аналог. Называется — лёжка. Обычно она весит без тела Иного от двухсот килограмм и более. Сколько будет весить обнаруженная тобой лежка, никто не знает. Поэтому и нужны носильщики.

— Подождите, Высший, — остановил я его. — А почему бы не использовать големов?

— Если бы ты выслушал меня до конца. То не задал бы этот вопрос. Но сейчас он вполне уместен, — сказал Владимир и, поерзав в кресле, разъяснил. — Потому, что к этому схрону не может подойти ни что и никто созданные, ни с помощью магии, ни с помощью техники. Мало того, пока схрон не вскрыт близко не могут подойти не только люди, но и Иные. Сама лежка вполне безопасна. Мы очень на это надеемся, но вот схрон… Поэтому пилота ты оставишь у вертолета. По этой же причине все снаряжение вы тоже оставите в вертолете. Использовать его все равно не сможете, пока лично ты не вскроешь схрон. Сама лёжка, повторюсь, как я полагаю, вполне безопасна.

— Я могу узнать кто или что в схроне?

— Можешь, — ответил маг усмехаясь. — Там лежка.

«Мда, — подумал я. — Вот незадача. Такой прокол».

— Если ты хотел узнать что или кто находится в лёжке, то там Радомир, — сказал Владимир, с легкой улыбкой наблюдая, как у меня медленно отвисает нижняя челюсть.

— По выражению твоего лица, коллега, вижу, что ты знаешь кто это такой. Это облегчит мою задачу. Меньше говорильни, — с этими словами маг полез во внутренний карман и вытащил в несколько раз сложенный лист плотной бумаги. — Это карта местонахождения схрона. Масштаб не знаю, но достаточно подробная. Лучшего ничего нет. Разберетесь сами. На то вы и летуны. Спутниковая навигация, GPS, будет установлена в вашем самолете. На отечественную систему ГЛОНАС к сожалению надежда пока небольшая. Ты пилот и сам все понимаешь. Схрон отмечен красным крестиком. Посадочная площадка — синим. Расстояния в общем небольшие и горючего хватит с избытком. Обнаружив схрон, ты и только ты его вскроешь. Только после этого вампиры приблизятся, достанут лёжку и вы на вертолете, а потом на самолете доставите ее сюда. Это все. Я буду ждать здесь.

Он посмотрел мне в глаза и спросил:

— Вопросы?

— Только три. В чем подвох, кого вы представляете и кто заказчик?

— Особый Совет Всемирной Инквизиции, — просто ответил Владимир. — Я член этого Совета и у меня неограниченные полномочия. Подвоха никакого нет. Все?

— Почему именно я? — я подумал и уточнил. — Почему именно меня выбрали?

— Хороший вопрос, Муромцев. А главное, своевременный… Ответ тоже прост. Потому что только ты можешь приблизиться к схрону и безопасно вскрыть его. Еще вопросы?

— Согласитесь, Владимир, такой ответ мне ничего не дает.

— Каков вопрос, таков ответ, — парировал маг.

— Хорошо. Почему именно я могу безопасно вскрыть схрон? Так сойдет?

— Сойдет, — улыбнулся Владимир, — но, позволь Сергей, мне ответить на него несколько позднее. После вашего возвращения. Так сойдет?

— Сойдет, — вздохнул я и спросил. — Насколько это опасно?

— Сложно сказать, — пожал плечами маг. — Я полагаю, что почти безопасно. Некоторые члены Совета считают, что есть э… определенный риск. Точно не знает никто.

Пойми, Сергей, он слегка дотронулся до моей руки:

— У нас просто нет другого выхода. Надвигается большая беда. И для людей и для Иных. Одним из возможных средств спасения, является вскрытие схрона Радомира и его пробуждение.

— Вам не кажется, Владимир, что если бы я знал больше, то действовал гораздо эффективнее? Например, что нас… меня там ждет?

— Нет. Не кажется, — последовал немедленный ответ. — Одно от другого не зависит. А что тебя ждет, я не знаю. И никто не знает. За последние полвека там никто не был.

— Значит, пятьдесят лет назад там были люди? Иные?

— Да. Те, кто видел схрон… Они все погибли. Видимо потому, что мои сотрудники были Иными. Так что извини. Рассказать, что там вас, а в первую очередь тебя ждет, не могу. Не знаю даже, как он выглядит.

Поразмыслив, я вынужден был согласиться:

— Хорошо. Вам виднее. Мы с Денисом постараемся сделать все возможное. За других ручаться не могу.

— За них ручаюсь я, — сказал Владимир. — Светлый и так сделает все возможное. На всякий случай на всех без исключения, кроме троих дрампиров наложено карающее заклятие. В случае чего оно сработает как надо. Что касается дрампиров, то они включены в группу в последний момент и в отношении них это сделано не было. Но Баллор, тоже член Всемирной Инквизиции и Первый лорд всех дрампиров ручается за их поведение. Это на его совести.

— Мне не нравится, что все они Высшие, — сказал я тихонько. — Можно было послать в качестве носильщиков кровососов и послабее.

— Слабее, значит менее опытных и менее ответственных, — не очень убедительно ответил Владимир. — Не переживай. Все будет в порядке.

— Возможно, возможно. Но трое Высших?

— Дискуссия закончена, — Владимир поднялся. — Ну, Муромцев, хорошо вам отдохнуть и завтра в шесть ноль ноль на пятой стоянке. Да, чуть не забыл, — маг задержался. — Номер вам забронирован в летном профилактории. На твою фамилию. Не бог весть что, но не в город, же вам тащится. Верно?

После дружеской вечеринки, в компании моряков тралового флота, проведенной, тем не менее, без обильных возлияний, поскольку завтра всем надо было быть в форме, каждый занялся своим делом. Капитаны сели на какой-то местный рейс и растаяли в наступающей темноте, а мы, с Назимовым вернувшись в номер, склонились над картой и древним, еще наверно шестидесятых годов руководством по летной эксплуатации самолета «Ан-24РВ». С вертолетом я худо — бедно справлюсь, а вот как быть с «Антоновым»?

Чем занимался Денис, мы не знали. Он только шепнул мне, что пойдет прогуляться, и неслышной тенью, буквально балансируя на грани трансформации, выскользнул из номера. Видимо засиделся. Но поскольку надвигались сумерки, я немного опасался, что назавтра желтая пресса Салехарда выйдет с захватывающими заголовками примерно следующего содержания: «Африканский монстр в городе», «Обнаружен полярный лев» или что-нибудь в этом роде. Опасности для людей Денис, конечно, никакой не представлял, но порезвиться вполне мог и где гарантия, что кто-нибудь из запоздалых прохожих издали его не заметит. Впрочем, это были его проблемы, и мы с Мишей занялись составлением плана полета.

Наутро, ограничившись парой чашек кофе, мы появились на летном поле, как и было, приказано Владимиром. Денис ночевать так и не пришел, но прибыл точно в срок. Я только посмотрел на него и ничего говорить не стал. В ответ Меньшиков виновато развел руками, словно, говоря: «Бывает. Что поделаешь?» Зато и вопросов лишних по поводу нашей странной экспедиции он не стал задавать. Ни вчера, ни сегодня.

Аэроплан, судя по надписям, принадлежал довольно известной авиакомпании и был свежеокрашен в нежно-оливковый цвет. Возле него возилось два техника под руководством того самого Светлого Иного. Владимира пока не было видно. После знакомства, в ходе которого выяснилось, что Иного зовут Ян и он сам из Кракова, хотя живет и работает в Питере, мы с Михаилом Ивановичем спасаясь от холода поднялись по трапу в самолет. Здесь сразу выяснилось, что сносно он выглядит только снаружи. Изрядно пошарпанная внутренняя обивка салона, продавленные до самого каркаса сиденья. Да и запашок в салоне стоял не лучший. Устойчивое керосиновое амбрэ, не выветрилось даже, когда мы поднялись в воздух. Проходя по салону и осматривая весь этот авиационный хлам, я молился, что бы хоть в кабине все было нормально. Багажный отсек оказался девственно чист, и смотреть здесь было не на что. Поэтому мы, с содроганием открыли дверь в кабину. На удивление с первого взгляда здесь все было нормально. По крайней мере, внешне. Даже относительно тепло. Хотя как вскоре выяснилось, из двух авиагоризонтов работал только один, а вентиляция явно оставляла желать лучшего. Проще сказать, что она почти не работала. Рычаги управления двигателями от старости болтались, как собачьи уши, а штурвалы выглядели так, словно их грызла стая крыс. Позже обнаружились и другие недостатки, но Ян, ссылаясь на техников, заверил нас, вернее меня, что самолет долетит. Назимову было все равно, поскольку с утра я немного поработал с его сознанием, обеспечив соответствующий настрой. Кроме того, я применил к нему довольно простое заклинание избирательности и теперь на некоторое время для Михаила Ивановича все, кроме Меньшикова и меня просто не существовали.

Пока он проверял системы самолета, я, увидев идущую к нам целую толпу Иных во главе с Владимиром вышел им навстречу. Времени было без двух минут шесть. Как раз во время.

— Здравствуйте, — приветствовал я свою пеструю команду. — Давайте знакомиться.

Темные вели себя вполне адекватно. Будучи Инквизиторами, они, очевидно, привыкли к тесным контактам со Светлыми. А вот у всех трех дрампиров были с этим явные проблемы. Миловидная женщина лет тридцати и двое мужчин значительно старше ее. По-человечески я бы дал им лет по сорок пять — пятьдесят. А там кто знает, сколько им на самом деле. Дрампиры скованно поздоровались и представились. Еще более хмурыми они стали при виде Меньшикова. Поэтому, что бы не нагнетать напряженность, я внес предложение:

— Путешествовать будем так. Я и пилот в кабине. Кстати он человек и смотрите у меня! Что бы ни-ни! — я посмотрел на дрампиров. — Не посмотрю, что сейчас мы в одной команде. Все ясно?

— Ясно, — процедил сквозь зубы высокий кровосос-мутант, представившийся Гансом. Вероятно, он у них был старшим. — Не напрягай, Светлый. Здесь посильнее тебя есть.

— Есть, — согласился я. — Но, указания данные мною вы будете выполнять. Или ты возражаешь? — спросил я Ганса, и бросил взгляд на стоящего немного в стороне и о чем-то беседующего с авиатехниками Владимира.

Тот незаметно одобрительно кивнул.

— Нет, начальник, не возражаем, — в один голос мрачно ответили дрампиры.

— Вот и хорошо. Будем считать, что договорились. Теперь дальше. Меньшиков, который вам явно не нравится, полетит в переднем багажном отсеке. Это, Денис, перед пилотской кабиной, — я повернулся к Меньшикову, и тот понимающе кивнул. — Инквизиторы, не зависимо от того Темные они или Светлые расположатся в начале салона, ближе к багажнику. Дрампиры в конце. У самого выхода. В дальнейшем этот порядок может быть мною изменен. Но только мною. Любое непослушание карается незамедлительным развоплощением и обсуждению не подлежит.

— Почему? — с вызовом спросила женщина. — У нас есть свой… — и тут же согнулась от боли под ударом Силы, коварно посланным мной в ее самое незащищенное и уязвимое место.

— Просто потому, что мне так захотелось. Все ясно?

— Ясно, начальник, — повторно прогудела нечисть.

— Тогда все. Можно рассаживаться.

Я смотрел, как мои странные подчиненные медленно поднимаются по трапу в самолет, и покачал головой: «Вот влип…».

— Не переживай, Муромцев, — раздался за спиной голос Владимира. — Линии реальности проверяли наши лучшие специалисты. Все будет нормально. Техника не подведет. Ни эта, ни та, которая в Усть-Усинске.

— Спасибо за заботу, — я повернулся к магу. — Что-то часто эти линии подводят в последнее время. Даже мне известно, что в такой нестандартной ситуации заранее ничего нельзя знать.

— Все так, но техники тоже клянутся, что самолет исправный. Говорят, что пассажиры летают на худших, чем этот самолетах. А внешний вид еще ни о чем не говорит. Так ведь, пилот?

— Вы умеете утешать, — выдавил я из себя жалкую улыбку и только тут заметил, что перрон со всех сторон окружен находящимися в Сумраке Инквизиторами. Страхуетесь? — я показал Владимиру на оцепление.

— А как же. Обязательно. Ну, — маг пожал мне руку. — Светлый Иной, пора. Противовоздушая оборона и прочие службы под нашим контролем. Так, что можете идти на Усинск по прямой. И… не подведи… те. Вся обещанная амуниция уже загружена в хвостовой багажник.

Сжав небольшую мягкую и странно теплую на пронизывающем северном ветру ладонь мага, я повернулся и, не оглядываясь, пошел к самолету.

Уже устраиваясь в левом командирском кресле, я слышал, как гремят переносным трапом дрампиры, затаскивая его в хвостовой багажник. Как закрывают входную дверь. Как авиатехники подгоняемые Владимиром оттаскивают подальше от самолета стремянки. Как гремят выбиваемые из-под пневматиков колодки… Все. Пора запускать. Переключая, поминутно сверяясь с руководством многочисленные тумблеры, я видел, как под начинающимся мелким дождем наклонившись в сторону ветра, стоит Владимир. На таком расстоянии он казался маленьким и беззащитным. Конечно же, это была только иллюзия.

Примерно через четверть часа, тщательно погоняв двигатели на всех режимах и не обнаружив ничего подозрительного, мы с Назимовым сообща и довольно криво порулили на взлетку. Там, даже не запрашивая разрешения на вылет, и игнорируя обязательную остановку перед взлетом, сразу стартовали. Стараниями Владимира все ближайшие борты были давно разогнаны на запасные аэродромы. На удивление легко справившись со взлетом наш экипаж стал набирать высоту. Самолет оказался неожиданно легок в управлении и охотно шел за штурвалом. Вскоре со страшной силой вибрирующий до последней заклепки воздушный «сарай» вышел на расчетный эшелон в шесть тысяч шестьсот метров и после включения автопилота мы с Назимовым могли наконец слегка расслабиться.

— Ну, вот, — сказал Михаил Иванович, снимая с головы такую же потрепанную, как и сам самолет, гарнитуру, — ты тут посматривай, а я немного вздремну. Потом поменяемся.

Я не возражал. Спать совершенно не хотелось. Наоборот, чувство управления таким большим лайнером меня сильно возбуждало. Конечно это не «Туполь», но все-таки «Ан-24» серьезный пассажирский самолет. Машина устойчиво шла между двумя слоями облачности. Спутниковая навигация показывала, что лететь нам оставалось пятьдесят пять минут. Хорошо, что все устроилось. По крайней мере, на этом этапе. Команда, наверное, спит. Желая убедиться в этом я посмотрел сквозь Сумрак. Точно все, кроме одного Инквизитора дремали, откинув спинки кресел. Или только делали вид, что спят.

Спустя минут двадцать я обнаружил, что работать пилотом гражданской авиации, наверное, смертная скука. Да, конечно, перед полетом нет ни одной свободной минуты. Испытываешь напряжение при взлете и посадке, но на эшелоне делать совершенно было нечего. Пускай это справедливо в основном для пилотов. Остальные — то члены экипажа обычно работают не покладая рук. Особенно штурман. Мы же с Михаилом Ивановичем были только вдвоем и я немного заскучал. Вверху была плотная слоистая облачность. Внизу тоже. Горизонта также не было видно. Там, где он должен был находиться, оба слоя облаков сливались, закрывая горизонт. Я вздохнул. Смотреть было абсолютно не на что. Так и промучился до начала снижения. Будить Назимова не хотелось. Пусть поспит, свежее будет. И только когда, я убрал газ, и самолет, задрав хвост, пошел к невидимой пока за облачностью земле, я разбудил своего инструктора. Пора было готовиться к посадке.

Поначалу все шло хорошо. Мы вполне благополучно пробили облачность и, выйдя из нее на высоте шестисот метров, стали строить стандартную коробочку вокруг аэродрома. Скорость была двести восемьдесят, потом уменьшилась при выпуске закрылков в посадочное положение до двухсот двадцати и, сделав четвертый разворот, с расстояния примерно семи километров, стали целиться на полосу. Только увидев ее воочию, мы испугались. Первым истинную длину ВПП, а точнее, какая она короткая разглядел Назимов.

— Смотри, — заорал он, показывая рукой вперед. — Где обещанные тобой девятьсот метров?

Почти половину взлетно-посадочной полосы занимали хорошо видимые на фоне пробивающейся молодой зеленой травки кучи земли, какие-то ямы и разнообразная строительная техника. Сказать, что это меня обрадовало, значит сильно покривить душой. Я посмотрел на высотомер — двести метров. Скорость — тоже двести. Не уложимся. Свободный участок никак не больше пятисот метров!

— Миша, мы сможем уйти на второй круг? — спросил я его, заранее зная ответ.

— Сомневаюсь, — на удивление спокойно ответил Назимов, слегка корректируя педалями курс. — Не тот у нас с тобой опыт. Да и железяка эта турбинная. Пока еще раскрутятся. На поршневом мы бы с тобой сейчас раз! — Миша эффектно показал руками, как бы мы сейчас на поршневом. — И на взлетном. А здесь, — махнул он рукой. — Ничего тут не придумаешь. Сажать надо. Да и задание твое выполнять тоже надо, как я понимаю. Сдерни-ка РУДами еще пару-тройку процентов тяги.

Он был прав. Надо сажать и я аккуратно, двумя руками уменьшил обороты двигателям. Стало несколько тише, и мы быстрее посыпались вниз.

— Вертикальная пять метров, — подсказал я Назимову, видя, что Михаил Иванович целиком занят пилотированием.

— Великовата, исправим, — отозвался он и потянул штурвал на себя.

Скорость снижения восстановилась. Теперь уже точно ничего нельзя было сделать. Правда поступательная тоже немного уменьшилась. Теперь она была сто восемьдесят пять — сто девяносто километров в час. Едва держась в воздухе, мы планировали на полосу с вертикальной скоростью в два метра в секунду. До облезлых и полуразвалившихся деревянных посадочных знаков оставалось не больше километра.

Мне захотелось зажмурить глаза. Однако я знал, что это бесполезно. Я все равно бы все видел сквозь Сумрак.

— Давай включим реверс в воздухе, — неожиданно для себя предложил я Назимову. — Ведь все равно не уложимся. Даже с нашим минимальным весом.

— Опасно. Резко затормозимся и можем сразу упасть.

— Если перед самым касанием, то не упадем. Реверс сработает, как интерцепторы. Бог с ней с грубой посадкой. У нашего шарабана шасси крепкие, авось выдержат. А так будет шанс.

Миша, вцепившись в штурвал, думал.

— Миша, — позвал я и начал отсчитывать высоту. — Высота пятнадцать метров! Надо решаться! Двенадцать!

Время как будто остановилось, а наш старенький «Антонов» завис над торцом заросшей травой грунтовой полосы Усть-Усинского аэропорта. Нет, я не ушел в Сумрак. У меня и мыслях такого не было. Но воспринималось все как в замедленном кино.

— Десять метров!

Я хотел посмотреть на Назимова, но не мог оторвать взгляд от высотомера.

— Восемь метров! Миша, решайся! Другого выхода нет. Шесть метров до земли!

Краем глаза я видел, как мимо нас проносятся посадочные знаки и какие-то не то сараи, не то лабазы.

— Четыре метра!

— Ладно. Рискнем, — голос инструктора доносился до меня как бы издалека. — Реверс по команде. Но не раньше!

— Понял, командир. Три метра! Два метра!

— Давай! — крикнул мне Михаил, и я тут же включил реверс. — Два метра!

Лопасти медленно развернулись против потока, гоня воздух в обратную сторону. Как долго! Вперед я даже не смотрел. Чего я там не видел. Полоса заканчивается, а мы еще не сели.

— Метр! — краем глаза я увидел, как Назимов немного взял штурвал на себя, поднимая нос самолета. Метр! Ме…, - из-за сильного толчка при касании я чуть не откусил себе язык.

Позади, в салоне послышался какой-то грохот. Там что-то падало. Возможно, даже подчиненные мне кровососы.

«Не важно, — подумал я. — Пристегиваться надо, — и, оторвав взгляд от высотомера, посмотрел вперед». Отчаянно тормозя наш самолет, стремительно несся к видневшейся в трехстах метрах прямо по курсу строительной площадке. Стрелка указателя скорости показывала все еще достаточно много: сто сорок, сто тридцать, сто.

— Зараза, — выругался Михаил Иванович, всем весом давя на тормозные педальки. — Врешь! Должны уложиться!

Шестьдесят километров в час. Я убрал реверс. До наваленных кем-то куч земли оставалось не больше ста метров. Пятьдесят километров, сорок.

— Все, — облегченно сказал я. — Почти встали.

— Нет, нет, пока еще нет, рано радоваться, скорость двадцать!

Наконец, качнувшись несколько раз на тормозах, «Ан-24» полностью остановился в пятнадцати метрах от выкопанной, поперек, взлетно-посадочной полосы траншеи. Прямо за ней стоял брошенный кем-то ржавый бульдозер.

Машинально я вырубил двигатели и, обессилено откинувшись на спинку сиденья, посмотрел на Назимова. Михаил Иванович смеялся. Сначала беззвучно, а потом захохотал в полный голос:

— Ну, мы дали с тобой, Сергей! — говорил он, вытирая выступившие слезы. — Уложились, а? Молодцы! — и сразу посерьезнел. — Одно только плохо.

— Что? — безразлично спросил я.

Посадка вымотала меня настолько, что не было сил.

— Взлетать-то как будем? Таким же макаром? — спросил он и снова заржал.

— Там посмотрим, — ответил я и, оставив Назимова в кабине, пошел проверить пассажиров.

Денис, судя по всему, чувствовал себя прекрасно. Он натащил в грузовой отсек каких-то чехлов и, свернув калачиком все свои двести пятьдесят килограмм мышц, клыков и когтей, неплохо устроился. Увидев меня, он мигнул своими огромными желтыми глазищами и в знак приветствия элегантно помахал кисточкой на хвосте. Что ж, правильно сделал. Отопление мы включить естественно забыли, а в шкуре-то теплее. В салоне был бедлам. С полок попадало какое-то авиационное барахло. При торможении спинки свободных сидений упали вперед. Впрочем, Инквизиторы были в порядке. Все четверо сидели, судорожно вцепившись в подлокотники, и смотрели на меня. Видимо они бояться летать!

— Извините, — выдавил я из себя. — Так вышло.

Дрампиры уже открывали дверь, и подтаскивали к ней трап. Что ж? Видимо им не привыкать. Только подойдя ближе, я увидел, что у Ганса сильно разбит нос.

Без тени раскаяния я подумал, что на нем все заживет, как на собаке, но вслух сказал:

— Полоса слишком короткая, друзья мои. Вот и потрясло.

«Друзья», зло оскалясь и искоса поглядывая в мою сторону, установили, наконец, трап и вывалились на свежий воздух. За ними последовали Инквизиторы. Я с удовольствием бы вышел тоже, но надо было дать кое-какие указания пилоту. Поэтому, пришлось вернуться в кабину, бросив на ходу Денису уже принявшему человеческий облик:

— Посмотри за кровососами, а я сейчас.

— Нет проблем, — откликнулся он и пошел к выходу.

В кабине Михаил Иванович закусывал. В руках у него была крышка от термоса из которого тянуло ароматным кофе, а в руке Назимов держал здоровенный и уже основательно надкусанный бутерброд.

— Присоединяйся, — невнятно с набитым ртом проговорил он. — Меня после таких ситуаций всегда пробивает на еду.

Я давно решил не брать его с собой. Да и с самолетом надо кого-то оставить понимающего.

— Некогда, Михаил Иванович, — ответил я. — Послушай, мы сейчас пойдем к вертушке. Надо лететь дальше, а ты остаешься караулить самолет. Место глухое. Вот тебе страховка, — добавил я и вручил ему свое помповое ружье. Освоишь?

— Чай я человек военный, — ответил Назимов. — Почти. А с вертолетом справишься?

— Да, с Божьей помощью, — сказал я и, дав ему последние инструкции, оставил Михаила в одиночестве дожевывать бутерброд. А для того, что бы его ни кто не беспокоил, накрыл «Ан-24» заклятием незначительности.

Пока я занимался самолетом, мои помощники разобрались с местным диспетчером, которого очень удивил свалившийся буквально ему на голову самолет. Возмутившись вначале, он теперь сменил гнев на милость и готов был оказывать всяческое содействие. «Интересно, кто поработал. Инквизиторы или грузчики?» Гадать я не стал и всей толпой мы направились к стоящему вдалеке вертолету, окрашенному в ярко-красный цвет, как и полагается в полярной авиации.

В вертолете, было семь кресел, и, зарезервировав для груза два из них, я взял с собой всех трех дрампиров и Яна. Остальных Инквизиторов попросил в наше отсутствие не беспокоить пилота.

— Ему и так досталось, хорошо? Заклятие невнимательности наложено, но кто его знает?

Инквизиторы не протестовали, и спустя минут тридцать мы уже были в воздухе. Пока все складывалось не так уж плохо. Может быть, Соколов, вместе с этим Всемирным Инквизитором был прав? Техника не подвела. С вертушкой разобрался довольно быстро. Хотя я не люблю вертолеты, эту буржуйскую технику пилотировать было одно удовольствие. Не обладая излишней как у многих вертушек чувствительностью в управлении, он был к тому же чрезвычайно устойчив в воздухе. Я взглянул на спутниковый навигатор. До места посадки оставалось немногим меньше часа. Всю дорогу в кабине стояла тишина. Расположившиеся сзади дрампиры о чем-то тихо переговаривались между собой, а Ян видимо не имел желания беседовать. На несколько заданных мной вопросов ответил односложно и неохотно. В конце концов, я бросил всякие попытки его разговорить и сосредоточился на управлении.

Под нами довольно быстро, поскольку я вел вертушку на минимальной высоте, проносилась тайга. Местами она была будто изъедена светло-зелеными проплешинами болот. Речушек мало. Зверья тоже не было видно. Только в одном месте мне показалось, будто я вижу что-то вроде небольшого медведя или росомахи. И снова лес, лес, бесконечный лес. Даже глазу зацепиться не за что.

Наконец навигатор показал, что мы находимся практически над искомой точкой. Покружив немного, мы с Яном обнаружили небольшую, всего-то метров пятьдесят в диаметре, полянку, изрядно заросшую невысоким кустарником, и со второй попытки я довольно удачно посадил машину прямо в ее центре. Переодевание в комбинезоны, на которых настаивал Владимир, ушло не больше четверти часа и вскоре мы уже были в пути. Поначалу пришлось по бурелому обходить небольшое болотце, но потом все более менее наладилось. Может быть потому, что мы шли днем и в сухую погоду. Единственное, что доставало меня так это гнус. Сказать, что его было много, значит не сказать ничего. Мириады этих надоедливых насекомых не хуже вампиров так и норовили выпить из нас всю кровь. Волосяные накомарники помогали плохо, а воспользоваться магией или химией мы не могли. Слишком близко к схрону. Я обернулся назад и с удивлением обнаружил, что гнус к дрампирам совершенно равнодушен. Редкие насекомые подлетали к ним и, покружив, разочарованные улетали прочь. Что ж, ворон ворону глаз не выклюет. Скорее всего, гнус, которого, как известно магия относит к неодушевленным предметам, находясь одновременно и в Сумраке и в нашем мире, чувствовал истинную природу моих… носильщиков.

Вскоре старая тайга закончилась и наша компания вступила в молодое редколесье, растущее впрочем, местами так густо, что приходилось идти в обход. Я вспомнил, что в джунглях в таких местах используют мачете. Но мы не в Америке. Изредка сверяясь по компасу, я прикидывал, сколько мы уже прошли и сколько осталось. Получалось, что если мы не сбились с курса, схрон должен был быть где-то совсем рядом. Подняв руку, призывая спутников остановиться, я посмотрел сквозь Сумрак. Что было интересно, тайга почти не изменила свой вид. Только была куда древнее, чем в нашем мире. И совсем не было ни наземной растительности, ни подлеска. Только мертвые многовековые ели вперемешку с корявыми соснами стояли вокруг нас почти сплошным частоколом, а над головой вместо Солнца кроваво просвечивало сквозь дымку и густо переплетенные ветви небольшое тусклое светило. Впереди, расстояние я определить не смог, что-то мерцало бледными фиолетовыми переливами.

— Ждите здесь, — сказал я и двинулся вперед, зная, что ни Ян, ни дрампиры не последуют за мной.

Слишком опасно, схрон почти рядом. Пройдя около километра и, продравшись через густые заросли неизвестно откуда взявшегося здесь можжевельника, я остановился перед несколькими слоями качественно, на века, наведенного морока. Морок был очень неприятный. Можно даже сказать омерзительный был морок. «Что же? — решил я. — Морок так морок, что я морока не видел? — и двинулся вперед». Наконец, между стволами уже молодых настоящих деревьев я увидел что-то вроде полуразвалившейся землянки времен последней войны. Вот, кажется, и оно. Вернее он. Схрон. Обойдя кругом, я обнаружил, что входа не было.

— Ну и что мне делать дальше? — спросил я вслух. — Видимо хозяин не позаботился даже о запасном выходе.

Бревна были гнилые, но еще достаточно крепкие. Возможно дубовые. А может быть просто до отказа пропитанные древней магией. Кто его знает этого Радомира?

— Ну, Муромцев, — сказал я сам себе. — Вперед. Как в сказке. Семи смертям не бывать, а одной не миновать, — и подняв свою тень, шагнул в Сумрак.

«Землянки» здесь не было. Передо мной в тени все тех же исполинских деревьев подвешенная на чем-то вроде лиан или гибких ветвей неподвижно висела домовина. Это полузабытое слово тут же всплыло у меня откуда-то из глубин подсознанья. Оно услужливо подсказало точное определение увиденного. Домовина кроме формы, чем-то неуловимо отличалась от вульгарного современного гроба, давая право называть ее именно так, точно характеризуя последнее прибежище человека. Это деревянное сооружение, предназначалось не для похорон мертвого тела, а для вечного путешествия ее хозяина в загробном мире. Хотя какой там загробный мир у Иных.

Я шагнул вперед, но путь мне преграждало нечто вроде… паутины. Накрывая все сооружение полупрозрачным слегка серебристым куполом. Она медленно, как нечто аморфное текла откуда-то сверху и уходила в рыхлую землю. От «паутины» шел негромкий, но отчетливый гул и, присмотревшись, я увидел, что она непрерывно вибрирует и вибрирует с очень высокой частотой. «Прямо трансформатор какой-то, — подумал я». Трогать мне ее как-то не хотелось. Неприятная, в общем, была такая «паутина».

— Что ж, — рассудил я, оглядываясь вокруг. — Попробуем снова через второй слой, — и, с некоторым трудом найдя тень, шагнул глубже в Сумрак.

Здесь уже не было деревьев. Вокруг от горизонта до горизонта расстилалась серая безжизненная слегка холмистая равнина. И было отвратительно холодно. Не переставая дул сильный промозглый ветер. Видимо сказывалась близость океана. Этот ветер гнал по стылому полузамерзшему песку высохшие части каких-то растений. Хотя какая растительность на втором слое Сумрака? Я взглянул себе под ноги. Вокруг кирзовых сапог, в которые нарядил нас Владимир, уже намело небольшие барханчики песка. Надо поторапливаться. Второй слой пока не для меня. Тем более, что домовины здесь не было. Зато вместо серебристого кокона, мешавшего мне на первом слое, я увидел частокол бревен с нормальным входом. Даже без дверей или ворот. Но была одна проблема. Вход за частокол охранялся. Здоровенный, метров пяти в длину голем, выполненный, видимо еще Радомиром в образе чего-то среднего между скорпионом и раком преграждал путь. От скорпиона у него был хвост. Только вместо ядовитого жала — гигантские метровой длины ножницы. Рака он напоминал формой тела, глазами на ножках и тем же хвостом, мощным, широким и плоским, под которым виднелись жадно шевелящиеся посаженные в несколько рядов ложноножки. Эта жуткая помесь, уже ползла ко мне, взрывая серый песок своими многочисленными конечностями. Раздвоенный на конце хвост, нависавший над грузным членистым телом, непрерывно глухо щелкал, собираясь видимо разобрать меня на части. О паре жутких клешней я уже и не говорю. Надо было срочно что-то делать, и в этот раз я постарался, не растерялся.

— Таких я употребляю с белым вином, по пятницам, не правда ли? — подбодрил сам себя и, поднимая перед собой, магический жезл шагнул навстречу этой жалкой отрыжке древней магии.

Заряд попал голему прямо между глаз и разлетелся в разные стороны ослепительным фейерверком. Когда я снова обрел способность видеть, то обнаружил, что моя холодная закуска отнюдь не стала горячей. Ошпаренный и возможно даже слегка контуженный голем быстро приходил в себя и готовился напасть вновь. В этот момент я увидел, что между ним и частоколом есть несколько метров свободного пространства. Уродец зря покинул свой пост. Не ожидая, когда он совсем очухается, я напрягся и, пробежав мимо голема, нырнул в узкий проход. Чудовище тут же рванулось за мной, но было поздно. Я уже был на первом слое Сумрака рядом с лёжкой и, прямо под серебристым паутинным колпаком.

Теперь мне предстояло решить, что делать дальше. И еще я не знал, миновала опасность для членов моей команды или нет? Скорее всего, нет. По идее мне надо было вытащить лёжку из Сумрака в наш мир. Но как это сделать? Не зря, ой не зря «землянка» не имеет дверей. Из нее лёжку не вытащишь, а напрямую разрушать созданное таким магом, как Радомир наверно нельзя. Возвращаться на второй слой? В любом случае нужны мои грузчики, которым, пока я не обезврежу защиту схрона, доступа сюда нет. Да и голем там ждет. Я начинал понимать, что иного выхода, как уничтожить «паутину» у меня нет. Подойдя к ней вплотную, я достал амулет, теоретически призванный на расстоянии до метра вокруг себя разрушать все магические чары и обезвреживать заклинания. Это был подарок Владимира, врученный мне перед самым вылетом из Салехарда.

«Паутина» завибрировала сильнее. И чем выше я поднимал руку с амулетом, тем громче становился гул и когда он достиг высоких нот и в нем стали слышны отдельные, почему-то мне, как Иному крайне неприятные звуки, «паутина» начала светиться. Она словно бы приготовилась к тому, что я применю магию. Словно говорила мне:

— Ну, давай, рискни!

— Не дождешься, — ответил я «паутине» и спрятал амулет.

Потом медленно подвел ладонь к ее поверхности и, закрыв глаза, прикоснулся к ней. И… ничего не произошло. Через мгновенья мне стало ясно, что вокруг стоит нормальная для первого слоя Сумрака мертвая тишина. Я открыл глаза. «Паутины» не было. Искрясь, ее остатки медленно таяли у самой земли, пока не исчезли совсем.

«Вот теперь, наверное, все, — подумал я, рассматривая свою ладонь. — Ничего. Ладонь как ладонь. Вполне обычная».

Дальше и вправду все пошло, как по маслу. Вызванные через Сумрак дрампиры вместе с Яном, шутя, извлекли лёжку в наш мир. Доставка ее к вертолету тоже не вызвала особых трудностей. Пока мы переодевались в свою привычную одежду, массивная двухметровая лёжка мирно покоилась в пассажирской кабине вертолета. Да и потом, по пути в Усть-Усинск она больше не преподнесла нам никаких сюрпризов.

— Ну, что, ребята? Осталось последнее, — сказал я, когда на аэродроме мы погрузили бесценный груз в передний багажник самолета. — Благополучно взлететь.

— Я надеюсь, у тебя это получится? — серьезно спросил меня Ян. — Уж больно мне посадка не понравилась.

— Скажи спасибо Назимову, что вообще сели. Обычно пробег у «Ан-24» около семисот метров. Он же уложился в пятьсот. Да и потом, какой у нас выбор? Через портал Владимир тащить эту штуковину, — я кивнул в сторону багажника, — почему-то не хочет. Значит надо взлетать. Упадем, — попытался пошутить я, — так все вместе. Не так грустно будет.

Шутка явно не удалась. Ян, осуждающе покачал головой и, пожав узкими плечами, полез в самолет. Дрампиры вообще после погрузки были почему-то настроены довольно агрессивно. Они продолжали перешептываться, а на мой приказ втянуть трап и закрыть основную дверь, и вовсе стали огрызаться, рыча, что они не слуги. Потом все же приказ выполнили, и расселись на свои места в задней части салона. После этого я подошел к одному из Инквизиторов и спросил, не может ли он для порядка развоплотить кого-нибудь из кровососов?

— Могу, — сказал он, — но зачем?

— Затем, что допустим, я приказал. Эта причина подойдет?

Темный маг, помялся и неохотно признался, что ему не хочется:

— Они же ничего не сделали, Светлый? Может не надо?

— Не сделали, так сделают. Я это предчувствую. В конце концов, следить за порядком это ваше дело, а мое информировать Владимира, как вы с этим справитесь, — буркнул я, и пошел в кабину.

Пора было вылетать.

Все расположились, так же как и раньше. Рядом с домовиной Радомира, которая в самолете среди дюраля, пластмассы и электрических ламп выглядела, как обычный неправильной формы и очень старый гроб, обосновался Меньшиков. Мне однажды пришлось присутствовать по долгу службы на эксгумации. Вскрывали могилу, спустя пять лет после похорон. Так тот гроб выглядел поновее.

Я вздохнул и попросил Дениса быть внимательнее:

— Что-то мне не нравятся наши кровососущие друзья.

— Мне тоже, — широко улыбнулся в ответ Меньшиков.

— Не нравится, не ешь, — ответил я и прошел в кабину.

Михаил Иванович был слегка обеспокоен. Светлого времени оставалось немногим более часа. Выходит, садиться будем почти в темноте. Но была и хорошая новость. Пока мы возились с лёжкой, он тоже времени даром не терял. Сходил в дальний конец полосы и обнаружил, что за ее торцом есть еще метров пятьдесят кочковатого, но вполне пригодного для использования поля.

— Давай запускаться, — сказал Назимов, — а то времени в обрез. Да и неизвестно как там погода.

— Как скажешь, Михаил Иванович.

— Что вы там грузили? — безразлично спросил он, бойко щелкая тумблерами.

— Археологическую ценность, — ответил я и подумал, что ответ не очень далек от истины. — А вообще-то лучше тебе не знать. Так, люки закрыты, пас… груз на месте, Денис тоже. Можно лететь.

— От винта, — по давней, въевшейся до мозга костей, привычке скомандовал Назимов и включил левый двигатель.

Когда через минут десять я осторожно развернул «Антонова» для взлета на сто восемьдесят градусов и стал для пробы гонять движки, то только отсюда, из кабины, увидел, что нам на самом деле предстоит.

— Миша, глянь, — попросил я, показывая вперед.

— А ты думал! — ответил Назимов. — Надо постараться. Закрылки выпушены?

— Порядок. Закрылки во взлетном положении, — доложил я.

— Так, выпускай в посадочное, — распорядился Михаил Иванович. — Не бог весть что, но все выиграем пару-тройку десятков метров. Когда взлетим, убирать только по моей команде. И не сразу! Поэтапно. В соответствии с ростом скорости. Понял?

— Понял, командир. К взлету готов!

— Командир слева, а я справа, курсант, — ответил он и скомандовал. — Винты на упор! Двигатели на взлетный!

Плавно, но энергично я толкнул от себя болтающиеся без фиксаторов рычаги, в нарушение всех писанных и не писанных правил Светлых, проклиная механика, который готовил самолет к вылету. РУДы не фиксировались, и мне приходилось силой удерживать их в крайнем переднем положении. Наш древний аэроплан заходил ходуном от носа до самого хвоста — двигатели вышли на максимальные обороты.

— Двигатели на взлетном, — доложил я Назимову.

Он тем временем тормозами пытался удержать на месте, вихляющийся из стороны в сторону и содрогающийся от собственной мощи самолет.

— Взлетаем! — рявкнул как и вчера по дороге в Салехард, инструктор он, и отпустил тормоза.

Бедный старенький «Ан-24»! Он сорвался с места, так, что нам, наверное, позавидовал бы сам Шумахер. Все одиннадцать тысяч лошадиных сил, рассчитанные на полную загрузку в почти двадцать две тонны взлетного веса, работали сейчас на практически пустой самолет. Вероятно, никогда в своей долгой жизни наш старичок не разбегался так шустро. Улучив момент, и посмотрев вперед, я с ужасом понял, что полосы может не хватить.

— Грунт! — заорал я Назимову. — Мы забыли, что здесь не бетонка! Да еще трава!

— Вижу! — ответил он, не отрывая взгляда от стремительно несущегося на нас торца полосы. — Не мы, а ты! Скорость?

— Сто десять! Сто двадцать! Сто пятьдесят!

Вот уже торец. До него всего каких-нибудь полторы сотни метров.

— Может, прекратим взлет?

— Поздно! — крикнул Назимов. — Только вперед и вверх! На земле — смерть!

— Сто шестьдесят! Сто семьдесят! Теперь я уже ничего не видел, мой инструктор, задрав нос самолета, оторвал переднее шасси от земли.

— Сто восемьдесят!

— Подъём! — Назимов рывком, как в легкомоторной авиации, подорвал тяжелый «Антонов» вверх, насильно отделив его от полосы и чиркнув пневматиками по первым кочкам окраины летного поля, наш самолет неустойчиво и очень опасно покачиваясь с крыла на крыло повис в воздухе.

Я прекрасно понимал, что половина дела еще впереди. Надо еще умудриться удержать в воздухе находящийся на грани сваливания самолет. Надо постепенно разогнать его, и только потом, поэтапно убирая закрылки начать набор высоты. А пока мы еле ползли на высоте одного метра и темнеющий впереди лес, приближался к нам с пугающей быстротой. Но мы все-таки справились. «Ан-24» набрав, наконец, скорость, с победным ревом промчался над самыми верхушками сосен и круто полез вверх.

Остальное было делом техники. По крайней мере, мне так казалось. Набрав эшелон, мы пошли прямо на Салехард, тщетно пытаясь обогнать наступавшие нам на пятки сумерки. Но нас это не очень беспокоило. Подумаешь посадка в темноте! Справимся. И не такое видывали. После истории с акробатическим взлетом в Усть-Усинске мы чувствовали себя почти асами. Как оказалось, что видывали мы, может и многое, но не все. И не только Назимов. Полет на эшелоне проходил относительно спокойно, только изредка потряхивало, когда «Антонов» попадал в легкую турбулентность. Видимо из-за того, что самолет был пустой.

Катастрофа разразилась, когда я как обычно это делается, за сто двадцать километров от Салехарда убрал газ, и мы покатились вниз к лежащей далеко внизу земле. Не успели мы потерять и половину высоты, как в пассажирском салоне раздался какой-то грохот. Он был настолько сильным, что хорошо слышался сквозь две переборки и шум двигателей.

— Сейчас вернусь, — сказал я согласно кивнувшему Назимову и вылез из своего кресла.

В багажном отсеке все было в порядке, и лёжка находилась там, где ей и положено. Однако Дениска был встревожен не меньше меня. Он стоял возле двери в салон и прислушивался, не решаясь открыть. В этот момент за дверью опять раздался сильный грохот, и запахло гарью. Это уже были не шутки. Мы не на земле. Сказав Меньшикову:

— Подожди-ка, — и, оттеснив его в сторону, я открыл дверь.

Лучше бы я этого не делал. Пассажирский салон превратился в поле боя, который шел и нашем мире и в Сумраке. Мне сразу бросилось в глаза, что два Темных Инквизитора уже мертвы. Тела и конечности магов, разорванные на части были разбросаны по самолету, не давая повода усомниться в их смерти. Инквизиторов видимо застали врасплох. Ко мне спиной стояли оставшиеся два мага. Ян и Темный Инквизитор, которого я не так давно просил развоплотить нежить. Если бы он меня послушался, а я настоял! Они второпях по очереди готовили, и кидали небольшие файерболы в нападавших на них дрампиров. Кровососы уже успели трансформироваться, и ловко увертываясь от огненных шаров, постоянно мерцали, то легко уходя в Сумрак, то возвращаясь в наш мир, пытаясь сблизиться магами на расстояние удара. В некоторых местах обшивка кресел уже тлела и салон медленно, но верно наполнялся дымом.

— Ян! Что случилось? — крикнул я Светлому Инквизитору.

— Кровососы потребовали отдать им лёжку. А когда мы отказали, они неожиданно напали и порвали двух Темных, — ответил он, готовя очередной файербол.

— Перестаньте! Самолет сгорит! Бейте этим… как его…, - от волнения у меня начисто вылетело из головы название боевого заклинания против нежити.

— Пробовали, — сказал Темный Инквизитор, видимо поняв, что я имел в виду. — Он почему-то не действует.

В это время Ганс исчез, видимо уйдя на второй слой Сумрака и, что бы как-то обезопасить себя, Ян запоздало поставил Щит мага. От удара невидимой когтистой лапы левая рука Инквизитора была вырвана из сустава и, кувыркаясь в воздухе, улетела далеко в проход между креслами. Я с ужасом увидел, как кровь толчками выплеснула из разорванных артерий, и наугад ударил «Белым Инеем». Я не видел дрампира и промахнулся. Тут же не раздумывая, применил заготовленное заранее заклинание против всякой нежити и на этот раз попал. Ганс вынырнул из Сумрака. Но связующие нити таяли, осыпаясь с его тела, а дрампир зарычав и оскалив двухдюймовые шевелящиеся клыки, снова ударил лапой и голова Яна, с застывшим на лице выражением сильного удивления, полетела вслед за его рукой. Обезглавленное тело Инквизитора еще держалось на ногах, а созданная им защита еще не полностью рассеялась в пространстве, когда я ударил в третий раз. Мгновенно появившееся из руки Белое Лезвие чистой Силы было неотразимо, а Ганс слишком близко. Я обрушил на него рубящий с оттяжкой удар, которым мои предки — казаки по семейным преданиям разваливали врагов надвое. «До самого седла, до просаку». Сверкающий клинок, как нож сквозь масло прошел через тело нежити расчленяя его на две неравные половинки и одновременно превращая в пепел. Ганс повернул ко мне свою морду с бельмами незрячих, белесых, подернутых мутноватой пленкой глаз. Судорога пробежала по его пепельной источенной язвами, местами даже покрытой плесенью коже и, сгорая, рухнул на передний ряд кресел.

С остальными двумя дрампирами дело обстояло хуже. Инквизитору удалось немного подпалить кошмарную тётку, но она была вполне боеспособна и быстро восстанавливалась. К тому же несколько пассажирских кресел уже горели. Кроме того, обнаружилось, что с перепугу я сотворил Белое Лезвие слишком большой длины. Оно, разрубив вместе с Гансом обшивку и часть пола самолета, видимо что-то повредило в управлении движками. Через иллюминатор мне были хорошо видны неподвижно висящие лопасти винта правого двигателя.

— Сергей! — донесся до меня сквозь шум встревоженный вопль Назимова. — Давай быстрее сюда!

— Смени меня, — бросил я уже трансформировавшемуся и жаждущему боя Денису. Стоя в дверях, я загораживал ему проход в салон. — И, бога ради, потушите огонь!

Уже поворачиваясь, краем глаза я успел заметить, как мерцая, сквозь фюзеляж в салон влетело еще два дрампира. Нежити стало вдвое больше, и они вполне могут, не дожидаясь посадки, на себе утащить лёжку из самолета. Надо быстрее садиться. Там внизу Владимир и толпа Инквизиторов. Они справятся. Вот только успеть бы…

«Дело пахнет керосином. В прямом и переносном смысле, — подумал я и бросился назад в кабину».

С разгону плюхнувшись в командирское кресло, и накидывая привязные ремни, я увидел, что погода почему-то резко ухудшилась. Теперь все вокруг было затянуто сплошной облачностью. Прямо в стекла летел сильный снег. Наш «Антонов» на одном движке в облаках при почти нулевой видимости шел довольно устойчиво. Точнее не летел, а снижался и, судя по навигатору уже над окраинами Салехарда. Скорость двести тридцать километров в час, высота четыреста метров. Сойдет. Но Назимов не смотрел на приборы. Не отказ двигателя был причиной его испуга. Вытаращив глаза, белый словно мел, он беспомощно показывал рукой прямо вперед и, заикаясь, спрашивал:

— Се-се-ргей, что э-это?

Проследив его взгляд, я и сам немного обомлел. Картина действительно была довольно необычной. Из сплошной серой мглы, окружающей нас с завидной периодичностью появлялись огромные, величиной с человека, черные летучие мыши и бросались на самолет. В основном они промахивались, видимо не учитывая его скорость и снос от сильного бокового ветра. Вскоре одна из мышей чиркнула крылом по обшивке, и ее отбросило в сторону. Видимо дрампир не успел уйти в Сумрак, и не попал внутрь самолета. Другого снесло в сторону работающего двигателя, и я услышал, как по фюзеляжу ударили изрубленные ошметки нежити. Неожиданно мне почему-то стало весело. Хотите схватки? Отлично! Будет вам схватка!

— Как что? Не видишь? Злые хищные летучие мыши, — смеясь, крикнул я Михаилу Ивановичу, хватаясь за штурвал.

Началась сильная болтанка. Это нам на руку, поскольку я знал, что сейчас будет. Сам бы так поступил.

— А-а-а, что они де-де-лают?

Я видел, что Назимова вот — вот хватит удар.

— Сожрать нас хотят. Вот что! Фильмы ужасов любишь? Следи за директорными стрелками. У нас скоро третий разворот. Четр! — как я и предполагал, из мглы прямо на нас в лобовую атаку на лету мерцая, уходя в Сумрак, шли развернутым строем четыре дрампира.

Я толкнул штурвал от себя, пытаясь поднырнуть под них. Отчасти мне это удалось, но сильный удар о вертикальное оперение потряс весь самолет, и он стал плохо слушаться рулей. Видимо нежить решила, что она уже внутри и, выйдя из Сумрака, врезалась в хвост. А может быть, там тоже есть какое-то подобие нашего аэроплана? Выживем, надо будет посмотреть.

— Глянь, Сергей, какая рожа! — мой инструктор показывал пальцем на летящую нашим курсом и медленно приближающуюся к правой форточке летучую мышь.

Когда дрампир сблизившись, протянул поросшую редкой грубой шерстью неимоверно длинную лапу и царапнул вершковыми когтями по стеклу, словно пробуя его на прочность, Михаил Иванович заорал и замахал руками:

— Это не мышь! Уйди, уйди от меня тварь! Пошла вон!

Ухмыльнувшись, я взял немного левее, и еще одна нечисть перестала существовать, распоротая пусть и не вращающимися, но достаточно острыми для этого лопастями второго двигателя. Пусть со временем кровосос и восстановится, главное, что сейчас мы от него избавились.

— Не отвлекайся, Миша, — весело закричал я, пытаясь вернуть самолет на нужный курс. — Мышь, не мышь, какая разница? Держись приборов, инструктор, а то небо с овчинку покажется! Когда третий?

Назимов, все еще оглядываясь на форточку, кое-как сориентировался и дал команду на третий разворот.

Пока он разглядывал приборы, еще три кровососа раздельно атаковали наш «Ан-24», но промахнулись. Получив команду, я начал разворот и как раз во время. Из туч появилось сразу три звена дрампиров летящие не только развернутым строем. Они еще и эшелонировались по высоте, почти не оставляя мне возможности для маневра. Было видно, как их нещадно треплет на ветру.

Спасло нас только то, что самолет ложился на новый курс и нежить, видимо полагая, что мы полетим прямо, промахнулась. В этот момент кабина стала наполняться дымом и сзади опять что-то упало. Пока не было видно дрампиров я, слегка повернув голову, глянул в салон сквозь Сумрак. Там было, мягко говоря, неважно. Меня звали на помощь. Звал порванный, истекающий кровью и борющийся из последних сил Денис. Он один схватился с двумя дрампирами и они клубком катались по полу багажного отсека время от времени то, вламываясь в дверь нашей кабины, то выкатываясь в пассажирский салон. Инквизитор на смерть стоял против трех нежитей. Еще один дрампир, я понял, что это та самая кошмарная тетка, превращенная магом в прах, вернее ее останки, валялась на одном из пассажирских сидений.

«Сергей, помоги, — звал меня в сумраке Меньшиков. — Не устоим».

— Не могу, — бросил я ему. — Да…

— Держи самолет! — заорал в этот момент Назимов, — Падаем!

Сам он наклонился к РУДу левого двигателя и толкнул его вперед, увеличивая обороты до номинальных.

Быстрый взгляд на приборы: скорость сто восемьдесят, высота двести пятьдесят, скорость снижения десять метров в секунду. Много. Очень много! Видимо отвлекшись во время разворота, я потерял скорость. Так, штурвал от себя. Держать, держать, пусть самолет почти пикируя, ускорится до нужных величин. Тут сразу с двух сторон раздались удары. В дверь — это Дениска. Пока не страшно. Лишь бы выдержала. В носовой обтекатель — это очередной одиночный дрампир вскользь прошел по обшивке. Взгляд на приборы. Двести. Пора. Теперь штурвал на себя, на себя. Еще! Затем взгляд вперед.

— На курсе, — доложил Назимов. — По вариометру два метра в секунду. Высота почти… двести.

Впереди дрампиров не было видно, зато и справа и слева заходят сразу по шесть. Берут в клещи. Я подумал, что, сколько же их всего? Двадцать, тридцать? Ни хрена не видно из-за облачности. Уйти в Сумрак? А как же самолет? Навыки Иного не рассчитаны на такой экстрим.

— Четвертый, — напомнил Михаил Иванович, не отрывая взгляда от приборной доски. — Разворачивай!

В багажнике послышался какой-то душераздирающий вопль и, дверь в кабину снова затрещала, но выдержала.

— Только не через Сумрак, — прошептал я. — Насколько было возможно, аккуратно ложась на новый и последний курс. Впереди полоса. Аэропорт. И возможно, спасение, в которое я уже почти не верил. Не своё, а всех, включая лежку. Страха не было, а было веселое желание испытать себя. Испытать и как Иного и как пилота. «Клянусь, что так еще никто не летал!»

— Что? — не поворачивая головы, переспросил меня Назимов. — Какой Сумрак?

— Не видно ничего, панимаешь? — веселясь, ответил я. — Сумрак вокруг.

Прозевав наш четвертый разворот, дрампиры снова промахнулись. Теперь им придется разворачиваться и сквозь пургу догонять нас. А это не просто. С другой стороны, мы уже на прямой, и скоро войдем в глиссаду. Тогда я ни на метр не смогу отвернуть.

«Сережа, — донеслось до меня сквозь Сумрак. — Инквизитор, кажется погиб. Против меня трое…. Помоги!».

Высота сто пятьдесят. Держать, держать высоту. Снижение пока ноль. И то хорошо. От диких порывов ветра указатель скорости показывал от ста восьмидесяти до двухсот сорока. Впрочем, это стрелка пляшет как сумасшедшая. Будем придерживаться среднего значения.

«Потерпи, Дениска, мы почти сели».

— Глиссада через двадцать секунд. Режим номинальный, — доложил Михаил Иванович.

Я мельком посмотрел на него. Вроде как отошел. И то, ладно. По-прежнему ничего не было видно. Мутно-серая, как сам Сумрак, мгла, до предела насыщенная снегом, окутывала самолет. Я впился взглядом в авиагоризонт и директорные стрелки. Пока они строго параллельны. Значит, идем хотя и криво, но точно в створ. Это было наше единственное спасение в такую погоду. Из-за порывов ветра казалось, что самолет летит боком, и я из всех сил старался удержать его на нужном курсе. Хотя, впрочем, так оно на самом деле и было.

— Глиссада, — скомандовал Назимов и немного уменьшил обороты нашего единственного многострадального двигателя.

— Хорошо, — я немного отдал от себя штурвал, и самолет охотно посыпался вниз. К земле. В этот момент опять появились дрампиры.

«Дениска! Как ты там? — позвал я Даблваня через Сумрак».

— Как тебе с таким сопровождением? — как ни в чем не бывало, спросил я Михаила Ивановича. — Летал?

«Денис!».

— Да ну тебя к черту!

— Зачем же так далеко? — засмеялся я. — Вон они рядом летают. Посмотри, — и показал на почти отвесно пикирующих в нашу сторону дрампиров.

Было хорошо видно, как вибрируют под напором ветра кожистые складки их крыльев.

«Дениска? Ты живой?».

— Ну, чисто «юнкерсы», — сказал, разглядывая их Назимов. — Что делать-то будем?

Я отметил про себя, что Миша немного успокоился и сказал:

— Вниз нельзя. В стороны тоже. Можно вверх, но с одним движком не сможем. Или сможем, как полагаешь?

Назимов пожал плечами, не отрывая взгляда от приборов:

— Не уверен. Скорость двести. Ох, как болтает!

«Денис! Отзовись!».

В этот момент нас настигли дрампиры и распахнулась дверь в багажный отсек. Однако опять повезло. Нежити не учли огромной скорости пикирования и, пронзив в Сумраке фюзеляж самолета, вылетели с противоположной стороны, так и не попав внутрь. Я обернулся. На пороге пошатываясь, стоял Инквизитор.

— Скоро посадка? — оглядываясь через плечо, крикнул он.

— Скоро. Где Денис?

— Оборотень ваш? Вон он лежит. В крови весь. Двоих я замочил, но в самолете есть еще пара кровососов. Я постараюсь их сдержать до посадки. А там наши вмешаются! — ответил он и снова исчез, захлопнув дверь.

— Скорость двести. Устойчива. Высота сто двадцать. Вертикальная сильно плавает, метр-полтора. Скоро надо будет искать полосу, но, ни черта не видно, — как диктор прокомментировал происходящее с самолетом Назимов. — С кем это ты разговариваешь?

— Сам с собой, — процедил я сквозь зубы, пытаясь справиться со сносом самолета.

Его неудержимо тащило вправо. Мало того, что сильный ветер слева, да еще неработающий двигатель. Педалей явно не хватало. Хорошо, что нежить несильна в магии. Могли бы и второй двигатель остановить. Впрочем, тогда пострадала бы лёжка. А они этого допустить, судя по всему, не могут.

Кое-как, справившись со сносом, мы общими усилиями подобрали, наконец, необходимые обороты двигателя и положение рулей. Теперь, по науке, ничего нельзя было менять. Судя по положению директорных стрелок, наш «Антонов» со скоростью около двухсот километров в час, следуя строго по глиссаде медленно, но неумолимо приближался к невидимой пока за снегопадом и сумерками взлетно-посадочной полосе Салехарда.

— Высота сто.

Снова появились дрампиры. Теперь, чувствуя, что их шансы проникнуть в самолет и завладеть лёжкой стремительно уменьшаются пропорционально нашему приближению к порту, они атаковали непрерывно, но в основном промахивались.

Я, потом так и не понял, объяснялось ли это азартом, возникшим в пылу борьбы, если он вообще свойственен нежити, или же непривычным видом охоты. Ведь вместо людей или себе подобных в этот раз дрампиры атаковали самолет. Бездушную железяку и к тому же в воздухе. А любому Иному известно, что летуны кровососы неважные. Не их это среда, воздух.

Как бы то ни было, но мы не имели возможности уклоняться. Любое рассогласование с таким трудом собранных в кучу стрелок, в непосредственной близости от земли, неизбежно грозило нам катастрофой. Роясь, словно гигантские насекомые вокруг медленно летящего в пурге самолета, дрампиры то исчезали в ней, то, как призраки возникали вновь, пытаясь пробиться внутрь. И это им удалось, но к счастью только двум из примерно полутора десятков атакующих нежитей. Но ни мне ни Назимову было сейчас не до них. Надеясь, что Инквизитор хотя бы сдержит дрампиров некоторое время, мы полностью сосредоточились на управлении самолетом. Дым от горящего салона разъедал глаза, мешал следить за приборами, но даже форточки открыть было невозможно.

Деваться нам с Михаилом Ивановичем снова было некуда и, хоть внизу мело: снежная круговерть плюс сильный боковой ветер, заодно с болтанкой, надо было садиться. С одним двигателем мы вряд ли смогли уйти на второй круг. Хотя и полосы-то еще не было видно. Я надеялся только на время суток. В стремительно сгущающейся темноте огни полосы должны быть видны в снегопаде гораздо лучше, чем днем, когда, в белой мгле пронизанной солнечным сиянием, вообще ничего не видно.

Не обращая внимая на дрампиров я потел, удерживая стрелки радиокомпасов строго параллельно друг другу, что, как мы надеялись, означало точное выдерживание предпосадочной прямой и створа полосы. Выдерживать-то оно выдерживалось, но угол сноса по этим стрелкам получался двадцать один градус. На такой угол нос «Ан-24» был отвернут вправо от посадочного курса. Так мы и шли на полосу, скрытую в снежной тьме.

— Это какой же боковой ветер! — все удивлялся вполголоса Назимов? — Сейчас скорость где-то сто девяносто-двести километров в час… короче, получается, — он помолчал, прикидывая в уме, — получается, что сносит нас никак не меньше двадцати двух метров в секунду. Это же за все возможные для нашего «сарая» пределы!

Пока я слушал Мишу, мне пришла в голову мысль, что наблюдаемая погодная аномалия, скорее всего, спровоцирована нападающими. Не ими самими конечно, слабы дрампиры для этого. За ними явно стоит кто-то посильнее. Тот кто тщательно спланировал нападение нежити на нашу экспедицию. И стоило задуматься о Силе этого Иного.

Короче говоря, ситуация была близка к катастрофической. Но, Михаил Иванович, несколько освоившись с присутствием чудовищ, изредка, уверенным инструкторским голосом бросал короткие реплики, всем своим видом показывая мне, что сядем, сядем, Муромцев, и не в таких переделках бывали. Я, конечно, знал, что Назимов врет и легче от этого мне не становилось. Видимо подобные ощущения могли быть во время войны у пилотов бомбардировщиков. Им хочешь, не хочешь, а надо было держать тяжелые неповоротливые машины, строго на боевом курсе. Не обращать внимания ни на вовсю лупящие снизу зенитки, ни на атакующие сверху вражеские истребители. Лети прямо, хоть душа из тебя вон, и пока не сбросишь бомбы на цель, уклоняться от огня даже не думай!

И тут подошла высота принятия решения на посадку, перед которой я должен был оторвать буквально прилипший к приборам взгляд и искать огни. Я не мог. Не мог и все тут! Приборы были моим единственным ориентиром в этой зыбкой, пронизанной стремительными тенями атакующих дрампиров, бесконечно болтающейся мгле. Некуда было смотреть — везде один мрак. Почище любого Сумрака. И решение было принято заранее, и единственное: надо сесть, иного выхода нет. Иначе мы или разобьемся, или нас доконает нежить.

— Сергей, ищи полосу! — Казимов старался не допустить ноток тревоги в своем голосе. — Ищи!

Легко сказать… Я кое-как смог побороть дремучие инстинкты и, оторвав взгляд от приборной доски, впился им в лобовое стекло. Ну, хоть бы проблеск… Я пытался охватить как можно большую площадь, используя все возможности своего периферического зрения. Не сразу, правда, но светлое пятно в правой форточке я как-то уловил. Огни быстро наползали на нас справа — неестественно, нелогично, дико. Наш «Антонов», развернув нос по ветру, шел боком на полосу… сейчас… сейчас снесет… скорее дать ногу, выправить курс и я дернулся было надавить на педали. Но педали держал Назимов. Держал мертво. Со всей своей медвежьей силой.

Так мы и вывалились из облачности, как говорится, на глазах у изумленной публики. На высоте всего шестидесяти метров и в окружении роящихся вокруг нас гигантских летучих мышей. Под облаками было много светлее и встречающая толпа Инквизиторов во главе с Пресветлым Владимиром, как он мне потом рассказал, увидела незабываемое, потрясшее их до глубины души зрелище. Что чувствовали и переживали люди в аэровокзале, я даже не берусь вообразить!

Между тем все шло своим чередом. Вся наша кавалькада беззвучно неслась к земле, а Инквизиторы, позабыв обо всем на свете, растерянно таращились на эту живописную картину. И, как шли мы с Михаилом Ивановичем коряво, боком, так и выровняли, и когда коснулись бетонки, самолет сам развернулся по полосе. Вот тут уже понадобилось хорошо работать ногами и тормозами. И пока «Антонов» вольно бежал по длиннющей, но уже основательно заметенной полосе Салехардского аэропорта, я понял, что в салоне стоит гробовая тишина. Как потом оказалось, перед самым приземлением, опомнившийся первым Владимир применил, что-то из арсенала Инквизиции. Нежить сразу перестала нас видеть, а охрана принялась с большим рвением разряжать в дрампиров под завязку накачанные Силой амулеты. Кровососы посыпалась на землю, как яблоки во время грозы. Несколько оставшихся в сознании, дрампиров были задержаны и впоследствии отконвоированы во Всемирную Инквизицию для допросов.

Пройдя мимо мертвого Меньшикова, лежащего в луже крови на полу багажника рядом с нетронутой лёжкой, мимо видневшихся из-за выломанной двери в пассажирском салоне останков всех четырех Инквизиторов, мы с Назимовым открыли грузовой люк. У самолета стояли Владимир и два охранника.

— Остальные занимаются зачисткой навороченного вами, — вместо приветствия сказал маг. — Стаи кровососов над Салехардом! Атака дрампиров на самолет в аэропорту! Их останки, разбросанные по всему летному полю. Толпы очевидцев. Куда дело годиться? Не мог сообщить заранее? — и, повторяя мое собственное возмущение, высказанное как-то Соколову, добавил. — Хотя бы элементарно, по радио.

— Вы, знаете, Владимир, каково там? — безразлично спросил я его.

Все трое молча смотрели на нас. Назимов теперь их видел, но ничего не говорил. Он просто сел на пол багажника высунув ноги наружу и, опершись спиной на люк, обессилено закрыл глаза.

Мне не хотелось спорить. Тем более, что маг был полностью прав. Я покачал головой и слабо улыбнувшись, сказал:

— Забыл. Представляете, просто не до того было. Вот и забыл…

— Ну, ладно. Пусть так. Главное, что все закончилось благополучно. Лёжка, вижу, цела и я этому несказанно рад, — смягчился Владимир.

— А как я рад! — в тон ему ответил я и спросил. — Что теперь?

— Теперь? Теперь Филарет, — он повернулся к одному из Инквизиторов, — позаботится о памяти нашего доблестного пилота и, заодно поселит его в профилактории. Рейс на Москву все равно только завтра, а мы отгоним самолет подальше от… от людей и приступим к вскрытию. Схрон ты открыл благополучно. Защитные заклинания не сработали. Это доказывает, что мы были правы во всем. Кстати, потом расскажешь, что там было, хорошо? Мне очень интересно. Ну а с лёжкой, я думаю, мы справимся без труда.

— Владимир, — спросил я его. — А почему было нападение?

— Как тебе сказать, — нехотя произнес он. — Я просчитался. Все мы просчитались. Все. Кроме тебя. Единственный дрампир, который знал о схроне и обо всем этом, — Владимир показал на самолет, — был Баллор. Глава Кёльнской секты и член Всемирной Инквизиции, Совета. Мне с ним надо будет потолковать по возвращении. Один на один. Если успею, конечно. Ведь мои коллеги уже в курсе. Но это все потом.

Спустя примерно час все приготовления были закончены. Сидя на пороге багажного отсека, я отрешенно наблюдал, как маг, названный Филаретом, увел в сторону аэровокзала Назимова. Потом охрана подогнала аэродромный тягач и «Ан-24», вместе со мной, отбуксировали в самый дальний конец стоянки. Там Инквизиторы долго зачищали салон самолета, пряча в мусорные мешки останки нежити. Тело Дениски к тому времени уже убрали, временно отправив его в местное отделение Ночной Службы. Потом, окружив стоянку тройным кольцом вооруженных до зубов Инквизиторов, Владимир в сопровождении двух магов, вошел в багажник и приблизился к лёжке. Один из Инквизиторов, что-то прошептал и под потолком, прямо над ней разгорелся яркий, похожий на ксеноновый свет.

Владимир склонился над гробом, делая какие-то сложные магические пассы. Сначала ничего не происходило, хотя из-за спин Инквизиторов мне все равно мало что было видно. Но вот раздалось шуршанье и протяжный скрип. Ветви, переплетавшие домовину, разошлись наподобие лепестков цветка. Вся освобожденная верхняя часть лежки, отделившись от основания, приподнялась на несколько сантиметров. Из-под нее пошел не то дым, не то пар. Раздалось шипение. Владимир, усилив пассы, начал вещать заунывным голосом. Ни дать ни взять дьячок во время молебна. Прислушавшись, я догадался, что он, очевидно, перечисляет титулы Радомира:

— О Великий, Пресветлый и Всемогущий Радомир, Первый из магов Вне рангов и категорий всех времен и народов! Победитель Велиала, Вельзевула и Гоарра.

Крышка домовины, повисев некоторое время в воздухе, снова медленно пошла вверх, а Владимир продолжал завывать все громче и громче:

— Покоритель Демонов Великой Ночи, Ниспровергатель Саттаров и Устроитель Великого Договора.

Крышка поднялась под потолок, заслонив собой источник магического света. Туман почти рассеялся и в наступившем мраке в руках Инквизиторов вспыхнули обычные фонарики. Возможно даже китайские. Владимир сделал полшага вперед и попытался продолжить:

— Учитель, Учителей, Создатель магического… — на последних словах его голос стал затихать, и воцарилась гробовая тишина. Инквизиторы тоже молчали.

Все замерли. Там что-то происходило, но по-прежнему ничего не было видно. Мне стало интересно. Кряхтя, я поднялся и, подойдя к Инквизиторам, заглянул за их спины. Лежка была пуста.

Я даже как-то не удивился. Пару секунд переваривал происходящее, а потом, не удержавшись, нервно хихикнул и тут же осекся под диким яростным взглядом Владимира.

Все, что происходило затем, больше напоминало комедию и нисколько меня не интересовало. Я хотел только одного. Поговорить с Владимиром и что бы он мне как и обещал, все объяснил. К середине следующего дня всё более или менее успокоилось, а Казимов благополучно улетел в Москву. Лишь только тогда, в жарко натопленном летном профилактории Салехардского авиапредприятия, за кружкой местного пива, я эти объяснения все-таки получил.

Но это уже моя личная история.

декабрь 2008 года — февраль 2009 года Нижний Новгород

Сормово, Серая лошадь.